Выпуск №6(141), 2019

— Présent et avenir de l'Union Européenne considérés au moyen des outils juridiques du renforcement de l'intégration Итоги выборов в Европарламент в мае 2019 года убедительно показали, что население безоговорочно поддерживает европейский проект. Поворота в сторону евроскептиков, популистов и крайне правых не случилось. В первых числах июля своими назначениями на высшие посты в ЕС политические лидеры стран-членов фактически объявили: прежний курс на интеграцию и придание ей большей динамики будет продолжен. За последнее десятилетие Европейский Союз выковал широчайший арсенал самых разных инструментов и механизмов расширения полномочий интеграционного объединения и его институтов, их укрепления и модернизации и, в целом, углубления интеграции. В настоящее время все они становятся особенно востребованными. ЕС по-прежнему сталкивается с многочисленными вызовами. Но их природа принципиально иная, нежели еще два-три года или год назад. Они всё больше подталкивают ЕС и государства-члены к обновлению интеграционного проекта. У них нет выбора. Любые другие возможные сценарии чреваты для объединения катастрофическими последствиями. ЕС и государства-члены с необходимостью будут делать ставку на его переформатирование и придание ему большей эффективности и конкурентоспособности. Общие контуры перестройки ЕС еще только намечаются. Они будут уточняться и корректироваться. Но инструментарий для реализации абсолютно любого позитивного сценария развития ЕС уже имеется. Вопрос состоит не в том, будет ли он задействован, а в том – как он будет применяться.   Важность объективного анализа происходящего в ЕС и его потенциала Какими бы тяжелыми и напряженными ни были сейчас наши отношения с Европейским Союзом, он остается нашим соседом по континенту, ведущим политическим и внешнеэкономическим партнером, частью богатейшей цивилизации, к которой мы вместе принадлежим. Поэтому крайне важно выстроить правильную, рациональную, разумную линию в его отношении, которая была бы выгодна нашей стране – государству, обществу, бизнесу и каждому отдельно взятому человеку. Однако для этого нужно хорошо понимать, что происходит в ЕС, в каком направлении он движется, перед каким выбором стоит, каким потенциалом саморазвития обладает, что от него, в конечном итоге, можно ждать. В отечественной европеистике уделяется большое внимание нескольким ключевым элементам ответа на перечисленные вопросы [Европейские исследования 2017; 30 лет 2017; Громыко 2017]. Много публикаций посвящено анализу кризисных явлений, с которыми столкнулось интеграционное объединение, и перспектив восстановления отношений между Россией и ЕС на более здоровой прагматичной основе [Громыко 2018; Европа XXI 2017; Современная Европа Ч. I 2017; Современная Европа Ч. II 2017]. Российскими экспертами обстоятельно разбираются различные сценарии эволюции ЕС, в том числе самые негативные, пример которым подает иррациональный выход Великобритании из его состава [Будущее Европы 2018; Kaveshnikov 2016]. Почти все они оперативно реагируют на высказывания и публикации лидеров ЕС, раскрывающих планы, которые вынашивает политическая элита объединения, и новейшие программные документы его институтов. Одним из знаковых в их череде стало открытое письмо президента Франции Эмманюэля Макрона, растиражированное европейскими СМИ в начале марта 2019 г., с изложением целостной программы восстановления притягательности европейского проекта, содержательного и институционального укрепления ЕС в преддверии выборов в Европарламент [Emmanuel 2019; Macron 2019]. Вместе с тем, за рамками исследований, проводимых отечественными авторами, очень часто оказывается такой фундаментальный ингредиент ответа, как оценка потенциала и способности ЕС к дальнейшему институционно-правовому движению по пути внутренней консолидации и углубления интеграции. А ведь то, каким правовым инструментарием проведения реформ обладает ЕС, то, какими механизмами повышения эффективности своего собственного функционирования он может воспользоваться уже на настоящий момент, имеют определяющее значение. От них зависит реализуемость любых намерений политической элиты объединения вывести его на принципиально более высокий уровень конкурентоспособности в меняющемся раскладе сил на международной арене. С учетом последнего развития событий, очень большие сомнения высказываются экспертным сообществом по поводу того, готовы ли политические элиты ЕС приступить к новому этапу совершенствования наднационального регулирования единого внутреннего рынка и пространства внутренней и внешней безопасности [Силаев, Сушенцов 2018]. Но такие сомнения относятся, скорее, к разряду политических спекуляций. Как, впрочем, и те, которые касаются способности ЕС и его государств-членов завершить создание банковского, бюджетного, фискального, энергетического, миграционного союза и заняться их практической, а не только декларативной достройкой политическим и оборонительным союзами. Очевидно же, что для любого интеграционного рывка вперед должны вызреть соответствующие предпосылки. Их, похоже, появляется всё больше. Более того они превращаются в императивы. Перечислим только несколько. Это (1) накопление диспропорций и нестабильности в мировой политике и экономике, которые чреваты очередным глобальным финансово-экономическим кризисом*1 – «риски с очевидностью усиливаются», предупреждает нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман [Krugman 2019]. Они связаны не столько с преждевременным завершением экономического цикла в евродолларовой зоне, сколько с полной утратой контроля над безбрежным океаном производных ценных бумаг со стороны национальных регуляторов, уточняют его коллеги по профессии [Lepage 2019]. (2) Это растущие угрозы политическим и коммерческим интересам ЕС со стороны всё более мощного и могущественного Китая и других поднимающихся экономик. (3) Жесткая политика давления, проводимая в его отношении бизнес-сообществом США и администрацией президента Дональда Трампа. (4) Глубоко ошибочный выбор в пользу конфронтации со своим естественным цивилизационным союзником, которым выступает Москва, ослабляющей его в целом ряде отношений [Энтин, Энтина 2018]. Не менее важную роль играет то, способен ли ЕС реализовать курс на усиление черт наднациональности в своем функционировании имеющимся у него в наличии правовым инструментарием. Накопил ли он для этого достаточный арсенал правовых средств и механизмов, которые сможет задействовать в подходящий момент. Дают ли эти средства и механизмы практическую возможность добиться любого желаемого результата. Вот к анализу данного аспекта ответа и хотелось бы подвести читателя, тщательно разобрав сначала в интересах системного изложения остальные его слагаемые.   Перетекание кризисных явлений в политическую сферу или… В Европейском Союзе практически не осталось стран, которые не испытывали бы состояние политической турбулентности и/или не сталкивались с острейшими проблемами социально-экономического характера. Даже Германия, которая является безусловным лидером ЕС и взяла на себя роль его оплота, распростилась с политической стабильностью [Германия 2018; Европа 2018]. По итогам парламентских выборов классические политические партии не досчитались значительной части голосов. Крупнейшей оппозиционной силой страны, что еще вчера казалось невозможным, стали крайне правые популисты. ХДС длительное время не мог договориться с потенциальными партнерами о составе и программе правительства. Не от хорошей жизни и с большим трудом немецкий истеблишмент сформировал «новую старую» Большую коалицию. Она носит сугубо конъюнктурный и соответственно неустойчивый характер. Об этом в первой половине лета 2018 г. напомнил внутренний конфликт между сестринскими партиями ХДС и ХСС в правительстве по поводу того, в какой степени ужесточать миграционную политику [Civil war 2018]. Он отбросил тень на весь Евросоюз [Белов 2018]. Таким образом, сама политическая система Германии начала генерировать политическую нестабильность. Германия сильно просела в глазах европейского общественного мнения. Доверие к ее лидерским способностям резко упало. Осенью глубину эрозии политической власти в Германии продемонстрировали конфликт внутри Большой коалиции вокруг отставки главы Федерального ведомства по защите конституции Масена и неожиданное избрание главой фракции ХДС/ХСС Ральфа Бринкхауса, а не доверенного лица Ангелы Меркель – Фолькера Каудера. В преддверии голосования канцлер Германии публично раскаялась за все просчеты ее правительства, усугубившие конфликт. «Лучше бы принесла свои извинения за беженцев», – откликнулись немецкие СМИ, в том числе влиятельнейшая газета «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг». А по поводу результатов выборов журнал «Шпигель» вынес сокрушительный вердикт: «Эрозия политвласти в Германии становится очевидной, так как ее предводители теряют бдительность. Тут следует помнить о крадущейся потере авторитета. Доверие напрочь исчезло, взамен пришло разочарование, гнев» [Эра 2018]. В уникально тяжелом положении находятся правящее большинство и правительство Великобритании. Они терпят поражение сразу на трех фронтах. Во-первых, переговоры о выходе из ЕС на протяжении всего времени велись Лондоном настолько «умело», что ни в Великобритании, ни в ЕС никто толком не понимают, в чем состоят истинные намерения и позиции «Туманного Альбиона». Лишь в июле 2018 г., после того как было напрасно потеряно столько сил, премьер-министр Тереза Мэй, наконец-то, уговорила свое собственное правительство (!) придерживаться единой линии «полуполовинчатого» «Брекзита» [Ананьева 2018]. Однако многостраничный фолиант предложений, подготовленный ее командой, своей «всеядностью» не устроил ни своих, ни Брюссель. Хотя Тереза Мэй, вопреки предупреждениям, и рассылала членов своего кабинета по европейским столицам с наказом попытаться «продать» его [Parker, Giles 2018]. А с кровью вымученный ею проект двустороннего договора между Великобританией и ЕС, регламентирующий выход, был с невиданным треском провален Палатой Общин. (Правда, отдельные комментаторы утверждают: всего лишь потому, что депутаты элементарно не боятся выхода из шатающегося Евросоюза, «которому не дано пережить выборы в Европарламент», и им уже «фиолетово», как он произойдет [D'Orcival 2019]). На выборах в Европарламент своим голосованием электорат высказал негодование проводимой политикой бессмысленного маневрирования. После вынужденного ухода Терезы Мэй в отставку неопределенность только усилилась. Во-вторых, из правительства, и без того ослабленного предыдущими скандалами, связанными с обманом и некомпетентностью, вопреки договоренности, дезертировали ключевые министры, развернувшие бешеную кампанию дискредитации проводимого им курса [Pickard 2018]. В левоцентристских континентальных изданиях произошедшее до сих пор упоминают как «полный крах» правительства [Katsioulis 2018]. Тереза Мэй в очередной раз доказала, что она неубедительный премьер, плохой стратег и неумелый руководитель – в чем популярные английские СМИ, правда, никогда не сомневались – а правительство не пользуется авторитетом*2. Как указывали социологические опросы, в случае проведения досрочных выборов, чаша весов качнулась бы в сторону лейбористов*3, если бы только не внутренние неурядицы в их стане, выход ряда заметных политических фигур из лейбористской фракции в Палате общин [Seven 2019], ослабляющий позиции Джереми Корбина, и боязнь ассоциируемого с ним левого популизма [They 2019]. В-третьих, свои внутриполитические промахи и неспособность выйти на достойный результат в препирательствах с Брюсселем консерваторы пытаются компенсировать повышенной активностью и воинственностью на внешнеполитическом фронте, в частности по российскому, западно-балканскому, оборонному и некоторым другим досье. Однако, несмотря на поддержку, которую демонстрируют Лондону его союзники по НАТО, это в действительности не прибавляет ему престижа – он «вынужден таскать каштаны из огня для других», к тому же никак не может купировать нарастающие экономические неурядицы*4. Свой «скелет в шкафу» имеется, по сути, у каждой страны ЕС. Только стенки этого шкафа сделались прозрачными. Во Франции новый консенсус сложился на останках прежней партийно-политической системы в результате ее самоликвидации и разгрома прежде опорных политических структур [Выборы 2017]. Электорат прекрасно понимает, что для экономического и политического возрождения страны необходимо проведение давно назревших структурных реформ. Против прежнего маловразумительного курса народ в принципе массово проголосовал на президентских, а затем и парламентских выборах. Тем не менее, практические меры, предпринятые президентом Эмманюэлем Макроном и его правительством, поддерживает менее трети населения. (Хотя лично его деятельностью какое-то время были удовлетворены не только 93% поддерживающих созданное им политическое движение, но и 45% сторонников республиканцев и 35% голосующих за социалистов, что оценивалось как редчайший случай в истории Франции – [Macron 2018]). Некоторые из них оказались настолько неудачными, что породили массовое движение протеста, которое некоторые горячие головы поспешили окрестить «возвращением к временам классовой борьбы» [Rouban 2019]. Да и его личный рейтинг сильно просел*5. А вынужденные уступки движению «желтых жилетов» и отложенный эффект санации налоговой системы, по подсчетам Счетной палаты Франции, приведут к тому, что бюджетный дефицит за 2019 г. вновь превысит 3% ВВП – в 2017-2018 гг. находился на допускаемом законодательством ЕС уровне в 2,7% [Vignaud 2019]. Испания вынуждена жить с тлеющим конфликтом в сердце страны – проблема самоопределения Каталонии так же далека от своего решения, как и накануне и после референдума о самоопределении региона, объявленного центральными властями незаконным и неконституционным [Catalan 2019]. Более того, вся внутренняя политика и экономическое развитие страны продолжают находиться под влиянием каталонского кризиса. Как отмечают комментаторы, он непосредственным образом сказывается на политической стабильности, предсказуемости и участившейся смене недолговечного правительственного большинства или меньшинства [Orihuela 2019]. В Австрии правые победили лишь потому, что позаимствовали у радикалов и популистов их лозунги и повестку дня и кооптировали во власть крайне правых. Случись подобное еще десятилетие назад, все были бы в шоке, а официальный Брюссель вынужден был бы задуматься о введении повторных санкций против Вены. Сейчас же, ввиду всеобщности тренда, никто даже не обратил особого внимания. Процедуру введения санкций, зато, запустили против Варшавы. Она не желает больше слепо следовать определенным политическим и цивилизационным решениям, навязываемым Берлином и Брюсселем. Она олицетворяет собой сегодня происходящий в мире общий разворот в сторону консервативного национализма и авторитаризма. Ей же, т.е. правящей консервативной партии Ярослава Качиньского, инкриминировали разрушение основ демократии, отступление от принципа разделения властей и т.д. [Strzelecki, Moskwa 2018] До этого многие годы схожие упреки, но без формальных последствий, раздавались в адрес премьер-министра Венгрии Виктора Орбана. В сентябре 2018 г. Европарламент достаточным большинством решился всё-таки рекомендовать применить ст. 7 к Венгрии. По мнению экспертного сообщества, это стало контрпродуктивной политической демонстрацией. Подготовленный ЕП доклад все оценили как крайне слабый: к нему приложена простая компиляция критических материалов из докладов НПО за весь этот период, и не содержится никаких новых элементов. В ЕС прекрасно знают, что Варшава наложит вето на попытки предпринять что-либо против Будапешта, однако теперь вынуждены продолжать запущенную процедуру [Zalan 2019] и всячески убеждают себя и других, что это во благо [Gall 2019, Kazatchkine 2019]. Кроме того, политическое давление на Венгрию лишь усилило позиции Виктора Орбана и его парламентского большинства внутри страны в преддверии выборов в Европарламент и дало ему дополнительные аргументы в противостоянии с Брюсселем [Stumpf 2018]. Но наибольший сюрприз всем в ЕС преподнесла Италия. Она сумела сформировать первое в истории ЕС правительство из победивших на выборах популистов и крайне правых. Причем население, до поры до времени, прощает ему и допускаемые промахи, и непоследовательность, и всё еще аховое экономическое положение только по одной причине. Оно считает, что лишь теперь во власть пришли те, кто реально представляют его интересы. Оно убеждено в том, что государственные рычаги взяли в свои руки «свои» в прямом смысле этого слова. А не продажные представители прогнивших элит, номенклатуры и бюрократии. И стержневой человек правительства, лидер Лиги, вице-премьер Маттео Сальвини – вообще «парень из их двора» [Reynolds 2018]*6. Настолько, что по прогнозам Европарламента его партия должна была победить на следующих общеесовских выборах и сформировать в ЕП нового состава чуть ли не самую мощную национальную фракцию после немецкой ХДС – согласно опросам общественного мнения, они должны были получить соответственно 27 и 29 мест [Berretta 2019], что и случилось.   Новая политическая нормальность На этих нескольких произвольно выбранных, но вполне репрезентативных примерах отчетливо видно, как перерождается партийно-политическая система стран ЕС, и что проблем у них – ворох. Причем абсолютно у всех. Не таких, так других. Вместе с тем, проблемы эти совсем иные, нежели десять или еще несколько лет назад. Тогда на ЕС и его государства-члены обрушился первый глобальный финансово-экономический кризис, к которому они оказались совершенно неподготовленными. Затем последовали кризис суверенной задолженности и зоны евро, сопровождаемые экономической стагнацией, стремительным ростом безработицы, падением жизненного уровня и обнищанием населения. Они выявили глубинные эндогенные проблемы региона. В их числе – то, что многие европейские страны очень задержались с адаптацией своего общества к требованиям современной экономики; живут не по средствам; финансово несамостоятельны; не в состоянии выбраться из долговой ямы без внешней помощи; утратили конкурентоспособность на своем собственном и внешних рынках; теряют былое влияние на международные дела. Затем по ЕС наотмашь ударил в какой-то степени спровоцированный им самим миграционный кризис, показавший, что и с единством и солидарностью в ЕС не всё в порядке [Тимофеев 2018]*7. Однако со всеми этими кризисами интеграционному объединению в основном удалось справиться, что вполне убедительно показал в своем ежегодном обращении к ЕС председатель Европейской Комиссии Жан-Клод Юнкер еще в сентябре 2017 г. [State 2017; Entin, Entina 2017]. Одна за другой все или почти все страны ЕС сбалансировали бюджеты, встали на путь осуществления структурных реформ и привели свои расходы в соответствие с доходами. Проведена санация банковской системы. Никто больше не испытывает трудности с работой на открытом финансовом рынке. Включая многострадальную Грецию [Едовина 2018]*8. Повысились внутренняя и внешняя конкурентоспособность. На профицит внешней торговли вышла даже периферия ЕС. Так, общий профицит в торговле с Соединенными Штатами в пересчете на год составляет кругленькую сумму порядка 145 млрд долл., что сейчас вызывает неприкрытое неудовольствие у американской администрации. Поползла вниз безработица. Наконец, после длительного перерыва появилась возможность поднять заработную плату. Выровнялся потребительский спрос. Пошли инвестиции. В целом, ЕС и его государства-члены добились устойчивого экономического роста и втянулись пусть и в неуверенную, склонную к замедлению [Charrel 2019], может быть, даже укороченную [Perrin 2019], но всё же фазу циклического экономического подъема. (Неуверенную – из-за слабости мировой экономики, тарифной войны между США и Китаем, большой зависимости Германии от экспорта, что вынудило ее снизить прогноз по темпам роста национальной экономики в 2019 г. в два раза [Boutelet 2019], финансовых неурядиц Италии, спонтанной самоорганизации недовольных во Франции и непонятной ситуации с Великобританией [Vignaud 2019]). Сбил ЕС и захлестнувшую его волну принудительной миграции. Не видеть этого нельзя – хотя для подтверждения своих выводов о том, что «центробежные настроения в Европе нарастают», и «Евросоюз ждут сложные времена», отечественные эксперты стараются [Попов 2019]. Сейчас в ЕС прибывает, вернее, прорывается на порядок меньше беженцев и нелегальных мигрантов, чем на пике миграционного кризиса*9. Поэтому по состоянию на 2019 год нет оснований утверждать, будто ЕС «тоже клонится к закату», как это продолжают делать многие влиятельные и авторитетные российские и зарубежные эксперты [Мурашов 2018], или находится в зоне риска [Gomart 2019]. Представляется преувеличенным и такой алармистский прогноз: «Дальнейшее ухудшение экономической ситуации в ЕС, усиление финансовых дисбалансов и миграционных проблем, появление новых или возрождение старых очагов сепаратизма, эскалация франко-итальянского политико-дипломатического конфликта, реализация негативного сценария в части «Брекзита» – всё это может спровоцировать масштабный общеевропейский кризис с перспективой перерастания в глобальный экономический кризис» [Спартак 2019]. Но все эти успехи дались странам ЕС дорогой ценой. В большинстве случаев они были достигнуты на горбе народа – за счет снижения доходов, запрлат, пенсий, безопасности и самоощущения среднего класса, включая мелкую буржуазию и государственных служащих, и малоимущих слоев населения и урезания социальных пособий и программ*10. «Во многих странах ЕС неравенство в зарплате увеличилось, – закономерно акцентируют отечественные исследователи, – а прибыль росла быстрее, чем заработная плата. За последние 10-15 лет, как пишет «Нью-Йорк таймс», зарплата английского рабочего снизилась более чем на 10%. Общества в Западной Европе становятся всё более разделенными» [Попов 2019]. В результате произошел фундаментальный разрыв между реально имеющимися достижениями в области санации экономики и государственного управления и качественного повышения их эффективности и тем, как они воспринимаются разными слоями общества. Значительная часть населения справедливо сочла, что правящие элиты, всё равно нажившиеся на всех этих кризисах, классические политические партии, истеблишмент нарушили «социальный договор». Предали их. Бросили на произвол судьбы. Не заслуживают больше доверия. Перестали их представлять. Причем главным образом левые, фактически порвавшие со своим призванием сглаживать, защищать и помогать*11. Не способны обеспечить не только экономическую стабильность и уверенность в завтрашнем дне, но даже элементарную безопасность и сохранение их культурной идентичности и привилегированного положения в собственной стране. Намерены и дальше приносить в жертву их интересы ради никого не греющих идеалов и абстракций, пусть они и уверяют в обратном. Определяющими в политическом процессе стали общее недовольство, протестные и даже ксенофобские настроения. Соответственно последовавшие поправение общества и то, что оно качнулось в сторону крайне правых, консервативных националистов и популистов всех мастей, сопровождаемые их полной или частичной легитимацией в качестве лишь одного из обычных и дозволенных цветов политического спектра, сделались неизбежными [Энтин, Энтина 2017]. В этом плане социальная и политическая нестабильность, антииммигрантская и националистическая риторика и программы – всего лишь следствие прошлых кризисных явлений и тех ошибок социально-экономического порядка, которые были допущены при их купировании. Все они не столько проблемы (хотя и проблемы тоже), сколько новое состояние общества. Под влиянием изменений, которые оно претерпело, происходит сложное, тяжелое, порой крайне непоследовательное и конъюнктурное переформатирование политического пространства или, иначе, передел политического рынка. Но принципиальное отличие посткризисных явлений от кризисных состоит в том, что они вторичны по отношению к ним. Первичные же проблемы в основном решены или предрешены. А если так, то корни посткризисных явлений подрублены. У стран ЕС появились существенно возросшие возможности провести санацию как социальной, так и политической сферы, сильно пострадавших под воздействием кумулятивного эффекта всех пережитых кризисов, вслед за экономической. Как закончится перераспределение власти и политического влияния, будет зависеть теперь в значительной степени лишь от того, кто припишет себе заслугу во всех «одержанных победах», а также от того, кто сумеет доказать, что именно они способны лучше всего ответить на изменившиеся запросы радикально переродившегося общества, проанализированные выше. А то, насколько глубоко оно переродилось, иллюстрируют опросы общественного мнения, обнажающие подноготную результатов сентябрьских парламентских выборов в Швеции и октябрьских выборов в отдельные ландтаги Германии и то, насколько глубоко в западном обществе укоренились националистические и нативистические установки. Так, 21% взрослых шведов и треть тех, кому от 18 до 34 лет, уверены в том, что шведская культура превосходит все другие. Среди сторонников шведской ультраправой политической партии Шведские демократы (ШД)*12 подобных взглядов придерживаются 41%. Не менее убийственные цифры – 15% и 39% поддерживающих ШД полагают, что настоящими шведами должны считаться лишь те, кто родились в Швеции (а за последние 25 лет число таких шведов сократилось с 91 до 83%). 14% населения и 40% приверженцев ШД считают, кроме того, что истинными шведами могут считаться лишь те, у кого и все члены семьи – шведы. 30% взрослых шведов и 50% сторонников ШД разделяют мнение, что ислам несовместим со шведской культурой. И это притом, что уже более 8% жителей страны являются мусульманами.   Дрейф от радикального к умеренному евроскептицизму В сходной ситуации оказался и Европейский Союз. Это он не смог спасти страны региона от разрушительных последствий первого глобального финансово-экономического кризиса. Хотя не будь его, как утверждают политический истеблишмент и экспертное сообщество ЕС, последствия кризиса были бы на порядок катастрофичнее. Это под его прикрытием возвращали спекулятивные деньги немецким и французским банкам вместо того, чтобы затушить «разгорающийся костер», помочь зашатавшейся Греции и предотвратить тем самым кризис зоны евро, а затем сломали Афины «через колено» и на время подчинили внешнему управлению. Это его использовали для того, чтобы заставить все страны региона обреченно следовать антисоциальной политике жесткой экономии, породившей все разобранные выше негативные явления. Это он не справился с миграционным кризисом и оставил национальные элиты один на один с взбешенным населением, которое больше не собирается прощать им проявленный конформизм, слабость и безволие. Это он отобрал у национального государства обычный набор средств преодоления экономического кризиса в виде девальвации национальной валюты, защиты имеющихся социальных завоеваний, блокирования миграционных потоков и т.д., когда они были так нужны. Это он принуждал придерживаться всех одной и той же политики вопреки тому, что повсюду она давала совершенно различные результаты. Это он занимался черти чем вместо того, чтобы решать проблему безработицы или просто перекрыть общую внешнюю границу [Энтин, Энтина 2018]. Как видим, список претензий, которые, при желании, можно было бы предъявить интеграционному объединению, насчитывает огромное количество позиций. Указали лишь самые расхожие. Требования вернуть национальному государству утраченные им суверенные полномочия и/или не передавать ничего больше на наднациональный уровень не с неба взялись. Сам ЕС и национальные элиты своими практическими действиями создали питательную почву для евроскептицизма. Дело отнюдь не только в живучести националистических настроений. Не мудрено поэтому, что евроскептицизм со временем сделался столь популярным в регионе. Пришелся по душе значительной части населения. Был взят на вооружение политическими силами, считавшимися в прошлом внесистемными и маргинальными, и подхвачен в отдельных случаях, как в частности в Великобритании, даже мейнстримовскими партиями. Своего пика евроскептицизм, похоже, достиг сначала к выборам в Европейский Парламент 2014 г., когда в него пробился большой отряд крайне правых и популистов из разных стран, а тори весьма опрометчиво отказались от привычного альянса с Европейской народной партией. Затем – к референдуму о выходе из Великобритании, когда проевропейские силы ему подчистую проиграли, не сумев ничего по-настоящему толково ему противопоставить. Он мог очень сильно сказаться на результатах президентских выборов во Франции, поскольку тогдашняя председатель Национального фронта Марин Ле Пен, сделав ставку, в том числе на него, уверенно вышла во второй тур [Выборы 2017; Европа 2018]. Наверняка, скажется на том, в каких условиях будет работать Европейский Парламент нового созыва, полномочия которого продлятся до 2024 г. Однако в дальнейшем ситуация основательно эволюционировала. Она теперь далеко не такая однозначная. Хотя формально евроскептики находятся у власти почти в десятке стран ЕС [Позенер 2018] *13. На нее повлиял большой набор факторов иного порядка. Эпизод с подавленной попыткой бывших «революционеров» и антисистемщиков из «Сиризы» поднять Грецию на восстание против диктата Берлина и Брюсселя и бесперспективностью надежд на проведение самостоятельного экономического курса в условиях передачи суверенных полномочий в финансовой сфере Европейскому центральному банку и еврогруппе обнажил то, что ранее не было до конца очевидным. Демократия в странах ЕС существует отныне в урезанном виде. Результаты президентских и парламентских выборов имеют относительное значение. Национальные государства ограничены в проведении независимой политики. У них нет для этого больше достаточных экономических и политических рычагов. Решают, как быть, не партии, победившие на выборах в отдельно взятой стране, не то или иное правительство, которое настаивает на предлагаемой им альтернативе, а совокупные силы, находящиеся у власти в ЕС, которые контролируют положение не только в интеграционном объединении в целом, но и в каждом из его слагаемых. Еще более поучительным, ввиду масштабов и веса страны, стал эпизод с «Брекзитом»*14. Экономические потери, которые несет Великобритания из-за еще лишь предстоящего выхода из ЕС; колоссальные сложности и тяготы выхода; связанная с ним политическая какофония внутри страны; неспособность кабинета Терезы Мэй элементарно разобраться в том, как лучше поступить, не то что выторговать у Брюсселя достойные условия «развода» – всё это продемонстрировало, что разрыв с ЕС не вариант. Он не дает ни преимуществ, ни осязаемого выигрыша. По крайней мере, в обозримой перспективе. Напротив, ослабляет страну. Дезориентирует бизнес. Рвет жизненно необходимые связи. Порождает гору трудно разрешимых проблем. Вызывает мало чем компенсируемый ущерб. Поражение на президентских выборах во Франции Марин Ле Пен, когда значительная часть колеблющегося электората, напуганная ее «слишком смелыми» обещаниями, отшатнулась от нее, да и она сама ради победы принялась сдвигаться в центр и отказываться от радикальных постулатов евроскетицизма, во многом поставило точку над «i». В чистом виде евроскептицизм не жизнеспособен. Не реалистичен. Бесперспективен. Все государства-члены очень глубоко и почти бесповоротно вросли в ЕС. Интеграционное объединение дает потрясающе много. Без него государствам-членам больше не обойтись. Наконец, что особенно показательно, в Великобритании партия евроскептиков, внесшая, без преувеличения, огромный вклад в итог референдума о выходе страны из ЕС, «почила в бозе». Она стала никому не нужной и сошла с политического небосклона [Payne 2018]. Ее возрождение перед выборами в Европарламент и колоссальный успех случились только на волне недовольства тем, как бездарно «Брекзит» осуществляется. Соответственно, с учетом конкретной политической практики, евроскептицизм начал мимикрировать, шаг за шагом утрачивая прежние черты радикализма и бескомпромиссности. Проанализировав накопленный опыт политической борьбы, партия Марин Ле Пен и она сама пришли к выводу, что лозунги разрыва с ЕС и еврозоной не пользуются массовой поддержкой электората. Одержать победу и сплотить население на их основе не получится. Надо их менять на что-то более приемлемое для общества в целом. То, в каком направлении менять, предметно продемонстрировали, казалось бы, столпы евроскептицизма – итальянские «Пять звезд» и Лига (в прошлом – Лига Севера) после победы на парламентских выборах, превращения в главную политическую силу страны и принятого ими, не без колебаний, решения вместе сформировать право-популистское правительство. Они заявили, что о выходе, разрыве, обструкции и т.п. вещах речь больше не идет. Это всё не актуально. Они ставят перед собой более сложную, но адекватную задачу. Они будут работать внутри ЕС для того, чтобы сбалансировать полномочия институтов ЕС и государств-членов; предотвратить принятие решений на уровне ЕС, которые бы противоречили или в недостаточной степени отвечали потребностям страны; принудить интеграционное объединение действовать в ее интересах, а не наоборот. Предвыборная риторика – одно дело, а ответственная политика – совсем другое [Jones 2018]. Но ведь это всё меняет, хотя европейские интеллектуалы и предупреждают, что «еврофобам» нельзя верить, они рвутся к власти, ради нее готовы на любой обман и во многих отношениях мало чем отличаются от неофашистов [30 écrivains 2019; Lévy 2019; Saviano 2019]. Подобное целеполагание переводит разговор в плоскость повышения эффективности и рационализации функционирования ЕС. Кто же даже из евроэнтузиастов против него будет возражать! Оно вообще вполне коррелирует с требованием субсидиарности, служащей краеугольной основой интеграционного объединения и позволяющей ЕС брать на себя решение проблем и необходимые для этого правовое регулирование и управление лишь при условии, что государствам-членам самостоятельно справиться с ними неизмеримо или намного сложнее [Европейское право 2018]. Если принять во внимание, что евроэнтузиасты за последние годы стали высказываться о ЕС более критично и взвешенно, получится, что водораздел между завзятыми евроэнтузиастами и евроскептиками понемногу стирается. И те, и другие сдвигаются к центру. Только с разных сторон. Речь больше не идет о разрыве с ЕС, а о классическом противопоставлении Европы государств – Европе наций. Все признают, что Союз не идеален. В его работе много недостатков и несообразностей. Он вмешивается в дела, которые следовало бы оставить на усмотрение государства-членов. В то же время проявляет слабину в отстаивании их общих интересов. Погряз в мелкотемье и бюрократических проволочках. Его следовало бы реформировать. Далее начинаются расхождения. Одни утверждают, что ЕС не справляется потому, что захватил слишком много суверенных полномочий. Для других корень зла заключается в том, что «Европы слишком мало». Надо решительно прибавить в укреплении ЕС, его достройке новыми структурами и пространствами, в углублении интеграции [State 2017]. Однако это расхождение не препятствует больше конструктивному диалогу (если только масла в огонь не подливают личная неприязнь, неуступчивость и стремление своей бравадой нарастить политический капитал, как в случае с взаимными нападками лидеров Франции и Италии зимой-весной 2019 г. [Khan 2019]). Эволюционировавший консенсус внутри ЕС складывается вокруг того, чтобы поискать новый, более рациональный, главное – работающий баланс. В отдельных областях (в частности военной) – резко прибавить в интеграции. В других – пойти по пути возвращения государствам-членам ряда полномочий. Отсюда предложения одного из наиболее рьяных сторонников углубления евроинтеграции – Нидерландов – вернуть национальному государству свыше четырех десятков суверенных полномочий, ранее переданных на наднациональный уровень, чтобы расчистить движение вперед. Они были тщательно проработаны министерством иностранных дел и правительством страны и официально сформулированы еще несколько лет назад [Rettman 2013]. Много пищи для размышлений дали англичане, выбивая из Брюсселя уступки, которые позволили бы населению проголосовать несколько или совсем иначе на референдуме. В этом же направлении с самого начала принялась работать с 2014 г. Европейская Комиссия под председательством Жан-Клода Юнкера. Она порвала с прежней традицией закапываться в мелочах и заваливать государства-члены неподъемным числом законопроектов. Их ежегодное количество волевым порядком было сокращено со ста до двадцати. Одновременно Европейская Комиссия смогла реально сконцентрироваться на стратегических направлениях таких, как повышение конкурентоспособности, привлечение инвестиций, переформатирование рынка капитала, создание общей основы цифровой экономики, углубление взаимодействия в сфере внутренней безопасности и т.д. В сентябре 2017 г., выступая с очередным ежегодным посланием о положении дел в ЕС, Жан-Клод Юнкер предложил обширную программу консолидации и укрепления интеграционного объединения с горизонтом планирования до 2025-го или даже 2030 годов. Одновременно для баланса он выдвинул инициативу создания специального межинституционального органа с весомым представительством европарламентариев, который подготовил бы дорожную карту возвращения суверенных полномочий в той степени, в какой это необходимо, с наднационального обратно на национальный уровень. Этим всё сказано. Не откладывая в дальний ящик, уже 14 ноября 2017 г. Жан-Клод Юнкер официально учредил Целевую группу по субсидиарности, пропорциональности и тому, «как делать меньше более эффективно» [Future 2017]. Ее возглавил заместитель председателя Европейской Комиссии Франс Тиммерманс. Первоначально предполагалось, что в нее войдут по три представителя от национальных парламентов, Европейского Парламента и Европейского комитета регионов ЕС. Она приступила к работе с 1 января 2018 г. Ей поручалось выработать рекомендации по поводу тех областей деятельности, где ЕС должен делать больше; тех, где, как в случае с государственной помощью, ответственность должна быть в той или иной степени возвращена национальному государству; и того, как обеспечить более активное участие местных, региональных властей и национальных парламентов в деятельности интеграционного объединения. Все они в несколько переформатированном виде вошли в Дорожную карту построения более единого, сильного и демократического Союза, которую Комиссия готовила к выборам в Европарламент в мае 2019 года*15. 