Санкционные войны или равноправное сотрудничество: время выбора


Переработанный и актуализированный текст выступлений на международной конференции «Принудительная дипломатия, санкции и международное право», Рим, 13 февраля 2015 г., и последующих обсуждениях различного формата во Франции и странах Бенилюкса в феврале-марте с.г.

Великие утверждали: практика – критерий истины. Где-где, а в международных отношениях – несомненно. Руководство и политические элиты ведущих мировых игроков настаивают на тех или иных решениях, продавливают их, предпринимают бешеные усилия, чтобы добиться своего, а потом убеждаются, лучше бы они этого не делали. И сразу, пусть и с большим опозданием, наступает просветление: смотри-ка, оказывается имелись другие варианты. Может быть, стоило пораньше скорректировать проводившийся курс, дабы избежать ошибок и предотвратить наступившие последствия.

Примеров в подтверждение этого сколько угодно. Авторитетнейшие экономисты и социологи несколько лет убеждали лидеров и истеблишмент Европейского Союза и государств-членов, что от политики жесткой экономии, во всяком случае в прежних формах, надо поскорее отказываться. Население периферии ЕС и не только ее на грани. Нельзя перегибать палку. Еще чуть-чуть – и протестное движение не удержать под спудом. Оно вырвется наружу. Издержки политики жесткой экономии чудовищные.

В итоге в Греции на досрочных выборах победила леворадикальная партия «Сириза», потребовавшая от ЕС пересмотреть прежние догматы. На местных выборах во Франции праворадикальный Национальный фронт показал настолько впечатляющие результаты[1], что выход на будущих президентских выборах во второй тур его лидера Марин Ле Пен стал восприниматься всеми – и левыми[2], и правыми[3] – чуть ли не как неизбежность. Громко и внушительно заявила о себе на выборах в Андалузии леворадикальная партия «Подемос», программные положения которой очень созвучны тем лозунгам, с которыми к власти пришли греческие единомышленники. Она набрала 15% голосов. Для политического образования, которое буквально вчера выбралось из пеленок, – блестящий результат[4]. Понятное для неангажированных политиков и экспертов стало очевидным для всех.

Поколебавшись, западные лидеры на ура встретили «арабскую весну». Со старыми партнерами было покончено. От них отказались как от ненужного хлама. Происходящее в Северной Африке и на Ближнем Востоке окрестили ни много ни мало пришествием демократии. Тем, кого Запад по ошибке принял за революционеров, был дан карт-бланш. Им оказали массированную политическую, информационную, материальную и даже военную поддержку. Все соседние страны, арабисты, востоковеды, здравомыслящие люди говорили апологетам «арабской весны»: что же вы делаете?! Так нельзя. Вы выпускаете джина из бутылки. Ни о какой демократии даже близко речи нет. Своими действиями вы ввергните регион обратно в Средневековье.

Прошло не так много лет. Регион в огне. Всюду полыхает. Разруха. Нестабильность. Горе. Потоки беженцев. Дифирамбы по поводу «арабской весны» больше нигде не звучат. Подписывая многомиллиардный контракт[5] с египетскими военными[6], которых тогда руководство западных стран бесстрастно «кинуло», президент Франции Франсуа Олланд всем разъяснял, что они – надежда и опора в борьбе с нестабильностью, исламским радикализмом и международным терроризмом. В частности он акцентировал, что контракт позволит «Египту действовать на благо безопасности и стабильности»[7].

«Мы ведем общий бой против терроризма», – вторил ему министр обороны Жан-Ив Ле Дриан[8]. К нескрываемому удивлению журналистского сословия, левого крыла своей собственной партии и всего левого спектра политических сил страны[9]. Ведь получается, подчеркивалось в передовице популярной французской газеты «Монд», что Париж вновь братается с теми же самыми режимами, ненависть к которым «породила, вроде бы, поддержанную им «арабскую весну»[10].

Многострадальные Ирак, Ливия и Сирия продолжают истекать кровью. Свергнув, несмотря на всю их риторику, по сути светские умеренные режимы, переиначив все в двух из этих стран и оставив их разделенными, полураспавшимися, превратившимися в «бомбу дезинтеграции» для всех соседних государств[11], американцы и есовцы в первом случае и есовцы и американцы во втором попытались «умыть руки». Не получилось.

В Сирии уже вскоре после массовых протестов и их жестокого подавления оппозиция вдруг оказалась в состоянии успешно противостоять отлично вооруженным и подготовленным правительственным войскам. Западные державы в союзе с влиятельными внутрирегиональными игроками взяли курс на свержение еще одного светского режима на Большом Ближнем Востоке, теперь уже Башара Асада, и с упорством, достойным иного применения, продолжают ему следовать.

Оппоненты спрашивали у них: «И что дальше?» Не знаете. Вам безразлично. А мы знаем: своими руками вы разжигаете большую братоубийственную религиозную войну в регионе. Превращаете его в цитадель воинственного ислама и международного терроризма. Их опасения оказались обоснованными. Мир получил чудовищное, страшное, бескомпромиссное Исламское государство на территории Ирака и Сирии и его продолжение в Ливии[12]. Все по провидческому роману братьев Стругацких «Трудно быть богом», если кто читал. Нет – обязательно познакомьтесь. Рекомендую.

Теперь уже более 60 государств во главе, конечно, с Соединенными Штатами ожесточенно сражаются со своим собственным порождением, а Египет, Лига арабских государств, в ожидании благословения СБ ООН, делающего ставку на национальное примирение, не только призывают, но и разворачивают ограниченные боевые действия против экстремистов в Ливии[13].

Аналогичным образом осознание ошибок и того, что поддерживаемая вами практика далека от совершенства, приходит, когда из субъекта политики вы неожиданно для себя превращаетесь в объект политики, прежде всего экономической. Компании ЕС и европейский истеблишмент до последнего времени вполне устраивала практика частного арбитража по инвестиционным спорам. Устраивала потому, что помогала входить на рынки развивающихся стран и работать на них, пользуясь привилегиями и преимуществами, которых нет у местных конкурентов, чувствуя себя гораздо более защищенными от своеволия и, в том числе, законных претензий властей принимающего государства. В какой-то степени как в колониальные времена, когда в отношении капитала метрополий действовали в его пользу изъятия из национального режима.

Но вот на обязательном включении в текст будущего соглашения с ЕС о зоне свободной торговли и трансатлантическом сообществе положений о возможности разрешения инвестиционных споров между корпорациями и принимающим государством методами частного арбитража стали настаивать американцы, и ситуация изменилась до неузнаваемости. Переговорщикам со стороны ЕС и государств-членов убедительно подсказали, что эти положения играют на руку более сильным конкурентам.

Американские компании являются зачастую более предприимчивыми и энергичными. Под прикрытием практики частного арбитража им будет проще и легче действовать на внутреннем рынке ЕС по сравнению с национальными компаниями государств-членов. Они спокойнее смогут противостоять требованиям национального государства, отвечающим приоритетам последнего, в том числе в социальной области.

Результат известен. Окончание работы над соглашением откладывается с 2015, по крайней мере, на 2016 год, вопреки громковещательным заявлениям Европейского Совета об обратном[14]. В перечень задач своего председательства в ЕС (второй семестр 2015 г.) Люксембург данный пункт включать не захотел. Хотя на словах от него этого ждали. Юридические службы институтов ЕС усиленно работают над тем, как ослабить действенность частного арбитража. Нейтрализовать его привлекательность для инвесторов. Предотвратить вынесение им окончательных решений, не подлежащих обжалованию. Поставить его под контроль национальной правовой и судебной системы. Весло вам в руки, господа.

Сходный разворот совершили российские политики. На протяжении многих лет они использовали свободный доступ на внутренний рынок крупнейшей евразийской державы в качестве рычага давления на соседние малые и средние страны. По тем или иным основаниям вводили запреты на поставки отдельных или широкой номенклатуры товаров и предоставление услуг. Сокращали отгрузку своих. Ужесточали таможенное администрирование на границе. Но стоило им самим оказаться под прессом «регулятивных запретов», произвольно и вызывающе наложенных США и ЕС, как они убедились в их сомнительной природе и деструктивном характере.

Пожалуй, сейчас санкции, в целом «принудительная дипломатия», как ее именуют наши западные коллеги, выдвигаются в самые горячие темы, требующие переосмысления с описанных выше позиций. При этом в первую очередь речь идет о совокупности санкционных режимов различного уровня и направленности, методов и процедур принятия решений об их введении и их реализации, имеющейся на настоящий момент регламентации порядка применения санкций международными структурами и государствами, включая механизмы их оспаривания. Все чаще принудительная дипломатия рассматривается в качестве одного из важнейших инструментов внешней политики. Более того, начинает перечисляться в общем ряду с мягкой, экономической и жесткой силой. Давайте поговорим об этом с должной основательностью.

По окончании Второй мировой войны предполагалось, что монополия на применение принудительных мер будет передана Совету Безопасности ООН. Он наделялся главной ответственностью за поддержание международного мира и безопасности и всеми необходимыми атрибутами и полномочиями действовать в их защиту. Вплоть до применения вооруженной силы. За государствами оставлялось лишь право на самооборону. Паллиативом универсальной системе коллективной безопасности в виде ООН признавались только региональные аналоги, уполномочиваемые купировать конфликты между своими членами.

На практике все пошло далеко не так, как задумывалось. Началась «холодная война» со всеми ее эксцессами, страхами и непримиримыми противоречиями. СБ ООН по вине его постоянных членов не раз оказывался парализованным. Ведущие державы неоднократно пытались прибегать к принудительным мерам в одностороннем порядке. Чтобы наказать кого-то или выразить свое недовольство. Даже в отношениях между ними самими такие попытки случались. Так, после вторжения советских войск в Афганистан Соединенные Штаты наложили эмбарго на все, что только можно, и прервали чуть ли не все связи.

Однако в целом СБ ООН выдержал проверку временем. Он внес неоценимый вклад в поддержание международной стабильности и урегулирование значительного числа конфликтов на планете. Хотя ему удалось далеко не все, он смог обеспечить главное – никогда, за исключением Корейской войны 1950-1953 гг., ООН не использовалась против кого-либо из постоянных членов, а коллективные принудительные меры не вводились ею вопреки их позиции. Благодаря этому ООН смогла предотвратить сползание мира к большой войне.

Объяснялось это мудрыми организационными решениями, делающими в принципе невозможным вовлечение Совбеза в конфликт между постоянными членами. Каждый из них обладает правом вето. Для принятия решений по существенным вопросам, т.е. по всему тому, что имеет хоть малейшее отношение к поддержанию международного мира и безопасности, принуждению к миру, достижению урегулирования и т.д., требуется единогласие постоянных членов и квалифицированное большинство. Голосование относительно того, является ли вопрос существенным или нет, для принятия решения по которому достаточно простого большинства, проводится как по существенному вопросу. Таким образом закрыты все лазейки, позволяющие преодолеть право вето и тем самым на деле, а не на словах втянуть СБ ООН в конфронтацию.

Односторонние же санкции по определению в двухполярном мире особого значения иметь не могли. Мир и так был разделен. Односторонние ограничения к этому мало что могли добавить. Каждый из двух лагерей – социалистический и капиталистический – существовали в экономическом плане практически автономно. Они были самодостаточными. Санкции же против стран т.н. третьего мира автоматически подталкивали их в объятия геополитических противников, которые незамедлительно приходили им на помощь.

С крушением Берлинской стены, распадом Советского Союза и исчезновением биполярной системы ситуация в корне изменилась. В однополярном мире, впоследствии в многополярном, в котором, несмотря на все изменения, сохраняется доминирование тандема США-ЕС, односторонние ограничительные меры приобретают принципиально иное звучание.

В каких-то отношениях США, НАТО и ЕС получают возможность конкурировать с ООН и подменять ее. Каким образом – за Совбезом ООН номинально сохраняется монополия на применение коллективных принудительных мер, но США, НАТО и ЕС захватывают квазимонополию на применение односторонних ограничительных мер. Их использование обретает практический смысл. Ведь мировая политика и мировая экономика сделались на порядок более целостными. Все теперь взаимозависимы.

Однако одни, т.е. все периферийные, развивающиеся страны, зависимы больше, чем другие. От односторонних санкций теперь не спрятаться. От них не перебежать в другой лагерь – его теперь нет. Не защититься – приходить на помощь некому. Пока не появится противовес США-НАТО-ЕС, а равно контролируемой ими мировой финансовой системе, к чему они фактически подталкивают весь остальной мир. Не только Китай – он-то шаги в данном направлении уже давно предпринимает.

Принудительная дипломатия, санкции превращаются в один из весомых инструментов в арсенале внешней политики стран НАТО и ЕС. Последние к ним все охотнее прибегают. Это когда-то санкции вводились редко. Штучно. По итогам длительных размышлений. После хотя бы частичного исчерпания других средств. Считались чем-то чрезвычайным.

За последнее десятилетие произошла их рутинизация. Они превратились в обычный, ординарный инструмент внешней политики. Меняя ее характер. Природу. Представления о том, что правильно, легитимно, позволено, а что нет в международных отношениях. С самыми негативными последствиями для, может быть, самого главного – самой психологии поведения государств и негосударственных игроков на международной арене.

Монополию и эксклюзивные полномочия на применение принуждения международное право передало СБ ООН. Выше указывали на это. Принуждение в обход Совбеза противоречит международному праву и подрывает его. Но аналогичный эффект вызывают такая интерпретация резолюций СБ ООН, которая не имеет ничего общего с буквой и духом включаемых в них положений, или когда принимаемые резолюции служат на практике либо прикрытием, либо политико-правовым обоснованием последующих односторонних мер. Мол, есть за что их вводить. Только гораздо более разрушительных. Волюнтаристских. Далеко идущих.

Ведь что получается на практике. Допустим, США, Великобритания и Франция ратуют за принятие Совбезом принудительных мер против того или иного государства в связи с угрозой международному миру и безопасности, которую его действия, как они считают, представляют. Россия и Китай – другие два постоянных члена СБ ООН – придерживаются другой, несколько другой или принципиально другой точки зрения на происходящие события. В особенности, если речь идет о внутренних конфликтах, волнениях, акциях гражданского неповиновения, когда вмешательство внешних игроков может спровоцировать эскалацию конфликта, а не способствовать урегулированию. Или о возможной подтасовке фактов, свидетельств, документов, как, например, в случае с попытками легитимировать агрессию США и коалиционных сил против режима Саддама Хусейна в Ираке под предлогом того, что его вооруженные силы оснащены оружием массового уничтожения. После вторжения в Ирак – вопреки позиции России, Франции и Германии и в нарушение элементарных требований действующего международного права – выяснилось, что это чистой воды дезинформация. Преднамеренная. И тем более опасная.