10 июля 2018 года Целевая группа передала Жан-Клоду Юнкеру свой Итоговый доклад [Subsidiarity 2018]. В нем сформулирован целый ряд идей, направленных на модернизацию и переформатирование того, как работает ЕС, на переосмысление достигнутых результатов и упорядочение имеющихся правовых достижений. В частности предлагается скорректировать процедуру подготовки и принятия законодательных и других решений, дабы придать ей большую инклюзивность. Описывается, как сделать так, чтобы институты ЕС занимались только тем, что приносит «добавленную стоимость». Высказывается пожелание провести инвентаризацию всего действующего коммунитарного законодательства на предмет его упрощения, рационализации и актуализации. Вместе с тем, констатируется, что Целевая группа не выявила таких областей деятельности ЕС, от которых интеграционному объединению стоило бы отказаться в пользу государств-членов [Report, 2018].   Возможные и невозможные сценарии эволюции Евросоюза Сценарный подход дает панорамное видение перспектив развития Европейского Союза и того выбора, перед которым стоит интеграционное объединение. Он лучше всего показывает те возможности и ограничения, которые у него имеются, поскольку в наибольшей степени соответствует сложной, многоуровневой, противоречивой природе ЕС. Поэтому и российские исследователи [Кавешников 2016], и эксперты других стран к нему с удовольствием прибегают. Не гнушается им и Европейская Комиссия. В марте 2017 г. Жан-Клод Юнкер представил подготовленный ей аналитический доклад, в котором обстоятельно разбирались основные варианты дальнейшей эволюции ЕС [White 2017]. В нем государствам-членам и гражданскому обществу предлагалось приступить к максимально широкому обсуждению возможных путей развития объединения с тем, чтобы, в конечном итоге, остановиться на оптимальном. На самом деле большая часть сценариев была расписана Европейской Комиссией для того, чтобы государства-члены отмели заведомо неприемлемые, нереалистичные и недостижимые. Их было большинство. В таком случае должны были остаться максимум два, вокруг которых, при благоприятном стечении обстоятельств, сложился бы консенсус. В действительности, как моментально отметили ведущие политики и комментаторы, «в сухом остатке» остался бы только один из них – лишь его могли бы поддержать франко-германский тандем и ядро ЕС. Если при оценке всей гаммы предположений об основных направлениях дальнейшей эволюции ЕС придерживаться логики рассуждений, фактически предложенной Европейской Комиссией, результат не принесет ничего неожиданного. Начнем его изложение в обратном порядке – от наименее к наиболее вероятным сценариям. Считается, что сценарий, предполагающий развал ЕС, начал серьезно обсуждаться в «желтой» прессе и околонаучных изданиях под влиянием шока, вызванного итогами референдума о выходе Великобритании из ЕС. Такого развития событий, по большому счету, никто не ожидал. И для политического истеблишмента, и для экспертного сообщества он явился почти полной неожиданностью. Под его влиянием сразу пошли спекуляции о том, что «Брекзит» послужит предвестником конца. На самом деле сомнения в устойчивости ЕС начали высказываться намного раньше. Причиной послужила неспособность Брюсселя и ведущих держав объединения быстро купировать кризис евро. Угроза дефолта нависла тогда отнюдь не только над маленькой Грецией. Трудности с получением денег под разумные проценты для совершения текущих платежей, обслуживания суверенного долга и спасения банковской системы и реального сектора экономики испытала чуть ли не вся периферия ЕС. Пострадала даже Ирландия, считавшаяся дотоле наиболее быстро растущей экономикой объединения. И в ЕС, и за его пределами действительно опасались эффекта домино. Однако Берлину, Брюсселю и Франкфурту удалось взять ситуацию под контроль. Более того сложное финансовое и социально-экономическое положение, в котором оказались многие страны ЕС, а также испуг, который испытали политические и бизнес-элиты региона, были использованы для того, чтобы передать многие суверенные полномочия, очень важные для проведения государствами-членами самостоятельного курса и независимой политики, на наднациональный уровень. За счет этого была осуществлена всеобщая санация бюджетной сферы. Надзор над системными банками, да и банковской системой в целом – передан ЕЦБ. Созданы мощнейшие структуры и механизмы противодействия будущим кризисам сходного характера [Economic 2018; European 2018; Janse 2018]. К работе без «сдерживающего», а порой и деструктивного влияния Великобритании ЕС также приспособился сравнительно быстро. С самого первого мгновения, когда состоялось подведение итогов референдума, Брюссель постарался сделать все возможное, чтобы столь негативное для него явление, как выход из объединения ведущей державы и одного из его центров силы, обратить себе на пользу. На настоящий момент объективные факторы целостности ЕС больше не угрожают. Последствия миграционного кризиса, при всей их серьезности, акцентированной выше, к развалу ЕС ни в коем случае привести не могут. Более того, столь же активно, как в случае с кризисом евро, используются для наращивания его потенциала и возможностей, только теперь в области внутренней безопасности и превращения его внешних границ в «неприступную стену» [Nielsen 2018]. Вероятность сценария, по которому вслед за Великобританией ЕС могут покинуть другие страны, также крайне мала. Первоначально итоги референдума вызвали взрыв энтузиазма у евроскептиков. Напротив, они породили растерянность в рядах истеблишмента. Пример «Туманного Альбиона» мог оказаться заразительным. Для целого ряда стран он выглядел привлекательным. Отдельные политические круги готовы были увидеть в нем альтернативу. Другие – спасение от диктата Берлина и Брюсселя, о котором вспоминали, правда, исключительно для национального потребления. Однако всё это только в том случае, если бы Великобритания сумела выиграть от выхода, эффективно воспользоваться свободой и самостоятельностью во внешних делах и экономическом развитии в своих интересах, предложить внешнему миру что-то большее, по сравнению с тем, что ему дает ЕС, показать опережающие темпы роста. Кстати, подобного развития событий руководство объединения и ядра ЕС реально опасалось. Почему, никто не скрывал. До референдума Лондон, в отличие от континентальной Европы, резко увеличил бюджетные инвестиции, чтобы оживить национальную экономику. Сбросил корпоративные налоги почти вдвое, с 40 до 20%, чтобы сделать национальную экономику более привлекательной для международного бизнеса. Продемонстрировал темпы восстановления национальной экономики и экономического роста существенно более высокие, нежели в среднем по ЕС и еврозоне. Ничего этого не произошло. Как было показано выше буквально несколькими штрихами, Лондон проиграл подчистую и во всех отношениях, во всяком случае, по состоянию на настоящий момент [Ананьева 2018]. Международный и национальный бизнес восприняли выход Великобритании из ЕС сугубо отрицательно. Очень быстро выяснилось, что ему нужна свобода действий из Великобритании в масштабах всего колоссального внутреннего рынка объединения. Островной рынок, отделенный от континентального не очень понятным образом, ему интересен в намного меньшей степени. Угроза правовой неопределенности, гарантируемая выходом, вообще отпугивает его сильнее, нежели что-либо еще. О планах передислокации из страны объявила даже британская общенациональная общественная телерадиовещательная организация Би-Би-Си, без которой ее просто невозможно себе представить [Collomp 2019]. Сейчас экономические показатели Великобритании больше никого не вдохновляют. То, что происходит в Великобритании и с Великобританией, расценивается как экономически ослабляющее и ее, и всю Европу в целом, о чем без обиняков пишут в своих аналитических докладах контролирующие органы ЕС и государств-членов, в частности Счетная палата Франции [Vignaud 2019]. Хотя часть экспертов уверяют, что финансовым рынкам абсолютно безразлично, чем закончится бракоразводный процесс между островной и континентальной Европы, и акцентируют внимание на том, что фунты стерлингов пользуются спросом [D'Orcival 2019]. В составе ЕС Лондон зачастую имел возможность действовать на международной арене от лица или под прикрытием огромной и чрезвычайно влиятельной «империи», обладающей на порядок более значительными ресурсами, чем он сам. Встав на путь выхода из ЕС, он стал стремительно превращаться в глазах союзников, противников, и мирового общественного мнения в того, кем является на самом деле – одну из многочисленных держав средней руки, выступающую с массой претензий, даже близко не подтверждаемых возможностями, имеющимися в ее распоряжении. И во внутриполитическом плане Великобритания потеряла очень много. За выход высказывается меньшинство населения. Элиты разобщены. Разлад внутри правящей партии всё глубже. Как утверждают комментаторы, в свое время консерваторы решили сохранить пост премьер-министра за нелюбимой ими Терезой Мэй отнюдь не из-за ее выдающихся достоинств, которые отсутствуют, а потому что боялись досрочных выборов*16. Правительство вместо того, чтобы заниматься текущими и перспективными делами страны, погрязло в бесчисленных проблемах, порождаемых брекситом. Потом, отправляя ее в отставку, ее же сделали козлом отпущения. Так что худшей рекламы для последователей британских евроскептиков из других государств-членов ЕС просто трудно выдумать. Сугубо негативный пример Лондона, воспринимаемый очень многими как форменная катастрофа, учит другие страны ЕС только одному: следует, во что бы то ни стало, воздержаться от его повторения в каком-либо виде. Напротив, ЕС нужно дорожить. За ЕС необходимо держаться обеими руками. Он дает очень и очень много. Единственно, за достойное место в нем, конечно же, важно бороться. Что вчерашние радикальные евроскептики и намерены теперь делать. Одно время много разговоров было по поводу сценария, согласно которому из ЕС хотела бы выйти сама Германия, цементирующая всё объединение, заправляющая в нем и тянущая его на себе. Возможность такого сценария аргументировалась утверждениями о том, что Германия дает другим государствам-членам на порядок больше, чем получает взамен. Она оплачивает за другие страны счета, которые им выставляются. Она кормит многочисленных «нахлебников», в которых превратились и Греция, и вообще периферия ЕС. Остальные отдыхают и расслабляются, а за них вкалывают немцы. ЕС превратился для Германии в обузу. У Германии глобальные экономические интересы и амбиции. Она переросла ЕС. Серьезные аналитические работы показали, что все эти утверждения не выдерживают критики. И заняты немцы на службе не больше, чем другие. И потребительский бум, рост задолженности, превышение расходов над доходами и т.д. спровоцировали сами немецкие банки в погоне за сверхприбылями, ссужая деньги под низкий процент всем и каждому. И на помощи Греции (как и в ряде других случаев) все только нажились – так ЕЦБ зафиксировал вовсе не потери, а прибыль на финансовых операциях с ней, превышающую 10 млрд евро. Но главное – объединение и поглощение пула слабых валют в рамках еврозоны сделали товары, продаваемые немецкими производителями, намного дешевле и обеспечили их потрясающую конкурентоспособность на внешних рынках. Не будь этого, произошла бы неминуемая ревальвация дойчмарки. Более дешевые товары других государств-членов и третьих стран хлынули бы на рынок Германии. От ее колоссального внешнеторгового профицита мало что осталось бы. Это, кстати (т.е. институализированные махинации с национальной валютой), и инкриминирует Германии и ЕС администрация Дональда Трампа [Энтин, Энтина 2018]. Наконец, с помощью ЕС Германия преодолела тяжелое наследие развязанной ею Второй мировой войны. Восстановила свой политический статус. Заслужила всеобщее уважение. Урегулировала отношения с ближними и дальними соседями, которые всегда чувствовали себя не слишком комфортно от такого соседства. Даже подвигла Францию Эмманюэля Макрона взять на себя обязательство добиваться для нее кресла постоянного члена Совета Безопасности ООН [Chaillot 2019 ]. Отказ от европейского проекта значил бы для Берлина автоматическое возрождение прежних страхов, недоверия и подозрительности и такие внешнеполитические осложнения, что не приведи господи. Конечно, социологические опросы показывают, что значительная часть электората в Германии недовольна ЕС [Германия 2018]. Считает, что участие в ЕС сопряжено с чрезмерными издержками. Подозревает другие европейские народы в неблагодарности. Крайне негативно восприняла категорическое нежелание стран Вышеградской четверки забрать себе хотя бы малую толику свалившихся на Германию беженцев. Поддерживает отдельные ксенофобские и националистические лозунги «Альтернативы для Германии». Но недовольство ЕС – это одно, а постановка вопроса о выходе – совсем другое. Кроме маргинальных политических сил, никто в такой плоскости вопрос и не рассматривает. Даже «Альтернатива для Германии» настаивает, скорее, на корректировке курса ЕС, его более жестком подчинении немецким национальным интересам, пересмотре отдельных решений и политик, которые им не отвечают, возвращении на национальный уровень опрометчиво переданных институтам ЕС суверенных полномочий. Напротив, Большая коалиция, политический истеблишмент, предпринимательские круги Германии исходят из того, что взаимодействие внутри ЕС надо переводить на новый уровень интеграции. Избавляться от разноголосицы в том, что касается налогообложения – одного из последних бастионов национального государства. Всерьез приниматься за строительство политического и оборонного союза в дополнение к существующему и т.д. Таково веление времени [Германия 2018]. Сценарий сохранения нынешнего статус-кво по разным основаниям отвергается всеми. Евроэнтузиастами – поскольку не отвечает ни нынешней логике евростроительства, ни амбициям дальнейшего углубления интеграции в целях укрепления и консолидации ЕС и усиления его позиций на международной арене. Евроскептиками – из-за того, что мешает корректировке деятельности ЕС в интересах отдельных государств и сохраняет за институтами ЕС, как они считают, избыточные полномочия. На практике такой сценарий невыгоден ЕС и его государствам-членам. Они в ежедневном режиме занимаются решением огромного числа текущих проблем, которые постоянно пополняются качественно новыми и всё более перспективными. Проще эти проблемы со временем не становятся. Международное окружение – тоже. Чтобы справиться с ними, им нужны дополнительные ресурсы, более эффективные механизмы и совершенный инструментарий. Они должны, они просто обязаны идти по пути перманентной модернизации. Все предыдущие кризисы и вызванные ими последствия их в этом в достаточной степени убедили. С точки зрения теории интеграции, его осуществимость вызывает большие сомнения. Традиционно интеграционное объединение принято сравнивать с двухколесным велосипедом: если не крутить педали и не двигаться вперед, на нем не усидеть – он обязательно упадет, увлекая за собой своего хозяина и всё то, что тот прихватил в дорогу. Иначе говоря, иммобилизм и стагнация, к которым приводит и с которыми ассоциируется сохранение статус-кво, осуществлению интеграционного проекта строго противопоказаны. Но и с тем, что происходит в ЕС, такой сценарий никак не коррелирует. Объединение действительно находится в постоянном движении. Оно стремительно эволюционирует. Только за самое последнее время введены в действие новые, далеко идущие нормативные акты наднационального характера о тотальной защите персональных данных, борьбе со злоупотреблениями при использовании технологий распределенного ресурса, трансграничном соблюдении авторских и смежных прав в процессе построения цифровой экономики, дальнейшем ужесточении стандартов эффективности энергопотребления и десятки других. Заключены многочисленные международные соглашения о свободе торговли нового поколения. Одно из наиболее весомых – в июле 2018 г. с Японией. Оно затрагивает 99% действующих сейчас пошлин и подчиняет общему правовому режиму порядка 30% мирового ВВП [Fritz 2018; Japan - EU 2018; The EU - Japan 2018]. Предприняты шаги по расширению полномочий действующих структур ЕС и созданию новых, включая учреждение Генеральной прокуратуры, Европейского агентства по трудовым отношениям, Агентства по роботизации и искусственному интеллекту и т.д. [Administrative 2018]. Чтобы ощутить, сколь большие обороты набрал ЕС, насколько много и динамично он работает, с какой серьезностью относится к купированию еще лишь прогнозируемых рисков, нужно находиться внутри протекающих в нем процессов. У нас такая возможность была. На протяжении нескольких лет возглавляли посольство Российской Федерации в Люксембурге, и когда председательство в Совете ЕС перешло к этой стране, в силу выполняемых обязанностей оказались погружены в непосредственное обсуждение многих вопросов. Со знанием дела можем констатировать: вздорными идеями о сохранении статус-кво маховик интеграционного объединения никак не остановить. Сценарий разворота ЕС лишь на обслуживание общего рынка не нуждается в специальной расшифровке. За него горой стояла в прошлом лишь Великобритания. В условиях «Брекзита» он полностью утратил актуальность, и его можно вообще не рассматривать. Даже, как было сказано выше, если результаты выборов в Европарламент «покажут принципиально новое соотношение сил», предрекаемое теми, кто утверждают: «сегодня только ленивый не пишет об опасности прихода к власти популистов в европейских странах» [Попов 2019], и «демократии в большей части Европы не удастся пережить» возобновления прежних страхов и межнациональной розни [Kagan 2019]. Но из того, что ЕС и государства-члены сумели предотвратить любые формы саморазрушения интеграционного объединения и решительно отвергают как поворот вспять, так и сохранение статус-кво, с неотвратимостью вытекает, что они будут реализовывать в дальнейшем один из вариантов развития ЕС, связанных с углублением интеграции. Таких вариантов несколько. Проблема в том, что ни один из них не пользуется всеобщей поддержкой со стороны государств-членов. Кроме того, у каждого из них есть как свои плюсы, так и минусы. Наиболее логичным и последовательным, с точки зрения, сторонников федерализации ЕС и закоренелых евроэнтузиастов, был бы сценарий тотального всеобщего движения вперед всего интеграционного объединения [White 2017]. Однако, как принято считать в правящих кругах и экспертном сообществе региона, его осуществление неминуемо натолкнется на отсутствие единства в стане ЕС, на очевидный недостаток политической воли государств-членов. В одних странах верх взяли политические силы, пришедшие к власти под лозунгами евроскептицизма. В других правящие элиты уже больше не обладают свободой усмотрения. Они вынуждены действовать с оглядкой на популистов и евроскептиков. В третьих правят бал националистические силы. В этих условиях ставка на тотальное движение вперед не имеет под собой оснований. Более того она была бы неоправданной. Тем, кто выступает за скорейшее наращивание интеграционных усилий, слишком многим пришлось бы поступиться, а принимаемые решения оказались бы далеки от оптимальных. Гарантированное движение вперед дают сценарии многоскоростной интеграции или интеграции с меняющейся геометрией. Преимущество таких сценариев состоит в том, что для их реализации не требуется всеобщего согласия [Кавешников 2016]. Достаточно, чтобы заинтересованные страны договорились между собой. Чтобы в каждом отдельном случае была относительно весомая группа лидеров. Другие бы не мешали и не сдерживали их. На аутсайдеров можно было бы сверх меры не оглядываться. Ими в какой-то степени можно было бы пренебречь. По мере складывания необходимых предпосылок первопроходцы подтягивали бы их до своего уровня и кооптировали в свои ряды. Как, например, в ситуации с последующим включением Шенгенских соглашений в учредительные договоры ЕС. Однако у них есть и очевидные недостатки. Передовой группе государств-членов всё равно придется оглядываться на оставляемых позади. Они должны будут ограничивать себя лишь теми шагами, которые другие смогут повторить. Если группа окажется не слишком представительной, получаемые ею результаты потеряют в убедительности и не станут определяющими для интеграционного объединения в целом. Но даже не это главное. Любые конструкции с меняющейся геометрией будут осложнять деятельность ЕС. Вести к множественности правовых режимов. Рвать общее пространство ЕС. Создавать диспропорции. Усиливать внутренние противоречия. Генерировать нарастающую напряженность. Поэтому от всех вновь вступающих в ЕС Брюссель неизменно требует принять на себя всю совокупность обязательств, вытекающих из участия во всех пространствах и механизмах объединения, т.е. больший объем обязательств, нежели тот, который лежит на многих его старожилах. Договоренность о переходных периодах дела не меняет. Так, в зону евро входят всего 19 государств-членов. Однако когда страны последней волны расширения принимали в ЕС, все они обязались со временем выйти на уровень соответствия стандартам, предъявляемым к участникам еврозоны, и вступить в нее [Европейское 2018]. Этим же объясняется то, почему Брюссель занимал столь твердую позицию в отношении половинчатых предложений Лондона на переговорах об условиях выхода Великобритании из ЕС и сохранении части прежних связей. Он не намерен был давать ей никаких послаблений. Ни в вопросе о пограничном режиме с Ирландией [Zalan 2018]. Ни в том, что касается подключения лишь к отдельным правовым режимам, в которых Лондон заинтересован. Будь то те или иные сегменты общего рынка или таможенного союза. Всё, даже близко напоминающее «интеграцию а ля карт», т.е. выборочное участие и неучастие в интеграционном проекте, отвергалось им с порога [Barnier 2017]. В своем докладе от 1 марта 2017 г. Европейская Комиссия предложила принципиально новый сценарий поступательного движения ЕС – по пути дифференцированной интеграции. Его отличие от предыдущих заключается в том, что он не подразумевает подтягивания аутсайдеров до уровня передовой группы. Это очень важно. Это определяющая разница. Фактически в случае принятия концепции дифференцированной интеграции ЕС разбивается на две группы государств-членов. Одни составляют авангард, стремительно движущийся вперед. Другие будут нести меньший груз обязанностей. Зато и не смогут пользоваться всем объемом прав и преимуществ, которыми обладают остальные. В какой-то степени такой сценарий подразумевает легитимацию деления ЕС на ядро и периферию (или, иначе, Север и Юг, Запад и Восток). Естественно, что страны Восточной и Юго-Восточной Европы отреагировали на соображения Европейской Комиссии крайне болезненно. Предложенный ею сценарий они встретили в штыки. Последовали заявления о том, что они вступали в ЕС, боролись за членство и приносили столько жертв вовсе не для того, чтобы оказаться государствами-членами второго сорта. Не для того, чтобы их оставляли за бортом. Не для того, чтобы их интересами и чаяниями пренебрегали [Mercator 2017]. Вместе с тем, хотят этого отдельные государства-члены или нет, размежевание внутри ЕС по уровню интеграции и объему прав и обязанностей уже произошло. Оно получило и фактическое, и юридическое закрепление в создании еврозоны. Последняя стала обособленным, самостоятельным, продвинутым интеграционным пулом внутри ЕС. Соответственно все инициативы лидеров Франции и Германии (если указывать очередность не по весу грандов ЕС, а по их активности) и высказываемые ими идеи о создании отдельного парламента для еврозоны, принятии отдельного бюджета, назначении министра финансов и т.д. – не более чем дань реалполитик. Как регламентировать соотношение между еврозоной, уходящей в отрыв от остальной части ЕС, и теми, кто оказался или окажется вне ее – другой вопрос. Может, регламентация и не понадобится. Такого рода идеи и инициативы определенно указывают на склонность ядра ЕС к выбору в пользу дифференцированной интеграции [Bershidsky 2017]. Заинтересованность в нем проявляется всё отчетливее. Его поддерживают как элиты, так и население стран, входящих в ядро ЕС, простые граждане. Согласно превалирующему мнению, участников общего интеграционного проекта стало слишком много. ЕС потерял управляемость. Скачкообразное расширение ослабило ЕС, а не укрепило. Оно замедлило и осложнило движение вперед. Себялюбие, постоянные претензии на особую роль и нескончаемая фронда отдельных новых государств-членов всем надоели. Нарушение ими основополагающих традиций интеграционного объединения, складывавшихся десятилетиями, принципиально неприемлемо. Формальное или неформальное разделение ЕС на два потока в какой-то степени сняло бы эту проблему. Еще одним вариантом является сценарий компенсаторной интеграции. Его специфика заключается в том, что, наряду с углублением интеграции и передачей всё новых и новых полномочий на наднациональный уровень, расширяются и прерогативы государств-членов в области контроля над деятельностью ЕС. Последние получают дополнительные возможности отстаивать свои права, интересы и предпочтения. Интеграция идет не только по линии укрепления наднациональных институтов и других наднациональных органов, но и в форме большего сочленения национальных государств и наднациональных структур, более активного вовлечения национальных органов в процесс подготовки, принятия и реализации совместно принимаемых решений. То есть усиление интеграционного объединения идет рука об руку с усилением входящих в него национальных государств. Углубление интеграции, подчиняющее их общему интересу, как бы компенсируется расширяющимися возможностями, предоставляемыми им, формулировать, корректировать и отстаивать этот общий интерес. Элементы компенсаторного сценария были широкого использованы при согласовании Хартии фундаментальных прав, ставшей впоследствии органичной частью Договора о реформе ЕС, и в работе Конвента о подготовке Конституции для ЕС. В обоих случаях к участию в форумах, сыгравших столь важную роль в модернизации ЕС, были привлечены представители не только исполнительной, но и законодательной власти и консультативных органов. Обсуждение носило открытый характер. К анализу рабочих материалов имели возможность подключаться общественность и гражданское общество. Они нашли отражение также в тексте Лиссабонского договора, по которому ЕС и государства-члены живут в настоящее время. В соответствии с ним предварительный надзор за соблюдением упомянутого выше принципа субсидиарности при подготовке и принятии новых нормативных актов ЕС вверяется также и национальным парламентам. Предусматриваются процедуры и механизмы прямой демократии. Насколько эффективные – другой вопрос. Еще одной особенностью компенсаторной интеграции является возвращение на национальный уровень отдельных избыточных полномочий, которые были ранее переданы ЕС. То есть интеграция перестает быть дорогой с односторонним движением. Допускаются как передача суверенных полномочий на наднациональный уровень, так и обратный процесс. Инициативу Председателя Европейской Комиссии в этом отношении упоминали выше. Среди других его предложений аналогичного плана – создание национальных органов по надзору за качеством товаров, поступающих на локальные рынки, для гарантированного соблюдения единых стандартов. С некоторой натяжкой в этот же ряд можно поставить высказанную им и уже реализуемую идею учреждения агентства по надзору за предотвращением дискриминации трудящихся, нанимаемых в странах с более слабой социальной защитой для работы в странах с более высокой заработной платой и более щедрым социальным пакетом. Понятно, однако, что все проанализированные различия между сценариями углубления интеграции имеют условный характер. Их всегда можно стереть. В зависимости от обстоятельств и конкретной сферы деятельности ЕС и его государства-члены будут ориентироваться преимущественно на один или на другой из них. В целом же ими будет использоваться всё время варьирующаяся комбинация элементов, присущих всем этим сценариям. Таким образом, можно констатировать, что у ЕС и его государств-членов имеются чуть ли неограниченные возможности проявлять гибкость при продолжении евростроительства и модернизации европейского проекта, при поисках такого варианта действий, который бы устроил всех или наиболее заинтересованную группу государств. Будущее – за «гибкой интеграцией». В подтверждение этого приведем только два примера из последней практики. Первый. Выступая в Страсбурге 13 сентября 2017 г. с развернутой программой укрепления и консолидации ЕС на среднесрочную перспективу, Жан-Клод Юнкер по сути дела высказался за то, чтобы ЕС вернулся к варианту фронтального движения вперед. Он предложил запустить специальную программу финансовой и экспертной поддержки стран, которые должны будут пополнить ряды еврозоны, на манер той, которая осуществляется в отношении государств, получившихся статус кандидатов на вступление в интеграционное объединение. В случае успеха такой программы потребность в отдельном обустройстве еврозоны и дифференцированной интеграции сошла бы на нет. Это в прошлом Великобритания служила маяком для Новой Европы. Сдерживала ЕС. Служила балластом. Настаивала на альтернативных вариантах. Брексит в этом отношении изменил ситуацию коренным образом. Второй. В конце 2017 г. впервые в своей истории ЕС принял решение о начале Постоянного структурированного сотрудничества в области обороны (ПЕСКО). Как и в случае с продвинутым сотрудничеством, согласно действующим учредительным договорам, для его запуска нет нужды во всеобщем участии. Даже желания большинства государств-членов не требуется. Достаточно, чтобы они не мешали. Эксперты сходу оценили ПЕСКО как принципиально новый шаг на пути углубления интеграции, предваряющий достройку ЕС также и оборонительным союзом. Обдумывая инициативу, выдвинутую Вильнюсом, Берлин и Париж разошлись в том, стоит ли привлекать к нему ограниченный круг государств-членов или же добиваться максимально широкого участия. Первоначально казалось, что к ПЕСКО подключится не такая уж весомая группа государств-членов. Однако по мере продвижения переговоров число желающих присоединиться к нему постоянно возрастало. В итоге почти никто не захотел оказаться не у дел. 13 ноября 23 из 28 государств-членов подписали общее уведомление о ПЕСКО. А 11 декабря 2017 г. профильный Совет ЕС утвердил решение, учреждающее ПЕСКО в составе 25 государств. За бортом предпочли остаться лишь Великобритания, Дания и Мальта [Permanent 2018]. Эту тенденцию подтвердил запуск второй волны проектов в рамках Постоянного структурированного сотрудничества.   Правовой инструментарий углубления интеграции Столь же большой гибкостью ЕС и его государства-члены обладают в том, что касается использования правовых механизмов и правового инструментария институциональной достройки интеграционного объединения и расширения его полномочий, нужных для перевода всего осуществляемого ими интеграционного проекта на качественно более высокий уровень. Ни первичное, ни вторичное право ЕС не содержит ограничений, которые бы этому воспрепятствовали. Недаром на протяжении уже длительного времени ЕС и государства-члены прилагали неустанные усилия, направленные на его диверсификацию с тем, чтобы в его рамках, на его основе, с использованием уже накопленного опыта правоприменения можно было реализовать любой из изложенных выше сценариев углубления интеграции или любую их комбинацию. На протяжении 1990-х и 2000-х годов главным инструментом модернизации интеграционного объединения выступало заключение всё новых и новых договоров, вносящих изменения и дополнения в предыдущие учредительные акты ЕС. Парижский и Римский договоры и Единый европейский акт заложили фундамент интеграции. С их помощью были заданы его основные параметры и направления. Последующие достраивали строящееся здание новыми этажами, обновляли и отделывали. Они совершенствовали институциональную систему. Меняли порядок нормотворчества и принятия решений. Перераспределяли полномочия. Придавали европейской интеграции новые измерения, шаг за шагом превращая ее из сугубо отраслевой и затем всего лишь общеэкономической в универсальную. Евросоюз был создан Маастрихтским договором посредством дополнения Европейского Сообщества, работающего в режиме коммунитарного права, двумя другими составляющими – сотрудничеством в области внешней политики и политики безопасности и сотрудничеством между полицейскими и судебными органами с принципиально иным характером нормотворчества и порядком контроля над осуществлением принимаемых решений. Амстердамский и Ниццкий договор сделали первый шаг к коммунитаризации политик. Проложили путь к частичному расширению ЕС. Заново обустроили проведение общей внешней политики и политики безопасности. Наконец, Лиссабонский договор упразднил деление ЕС на «три опоры». Вместо множественности правовых режимов ввел намного более цельный. Задал вектор движения ЕС на следующее десятилетие. Сделал ЕС таким, каким мы его знаем сегодня. Вместе с тем, путь к заключению Лиссабонского договора оказался настолько сложным и тернистым, сопровождался такими высокими издержками (он в урезанном виде ввел в действие несостоявшуюся Конституцию ЕС), что надолго отбил у политического класса ЕС желание вставать на него опять. Внесение в учредительные договоры изменений и дополнений является наиболее легитимным, последовательным и правильным способом модернизации интеграционного объединения. Его использование придает праву ЕС максимально возможную определенность. Оно формирует наиболее прочную основу последующих трансформаций. Позволяет придать им необходимую комплексность. Затрагивает все аспекты функционирования объединения. Но ему присущи также серьезные ограничения. Для принятия нового учредительного договора нужен консенсус по слишком широкому перечню вопросов. Ведь созывать межправительственную конференцию, а тем более конвент, запускать столь громоздкую процедуру для решения незначительного круга задач просто нерационально. Выходить на него в составе почти трех десятков государств-членов – всё более неподъемная задача. Особенно сейчас, когда национальные интересы так разняться. Государства-члены отстаивают их зачастую жестко, напористо и непримиримо. Настаивают на своем до последнего, как в случае с отказом от навязывавшейся Брюсселем и стоящим за ним Берлином схемы автоматического распределения беженцев. Не соглашаются ни на какие компромиссы. Уломать их пойти навстречу, предлагая далеко идущие размены или финансовые вливания, становится себе дороже. К тому же в дальнейшем любая отдельно взятая страна по причинам преимущественно внутриполитического характера может затянуть или даже заблокировать вступление в силу с таким трудом согласованного текста. Чтобы он стал действующим нормативным актом, к тому же занимающим высшее место в иерархии источников права ЕС, необходимо, чтобы он был ратифицирован всеми государствами-членами. Как все помнят, референдум во Франции и последовавший за ним референдум в Нидерландах сыграли критическую роль в судьбе проекта Конституции ЕС. Проект был провален тогда в первую очередь из-за недовольства правительствами и правящими партиями и в той, и в другой стране, а не из-за каких-то врожденных недостатков документа, неприемлемых для населения. Поэтому в ближайших планах ЕС и ведущих государств-членов созыв межправительственной конференции для подготовки и согласования дополнений и изменений в действующие учредительные документы ЕС – Договор о Европейском Союзе (ДЕС) и Договор о функционировании Европейского Союза (ДФЕС) не значится. Этот наиболее мощный «локомотив» системной перенастройки интеграционного объединения переведен на «дальний полустанок». Он будет вновь возвращен во главу состава в подходящий момент. На экспертном уровне работа над самыми различными вариантами нового договора и его отдельными блоками, естественно, продолжается. Пока же ЕС и его государства-члены сосредоточились на активном использовании двух других мощнейших инструментов модернизации интеграционного объединения и его перевода в качественно новое состояние. Понимая насколько сложен и неоднозначен процесс актуализации учредительных актов, страны ЕС заложили в Лиссабонский договор целую серию всевозможных спящих норм, задействование которых дает такой же или сходный эффект. На профессиональном сленге они получили название «мостики» и «переходики». Для их активизации достаточно единогласия политических институтов ЕС по поводу того или иного конкретного пункта текущей повестки дня. Спящие нормы предусматривают возможность того, что новые суверенные полномочия будут переданы с национального на наднациональный уровень. На предыдущих этапах государствам-членам не удалось согласовать их делегирование ЕС. Тем не менее, они договорились резко упростить саму процедуру делегирования. Таким путем, похоже, институты ЕС будут уполномочены заняться гармонизацией налогообложения. На этом настаивают Берлин и Париж, а соответственно и Брюссель. Отдельные малые и средние страны ЕС ведут арьергардные бои [No consensus 2019]. Они боятся утратить экономические преимущества, которые им дает на порядок более льготное, простое и либеральное налогообложение, по сравнению со средним по ЕС, которым могут пользоваться физические и юридические лица, находящиеся под их юрисдикцией или переходящие в нее. Чтобы пояснить, о чем собственно идет речь, достаточно напомнить, что в Ирландии и на Кипре, например, корпоративные налоги в четыре раза ниже (!), чем в Германии. Иностранный бизнес это очень ценит. Малые и средние страны до последнего времени были уверены, что в случае унификации налогообложения они будут «раздавлены» более крупными соседями. Лишатся ряда преимуществ в конкурентной борьбе с ними, компенсирующими малые размеры их экономик. Утратят чрезвычайно важный ресурс социально-экономического маневрирования. Не смогут больше противостоять внешнему диктату. Но без гармонизации налогообложения, как указывают немецкие и французские политики и экономисты, как, впрочем, и эксперты других стран, единое экономическое пространство ЕС оказывается разорванным. Здание экономического и валютного союза остается недостроенным. Проводить единую экономическую политику крайне затруднительно. Если вообще возможно. Первые радикальные шаги, направленные на то, чтобы изменить ситуацию и консолидировать ЕС, уже сделаны – все государства-члены распростились с банковской тайной. Соответствующей директивой введено также взаимное автоматическое информирование о налоговых рулингах (индивидуализированных разъяснениях/договоренностях правительств с частными фирмами о характере и объемах налогообложения). Поставлены барьеры на пути ухода из-под налогообложения и сомнительной оптимизации налогооблагаемой базы. Следующие, состоящие в поэтапной гармонизации налогообложения, похоже, с неотвратимостью также будут сделаны ЕС. Аналогичным образом, т.е. путем единогласного одобрения новых правил, государства-члены, отталкиваясь от спящих положений Лиссабонского договора, в состоянии добиваться радикального упрощения процедуры принятия политических и законодательных решений политическими институтами ЕС, не внося изменения и дополнения в действующие учредительные акты. В тех областях деятельности интеграционного объединения, где это еще не было сделано, они могут таким образом отказываться от требования единогласия, переходя к принятию решений квалифицированным большинством. Понятно, как много это значит для его более динамичного и успешного функционирования. Особенно в нынешних условиях, когда ЕС насчитывает 27 членов плюс Великобританию и 33 – в случае поглощения всех Западных Балкан. По пути обозначенного упрощения процедур руководство ЕС, как оно, во всяком случае, уже обозначило, намерено вести государства-члены при его достройке Политическим союзом и осуществлении первых подготовительных мер, необходимых для достижения этой цели. Представляя в Страсбурге 13 сентября 2017 г. свое видение программы реформ и трансформации ЕС на последующее десятилетие, Председатель Европейской Комиссии, в частности, заявил, что для повышения эффективности выработки и проведения единой внешней политики и политики безопасности ЕС и его государствам-членам пора переходить к принятию решений квалифицированным большинством голосов. Такая возможность прямо предусматривается Лиссабонским договором [State 2017]. Как видим, у ЕС имеются все возможности избегать паралича и продолжать институциональное строительство и расширение полномочий объединения, а соответственно и углубление интеграции малыми и выборочными, но весьма существенными мерами и тогда, когда перспективы системного рывка или продвижения по широкому кругу вопросов выглядят проблематичными. Однако Евросоюз способен их задействовать, как и при внесении изменений и дополнений в учредительные договоры, лишь при условии, что имеется согласие всех, абсолютно всех государств-членов. Это случается всё-таки не так часто. Тем не менее, и тогда, когда среди государств-членов нет единства, и оно не предвидится, у ЕС имеются возможности идти вперед по пути углубления интеграции. На этот случай ДЕС и ДФЕС предлагают вполне эффективные и полностью законные способы достижения тех же целей, ассоциируемые с представлениями о многоскоростной интеграции и интеграции с меняющейся геометрией. Такими способами являются постоянное структурированное сотрудничество в области обороны, о котором было сказано выше, и продвинутое сотрудничество во всех других областях. В прошлом ЕС изредка уже прибегал к разнообразным правовым схемам, позволяющим обойти блокирующие голоса тех государств-членов, которые не хотели идти в ногу с большинством, подталкивающим объединение к осуществлению новых амбициозных проектов, но не считали необходимым препятствовать в этом остальным. Например, такие влиятельные страны Старой Европы, как Великобритания, Дания и Швеция, прекрасно понимая всю значимость введения единой валюты и формирования еврозоны, решились, тем не менее, на свободное существование вне ее рамок и не стали подчинять себя ее правилам. Они предпочли не связывать себе руки и не расставаться с национальной валютой. Кстати, руководство Европейской Комиссии вполне прозрачно намекало в этой связи, что лишь расслабляющее влияние этих стран, прежде всего Великобритании, мешало до сих пор мобилизовать усилия для скорейшего включения в еврозону не спешащих в нее Венгрии, Польши, Румынии и Хорватии. Как равно и необоснованно торопящейся в нее Болгарии. Курс на то, чтобы не обременять себя обязательствами, вытекающими из конструирования единой Социальной Европы, с самого начала осуществляла Великобритания. В отличие от всех других стран ЕС не признали для себя обязательными Хартию фундаментальных прав снова Великобритания, а также Чехия, которая в дальнейшем сняла сделанные оговорки. В разной степени вне общего пространства свободы, безопасности и правосудия находятся Дания, Великобритания и Ирландия. Общим для всех этих казусов является, однако, лишь то, что каждый раз абстиненты сами решали, как им быть, или в их отношении государства-члены совместно устанавливали режим изъятий, и каждая ситуация получала специальную регламентацию в праве ЕС. Продвинутое и постоянное структурированное сотрудничество несколько о другом. Эти юридические инструменты в каждом конкретном случае наделяют достаточно многочисленное меньшинство стран ЕС (минимум девять) или любую более представительную группу государств-членов правом инициировать новый интеграционный проект в рамках ЕС с опорой на структуры и механизмы ЕС, несмотря на отсутствие желания со стороны остальных, и детально прописывают соответствующую процедуру. Ограничений – всего два. Решение принимается Советом ЕС квалифицированным большинством. Им интеграционное объединение не наделяется новыми полномочиями [Scenario 2018]. Смысл этих инструментов заключается в том, что скептически настроенные страны, способные помешать фронтальному и универсальному углублению интеграции, т.е. всеобщности движения вперед, против которого они возражают, лишаются возможности повлиять на настрой государств-единомышленников в отношении вынашиваемых ими планов и остановить их. Положения о Постоянном структурированном сотрудничестве долгое время оставались «резервным оружием» ЕС. Государства-члены воздерживались от их использования. Первое исключение было сделано в декабре 2017 г. В рамках ПЕСКО пока предполагается осуществление 17 различных проектов первой волны и примерно такого же количества – второй. По сравнению с ПЕСКО примеров продвинутого сотрудничества намного больше. Причем в самых разных областях [Бабынина 2014]. В учреждении Генеральной прокуратуры ЕС согласилась участвовать 21 страна. Прокуратура должна обеспечить эффективное преследование за нарушения, касающиеся бюджетных средств ЕС. Однако это только в начале. Не исключено, что впоследствии делегируемые ей полномочия будут расширены. 17 стран создали правовой режим, позволяющий супружеским парам из граждан разных стран выбирать применимое право в случае развода или юридически оформляемого расставания. Другие 17 стран договорились разработать четкие правила решения вопросов собственности для таких пар в случае разводов или наследования. 10 государств-членов продолжают работать над введением единообразного порядка налогообложения финансовых транзакций. Перспективным прецедентом послужит намерение 14 стран совместно с Европейской Комиссией инвестировать в обустройство транснациональной цифровой инфраструктуры мирового класса на базе создания своих собственных суперкомпьютеров [Scenario 2018]. Как отмечалось выше, одним из возможных вариантов коренной переналадки ЕС выступает оснащение еврозоны своим собственным бюджетом, парламентом и постоянно действующим министром финансов и ее превращение в ядро европейского проекта, дающего крен в этом случае в сторону дифференцированной интеграции. Дебаты по его поводу ведутся в политических кругах ЕС всё более интенсивно. Франко-германский тандем говорит о нем уже вполне уверенно и определенно [Ophüls, Sigmund, Hildebrand 2018; Cuddy 2018 ]. Появляется растущее число указаний на то, что подготовительная работа в данном направлении действительно ведется. Из весьма призрачного он превращается в относительно реальный. Похоже, Париж и Берлин, если только не изменятся обстоятельства, действительно намерены сделать ставку на обособление еврозоны. Пусть в начале планируемые ими шаги и могут показаться сравнительно скромными и половинчатыми. Однако если они на практике, а не только на словах, приступят к осуществлению данного плана, интрига будет заключаться не столько в обустройстве еврозоны как таковой, а в том, как оно будет проводиться. Станет ли франко-германский тандем продавливать принятие общего законодательства ЕС или удовлетворится продвинутым сотрудничеством. Допустит ли он аутсайдеров к контролю над происходящим и участию в выработке решений. Будет ли добиваться установления новых правил игры для еврозоны в качестве общего проекта ЕС или частного дела ее участников. В чем увидят свой интерес скандинавы и большая часть Новой Европы. Будут ли они настаивать на придании отрывающейся от них еврозоне сугубо открытого характера, подразумевающего в дальнейшем стирание различий, или же бороться с самого начала против разделения ЕС на две группы государств. Выход Великобритании из ЕС, по ходу переговоров о «Брекзите» превратившийся в ее исключение из интеграционного объединения, делает возможным любой из сценариев. Правовой инструментарий и для одного, и для другого давно наготове. Внешне очень похож на продвинутое сотрудничество правовой инструментарий достройки ЕС новыми этажами путем заключения государствами-членами международных соглашений за рамками интеграционного объединения. Его принципиальное отличие состоит в том, что он позволяет заинтересованным странам ЕС обходить ограничения, свойственные продвинутому сотрудничеству. К его использованию они прибегают тогда, когда иным образом не могут преодолеть сопротивление несогласных или неготовых к этому государств-членов, а им нужно превратить свой проект в общий для интеграционного объединения. Классикой в этом отношении является Шенгенское соглашение об упрощении паспортно-визового контроля на границах, участниками которого первоначально стали всего пять европейских государств – Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Франция и Германия. Причем какое-то время его перспективы оставались призрачными. Мало кто мог предположить, что Шенген вырастет в один из главных проектов интеграционного объединения. Соглашение было подписано 14 июня 1985, а вступило в силу лишь 26 марта 1995 г. Для этого потребовалось заключить Конвенцию о введении в действие и применении Шенгенского соглашения. Она была подписана в 1990 г. всё теми же пятью странами. Тем не менее, уже 1 мая 1999 г. Соглашение было замещено Шенгенским законодательством ЕС и стало весомой частью его правовых достижений, модернизация которых идет полным ходом [Security 2018; Managing 2018]. Гораздо быстрее развивались события в случае с Прюмским соглашением. Оно было подписано всё той же пятеркой государств, а также Австрией и Испанией 27 мая 2005 г. (еще 9 стран сообщили о своем намерении присоединиться). Своей целью оно имело резко активизировать сотрудничество между полицейскими органами в борьбе с организованной преступностью и международным терроризмом. Ключевые положения Соглашения касались создания полицейской информационной сети. Оно открывало взаимный доступ к базам данных друг друга. А уже 17 июня 2007 г. Совет министров внутренних дел ЕС принял решение распространить его действие на все тогда 27 его государств-членов. Оба эти примера свидетельствуют о том, что в плане целеполагания инструментарий внешних для ЕС соглашений действительно имеет много общего с продвинутым сотрудничеством. На это указывает и то, что Европейская Комиссия включает учреждение Единого патентного суда (ЕПС) в общий перечень примеров продвинутого сотрудничества [Scenario 2018]. На самом деле он создается на основе Соглашения о ЕПС, подписанного в Брюсселе 19 февраля 2013 г. 25 государствами-членами [Agreement 2013]. Первоначально от участия в нем воздержались Испания, Польша и Хорватия. Но оно открыто для всех стран ЕС. Впоследствии Польша всё-таки присоединилась к нему. Своеобразие Соглашения заключается в том, что оно наделяет ЕПС статусом общего суда государств-членов и подчиняет его действию права ЕС и постановлениям Суда ЕС по аналогии с национальными судами *17. У государств-членов имеется также важный опыт заключения внешних международных соглашений по различным аспектам функционирования ЕС в фактически складывающейся чрезвычайной обстановке. С использованием рассматриваемого правового инструментария они создали стабилизационный механизм ЕС [Treaty 2018]. Тем самым они сумели вырваться из заколдованного круга внутренних противоречий и вывели ЕС из-под удара. Одной из отличительных черт разобранной выше системы юридических средств и процедур модернизации ЕС, укрепления его институциональной системы, расширения полномочий интеграционного объединения являются их четкая регламентация, правовая определенность, присущая их использованию, понятность, предсказуемость, открытость, публичность и т.д. Второй или как бы запасной системой средств и процедур, для которых все эти черты не характерны, являются возможности расширительного толкования отдельных положений учредительных договоров, прав и полномочий ЕС и его институтов. Они очень востребованы. В повседневной практике функционирования ЕС задействуются даже чаще и охотнее. Возможности эти при ближайшем рассмотрении чуть ли не безграничны. Уже в самих учредительных договорах прописано, что ЕС обладает как эксплицитно зафиксированными в них полномочиями, так и теми, которые в них прямо не закреплены, но являются необходимыми для достижения сформулированных в них целей и решения поставленных в них задач. Соответственно, если политические институты ЕС берутся за разработку законодательных актов, под которые конкретные правовые основания отсутствуют, их при желании всегда можно обосновать и легитимировать, прибегнув к расплывчатым, неоднозначным и фактически всеядным положениям о подразумеваемых полномочиях ЕС. Таким образом Европейский Совет дал нижестоящим структурам ЕС огромное количество поручений, а Совет ЕС и Европарламент подготовили и утвердили по-настоящему большое число регламентов и директив. Для российских политиков и юридической общественности третьих стран это не совсем понятно и очевидно, но политические институты ЕС руководствуются в своей деятельности не только нормой первичного права ЕС и заключенным в нем конкретным содержанием, но и сформулированными в ней целевыми установками. За ними признается даже еще более обязательный характер. Это т.н. телеологический способ толкования. Согласно утвердившейся в ЕС юридической традиции, им должны руководствоваться все политические, административные, правоприменительные и любые другие властные структуры интеграционного объединения. Причем всё более-менее понятно, объяснимо и в принципе легитимно, когда упоминание конкретных полномочий в тексте учредительных договоров опущено, а они признаются государствами-членами ЕС как вытекающие из тех целей, которые в договорах указаны. Это в чистом виде подразумеваемые полномочия. Концепция подразумеваемых полномочий в действующем международном праве никем не ставится под сомнение. Однако в нескольких недавних случаях государства-члены осознанно шли на признание за институтами ЕС права на совершение таких действий, которые учредительные договоры, по мнению части политиков и юридического сообщества, эксплицитно запрещают. Так было, когда ЕЦБ в целях поддержания на плаву ее платежной и финансовой системы декларативно объявил о программе выкупа долговых обязательств Греции. Эта спасательная операция чуть было не сорвалась, поскольку полномочия ЕЦБ проводить ее моментально были оспорены в судебном порядке. И в Люксембурге, и на национальном уровне. 37 тысяч немецких экспертов, предпринимателей и политиков пытались доказать, что ЕЦБ не вправе финансировать правительства государств-членов [Khan 2016]. Но и политика количественного смягчения, как считает всё та же часть политиков и юридического сообщества, осуществлялась ЕЦБ extra vires, т.е. незаконно. Вместе с тем, всё это цветочки по сравнению с той огромнейшей работой по расширительному толкованию полномочий ЕС и его институтов, которую за десятилетия существования интеграционного объединения провел Суд ЕС. Им было сделано потрясающе много. Люксембургский суд провозгласил ЕС самостоятельной правовой системой. Вывел его, в том, что касается отношений внутри ЕС, из-под действия и международного, и национального права. Затвердил в качестве незыблемых постулатов его основополагающие черты и особенности [Европейское 2018]. Он добился того, что право ЕС является интегральной частью внутреннего права государств-членов и пользуется в их правовой системе преимущественной силой. Причем всегда и при любых обстоятельствах. Обосновал и ввел в практику концепцию прямого действия и прямого применения права ЕС во внутреннем праве стран ЕС. Обеспечил юрисдикционную защищенность права ЕС, которая поддерживается совокупной мощью судебных систем всех государств-членов. Иначе говоря, сделал всё для того, чтобы право ЕС стягивало стальным обручем сначала общее экономическое пространство государств-членов, затем социально-экономическое, а сейчас и пространство внутренней безопасности [Европейское 2018]. На протяжении всех этих лет Люксембургский суд неизменно ставил интересы ЕС и цели интеграции выше корыстных интересов отдельных государств. Заставлял их подчиняться общему порядку. Одну за другой закрывал лазейки, позволяющие уклоняться от применения права ЕС как высшего права входящих в Союз национальных государств. Он придал ЕС совсем другую международную правосубъектность по сравнению с той, которая была прописана первоначально в учредительных договорах. Он предписал всем считать, что ЕС во внешнеэкономической сфере обладает продолжением внутренних полномочий, необходимых для построения общего рынка [Европейское 2018]. На заре осуществления европейского проекта он шаг за шагом признал за Европейским Парламентом все процессуальные и иные права, придающие ему статус полноценного института ЕС. Выровнял его положение по отношению к Совету ЕС и Европейской Комиссии. Заставил считаться с ним. И только потом начался взлет Европарламента, который государства-члены, уже меняя первичное право ЕС, превратили из консультативного органа в подлинного законодателя интеграционного объединения. Судебный активизм в исполнении Люксембургского суда нужен и полезен ЕС. Евростроительство без него обходиться не может. Особенно в периоды политической турбулентности, когда политическим институтам ЕС не всегда удается справляться со своими обязанностями двигать вперед интеграционный проект. Поэтому Люксембургский суд остается очень важным скрытым, запасным инструментом упрочения ЕС и расширения его полномочий. А с учетом многоаспектности компетенции, которой его наделили и продолжают наделять государства-члены – палитрой инструментов обеспечения, обслуживания и углубления интеграции. В отдельных случаях такую же роль берут на себя высшие национальные судебные инстанции. Так, только благодаря расширительному толкованию, предложенному Федеральным конституционным судом Германии, была преодолена патовая ситуация, в которую ЕС пытались завести приверженцы «абсолютной законности» в деятельности интеграционного объединения и его институтов, в данном случае – ЕЦБ.   Оптимистический прогноз Период разброда и шатаний в истории ЕС продолжится. Для него это характерно. Последствия многочисленных и крайне тяжелых кризисов, потрепавших его, будут еще долго мучить европейские страны. Европарламент нового созыва почти наверняка окажется менее управляемым, чем сейчас. Но кризисы как таковые ЕС в основном преодолел. У него вновь появился драйв. Он вновь обрел ресурсы, которых еще вчера так не хватало, необходимые для того, чтобы сплотить своих членов, помочь им адаптироваться к изменившимся запросам и состоянию общества, заняться их общим будущим. За него вновь готовы биться интеллектуалы из всех уголков объединения, призывающие защитить его от «еврофобов» и вплотную заняться сглаживанием различий между группами населения, стоящими на разных этажах социальной лестницы [Jofrin 2019; 30 écrivains 2019]. Как мы постарались показать, все возможные и реалистичные сценарии этого будущего связаны с модернизацией ЕС, его переналадкой, его достройкой новыми измерениями сотрудничества, приданием ему большей эффективности и конкурентоспособности на международной арене – т.е. с дальнейшим, далеко идущим углублением интеграции. Весь необходимый правовой инструментарий для этого у ЕС имеется. Не дожидаясь выхода из своего состава Великобритании, предлагавшей альтернативный путь развития и тормозившей все процессы, Брюссель уже сейчас всё активнее прибегает к его использованию. Трансформация интеграционного объединения фактически началась. Она резко ускорится по завершении «Брекзита». Выстраивая стратегию отношений России с ЕС и его государствами-членами это обязательно надо учитывать. Как и реальное, а не нафантазированное место ЕС в глобальном балансе сил, о котором так саркастически и в то же время верно, на наш взгляд, шутит Эндрю Моравчик. Позволим себе привести небольшой фрагмент его недавней статьи. Он того заслуживает. Авторитетный исследователь пишет: «Многие рассматривают Европу как изжившую себя в контексте мировой политики силу. Согласно общепринятой точке зрения, современная мировая политика однополярна, а единственной сверхдержавой являются США. Или, может, она многополярна, ведь Китай, Индия и остальные в состоянии бросить вызов западным державам. В любом случае, роль Европы второстепенна и продолжает уменьшаться. Говорят, Евросоюз слишком слаб, чтобы избежать увядания перед лицом подрывной деятельности России, массовой миграции, восстаний правых сил, плана выхода Великобритании, медленного роста и почти полного отсутствия расходов на оборону. Признаки смятения заметить, разумеется, легко. Современная Европа представляет собой полный бардак, а институты и политика ее несовершенны. Некоторые угрозы, с которыми сталкивается ЕС, более чем реальны… На фоне всех гипербол и истерии упускается основной момент. Сегодня Европа является подлинно уникальной силой и останется такой, скорее всего, на многие десятилетия. Согласно наиболее объективным показателям, она либо может конкурировать, либо превосходит США и Китай в возможностях демонстрировать весь спектр глобальной военной и экономической силы, а также методов невоенного воздействия» [Моравчик 2017]. © Марк ЭНТИН, профессор МГИМО МИД России, профессор-исследователь БФУ им. И. Канта, Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ «Высшая школа экономики», старший научный сотрудник Института Европы РАН   *1 По мнению отдельных авторитетных специалистов, он наступит намного раньше, нежели многие предсказывают. В Европе его предвестников всё больше. ЕЦБ так и не удалось вернуть доверие к банковской системе. Биржевые котировки европейских банков по состоянию на сегодня примерно вдвое ниже, чем в 2000-м, и вчетверо ниже, чем в 2007 году. Они не выдерживают конкуренции с новыми финансовыми игроками. Их тащат ко дну невозвратные кредиты на сумасшедшую сумму в 1 трлн. евро. Не добавляет уверенности право-популистское правительство в Италии, прошлая риторика которого несла угрозу самому существованию зоны евро. Но наибольшую опасность представляют потрясающе плохие показатели крупнейшего финансового конгломерата Германии – «Дойче банка». Если он рухнет, это станет катастрофой. Не исключено, что потребуется его национализация в той или иной форме. Правовые предписания ЕС подобные меры запрещают. Насмешка истории – они были включены в учредительные договоры по настоянию Бонна [Gave 2018]. *2 До какой степени, показывает следующая цитата: «Пожалуй, никогда за последнюю плюс минус тысячу лет к Соединенному Королевству, естественно, в те давние времена имевшему другое название, не относились так пренебрежительно, как сейчас» [Лондон 2018]. *3 Если верить источникам, которыми пользуются авторы немецкого Фонда Эберта, «нынче лейбористы (снова) сравнялись по популярности с тори, показатель обеих партий находится на уровне около 39 процентов» [Кациоулис Н., Кациоулис Х. 2018]. *4 Согласно тематическому докладу ОЭСР за 2018 год, положение дел в Великобритании хуже, чем в других развитых странах. Производительность труда и экономика в целом не в состоянии выбраться из стагнации по причинам структурного характера. В частности, вследствие «перераспределения рабочей силы из производительных в непроизводительные сектора» [Краснушкина 2018]. *5 По данным российского Forbes, он снизился за год осуществления реформ с 69% на пике популярности до 43% [Шкляров 2018]. *6 Об этом нам говорили все знакомые итальянцы задолго до того, как к аналогичному выводу ни пришли ведущие западные аналитики, ссылающиеся, в том числе на уже появившиеся биографии, как они считают, фактически первого лица итальянской политики по состоянию на сегодняшний и завтрашний день. *7 Графически все эти кризисы очень наглядно переданы в публикациях И.Н. Тимофеева. *8 Согласно страновому отчету МВФ по Греции за 2018 год, первичный профицит ее бюджета (до выплат по внешним долгам) уже составил 4,2% против запланированных 1,7%. В июле 2017 г. страна вернулась на рынок внешних заимствований, разместив пятилетние облигации на 3 млрд долл. под 4,4%, и продемонстрировала устойчивый рост экономики. В случае продолжения реформ теоретически она какое-то время сможет удержаться наплаву без внешней помощи. *9 Правда, гибнет в водах Средиземного моря ничуть не меньше вопреки уверениям ЕС в том, что их спасение является его приоритетом. Так, по официальным данным, только за июнь-июль 2018 г. число утонувших пополнили свыше 721 человека [Nielsen 2018]. *10 Лично мы придерживаемся противоположной точки зрения, но многие уважаемые западные экономисты, историки и политологи продолжают настаивать на том, что иначе санацию деградирующей экономики и упорядочение ничем не обоснованных расходов и расточительного образа жизни никак нельзя было провести [Hien, Joerges 2017]. *11 А не наоборот, как утверждают отдельные российские комментаторы, в частности, обозреватель «Новой газеты» Юлия Латынина. В откровенно эпатажном стиле она пишет: «Западным миром правят левые элиты. Эти левые элиты являются носителями квазисоциалистических идей… ушли левее даже среднестатистического избирателя... стали последовательно отстаивать любую идею, которая ведет к разрушению классического буржуазного государства. На глазах своих избирателей они стали конструировать системы, где а) правят чиновники, которых никто не избирает, и б) где исход выборов будет решаться за счет имамов, приказывающих своей пастве беженцев голосовать за леваков, так, как это происходило в пригороде Брюсселя Моленбеке. Это и породило протест того самого массового избирателя. Начался Трамп. Начался Брекзит. В Италии «Пять звезд» получили большинство на выборах, после чего Италия закрыла для беженцев все свои порты. Что такое популизм? Это охлократия минус социализм» [Латынина 2018]. *12 Выступает за более репрессивную политику в отношении преступников и нелегальных мигрантов, существенное сокращение принимаемых беженцев, ограничение возможностей родственников воссоединяться с ними, сдерживание наднациональных амбиций ЕС, за запрет на усыновление детей однополыми парами и одинокими людьми, в целом за возрождение протестантской этики и традиционного семейного уклада. *13 В частности по подсчетам Алана Позенера, «Евроскептические партии или формируют правительства, или участвуют в таковых в Болгарии, Италии, Греции, на Мальте, в Австрии, Польше, Словакии, Чехии и Венгрии». *14 К тому же очень влиятельные силы внутри ЕС стремятся сделать его запретительно поучительным. Вот как эту ситуацию оценивают те, кто занимаются серьезной, а не балаганной аналитикой: «… евросоюзовское начальство хочет максимально осложнить жизнь Британии после брексита, чтобы другим на его примере было неповадно выходить из объединенной Европы» [Лондон 2018]. *15 Что особенно актуально с учетом попыток активизации и объединения право-популистских движений европейских стран в преддверии выборов, в том числе усилиями американских НКО [Селимова 2018]. *16 Расхожее мнение немецких аналитиков, да и многих других: «Фракция консерваторов глубоко расколота по этому вопросу, но из-за страха перед досрочными выборами и возможной победой на них Корбина пока что поддерживает премьер-министра» [Кациоулис Н., Кациоулис Х. 2018]. *17 Статья 1 Соглашения о ЕПС предусматривает: «A Unified Patent Court for the settlement of disputes relating to European patents and European patents with unitary effect is hereby established. The Unified Patent Court shall be a court common to the Contracting Member States and thus subject to the same obligations under Union law as any national court of the Contracting Member States» [Agreement, 2013].   Список литературы / Références Ананьева Е.В. 2018. Ультиматумы и компромиссы Терезы Мэй. Аналитическая записка Института Европы РАН. М. №30 (126). http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an126.pdf [Anan'eva E.V. Ul'timatumy I kompromissy Terezy Mej. Analiticheskaya zapiska Instituta Evropy RAN. 2018. №30 (126)]. Бабынина Л.О. 2014. Применение продвинутого сотрудничества – новый тренд развития Европейского Союза. Вестник МГИМО-Университета. №4(37). С. 148-154. [Babynina L.O. Primenenie prodvinutogo sotrudnichestva – novyj trend rasvitiya Evropejskogo Soyuza. Vestnik MGIMO-Universiteta. 2014. №4(37). P. 148-154]. Белов В.Б. 2018. Миграционный кризис в Германии и Евросоюзе – сложный поиск путей решения. Аналитическая записка Института Европы РАН. М. №29 (125), М. http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an125.pdf [Belov V. B. Migratzionnyj kriziz v Germanii I Evrosoyuze – slojnyj poisk putej resheniya. Analiticheskaya zapiska Instituta Evropy RAN. 2018. №29 (125). http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an125.pdf]. Будущее Европы: глобальные вызовы и возможные ответы. 2018. Доклад Института Европы РАН. М. №351. [Buduschee Evropy: global'nye vyzovy i vozmojnye otvety. 2018. Doklad Instituta Evropy RAN. No. 351]. Выборы во Франции 2017 г.: итоги и перспективы. 2017. Доклад Института Европы РАН. М. №347. [Vybory vo Frantzii 2017 g.: itogi i perspectivy. Doklad Instituta Evropy RAN. 2017. No. 347]. Германия: 2017. 2018. Доклад Института Европы РАН. М. №354. [Germaniya: 2017. 2018. Doklad Instituta Evropy RAN. 2018. No. 354]. Алексей Громыко А. Ан. 2018. Политический ландшафт Европы. Грозит ли ЕС геополитическое одиночество? Аналитическая записка Института Европы РАН. М. №28 (№124). http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an124.pdf [Gromyko A. An. Politicheskij landshaft Evropy. Grozit li ES geopoliticheskoe odinochestvo? Analiticheskaya zapiska Instituta Evropy RAN. 2018. №28 (№124)]. Громыко А. Ан. 2017. Европейские исследования: дилеммы универсальности и уникальности. Современная Европа. №2. С. 6-17. [Gromyko A. An. Evropejskie issledovaniya: dilemmy universal'nosti i unikal'nosti. Sovremennaya Evropa. 2017. No. 2. P.6-17]. Едовина Т. 2018. Бремя на вырост. Успешные реформы временно избавят Грецию от долговых проблем. Коммерсантъ. 01.08. https://www.kommersant.ru/doc/3701719[Edovina T. Bremia na vyrost. Uspeshnye reformy vremenno izbaviat Gretziu ot dolgovyh problem. Kommersant, 01.08.2018]. Европа 2017: партии, выборы, власть. 2018. Доклад Института Европы РАН. М. №353. [Evropa 2017: partii, vybory, vlast'. Doklad Instituta Evropy RAN. 2018. No. 353]. Европа XXI века. 2017. Новые вызовы и риски: (монография). М., СПб.: Нестор-История. 584 с. [Evropa XXI veka. Novye vyzovy i riski. M., SPb.: Nestor - Istoriya. 2017. 584 p.]. Европейские исследования в России (1992-2017). 2017. Томск: Изд-во Томского университета. 464 с. [Evropejskie issledovaniya v Rossii (1992-2017). Tomsk: Isd-vo Tomskogo universiteta. 2017. 464 p.]. Европейское право. 2018. Основы интеграционного права Европейского Союза и Евразийского экономического союза. В 2-х томах. М.: Норма: ИНФРА-М, 2018. [Evropejskoe pravo. Osnovy integratzionnogo prava Evropejskogo Soyuza i Evazijskogo economicheskogo Soyuza. V 2-gh tomagh. M.: Norma: INFRA-M. 2018.]. Кавешников Н.Ю. 2016. Четыре сценария европейской интеграции. Аналитическая записка РСМД. 19.04. http://russiancouncil.ru/activity/policybriefs/chetyre-stsenariya-evropeyskoy-integratsii/ [Kaveshnikov N. U. Chetyre stzenariya evropejskoj integratzii. Analiticheskaya zapiska RSMD. 19.04.2016]. Кациоулис Н., Кациоулис Х. 2018. Матушка Мэй. Хаос в среде британских тори может не только усилить позиции Мэй, но и затруднить положение лейбористов. IPG – Международная политика и общество. 12.07. https://www.ipg-journal.io/regiony/evropa/statja/show/matushka-mehi-576/ [Katzioulis N., Katzioulis Ch. Matushka Mej. Haos v srede britanskih tori mojet ne tol'ko usilit' pozitzii Mej, no i zatrudnit' polojenie lejboristov. IPG – Mejdunarodnaya politika I obshestvo. 12.07.2018]. Краснушкина Н. 2018. Британскую производительность испортили услуги. В ОЭСР нашли причины ее стагнации. Коммерсантъ. 10.08. https://www.kommersant.ru/doc/3708888 [Krasnushkina N. Britanskuyu proizvoditel'nost' isportili uslugi. V OESR nashli prichiny eye stagnatzii. Kommersant. 10.08.2018]. Латынина Ю. Л. 2018. Марш бюрократов. Что стоит за правительственным кризисом в Великобритании и реформой Евросоюза. Новая газета. 14.07. https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/07/14/77153-marsh-byurokratov [Latynina U.L. Marsh burokratov. Chto stoit za pravitel'stvennym krizisom v Velikobritanii I reformoi Evrosoyuza. Novaya gazeta. 14.07.2018]. Лондон – Вашингтон: «особые отношения», в которых нет ничего особенного. 2018. EurAsia Daily. 17.07. https://eadaily.com/ru/news/2018/07/17/london-vashington-osobye-otnosheniya-v-kotoryh-net-nichego-osobennogo [London – Vashington: “osobye otnosheniya”, v kotoryh net nichego osobennogo. EurAsia Daily. 17.07.2018]. Моравчик Э. 2017. Европа остается силой, не имеющей себе равных. И так будет еще десятки лет. Россия сегодня, ИноСМИ.ру. 13.04. ( Перепечатка из Andrew Moravcsik. Europe is Still a Superpower. And it's going to remain one for decades to come. Foreign Policy. 13.04.2017. https://foreignpolicy.com/2017/04/13/europe-is-still-a-superpower/) https://inosmi.ru/politic/20170420/239184355.html [Moravchik A. Evropa ostaetsya siloj, ne imeyushej sebe ravnyh. I tak budet eshio desiatki let. Rossia segodnia, InoSMI.ru. 13.04.2017]. Мурашов А. 2018. О нашем будущем неодиночестве. Россия в глобальной политике. 13.07. https://www.globalaffairs.ru/global-processes/O-nashem-buduschem-neodinochestve-19677 [Murashov A. O nashem budushem neodinochestve. Rossiya v global ' noy politike. 13.07.2018]. Позенер А. 2018. Европа без европейцев. Россия сегодня, ИноСМИ.ру. 21.05. (Posener A. Europa ohne Europäer. De Welt. 15.05.2018. https://www.welt.de/print/welt_kompakt/debatte/article176362474/Leitartikel-Europa-ohne-Europaeer.html) https://inosmi.ru/politic/20180521/242233648.html [Pozener A. Evropa bez evropejtzev. Rossiya segodnia, InoSMI.ru. 21.05.2018]. Попов В. 2019. Почему Евросоюз ждут суровые испытания. Центробежные тенденции в ЕС усиливаются. Независимая газета. 11.02. С. 7. [Popov V. Pochemu Evrosoyuz jdut surovye ispytaniya. 11.02.2019. P. 7.] Селимова Ф.А. 2018. Националисты Европы, объединяйтесь! Бывший главный стратег Дональда Трампа задумал право-популистское восстание в Старом Свете. Независимая газета. №151 (7343). 25.07. С. 6. [Selimova F.A. Natsionalisty Evropy, ob'edinyaites'! Nezavisimaya gazeta. No. 151 (7343). 25.07.2018. P. 6]. Силаев Н.Ю., Сушенцов А.А. 2018. Возвращение Старого Света и будущее международного порядка в Евразии. Доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай». Май. http://ru.valdaiclub.com/files/20317/ [Silaev N.U., Sushentzov A.A. Vozvrashenie Starogo Sveta i budushee mejdunarodnogo poriadka v Evrazii. Doklad Mejdunarodnogo diskussionnogo kluba “Valdaj”. Maj 2018]. Спартак А. 2019. Мировая экономика в 2019 году: откуда ждать «черных лебедей». Новые риски для глобального экономического развития. Независимая газета. 19.02. С. 8. [Spartak A. Mirovaya ekonomika v 2019 godu: otkuda jdat' “chernyh lebedei”. Novaya gazeta. 19.02.2019. P. 8.] Современная Европа: 60 лет после Римских договоров. Часть I. 2017. Доклад Института Европы РАН. М. №340. [Sovremennaya Evropa: 60 let posle Rimskih dogovorov. Chast' I. Doklad Instituta Evropy RAN. 2017. No. 340]. Современная Европа: 60 лет после Римских договоров. Часть II. 2017. Доклад Института Европы РАН. М. №341. [Sovremennaya Evropa: 60 let posle Rimskih dogovorov. Chast' II. Doklad Instituta Evropy RAN. 2017. №341]. Тимофеев И.Н. 2018. Разбалансированная Европа и новый порядок на пространстве ОБСЕ. Доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай». Апрель. http://ru.valdaiclub.com/files/19898/ [Timofeev I.N. Razbalansirovannaya Evropa i novyj poriadok na prostranstve OBSE. Doklad Mejdunarodnogo diskussionnogo kluba “Valdaj”. Aprel 2018]. 30 лет думаем и говорим о Европе. 2017. Российская Академия Наук. 09.11. http://www.ras.ru/news/shownews.aspx?id=0816764a-cb8e-474b-aa5d-b59fad24488d [30 let dumaem I govorim o Evrope. Rossijskaya Akademiya Nauk. 09.11.2017]. Шкляров В.В. 2018. Как правильно понимать обрушение рейтинга Путина. Независимая газета. №151 (7343). 25.07. С. 3. [Shklyarov V.V. Kak pravil'no ponimat' obrushenie reitinga Putina. Nezavisimaya gazeta. No. 151 (7343). 25.07.2018. P. 3]. Энтин М.Л., Энтина Е.Г. 2018. В поисках партнерских отношений – VII : Россия и Европейский Союз в 2017 – первой половине 2018 годов: Научная монография. М.: Изд-во «Зебра Е». 2018. 816 с. [Entin M.L., Entina E.G. V poiskah partnerskih otnoshenij – VII: Rossiya i Evropeijskij Soyuz v 2017 – pervoy polovine 2018 godov. M.: “Zebra - E”. 2018. 816 p.]. Энтин М.Л., Энтина Е.Г. 2017. От мирового либерального порядка к нормализации международных отношений. Мировая экономика и международные отношения. №12. Т. 61. С. 5-17. [Entin M.L., Entina E.G. Ot mirovogo liberal'nogo poriadka k normalizatzii mejdunarodnyh otnoshenij. Mirovaya economika i mejdunarodnye otnosheniya, 2017. No. 12. T. 61. P. 5-17]. Эра Меркель приходит к концу: немецкие СМИ ставят крест на карьере канцлера. 2018. Информационное агентство «Новостной фронт». 26.09. https://news-front.info/2018/09/26/era-merkel-podhodit-k-kontsu-nemetskie-smi-stavyat-krest-na-karere-kantslera/ [Era Merkel' prighodit k kontsu: nemetskie SMI stavyat krest na kar'ere kantslera. Informatsionnoe agentstvo “Novostnoi front”. 26.09.2018]. Administrative structure of the European Union: official titles and listing order. 2018. Europa Interinstitutional style guide. http://publications.europa.eu/code/en/en-390500.htm Agreement on a Unified Patent Court. 2013. 2013/C 175/01. Eur-Lex. https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A42013A0620%2801%29 Barnier: U.K. Can't Have an “A La Carte” Transition. 2017. Bloomberg, 20.12. https://www.bloomberg.com/news/videos/2017-12-20/eu-s-barnier-rules-out-a-la-carte-u-k-transition-video Berretta E. 2019. Européennes : à quoi pourrait ressembler le futur Parlement ? Selon une étude menée par Kantar Public et le Parlement européen, les futures élections ne devraient pas bouleverser le paysage politique. Le Point. 18.02. https://www.lepoint.fr/politique/emmanuel-berretta/europeennes-a-quoi-pourrait-ressembler-le-futur-parlement-18-02-2019-2294245_1897.php Bershidsky L. 2017. Juncker Wants a U.S. of Europe. Does Anyone Else? The European Commission president sees an opportunity for a radical federalist push, but few national leaders will agree. Bloomberg. 13.09. https://www.bloomberg.com/view/articles/2017-09-13/juncker-wants-a-u-s-of-europe-does-anyone-else Boutelet C. 2019. Berlin prêt à abaisser fortement sa prévision de croissance. Le Monde. Economie & Entreprise. 27-28.01. P. 3. Catalan separatists stage mass protest in Barcelona. 