Однако, предположим, угроза действительно есть. На нее надо реагировать. Ради более тесного сотрудничества в рамках СБ ООН, или чтобы снизить накал противоречий между ведущими мировыми игроками, или выступая в пользу меньшего из двух зол, или в силу каких-то иных соображений Россия и Китай решают воздержаться от блокирования усилий на данном направлении. Начинается долгая, тяжелая, кропотливая работа по согласованию объема санкций. Каждого слова резолюции. Каждой запятой.

Постоянные члены СБ ООН в итоге выходят на согласованный пакет принудительных мер. Россия и Китай настаивали на гораздо более мягких формулировках, иначе обусловленных, действие которых было бы ограничено во времени и т.д. Но, в конце концов, идут навстречу партнерам. Непостоянные члены поддерживают. СБ ООН текст резолюции одобряет. Вроде бы, ура: все ведущие мировые игроки действуют вместе. Целенаправленно. Целеустремленно. С единых позиций.

А потом – бах: США и ЕС, вместе или по отдельности, в довесок к резолюции Совбеза вводят свои собственные, «домашние» санкции, серьезно перекрывающие то, о чем договорились. Наиболее показательный пример – Иран, в отношении которого американцы и есовцы закрыли свои энергетические рынки и установили почти полный запрет на финансовое обслуживание. Или, делая вид, что выполняют резолюцию, на самом деле предпринимают что-то совершенно другое.

По Ливии СБ ООН ввел режим закрытого неба, чтобы пресечь использование авиации правительственными войсками против противника и «мирного населения». Такой режим был установлен, но, помимо этого, под его прикрытием оппозиции была оказана прямая военная поддержка оружием и боевыми действиями с воздуха, чтобы покончить с режимом Муаммара Каддафи.

Возникает вполне логичный вопрос о том, как оценивать подобные односторонние действия, какую юридическую квалификацию им следовало бы дать. Наши западные друзья, включая представителей политических, экспертных и правительственных кругов и юридической общественности – хорошо что только они – на голубом глазу утверждают, что, дескать, это нормальное явление. Все должны бороться с угрозами международному миру и безопасности и их нарушениями, все должны купировать очевидные и вопиющие нарушения международного права. Соответственно страны Запада вольны вводить ограничительные принудительные меры в той степени, в какой они считают их целесообразными. Никакого нарушения здесь нет. Все правильно и легитимно.

Нет и еще раз нет. Извращенная и бездоказательная логика. Конечно же, такие действия в корне противоречат самой сути функционирования и предназначению СБ ООН. Вводимые им санкции носят пакетный характер. Они результат согласования разных, порой совершенно несовпадающих или даже противоположных подходов. Мировые игроки договариваются о единстве действий. Общих позициях. Оказании определенного уровня давления на то или иное государство или негосударственное образование. Они исходят при этом из того, что выполняться будут именно те меры, о которых они договорились. Ни на что другое их договоренность, облаченная в обязательное к исполнению решение СБ ООН, права не дает. Решение СБ ООН должно исполняться именно в том виде, которое члены Совбеза ему придали.

Отход от предписываемого в резолюциях СБ ООН, их недобросовестное исполнение, а дополнительные односторонние санкционные меры или произвольное толкование резолюций СБ ООН ничем иным не являются, представляют собой нарушение решений единственной в мире универсальной инстанции, обладающей соответствующими полномочиями. Кроме того, они постфактум перечеркивают саму идею, основы сотрудничества постоянных членов Совбеза – ради чего договариваться, если потом все будет переиначено. Воспринимаются остальными в качестве акта обмана чистой воды.

Понятно же, что Россия и Китай ни за что не дали бы согласия на развал и фактическое уничтожение Ливии в качестве современного государства и насильственную смену политического режима, если бы могли предположить, что Франция и Великобритания при поддержке США подобным образом воспользуются резолюций СБ ООН о закрытии воздушного пространства страны. Столь нечистоплотное использование единой воли Совбеза обусловило в дальнейшем позицию стран БРИКС по Сирии. Памятуя о недавнем опыте произошедшего в Ливии, они не допустили повторения аналогичного сценария теперь уже в Сирии. Все последующее развитие событий показало, насколько они правы.

Меры же, перекрывающие решения СБ ООН, нелегитимны втройне. Без какого-либо преувеличения. (1) Они представляют собой акт узурпации полномочий Совбеза. (2) Они противоречат решению СБ ООН. Их объектом являются не минимальные меры, которые можно было предпринять, на чем настаивают ангажированные эксперты и политики, а то, как и каким образом обязаны действовать все государства. Не меньше, но и не больше. (3) Наконец, они плохо согласуются или, вернее, никоим образом не согласуются с общим международным правом. Как и любые другие принудительные меры одностороннего характера. Раньше уже приходилось писать на этот счет. Напомню.

Во-первых, любые меры принудительного характера, неподкрепленные решениями СБ ООН, а односторонние меры по определению не могут черпать свою легитимность в авторитете всемирной организации безопасности, противоречат таким краеугольным предписаниям современного международного права, как невмешательство во внутренние дела, уважение суверенитета других стран и суверенное равенство государств. Более того, они не могут не нарушать их, поскольку целевая направленность санкций состоит в подчинении воли государства, против которого они вводятся, воле третьей стороны. Смысл санкций заключается в принуждении властей, элиты, народа делать что-то иным образом, нежели они намеревались, нежели это диктуется моментом или национальными интересами, как они их понимают.

Во-вторых, принудительные меры одностороннего характера нарушают императивные, т.е. высшие нормы международного права, отдающие приоритет сотрудничеству между государствами и мирному разрешению международных споров. О каком сотрудничестве, как обязательном требовании к поведению государств на международной арене и выстраиванию международных отношений, может идти речь, когда это сотрудничество намеренно ограничивается, на пути делового, гуманитарного взаимодействия, пользования свободой передвижения, предпринимательства, элементарной свободой выбора воздвигаются барьеры.

В-третьих, односторонние меры несовместимы с правилами международной торговли и свободы конкуренции. За ними, если поскрести, всегда стоят стремление к переделу рынков, захвату природных ресурсов или привилегированного доступа к ним, получению выгодных контрактов или иных преимуществ за счет других внеправовыми, внеэкономическими методами. Наиболее очевидные примеры – провоцирование внутренних конфликтов или прямое вторжение в такие нефтедобывающие страны, как Ирак, Судан, Ливия. Вообще, о какой честной конкуренции может идти речь, когда экономические позиции банков-конкурентов, производителей-конкурентов и покупателей-конкурентов с помощью санкций пытаются подорвать. К тому же, принудительные меры всегда являются дискриминацией чистой воды.

В-четвертых, односторонние меры являются полным и последовательным отрицанием принципов правового государства и прав человека. Они всегда носят волюнтаристский, произвольный характер. Обуславливаются политическими мотивами. Не связаны ни с судебными решениями, ни с объективной проверкой доказательств и аргументов, которыми они обосновываются. Кроме политической целесообразности за ними ничего не стоит. Они не предусматривают возможности полноценного судебного обжалования, отмены и компенсации за нанесенный ущерб. Если бы такое предусматривалось, западные страны давно бы разорились. Внеправовыми методами ограничивают, отменяют или сводят на нет права человека, включая права юридических лиц, в отношении всего, что только можно себе представить. Равенства всех перед законом. Недопустимости преследования категорий лиц. Доступа к правосудию. Справедливого судебного разбирательства. Пользования своим имуществом и т.д.