2019. BBC News. 16.02.2019. https://www.bbc.com/news/world-europe-47268020 Chaillot Luc. 2019. Non, la France n'abandonne pas son siège permanent à l'Onu. Ledauphine.com. 21.01. https://www.ledauphine.com/france-monde/2019/01/21/non-la-france-n-abandonne-pas-son-siege-permanent-a-l-onu Charrel M. 2019. La BCE préoccupée par le ralentissement en Europe. Le Monde. Economie & Entreprise. 26.01. P. 3. Civil war breaks out on Germany's centre-right. A battle over immigration pits Angela Merkel against Bavarian conservatives. 2018. The Economist. 14.06. https://www.economist.com/kaffeeklatsch/2018/06/14/civil-war-breaks-out-on-germanys-centre-right Collomp F. 2019. Quand la BBC songe à s'installer à Bruxelles. Le Figaro. 26-27.01. P. 26. Cuddy A. 2018. Merkel and Macron agree on Eurozone budget. Euronews.com. 19.06. http://www.euronews.com/2018/06/19/watch-live-macron-and-merkel-address-the-press-after-eu-reform-talks D'Orcival. 2019. L'Europe ne fait plus peur. Le Figaro Magazine. 25.01. P. 39. Economic and monetary affairs. 2018. European Commission. https://europa.eu/european-union/topics/economic-monetary-affairs_en Emmanuel Macron calls for 'EU renaissance' ahead of polls. 2019. BBC.com. 05.03. http://www.bbc.co.uk/news/world-europe-47444299 Entin M., Entina E. 2017. European Union is Back in the Game. Analytical article of the Russian International Affairs Council. 01.11. http://russiancouncil.ru/en/analytics-and-comments/analytics/european-union-is-back-in-the-game/ European economy explained. 2018. European Commission. https://ec.europa.eu/info/business-economy-euro/economic-and-fiscal-policy-coordination/european-economy-explained_en Fritz M. 2018. European Union and Japan ink free trade agreement. USA Today. 17.07. https://www.usatoday.com/story/news/world/2018/07/17/eu-japan-free-trade-agreement/791125002/ Future of Europe: President Juncker creates Task Force on ‘doing less more efficiently'. 2017. European Commission – Press release. Brussels. 14.11. http://europa.eu/rapid/press-release_IP-17-4621_en.htm Gall L. 2019. EU's chance to step up on Hungary and Poland. EU Observer. 18.02. https://euobserver.com/opinion/144160 Gave Ch. 2018. Vous savez quoi? J'ai la trouille. IDL. 04.06. http://institutdeslibertes.org/vous-savez-quoi-jai-la-trouille/ Gomart Th.: 2019. «Nous vivons un moment machiav élien”. Selon le directeur de l'Ifri, l'affolement du monde se ressent advantage sur le continent européen qu'ailleurs. Le Figaro. 26-27.01. P. 7. Hien J., Joerges Ch., ed. 2017. Ordoliberalism, Law and the Rule of Economics. Hart Publishing. Janes K.A. 2018. How Europe beat the financial crisis – and the risks it still faces. World Economic Forum. 17.04. https://www.weforum.org/agenda/2018/04/how-europe-beat-the-financial-crisis-and-the-risks-it-still-faces/ Japan-EU Economic Partnership Agreement (EPA). 2018. Ministry of Foreign Affairs of Japan. 23.07. https://www.mofa.go.jp/policy/economy/page6e_000013.html Joffrin L. 2019. La paix ne siffit plus (éditorial). Libération. 26-27.01. P. 6. Jones G. 2018. Italy's new government is no threat to euro, eurosceptic senator says. Reuters. 27.06. https://www.reuters.com/article/us-italy-euro/italys-new-government-is-no-threat-to-euro-eurosceptic-senator-says-idUSKBN1JN1EI Kagan R. 2019. “Trump transforme les Etats-Unis en une super-puissance voyou”. Le Monde. 27-28.01. P. 17. Kaveshnikov N.U. 2016. Four Scenarios for European Integration. Policy brief of the Russian International affairs Council. April 2016. No. 2. http://russiancouncil.ru/en/activity/policybriefs/chetyre-stsenariya-evropeyskoy-integratsii/ Katsioulis Ch. 2018. Decided not to decide. After long debate at its party conference, Labor keeps all options on the table when it comes to Brexit. International Politics and Society. 27.09. https://www.ips-journal.eu/regions/europe/article/show/decided-not-to-decide-3001/ Kazatchkine N. 2019. Hungarians have taken to the streets – now will EU act? EU Observer. 30.01. https://euobserver.com/opinion/144033 Khan M. 2016. German high court rejects case against ECB crisis tool. Financial Times. 21.06. https://www.ft.com/content/ac3a89c2-f382-388f-b4e6-d1b657361db8 Khan Sh. 2019. France accuses Italy of ‘unacceptable provocation' after deputy PM meets yellow vest leaders. Independent. 07.02. https://www.independent.co.uk/news/world/europe/france-italy-luigi-di-maio-christophe-chalencon-yellow-vest-gilet-jaunes-a8766966.html Krugman P. 2019. The sum of some global fears. The New York Times International Edition. 26-27.01. P. 11. Lepage He. 2019. Davos: les analyses à côté de la plaque. Davos: les conséquences de la mondialisation financière n'apparaissent nulle part. Contrepoints. 16.02. https://www.contrepoints.org/2019/02/16/337269-davos-les-elites-economiques-mondiales-a-cote-de-la-plaque Lévy. B.-H. 2019. Le projet européen peut se fracasser. Libération. 26-27.01. P. 4. Macron Emmanuel. 2019. For European renewal. 04.03. https://www.elysee.fr/emmanuel-macron/2019/03/04/for-european-renewal.en Macron, un an après: le politologue Jérôme Fourquet a répondu à vos questions. 2018. Le Monde.fr. 07.05. https://www.lemonde.fr/emmanuel-macron/live/2018/05/07/macron-un-an-apres-posez-vos-questions-au-politologue-jerome-fourquet_5295348_5008430.html Managing migration: Commission expands on disembarkation and controlled centre concepts. 2018. European Commission, Migration and Home Affairs. 24.07. https://ec.europa.eu/home-affairs/news/managing-migration-commission-expands-disembarkation-controlled-centre-concepts_en Mercator European Dialogue Briefing Notes “Europe: The Journey Ahead”. 2017. Berlin. 12-13.05. Nielsen N. 2018. EU set to restrict refugee resettlement options. EU observer. 24.07. https://euobserver.com/migration/142453 No consensus on Commission plan to end tax veto. EU Observer. 12.02.2019. https://euobserver.com/tickers/144150 Ophüls L., Sigmund T., Hildebrand J. 2018. Merkel reaches out to Macron on EU reforms. In her first detailed response to Emmanuel Macron's euro-zone ideas, the German chancellor blends caution and compromise: Yay to a Euro-IMF and deeper common defense, nay to Italian debt relief. Handelsblatt Global. 04.06. https://global.handelsblatt.com/politics/merkel-reaches-out-to-macron-on-eu-reforms-euro-zone-germany-france-esm-imf-931050 Orihuela R. 2019. Spain's Sanchez Calls Snap Election April 28 After Stalemate. Bloomberg. 15.02. https://www.bloomberg.com/news/articles/2019-02-15/spain-s-sanchez-calls-snap-election-for-april-28-after-stalemate Parker Ge., Giles Ch. 2018. Teresa May to send ministers across EU to sell Brexit plan. Financial Times. 22.07. https://www.ft.com/content/95799eb0-8d93-11e8-b639-7680cedcc421 Payne S. 2018. The party might at last be over for Ukip. The populists have done their job and no longer have a role in British politics. Financial Times. 22.01. https://www.ft.com/content/cff64e3c-ff84-11e7-9650-9c0ad2d7c5b5 Permanent Structures Cooperation (PESCO) – Factsheet. 2018. European Union External Action. 28.06. https://eeas.europa.eu/headquarters/headquarters-homepage_en/34226/Permanent%20Structured%20Cooperation%20(PESCO)%20-%20Factsheet Perrin N. 2019. La Zone euro en voie de japonisation ? La japonisation avec des taux éternellement bas ou la faillite : ce sont les deux perspectives à l'horizon pour l'Eurozone. Contrepoints. 15.02. https://www.contrepoints.org/2019/02/15/337206-la-zone-euro-en-voie-de-japonisation Pickard J. 2018. Teresa May tries to revive Brexit plan amid Conservative onslaught. Financial Times. 15.07. https://www.ft.com/content/d1cb4548-874f-11e8-b18d-0181731a0340 Report on the Task Force on Subsidiarity, Proportionality and ‘Doing Less More Efficiently': “Active Subsidiarity. A new way of working”. 2018. European Commission. 10.07. https://ec.europa.eu/commission/sites/beta-political/files/report-task-force-subsidiarity-proportionality-and-doing-less-more-efficiently_en.pdf Rettman A. 2013. Netherlands attacks ‘creeping' EU powers. EU observer. Brussels. 22.06. https://euobserver.com/institutional/120602 Reynolds J. 2018. Matteo Salvini: Can Italy trust this man? BBC News. 05.08. https://www.bbc.co.uk/news/world-europe-44921974 Rouban L. 2019. A qui profite vraiment la crise des Gilets jaunes ? Le Point. 30.01. https://www.lepoint.fr/politique/a-qui-profite-vraiment-la-crise-des-gilets-jaunes-30-01-2019-2289927_20.php Saviano R. 2019. La paix, le plus grand patrimoine de cette Europe. Libération. 26-27.01. P. 5. Scenario 3 of the White Paper on the Future of Europe: Those Who Want More Do More. 2018. European Commission. 09.03. https://ec.europa.eu/commission/sites/beta-political/files/enhanced-cooperation-factsheet-tallinn_en.pdf Security Union: Political Agreement reached on a stronger Schengen Information System. 2018. European Commission, Migration and Home Affairs. 12.06. https://ec.europa.eu/home-affairs/news/security-union-political-agreement-reached-stronger-schengen-information-system-sis_en Seven MPs leave Labour Party in protest at Jeremy Corbyn's leadership. 2019. BBC News. 18.02. https://www.bbc.com/news/uk-politics-47278902 State of the Union 2017. 2017. European Commission. 13.09. https://ec.europa.eu/commission/priorities/state-union-speeches/state-union-2017_en Strzelecki M., Moskwa W. 2018. How to Understand Poland's Battles with the EU. Bloomberg. 09.07. https://www.bloomberg.com/news/articles/2018-07-06/how-to-understand-poland-s-battles-with-the-eu-quicktake Stumpf P.B. 2018. Article 7 against Hungary: Not-So-Complete Defeat of Viktor Orban. 4liberty.eu. 25.09. http://4liberty.eu/article-7-against-hungary-not-so-complete-defeat-of-viktor-orban/ Subsidiarity and Proportionality. Task Force on ‘Doing Less, More Efficiently' presents recommendations on a new way of working to President Juncker. 2018. European Commission. 10.07. https://ec.europa.eu/commission/news/subsidiarity-and-proportionality-2018-jul-10_en The EU-Japan agreement explained. 2018. European Commission. http://ec.europa.eu/trade/policy/in-focus/eu-japan-economic-partnership-agreement/agreement-explained/ ‘They want to wreck Corbyn's chance of being PM' – Galloway on quitting Labour MPs. 2019. RT. 19.02. https://www.rt.com/uk/451764-galloway-labour-mps-resignations/ Treaty Establishing the ESM, signed on 2 February 2012 – consolidated version following Lithuania's accession. 2018. European Stability Mechanism. https://www.esm.europa.eu/legal-documents/esm-treaty 30 écrivains alertent. 2019. Manifeste “Il y a le feu a la maison Europe”. Libération. 26-27.01. P. 1-5. Vignaud M. 2019. La Cour des comptes s'inquiète de l'état «préoccupant» des finances publiques. Le Point. 06.02. https://www.lepoint.fr/economie/la-cour-des-comptes-s-inquiete-de-l-etat-preoccupant-des-finances-publiques-06-02-2019-2291670_28.php White paper on the future of Europe and the way forward. Reflections and scenarios for the EU27. 2017. European Commission. 01.03. https://ec.europa.eu/commission/white-paper-future-europe-reflections-and-scenarios-eu27_en Zalan E. 2018. EU wants answers to de-dramatise Brexit talks. EU observer. 20.07.2018. https://euobserver.com/uk-referendum/142433 Zalan E. 2019. Sluggish procedure against Hungary back on table. EU Observer. 15.02. https://euobserver.com/political/144183   * Совместный проект с Институтом Европы РАН и журналом «Современная Европа»

Очередной правительственный кризис в Италии стал быстротечным, завершившись объявлением премьер-министра Джузеппе Конте об уходе в отставку. Соответствующее прошение президенту республики он подал 20 августа. Кризис назревал последние месяцы, но разразился в начале августа, когда «сильный человек» кабинета, министр внутренних дел и лидер партии «Лига» Маттео Сальвини отказал в поддержке партнёру по правящей коалиции – «Движению 5 звёзд» – и выступил с призывом провести досрочные выборы. Он объяснил это фактическим отсутствием парламентского большинства, возникшего в результате предыдущего голосования. Правящую коалицию образовывали «Движение 5 звёзд» и Лига, что обеспечило деятельность кабинета министров в течение 14 месяцев – срок не такой уж маленький для Италии, славящейся политической турбулентностью. Призыв М.Сальвини стал неожиданным: ещё недавно он уверенно заявлял, что правительство Дж.Конте будет работать в течение пяти лет. Впрочем, не менее внезапным стало и высказывание одного из руководителей ведущей оппозиционной силы – левоцентристской Демократической партии, бывшего главы итальянского правительства Маттео Ренци о возможности политической сделки с популистским «Движением 5 звёзд», чтобы создать новое коалиционное правительство. Между тем нынешний кризис углубил раскол в Демократической партии, образуемой тремя течениями и потерпевшей полный провал на предыдущих парламентских выборах. Расчёт М.Сальвини, пользующегося широкой популярностью в стране, очевиден: он надеется на более убедительную победу «Лиги» на досрочных выборах, чтобы создать «одноцветное» правительство. Или, в крайнем случае, в партнёрстве с детищем Сильвио Берлускони – правой партией «Вперёд, Италия!», которая была бы обречена на подчинённое положение. Уверенность лидеру придаёт успех на общеевропейских выборах 26 мая, когда его партия сумела получить почти 35% голосов. Жёсткая политика главы итальянского МВД, особенно в области миграции, превратила его в «анфан террибль» в глазах властей Европейского Союза. В Брюсселе М.Сальвини считают выразителем крайне правых взглядов, популистом и противником европейской интеграции, особенно единой валюты, на которую он возлагает основную вину за нынешние экономические беды. Гипотетическое правление Лиги в одиночку в такой важной стране, как Италия, стоявшей у истоков интеграционного процесса в Старом Свете, вызывает дрожь в кабинетах высоких чиновников, отвечающих за дальнейшее «европейское строительство». К тому же во внешней политике М.Сальвини дерзко выступает за пересмотр традиционных альянсов Рима, что также считается одним из серьезных вызовов единому курсу ЕС. Андрей СМИРНОВ

Вечером 17 июля 2019 г., заслушав ее на своей утренней пленарной сессии и проведя дебаты, Европарламент утвердил Урсулу фон дер Ляйен председателем Европейской комиссии. Не без труда, но она всё же получила необходимую поддержку. Ей требовалось набрать 374 голоса. За нее проголосовал 383 депутата. Против — 327. Воздержались — 22. Самое благоприятное впечатление на европарламентариев произвело ее уверенное, сильное, эмоциональное и в то же время тщательно продуманное программное выступление — некоторых из них оно переубедило [6]. По оглашении результата подсчета голосов она заявила, обращаясь к евродепутатам: «Ваше доверие — это ваша вера в сильную и единую Европу, от востока до запада, от севера до юга, это ваша вера в Европу, которая готова бороться за будущее, а не друг с другом» [2]. Недоуменная реакция на ее выдвижение главами государств и правительств стран ЕС После подведения итогов выборов в Европарламент, с учетом расстановки сил в котором должны проводиться назначения, главы государств и правительств стран Евросоюза еще месяц обсуждали, кого предложить на пост председателя Европейской комиссии — ключевую должность в структурах управления интеграционным объединением. Рассматривались самые разные кандидатуры, в том числе ведущих европейских политиков, возглавивших избирательную кампанию своих политических партий [8]. Урсула фон дер Ляйен к их числу не принадлежала. Ее фамилия всплыла буквально в последний момент [22]. Тем не менее, лидеры государств-членов остановили свой выбор на ней [1]. Для Европарламента, элиты ЕС, общественности, экспертного сообщества такое кадровое решение оказалось неожиданным. Естественно, что все, включая ведущие мировые СМИ и новостные издания, специализирующиеся на освещении внутренней жизни ЕС, тут же задались вопросом, почему. Ведь к послужному списку, деловым и человеческим качествам министра обороны Германии у них имелось немало претензий. Проблемами европейской политики, как они подчеркивали, ей заниматься не приходилось. Во главе своего ведомства, за исключением не всегда выверенных высказываний, она ничем не отличилась. Ни успешной реформой Бундесвера. Ни особенным укреплением его боеспособности. Оценивая ее как бы со стороны, «Файнэншл Таймс» отмечает, что в ее адрес «неоднократно раздавалась критика за неадекватное состояние вооруженных сил страны» [11]. Зато она оказалась замешанной в ряде скандалов [1]. Какие-то из них были связаны с упреками в плохом управлении ведомством, какие-то — со скрытым культом фашистских и неонацистских идей в отдельных подразделениях и структурах немецкой армии. До этого, на предыдущем посту она обвинялась в плагиате при написании диссертации. По итогам разбирательства обвинения были сняты. Дело замято. Но осадок остался — по данным социологических опросов, сами немцы всё это ей припомнили: только каждый третий из интервьюируемых одобрил ее выдвижение в председатели ЕК [20]. К тому же в Бундестаге до сих пор продолжается разбирательство с рядом розданных ею контрактов внешним консультантам на миллионы евро [1]. Так что говорить о том, что фрау Ляйен — идеальный кандидат в председатели ЕК, как-то не приходится. Даже столь авторитетный международный новостной канал как «Евроньюз», представляя ее европейской аудитории уже после утверждения, с удовольствием приводил длинный список злоупотреблений, ассоциирующихся с ее именем [27]. «Ее послужной список, — выносит свой незаинтересованный вердикт находящаяся уже почти вне ЕС «Файнэншл Таймс», — производит двойственное впечатление» [11]. Она «слабый кандидат» и будет им оставаться, по крайней мере, какое-то время, на новом посту, подводит итог вице-президент Фонда европейских прогрессивных исследований (FEPS), исполнительный директор издательства Dietz, д-р Уве Оптенхёгель [3]. Как это получилось На самом деле ответ на вопрос, почему, выглядит более чем убедительным. У него два аспекта. Первый касается моментов процедурного характера, второй — существа. С одной стороны, выбор пал на Урсулу фон дер Ляйен потому, что все остальные претенденты, включая самых сильных и именитых, были отведены по тем или иным основаниям. Так, по логике вещей, председателем ЕК автоматически должны были утвердить руководителя фракции Европейской народной партии, победившей на выборах в ЕП, Манфреда Вернера, которого ЕНП выдвинула на этот пост. Однако главы государств и правительств, которых автоматизм никак не устраивал, почти сразу отвели его кандидатуру [Berretta 2019]. В чём, правда, как утверждают специалисты, в значительной степени виноваты сами Манфред Вернер, ЕНП и фрагментация нового состава ЕП [5]. В качестве другого, на этот раз оптимального преемника действующего председателя ЕК Жана-Клода Юнкера, рассматривался его ближайший соратник Франс Тиммерманс [5]. В послужном списке последнего был пост мининдел Нидерландов и доклады возглавлявшихся им рабочих групп по реформе ЕС. В ЕК на нем висело общее управление ее деятельностью. Он был всюду. Всё знал. Котировался очень высоко. Имел необходимую политическую аффилиацию. Но его «подвела» искренняя приверженность нетленным европейским ценностям и незыблемости господства права. Его не пропустила Новая Европа. Против выступили лидеры Польши и Венгрии, за санкционное давление на которых он ратовал. Да и соратники из числа европейских социалистов не особенно помогли [3]. В этом плане кандидатура министра обороны Германии оказалась намного более удачной. Урсула фон дер Ляйен всех устроила. Она оказалась проходным, нейтральным, консенсусным кандидатом. Зная, как много требований предъявляется к лицам, претендующим на высшие должности в ЕС, получилось, что она всем им удовлетворяет. Она олицетворяет гендерное равенство в кадровой политике ЕС — лидеры государств-членов заранее договорились, что два из пяти высших постов в иерархии ЕС будут отданы женщинам [22]. Она является политическим назначенцем ХДС — стержня победившей на выборах ЕНП. Наконец, в ее пользу говорит успешная карьера в структурах исполнительной власти. Весомые аргументы «за» Теперь по существу. В поддержку кадрового решения глав государств и правительств стран ЕС можно привести достаточно много убедительных аргументов. За фрау Ляйен имелся целый ряд факторов. Остановимся на тех, которые наверняка были приняты во внимание лидерами стран ЕС при ее выдвижении. По своему происхождению, образованию, жизненным установкам она принадлежит к политической элите не только своей страны, но и всего ЕС. Ее отец работал на руководящих должностях в Брюсселе с момента создания ЕК в 1958 году. Она училась в международной школе. Впитала ощущение сопричастности к делам всего региона, уважительное отношение к многообразию культур и традиций. В совершенстве владеет английским и французским языками. Для успешной работы в ЕС и с лидерами государств-членов это очень важно [18], как и для связей с общественностью и привлечением на свою сторону европарламентариев — что Урсула фон дер Ляйен блестяще продемонстрировала, обращаясь к ним на трех языках 16 июля в ходе пленарных слушаний, предшествовавших голосованию по ее кандидатуре [23]. За ее плечами многие годы отправления функций руководителя в различных структурах государственного управления. До того, как стать в 2013 году первой в истории Германии женщиной, возглавившей военное ведомство, она работала в социалке: с 2005 — на посту министра по делам семьи (как мать семерых детей она разбиралась в этом лучше других), с 2009 — министра здравоохранения. Всюду проявила себя гибким, ловким, искусным политиком, умеющим, когда надо, генерировать новые идеи и ломать устоявшиеся правила, когда надо, маневрировать и уходить из-под удара. Сначала она получила заведомо провальный пост, однако сумела предложить ряд новшеств, которые были хорошо восприняты обществом, и выжила [10]. Да, ее карьеру сопровождали упомянутые скандалы. Другие бы сдались или были скомпрометированы, но она вышла сухой из воды и без потерь [27]. Еще не став председателем ЕК, она сумела укрепить франко-немецкий тандем, на котором держится весь европейский проект [Stam etc. 2019]. Ее предложил Эмманюэль Макрон. Она близка Ангеле Меркель — в ХДС с 1990 года [10]. Они совместно пролоббировали ее, хотя при голосовании канцлер Германии по причинам раздрая в правящей коалиции у себя дома предпочла воздержаться. «За» проголосовали все остальные. Такая поддержка более чем весома. По своему идейному профилю она вполне подходит ЕС. Будучи министром обороны, выступала за собственную военную идентичность ЕС. Не боялась в полемике с Дональдом Трампом заступаться за евро-атлантическую связку. Занимала твердую позицию в отношении России [4]. Требовала уделять повышенное внимание продвижению интересов ЕС в диалоге с Китаем. В общем, даже не следя за европейскими делами, она постоянно находилась в мейнстриме и действовала в соответствии с принятыми в ЕС установками. Поэтому ей удалось не полностью провалить собеседования/слушания в партийных фракциях ЕП, где ей устроили самый настоящий «допрос с пристрастием». Особенно усердствовали социалисты, демократы и зеленые, чуть ли не взбешенные ее выдвижением за их спиной и объявившие его «попранием демократической процедуры» [13]. СДПГ восприняла самоуправство ХДС как нарушение коалиционного договора. Кроме того, европейские социалисты откровенно не были удовлетворены теми постами, которые им достались [5]. Они даже пошли на то, что распространили в ЕП доклад, в котором министр обороны Германии была названа «неадекватным и неподходящим кандидатом» в председатели ЕК [24]. Зеленые, несмотря на свой завидный успех на выборах, вообще ничего не получили. И те, и другие также остались недовольны тем, как вольно обошлись с процедурой автоматического утверждения, отстаиваемой ЕП, главы государств и правительств [11]. Они очень надеялись ее увековечить [5]. Всё свое раздражение они выплеснули на Урсулу. В твитах, интервью, на Фейсбуке, повсюду они поделились своим разочарованием в ее познаниях, навыках, компетенциях. Обрушились на нее за то, что на слушаниях она отделалась округлыми фразами, не смогла дать никакой конкретики и т.д. [8]. Причем те же сетования продолжались даже после того, как европарламентарии получили от нее разъяснения по всему спектру проблем, которые их интересуют, и подобные оценки и высказывания стали откровенным нонсенсом [18]. Даже ее утверждение не смутило недовольных европарламентариев и околопарламентские издания. В список претензий к Урсуле фон дер Ляйен они внесли то, что она забыла выступить в поддержку прав ЛГБТ сообщества и права на аборты (проигнорировав, что она мать семерых детей), не обрушилась на Польшу и Венгрию (это, видимо, чтобы не досчитаться так нужных ей голосов) и т.д. [17]. На самом деле немецкий политик очень неплохо справилась для человека, который в проблематику, по которой были вопросы, ранее не вникала, да и вообще получила предложение возглавить ЕК буквально только что [5]. К тому же и конкретных идей и предложений в ее выступлениях было немало, чего политики обычно по понятным причинам предпочитают избегать. Тем более в разъяснениях своей позиции, которые она дала в закрытом письме отдельным партийным фракциям ЕП, получившем, тем не менее, широкое распространение [9], и которые произвели на многих европарламентариев самое благоприятное впечатление, может быть, как сочла «Файнэншл Таймс», даже переломили ситуацию [11]. Предварительная позиция нового председателя ЕК по ключевым вопросам повестки дня ЕС Отбиваясь от наседавших на нее европарламентариев и журналистов, она подчеркивала: «Душой и сердцем и по своим убеждениям я истинный европеец» [8]. В своем критически важном обращении к европарламентариям на пленарных слушаниях 16 июля с этого начала, заявив, что всю свою жизнь руководствовалась «европейскими убеждениями» [21]. Чуть дальше пояснила, что под ними понимает — европейский выбор, который противостоит протекционизму одних, авторитаризму других и приобретению третьими глобального влияния путем строительства портов и дорог. Кого она имела в виду, легко читается [21]. В плане построения отношений с Европарламентом пообещала воспринимать его законодательные инициативы, набравшие абсолютное большинство голосов, как руководство к действию, хотя это и нарушает разделение властей в ЕС [8]. Чтобы потрафить европарламентариям, вызвалась также закрепить проигнорированный в этот раз автоматизм утверждения главного партийного кандидата — что, по мнению комментаторов, потребует созыва «конференции о будущем Европы» в 2020 году [16]. Высказываясь по климатическому досье, предложила ускорить достижение целей декарбонизации с сокращением выбросов к 2030 году на 50% или даже 55% вместо планируемых пока 40%, закрепив их в качестве нормы права ЕС [21], и поддержала инициативу Эмманюэля Макрона о создании Банка климатических инвестиций [15]. В дополнение к этому объявила о намерении учредить экспертный совет для оказания помощи государствам-членам в сокращении выбросов, запустить консультации относительно введения трансграничного климатического налога и разработать схему финансовой поддержки стран, отстающих в транзите к зеленой экономике, в частности через Фонд справедливого транзита и ЕИБ [21]; кроме того, пообещала также распространить систему торговли квотами на авиаперевозки и суда, может быть даже, на здания и автомобильный транспорт [8; 12; 19; 26]. По социальному досье солидаризировалась с идеями социалистов об установлении минимальной заработной платы повсюду в ЕС, способной обеспечить достойную жизнь, создании дополнительной страховочной схемы на случай увольнений и специальных механизмов обеспечения рабочими местами безработной молодежи [21]. По миграционному — взяла на себя обязательство оперативно укрепить Пограничную службу ЕС [8] и покончить с недопустимой, нездоровой ситуацией, когда вынужденные мигранты гибнут на пути в ЕС, а страны входа несут непосильное бремя, для чего потребуется перезапустить Дублинскую систему и принять новый Пакт по миграции и беженцам [21]. По фискально-бюджетному — продолжить усилия ЕК прежнего состава, направленные на гармонизацию корпоративных налогов и борьбу с уклонением от налогообложения крупнейших (американских) хайтековских компаний. По досье о господстве права — форсировать создание специального механизма, который бы обеспечил его неукоснительное соблюдение и предусматривал ежегодную отчетность государств-членов [7]. О построении цифровой экономики — за первые же 100 дней на посту председателя ЕК «сформировать общеевропейский подход к человеческим и этическим последствиям искусственного интеллекта» [14]. О свободе движения капитала — завершить построение общего рынка и в этой сфере, чтобы обеспечить средние и малые фирмы гарантированным доступом к дешевым и длинным деньгам [21]. О Пакте стабильности — использовать «все его гибкости», дабы он способствовал, а не препятствовал экономическому росту [21]. О поддержке молодежи и мобильности — втрое увеличить бюджет программы Эразмус. По внешнеполитическому и оборонному досье — заявила о намерении сделать всё возможное для укрепления позиций и повышения роли ЕС в мировой политике, тиражирования опыта военного сотрудничества между Германией и Нидерландами, гораздо более быстрого реагирования на чрезвычайные ситуации. В целом обещала добиваться углубления интеграции в области безопасности и обороны и создания Европейского оборонного союза, без ущерба для основополагающей роли НАТО [21]. По Брекситу — сообщила, что в интересах ЕС сохранить Объединенное Королевство в своих рядах. Поэтому она будет готова еще отодвинуть дату выхода Великобритании из объединения. Но согласованный договор на этот счет пересматривать не станет. В письме, адресованном второй и третьей по величине и влиянию партийным фракциям в ЕП — социалистов, демократов и либералов, потребовавшим более детального разъяснения ее позиции по важнейшим пунктам сегодняшней повестке дня ЕС, она, в частности, акцентировала: «Если меня выберут, я буду готова вымостить дорогу к самому мощному стратегическому партнерству с Объединенным Королевством, которое мы хотели бы выковать… Если для выхода потребуется больше времени и будут выдвинуты убедительные резоны, я поддержу его перенос на более отдаленную дату…» [14]. По тому, что нас больше всего интересует — перспективам отношений с нашей страной — допустила возможность и даже необходимость диалога, поскольку мы «соседи и всегда ими будем», однако оговорилась, что диалог должен вестись с позиций силы, ведь «Кремль не прощает слабости» [8]. В ходе обмена мнениями на встречах с членами партийных фракций ЕП Урсула фон дер Ляйен в общих чертах повторила позицию, изложенную ею еще весной 2018 года в интервью Bild am Sonntag. Тогда, как напоминает газета «Коммерсантъ», она вызвала «в Москве бурную реакцию». Реагируя на ее высказывания, министр обороны Сергей Шойгу посоветовал «коллегам из Германии» молчать «лет 200» на этот счет и напомнил: «Сами не читаете — спросите у дедушек, каково это — говорить с Россией с позиции силы. Они, наверное, смогут рассказать» [2]. Однако глава оборонного ведомства Германии имела в виду вовсе не военную силу. Вот и сейчас она сделала упор, скорее, на три гораздо более естественных и перспективных момента. Она акцентировала, что ЕС должен строить отношения с Россией сообща — в сфере внешней политики интеграционному объединению добиваться этого сложнее всего. Что ЕС должен быть открыт к диалогу — сотрудничество и взаимодействие Брюсселя и Москвы объективно необходимы. Что ЕС готов к нему — он уже может чувствовать себя достаточно уверенно, а, значит, дальше портить отношения нет никакого резона. В общем, для начинающей очень даже неплохо. Может быть, даже обнадеживающе и для ЕС, и для отношений между двумя частями Европы. © Марк ЭНТИН, профессор МГИМО, профессор-исследователь БФУ им. И.Канта, Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Института Европы РАН Совместный проект журнала «Вся Европа» и РСМД Литература / References 1. Волков Константин. 2019. Европейский выбор. Саммит ЕС назвал кандидатов на ключевые посты в Европе. Российская газета. 02.07. https://rg.ru/2019/07/02/sammit-es-soglasoval-naznacheniia-na-kliuchevye-posty-v-evrope.html 2. Дудина Галина. 2019. Министра обороны ФРГ призвали на службу Европе. Урсула фон дер Ляйен станет председателем Еврокомиссии. Коммерсантъ № 124. 17.06. С. 6. https://www.kommersant.ru/doc/4033076?utm_source=newspaper&utm_medium=email&utm_campaign=newsletter 3. «Слишком немецкий, слишком западноевропейский». 2019. О выборе европейских руководителей и его влиянии на дееспособность Евросоюза. IPG — Международная политика и общество. 11.07. https://www.ipg-journal.io/index.php?id=43&L=0&tx_news_pi1%5Bnews%5D=836&tx_news_pi1%5Bcontroller%5D=News&tx_news_pi1%5Baction%5D=detail&cHash=3eec67b0e08dd5744a96054115dd61e5 4. Тарасенко Павел, Дудина Галина, Коростиков Михаил. 2019. Евросоюз меняет лицо. Лидеры 28 стран согласовали новое руководство объединения. Коммерсантъ № 114. 03.07. С. 6. 5. Berretta Emmanuel. 2019. Europe: Ursula von der Leyen bousculée par les socialistes et les Verts. La candidate à la présidence de la Commission doit être confirmée à son poste par un vote du Parlement européen. Un parcours semé d'embûches. Le Point. 11.07. https://www.lepoint.fr/politique/emmanuel-berretta/europe-ursula-von-der-leyen-bousculee-par-les-socialistes-et-les-verts-11-07-2019-2324007_1897.php 6. Boffey Daniel. Ursula von der Leyen elected first female European commission president. German minister wins narrow backing of MEPs to succeed Jean-Claude Juncker. The Guardian. 17.07. https://www.theguardian.com/world/2019/jul/16/ursula-von-der-leyen-elected-first-female-european-commission-president 7. By Reuters: Von Der Leyen Faces Crucial Vote in Quest to Lead EU Executive. 2019. New York Times. 15.07. https://www.nytimes.com/reuters/2019/07/15/business/15reuters-eu-jobs-vonderleyen.html 8. Brzozowski Alexandra, Rios Beatriz. 2019. Von der Leyen endures day of grilling by MEPs ahead of confirmation vote. Euractiv. 11.07. https://www.Euractiv.com/section/future-eu/news/von-der-leyen-endures-day-of-grilling-by-meps-ahead-of-confirmation-vote/ 9. Brzozowski Alexandra, Rios Beatriz, Simon Frédéric, Gotev Georgi, Fortuna Gerardo, Valero Jorge. 2019. Locked in strife, EU leaders adjourn talks on top jobs for next morning. Euractiv. 01.07. https://www.Euractiv.com/section/eu-elections-2019/news/locked-in-strife-eu-leaders-adjourn-talks-on-top-jobs-for-next-morning/#ea-comments 10. Brzozowski Alexandra, Stam Claire. 2019. The quiet rise of Ursula von der Leyen. Euractiv. 03.07. https://www.Euractiv.com/section/future-eu/news/the-quiet-rise-of-ursula-von-der-leyen/ 11. Chazan Guy, Khan Mehreen. 2019. EU commission nominee Von der Leyen to resign as defence minister. Pledge part of attempt to win over critical MEPs ahead of presidential confirmation. Financial Times. 15.07. https://www.ft.com/content/c7a2f80c-a712-11e9-984c-fac8325aaa04 12. Darby Megan. 2019. Von der Leyen offers 55% CO2 cuts by 2030 in bid for EU top job. The German nominee for European Commission president has strengthened her climate ambition to win parliamentary backing from socialists and liberals. Climate Home News. 15.07. https://www.climatechangenews.com/2019/07/15/von-der-leyen-offers-55-co2-cuts-2030-bid-eu-top-job/ 13. Donald Tusk urges EU lawmakers to vote for Germany's Ursula von der Leyen. 2019. European Council President Donald Tusk told the European Parliament that the choice for the EU's top post was made democratically. Many MEPs are deeply unhappy with the German defense minister's nomination. DW. 04.07. https://www.DW.com/en/donald-tusk-urges-eu-lawmakers-to-vote-for-germanys-ursula-von-der-leyen/a-49472572 14. Germany's von der Leyen supports Brexit extension. 2019. Ursula von der Leyen has tried to sway socialists and liberals on a possible Brexit delay. She also confirmed she'll step down as German defense minister, regardless of whether she is successful in her EC presidency bid. DW. 15.07. https://www.DW.com/en/germanys-von-der-leyen-supports-brexit-extension/a-49597788-0 15. Keating Dave. 2019. Scrambling For Votes, Von Der Leyen Backs Macron's Climate Bank Idea. Forbes. 15.07. https://www.Forbes.com/sites/davekeating/2019/07/15/scrambling-for-votes-von-der-leyen-backs-macrons-climate-bank-idea/#44b294f0265e 16. Kostaki Irene. 2019. Von der Leyen’s future as European Commission president hangs in the balance. Strasbourg vote preceded by debate and negotiations. New Europe. 15.07. https://www.neweurope.eu/article/von-der-leyens-future-as-european-commission-president-hangs-in-the-balance/ 17. Nielsen Nikolaj. 2019a. EU commission has first-ever woman president. EU Observer. 16.07. https://euobserver.com/institutional/145474 18. Nielsen Nikolaj. 2019b. Von der leyen’s final appeal to secure top EU post. EU Observer. 16.07. https://euobserver.com/institutional/145467 19. Mathiesen Karl. 2019. EU commission president nominee backs 50% carbon cut by 2030. Ursula von der Leyen said Europe should become the world’s first climate neutral continent, as she sought lawmakers’ backing for the top job on Wednesday. Climate Home News. 10.07. https://www.climatechangenews.com/2019/07/10/eu-commission-president-nominee-backs-50-carbon-cut-2030/ 20. Most Germans don't want von der Leyen leading EU Commission. 2019. Only one third of Germans believe their defense minister, Ursula von der Leyen, is a good choice to lead the EU Commission, according to a survey. Many believe the state is too lenient with Neo-Nazis. DW. 04.07. https://www.DW.com/en/most-germans-dont-want-von-der-leyen-leading-eu-commission/a-49477985 21. Opening Statement in the European Parliament Plenary Session by Ursula von der Leyen, Candidate for President of the European Commission. 2019. European Commission site. 16.07. https://ec.europa.eu/commission/presscorner/detail/en/speech_19_4230 22. Stam Claire, Fortuna Gerardo, Valero Jorge, Morgan Sam. 2019. EU leaders agree on top job picks but trouble already looms. Euractiv. 03.07. https://www.Euractiv.com/section/eu-elections-2019/news/eu-leaders-agree-on-top-job-picks-but-trouble-already-looms/ 23. Strasbourg Live: European Parliament — EU Commission President Nominee Ursula Von Der Leyen. 2019. Euronews. 16.07. https://www.youtube.com/watch?v=b9VuKXXnVME 24. Ursula von der Leyen makes final pledges to secure EU's top job. 2019. Candidate to lead European commission seeks to win over MEPs and seal knife-edge vote. The Guardian. 15.07. https://www.theguardian.com/world/2019/jul/15/ursula-von-der-leyen-makes-final-pledges-secure-eu-top-job 25. Valero Jorge. 2019. Von der Leyen spells out concessions to Parliament ahead of crunch vote. Euractiv. 15.07. https://www.Euractiv.com/section/eu-elections-2019/news/von-der-leyen-spells-out-concessions-to-groups/ 26. Von der Leyen promises carbon border tax. 2019. EU Observer. 16.07. https://euobserver.com/tickers/145463 27. Who is new EU Commission President Ursula von der Leyen? 2019. Euronews. 17.07. https://www.Euronews.com/2019/07/17/who-is-eu-commission-president-nominee-ursula-von-der-leyen 28. Who is Ursula von der Leyen, the surprise compromise as European Commission president? 2019. German Defense Minister Ursula von der Leyen has been named as a candidate for the post of European Commission president. Would she be suitable for the job? DW profiles the doctor and mother of seven, born in Brussels. DW. 02.07. https://www.DW.com/en/who-is-ursula-von-der-leyen-the-surprise-compromise-as-european-commission-president/a-49447961 29. “Zu deutsch, zu westeuropäisch”. 2019. Uwe Optenhögel über die Auswahl des EU-Spitzenpersonals und die Folgen für die Handlungsfähigkeit der Union. IPG — Internationale Politik und Gesellschaft. 08.07. https://www.ipg-journal.de/interviews/artikel/zu-deutsch-zu-westeuropaeisch-3586/

Его совместно формируют высший политический институт Европейского Союза – Европейский Совет в составе глав государств и правительств стран-членов, и Европейский Парламент, наделенный весомыми наднациональными полномочиями в области нормотворчества и контроля, по итогам выборов в этот представительный институт ЕС. Европейский Совет назначает своего постоянного председателя, которому доверены не только организация его работы, но и поиски компромиссов и консенсуса между европейскими лидерами. Европарламент избирает своего председателя, роль которого, как считается, намного скромнее. Он выступает в качестве верховного администратора и не вмешивается в формирование политики ЕС. Вместе Европейский Совет и Европарламент определяют, кто возглавит Европейскую Комиссию, являющуюся основным мотором ЕС, и Европейский Центральный Банк, с годами сделавшийся гарантом финансовой стабильности в ЕС, бюджетной устойчивости государств-членов, Цербером их банковской системы. Европейский Совет подбирает кандидатов на соответствующие должности, Европарламент утверждает их. Примерно так же проводится назначение Высокого представителя по иностранным делам и политике безопасности. Сложнее всего проходит одобрение кандидатуры председателя ЕК. Это ключевая должность в ЕС. От того, кто займет кресло председателя, зависит очень многое. Он затем ведет переговоры со странами ЕС, договариваясь, кто от них войдет в состав Комиссии, и кому какие функции достанутся. Председатель и вся Комиссия напрямую подконтрольны Европарламенту, который вправе отправить их в отставку. Процедура кадровых замещений руководителей высшего звена ЕС очень сложная и деликатная. Она заключается в поисках баланса между всеми государствами-членами и их временными союзами, амбициями отдельных лидеров, притязаниями европейских политических партий и их фракцией в ЕП. Кроме того, она состоит в том, чтобы отыскать таких политиков и администраторов, которые на виду, пользуются всеобщим уважением и признанием, разбираются в делах ЕС, имеют за плечами солидный опыт отправления высших управленческих функций, уживчивы, обладают необходимыми личными качествами. И это далеко не полный список. Естественно, что на согласование компромиссного варианта у государств-членов ушло много времени и сил. Потребовалась целая серия неформальных заседаний Европейского Совета, которые затягивались далеко за полночь, и ни к чему не приводили. Выборы в Европарламент состоялись в конце мая, а пакетное решение по назначениям было обнародовано только 2 июля. Несколько многообещающих комбинаций так и не сложилось. Ряд сильных, может быть, даже оптимальных кандидатов были отвергнуты. Другие не вписались в общий расклад, оказались не того пола, национальности или политической принадлежности. Не прошел, в частности, ни один из членов нынешней ЕК, несмотря на то, что они обладают безупречной репутаций, высочайшим профессионализмом и лучше других знают, что и как надо делать. В итоге пост председателя Европейского Совета получил отставной глава правительства Бельгии Шарль Мишель, продолжающий отправлять полномочия премьер-министра в ожидании формирования нового кабинета (представляет центристов из европейского Альянса либералов и демократов – третьей по величине фракции в ЕП). На выборах руководителя Европарламента победил итальянец Давид-Мария Сассоли, ставленник европейских социалистов (вторая по величине в ЕП фракция социалистов и демократов). Должность председателя ЕК получила министр обороны Германии Урсула фон дер Ляйен от Христианско-демократического союза – партии Ангелы Меркель (крупнейшая в ЕП фракция Европейской народной партии). Председателя ЕЦБ – француженка Кристин Лагард, уже второй срок возглавляющая МВФ (получила это назначение в 2011 году благодаря правому президенту Франции Николя Саркози). Руководство внешней политикой ЕС отдали мининдел Испании, социалисту Жозепу Боррелю. Спущенное Европейским Советом кадровое решение, судя по откликам, не встретило большого энтузиазма в политических и партийных кругах ЕС. Мировыми СМИ оно было воспринято, похоже, даже с некоторым недоумением. С одной стороны, в списке выдвиженцев не оказалось никого из тех, чьи кандидатуры считались наиболее вероятными и обсуждались с самого начала. Так, не у дел оказался лидер Европейской народной партии Манфред Вернер. По итогам праймериз, он возглавил избирательную кампанию от ее имени и стал ее кандидатом на замещение поста председателя ЕК. ЕНП получила в Европарламенте нового созыва относительное большинство мест. Соответственно главы государств и правительств должны были бы выдвинуть его. Однако они этого не сделали. Они отказались следовать прежним правилам игры, хотя под их знаком прошла вся избирательная кампания, и состоялись выборы. С другой стороны, кандидатуры, предложенные Европейским Советом, и по своему послужному списку, и по человеческим качествам, вызвали вопросы. Многие хорошо известные аналитики и комментаторы отказались признать их безупречными. В частности, отмечалось, что итальянец Давид-Мария Сассоли ничем особым не прославился. До своего избрания в депутаты ЕП в 2009 году 20 лет проработал в ведущих итальянских изданиях. Был переизбран в 2014 году. Безусловной поддержкой в ЕП не пользуется. Борясь за председательское кресло, победил лишь во втором туре. За него проголосовало меньше половины депутатов ЕП (всего 345 из 751). За трех других претендентов в совокупности почти столько же. Таким образом, ему трудно будет опереться на устойчивое большинство. К тому же и о том, что он представляет свою страну, говорить можно с натяжкой. Он прошел в ЕП по списку левоцентристской Демократической партии, находящейся в оппозиции к правящему в Италии большинству. Насколько опытным руководителем является Шарль Мишель, трудно сказать. Последние годы правительство Бельгии по-настоящему почти не работало. Страна переживала один правительственный кризис за другим. А Кристин Лагард всю жизнь, в том числе возглавляя МВФ, занималась совсем не тем, что могло бы пригодиться председателю ЕЦБ. Урсула фон дер Ляйен вообще является спорной фигурой. В качестве отклика на ее выдвижение в социальных сетях пошла гулять шутка о том, что «раньше она развалила Бундесвер, теперь подорвет и ЕС». Но это как посмотреть. Бесспорно, что Шарль Мишель по своему профилю идеально подходит на роль председателя Европейского Совета. Тот ни в коем случае не должен ни начальствовать, ни руководить. Его миссия – уговаривать, согласовывать, находить развязки. Этим в сложнейших условиях Бельгии и занимается премьер-министр. Кристин Лагард всю жизнь занимала командные должности в сферах, связанных с деятельностью ЕЦБ. Она «собаку съела» на предоставлении пакетов финансовой помощи и решении сложных вопросов кредитно-финансовой политики и денежного обращения, стремительно пройдя ступеньки карьерной лестницы от министра экономики и финансов до директора-распорядителя МВФ. Урсула фон дер Ляйен – плоть от плоти политического истеблишмента Германии и ЕС. Ее отец Эрнст Альбрехт занимал руководящие должности в ЕК с момента образования последней в 1958 году. Ее колоссальное преимущество – твердая поддержка франко-немецкого тандема, настоявшего на ее выдвижении. Это дорогого стоит. Так что от нового поколения руководителей ЕС вполне можно ожидать твердой, рациональной, скоординированной политики. В новой команде преимущество получили выходцы из южных стран ЕС. Представители «Новой Европы» в нее включены не были. Поэтому она, скорее всего, постарается не обострять, а, наоборот, сглаживать противоречия. Вместе с тем, она будет последовательно оснащать корабль ЕС всем необходимым для того, чтобы он уверенно себя чувствовал в бурных водах усиливающейся международной конкуренции и напряженности. Все вошедшие в нее – убежденные евроэнтузиасты. Это далеко не случайно. Они будут вести дело к укреплению ЕС, продолжению и углублению интеграции. Так будет выглядеть новое лицо ЕС. © Марк ЭНТИН, профессор МГИМО, профессор-исследователь БФУ им. И.Канта, Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Института Европы РАН Совместный проект журнала «Вся Европа», международного дискуссионного клуба «Валдай» и газеты «Известия»

— Сценарные варианты гибкого углубления интеграции в ЕС и механизмы ее обеспечения Les résultats des élections au Parlement européen de mai 2019 ont montré de manière convaincante que la population soutenait inconditionnellement le projet européen. Le tournant vers les euro-sceptiques, les populistes et l'extrême droite n'a pas eu lieu. Début juillet, les dirigeants politiques des États membres ont annoncé par les nominations aux postes les plus élevés de l'Union européenne: la trajectoire antérieure d'intégration et de renforcement de sa dynamique sera poursuivie. Durant la dernière décennie, l'Union Européenne a forgé une large panoplie d'outils et mécanismes divers et variés lui permettant d'étendre, de renforcer et de moderniser ses compétences, ainsi que celles de ses institutions, d'où globalement résulte un renforcement de l'intégration. Ces outils et mécanismes à l'heure actuelle sont particulièrement en demande. L'UE continue toujours à être aux prises avec nombre de défis, mais leur nature a fondamentalement changé par rapport à il y a un an ou deux d'ici. Ces défis amènent l'UE et ses Etats-membres à raviver le projet de construction européenne. Ils n'ont plus le choix. Tout autre scénario risque d'avoir des conséquences catastrophiques. L'UE et ses Etats-membres seront contraints de miser sur le reformatage de l'Union afin de la rendre plus efficace et compétitive. Les grandes lignes du réaménagement de l'UE ne font que prendre forme ; elles seront précisées et ajustées. Mais les outils nécessaires pour mettre en œuvre tout scénario positif quel qu'il soit sont déjà prêts. La question n'est pas de savoir s'ils vont être utilisés, mais de quelle manière ils le seront.   L'importance d'analyse objectif de l'UE Quel que soit le niveau de tension et de la difficulté de nos relations actuelles avec l'Union Européenne, il reste toujours notre voisin sur le continent, un partenaire politique et économique de premier plan ; il fait partie d'une richissime civilisation à laquelle nous appartenons ensemble. Par conséquent, il est extrêmement important de définir à son égard une ligne de conduite juste, rationnelle, raisonnable, propice à notre pays – à l'Etat, à la société, au monde des affaires et à chaque individu. Pour ce faire, il faut bien comprendre ce qui se passe au sein de l'UE, quelle direction il suit, quel choix il doit affronter, quel est son potentiel d'auto-développement, à quoi en somme il faut s'attendre de sa part. Les études européennes en Russie accordent une grande attention à quelques éléments-clés permettant de trouver une réponse aux questions posées ci-dessus [Европейские исследования 2017; 30 лет 2017; Громыко 2017]. Plusieurs publications sont consacrées à l'analyse des phénomènes de crise, auxquels l'UE a dû faire face, et des perspectives de reprise des relations entre la Russie et l'UE sur des bases plus saines et pragmatiques [Громыко 2018; Европа XXI 2017; Современная Европа Ч.I 2017; Современная Европа Ч.II 2017]. Des experts russes examinent de façon approfondie différents scénarios de l'évolution de l'UE, y compris les plus négatifs inspirés du retrait du Royaume-Uni de l'Union Européenne [Будущее Европы 2018; Kaveshnikov 2016]. Presque tous ces experts réagissent avec promptitude face aux déclarations des leaders de l'UE révélant les projets portés par l'élite politique de l'UE, ainsi que face aux récents documents-programmes de ses institutions. Par ailleurs, une composante fondamentale de la réponse reste souvent hors du cadre des études menées par les auteurs russes, à savoir l'évaluation du potentiel et de la capacité de l'UE d'avancer, en termes institutionnel s et juridiques, sur le chemin de la consolidation interne et du renforcement de l'intégration. Pourtant les outils juridiques de la mise en œuvre des réformes, dont dispose l'UE, ainsi que les mécanismes de l'amélioration de l'efficacité de son propre fonctionnement, qu'elle peut mettre à profit dès à présent, sont éminemment importants, puisqu'ils conditionnent la faisabilité de toute intention de l'élite politique européenne d'élever l'Union à un niveau de compétitivité incomparablement supérieur dans des conditions de changement de rapport de forces sur la scène internationale. Compte tenu du dernier développement des évènements, la communauté d'experts émet des grandes réserves devant la disponibilité des élites politiques européennes à entamer une nouvelle étape d'une amélioration de la régulation supranationale du marché intérieur unique et de l'espace commun de sécurité intérieure et extérieure [Силаев, Сушенцов 2018]. Mais ces doutes entrent plutôt dans la catégorie des spéculations politiques. Comme, d'ailleurs, ceux portant sur l'aptitude de l'UE et de ses Etats-membres à finaliser la mise en œuvre de l'union bancaire, budgétaire, fiscale, énergétique et migratoire et de s'occuper de son parachèvement pratique, et non seulement déclaratif, en les complétant par une union politique et une alliance défensive. Il est évident que des conditions préalables appropriées doivent avoir mûri pour rendre possible toute percée de l'Union Européenne. Ces conditions préalables deviennent de plus en plus nombreuses et se transforment même en impératifs. N'en mentionnons que quelques-unes, à savoir : une accumulation de disparités et d'instabilité dans la politique et l'économie mondiales, susceptibles de provoquer une énième crise financière et économique mondiale*1; des menaces pesant sur les intérêts politiques et commerciaux de l'UE, venues de la part de la Chine, de plus en plus puissante et imposante, ainsi que de la part d'autres pays émergents ; une politique sévère de pression, menée contre l'UE par le milieu des affaires des USA et l'administration du président Trump; un choix profondément erroné en faveur de la confrontation avec son allié naturel civilisé qu'est Moscou, confrontation qui affaiblit l'UE à bien des égards [Энтин, Энтина 2018]. Ce qui est non moins important, c'est de savoir si l'UE est capable d'honorer ses engagements de renforcer le caractère supranational de son fonctionnement au moyen des outils juridiques qu'elle a à sa disposition, si elle a accumulé une panoplie de moyens et de mécanismes juridiques suffisante pour être efficacement utilisée au moment opportun; si ces moyens et mécanismes offrent une réelle possibilité d'obtenir les résultats escomptés. O n voudrait amener le lecteur à analyser cet aspect de la problématique européenne, en lui soumettant au préalable un examen soigneux de ses autres composants, dans l'intérêt d'une approche systémique.   Propagation des signes de crise vers le domaine politique ou … Au sein de l'Union Européenne il ne reste pratiquement plus de pays qui ne subissent pas un état de turbulence politique et/ou qui ne soient pas confrontés à d'importants problèmes socio-économiques. Même l'Allemagne, qui est le leader inconditionnel de l'UE et qui assume le rôle de pilier, a dit adieu à la stabilité politique [Германия 2018; Европа 2018]. A l'issue des élections législatives, les partis politiques classiques ont perdu une part significative de leurs voix. Les populistes d'extrême-droite constituent désormais la force d'opposition nationale la plus importante, ce qui hier encore semblait impossible. La CDU, l'Union chrétienne-démocrate d'Allemagne, pendant un long moment n'arrivait pas à se mettre d'accord avec ses partenaires potentiels sur la composition et le programme du gouvernement. Ce n'est pas de gaité de cœur, et avec grande difficulté que l'establishment allemand a formé une «nouvelle vieille» grande coalition : elle porte un caractère purement opportuniste et, par conséquent, instable. Cela a été mis en évidence au début de l'été 2018 suite à un conflit gouvernemental interne entre les partis-frères, la CDU et la CSU, au sujet du degré de durcissement de la politique migratoire [Civil war 2018]. Ce conflit a porté ombrage à l'Union Européenne dans sa totalité [Белов 2018]. Ainsi, le système politique d'Allemagne lui-même a-t-il commencé à générer une instabilité politique. L'Allemagne est tombée bien bas dans l'estime de l'opinion publique européenne, et la confiance en ses qualités de leader a été ébranlée. La majorité au pouvoir et le gouvernement du Royaume-Uni se trouvent dans une situation extrêmement difficile. Ils subissent un échec sur trois fronts à la fois. Premièrement, les négociations de la sortie de l'UE sont menées par Londres si «habilement» que personne, ni au Royaume-Uni, ni dans l'UE ne serait en mesure de comprendre, en quoi consistent les véritables intentions et les réelles positions britanniques. Ce n'est qu'en juillet 2018, après avoir perdu tellement de temps, que Theresa May, Premier Ministre du Royaume-Uni, a enfin réussi à convaincre son propre gouvernement (!) d'adopter une approche commune de «demi-Brexit» [Ананьева 2018]. Mais l'in-folio multipages de propositions, préparé par son équipe, à cause de son caractère «omnivore» n'a satisfait ni les Britanniques, ni Bruxelles, même si Theresa May, malgré des mises en garde, a quand même envoyé les membres de son cabinet faire le tour des capitales européens avec la consigne d'essayer de le «vendre» [Parker, Giles 2018]. La même histoire s'est produite avec «le traité de divorce» et la déclaration adoptée par le Royaume-Uni et l'UE. Lors des élections au Parlement européen, les électeurs ont exprimé leur indignation face à la politique de manoeuvres insensées. Après la démission forcée de T h eresa May, l'incertitude n'a fait que s'intensifier. Deuxièmement, le gouvernement, étant déjà affaibli par les scandales antérieurs liés à des mensonges et l'incompétence, a été déserté (en dépit de ce qui avait été convenu) par des ministres-clés, qui ont lancé une campagne enragée visant à discréditer la stratégie gouvernementale [Pickard 2018]. Une fois de plus Theresa May a démontré qu'elle est un Premier ministre non convaincant, un mauvais stratège et un dirigeant malhabile (ce que les médias populaires britanniques n'ont jamais mis en doute), et que son gouvernement ne fait pas autorité*2. D'après les sondages d'opinion, si des élections anticipées avaient lieu, la balance pencherait du côté des travaillistes*3. Troisièmement, les conservateurs essaient de compenser leurs bévues de politique intérieure et leur incapacité à atteindre un résultat décent dans les altercations avec Bruxelles par une suractivité et une combativité dans le domaine de la politique extérieure, et notamment dans les dossiers concernant la Russie, les Balkans Occidentaux, la défense et quelques autres. Néanmoins, malgré le soutien manifesté par ses partenaires de l'OTAN, cela en réalité n'apporte pas plus de prestige à Londres qui est obligé de «tirer les marrons du feu» pour le compte des autres, et de surcroît n'arrive pas à maîtriser les difficultés économiques recrudescentes*4. En effet, chaque pays européen a un «squelette dans son placard», sauf que les parois de ce placard sont devenues transparentes. En France, un nouveau consensus s'est formé sur les ruines de l'ancien système des partis en conséquence de son autodestruction et de l'anéantissement des structures politiques servant jadis de référence [Выборы 2017]. L'électorat est parfaitement conscient que pour le redressement économique et politique du pays la mise en œuvre de réformes structurelles, attendues depuis trop longtemps, est indispensable. Le peuple a massivement voté contre l'ancienne politique inintelligible lors des élections présidentielles et ensuite parlementaires. Cela n'empêche pas que les mesures pratiques, prises par le Président Emmanuel Macron et son gouvernement, sont soutenues par moins d'un tiers de la population (même si son activité personnelle satisfait non seulement 93% de ceux qui soutiennent son mouvement politique, mais aussi 45% de militants républicains et 35% de votants pour les socialistes, ce qui est considéré comme un cas exceptionnel dans l'histoire de la France [Macron, 2018]. D'ailleurs, son taux de popularité est en train de baisser considérablement*5. L'Espagne est contrainte de vivre avec un conflit couvant au cœur du pays : le problème de l'autodétermination de la Catalogne est aussi loin d'être réglé que la veille du référendum sur l'indépendance de cette région, référendum déclaré illégal et inconstitutionnel par les autorités centrales [Catalan 2019 ; Orihuela 2019]. En Autriche la droite n'a gagné que parce qu'elle a emprunté aux radicaux et aux populistes leurs slogans et leurs programmes et parce qu'elle a partagé par cooptation le pouvoir avec l'extrême-droite. Il y a dix ans une telle tournure d'événements aurait choqué tout le monde, et Bruxelles se serait vu contraint d'envisager un rétablissement des sanctions à l'encontre de Vienne. Aujourd'hui personne n'y a même prêté attention, vu l'universalisation de la tendance. En contrepartie, on a mis en route une procédure de sanctions à l'égard de Varsovie, qui ne désire plus suivre aveuglément certaines décisions politiques et civilisationnelles imposées par Berlin et Bruxelles. Aujourd'hui la Pologne incarne un retour, généralisé à l'échelle mondiale, vers le nationalisme conservateur et l'autoritarisme. Le parti conservateur de Jarosław Kaczyński, actuellement au pouvoir, se voit reprocher la destruction des fondements de la démocratie, la dérogation au principe de la séparation des pouvoirs etc. [Strzelecki, Moskwa, 2018]. Quelques temps plus tôt, des reproches similaires, mais sans implications formelles, étaient adressés au Premier ministre hongrois Viktor Orbán. Maintenant la procedure formelle est lanc é contre lui aussi, bien que personne ne sait à quoi on va aboutir [Stumpf 2018; Zalan 2019]. Mais c'est l'Italie qui a réservé la plus grande surprise à toute l'UE : elle a réussi à former, la première dans l'histoire de l'Europe, un gouvernement incluant les populistes, qui ont gagné les élections, et l'extrême-droite. Et avec cela, la population lui pardonne (ça durera ce que ça durera) ses couacs, son inconséquence, et même la situation économique toujours désastreuse, pour une seule et unique raison : elle considère que ce sont ceux qui représentent réellement les intérêts du peuple qui sont enfin arrivés au pouvoir. La population est persuadée que les leviers de l'Etat se trouvent maintenant entre les mains des «siens» [de leurs vrais représentants] dans le sens direct du terme, et non des spécimens corrompus des élites pourries, de la nomenklatura et de la bureaucratie [Reynolds 2018]*6.   Nouvelle normalité politique Ces quelques exemples choisis aléatoirement, ce qui ne les empêche pas d'être représentatifs, démontrent explicitement comment se métamorphose le système des partis des pays de l'UE; ils prouvent que ces pays sans aucune exception ont une multitude de problèmes, si ce n'est pas un tel, c'en est un autre. Cependant, ce ne sont plus du tout les mêmes problèmes qu'il y a dix ans ou plus. A l'époque l'UE et ses Etats-membres ont été frappés par la première crise économique et financière mondiale, face à laquelle ils se sont trouvés complètement démunis. Cette crise a été suivie par celles de la dette souveraine et de la zone euro, accompagnées d'une stagnation économique, d'une explosion du chômage, d'une chute du niveau de vie et d'un appauvrissement de la population, ce qui a mis en évidence les problèmes endogènes profonds de toute la zone européenne, comme par exemple le fait que plusieurs pays européens ont pris du retard pour adapter la société aux exigences de l'économie moderne; que certains Etats vivent au-dessus de leurs moyens; qu'ils sont financièrement dépendants; ils ne sont pas en mesure de sortir d'un trou budgétaire profond sans aide extérieure; ils ont perdu en compétitivité sur leur propre marché interne et sur le marché international; ils perdent leur influence d'autrefois dans les affaires étrangères. Ensuite l'UE a été frappée de plein fouet par la crise migratoire, qui était dans une certaine mesure provoquée par l'Union elle-même, et qui a démontré que l'unité et la solidarité ne se portent pas si bien que ça [Тимофеев 2018] *7. Mais pour l'essentiel, l'Union Européenne a été en mesure de faire face à toutes ces crises [State 2017; Entin, Entina 2017]. L'un après l'autre, tous les pays européens, ou presque, ont équilibré leurs budgets, se sont engagés sur la voie de réformes structurelles et ont réglé leurs dépenses sur leurs revenus. Le système bancaire a été assaini. Personne n'éprouve plus de difficulté de fonctionnement sur le marché financier ouvert, même pas la Grèce, si longtemps éprouvée [Едовина 2018]*8. Les compétitivités internes et externes ont été renforcées. Même les pays périphériques de l'UE ont enregistré un excédent budgétaire dans le commerce extérieur. L'année passée le montant total de l'excédent dans le commerce avec les Etats-Unis représentait une somme rondelette de l'ordre de 145 milliards de dollars américains, ce qui provoque maintenant le mécontentement de l'Administration américaine. Le taux de chômage a entamé une baisse. Il est enfin devenu possible d'augmenter les salaires, après une très longue trêve. La demande de consommation s'est accrue. Des investissements ont commencé à affluer. Globalement, l'UE et ses Etats-membres sont parvenus à une croissance économique soutenue et ont abordé une phase cyclique de reprise économique, même si elle est encore incertaine [Boutelet 2019; Charrel 2019; Perrin 2019; Vignaud 2019]. L'UE a endigué la vague de migration forcée qui la submergeait. Le nombre de réfugiés et de migrants illégaux qui arrivent, ou plutôt parviennent à s'introduire en Europe, a significativement baissé par rapport à l'apogée de la crise migratoire*9. Par conséquent, rien ne permet de conclure à la fin de l'année 2018 que l'UE «décline elle aussi», comme continuent de le faire plusieurs experts russes et étrangers influents et réputés [Мурашов 2018; Спартак 2019; Gomart 2019]. Mais les pays de l'UE ont payé un lourd tribut pour arriver à ces résultats. Dans la plupart des cas, au détriment du peuple – moyennant la baisse des revenus, des salaires, des retraites, de la sécurité et du bien-vivre de la classe moyenne, y compris la petite bourgeoisie et les fonctionnaires, mais aussi des pauvres, en réduisant les prestations et les programmes sociaux*10. Avec comme conséquence une immense rupture entre, d'un côté, le progrès réellement accompli dans l'assainissement de l'économie et de la gestion étatique, et d'une amélioration qualitative de leur efficacité, et de l'autre – la perception de tous ces phénomènes par les différentes strates de la société. Une partie importante de la population a estimé à juste titre que l'élite dirigeante, qui avait quand même fait son beurre lors de toutes ces crises, ainsi que les partis politiques classiques et l'establishment ont contrevenu au contrat social, ont trompé la population, l'ont trahie, laissé tomber, ne la représentent plus et donc ne méritent plus sa confiance. Qui plus est, ce sont les forces de gauche qui sont le plus visées, en rupture complète avec leur vocation d'estomper les tensions, de protéger et d'aider les populations*11. Elles ne sont plus aptes à assurer la stabilité économique ni la confiance en l'avenir, ni même la sécurité la plus fondamentale, la préservation de leur identité culturelle et leur position privilégiée dans leurs propres pays. Elles ont l'intention de continuer à sacrifier leurs intérêts au nom des idéaux et abstractions qui n'enthousiasment plus personne, même si la gauche soutient le contraire. Le mécontentement et le sentiment contestataire, allant jusqu'à la xénophobie, sont devenus déterminant dans le processus politique. Par conséquent, la droitisation de la société qui s'en est suivie, est devenue inévitable, ainsi que son basculement du côté de l'extrême-droite, des nationalistes conservateurs et des populistes de tout acabit, accompagné par leur complète ou partielle légitimation en tant que couleur politique ordinaire et licite du spectre politique [Энтин, Энтина 2017]. A cet égard, l'instabilité sociale et politique, la rhétorique et les programmes anti-migrants et nationalistes ne sont qu'une conséquence des effets des anciennes crises et des erreurs socio-économiques commises lors de la lutte contre la crise. Ce ne sont pas uniquement des problèmes, mais plutôt une nouvelle caractéristique de la société. Sous l'influence des changements qu'elle a subis, c'est un reformatage de l'espace politique (ou en d'autres termes, une redistribution du marché politique) qui a lieu, un reformatage complexe, difficile, parfois extrêmement inconséquent et conjoncturel. La différence cruciale entre les effets de l'après-crise et ceux de crise consiste dans le fait que les premiers sont secondaires. Les problèmes initiaux quant à eux, sont globalement résolus ou réglés. Si c'est vraiment le cas, les racines des effets d'après-crise sont alors coupées. Les pays de l'EU ont désormais des possibilités considérablement accrues de mettre en œuvre l'assainissement de la sphère aussi bien sociale que politique, gravement affectées par l'effet cumulatif de toutes les crises supportées, après avoir agi dans le domaine économique. Le dénouement de la redistribution du pouvoir et de l'influence politique dépendra uniquement de ceux qui sauront mieux que les autres s'approprier le mérite de toutes les victoires remportées et prouver qu'ils seront le mieux placés pour répondre aux demandes transformées de la société radicalement métamorphosée, ces demandes qui ont été analysée ci-dessus.   Transition d'un euroscepticisme radical vers un euroscepticisme modéré L'UE s'est retrouvée dans une situation similaire. C'est elle qui n'a pas réussi à sauver les pays de la région européenne des effets dévastateurs de la première crise économique et financière mondiale. Bien que si elle n'ait pas été là, les effets de la crise auraient été nettement plus catastrophiques. C'est sous son couvert qu'on a remboursé l'argent de la spéculation aux banques allemandes et françaises au lieu d'éteindre le feu naissant et d'aider la Grèce chancelante, en évitant de cette façon la crise de la zone euro. Ensuite ils ont brisé Athènes et l'ont soumise pour un certain temps à une gestion externe. C'est l'UE qui a été instrumentalisée pour contraindre tous les pays de la région à appliquer désespérément une politique antisociale d'austérité, qui a engendré tous ces effets négatifs qu'on a détaillés ci-dessus. C'est l'UE qui a été incapable de maîtriser la crise migratoire et a abandonné les dirigeants nationaux face à la population furibonde, une population qui n'a plus l'intention de leur pardonner le conformisme, la faiblesse et la veulerie dont ils ont fait preuve. C'est l'UE qui a privé l'Etat national, et ce au moment où il en avait le plus besoin, de sa panoplie usuelle de moyens de remédier à la crise sous forme de dévaluation de la monnaie nationale, de sauvegarde des acquis de la protection sociale, de blocage des flux migratoires etc. C'est l'UE qui a forcé tout le monde à appliquer la même politique au mépris du fait qu'elle produisait partout des résultats totalement différents. C'est l'UE qui s'occupait de Dieu sait quoi au lieu de lutter contre le chômage ou tout simplement de fermer les frontières extérieure [Энтин, Энтина 2018]. Comme on le voit, la liste des griefs qui aurait pu être adressée à l'Union Européenne, comprend un grand nombre de postes; nous n'en avons mentionné que les plus courants. Les revendications de rendre à l'Etat national les pouvoirs souverains qu'il avait perdus et/ou de ne plus rien transférer au niveau supranational ne sont pas tombées du ciel. L'UE et les élites nationales, par leurs actions concrètes, ont créé elles-mêmes un terrain propice à l'euroscepticisme, ce n'est pas seulement une faute imputable à l'ancrage des sentiments nationalistes. Ce n'est pas étonnant qu'avec le temps l'euroscepticisme ait gagné en popularité en Europe, qu'il ait touché le cœur d'une grande partie de la population, qu'il soit pris en compte par les forces politiques, considérées jadis comme hors-système et marginales, et même récupéré, comme au Royaume-Uni, par les partis-mainstream, les partis traditionnels. Pour la première fois l'euroscepticisme a, paraît-il, atteint son apogée au moment des élections au Parlement Européen en 2014, quand un grand groupe d'extrême-droite et de populistes de différents pays s'y est fait sa place, tandis que les conservateurs britanniques ont inconsidérément refusé l'alliance habituelle avec le Parti populaire européen. Ensuite cela s'est reproduit lors du référendum sur la sortie du Royaume-Uni de l'UE que les forces pro-européennes ont totalement perdu face à l'euroscepticisme, sans avoir rien trouvé de probant à lui opposer. L'euroscepticisme aurait pu avoir une lourde incidence sur les élections présidentielles en France, puisque Martine Le Pen, président du Front national d'autrefois, qui avait joué entre autre la carte de l'euroscepticisme, s'est aisément qualifiée pour le second tour [Выборы 2017; Европа 2018]. Certes, il affectera les conditions dans lesquelles va travailler le Parlement européen nouvellement élu, dont les pouvoirs dureront jusqu'en 2024. Cependant par la suite la situation a grandement évolué, et elle n'est plus si univoque, même si formellement les eurosceptiques sont au pouvoir dans une dizaine d'Etats européens [Позенер 2018] *12. Un faisceau de facteurs de tout autre ordre a influé sur elle. Une tentative réprimée des anciens «révolutionnaires» et anti-systémistes de «Syriza» de pousser la Grèce à une rébellion contre le dictat de Berlin et de Bruxelles, ainsi que des espoirs fallacieux de la mise en œuvre d'une politique économique indépendante dans des conditions de transfert des pouvoirs souverains dans le domaine économique vers la Banque centrale européenne et vers l'Eurogroupe – ces facteurs ont révélé ce qui auparavant n'était pas explicitement manifeste. Désormais dans les pays de l'UE la démocratie subsiste sous une forme tronquée. Les résultats des élections présidentielles et parlementaires n'ont qu'une valeur relative. Les Etats sont limités dans la mise en œuvre de leur politique indépendante, ils ne disposent plus de suffisamment de moyens économiques et politiques pour ce faire. Ce ne sont plus les partis qui ont gagné les élections dans tel ou tel pays, ce n'est pas l'un ou l'autre gouvernement qui avance et essaie de soutenir l'une ou l'autre alternative, qui ont un pouvoir de décision: ce sont des forces conjuguées, au pouvoir dans l'EU, qui contrôlent la situation non seulement au sein de l'Union dans sa totalité, mais dans chacun de ses composants. Etant donné la puissance et l'importance du pays, l'épisode du Brexit est encore plus instructif *13. Les pertes économiques que la Grande Bretagne subit déjà à cause de sa sortie de l'UE qui n'est encore qu'à venir; les difficultés et la complexité colossales liées à la sortie; la cacophonie politique à l'intérieur du pays qui y est associée; l'inaptitude du cabinet de Theresa May à trouver tout simplement une bonne façon de procéder, encore moins de pouvoir négocier avec Bruxelles des conditions décentes de divorce – tout ceci démontre que la rupture avec l'UE n'est pas une solution, elle n'apporte aucun avantage ni gain tangible. En tout cas, pas dans un avenir prévisible. Au contraire, tout ceci fragilise le pays, désoriente l'activité commerciale, déchire les liens vitaux, engendre une montagne de problèmes péniblement surmontables, provoque des dégâts difficilement indemnisables. La défaite de Marine Le Pen à l'élection présidentielle a mis les points sur les «i», quand une partie de l'électorat hésitant, effrayé par ses promesses «trop audacieuses», s'est détourné d'elle, quand elle-même, afin de gagner, a commencé à se décaler vers le centre et à renoncer aux postulats radicaux d'euroscepticisme. L'euroscepticisme à l'état pur n'est pas viable, il est irréaliste et sans avenir. Tous les Etats-membres se sont profondément et presque irrévocablement enracinés dans l'UE. L'Union leur apporte énormément. Ils ne pourraient plus s'en passer. Pour conclure, en Grande Bretagne un parti d'eurosceptiques, qui avait considérablement contribué à l'issue du référendum sur la sortie de leur pays de l'UE, désormais «repose en paix»: il a été délaissé par tout le monde et a quitté le firmament politique [Payne 2018]. Sa renaissance avant les élections au Parlement européen et son succès colossal ne sont apparus que dans le sillage du mécontentement suscité par la façon dont le brexite est exercé. Par conséquent, compte tenu de la pratique politique concrète, l'euroscepticisme a commencé à muer en perdant petit à petit son ancien côté radical et intransigeant. Après avoir analysé des enseignements tirés de la lutte politique, le parti de Marine Le Pen, et elle-même, ont conclu que le slogan de rupture avec L'UE et la zone euro n'ont pas le soutien massif de l'électorat, qu'on n'arrivera pas à remporter une victoire et à rassembler la population sur cette base, et qu'il faut donc les remplacer par quelque chose de plus acceptable par la société dans sa totalité. Une orientation du changement a été révélée avec évidence par les «Cinq étoiles» et La ligue (jadis – du Nord) italiennes, qui sembleraient être des piliers d'euroscepticisme: après avoir gagné les élections parlementaires et s'être transformées en force politique la plus importante du pays, elles ont pris, non sans hésitations, la décision de former ensemble