В-пятых, односторонние меры противоречат не только азам международного права, но и внутреннему правопорядку государств и объединений государств, которые их вводят. Недаром национальные и наднациональные суды так часто подтверждают их правовую ущербность, а Суд ЕС завален исками к институтам интеграционного объединения. Однако суды могут прийти на помощь потерпевшим лишь по прошествии длительного времени, когда зло уже причинено и его поправить крайне затруднительно.

Таким образом, односторонние меры ущербны не только с точки зрения их правовых оснований, но и в процессуальном плане. Еще с 1960-1970 гг., когда СБ ООН вводились на 100% оправданные санкционные режимы в борьбе международного сообщества с апартеидом, начали создаваться т.н. санкционные комитеты – 1966/1968 гг. по Южной Родезии и 1977 г. по Южно-Африканской Республике. Помимо контроля за соблюдением режима и отчетности, в их ведение отдавалось определение изъятий из-под действия санкций[15]. По торговым операциям. С учетом складывающейся гуманитарной ситуации. В связи с ущербом, наносимым ограничительными режимами третьим странам. Со временем весомое место в их деятельности заняла проблематика защиты прав человека.

Особенно важно подчеркнуть, что работа этих комитетов носила и носит публичный характер и открыта через других членов СБ ООН для всего международного сообщества. Разительное отличие от того, что имеет место при установлении санкционных режимов в одностороннем порядке. Пускай многие авторы и продолжают наивно утверждать, будто бы институтам Европейского Союза и государствам-членам удается поддерживать должный, справедливый или хотя бы разумный баланс между целями, ради которых принципы правового государства и защиты прав человека попираются, и теми же самыми стандартными требованиями правового государства и защиты прав человека[16].

Другой аспект неминуемого противоречия действующему международному праву, в которое вступают любые санкционные режимы одностороннего характера, состоит в их экстратерриториальных целях и экстратерриториальном действии. Если принуждение осуществляется СБ ООН и от имени ООН, данный вопрос вообще не возникает. Совбез представляет интересы всех стран, всего международного сообщества. Он защищает и отстаивает правовые позиции всего человечества. Действует ради достижения общего блага. Устанавливает универсальный правовой режим. Предписывает всем членам международного общения единый стандарт поведения в отношении государства, политиков, компаний, организаций и движений, против которых вводятся санкции. Отступление от этого стандарта, попытки обхода режима санкций должны расцениваться в качестве прямого нарушения не только соответствующих резолюций СБ ООН, но и самого Устава ООН, наделяющего решения СБ ООН обязательным характером.

С рестриктивными мерами одностороннего характера все полностью наоборот. Это они являются отступлением от общего международного режима. Это они вступают в противоречие с действующими предписаниями международного права. Тем не менее, несмотря на свой волюнтаристский, политически обусловленный характер и весьма сомнительную легитимность, они претендуют на то, чтобы подменить общий правовой режим, заставить все третьи страны, юридических и физических лиц иной национальной принадлежности равняться на предписания, придумываемые отдельными государствами и группами государств, подчиняться им.

Альфой и омегой действующего международного права выступают представления о том, что акты национального государства не могут и не должны накладывать на другие государства какие-либо обязательства без их согласия. Точно так же соглашения между государствами не могут и не должны сопровождаться появлением у третьих стран, без их на то согласия, у их физических и юридических лиц каких-либо обязательств. Иное понимание современного правового порядка отрицало бы такие его базовые слагаемые, как суверенитет и суверенное равенство между государствами.

Однако односторонние санкции как раз на это и претендуют. На универсализм. На то, чтобы заставить других. Иначе бы они утратили смысл и превратились либо в «выстрелы холостыми патронами», либо «выстрелы себе в ногу», поскольку вели бы лишь к потере рынков, ослаблению собственной конкурентоспособности и т.д. В этом заключается объяснение той настойчивости, с которой американская Фемида штрафует и наказывает иностранные банки, позволяющие себе вольность руководствоваться национальным, а не американским законодательством экстратерриториального характера. Наиболее известный случай – многомиллиардные штрафы, наложенные на транснациональный французский банк первой величины «Париба» за использование системы расчетов в американских долларах при обслуживании транзакций проблемных стран.

ЕС и США в последнее время активно используют и такую страшную «экономическую дубинку» влияния на третьи страны и хозяйствующих субъектов, как отлучение от доступа на национальный рынок. Применяется она в том случае и таким образом. Эмиссары приходят к руководству, акционерам, вообще лицам, принимающим решения, и объясняют: ваш объем сделок с такими-то мизерен по сравнению с тем, что вам дает наш рынок, а посему «извольте бриться» – и вся недолга. Действует безотказно. Во всяком случае, применительно к банкам и корпорациям. Не сила права, а право силы в откровенном и беспардонном виде.

То, что никакой свободы односторонних действий международное право не признает, тем более свободы прибегать к принудительным мерам одностороннего порядка, является труизмом. Все развитие международного общения и становления современной регулятивной системы шло по пути ее пошагового, но все более последовательного и эффективного ограничения. По сути смысл совместного регулирования международного общения как раз в том и заключается, чтобы отобрать у отдельных государств и групп государств возможность пренебрегать волей всех или большинства, узурпировать права, переданные компетентным международным структурам, и заставить всех вести себя цивилизованным образом, как это предписывает международное право, а не как им заблагорассудится.

Такое понимание мирового порядка нашло адекватное отражение в современной доктрине международного права и авторитетных решениях международных судебных органов давным-давно. Еще чуть ли не век назад Постоянная палата международного правосудия, лучшие черты которой унаследовал Международный суд ООН, разъясняла, что свобода односторонних действий может осуществляться лишь в пределах тех ограничений, которые накладывают на нее и общее международное право, и специальное[17]. Как и в какой степени, указывается выше. Оспаривать его для грамотного юриста просто некорректно и непрофессионально. Все западные юристы это очень хорошо знают. С этого начинают обучение на всех юридических факультетах любых университетов, где бы они ни располагались.

Однако политический заказ есть политический заказ. Поэтому, прячась за привычную ко всему спину политологов, воспринимающих обычно знание международного права как никчемную, обременительную обузу, связывающую полет фантазии, они придумали множество искусственных юридических конструкций, призванных оправдать использование санкций одностороннего характера. Все они – заведомый блеф. К обоснованным нормами права юридическим построениям никакого отношения не имеют. Очевидно тенденциозны. Однако западным истеблишментом подаются как неоспоримая истина, не требующая доказательств. Почему, несколько дальше.

Чтобы убедиться в несостоятельности этих конструкций, разберем несколько наиболее ходовых из них. Да, легко соглашаются их адепты, монополию на принуждение международное сообщество передало СБ ООН. Но не вообще, а для достижения конкретных целей. И если Совбез с возложенными на него задачами справляется, все: вопрос исчерпан. Однако такое случается далеко не всегда. И вот в тех случаях, когда СБ ООН оказывается парализованным, когда применяется право вето и принятие насущных решений задерживается, у ответственных держав – читай США, НАТО и ЕС – появляется естественное право «помогать» ему, «подправлять» его и заменять для достижения поставленных целей.

Вроде бы логично. Даже красиво. Ну конечно же, система коллективной безопасности должна противостоять угрозам, с которыми она сталкивается, вне зависимости от того, насколько успешно работают отдельные ее слагаемые, пусть и самые важнейшие. Тем более, если речь идет об обструкции ее функционированию со стороны отдельных держав, в частности «коммунистического» Китая или «реваншистской» России.