un gouvernement populiste de droite. Elles ont déclaré qu'il n'est plus question de sortie, de rupture, d'obstruction ni de rien de semblable, tout ceci étant devenu impopulaire; qu'elles se fixent un objectif beaucoup plus ambitieux, et pertinent. Elles vont œuvrer au sein de l'UE afin de rééquilibrer les pouvoirs des institutions de l'Union et de ses Etats-membres, prévenir au niveau européen une prise de décisions qui seraient en contradiction avec les intérêts du pays ou insuffisamment adaptées à ses besoin, afin de contraindre l'UE à agir dans les intérêts du pays, et non l'inverse. La rhétorique préélectorale c'est une chose, la politique responsable c'en est une autre [Jones 2018]. Mais alors ça change tout. Un tel choix d'objectifs déplace le sujet vers un autre niveau, celui de l'amélioration de l'efficacité et de la rationalisation du fonctionnement de l'UE. Même les euro-enthousiastes ne s'y opposeraient pas. Ce choix est en corrélation avec l'exigence de subsidiarité, qui constitue un pilier de l'Union Européenne et ne lui permet de prendre en charge la résolution des problèmes, comme la réglementation et la gestion juridiques qui y sont nécessaires, qu'à condition que les Etats-membres considèrent ces problèmes comme infiniment complexes pour leur faire face eux-mêmes [Европейское право 2018]. Si l'on considère que depuis quelques années les euro-enthousiastes se montrent de plus en plus critiques et pondérés à l'égard de l'UE, on voit que le clivage entre les euro-enthousiastes invétérés et les eurosceptiques s'adoucit peu à peu. Les uns comme les autres se meuvent vers le centre, chacun de son côté. Tout le monde reconnaît, que l'Union n'est pas idéale, qu'il existe beaucoup de carences et d'incohérences dans son fonctionnement, qu'elle se mêle d'affaires qu'il aurait mieux valu laisser à l'appréciation des Etats-membres. A la fois, l'UE fait preuve de faiblesse quand il faut défendre les intérêts communs de ses membres; elle s'est enlisée dans des sujets mineurs et la lenteur bureaucratique. Elle devrait être réformée. Ensuite commencent les divergences. Les uns affirment que l'UE n'arrive pas à assumer ses tâches parce qu'elle s'était approprié trop de pouvoirs souverains. Pour les autres, les racines du mal résident dans le fait qu'il y a «trop peu d'Europe» et qu'il faut résolument intensifier le renforcement de l'UE, son extension par de nouvelles structures et de nouveaux espaces, qu'il faut davantage appuyer les efforts d'intégration [State 2017]. Mais ces divergences ne font plus obstacle à un dialogue constructif. Un consensus évoluant à l'intérieur de l'UE commence à se dégager autour de la recherche d'un nouvel équilibre, plus rationnel mais surtout fonctionnel: fortement intensifier l'intégration dans certains domaines, dans d'autres opter pour la récupération de certains pouvoirs par les Etats-membres. C'est pour cette raison que les Pays-Bas, un des fervents défenseurs du renforcement de l'intégration, ont proposé de rendre à l'Etat national plus d'une quarantaine de pouvoirs souverains transférés jadis au niveau supranational, afin de déblayer le chemin de la progression. Ces propositions ont été soigneusement étudiées par le Ministère des affaires intérieures et le gouvernement du pays et officiellement formulées quelques années auparavant [Rettman 2013]. Les anglais à leur tour ont apporté beaucoup de matières à réflexion en cherchant à obtenir des concessions de la part de Bruxelles qui auraient permis à la population de voter lors du référendum d'une manière quelque peu, ou même peut-être pleinement différente. La Commission européenne sous la présidence de Jean-Claude Juncker dès 2014 s'est mise au travail dans le même esprit. Elle a rompu avec la tradition de se laisser submerger par des sujets d'importance mineure et d'inonder les Etats-membres d'une masse insupportable de propositions de loi. Leur nombre annuel a volontairement été réduit de cent jusqu'à vingt. En même temps la Commission européenne a réussi à se consacrer entièrement et efficacement à des tâches stratégiques telles que l'accroissement de la compétitivité, la stimulation des investissements, le reformatage du marché des capitaux, la création d'une base commune pour l'économie digitale, l'élargissement de l'interaction dans le domaine de la sécurité intérieure etc. En septembre 2017 dans son discours sur l'état de l'Union Jean-Claude Juncker a proposé un vaste programme de consolidation et de renforcement de l'UE avec un horizon de planification allant jusqu'en 2025 et même 2030. Pour préserver l'équilibre, il a lancé l'initiative de la création d'un organe interinstitutionnel, avec une importante représentativité de parlementaires européens, qui serait chargé de préparer une feuille de route de retour, dans la mesure où cela est nécessaire, au niveau national des pouvoirs souverains, jadis transférés au niveau supranational. Cela en dit long. Sans tarder, le 14 novembre 2017 Jean-Claude Juncker a officiellement instauré une équipe de travail sur la subsidiarité et la proportionnalité et «pour faire moins mais de manière plus efficace» [Future 2017]. Elle a été conduite par Frans Timmermans, vice-président de la Commission européenne. Initialement, il était prévu d'y inclure 3 représentants de chaque parlement national, du Parlement européen et du Comité européen des régions. L'équipe désignée a démarré le 1 janvier 2018. Elle était chargée d'émettre des recommandations à la Commission européenne en identifiant les domaines d'activité où l'UE devrait faire plus, des domaines (comme celui de l'aide d'Etat par exemple) pour lesquels la responsabilité devrait être redistribuée ou être rendue aux E tats-mem bres; ainsi que des recommandations sur la manière de rendre plus énergique la participation des autorités locales et régionales et des parlements nationaux dans l'activité de l'Union Européenne. Toutes ces recommandations, sous forme légèrement reformatée, seront reprises dans la feuille de route pour une Union plus unie, plus forte et plus démocratique, la feuille que la Commission européenne devait préparer avant les élections au Parlement européen en mai 2019 *14. Le 10 juillet 2018 cette équipe de travail a remis à Jean-Claude Juncker son rapport final [Subsidiarity 2018]. Il présente un large éventail d'idées sur la modernisation et le reformatage de la façon de fonctionner de l'UE, la réévaluation des résultats obtenus et la systématisation des avancées législatives. Notamment, il est proposé d'ajuster la procédure d'élaboration et d'adoption des décisions législatives et autres, afin de lui conférer un caractère plus inclusif. Le rapport décrit comment créer les conditions pour que les institutions de l'UE ne s'occupent que de ce qui apporte «une valeur ajoutée», exprime un souhait de faire l'inventaire de toute la législation communautaire en vigueur aux fins de sa simplification, de sa rationalisation et de son actualisation. De surcroit, il est constaté que l'équipe de travail n'a pas décelé de domaines d'activité que l'UE devrait abandonner au profit des Etats-membres [Report 2018].   Scénarios possibles et impossibles de l'évolution de l'Union Européenne L'approche par scénarios propose une vision panoramique des perspectives de l'évolution de l'Union Européenne, ainsi que du choix auquel elle est confrontée. C'est la meilleure façon de mettre en évidence le potentiel comme les limites de cette approche, car elle correspond parfaitement à la nature complexe, contradictoire et multiniveaux de l'UE. C'est la raison pour laquelle des chercheurs russes et des experts d'autres pays y ont recours très volontiers. La Commission européenne ne la dédaigne pas non plus. En mars 2017 Jean-Claude Juncker a présenté le rapport préparé par la Commission qui donne une analyse exhaustive de l'évolution continue de l'UE [White, 2017]. Ce rapport propose aux Etats-membres et à la société civile de commencer à débattre, de la manière la plus large possible, des pistes éventuelles de l'évolution de l'UE pour au final choisir l'optimale. Dans les faits, la plupart des scénarios ont été conçus par la Commission européenne afin que les Etats-membres rejettent ceux qui étaient manifestement inacceptables, irréalistes et inaccessibles, et ce fut le cas pour la grande majorité des scénarios. Il n'en resterait alors que deux maximum, autour desquels se dégagerait un consensus. En réalité, comme l'ont immédiatement remarqué les hommes politiques et commentateurs les plus en vue, il n'en resterait que l'un des deux, le seul à pouvoir être soutenu par le tandem franco-allemand et le noyau de l'UE. Si, lors de l'évaluation de l'ensemble des suppositions relatives à l'évolution de l'UE, on devait se tenir à la logique arrêtée par la Commission européenne, le résultat, qui a été pratiquement imposé par la Commission européenne, n'apporterait rien d'inattendu. Analysons-le dans l'ordre inverse: en partant des scénarios les moins probables vers les plus probables. On considère qu'une délibération sérieuse au sujet du scénario, qui envisageait l'effondrement de l'UE, a été déclenchée dans la presse à scandale et dans les éditions pseudo-scientifiques par un choc dû aux résultats du référendum sur la sortie du Royaume-Uni de l'UE. Personne, d'une manière générale, ne s'attendait à une telle évolution des événements. C'était une surprise presque totale aussi bien pour l'establishment politique que pour la communauté d'experts. Elle a déclenché immédiatement des spéculations au sujet du Brexit, qui présagerait la fin de l'Europe. En réalité les doutes par rapport à la pérennité de l'UE ont été émis beaucoup plus tôt. L'incapacité de Bruxelles et des principales puissances européennes à remédier rapidement à la crise de l'euro en a été un élément déclencheur. Le risque de cessation de paiement pesait à l'époque non seulement sur la petite Grèce. Presque toute la périphérie de l'UE a rencontré des difficultés à d'obtenir un crédit à un taux raisonnable pour pouvoir effectuer les paiements courants, assurer le service de la dette souveraine et sauver le système bancaire et les secteurs réels de l'économie. Même l'Irlande en a souffert, qui jusque-là était considérée comme l'économie à la croissance la plus rapide en Europe. Au sein comme en dehors de l'UE on redoutait réellement l'effet domino. Il n'empêche que Berlin, Bruxelles et Frankfurt ont réussi à maîtriser la situation. Qui plus est, la conjoncture financière et socio-économique difficile, qui s'est formée dans plusieurs pays de l'UE, ainsi que la frayeur qu'ont ressentie les élites politiques et économiques de la région européenne, ont été mises à profit pour transférer au niveau supranational de nombreux pouvoirs souverains, indispensables aux Etats-membres pour mener une politique autonome et indépendante. Mais grâce à ce transfert, a été mis en œuvre un assainissement généralisé du domaine budgétaire; la surveillance des banques d'importance systémique, et du système bancaire dans sa totalité, a été confiée à la Banque Centrale Européenne; ont été créés des structures et mécanismes superpuissants permettant de faire face à de futures crises de nature similaire [Economic 2018; European 2018; Janse 2018]. L'UE s'est relativement vite adaptée au fonctionnement sans influence «modératrice» du Royaume-Uni, qui parfois devenait destructrice. Dès que les résultats du référendum ont été connus, Bruxelles a immédiatement entrepris tout ce qui était possible pour tourner à son avantage ce phénomène si négatif pour lui qu'est la sortie de l'Union d'une puissance principale et d'un de ses pôles du pouvoir. Pour l'instant l'intégrité de l'UE n'est pas menacée. Les conséquences de la crise migratoire, dont la gravité a été mise en évidence ci-dessus, ne peuvent aucunement entraîner l'effondrement de l'UE. De surcroit, elles sont utilisées pour accroitre son potentiel et ses capacités, comme c'était déjà le cas lors de la crise de l'euro, sauf que maintenant tout se passe dans le domaine de la sécurité intérieure et de la transformation de ses frontières en un «mur infranchissable» [Nielsen 2018]. La probabilité d'un scénario selon lequel d'autres pays pourraient sortir de l'UE en suivant l'exemple du Royaume-Uni, est très minime. Initialement les résultats du référendum ont provoqué une explosion d'enthousiasme chez les eurosceptiques. Inversement, ils ont engendré un désarroi au sein de l'establishment. L'exemple de la Grande-Bretagne aurait pu être contagieux. Il avait l'air attrayant pour un bon nombre de pays. Certains milieux politiques étaient prêts à y voir une alternative, les autres – un moyen d'échapper au dictat de Bruxelles et de Berlin, diktat qu'on évoquait exclusivement dans les sphères nationales. Tout ceci n'aurait été valable que si le Royaume-Uni était sorti vraiment gagnant, s'il avait su utiliser efficacement, dans son propre intérêt, sa liberté et son indépendance dans les affaires extérieures et le développement économique, s'il avait pu proposer au monde extérieur quelque chose en plus par rapport à l'UE, s'il avait été capable d'afficher un taux de croissance plus élevé. Par ailleurs, les dirigeants de l'UE et le noyau européen redoutaient sérieusement une telle évolution de la situation, et personne n'en cachait les raisons. Avant le référendum, Londres, à la différence de l'Europe continentale, a brusquement augmenté les investissements budgétaires afin de relancer l'économie nationale, a réduit de moitié, de 40% à 20%, les impôts sur les sociétés, pour rendre l'économie nationale plus attractive pour le business international, a enregistré un taux de relance de l'économie nationale et de la croissance économique nettement supérieur à la moyenne dans l'UE et la zone euro. Rien d e tel n'est arrivé. Comme nous l'avons indiqué ci-dessus, juste en quelques coups de plume, Londres a perdu tout et à tous les égards, du moins en état actuel des choses [Ананьева 2018; Collomp 2019; D'Orcival 2019; Vignaud 2019]. Le milieu des affaires, international comme national, a perçu la sortie de la Grande Bretagne hors de l'UE de façon foncièrement négative. On a très rapidement découvert que ce milieu a besoin d'une liberté d'action au départ du Royaume-Uni à l'échelle de tout le marché intérieur colossal de l'UE dans sa globalité. Le marché insulaire, séparé du marché continental d'une façon qui n'est pas très nette, l'intéresse beaucoup moins. La menace d'ambigüité juridique, inhérente au Brexit, dans le fond l'effraie plus que tout. Aujourd'hui les indicateurs économiques du Royaume-Uni n'inspirent plus personne. Au sein de l'UE Londres avait une possibilité d'agir sur la scène internationale au nom ou sous couvert d'un énorme empire extrêmement influent, possédant des ressources significativement plus importantes que Le Royaume-Uni à lui seul. Ayant choisi la sortie de l'UE, dans l'esprit de ses alliés et de ses adversaires, mais aussi dans celui de l'opinion publique internationale, le Royaume-Uni s'est aussitôt transformé en ce qu'il est dans le fait – en une des puissances parmi tant d'autre, à importance moyenne, avec beaucoup de prétentions loin d'être confirmées par les capacités dont elle dispose. Sur le plan de la politique intérieure la Grande-Bretagne a aussi perdu énormément. La sortie de l'UE a été votée par une minorité de la population. Ses élites sont divisées. La discorde au sein du parti au pouvoir est de plus en plus profonde. Comme l'affirment des commentateurs politiques, si les conservateurs ont décidé de laisser le poste de premier ministre aux mains de la mal-aimée Theresa May, ce n'est pas en raison de ses mérites exceptionnels, qu'elle n'a pas, mais parce qu'ils appréhendent les élections anticipées*15. Le gouvernement, plutôt que de gérer les affaires courantes et futures du pays, s'est enlisé dans les problèmes innombrables engendrés par le Brexit. Puis, precipitant sa démission, ont fait de lui le bouc émissaire. Il est difficile d'inventer une publicité aussi mauvaise pour ceux qui dans d'autres Etats-membres de l'UE partagent les idées des eurosceptiques britanniques. L'exemple foncièrement négatif du Royaume-Uni, perçu par beaucoup comme une vraie catastrophe, n'enseigne qu'une chose aux autres pays de l'UE: il faut à tout prix s'abstenir de la reproduire, quelle qu'en soit la forme. Au contraire, il faut dorloter l'Union Européenne, s'accrocher à elle des deux mains. Elle nous apporte énormément. Seulement il est important de se démener pour occuper une place honorable en son sein: c'est ce que les eurosceptiques radicaux d'hier ont l'intention de faire. A un certain moment on parlait beaucoup d'un scénario selon lequel l'Allemagne elle-même voudrait quitter l'UE, Allemagne qui cimente l'Union dans sa totalité, qui la régente, qui la porte sur le dos. L'éventualité d'un tel scénario était argumentée par les affirmations selon lesquelles l'Allemagne apporte aux autres Etats-membres dix fois plus qu'elle ne reçoit en échange; qu'elle paie les factures imputées aux autres pays; qu'elle nourrit un tas de pique-assiettes comme l'est devenue la Grèce et en gros tous les pays de la périphérie de l'UE; que les autres se reposent et se détendent, tandis que les Allemands triment pour eux; que l'UE est devenue un fardeau pour l'Allemagne; que l'Allemagne a des intérêts et des ambitions économiques internationaux; qu'elle a dépassé l'UE. Des travaux analytiques sérieux ont démontré que toutes ces affirmations ne résistent pas à la critique. La durée de travail des Allemands n'est pas plus importante que partout ailleurs en Europe. L'explosion de la consommation, la croissance de la dette, les dépenses qui ont dépassé les recettes etc. – tout ceci a été provoqué par les banques allemandes elles-mêmes qui se sont lancées à la poursuite de bénéfices exceptionnels, en prêtant de l'argent à un taux bas à tous et à chacun. Tout le monde a tiré profit de l'aide accordée à la Grèce : la Banque Centrale Européenne a enregistré non pas des pertes, mais des bénéfices sur les transactions financières avec la Grèce, bénéfices qui dépassaient 10 milliards d'euros. Mais le plus important c'est que grâce à la convergence et l'absorption des monnaies faibles dans le cadre de la zone euro, les produits allemands sont devenus sensiblement moins chers et incroyablement compétitifs sur les marchés extérieurs. En absence de ces facteurs la réévaluation du Deutsche Mark aurait été inévitable. La marchandise meilleur marché fabriquée par d'autres Etats-membres et des pays tiers aurait inondé le marché allemand. De l'excédent colossal de son commerce extérieur il ne serait pas resté grand-chose. D'ailleurs c'est ce que l'administration de Donald Trump impute à l'Allemagne et à l'Union Européenne, à savoir des manipulations initialisées avec les devises nationales [Энтин, Энтина 2018]. Renoncer au projet européen signifierait pour elle une réapparition automatique des anciennes peurs, de méfiance et de suspicion et des complications en politique extérieure si graves que Dieu nous en préserve. Enfin, c'est avec l'aide de l'UE que l'Allemagne est venue à bout d'un lourd héritage de la Seconde guerre mondiale qu'elle avait déclenchée. Elle a recouvré son statut politique, a mérité le respect de tout le monde, s'est réconciliée avec ses voisins proches et éloignés, qui ne se sentaient pas vraiment à l'aise à cause d'un tel voisinage. Certes, les sondages montrent, qu'une grande part de l'électorat allemand est mécontent de l'UE [Германия 2018]; qu'elle considère que l'appartenance à l'UE entraîne des frais excessifs, qu'elle soupçonne les autres peuples européens d'ingratitude. Le refus catégorique des pays du groupe de Viseg á rd d'accueillir, ne serait-ce qu'une infime partie des réfugiés débarqués en Allemagne, a suscité une forte réprobation des électeurs, qui partagent certains slogans xénophobes et nationalistes du parti «Alternative pour l'Allemagne». Mais être mécontent vis-à-vis de l'UE est une chose, tandis que soulever la question de la sortie de l'Europe en est une autre. Mis à part les forces politiques marginales, personne n'examine la question sous cet angle. Même le parti «Alternative pour l'Allemagne» insiste plutôt sur l'ajustement de la politique de l'UE, sur une subordination plus stricte de l'UE aux intérêts nationaux allemands, sur une révision de certaines décisions et politiques qui ne répondent pas à ces intérêts en question, sur le retour au niveau national des pouvoirs souverains transférés inconsidérément aux institutions européennes. Par contre, la Grande Coalition, l'establishment politique et le milieu des affaires de l'Allemagne partent de l'hypothèse que la coopération au sein de l'UE doit passer à un autre niveau d'intégration, qu'il faut s'affranchir des discordances dans le domaine de l'impôt – un des derniers bastions de l'Etat national; qu'il faut entreprendre une construction de l'Union politique et de l'Union de la défense venant s'ajouter à l'Union existante, etc. C'est l'impératif de l'époque [Германия 2018]. Le scénario du maintien du statu quo actuel est rejeté par tout le monde pour des raisons différentes: par les euro-enthousiastes, puisqu'il ne répond plus ni à la logique de la construction européenne actuelle, ni aux ambitions de l'intensification continue de l'intégration aux fins de consolidation et de renforcement de l'UE et de ses positions sur la scène internationale; par les eurosceptiques – puisque ce scénario empêche d'adapter l'activité de l'UE aux intérêts de chaque Etat pris individuellement et maintient les pouvoirs des institutions de l'UE qu'ils considèrent excessifs. En pratique, un tel scénario est désavantageux pour l'UE et ses Etats-membres. Quotidiennement, ils doivent traiter une multitude de problèmes courants auxquels s'ajoutent constamment une quantité d'autres qualitativement nouveaux, de plus en plus orientés vers l'avenir. Au fil du temps ces problèmes ne deviennent pas moins compliqués. Pour leur faire face, on a besoin de ressources supplémentaires, de mécanismes plus efficaces et d'outils performants. L'UE et ses Etats-membres doivent, ils sont tout simplement tenus à suivre le chemin de la modernisation permanente. Toutes les crises précédentes et leurs conséquences les ont convaincus de cet impératif. Considérée du point de vue de la théorie d'intégration, la faisabilité de ce scénario suscite des doutes profonds. Traditionnellement, on compare l'Union Européenne à une bicyclette à deux roues: si on ne pédale pas, si on n'avance pas, on ne pourra pas rester dessus car elle tombera sûrement, en entrainant dans sa chute son conducteur et toutes ses réserves pour la route. En d'autres termes, l'immobilisme et la stagnation, qu'entraine la préservation du statu quo et auxquels elle est associée, sont strictement contre-indiqués à la mise en œuvre du projet d'intégration. Mais ce scénario ne correspond en aucune façon à ce qui se passe dans l'UE. L'Union est effectivement en perpétuel mouvement, en évolution rapide. Ces derniers temps sont entrées en vigueur les nouvelles dispositions, à caractère supranational et à vaste portée, de la législation sur la protection totale des données personnelles, sur la lutte contre l'abus lors de l'utilisation des technologies «blockchain», sur la protection transfrontalière des droits d'auteur et des droits connexes lors de la mise en place de l'économie numérique, sur le durcissement des normes de rendement énergétique, ainsi que des dizaines d'autres. Egalement ont été conclus de nombreux accords de libre-échange «nouvelle génération», dont l'un des plus tangibles – en juillet 2018 avec le Japon. Il concerne 99% des taxes en vigueur et soumet à un régime juridique général environ 30% du PIB mondial [Fritz 2018; Japan - EU 2018; The EU - Japan 2018]. Des mesures ont été prises pour élargir les compétences des structures existantes de l'UE et en créer d'autres nouvelles, y compris la mise en place du Parquet européen, d'une Agence européenne du travail, d'une Agence européenne pour la robotique et l'intelligence artificielle et ainsi de suite [Administrative 2018]. Pour mesurer l'envergure de la dynamique de l'UE, le volume des tâches accomplies, le sérieux qu'il déploie pour maîtriser les risques qui ne sont que pressentis, il faut se trouver au sein des processus qui s'y développent. Nous en avons eu la possibilité. Etant durant plusieurs années à la tête de l'Ambassade de la Fédération de Russie au Grand-Duché de Luxembourg, au moment où ce pays était amené à assurer la présidence du Conseil de l'UE, en raison des fonctions exercées nous nous sommes retrouvés immerger dans des réflexions sur de nombreuses questions abordées dans le présent livre. Nous pouvons donc constater en connaissance de cause qu'on ne peut pas freiner l'évolution de l'Union Européenne au moyen d'idées absurdes de préserver le statu quo. Le scénario selon lequel l'UE ne desservirait que le marché commun n'a pas besoin d'un décodage particulier. Autrefois il n'y avait que le Royaume-Uni pour le défendre. Dans les circonstances du Brexit, ce scénario a complètement perdu sa pertinence, et on peut même ne pas l'analyser. Puisque l'UE et ses Etats-membres ont réussi à empêcher toute forme d'autodestruction de l'Union et réfutent résolument aussi bien le retour en arrière que la préservation du statu quo, il s'ensuit inéluctablement qu'ultérieurement ils mettront en œuvre une des options du développement de l'UE liées au renforcement de l'intégration. Il en existe quelques-unes. Le problème réside dans le fait qu'aucune de ces options ne bénéficie du soutien unanime des pays-membres, de même que chacune d'elles ait ses défauts et ses qualités. Du point de vue des partisans de la fédéralisation de l'UE et des euro-enthousiastes convaincus, le scénario d'un avancement commun et généralisé de l'Union dans son entièreté serait le plus logique et cohérent [White 2017]. Mais comme il est communément admis par les milieux dirigeants et la communauté d'experts de l'UE, la mise en œuvre de ce scénario se heurtera inévitablement à l'absence d'une unanimité au sein de l'UE, à un manque flagrant de volonté politique des Etats-membres. Dans certains pays se sont imposées les forces politiques qui sont arrivées au pouvoir sous la bannière de l'euroscepticisme; dans d'autres pays les élites dirigeantes ne disposent plus de pouvoir discrétionnaire: elles sont obligées d'agir en gardant un œil sur les populistes et les eurosceptiques. Dans d'autres encore ce sont les forces nationalistes qui mènent la danse à leur façon. Dans ces conditions, compter sur un avancement total est dénué de fondement, et de surcroît injustifié. Ceux qui sont favorables à l'intensification des efforts d'intégration auraient eu beaucoup à sacrifier, et les décisions prises aurait été loin de la perfection. L'avancement garanti est assuré par des scénarios de l'intégration à plusieurs vitesses ou de l'intégration à géométrie variable. Ces scénarios présentent l'avantage de ne pas nécessiter l'unanimité [Kaveshnikov 2016]. Il suffit que les pays intéressés se mettent d'accord entre eux, que dans chaque cas concret il existe un groupe de leaders relativement influant, que les autres ne leur fassent pas de difficultés et ne les freinent pas. On pourrait ne pas trop tenir compte des outsiders et même, d'une certaine façon, les négliger. A mesure que les conditions propices se créeront, ceux qui ouvrent la marche aideraient les suiveurs à parvenir à leur niveau et les accepteraient dans leurs rangs. Comme c'était le cas, par exemple, de l'accord de Schengen qui a été inclus dans les traités constitutifs de l'UE. Cependant ces scénarios ont des carences évidentes. Le groupe d'avant-garde des Etats-membres sera obligé de prendre en considération ceux qu'il a laissés derrière lui, restreint à ne faire que les pas que les autres pourront reproduire. Si ce groupe n'est pas assez représentatif, les résultats qu'il obtiendra perdront en crédibilité et ne deviendront pas déterminants pour l'UE dans sa totalité. Mais ce n'est pas l'essentiel. Toute construction à géométrie variable compliquerait le fonctionnement de l'UE, instiguerait la multiplicité des régimes juridiques, dépècerait l'espace commun de l'UE, créerait des disproportions, renforcerait les contradictions internes, générerait des tensions croissantes. Aussi Bruxelles exige-t-il immuablement que tous les nouveaux adhérents à l'UE acceptent la totalité des engagements résultant de leur participation aux différents types d'espaces et de mécanismes de l'Union Européenne, c'est-à-dire un nombre d'engagements supérieur par rapport à ceux qui lient les anciens membres. L'accord sur les périodes de transition n'y change rien. Ainsi, parmi les 28 Etats-membres d'aujourd'hui il n'y en a que 19 qui font partie de la zone euro. Cependant, quand les pays de la dernière vague d'élargissement ont été acceptés au sein de l'UE, ils se sont engagés, avec le temps, à atteindre le niveau de conformité aux normes appliquées aux membres de la zone euro et de rejoindre cette zone [Европейское 2018]. C'est la raison pour laquelle Bruxelles maintient une position aussi ferme concernant les demi-solutions de Londres lors des négociations au sujet des conditions de la sortie du Royaume-Uni de l'UE et de la préservation d'une partie des anciens liens. Bruxelles n'a l'intention de lui faire aucune concession, ni sur la question de la frontière avec l'Irlande [Zalan 2018], ni en ce qui concerne l'adhésion de Londres uniquement à quelques régimes juridiques distincts qui l'intéressent que ce soit certains secteurs du marché commun ou de l'union douanière. Tout ce qui rappelle «l'intégration à la carte», c'est-à-dire une participation sélective dans le projet d'intégration, est d'office rejeté par Bruxelles [Barnier 2017]. Dans son rapport du 1 mars 2017 la Commission européenne a proposé un scénario fondamentalement nouveau d'avancement progressif de l'UE sur la voie de l'intégration différenciée. Sa différence par rapport aux scénarios précédents consiste dans le fait qu'il ne suppose pas que les outsiders rattrapent le groupe d'avant-garde. C'est une différence très importante et déterminante. Dans les faits, si la conception de l'intégration est acceptée, les Etats-membres de l'UE seront divisés en deux groupes. Les uns constitueront l'avant-garde qui avancera à toute allure, les autres auront une charge d'obligations plus légère, mais en revanche ne pourront pas jouir de tous les droits et avantages de ceux de l'avant-garde. D'une certaine façon ce scénario sous-entend une légitimation de la division de l'UE entre centre et périphérie (ou dans d'autres termes entre Nord et Sud, Ouest et Est). Bien entendu, les pays de l'Europe de l'Est et du Sud-Est ont réagi aux suggestions de la Commission européenne de façon extrêmement défensive. Le scénario a été très mal accueilli. En réponse, ces pays ont déclaré que s'ils ont adhéré à l'UE, s'ils ont dû se battre pour cette adhésion et faire tant de sacrifices, ce n'est pas pour devenir Etats-membres de catégorie de second ordre, être évincés et voir leurs intérêts et attentes dédaignés [Mercator 2017]. Par ailleurs, que certains Etats-membres le veuillent ou non, la division au sein de l'EU, en fonction du niveau d'intégration et du volume de droits et d'obligations, s'est déjà produite. Elle a été concrétisée, juridiquement et de fait, par la création de la zone euro. Au sein de l'UE cette dernière est devenue une entité distincte, autonome, performante. Par conséquent, toutes les initiatives des dirigeants français et allemands (cités ici dans l'ordre de préférence en fonction de l'intensité de leur activité, et non de leur importance) et les idées qu'ils avancent sur la création d'un parlement spécifique pour la zone euro, sur l'adoption d'un budget spécifique, sur la désignation d'un ministre européen des finances etc. ne sont qu'un tribut payé à la realpolitik. Comment réglementer l'équilibre entre la zone euro qui prend de l'avance sur le reste de l'Europe et sur ceux qui se retrouvent, ou se retrouveront en dehors de l'Europe – c'est une question à part. Il se peut qu'on n'aurait même pas besoin de réglementation. Ce genre d'idées et d'initiatives met en exergue l'inclination du noyau de l'UE à opter pour une intégration différenciée [Bershidsky 2017]. L'intérêt pour ce scénario se manifeste de plus en plus explicitement. Il est soutenu aussi bien par les élites que par la population des pays qui font partie du noyau de l'UE, par des citoyens ordinaires. Selon l'opinion dominante, les participants au projet commun d'intégration sont devenus trop nombreux. L'UE a perdu sa gouvernabilité, son élargissement par à-coup l'a affaiblie au lieu de le rendre plus fort, a ralenti sa progression. L'égoïsme, la prétention à un rôle particulier, la fronde incessante de certains nouveaux Etats-membres ennuient tout le monde. Le fait de dédaigner les traditions fondamentales de l'Union Européenne, qui ont mis 50 ans pour s'établir, de la part de ces pays est particulièrement inacceptable. La division, formelle ou informelle, de l'UE en deux courants aurait pu, dans une certaine mesure, désamorcer ce problème. Le scénario de l'intégration compensatoire constitue encore une autre approche. Sa spécificité réside dans le fait que les prérogatives des Etats-membres en matière de contrôle des activités de l'UE s'élargiront parallèlement au renforcement de l'intégration et le transfert des pouvoirs de plus en plus nombreux au niveau supranational. Les Etats-membres acquerront des possibilités supplémentaires de faire valoir leurs droits, intérêts et préférences. L'intégration passera non seulement par le renforcement des institutions et autres organismes supranationaux, mais elle se fera aussi sous forme d'un grand ralliement des Etats nationaux et des structures supranationales, d'une implication plus active des organes nationaux dans le processus de préparation, d'adoption et de mise en œuvre des décisions prises conjointement. Cela veut dire que le renforcement de l'UE et le renforcement des Etats nationaux qui en font partie se dérouleront de concert. Le renforcement de l'intégration, qui les assujettira à l'intérêt commun, serait soi-disant compensé par les possibilités élargies qui leur seront offertes, de formuler, de nuancer et de défendre cet intérêt commun en question. Les éléments du scénario compensatoire ont été largement utilisés lors de l'harmonisation de la Charte des droits fondamentaux, devenue partie intégrante du Traité de réforme de l'UE, ainsi que lors de la Convention sur l'établissement d'une constitution pour l'Europe. Dans les deux cas, on a fait participer aux forums – qui ont joué un rôle si important dans la modernisation de l'UE – des représentants des organes aussi bien exécutifs que législatifs, ainsi que des organismes consultatifs. Les débats étaient ouverts à tous, le grand public et la société civile avaient la possibilité d'intervenir dans l'analyse des documents. Ces éléments ont été pris en compte dans le texte du Traité de Lisbonne, qui régit l'existence de l'UE et de ses Etats-membres à ce jour. Selon ce Traité, la surveillance préalable de l'application du principe de subsidiarité lors de l'élaboration et l'adoption des nouveaux actes juridiques de l'UE est confiée aussi aux parlements nationaux. Ce Traité prévoit les procédures et les mécanismes de la démocratie directe. L'intégration compensatoire a encore une particularité : le retour au niveau national de certains pouvoirs redondants, transférés auparavant à l'UE. Cela signifie que l'intégration cessera d'être une route à sens unique. Le transfert des pouvoirs souverains au niveau supranational sera admis, comme le processus inverse. L'initiative du Président de la Commission européenne à ce sujet a été mentionnée ci-dessus. Parmi ses autres propositions du même acabit on retrouve la création des organes nationaux de surveillance de la qualité des marchandises, fournies sur les marchés locaux, afin de garantir l'application des normes communes. Avec une certaine réserve, on peut y rajouter l'idée, émise par le Président et déjà mise en œuvre, de la création d'une agence européenne du travail afin de prévenir la discrimination des travailleurs détachés engagés par les pays avec un système de protection sociale et de salaires plus évolué que dans leurs pays d'origine. Il est cependant évident que toutes les différences, analysées ci-dessus, entre les scénarios de renforcement de l'intégration ont un caractère relatif: on pourra toujours les effacer. En fonction des circonstances et du domaine concret d'activité, l'UE et ses Etats-membres s'orienteront de préférence vers l'un ou l'autre scénario. D'une manière générale, c'est une conjugaison continûment modulable, d'éléments propres à tous les scénarios, qui sera utilisée par l'UE et ses Etats-membres. De cette façon, on pourra toujours constater que quand il faudra envisager une solution qui conviendrait à tout le monde ou à un groupe d'Etats concernés, ils auront à leur disposition des possibilités presque illimitées pour faire preuve d'une flexibilité dans la poursuite de la construction de l'Europe et de la modernisation du projet Européen. Pour corroborer cette assertion, prenons deux exemples de l'actualité récente. Le premier: le 13 septembre 2017 à Strasbourg Jean-Claude Juncker, en présentant un programme de renforcement et de consolidation de l'UE à moyen terme, s'est au fond déclaré favorable à ce que l'UE revienne vers la solution d'avancement frontal. Il a proposé de lancer un programme spécial permettant de leur fournir un soutien financier et le concours d'experts aux pays qui adhèreront à la zone euro, un programme similaire à celui qui s'applique aux Etats qui ont reçu un statut de candidat à l'adhésion à l'Union Européenne. Si ce programme rencontrait le succès, la nécessité d'aménager la zone euro en tant qu'entité distincte perdrait de son actualité. Le temps où le Royaume-Uni représentait un phare pour la Nouvelle Europe, tempérait l'UE, servait de ballast stabilisant, insistait sur des solutions alternatives, ce temps-là est révolu. A cet égard, le Brexit a radicalement changé la situation. Deuxième exemple: à la fin de 2017, pour la première fois dans son histoire, l'UE a décidé d'amorcer une Coopération structurée permanente (CSP, ou PeSCo en anglais: Permanent Structured Cooperation ) dans le domaine de la défense. Comme c'était le cas de la Coopération renforcée, le Traité qui instaure cette procédure, ne requière pas la participation générale, même le souhait de la majorité des Etats-membres n'est pas nécessaire pour la lancer. Il suffit qu'ils ne s'y opposent pas. D'emblée les experts ont qualifié la PeSCo de pas innovant sur la voie du renforcement de l'intégration qui préfigure le parachèvement de l'UE grâce à la création d'une alliance défensive. En délibérant sur l'initiative avancée par Vilnius, Berlin et Paris ont divergé sur la nécessité d'associer à la coopération un cercle restreint d'Etats-membre ou bien chercher à obtenir leur participation la plus large. Il semblait au départ que PeSCo ne serait rejoint que par un groupe très restreint d'Etats-membres. Mais au fur et à mesure de l'avancement des négociations, le nombre de ceux qui sou haitaien t s'y joindre allait croissant. Finalement presque personne n'a voulu rester en marge. Le 13 novembre 2017, 23 des 28 Etats-membres signaient une notification conjointe sur PeSCo, et le 11 décembre le Conseil de l'UE adoptait une décision établissant la coopération structurée permanente entre 25 Etats-membres. Il n'y a que la Grande-Bretagne, le Danemark et Malt qui ont préféré rester à l'écart [Permanent 2018].   