На самом деле логика каверзная, извращенная, напрочь отвергающая то, ради чего СБ ООН создавался, и подрывающая устои, на которых он базируется. О том что она противоречит Уставу ООН, который ничего подобного не предусматривает и не допускает, даже можно не упоминать. Это само собой. Давайте опрокинем ее в рамки внутригосударственной жизни и посмотрим, что получится.

Суд оправдывает подозреваемого во всяких и всевозможных прегрешениях в связи с отсутствием состава преступления или снимает с него обвинения, поскольку улик недостаточно, свидетельские показания сомнительны, вина не доказана. Но просвещенная общественность или кто-то другой считают, тем не менее, что подозреваемый все равно должен поплатиться за якобы совершенные им преступления. Суд подкуплен. Или вообще не заслуживает доверия. Надо исправить допущенную им ошибку, как они считают. Недопустимо, чтобы преступление оставалось безнаказанным. Это создает атмосферу вседозволенности. Подрывает авторитет власти. Дискредитирует установленный правопорядок.

Что у этих кого-то появляется право растерзать оправданного или выпущенного на свободу, поскольку выдвинутые против него обвинения не удалось подтвердить? Повесить на ближайшем суку? Забрать себе его имущество? Ворваться в дом, разграбить его, побить всю мебель и посуду? Затоптать посевы? Естественно, что нет. Полнейший бред. Вот что в действительности означает предлагаемая логика рассуждений.

Ведь как правильно интерпретировать отсутствие согласия в стане постоянных и ротирующихся членов СБ ООН по тому или иному конкретному вопросу. Только как то, что проблема очень сложная, комплексная, многофакторная, не приемлющая упрощенных черно-белых подходов. Как то, что она простирается далеко за пределы той ограниченной территории, в рамках которой разворачиваются события, дискутируемые в СБ ООН, и затрагивает, причем существенным образом, интересы гораздо более широкого круга мировых игроков – их тоже необходимо принимать во внимание.

Как прямой отказ Совбеза следовать односторонним подходам того или иного своего члена или группы членов, поддержать предлагаемые ими рецепты лечения болезни, согласиться с приводимыми аргументами, доказательствами и т.д. В этом свете односторонние меры представляют собой попытку сделать именно то, от чего напрямую отказалась универсальная организация безопасности, которой человечество передало главную ответственность за поддержание международного мира, безопасности и законности.

Отказ СБ ООН поддержать те меры, которые, тем не менее, затем предпринимаются отдельными государствами или группами государств самовольно, означает, что они не подлежат применению и нарушают его волю. Они несовместимы с Уставом ООН и действующим международным правом. Никак иначе эта ситуация трактоваться не может. И не должна. Как не крути. Если следовать букве и духу не только современного международного права, но и нормальной, а не заказной логике.

В Сирии было зафиксировано применение химического оружия. Не было понятно только, какого именно и кем именно. США, Франция, коллективный Запад обвинили в злодеянии правительственные войска. Однако убедительных доказательств того, что химическое оружие принадлежало именно им и было применено именно ими, и то, что это не провокация, представить не удалось. Сколько-нибудь вменяемого объяснения, зачем правительственным войскам в тех условиях могло потребоваться применение химического оружия, тоже не последовало. СБ ООН раскололся. Один блок государств во главе с Соединенными Штатами потребовал наказать режим Б. Асада. Другие высказались за проведение тщательного международного расследования для установления истины, подчеркнув, что все выдвинутые обвинения, похоже, носят огульный, бездоказательный, заказной характер.

По логике апологетов политико-правовой конструкции замещения воли СБ ООН, в тех случаях и когда он парализован и не в состоянии выйти на согласованную позицию, волей отдельных его членов, НАТО и ЕС, в данной конкретной ситуации США и Франции, никакой необходимости еще что-то доказывать, коль и так все ясно, не было, и по Б. Асаду следовало, не мешкая, нанести ракетно-бомбовый удар. Такие меры были бы вполне правомерными и политически оправданными. Что за ними последовало бы – интернационализация религиозной войны, дальнейшая дестабилизация региона, новые десятки тысяч убитых, раненых, искалеченных, значения не имеет. Тиран был бы наказан, повержен, растоптан. Ненавистный политический режим снесен. США и коллективный Запад доказали бы свою состоятельность.

Слава Богу, развитие событий пошло согласно другой – нормальной, человеческой, неизвращенной – логике. В данном случае. Независимое международное расследование под эгидой ООН так и не подтвердило применение химического оружия правительственными войсками. Зато по инициативе и под давлением России начался процесс реального химического разоружения Сирии. Последняя стала полноправной участницей конвенции о его запрещении. К процессу уничтожения и помощи Сирии в этом отношении подключились чуть ли не все ведущие мировые игроки. Совместными усилиями удалось добиться доселе невиданного. Был создан прецедент практического избавления страны от оружия массового поражения путем его уничтожения. Огромная победа всех здравомыслящих сил, инклюзивной, а не конфронтационной политики и дипломатии.

Другая столь же порочная политико-правовая конструкция оправдания принудительных мер одностороннего характера состоит в утверждении о том, что санкции всегда вводятся в ответ на допущенное кем-то грубое, серьезное нарушение международного права для его исправления или пресечения. Поэтому они по определению носят законный характер. Ведь борьба против злостных нарушений всегда во благо. Она отвечает общим интересам международного сообщества. Она помогает защите отстаиваемого человечеством правопорядка. Санкции выполняют одновременно и охранительные и превентивные функции. Они противостоят безнаказанности. Напоминают всем проблемным странам и негосударственным субъектам, что выполнение международных обязательств, а равно обязательств перед своим собственным народом, населением, зарубежными фирмами – не прихоть. Это – долг каждого. Отработка за включение в семью цивилизованных народов.

Поддерживают приведенные утверждения разнообразные концепции обязанности государств «Erga Omnes» защищать права человека в третьих странах, демократические устои, жизнь и здоровье населения, брошенное его собственным правительством на произвол судьбы, бороться с международным терроризмом, организованной преступностью, международными преступлениями[18]. В этом же ряду стоят и концепции универсальной юрисдикции, наделяющие национальные суды компетенцией преследовать тиранов третьих стран и вообще всех злодеев, по которым «плачет» Международный уголовный суд.

Скажем, еще столетие назад государства поставили пиратство и работорговлю вне закона и договорились совместно сражаться против них. Казалось бы, с этими международными преступлениями человечество давно покончило. Поэтому, когда в конце XX века, к всеобщему ужасу, они возродились, вопроса об обязанности всех государств пресекать их с использованием абсолютно любого инструментария ни у кого не возникло. То же самое касается и всемерного преследования за пытки и т.д. Никто, правда, руководство Соединенных Штатов за систематическое применение пыток против лиц, подозреваемых в терроризме, и создание зон беззакония в виде передвижных тюрем на территории третьих стран, что было с полной определенностью доказано и Парламентской Ассамблеей Совета Европы, и Европейским Парламентом, преследовать не собирается. Но это уже другая история.

Так вот, общим пороком всех искусственных конструкций, согласно которым санкции одностороннего характера по определению легитимны, поскольку являются адекватным ответом на акты безусловного и очевидного нарушения международного права, является то, что эти акты очевидны и безусловны и признаются нарушением международного права только теми государствами и группами государств, которые вводят санкции. Если бы они квалифицировались в качестве таковых всем международным сообществом, потребности в односторонних действиях бы не возникало. Сугубо субъективная природа санкций одностороннего характера с помощью таких конструкций подправлена быть никак не может.