Outils juridiques du renforcement de l'intégration L'UE et ses Etats-membres ont une flexibilité importante en ce qui concerne l'utilisation des mécanismes et des outils juridiques de l'extension institutionnelle de l'Union et de l'élargissement de ses compétences dont elle a besoin pour relever à un niveau qualitativement beaucoup plus élevé l'intégralité du projet d'intégration mis en œuvre. Ni la législation primaire, ni secondaire de l'UE ne comportent aucune restriction qui s'y opposerait. Ce n'est pas pour rien que depuis longtemps l'UE et ses Etats-membres persistent dans leurs efforts visant la diversification des instruments légales de l'Union afin de pouvoir réaliser l'un ou l'autre des scénarios de renforcement de l'intégration décrits ci-dessus, et ce dans le cadre et sur la base du droit en profitant de l'expérience déjà acquise de son application. Durant les années 1990-2000, l'outil principal de la modernisation de l'Union était la conclusion de nouveaux accords de plus en plus nombreux apportant des amendements et des modifications aux actes constitutifs de l'UE. Les Traités de Paris et de Rome ainsi que l'Acte unique européen ont établi les bases de l'intégration. Grâce à eux ont été déterminés les paramètres de base et les directions prioritaires. Les autres Traités ne faisaient que rajouter des étages, de les rénover et décorer. Ils perfectionnaient le système institutionnel, modifiaient le processus d'établissement des normes et de prise de décisions, redistribuaient les compétences, redonnaient à l'intégration européenne des nouvelles dimensions, la transformant pas à pas d'une intégration purement sectorielle et puis économique en une intégration universelle. La création de l'Union Européenne a été scellée par le Traité de Maastricht qui a doté la Communauté Européenne, fonctionnant dans le mode de droit communautaire, de deux composantes supplémentaires: la coopération dans le domaine de la politique extérieure et de la politique de sécurité, ainsi que par la collaboration entre les autorités de police et de justice, ayant chacune un caractère fondamentalement différent en ce qui concerne l'établissement des normes et la procédure de contrôle de l'exécution des décisions adoptées. Les Traités d'Amsterdam et de Nice ont fait le premier pas sur la voie de la communautarisation des politiques et ont favorisé un élargissement partiel de l'UE, ont réaménagé la mise en œuvre de la politique extérieure commune et de la politique de sécurité. Enfin, le Traité de Lisbonne a aboli la division de l'UE en «trois piliers», a remplacé une multitude de régimes juridiques par un seul un peu plus homogénéisé, a déterminé un cadre stratégique de l'évolution de l'UE pour la décennie à venir, a rendu l'UE telle que nous la connaissons aujourd'hui. Le Traité de Lisbonne a mis en vigueur la Constitution imparfaite de l'UE sous une forme tronquée. La route vers ce Traité s'est révélée ardue et semée d'embuches, assortie de désagréments à ce point considérables que la classe politique européenne a pour longtemps perdu l'envie de la retravailler. Apporter des amendements et des compléments aux Traités fondamentaux est le moyen le plus légitime, cohérent et approprié de moderniser l'Union Européenne, conférant au droit de l'UE le maximum de netteté possible. L'usage de ce moyen façonne une ossature particulièrement forte pour les transformations ultérieures et permet de leur conférer une globalité nécessaire; il concerne tous les aspects du fonctionnement de l'UE. Mais ce moyen comprend des restrictions significatives: pour adopter un nouveau traité fondateur, il est indispensable de parvenir à un consensus sur un vaste éventail de questions; il serait irrationnel de convoquer une conférence intergouvernementale, encore moins réunir une Convention, et engager une procédure aussi lourde pour trouver des solutions à un nombre insignifiant de problèmes. Impliquer dans cette recherche tous les 28 (27) Etats-membres est une tâche de plus en plus insurmontable. Surtout maintenant, quand les problèmes nationaux sont à ce point divergents. Souvent les Etats-membres défendent leurs intérêts fermement, de façon combattive et intransigeante (comme c'était le cas du refus de répartition automatique des réfugiés, imposée par Bruxelles, lui-même soutenu par Berlin), n'acceptent aucun compromis. Les persuader de faire des concessions en proposant des compensations à venir ou des investissements financiers apporte plus de problèmes que d'avantages. D'autant plus que tout pays pris séparément pourrait par la suite faire retarder, ou même bloquer l'entrée en vigueur d'un texte si péniblement négocié, et ce pour des raisons essentiellement internes. Pour qu'un texte négocié devienne une réglementation en vigueur, qui plus est occupant la plus haute place dans la hiérarchie des sources de droit de l'UE, il doit nécessairement être ratifié par tous les Etats-membres. Comme tout le monde s'en souvient, le référendum en France, suivi de celui aux Pays-Bas, a joué un rôle décisif dans le sort du projet de la Constitution de l'UE. Le projet a échoué essentiellement à cause du mécontentement à l'égard des gouvernements et des partis au pouvoir dans un pays comme dans l'autre, et non pour quelques défauts, inhérents au document en question, jugés inacceptables par la population. Par conséquent, l'UE ne prévoit pas dans l'immédiat de convoquer une conférence intergouvernementale qui aurait pour mandat de préparer et de négocier les modifications et les amendements aux documents fondateurs de l'UE, à savoir au Traité sur l'Union Européenne (TUE) ni au Traité sur le fonctionnement de l'Union Européenne (TFUE). Cette «locomotive», la plus puissante du reformatage systémique de l'UE, est mise sur une voie de garage. Elle reviendra en tête du convoi au moment opportun. Bien entendu, le travail aux fins de l'élaboration de versions diverses et variées d'un nouveau traité, comme sur les modules qui le composent, continue au niveau des experts. En attendant, l'UE et ses Etats-membres se concentrent sur l'application active de deux autres outils superpuissants de modernisation de l'Union et de sa conversion en un état qualitativement nouveau. Conscients de la complexité et de l'ambigüité du processus d'actualisation des Traités fondamentaux, les Etats-membres de l'UE ont inclus dans le Traité de Lisbonne toute une série de «normes dormantes» qui une fois opérationnelles produiront un effet identique ou semblable à celui décrit juste ci-dessus. En argot professionnel, ses normes s'appellent «passerelles». L'unanimité des institutions politiques de l'UE sur tel ou tel point de programme suffira pour les réactiver. Les normes dormantes envisagent la possibilité d'un transfert de nouveaux pouvoirs souverains nationaux au niveau supranational. Lors des étapes précédentes les Etats-membres n'ont pas réussi à se mettre d'accord sur leur délégation à l'UE. Néanmoins, ils ont convenu de simplifier drastiquement la procédure de délégation des pouvoirs. Probablement c'est via ce procédé que la tâche d'harmonisation fiscale sera confiée aux institutions de l'UE. En tout cas, Paris et Berlin, et par conséquent Bruxelles, insistent là-dessus. Certains petits et moyens pays mènent des combats d'arrière-garde [No consensus 2019]. Ils appréhendent la perte de leurs avantages économiques que leur apporte une fiscalité plus favorable, simple et libérale par rapport à la moyenne européenne, avantages dont peuvent bénéficier les personnes physiques et morales, qui relèvent ou qui peuvent passer sous leur juridiction. Pour expliquer de quoi en fait il s'agit à proprement parler, il suffit de rappeler qu'en Irlande et à Chypre, par exemple, l'impôt sur les sociétés est quatre fois (!) plus bas qu'en Allemagne. Les entreprises étrangères l'apprécient énormément. Jusqu'à récemment des petits et moyens pays considéraient qu'en cas d'harmonisation fiscale ils seraient «écrasés» par leurs voisins plus importants, que sur le terrain de la concurrence ils perdraient certains de leurs avantages, qui compensent la petite taille de leur économie, seraient privés de leur marge de manœuvre socio-économique, ne pourraient plus faire face au diktat externe. Mais comme l'indiquent des économistes allemands et français, comme d'ailleurs des experts d'autres pays, sans la fiscalité harmonisée l'espace économique commun de l'UE s'en retrouve morcelé, le bâtiment de l'Union économique et monétaire reste inachevé. Il sera extrêmement difficile, voire impossible d'appliquer une politique économique concertée. Les premiers pas radicaux en vue de changer la situation et de consolider l'UE ont été faits: tous les Etats-membres ont dit adieu au secret bancaire. Une directive appropriée a introduit un échange automatique réciproque d'information sur le ruling fiscal (une mise au point/un accord individualisé entre un gouvernement et une entreprise privée sur le caractère et l'ampleur de l'imposition). Des barrières ont été élevées pour freiner l'évasion fiscale et une optimisation douteuse de l'assiette fiscale. Il semblerait que les pas suivants, qui consistent en une harmonisation fiscale progressive, soient probablement faits par l'UE. De la même manière, à savoir par l'adoption unanime de nouvelles règles, les Etats-membres sont en mesure d'obtenir une simplification radicale de la procédure de prise de décisions politiques et législatives par les institutions de l'UE, sans pour autant apporter de modifications ou amendements dans les traités constitutifs en vigueur. Dans les domaines d'activité de l'UE où ceci n'a pas encore été fait, les Etats-membres peuvent de cette façon renoncer à l'obligation de l'unanimité en passant par la prise de décisions à la majorité qualifiée. Une telle pratique aura une importance déterminante pour un fonctionnement plus dynamique et efficace de l'UE. Surtout dans les conditions actuelles quand l'UE compte 28 membres (27 après Brexit et 33 dans le cas de l'absorption des Balkans occidentaux dans leur totalité). Les dirigeants de l'UE ont déjà annoncé leur intention de suivre la voie de la simplification des procédures lors du parachèvement de l'UE par une Union politique et de la mise en œuvre des premiers préparatifs qui sont nécessaires pour atteindre cet objectif. Le 13 septembre 2017 à Strasbourg, en présentant sa vision du programme des réformes et de transformation de l'UE pour la décennie à venir, le Président de la Commission Européenne a déclaré notamment que pour améliorer l'efficacité de l'élaboration et de l'application de la politique commune et de la politique de la sécurité, il est temps que l'UE et ses Etats-membres passent à une prise de décisions à la majorité qualifiée. Le Traité de Lisbonne prévoit expressément une telle possibilité [State 2017]. Comme nous le voyons, l'UE a toute latitude d'éviter la paralysie et de poursuivre la construction institutionnelle et l'élargissement des compétences de l'Union, et par conséquent de renforcer l'intégration, ayant recours à de petites mesures sélectives mais substantielles, même lorsque les perspectives d'une lancée systémique ou l'avancement sur diverses questions semblent problématiques. Mais l'Union est tout à fait en mesure de mobiliser ce potentiel, aussi bien qu' en apportant des modifications et des amendements aux Traités constitutifs, à condition d'obtenir l'unanimité absolue de tous les Etats-membres, ce qui n'arrive pas souvent. Néanmoins, quand l'unanimité n'existe pas et n'est même pas envisageable entre les Etats-membres, l'UE se réserve toujours des possibilités d'avancer sur le chemin du renforcement de l'intégration. Pour parer à une telle éventualité, le Traité sur l'Union Européenne (TUE) et le Traité sur le fonctionnement de l'Union Européenne (TFUE) proposent des moyens parfaitement légitimes et suffisamment efficaces d'atteindre les mêmes objectifs, moyens en corrélation avec les idées de l'intégration à plusieurs vitesses et à l'intégration à géométrie variable, notamment la coopération structurée permanente dans le domaine de la défense et la coopération renforcée dans tous les autres domaines. Dans le passé, l'UE a déjà – occasionnellement – fait appel aux différents schémas juridiques permettant de contourner le vote bloquant des Etats-membres qui ne voulaient pas marcher au pas avec la majorité poussant l'Union à exécuter de nouveaux projets ambitieux, mais qui ne jugeaient pas nécessaire de s'y opposer. Prenons l'exemple des pays influents de la Vieille Europe comme le Royaume-Uni, le Danemark et la Suède qui, conscients de l'importance de l'introduction de la monnaie commune et de la création de la zone euro, se sont néanmoins décidés d'évoluer librement en dehors de ce cadre, et de ne pas se soumettre à ses règle. Ils ont préféré garder les mains libres et ne pas abandonner leur monnaie nationale. (D'ailleurs les dirigeants de la Commission européenne ont laissé clairement entendre à ce propos, que ce n'est que l'influence néfaste de ces pays, et de la Grande Bretagne au premier chef, qui empêchait jusqu'à présent de mobiliser les efforts pour accélérer l'adhésion à la zone euro de la Bulgarie, qui n'est pas pr ê te, de la Pologne, de la Roumanie et de la Croatie, qui ne sont pas si pressées que ça pour la rejoindre.) Dès le départ le Royaume-Uni a manifesté la volonté de ne pas s'encombrer des engagements résultant de la construction de l'Europe sociale unie. A la différence de tous les autres pays de l'UE, c'est encore le Royaume-Uni, qui n'a pas reconnu la Charte des droits fondamentaux comme étant obligatoire pour lui, mais aussi la République Tchèque, qui par la suite a retiré les réserves qu'elle avait formulées. En dehors de l'espace commun de liberté, de sécurité et de justice se trouvent, à des degrés différents, le Danemark, le Royaume-Uni et l'Irlande. La seule chose que tous ces cas ont en commun c'est uniquement le fait que chaque fois c'étaient soit des abstinents eux-mêmes qui décidaient de leur façon d'exister, soit c'étaient les Etats-membres qui d'un commun accord déterminaient le type de dérogation, et chaque situation a fait l'objet d'une réglementation spéciale dans le droit de l'UE. La coopération structurée permanente et la coopération renforcée parlent de choses un peu différentes. Ces outils juridiques pour chaque cas concret confèrent à une minorité relativement significative (au minimum neuf), ou à un groupe plus représentatif des Etats-membres de l'UE, le droit d'initier un nouveau projet d'intégration dans le cadre de l'UE, en s'appuyant sur les structures et les mécanismes de l'UE, et ce malgré l'absence de volonté de la part de tous les autres. Aussi ces outils définissent-ils explicitement la procédure appropriée. Il n'existe que deux restrictions: la décision doit être prise par le Conseil de l'UE à la majorité qualifiée; cette décision ne confère pas de nouveaux pouvoirs à l'UE [Scenario 2018]. La raison d'être de ces outils consiste dans le fait que les pays sceptiques, capables d'empêcher le renforcement plénier et universel de l'intégration, c'est-à-dire la généralisation de l'avancement contre laquelle ils se prononcent, ces pays-là perdent la possibilité d'influencer l'esprit des Etats partageant les mêmes idées à propos de leurs projets en gestation, ils perdent aussi la possibilité de les bloquer. Les dispositifs de la Coopération permanente structurée sont restés longtemps «une arme de réserve» de l'UE, les Etats-membres s'abstenaient de les utiliser. La première exception a été faite en décembre 2017. Il n'y a pour l'instant dans le cadre de PeSCo que 17 projets différents de la première vague à mettre en œuvre et à peu près le même montant – de la deuxième. Les exemples de coopération renforcée sont beaucoup plus nombreux, et ce dans des domaines divers et variés [Бабынина 2014]. 21 pays ont accepté de participer à la création du Parquet européen. Au début, il serait probablement chargé de lutter contre les infractions portant atteinte aux moyens budgétaires de l'UE. 17 pays ont adopté un régime juridique permettant aux époux de nationalités différentes de choisir la législation applicable en cas de divorce ou de séparation. 17 autres pays se sont mis d'accord pour définir des règles claires dans le domaine du droit de propriété pour ces mêmes couples en cas de divorce ou d'héritage. 10 Etats-membres continuent à travailler sur les modalités d'entrée en vigueur d'un régime unique de taxation des transactions financières. L'intention des 14 pays d'investir, avec le concours de la Commission européenne, dans l'aménagement d'une infrastructure numérique transnationale de niveau mondial sur base de la création de leurs propres superordinateurs, constituera un précédent prometteur [Scenario 2018]. Comme indiqué ci-dessus, une des solutions envisageables de rajustement radical de l'UE pourrait être l'affectation d'un budget, la mise en place d'un parlement et la désignation d'un ministre des finances propre à la zone euro, ainsi que la transformation de cette zone en un noyau du projet européen, penchant dans ce cas vers l'intégration différenciée. Dans les cercles politiques de l'UE, les débats autour de cette solution sont de plus en plus intenses. Le tandem franco-allemand en parle de manière sûre et explicite [Ophüls, Sigmund, Hildebrand 2018; Cuddy 2018]. Les signes que le travail est effectivement mené dans cette direction deviennent de plus en plus nombreux. Nébuleuse au départ, cette solution se transforme en solution plutôt réelle. Il semblerait que Paris et Berlin aient effectivement l'intention de miser sur l'isolement de la zone euro, sauf si les circonstances changeaient d'ici-là. Bien que au début leurs intentions pourraient sembler relativement modestes et timides. Mais s'ils s'attaquent réellement, et non seulement en paroles, à la mise en œuvre de ce projet, ce n'est pas l'aménagement de la zone euro en tant que telle qui créera un suspense, mais la façon de le faire. Le tandem franco-allemand essayera-t-il d'imposer la promulgation d'une législation communautaire ou se satisfera-t-il d'une coopération avancée? Autorisera-t-il aux outsiders l'accès au contrôle de l'évolution de la situation et l'accès à la participation à la prise de décisions? Cherchera-t-il à mettre en place des nouvelles règles pour la zone euro en tant que projet commun de l'UE ou en tant qu'affaire privée de chaque participant? En quoi les scandinaves et la grande partie de la Nouvelle Europe verront-ils leur intérêt? Revendiqueront-ils que la zone euro acquière un caractère foncièrement ouvert, qui permettra ultérieurement d'estomper les différences? Ou lutteront-ils dès le départ contre la division de l'UE en deux groupes d'Etats? La sortie du Royaume-Uni de l'UE, qui à mesure de la progression des négociations sur le Brexit se transforme en son exclusion de l'UE, rend possible chacun des scénarios envisagés. L'outil juridique est préparé depuis longtemps pour l'un comme pour l'autre. L'outil, destiné à rehausser l'UE de nouveaux étages grâce aux accords internationaux conclus par les Etats-membres en dehors du cadre de l'UE, extérieurement ressemble beaucoup à la coopération renforcée. Sa différence principale tient au fait qu'il permet aux pays de l'UE intéressés de contourner les restrictions spécifiques à la coopération renforcée. Les Etats ont recours à cet outil quand ils n'ont pas d'autres moyens de surmonter les réticences des pays qui ne sont pas d'accord ou prêts à les suivre, tandis que les premiers ont besoin de transformer leur projet en un projet commun pour l'UE dans son entièreté. L'exemple classique en la matière est l'accord de Schengen sur la simplification du contrôle des passeports et des visas à la frontière, signé au départ par seulement cinq Etats européens – la Belgique, les Pays-Bas, le Luxembourg, la France et l'Allemagne. Pendant un temps ses perspectives restaient nébuleuses. Peu nombreux étaient ceux qui auraient pu supposer que l'accord de Schengen deviendrait un jour un des projets les plus importants de l'UE. L'accord a été signé le 14 juin 1985, mais n'est entré en vigueur que le 26 mars 1995. Pour ce faire, il a fallu conclure une Convention sur l'entrée en vigueur et l'application de l'accord de Schengen, qui a été signée par les mêmes cinq pays en 1990. Néanmoins, déjà le 1er mai 1999 l'Accord a été remplacé par l'Acquis de Schengen intégré dans le droit européen, qui constitue une des avancées législatives de l'UE dont la modernisation est en bonne voie [Security 2018; Managing 2018]. Les évènements ont évolué beaucoup plus rapidement dans le cadre du Traité de Prüm, signé le 27 mai 2005 par les mêmes 5 pays ainsi que pas l'Autriche et l'Espagne (9 autres pays ont annoncé leur intention d'y adhérer). Ce Traité avait pour objectif d'intensifier significativement la coopération entre les forces de police dans la lutte contre la criminalité organisée et le terrorisme international. Les dispositifs clés du Traité concernaient la création d'un réseau d'informations policières permettant l'accès réciproque aux bases de données. Le 17 juin 2007 le Conseil des ministres des affaires intérieures de l'UE a pris la décision d'étendre l'application du Traité à tous les 27 (à l'époque) Etats-membres. Les deux exemples démontrent que, du point de vue de la conception des objectifs, l'outil juridique des accords signés en dehors du cadre de l'UE a effectivement beaucoup de points communs avec la coopération renforcée. Le fait que la Commission européenne inclut la mise en place de la juridiction unifiée du brevet ( en anglais: Unified Patent Court – UPC ) dans la liste des exemples de la coopération renforcée, affermit encore plus cette assertion [Scenario 2018]. Dans les faits, cette juridiction est issue d'un accord sur l'UPC signé à Bruxelles le 19 février 2013 par 25 Etats-membres [Agreement 2013]. Au départ, l'Espagne, la Pologne et la Croatie ont décidé de ne pas y participer. Mais l'accord reste ouvert à tous les pays de l'UE. Par la suite, la Pologne y a adhéré quand même. La particularité de cet Accord consiste dans le fait qu'il confère à l'UPC le statut de tribunal commun pour les Etats-membres, le soumet au droit européen et le subordonne aux décisions de la Cour de justice de l'Union Européenne sur le modèle des tribunaux nationaux*16. Les Etats-membres ont aussi une expérience importante de conclusion d'accords internationaux externes portant sur différents aspects de fonctionnement de l'UE dans une situation d'urgence survenue de fait. En utilisant les outils juridiques en question, ils ont créé un mécanisme de stabilisation de l'UE [Treaty 2018]. En ce faisant, ils ont réussi à sortir du cercle vicieux de contradictions internes et ont mis l'UE à l'abri. La clarté de la réglementation relative à ce système de moyens juridiques et de procédures de modernisation de l'UE, la netteté juridique inhérente à leur utilisation, leur compréhensibilité, prévisibilité, leur caractère ouvert et public etc. sont des traits distinctifs de ce système analysé, de renforcement de la structure institutionnelle de l'UE et d'élargissement de ses compétences. Le second système, ou un système de rechange, de moyens et de procédures pour lequel ces traits ne sont pas typiques, englobe les possibilités d'interprétation extensive de certaines dispositions des Traités constitutifs, des droits et des pouvoirs de l'UE et de ses institutions. Elles sont très demandées et s'utilisent dans la pratique quotidienne du fonctionnement de l'UE de plus en plus souvent et volontiers. Tout bien considéré, ces possibilités sont quasi illimitées. Les Traités constitutifs eux-mêmes stipulent que l'UE jouit aussi bien des compétences qui y sont explicitement énoncées que des compétences qui n'y sont pas mentionnées expressément mais qui sont nécessaires pour atteindre les objectifs et accomplir les tâches définis par les Traités. Par conséquent, si les institutions politiques s'attachent à élaborer des actes législatifs pour lesquels les bases légales n'existent pas, on peut, si on le souhaite, les justifier et les légitimer en recourant aux dispositions floues, ambigües et accommodantes sur les compétences implicites de l'UE. De cette manière, le Conseil Européen a confié une quantité considérable de mandats aux structures inférieures de l'UE, tandis que le Conseil de l'UE et le Parlement européen ont préparé et approuvé un nombre réellement important de réglementations et de directives. Pour les politiciens russes et la communauté juridique des pays tiers tout ceci n'est ni compréhensible ni évident, mais les institutions politiques de l'UE se conforment dans leur fonctionnement non seulement à la norme du droit primaire de l'UE et à son contenu spécifique, mais aussi aux objectifs que cette norme définit. D'ailleurs on leur reconnait plus de légitimité qu'à la norme elle-même. C'est un procédé que l'on appelle la méthode téléologique d'interprétation. Selon une tradition juridique bien établie au sein de l'UE, toute structure politique, administrative, tout organe chargé de faire respecter la loi comme toute autre autorité de l'Union Européenne se doit d'appliquer cette méthode. Quand la mention des pouvoirs particuliers est omise dans le texte des Traités constitutifs, mais les pouvoirs eux-mêmes sont reconnus par les Etats-membres comme découlant des objectifs qui sont mentionnés dans les Traités, tout est plus ou moins clair, explicable et en principe légitime: il s'agit des pouvoirs implicites purs et simples. La conception des pouvoirs implicites dans le droit international en vigueur n'est contestée par personne. Cependant, dans certains cas récents les Etats-membres ont sciemment accepté d'octroyer aux institutions de l'UE le droit d'accomplir des actes qui, selon l'avis d'une partie des politiciens et de la communauté juridique, sont explicitement interdits par les Traités constitutifs. Tel était le cas lorsque la Banque centrale européenne a ostentatoirement annoncé le lancement du programme de rachat de la dette grecque afin de maintenir à flot son système financier et son système de paiement. Cette opération de sauvetage a failli échouer puisque le pouvoir de la BCE d'effectuer cette opération a été immédiatement contesté par la voie juridictionnelle. Au Luxembourg comme à leur niveau national, 37 mille experts, entrepreneurs et politiciens allemands ont essayé de prouver que la BCE n'a pas le droit de financer les gouvernements des Etats-membres de l'UE [Khan 2016]. La politique d'assouplissement qualitative, selon la même partie des politiciens et de la communauté juridique, a aussi été menée par la BCE «extra vires», c'est-à-dire illégalement. Pourtant ce n'est rien comparé au travail considérable en matière d'interprétation extensive des compétences de l'UE et de ses institutions, effectué par la Cour de justice de l'Union Européenne durant les décennies d'existence de l'Union. L'ampleur de ce travail est fabuleuse. La Cour de Luxembourg a déclaré l'Union Européenne comme étant un système juridique autonome. Elle l'a exemptée de l'application du droit aussi bien national qu'international en ce qui concerne les relations à l'intérieur de l'UE; elle a entériné ses traits fondamentaux et ses particularités comme étant des principes immuables [Европейское 2018]. La Cour a réussi à obtenir que le droit de l'UE devienne partie intégrante du droit interne des Etats-membres et jouisse d'une suprématie par rapport à leurs systèmes juridiques nationaux, et ce en tout temps et toute circonstance. Elle a soutenu et a mis en pratique la conception de l'effet direct et de l'applicabilité directe du droit de l'UE dans le droit interne de ses Etats-membres. Elle a assuré la sécurisation juridique du droit de l'UE, qui est soutenue par la puissance cumulée des systèmes judiciaires de tous les Etats-membres. En d'autres termes, la Cour a fait tout son possible pour que le droit de l'UE maintienne par un cerclage de lames d'acier d'abord l'espace économique commun des Etats-membres, ensuite l'espace socio-économique et enfin l'espace de sécurité intérieure [Европейское 2018]. Durant toutes ces années, la Cour de Luxembourg plaçait les intérêts de l'UE et les objectifs d'intégration avant les intérêts mercantiles de certains pays; elle obligeait les Etats-membres à se conformer à une réglementation commune, comblait l'une après l'autre les lacunes permettant d'échapper à l'application du droit de l'UE en tant que droit suprême des Etats nationaux faisant partie de l'Union. La Cour a attribué à l'UE une personnalité juridique internationale totalement différente par rapport à celle qui était initialement prévue par les Traités constitutifs. Elle a statué que tout le monde doit considérer que dans le domaine économique extérieur l'UE jouisse de l'extension de ses compétences internes, nécessaires à l'édification du marché commun [Европейское 2018]. Aux tous premiers instants de la mise en œuvre du projet européen, la Cour a reconnu pas à pas au Parlement européen tous les droits procéduraux et autres lui conférant le statut d'une institution de l'UE à part entière, a aligné sa position par rapport au Conseil de l'UE et à la Commission européenne, a imposé de tenir le Parlement en respect. C'est seulement après que le Parlement européen a pris son envol, que les Etats-membres l'ont transformé d'un organe consultatif en un authentique législateur. L'activisme juridique déployé par la Cour de Luxembourg est nécessaire et utile à l'UE; la construction européenne ne peut pas s'en passer, surtout à l'époque des turbulences politiques, quand les institutions politiques de l'UE n'arrivent parfois pas à s'acquitter dûment de leurs obligations de faire avancer le projet d'intégration. C'est pour cette raison que la Cour de Luxembourg reste un outil latent de rechange, propre à renforcer l'UE et à élargir ses pouvoirs; au vu de la multidimensionalité de la compétence que les Etats-membres ont conféré et continuent à conférer, la Cour représente une boîte à outils dédiée à promouvoir l'intégration, à assurer sa maintenance et son renforcement. Dans certains cas un rôle similaire est assumé par les instances juridiques nationales suprêmes. Ainsi, ce n'est que grâce à l'interprétation extensive du droit, suggérée par le Tribunal constitutionnel fédéral de l'Allemagne, qu'on a réussi à débloquer la situation dans laquelle ont essayé de mettre l'UE les partisans de la «légalité absolue» des activités de l'Union et de ses institutions, en l'occurrence de la BCE.   Prévisions optimistes La période de désarroi et d'hésitations dans l'histoire de l'UE va continuer. C'est dans la tradition de l'UE. Les conséquences des crises nombreuses et extrêmement graves, qui l'ont beaucoup cahotée, se feront ressentir dans les pays européens encore pendant un long moment. Mais les crises proprement dites, l'UE les a pour l'essentiel surmontées. Il est à nouveau apparu en voiture. L'UE a retrouvé ses ressources, qui encore hier lui faisait terriblement défaut, et qui sont indispensables pour coaliser ses membres, pour les aider à s'adapter aux desiderata et à l'état évolués de la société, à s'occuper de leur avenir commun. Comme nous avons essayé de le démontrer, tous les scénarios possibles et réalistes de cet avenir sont associés à la modernisation de l'UE, à son évolution grâce à de nouvelles dimensions de coopération lui conférant plus d'efficacité et de compétitivité sur la scène internationale. En d'autres termes, ces scénarios sont étroitement liés à un renforcement ultérieur ambitieux de l'intégration. Pour ce faire, l'UE dispose de tous les outils juridiques nécessaires. Sans attendre le départ du Royaume-Uni, qui proposait une voie alternative du développement et qui entravait tous les processus, Bruxelles d'ores et déjà recourt de plus en plus activement à l'usage de ces outils. La transformation de l'Union Européenne a effectivement commencé; elle s'accélèrera intensément après la conclusion du Brexit. En définissant la stratégie de relations de la Russie avec l'UE et ses Etats-membres, il faut absolument en tenir compte. Comme il faut prendre en considération la place réelle, et non fantasmée, que l'UE occupe dans l'équilibre mondial des forces, ce qui fait le sujet de plaisanteries sarcastiques, mais cependant pertinentes, de Andrew Moravcsik. Permettez-nous d'évoquer ici un petit extrait de son récent article, il le mérite bien. Le chercheur de renom écrit ce qui suit: «Beaucoup considèrent l'Europe comme une force obsolète dans la politique mondiale. La pensée conventionnelle affirme que la politique mondiale actuelle est unipolaire, les États-Unis étant la seule superpuissance. Ou peut-être est-elle multipolaire, avec la Chine, l'Inde et les autres prêts à défier les puissances occidentales. De toute façon, le rôle de l'Europe est secondaire – et continue à s'amoindrir. L'Union Européenne, dit-on, est trop faible pour éviter le dépérissement face à la subversion russe, à la migration de masse, à la révolte de droite, aux projets britanniques de sortie, à une croissance lente et aux dépenses de défense anémiques. Bien sûr, il est facile de détecter des signes de désarroi. L'Europe moderne est en désordre, ses institutions et ses politiques sont imparfaites. Certaines menaces, auxquelles l'UE est confrontée, sont plus que réelles… Pourtant, au milieu de toutes ces hyperboles et de l'hystérie, il manque un point fondamental. L'Europe d'aujourd'hui est une véritable superpuissance, et le restera probablement pour les prochaines décennies. D'après les indicateurs les plus objectifs, elle concurrence ou dépasse les États-Unis et la Chine dans sa capacité de mettre en avant une gamme complète de forces armées et économiques, ainsi que de forces douces» [Moravcsik, 2017]. *1 Qui pourrait arriver plus vite qu'on ne pense [Gave 2018]. *2 L'ampleur de ce manque de crédibilité est corroborée par la citation suivante: «Il se peut que depuis plus ou moins mille ans le Royaume-Uni n'ait pas été traité avec autant de dédain qu'aujourd'hui» [Лондон 2018]. *3 Si l'on croit les sources utilisées par les auteurs de l a fondation Friedrich-Ebert, “les travaillistes d'aujourd'hui ont (de nouveau) égalé le niveau de popularité du parti conservateur britannique, le taux de popularité des deux partis est à un niveau de 39% [Кациоулис Н., Кациоулис Х. 2018]. *4 Selon OECD la situation économique de la Grande-Bretagne est décevante, et il y a plusieurs raisons à cela [Краснушкина 2018]. *5 Selon l'édition russe du magazine Forbes, durant l'année de mise en œuvre des réformes, il a baissé, passant de 69% - au sommet de sa popularité - à 43% [Шкляров 2018]. *6 Tous nos amis italiens nous le disent. *7 Toutes ces crises sont explicitement illustrées par les graphiques de Ivan Timofeev. *8 En juillet 2017 le pays est revenu sur le marché des emprunts extérieurs en plaçant des obligations à 5 ans d'une valeur de 3 milliards de dollars à 4,4%. *9 Certes, des centaines, voire des milliers de migrants se noient encore dans les eaux de la Méditerranée, malgré l'affirmation de l'UE selon laquelle leur salut est sa priorité [Nielsen 2018]. *10 Personnellement, nous soutenons un point de vue contraire; mais plusieurs économistes, historiens et politologues occidentaux éminents continuent d'insister sur le fait que l'assainissement de l'économie dégradée et la rationalisation des dépenses non justifiées, ainsi que du train de vie dispendieux, n'auraient pas pu être mis en œuvre d'une autre façon [[Hien, Joerges 2017]. *11 Et non l'inverse, comme l'affirment certains commentateurs russes, en particulier Yulia Latynina, éditorialiste de «Novaïa gazéta» [Латынина 2018]. *12 Notamment, selon les calculs d'Alan Posener, «En Bulgarie, en Italie, en Grèce, à Malte, en Autriche, en Pologne, en Slovaquie, en Tchéquie et en Hongrie les partis eurosceptiques soit forment à eux seuls les gouvernements, soit en font partie». *13 D'autant plus que des forces très influentes au sein de l'UE s'emploient à lui donner une exemplarité prohibitive. Ceux qui font des analyses sérieuses et non tapageuses, évaluent cette situation de la façon suivante: «… les patrons de l'UE veulent compliquer au maximum la vie de la Grande-Bretagne après le Brexit, afin de faire passer aux autres l'envie de suivre son exemple et de quitter l'Europe unie» [Лондон 2018]. *14 Ce qui est particulièrement opportun vu les tentatives de revitalisation et d'unification, y compris grâce aux efforts des ONG américaines, des mouvements populistes de droite des pays européens pendant la période préélectorale [Селимова 2018]. *15 C'est une idée reçue des analystes allemands, et même de beaucoup d'autres: «les conservateurs sont profondément divisés à ce sujet, mais craignant les élections anticipées et une victoire éventuelle de Corbyn, continuent de soutenir le Premier ministre» [Кациоулис Н., Кациоулис Х. 2018]. *16 L'article 1 de l'accord relatif à une juridiction unifiée du brevet prévoit ce qui suit: «A Unified Patent Court for the settlement of disputes relating to European patents and European patents with unitary effect is hereby established. The Unified Patent Court shall be a court common to the Contracting Member States and thus subject to the same obligations under Union law as any national court of the Contracting Member States» [Agreement 2013].   Список литературы / Références Ананьева Е.В. 2018. Ультиматумы и компромиссы Терезы Мэй. Аналитическая записка Института Европы РАН. М. №30 (126). http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an126.pdf [Anan'eva E.V. Ul'timatumy I kompromissy Terezy Mej. Analiticheskaya zapiska Instituta Evropy RAN. 2018. №30 (126)]. Бабынина Л.