Концепции же «Erga Omnes», сутью которых является в большинстве случаев противодействие доказанным, запротоколированным нарушениям, квалифицированным в качестве таковых уполномоченными на то международными инстанциями, помогают лишь запутать дело. К тому же не стоит забывать о таких «частностях», как пропорциональность, адекватность, обусловленность, ограниченность во времени и многих других, которые решаются на основании права, а не с потолка, тогда, когда санкции накладываются международным сообществом, а не отдельными мировыми игроками в ответ на нарушения международного права, и, напротив, тем же произвольным образом во всех других случаях.

Обобщающая политико-правовая конструкция оправдания односторонних санкций – «ответственность за защиту». С концепциями «R2Р» все знакомы. Они на слуху. Вдаваться в детали нет необходимости. Как и в отношении претенциозных утверждений о том, что они, якобы, стали плоть от плоти действующего международного права.

Ту часть построений, которая образует стержень концепций: о совместной ответственности всех государств, всех мировых игроков за сохранение действующего международного правопорядка, пресечение международных преступлений, защиту гражданского населения и т.д. – никто не оспаривает. По этому поводу серьезных разногласий между ведущими мировыми игроками не было и нет. Не надо наводить тень на плетень.

Ахиллесовой пятой «R2Р» является вопрос о процедуре принятия решений. Коллективный Запад утверждает, что он и сам может, более того, обязан вмешиваться в происходящее на территории проблемных стран и предпринимать в их отношении те меры, которые диктуются обстоятельствами. Практически все остальные участники международного общения, и в первую очередь страны БРИКС, это мнение оспаривают. Они настаивают на том, что, как и во всех других случаях, «включать» ответственность за защиту имеет право лишь СБ ООН. Только он уполномочен на это и обладает соответствующими прерогативами. Все иное от лукавого.

Ну, и еще один капитальный недостаток современных концепций «R2P» заключается в том, что они не отвечают на вопрос о том, кто несет ответственность за последствия одностороннего вмешательства третьих стран и структур во внутренние дела суверенных государств и осуществление в их отношении принудительных действий. Допустим, вы «взяли грех на душу» и, добиваясь своего – низложения тирана, смены политического режима, корректировки политического курса, восстановления прав собственности, получения доступа к природным ресурсам, урегулирования конфликта, – разбомбили страну, разрушили ее промышленный потенциал (как в случае с Сербией), посеяли хаос (с Ливией), нанесли колоссальный материальный ущерб (с Россией, Ираном, Кубой и далее по списку). Кто будет нести ответственность за восстановление, выплату справедливой компенсации и многое другое? Вне зависимости от того, успешные это попытки или заведомо обреченные на провал. По всей видимости, те, кто всю «кашу заварил». Ведь это односторонние меры. Но нынешние концепции «R2P» об этом умалчивают. Таким образом, чтобы они легитимно заработали и сделались состоятельными, их нужно встраивать в обычные процедуры деятельности СБ ООН и достраивать ответственностью за последствия вмешательства.

То, что все разобранные выше политико-правовые конструкции, призванные оправдать принудительные меры одностороннего характера, ущербны, несостоятельны и не выдерживают критики, не секрет ни для кого из здравомыслящих западных юристов. Поэтому в публикациях на юридические темы так часто можно встретить признание того, что такие конструкции, скажем мягко, некорректны. Как бы их ни развивали и ни модернизировали, это не в состоянии изменить их противоправную и сугубо конъюнктурную природу.

Все они представляют собой попытки узаконить «самосуд» и «суд Линча», равносильные возведению произвола в краеугольную основу мировой политики вместо международного права. Претендуют на то, чтобы объективные факторы, наделяющие международное право качеством общего блага и общего интереса, подменить на субъективные. Создать ситуацию, при которой решение о принудительных мерах и применение санкций, то, ради чего и по какой причине они накладываются, были бы выведены из-под эффективного международного контроля и не зависели от международного сообщества. Чтобы никто не мог сказать: стоп, это не реакция на предполагаемое нарушение международного права, а «преследование частных политических или экономических целей»[19].

Попадание в десятку. Причем не только в том, что касается любых искусственных конструкций оправдать принудительные меры одностороннего характера, но и односторонних санкций в целом. Они становятся такими популярными, получают столь широкое применение со стороны коллективного Запада потому, что являются эманацией однополярного мира. Лучше всего обслуживают подобное устройство международного сообщества и его сохранение. На практике возводят коллективный Запад в верховного арбитра того, что можно и что нельзя в международных отношениях, внутренней политике и государственно-правовом строительстве. Превращают его в прокурора, судью и судебного пристава глобальной политики и мировой экономики в одном лице. Закрепляют за ним особый статус, привилегии и иммунитеты, признававшиеся в мировой истории только за хозяевами глобальных империй. Выталкивают все остальные страны во вторую лигу: извините, вы можете только следовать проводимой нами политике, и никак иначе – к игрокам первой лиги относятся лишь те, кто в состоянии, не боясь последствий, обращаться к политике санкций, когда им заблагорассудится.

В выступлениях российских политиков, официальных заявлениях, многочисленных публикациях на русском языке очень часто высказывается недоумение: мол, как же так, раз за разом антироссийские ограничительные меры вводились США и примкнувшими к ним странами ЕС, Норвегией, Канадой и Австралией не тогда, когда этого, вроде бы, требовала логика развития конфликта на Украине, а, напротив, в самые неподходящие моменты. Когда намечалась его деэскалация, был запущен Минский процесс и т.д. То есть получалось, что, даже если допустить, будто бы с помощью давления на Москву старались добиться прогресса в урегулировании конфликта, в реальности подпитывали милитаристские амбиции Киева, били по первым росткам политического диалога, провоцировали эскалацию.

Святая наивность. Принудительные меры одностороннего характера противоправны по своей природе. Они не могут преследовать легитимные цели. Не надо путать дымовую завесу – прикрытие, под которым вводятся односторонние санкции, с теми задачами, которые на самом деле с их помощью решаются. Эти задачи всегда связаны с артикулированной или подразумеваемой долгосрочной внутриполитической и внешнеполитической стратегией соответствующих государств и групп государств и лишь откликаются на конъюнктуру международного развития.

Поэтому-то политологическая наука и социология и многочисленная армия экспертов все время попадают впросак при анализе эффективности принудительных мер одностороннего характера, успешности того, в какой степени они приближают достижение провозглашаемых целей. Они пытаются обсчитывать химеры. Провозглашаемые цели односторонних санкций, как правило, не имеют ничего общего с истинными намерениями тех, кто за ними стоит.

Единственным исключением, во всяком случае, редким исключением служит, наверное, только Куба. Проводя политику изоляции Гаваны, Вашингтон ни от кого не скрывал, что радеет не об интересах кубинцев, защите прав человека и т.д., а пытается свалить режим Фиделя Кастро. В этом, констатируют все, Вашингтону преуспеть не удалось. Наглядное свидетельство провала – разворот администрации Барака Обамы на 180 градусов и провозглашение курса на снятие блокады. Особенно с учетом того, что в Гаване не за горами смена власти, подрастает поколение, которое не против того, чтобы попробовать прелести частного предпринимательства, и американцы хотели бы иметь легальный доступ в страну и уже быть представленными на месте, когда это произойдет.

Но у политической и экономической изоляции Кубы было и другое, гораздо более важное предназначение – не допустить распространения коммунистических идей в Латинской Америке, где для них имеется достаточно питательная среда. Подорвать Гавану экономически и тем самым убедить всех остальных на континенте, будто бы кубинский опыт – тупиковый путь развития, следовать ему себе дороже, ничего хорошего из этого не получится. С этой точки зрения односторонние санкции против Кубы выглядят гораздо более убедительными. Чили Сальвадора Альенде, Никарагуа, Венесуэла, против которых США в разное время тоже вели войну санкций или продолжают ее, все же относятся к явлениям другого порядка.

В большинстве же случаев аналитикам приходится констатировать, что принудительные меры одностороннего характера не просто мало эффективны. Хуже – они вызывают последствия, прямо противоположные ожидаемым. Вводится эмбарго на поставки оружия – под его прикрытием регион накачивается самыми разными вооружениями. Предполагается, что санкции вынудят прекратить преследование оппозиции – она, в первую очередь, оказывается под ударом, поскольку иностранная поддержка, причем в столь одиозных формах, в глазах власти и населения превращает ее либо в пятую колонну, либо в иностранную марионетку. Утверждается, что санкции помогут затушить внутренний или международный конфликт – опять промашка. Они лишь разжигают его. Усиливают враждебность и непримиримость сторон. Вызывают иллюзию того, что одну из них удастся поставить на колени.

В последнее время, с учетом того, что переговоры по иранской ядерной программе вышли на финишную прямую, многие начали утверждать, будто бы ограничения, наложенные Соединенными Штатами и ЕС на торговлю с Тегераном и его допуск к мировой финансовой системе сыграли свою роль. Они вынудили руководство Ирана быть поуступчивее. Не понятно, чего в этих утверждениях больше – наивного заблуждения или намеренного передергивания.

Очевидно же, что, как и во всех других случаях, односторонние санкции укрепили и консолидировали правящий режим вместо того, чтобы его ослабить. Привели к его радикализации. Ответом на оказываемый на него нажим стало не замедление, а всемерное ускорение ядерной программы. Своими собственными руками коллективный Запад превратил Иран в ведущую региональную державу, наиболее влиятельного игрока в регионе, без участия которого стабилизация Ближнего Востока абсолютно невозможна. Расколол исламский мир на две непримиримые группировки[20], между которыми он теперь неуклюже балансирует[21]. Уступки и помощь любой из них вызывают ожесточенное сопротивление другой[22]. Хорошо бы не сбылось пророчество президента всемирно известного Совета по международным отношениям Ричарда Хааса о начале эпохи «тридцатилетней войны» на Ближнем Востоке[23].

Не санкции, а обратные ожиданиям последствия одностороннего давления, не ослабление, а усиление влияния Тегерана, не подрыв его экономики, а ее адаптация к изменившимся условиям, не успешность санкций, а их бесперспективность в качестве инструмента сдерживания иранской ядерной программы заставили коллективный Запад пойти на попятный. В итоге возобладал подход, все эти годы лоббировавшийся Россией. Москва всегда указывала на контрпродуктивность санкций. Она настаивала на вовлечении Ирана в широкое международное общение, а не на его изоляции, как наши западные партнеры. Хотя провокационные призывы разбомбить иранские ядерные объекты, причем из высоких сфер, по-прежнему раздаются[24].

Больше всего сейчас копий ломается по поводу ограничительных мер, в одностороннем порядке введенных коллективным Западом против России. О том, что к установлению мира на Юго-Востоке Украины они не имеют никакого отношения, упоминалось выше. Хотя антироссийские меры прикрываются именно этим доводом.

Другая гипотеза, которую чаще всего обсуждают в сфере публичной политики, состоит в том, что ограничительные меры своим острием направлены против правящего режима и лично против президента страны и его окружения, а не против России, ее народа и т.д. Гипотеза, конечно, красивая, но не очень реалистичная. Все без исключения признают, что конфронтационная политика Запада, опять-таки как и во всех других случаях, привела к усилению и консолидации режима. Кроме того, она породила волну патриотизма и национализма, от которых Россия уже было начала отвыкать. В результате в затруднительном положении оказались не правящие круги, а оппозиция. Часть ее перешла на патриотическую платформу. Другая часть оказалась в какой-то степени дискредитированной.

Утверждения же о том, что ограничительные меры, якобы, направлены только против верхушки страны и никак не против народа, являются, с позиций здравого смысла, ложью чистой воды. Конечно же, ограничительные меры бьют по стране в целом, а не по отдельным избранным целям. Всеми своими тяготами ухудшение экономического положения ложится только и исключительно на плечи простого человека. Прямым следствием ограничительных мер становятся увольнения, закрытие предприятий, рост стоимости потребительской корзины, снижение заработной платы, снижение уровня жизни, резкое падение потребительского спроса[25]. Таким образом, по факту, а не умозрительно, они направлены против российского народа, российской молодежи, российского бизнеса, всего российского, а не как-то выборочно.

Значит, если оттолкнуться от фактов, от реально происходящего, а не довольствоваться созерцанием идеологизированной дымовой завесы, следует признать, что единственной целью ограничительных мер выступает нанесение Москве максимального экономического ущерба. Все. Ничего другого за ними не стоит. Ничего чистого, возвышенного, благородного. Абсолютно.

США и ЕС воспользовались удобным поводом или даже, скорее, создали его для того, чтобы ослабить политического и экономического конкурента. Нанести удар по стране, которая наиболее сознательно и последовательно выступает против гегемонии коллективного Запада в мировых делах. Сломить сопротивление тех, кто предлагает альтернативу однополярному миру, считает его противоречащим идеалам равенства государств и народов, всеобщей безопасности, господства права в мировой политике, мировой экономике и международных отношениях.

Под этим углом зрения не совсем понятно, почему американскую политику насильственной защиты и насаждения однополярного мира столь рьяно поддержали лидеры Европейского Союза. В однополярном мире ЕС столь же неуютно, как России, Китаю, Индии, другим мировым игрокам. ЕС, вроде бы, за многополярный. За то, чтобы проводить самостоятельную политику и отстаивать интересы, далеко не всегда совпадающие с американскими. Во всяком случае, за то, чтобы строить капитализм с человеческим лицом.

То есть ЕС и его государствам-членам, причем всем без исключения, даже тем, кто сейчас временно записался в «партию войны», объективно выгодны дружественные отношения с Россией. Совместная борьба с общими врагами и проблемами. Тесное экономическое сотрудничество и кооперация. Ограничительные меры бьют по их интересам в той же степени, что и по интересам России, против которой они направлены. Ослабляют возможности противостоять растущим угрозам с Юга[26].

Это совершенно абсурдно и противоестественно. Поэтому-то столь важно без подтасовок разобраться с юридической природой и целевыми установками принудительных мер одностороннего характера. Может быть, если развеять дымовую завесу, лидерам ЕС и общественному мнению ЕС и государств-членов станет понятнее, что, кроме вреда, они ничего не приносят. С украинской авантюрой пора заканчивать и заняться восстановлением нормальных добрососедских отношений с Россией. Причем в самом срочном порядке, пишут самые разные авторы, чтобы не вызвать необратимые последствия[27].

Для российского истеблишмента ограничительные меры стали самым настоящим ушатом холодной воды. Они отрезвили многих и заставили заняться переоценкой ценностей. Они показали, сколь важна ускоренная продуманная долгосрочная реиндустриализация страны и ее тщательное обустройство. Что внешняя политика и внешнеэкономические связи по необходимости должны быть многовекторными и диверсифицированными. Что монополию нельзя допускать ни в области мировых финансов, ни в сфере информации. Всюду и всегда должна быть альтернатива. Только ее наличие дает возможность эффективно отстаивать свои интересы, свою независимость, делает реальным право выбора.

А то, что ограничительным мерам всегда есть что противопоставить, очень хорошо показывают последние статьи многих известных экономистов. В них утверждается, что необходимость реформ, перед которой оказалась Россия, дает ей очень неплохой шанс на строительство нового, более сбалансированного общества и экономики[28]. Им обязательно надо воспользоваться.

© Марк ЭНТИН, главный редактор,
профессор МГИМО (У) МИД России
Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ

[1] Алармистские оценки, близкие к панике, см. La France à l’épreuve du tripartisme. A l’issue du premier tour des élections départementales, l’UMP, le FN et le PS se partagent le paysage politique. Le bipartisme est révolu. Avec 25% des votes, le FN réalise le meilleur score de son histoire dans des élections locales. Il sera présent dans 760 duels // Le Monde, 24 mars 2015. – P. 1; Thomas Wieder. Le tripartisme s’installe en France. La nouvelle poussée du FN fait du parti d’extrême droite l’un des acteurs majeurs de la vie politique nationale // Le Monde, 24 mars 2015. – P. 2; Abel Mestre. Le FN au second tour dans un canton sur deux. Le partie d’extrême droite n’est pas «le premier parti de France», mais confirme un fort ancrage électoral // Le Monde, 24 mars 2015. – P. 8. Попытку принизить масштабы перемен см. L’UMP l’emporte. Le FN s’installe. Le PS décroche // Le Figaro, 23 mars 2015. – P. 1; Emmanuel Galero. Marine Le Pen fait progresser le FN, mais moins que prévu // Le Figaro, 23 mars 2015. – P. 3.

[2] Comment l’enracinement du FN s’est étendu sur tout le territoire // Le Monde, 25 mars 2015. – P.1, 11.

[3] Julien Chabrout. Le PS craint un second tour dévastateur // Le Figaro, 24 mars 2015. – P. 2-3; Emmanuel Galero. Marine Le Pen croit en sa bonne étoile // Le Figaro, 24 mars 2015. – P. 8-9.

[4] Raphael Minder. Spain’s big parties get electeral shock. Voters in Andalusia show discontent as leftist group takes 15 seats in its debut // International New York Times, March 24, 2015. – P. 4.

[5] Rafale: les secrets d’une vente-éclaire à l’Egypte // Le Monde, 14 février 2015. – P. 1; Rafale: cinq mois de négociations pour un contrat-éclair // Le Monde, Economie&Entreprise, 14 février 2015. – P. 1.

[6] Véronique Guillemard. L’Egypte devient le premier client du Rafale à l’exportation // Le Figaro, 13 février 2015. – P. 18.

[7] Цитируется по Dominique Gallois. La vente du Rafale au Caire bouclée en un temps record // Le Monde, 14 février 2015. – P. 2.

[8] Цитируется по Véronique Guillemard. Au Caire, la France et l’Egypte signe le contrat du Rafale. En présence du président Abdel Fattah al-Sissi, le ministre de la Défense, Jean-Yves Le Drian, a déclaré que les deux pays «mènent un combat commun contre le terrorisme» // Le Figaro, 17 février 2015. – P. 4.

[9] Olivier Faye. Satisfaction et embarras après la vente des Rafale à l’Egypte // Le Monde, 15-16 février 2015. – P. 2.

[10] Editorial. Vendez des rafale, pas des salades // Le Monde, 15-16 février 2015. – P. 24.

[11] По образному выражению авторов оппозиционной французской газеты «Фигаро» – Thierry Oberlé. Le conflit libyen, bombe à fragmentation régionale // Le Figaro, 17 février 2015. – P. 15.

[12] Borzou Daragahi, Alex Barker, James Politi. A divided land. Faltering peace talks to resolve a bitter civil war have taken on new urgency with the spread of Isis and other jihadi groups in the oil-rich state at the crossroads of Africa, the Arab world and Europe // Financial Times, FT big read, Libya, March 20, 2015. – P. 8.

[13] Georges Malbrunot. Libye: les appels à riposter // Le Figaro, 17 février 2015. – P. 2.

[14] European Council meeting (19 and 20 March 2015) – Conclusions, Brussels, 20 March 2015 (OR. en): EUCO 11/15 CO EUR 1 CONCL 1. – file:///C:/Users/Home/Downloads/european-council-conclusions-19-20-march-2015-en.pdf

[15] Обстоятельный анализ их деятельности и полномочий см. Thilo Marauhu, Ignaz Stegmiller. Sanctions and the Protection of Human Rights: The Role of Sanctions Committees / Materials of International Conference on Coercive Diplomacy, Sanctions and International Law, Rome, February 13, 2015.

[16] Monica Lugato. Sanctions an Individual Rights / Materials of International Conference on Coercive Diplomacy, Sanctions and International Law, Rome, February 13, 2015.

[17] Permanent Court of International Justice, The case of the S.S.»Lotus», 7th September 1927.

[18] Kyoji Kawasaki. Sanctions and Erga Omnes Obligations in the Protection of Human Rights / Materials of International Conference on Coercive Diplomacy, Sanctions and International Law, Rome, February 13, 2015.

[19] Charlotte Beaucillon. Individual States, sanctions and the extraterritorial effects of national legislation / Materials of International Conference on Coercive Diplomacy, Sanctions and International Law, Rome, February 13, 2015.

[20] Yémen: choc entre l’Iran et l’Arabie saoudite // Le Monde, 28 mars 2015. – P. 1.

[21] Geoff Dyer. White House struggles to balance both sides of Sunni-Shia divide // Financial Times, March 30, 2015. – P. 2; Laure Mandeville. Le grand écart des Etats-Unis entre sunnites et chiites // Le Figaro, 27 mars 2015. – P. 11; Editorial. Saudi intervention risks all-out civil war in Yemen // Financial Times, March 30, 2-15. – P. 6.

[22] Sam Jones. Leaders edge closer towards nuclear deal // Financial Times, March 30, 2015. – P. 2.

[23] Richard Haass. Decades of deadly conflict will spread across the Middle East // Financial Times, March 27, 2015. – P. 9.

[24] John R. Bolton. Bomb Iran to stop the bomb // International New York Times, March 27, 2015. – P. 9.

[25] Isabelle Mandraud. Avec la crise, les Russes consomment autrement // Le Monde, Eco&Entreprise, 30 mars 2015. – P. 4.

[26] James Politi, Alex Barker. Europe risks ignoring threat from south, warns Italy. Area from Mali to Pakistan as dangerous as Ukraine, says minister // Financial Times, March 30, 2015. – P. 3.

[27] В частности «не превратить Россию в откровенного врага», указывается на страницах «Файнэншл Таймс» – Andrei Nekrasov. Russia looks to its history in search for a new ideology // Financial Times, March 30, 2015. – P. 7.

[28] См., например, Jacques Sapir. La Russie sort de la crise // RussEurope, 21 mars 2015 – http://russeurope.hypotheses.org/3650 или Matthew A. Winkler . Russia rebounds, despite sanctions // Bloomberg, March 20, 2015 – http://www.bloombergview.com/articles/2015-03-20/russia-rebounds-despite-sanctions