О. 2014. Применение продвинутого сотрудничества – новый тренд развития Европейского Союза. Вестник МГИМО-Университета. №4(37). С. 148-154. [Babynina L.O. Primenenie prodvinutogo sotrudnichestva – novyj trend rasvitiya Evropejskogo Soyuza. Vestnik MGIMO-Universiteta. 2014. №4(37). P. 148-154]. Белов В.Б. 2018. Миграционный кризис в Германии и Евросоюзе – сложный поиск путей решения. Аналитическая записка Института Европы РАН. М. №29 (125), М. http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an125.pdf [Belov V. B. Migratzionnyj kriziz v Germanii I Evrosoyuze – slojnyj poisk putej resheniya. Analiticheskaya zapiska Instituta Evropy RAN. 2018. №29 (125). http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an125.pdf]. Будущее Европы: глобальные вызовы и возможные ответы. 2018. Доклад Института Европы РАН. М. №351. [Buduschee Evropy: global'nye vyzovy i vozmojnye otvety. 2018. Doklad Instituta Evropy RAN. No. 351]. Выборы во Франции 2017 г.: итоги и перспективы. 2017. Доклад Института Европы РАН. М. №347. [Vybory vo Frantzii 2017 g.: itogi i perspectivy. Doklad Instituta Evropy RAN. 2017. No. 347]. Германия: 2017. 2018. Доклад Института Европы РАН. М. №354. [Germaniya: 2017. 2018. Doklad Instituta Evropy RAN. 2018. No. 354]. Алексей Громыко А. Ан. 2018. Политический ландшафт Европы. Грозит ли ЕС геополитическое одиночество? Аналитическая записка Института Европы РАН. М. №28 (№124). http://www.instituteofeurope.ru/images/uploads/analitika/2018/an124.pdf [Gromyko A. An. Politicheskij landshaft Evropy. Grozit li ES geopoliticheskoe odinochestvo? Analiticheskaya zapiska Instituta Evropy RAN. 2018. №28 (№124)]. Громыко А. Ан. 2017. Европейские исследования: дилеммы универсальности и уникальности. Современная Европа. №2. С. 6-17. [Gromyko A. An. Evropejskie issledovaniya: dilemmy universal'nosti i unikal'nosti. Sovremennaya Evropa. 2017. No. 2. P.6-17]. Едовина Т. 2018. Бремя на вырост. Успешные реформы временно избавят Грецию от долговых проблем. Коммерсантъ. 01.08. https://www.kommersant.ru/doc/3701719[Edovina T. Bremia na vyrost. Uspeshnye reformy vremenno izbaviat Gretziu ot dolgovyh problem. Kommersant, 01.08.2018]. Европа 2017: партии, выборы, власть. 2018. Доклад Института Европы РАН. М. №353. [Evropa 2017: partii, vybory, vlast'. Doklad Instituta Evropy RAN. 2018. No. 353]. Европа XXI века. 2017. Новые вызовы и риски: (монография). М., СПб.: Нестор-История. 584 с. [Evropa XXI veka. Novye vyzovy i riski. M., SPb.: Nestor - Istoriya. 2017. 584 p.]. Европейские исследования в России (1992-2017). 2017. Томск: Изд-во Томского университета. 464 с. [Evropejskie issledovaniya v Rossii (1992-2017). Tomsk: Isd-vo Tomskogo universiteta. 2017. 464 p.]. Европейское право. 2018. Основы интеграционного права Европейского Союза и Евразийского экономического союза. В 2-х томах. М.: Норма: ИНФРА-М, 2018. [Evropejskoe pravo. Osnovy integratzionnogo prava Evropejskogo Soyuza i Evazijskogo economicheskogo Soyuza. V 2-gh tomagh. M.: Norma: INFRA-M. 2018.]. Кавешников Н.Ю. 2016. Четыре сценария европейской интеграции. Аналитическая записка РСМД. 19.04. http://russiancouncil.ru/activity/policybriefs/chetyre-stsenariya-evropeyskoy-integratsii/ [Kaveshnikov N. U. Chetyre stzenariya evropejskoj integratzii. Analiticheskaya zapiska RSMD. 19.04.2016]. Кациоулис Н., Кациоулис Х. 2018. Матушка Мэй. Хаос в среде британских тори может не только усилить позиции Мэй, но и затруднить положение лейбористов. IPG – Международная политика и общество. 12.07. https://www.ipg-journal.io/regiony/evropa/statja/show/matushka-mehi-576/ [Katzioulis N., Katzioulis Ch. Matushka Mej. Haos v srede britanskih tori mojet ne tol'ko usilit' pozitzii Mej, no i zatrudnit' polojenie lejboristov. IPG – Mejdunarodnaya politika I obshestvo. 12.07.2018]. Краснушкина Н. 2018. Британскую производительность испортили услуги. В ОЭСР нашли причины ее стагнации. Коммерсантъ. 10.08. https://www.kommersant.ru/doc/3708888 [Krasnushkina N. Britanskuyu proizvoditel'nost' isportili uslugi. V OESR nashli prichiny eye stagnatzii. Kommersant. 10.08.2018]. Латынина Ю. Л. 2018. Марш бюрократов. Что стоит за правительственным кризисом в Великобритании и реформой Евросоюза. Новая газета. 14.07. https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/07/14/77153-marsh-byurokratov [Latynina U.L. Marsh burokratov. Chto stoit za pravitel'stvennym krizisom v Velikobritanii I reformoi Evrosoyuza. Novaya gazeta. 14.07.2018]. Лондон – Вашингтон: «особые отношения», в которых нет ничего особенного. 2018. EurAsia Daily. 17.07. https://eadaily.com/ru/news/2018/07/17/london-vashington-osobye-otnosheniya-v-kotoryh-net-nichego-osobennogo [London – Vashington: “osobye otnosheniya”, v kotoryh net nichego osobennogo. EurAsia Daily. 17.07.2018]. Моравчик Э. 2017. Европа остается силой, не имеющей себе равных. И так будет еще десятки лет. Россия сегодня, ИноСМИ.ру. 13.04. ( Перепечатка из Andrew Moravcsik. Europe is Still a Superpower. And it's going to remain one for decades to come. Foreign Policy. 13.04.2017. https://foreignpolicy.com/2017/04/13/europe-is-still-a-superpower/) https://inosmi.ru/politic/20170420/239184355.html [Moravchik A. Evropa ostaetsya siloj, ne imeyushej sebe ravnyh. I tak budet eshio desiatki let. Rossia segodnia, InoSMI.ru. 13.04.2017]. Мурашов А. 2018. О нашем будущем неодиночестве. Россия в глобальной политике. 13.07. https://www.globalaffairs.ru/global-processes/O-nashem-buduschem-neodinochestve-19677 [Murashov A. O nashem budushem neodinochestve. Rossiya v global ' noy politike. 13.07.2018]. Позенер А. 2018. Европа без европейцев. Россия сегодня, ИноСМИ.ру. 21.05. (Posener A. Europa ohne Europäer. De Welt. 15.05.2018. https://www.welt.de/print/welt_kompakt/debatte/article176362474/Leitartikel-Europa-ohne-Europaeer.html) https://inosmi.ru/politic/20180521/242233648.html [Pozener A. Evropa bez evropejtzev. Rossiya segodnia, InoSMI.ru. 21.05.2018]. Попов В. 2019. Почему Евросоюз ждут суровые испытания. Центробежные тенденции в ЕС усиливаются. Независимая газета. 11.02. С. 7. [Popov V. Pochemu Evrosoyuz jdut surovye ispytaniya. 11.02.2019. P. 7.] Селимова Ф.А. 2018. Националисты Европы, объединяйтесь! Бывший главный стратег Дональда Трампа задумал право-популистское восстание в Старом Свете. Независимая газета. №151 (7343). 25.07. С. 6. [Selimova F.A. Natsionalisty Evropy, ob'edinyaites'! Nezavisimaya gazeta. No. 151 (7343). 25.07.2018. P. 6]. Силаев Н.Ю., Сушенцов А.А. 2018. Возвращение Старого Света и будущее международного порядка в Евразии. Доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай». Май. http://ru.valdaiclub.com/files/20317/ [Silaev N.U., Sushentzov A.A. Vozvrashenie Starogo Sveta i budushee mejdunarodnogo poriadka v Evrazii. Doklad Mejdunarodnogo diskussionnogo kluba “Valdaj”. Maj 2018]. Спартак А. 2019. Мировая экономика в 2019 году: откуда ждать «черных лебедей». Новые риски для глобального экономического развития. Независимая газета. 19.02. С. 8. [Spartak A. Mirovaya ekonomika v 2019 godu: otkuda jdat' “chernyh lebedei”. Novaya gazeta. 19.02.2019. P. 8.] Современная Европа: 60 лет после Римских договоров. Часть I. 2017. Доклад Института Европы РАН. М. №340. [Sovremennaya Evropa: 60 let posle Rimskih dogovorov. Chast' I. Doklad Instituta Evropy RAN. 2017. No. 340]. Современная Европа: 60 лет после Римских договоров. Часть II. 2017. Доклад Института Европы РАН. М. №341. [Sovremennaya Evropa: 60 let posle Rimskih dogovorov. Chast' II. Doklad Instituta Evropy RAN. 2017. №341]. Тимофеев И.Н. 2018. Разбалансированная Европа и новый порядок на пространстве ОБСЕ. Доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай». Апрель. http://ru.valdaiclub.com/files/19898/ [Timofeev I.N. Razbalansirovannaya Evropa i novyj poriadok na prostranstve OBSE. Doklad Mejdunarodnogo diskussionnogo kluba “Valdaj”. Aprel 2018]. 30 лет думаем и говорим о Европе. 2017. Российская Академия Наук. 09.11. http://www.ras.ru/news/shownews.aspx?id=0816764a-cb8e-474b-aa5d-b59fad24488d [30 let dumaem I govorim o Evrope. Rossijskaya Akademiya Nauk. 09.11.2017]. Шкляров В.В. 2018. Как правильно понимать обрушение рейтинга Путина. Независимая газета. №151 (7343). 25.07. С. 3. [Shklyarov V.V. Kak pravil'no ponimat' obrushenie reitinga Putina. Nezavisimaya gazeta. No. 151 (7343). 25.07.2018. P. 3]. Энтин М.Л., Энтина Е.Г. 2018. В поисках партнерских отношений – VII : Россия и Европейский Союз в 2017 – первой половине 2018 годов: Научная монография. М.: Изд-во «Зебра Е». 2018. 816 с. [Entin M.L., Entina E.G. V poiskah partnerskih otnoshenij – VII: Rossiya i Evropeijskij Soyuz v 2017 – pervoy polovine 2018 godov. M.: “Zebra - E”. 2018. 816 p.]. Энтин М.Л., Энтина Е.Г. 2017. От мирового либерального порядка к нормализации международных отношений. Мировая экономика и международные отношения. №12. Т. 61. С. 5-17. [Entin M.L., Entina E.G. Ot mirovogo liberal'nogo poriadka k normalizatzii mejdunarodnyh otnoshenij. Mirovaya economika i mejdunarodnye otnosheniya, 2017. No. 12. T. 61. P. 5-17]. Эра Меркель приходит к концу: немецкие СМИ ставят крест на карьере канцлера. 2018. Информационное агентство «Новостной фронт». 26.09. https://news-front.info/2018/09/26/era-merkel-podhodit-k-kontsu-nemetskie-smi-stavyat-krest-na-karere-kantslera/ [Era Merkel' prighodit k kontsu: nemetskie SMI stavyat krest na kar'ere kantslera. Informatsionnoe agentstvo “Novostnoi front”. 26.09.2018]. Administrative structure of the European Union: official titles and listing order. 2018. Europa Interinstitutional style guide. http://publications.europa.eu/code/en/en-390500.htm Agreement on a Unified Patent Court. 2013. 2013/C 175/01. Eur-Lex. https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A42013A0620%2801%29 Barnier: U.K. Can't Have an “A La Carte” Transition. 2017. Bloomberg, 20.12. https://www.bloomberg.com/news/videos/2017-12-20/eu-s-barnier-rules-out-a-la-carte-u-k-transition-video Berretta E. 2019. Européennes : à quoi pourrait ressembler le futur Parlement ? Selon une étude menée par Kantar Public et le Parlement européen, les futures élections ne devraient pas bouleverser le paysage politique. Le Point. 18.02. https://www.lepoint.fr/politique/emmanuel-berretta/europeennes-a-quoi-pourrait-ressembler-le-futur-parlement-18-02-2019-2294245_1897.php Bershidsky L. 2017. Juncker Wants a U.S. of Europe. Does Anyone Else? The European Commission president sees an opportunity for a radical federalist push, but few national leaders will agree. Bloomberg. 13.09. https://www.bloomberg.com/view/articles/2017-09-13/juncker-wants-a-u-s-of-europe-does-anyone-else Boutelet C. 2019. Berlin prêt à abaisser fortement sa prévision de croissance. Le Monde. Economie & Entreprise. 27-28.01. P. 3. Catalan separatists stage mass protest in Barcelona. 2019. BBC News. 16.02.2019. https://www.bbc.com/news/world-europe-47268020 Chaillot Luc. 2019. Non, la France n'abandonne pas son siège permanent à l'Onu. Ledauphine.com. 21.01. https://www.ledauphine.com/france-monde/2019/01/21/non-la-france-n-abandonne-pas-son-siege-permanent-a-l-onu Charrel M. 2019. La BCE préoccupée par le ralentissement en Europe. Le Monde. Economie & Entreprise. 26.01. P. 3. Civil war breaks out on Germany's centre-right. A battle over immigration pits Angela Merkel against Bavarian conservatives. 2018. The Economist. 14.06. https://www.economist.com/kaffeeklatsch/2018/06/14/civil-war-breaks-out-on-germanys-centre-right Collomp F. 2019. Quand la BBC songe à s'installer à Bruxelles. Le Figaro. 26-27.01. P. 26. Cuddy A. 2018. Merkel and Macron agree on Eurozone budget. Euronews.com. 19.06. http://www.euronews.com/2018/06/19/watch-live-macron-and-merkel-address-the-press-after-eu-reform-talks D'Orcival. 2019. L'Europe ne fait plus peur. Le Figaro Magazine. 25.01. P. 39. Economic and monetary affairs. 2018. European Commission. https://europa.eu/european-union/topics/economic-monetary-affairs_en Emmanuel Macron calls for 'EU renaissance' ahead of polls. 2019. BBC.com. 05.03. http://www.bbc.co.uk/news/world-europe-47444299 Entin M., Entina E. 2017. European Union is Back in the Game. Analytical article of the Russian International Affairs Council. 01.11. http://russiancouncil.ru/en/analytics-and-comments/analytics/european-union-is-back-in-the-game/ European economy explained. 2018. European Commission. https://ec.europa.eu/info/business-economy-euro/economic-and-fiscal-policy-coordination/european-economy-explained_en Fritz M. 2018. European Union and Japan ink free trade agreement. USA Today. 17.07. https://www.usatoday.com/story/news/world/2018/07/17/eu-japan-free-trade-agreement/791125002/ Future of Europe: President Juncker creates Task Force on ‘doing less more efficiently'. 2017. European Commission – Press release. Brussels. 14.11. http://europa.eu/rapid/press-release_IP-17-4621_en.htm Gall L. 2019. EU's chance to step up on Hungary and Poland. EU Observer. 18.02. https://euobserver.com/opinion/144160 Gave Ch. 2018. Vous savez quoi? J'ai la trouille. IDL. 04.06. http://institutdeslibertes.org/vous-savez-quoi-jai-la-trouille/ Gomart Th.: 2019. «Nous vivons un moment machiav élien”. Selon le directeur de l'Ifri, l'affolement du monde se ressent advantage sur le continent européen qu'ailleurs. Le Figaro. 26-27.01. P. 7. Hien J., Joerges Ch., ed. 2017. Ordoliberalism, Law and the Rule of Economics. Hart Publishing. Janes K.A. 2018. How Europe beat the financial crisis – and the risks it still faces. World Economic Forum. 17.04. https://www.weforum.org/agenda/2018/04/how-europe-beat-the-financial-crisis-and-the-risks-it-still-faces/ Japan-EU Economic Partnership Agreement (EPA). 2018. Ministry of Foreign Affairs of Japan. 23.07. https://www.mofa.go.jp/policy/economy/page6e_000013.html Joffrin L. 2019. La paix ne siffit plus (éditorial). Libération. 26-27.01. P. 6. Jones G. 2018. Italy's new government is no threat to euro, eurosceptic senator says. Reuters. 27.06. https://www.reuters.com/article/us-italy-euro/italys-new-government-is-no-threat-to-euro-eurosceptic-senator-says-idUSKBN1JN1EI Kagan R. 2019. “Trump transforme les Etats-Unis en une super-puissance voyou”. Le Monde. 27-28.01. P. 17. Kaveshnikov N.U. 2016. Four Scenarios for European Integration. Policy brief of the Russian International affairs Council. April 2016. No. 2. http://russiancouncil.ru/en/activity/policybriefs/chetyre-stsenariya-evropeyskoy-integratsii/ Katsioulis Ch. 2018. Decided not to decide. After long debate at its party conference, Labor keeps all options on the table when it comes to Brexit. International Politics and Society. 27.09. https://www.ips-journal.eu/regions/europe/article/show/decided-not-to-decide-3001/ Kazatchkine N. 2019. Hungarians have taken to the streets – now will EU act? EU Observer. 30.01. https://euobserver.com/opinion/144033 Khan M. 2016. German high court rejects case against ECB crisis tool. Financial Times. 21.06. https://www.ft.com/content/ac3a89c2-f382-388f-b4e6-d1b657361db8 Khan Sh. 2019. France accuses Italy of ‘unacceptable provocation' after deputy PM meets yellow vest leaders. Independent. 07.02. https://www.independent.co.uk/news/world/europe/france-italy-luigi-di-maio-christophe-chalencon-yellow-vest-gilet-jaunes-a8766966.html Krugman P. 2019. The sum of some global fears. The New York Times International Edition. 26-27.01. P. 11. Lepage He. 2019. Davos: les analyses à côté de la plaque. Davos: les conséquences de la mondialisation financière n'apparaissent nulle part. Contrepoints. 16.02. https://www.contrepoints.org/2019/02/16/337269-davos-les-elites-economiques-mondiales-a-cote-de-la-plaque Lévy. B.-H. 2019. Le projet européen peut se fracasser. Libération. 26-27.01. P. 4. Macron Emmanuel. 2019. For European renewal. 04.03. https://www.elysee.fr/emmanuel-macron/2019/03/04/for-european-renewal.en Macron, un an après: le politologue Jérôme Fourquet a répondu à vos questions. 2018. Le Monde.fr. 07.05. https://www.lemonde.fr/emmanuel-macron/live/2018/05/07/macron-un-an-apres-posez-vos-questions-au-politologue-jerome-fourquet_5295348_5008430.html Managing migration: Commission expands on disembarkation and controlled centre concepts. 2018. European Commission, Migration and Home Affairs. 24.07. https://ec.europa.eu/home-affairs/news/managing-migration-commission-expands-disembarkation-controlled-centre-concepts_en Mercator European Dialogue Briefing Notes “Europe: The Journey Ahead”. 2017. Berlin. 12-13.05. Nielsen N. 2018. EU set to restrict refugee resettlement options. EU observer. 24.07. https://euobserver.com/migration/142453 No consensus on Commission plan to end tax veto. EU Observer. 12.02.2019. https://euobserver.com/tickers/144150 Ophüls L., Sigmund T., Hildebrand J. 2018. Merkel reaches out to Macron on EU reforms. In her first detailed response to Emmanuel Macron's euro-zone ideas, the German chancellor blends caution and compromise: Yay to a Euro-IMF and deeper common defense, nay to Italian debt relief. Handelsblatt Global. 04.06. https://global.handelsblatt.com/politics/merkel-reaches-out-to-macron-on-eu-reforms-euro-zone-germany-france-esm-imf-931050 Orihuela R. 2019. Spain's Sanchez Calls Snap Election April 28 After Stalemate. Bloomberg. 15.02. https://www.bloomberg.com/news/articles/2019-02-15/spain-s-sanchez-calls-snap-election-for-april-28-after-stalemate Parker Ge., Giles Ch. 2018. Teresa May to send ministers across EU to sell Brexit plan. Financial Times. 22.07. https://www.ft.com/content/95799eb0-8d93-11e8-b639-7680cedcc421 Payne S. 2018. The party might at last be over for Ukip. The populists have done their job and no longer have a role in British politics. Financial Times. 22.01. https://www.ft.com/content/cff64e3c-ff84-11e7-9650-9c0ad2d7c5b5 Permanent Structures Cooperation (PESCO) – Factsheet. 2018. European Union External Action. 28.06. https://eeas.europa.eu/headquarters/headquarters-homepage_en/34226/Permanent%20Structured%20Cooperation%20(PESCO)%20-%20Factsheet Perrin N. 2019. La Zone euro en voie de japonisation ? La japonisation avec des taux éternellement bas ou la faillite : ce sont les deux perspectives à l'horizon pour l'Eurozone. Contrepoints. 15.02. https://www.contrepoints.org/2019/02/15/337206-la-zone-euro-en-voie-de-japonisation Pickard J. 2018. Teresa May tries to revive Brexit plan amid Conservative onslaught. Financial Times. 15.07. https://www.ft.com/content/d1cb4548-874f-11e8-b18d-0181731a0340 Report on the Task Force on Subsidiarity, Proportionality and ‘Doing Less More Efficiently': “Active Subsidiarity. A new way of working”. 2018. European Commission. 10.07. https://ec.europa.eu/commission/sites/beta-political/files/report-task-force-subsidiarity-proportionality-and-doing-less-more-efficiently_en.pdf Rettman A. 2013. Netherlands attacks ‘creeping' EU powers. EU observer. Brussels. 22.06. https://euobserver.com/institutional/120602 Reynolds J. 2018. Matteo Salvini: Can Italy trust this man? BBC News. 05.08. https://www.bbc.co.uk/news/world-europe-44921974 Rouban L. 2019. A qui profite vraiment la crise des Gilets jaunes ? Le Point. 30.01. https://www.lepoint.fr/politique/a-qui-profite-vraiment-la-crise-des-gilets-jaunes-30-01-2019-2289927_20.php Saviano R. 2019. La paix, le plus grand patrimoine de cette Europe. Libération. 26-27.01. P. 5. Scenario 3 of the White Paper on the Future of Europe: Those Who Want More Do More. 2018. European Commission. 09.03. https://ec.europa.eu/commission/sites/beta-political/files/enhanced-cooperation-factsheet-tallinn_en.pdf Security Union: Political Agreement reached on a stronger Schengen Information System. 2018. European Commission, Migration and Home Affairs. 12.06. https://ec.europa.eu/home-affairs/news/security-union-political-agreement-reached-stronger-schengen-information-system-sis_en Seven MPs leave Labour Party in protest at Jeremy Corbyn's leadership. 2019. BBC News. 18.02. https://www.bbc.com/news/uk-politics-47278902 State of the Union 2017. 2017. European Commission. 13.09. https://ec.europa.eu/commission/priorities/state-union-speeches/state-union-2017_en Strzelecki M., Moskwa W. 2018. How to Understand Poland's Battles with the EU. Bloomberg. 09.07. https://www.bloomberg.com/news/articles/2018-07-06/how-to-understand-poland-s-battles-with-the-eu-quicktake Stumpf P.B. 2018. Article 7 against Hungary: Not-So-Complete Defeat of Viktor Orban. 4liberty.eu. 25.09. http://4liberty.eu/article-7-against-hungary-not-so-complete-defeat-of-viktor-orban/ Subsidiarity and Proportionality. Task Force on ‘Doing Less, More Efficiently' presents recommendations on a new way of working to President Juncker. 2018. European Commission. 10.07. https://ec.europa.eu/commission/news/subsidiarity-and-proportionality-2018-jul-10_en The EU-Japan agreement explained. 2018. European Commission. http://ec.europa.eu/trade/policy/in-focus/eu-japan-economic-partnership-agreement/agreement-explained/ ‘They want to wreck Corbyn's chance of being PM' – Galloway on quitting Labour MPs. 2019. RT. 19.02. https://www.rt.com/uk/451764-galloway-labour-mps-resignations/ Treaty Establishing the ESM, signed on 2 February 2012 – consolidated version following Lithuania's accession. 2018. European Stability Mechanism. https://www.esm.europa.eu/legal-documents/esm-treaty 30 écrivains alertent. 2019. Manifeste “Il y a le feu a la maison Europe”. Libération. 26-27.01. P. 1-5. Vignaud M. 2019. La Cour des comptes s'inquiète de l'état «préoccupant» des finances publiques. Le Point. 06.02. https://www.lepoint.fr/economie/la-cour-des-comptes-s-inquiete-de-l-etat-preoccupant-des-finances-publiques-06-02-2019-2291670_28.php White paper on the future of Europe and the way forward. Reflections and scenarios for the EU27. 2017. European Commission. 01.03. https://ec.europa.eu/commission/white-paper-future-europe-reflections-and-scenarios-eu27_en Zalan E. 2018. EU wants answers to de-dramatise Brexit talks. EU observer. 20.07.2018. https://euobserver.com/uk-referendum/142433 Zalan E. 2019. Sluggish procedure against Hungary back on table. EU Observer. 15.02. https://euobserver.com/political/144183   * Совместный проект с Институтом Европы РАН и журналом «Современная Европа»

— Testing by the Council of Europe Возвращение делегации Федерального Собрания в Парламентскую Ассамблею Совета Европы (ПАСЕ) после пятилетнего перерыва сейчас, на пике противостояния России и ЕС, России и США, когда отношения между Москвой и условно коллективным Западом зашли в тупик, – событие огромного геополитического значения. Однако удастся ли его использовать для разворота общего тренда на разрушение механизмов международного сотрудничества и углубление конфронтации – большой вопрос. Все зависит от того, какую оценку этому событию дадут в Москве и других европейских столицах, и какие практические шаги ими в дальнейшем будут предприняты. Иначе говоря, это всего лишь возможность, которая будет обращена либо во благо, либо во вред. Естественно, хотелось, чтобы развитие событий пошло по первому сценарию, но, зная, как устроена «европейская политическая кухня»…   Победа или… Давайте вглядимся в произошедшее. После Крыма и Донбасса ПАСЕ лишила членов российской парламентской делегации права голосовать, быть представленными в руководящих органах Ассамблеи и участвовать в ее миссиях. Теперь все эти ограничения сняты. Российские парламентарии возобновили свою работу в ПАСЕ на равноправной недискриминационной основе. Европарламентарии проголосовали за это сначала в ночь с 24 на 25 [Resolution 2287 2019], а затем, когда полномочия были оспорены, вторично 26 июня [Resolution 2292 2019]. В стилистике политической корректности Кремль скромно оценил итоги голосования в ПАСЕ как «победу здравого смысла». Тем не менее, российским общественным мнением, журналистами, комментаторами и отдельными политиками, причем даже первой величины, они были восприняты с гораздо большим, к тому же оправданным энтузиазмом. Тем более что его подпитывал мощный поток алармистских публикаций в западных СМИ, не испытывающих к России никаких теплых чувств, в которых утверждалось: «То, что Совет подчинился ее требованиям, стало для России выдающимся внешнеполитическим успехом»(1) [Stiglmayer 2019]. Сообщения об успехе были размещены на первых полосах всех ведущих газет. О нем взахлеб рапортовали главные телеканалы. Вот как расписала его не склонная к сантиментам газета «Коммерсантъ»: «В отношениях между Россией и европейскими странами вчера произошел прорыв: в ходе голосования в Страсбурге депутаты ПАСЕ вернули российской делегации все полномочия, утраченные ею в 2014 году из-за событий в Крыму. Делегаты из РФ уже вернулись к полноценной работе… Их комментарии вчера были единообразными: в ПАСЕ победил здравый смысл и теперь «санкционная цепь» вокруг России разорвана». Для такой экзальтированной оценки, как посчитали чуть ли не все эксперты и представители политического истеблишмента, плохо знающие ПАСЕ, имелись весомые основания. Первое. Делегация вернулась в ПАСЕ на российских условиях. Москва требовала, чтобы ПАСЕ убрала из своих правил процедуры саму возможность наложения подобных санкций. Ассамблея пошла на это. Второе. В ответ на понижение в правах российских парламентариев Россия сначала сократила свой взнос в бюджет Организации в целом, затем вообще прекратила выплаты. Как следствие СЕ оказался в тисках жесточайшего финансового кризиса. Это сработало. Третье. Москва настойчиво объясняла, что дискриминационные меры против парламентариев недопустимы в принципе. С одной стороны, они нарушают уставные положения Организации – в этом плане она получила поддержку со стороны юридической службы СЕ (что, естественно, недоброжелателями было названо «обманом»). С другой – противоречат азам демократии, парламентаризма и международного сотрудничества. Ведь парламентарии являются избранниками народа. Лишать их голоса – значит затыкать рот электорату, который они представляют. Это грубое и циничное нарушение базовых прав человека, которые, вроде бы, СЕ призван защищать и отстаивать. Своими резолюциями ПАСЕ легитимировала эту аргументацию. Четвертое. Переговоры с «головкой» ПАСЕ, политических партий и проч. велись несколько лет. Страсбург утверждал, что на столь радикальные уступки России никто не пойдет. Нужны жесты со стороны Кремля, встречное движение и т.д. Москва проявила беспрецедентную твердость. Не отступила ни на шаг. В конце концов, бескомпромиссность в отстаивании законных интересов принесла свои плоды. «Большинство из 47 государств-членов поддались шантажу со стороны России, – как писали об этом на Западе, – и заставили ПАСЕ поступить аналогичным образом» (2). Однако всё это как бы «местечковые» резоны, не выходящие за скромные масштабы СЕ. Есть и на порядок более весомые. Пятое. Все последние годы российское руководство упорно противостояло санкционному давлению ЕС и США, разъясняя, что вся ответственность за раскручивание конфронтационной спирали лежит на коллективном Западе. Что политикой санкций он ничего не добьется. Что он взял на себя инициативу и пошел по обоюдоопасному пути – ему и поворачивать вспять. ПАСЕ подтвердила состоятельность избранного Кремлем внешнеполитического курса. Шестое. Российская делегация вернулась в ПАСЕ несмотря на бешеное сопротивление большинства украинских, польских, британских, эстонских, грузинских, литовских и латвийских депутатов. Как свидетельствовали корреспонденты, «в ходе дебатов перед голосованием украинцы до последнего отстаивали свою позицию». Газета «Коммерсантъ» приводит, в частности, такие слова главы украинской делегации Владимира Арьева: «О каком компромиссе мы говорим? Компромисс – это учет мнения разных сторон, но наше мнение никто не учитывает!» То, что антироссийскому лобби не удалось сломать достигнутые договоренности о полном восстановлении в правах членов делегации Федерального Собрания, показало, что не они делают погоду в европейских структурах. Если русофобов можно переигрывать в СЕ, логично предположить, что их можно переигрывать и в рамках других переговорных форматов. Седьмое. ПАСЕ, а, значит, и ЕС в целом дали добро на признание полномочий российских депутатов в полном объеме, хотя они ничего не сделали для выполнения длинного списка требований, предъявляемых Ассамблеей Москве. По этому поводу западные СМИ и представители экспертного сообщества устроили самый настоящий «плач Ярославны». Как возмущались авторы издания «EU Observer», популяризирующего происходящее в ЕС, Россия продолжает бомбить гражданские объекты в Сирии, не покаялась за сбитый малазийский Боинг и т.д. – «тем не менее, на этой неделе правительства европейских стран сдали Совет Европы России» (3). Тем самым они продемонстрировали, что вариант развязок, при которых сначала восстанавливаются механизмы сотрудничества между Россией и коллективным Западом, а лишь потом идет практическое обсуждение того, что делать с этими требованиями и как на них реагировать, не так уж эфемерен. Восемь. Введенными против них дискриминационными мерами ПАСЕ вынудила делегацию Федерального Собрания отказаться от участия в ее работе. Это стало одним из звеньев общей системы санкций против Российской Федерации, к которым прибегли ЕС и США. Разрыв хотя бы одного звена указывает на то, что она не такая уж прочная. Аналогичная судьба может ждать и другие звенья. Предпосылки для этого имеются. На это указывает, в том числе, то, что такие страны ЕС, как Германия и Франция, проявили заинтересованность в спасении СЕ и нахождении разумного компромисса. Так, по сведению российских интернет-изданий, «Франция активно способствовала возвращению России в Парламентскую ассамблею СЕ». В ходе сессии ПАСЕ в российских СМИ широко цитировалось осторожное высказывание председателя Комитета по международным делам Совета Федерации Константина Косачева: «Не надо ни недооценивать, ни переоценивать значение происходящего. Это победа здравого смысла в отдельно взятой структуре и в весьма специфических обстоятельствах. Да, лед тронулся, нет сомнений. Но нет, это еще не ледоход». Но гораздо более широкое хождение получило заявление председателя Совета Федерации Валентины Матвиенко: «По своей сути это первый серьезный шаг, идущий вразрез с санкционной политикой, которая проводилась в отношении России на протяжении последних пяти лет». Насколько все эти, вроде бы, убедительные резоны неоднозначны, покажем чуть дальше. Однако вне зависимости от того, что стоит за податливостью СЕ/ПАСЕ, и как дальше будут развиваться события, следует признать: Москва разыграла блестящую парламентско-дипломатическую комбинацию и выиграла. Честь и хвала всем тем, кто принимал в этом участие. Единственно она не учла, что в этой игре все козыри на руках у противоположной стороны.   … или обман зрения В действительности, ни о какой победе, даже близко, речь не идет. Чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать, чем руководствовались депутаты ПАСЕ, которые поддержали внесение изменений в правила процедуры Ассамблеи и проголосовали за признание полномочий делегации Федерального Собрания без каких-либо изъятий. Весомая, но всё же небольшая группа (если не горстка) депутатов ПАСЕ, принявших участие в голосовании, являются искренними друзьями России, людьми, на которых можно положиться или представляющими страны, которые не боятся поступить так, как они считают нужным и правильным. Так, в полном составе «за» проголосовали азербайджанская и сербская делегации. Это очень отрадно на фоне того, что даже армянская раскололась. Часть европарламентариев вдохновляли геополитические соображения – понимание того, как много теряет остальная Европа, отталкивая Россию, насколько она делается слабой и уязвимой. Брюссель просто не может позволить себе такую роскошь в условиях, когда связка с США ослабевает. Китай теснит европейский бизнес на всех фронтах. По средиземноморскому подбрюшью ЕС прокатываются один спазм за другим. А в ближайшей перспективе маячат рецессия и второй глобальный финансово-экономический кризис. К тому же оттолкнуть руку, протянутую Москвой, значит окончательно «похоронить» мечту об общем экономическом, правовом и гуманитарном пространстве от Атлантики до Тихого океана. Еще часть депутатов исходили из сугубо прагматических соображений. Они считали, что в отсутствие России статус СЕ и ПАСЕ резко снизится. Они потеряют в значении. Вместе с ними и те, кто в них заседают. А заработать за пару беспринципных голосований под 100 млн. евро – хороший гешефт. От него глупо было бы отказываться. Некоторые же чисто фарисейски, даже не краснея, утверждали, что они радеют за жителей России, чтобы те не лишились защиты, предоставляемой Европейской конвенцией по правам человека (ЕКПЧ). Этих сказочек мы с лихвой наслушались в 90-е годы прошлого века. Однако большинство придерживалось совершенно иной логики рассуждений. Им крайне важно было вернуть делегацию Федерального Собрания в ПАСЕ любой ценой, поскольку это даст возможность вновь обрушить на Москву волну критики. Наделит ПАСЕ правом призвать ее к ответу за всё на свете, за любые реальные или вымышленные нарушения. Позволит вновь обвинять ее во всех смертных грехах. Поэтому они выслушивали все такие патетические и эмоциональные антироссийские выступления украинцев и других с олимпийским спокойствием. Эти выступления служили своего рода операцией прикрытия. Россияне ломились в открытую дверь. Нужно было просто отойти в сторону и дать им возможность попасть в расставленную для них западню. В чем она заключается, откровенно прозвучало в целой серии высказываний голландских, финских и многих других парламентариев. Суть – решение о признании полномочий носит сугубо обусловленный характер. Все требования Москвы приняты ПАСЕ только для того, чтобы было с кого спросить за все допущенные ею и продолжающиеся нарушения международного права, идеалов и ценностей СЕ. Ведь никто из евродепутатов не забыл, что Россия «оккупирует» Крым, Донбасс, Южную Осетию, Абхазию, Приднестровье и т.д. Что она уклоняется от ответственности за сбитый малазийский «Боинг». Лишение свободы ни в чем не повинных украинских военных моряков. Отравление Скрипалей. Попрание свободы собраний и мирных шествий. Преследование членов ЛГБТ-сообщества. Неадекватное расследование того, кто заказал убийство Бориса Немцова. Принятие законодательства, ставящего под сомнение обязательность исполнения постановлений Европейского суда по правам человека. Это тонко уловили авторы «Российской газеты», но по понятным причинам не стали акцентировать. Их коллеги из других изданий предпочли вообще не углубляться в тему. Так, на новостной ленте можно было прочитать: «Возвращение России права голоса в ПАСЕ знаменует, по сути, возврат к «докрымскому» формату отношений организации с Москвой. А значит, вся украинская борьба велась зря, и «оккупация Донбасса» и «аннексия Крыма» уже не сильно беспокоят европейцев». Если бы! Ситуация выглядит совсем иначе. Сыграв в поддавки, ПАСЕ поставила российских парламентариев в ситуацию, когда они не смогут больше игнорировать требования Ассамблеи по всем этим вопросам. Будут вынуждены соглашаться с выводами и настойчивостью мониторинговой комиссии. Принимать у себя многочисленных докладчиков, готовящих новые резолюции и рекомендации по каждому из них. Отчитываться, отчитываться и отчитываться. Против них сыграет даже то, что они были такими «покладистыми» на сессии ПАСЕ и настроенными на сотрудничество. Вспомним, с каким заявлением выступил на ней глава делегации, заместитель председателя Государственной Думы Петр Толстой: «Россия никогда от своих обязательств не отказывалась и не отказывается. 98% решений Европейского суда по правам человека выполняются Россией. Мы готовы и к мониторингу, и к обсуждению тех проблем, о которых говорили коллеги. Но для этого нужно, чтобы был диалог». Диалог-то будет. Насколько он понравится Государственной Думе, Федеральному Собранию, российским министерствам и ведомствам, когда они разберутся, что к чему, – другой вопрос. Тем более что советчиков, призывающих в дальнейшем усилить давление на российские власти, предостаточно. Показательно, что все предыдущие главы российской парламентской делегации, пересевшие из депутатских в кресла сенаторов, отказались войти в ее состав – Владимир Лукин, Константин Косачев, Алексей Пушков. Наиважнейшая деталь – чтобы закольцевать ситуацию, в резолюцию ПАСЕ по признанию полномочий специально включено положение о том, что новый доклад о выполнении Россией обязательств, вытекающих из членства в Организации, Ассамблея подготовит к своей апрельской сессии 2020 года, т.е. в ударные сроки. На это, правда, без нажима, тоже обращено внимание в комментарии «Российской газеты». Причем в том, что россияне неизменно будут оказываться в меньшинстве, тоже нет никаких сомнений. В этом плане члены российской делегации, экстраполирующие в будущее итоги прошедшего голосования, когда «за» высказались чуть ли не вдвое больше депутатов ПАСЕ, чем «против», сильно ошибаются. Еще больше эксперты, создающие подобную иллюзию, утверждая: « Голосование показало, что полноценное возвращение российской делегации поддерживают примерно три четверти депутатов». Расстановка сил в ПАСЕ далеко не в нашу пользу. Ведущую роль в определении ее курса играет блок, состоящий из радикалов – тех, кто голосовал «против» изменения правил процедуры и признания полномочий, и всех тех, кто голосовал «за», имея в виду привлечь затем российских депутатов к ответственности. Об этом со всей очевидностью свидетельствует то, что Россия не смогла избрать положенного ей представителя на пост заместителя председателя ПАСЕ – теоретически закрепленное за ней место так и осталось вакантным. Более убедительных доказательств, по всей видимости, не нужно.   … или сотрудничество всё же восторжествует Чтобы вырваться из подстроенной западни, есть только один рецепт. Если уж делегация Федерального Собрания вернулась в ПАСЕ, она должна работать в ней не покладая рук. С полной самоотдачей. Забыв об отдыхе. Отложив на потом другие дела. Дабы разъяснять. Переубеждать. Перетягивать на свою сторону. Шаг за шагом, твердо, методично, настойчиво сколачивать в Ассамблее пророссийское большинство. Дабы не только на словах, прозвучавших в прениях из уст столь разных парламентариев, как Сергей Кисляк и Леонид Калашников, но и на деле инициировать подготовку докладов, читай – расследований всех преступлений, совершенных Правым сектором и его ставленниками, начиная с гибели людей на Майдане. Грузинскими властями, подвергшими Цхинвали залповому огню. Теми в ЕС и его государствах-членах, кто позволил утонуть в водах Средиземноморья тысячам беженцев и вынужденных мигрантов, и многих других. Навязать ПАСЕ принципиально новую позитивную повестку дня, ориентирующую СЕ на борьбу с новыми вызовами, на решение новых задач, а не пережевывание тех, которыми Организация занималась и 10, и 20, и 30 лет назад. Добиться перелома в деятельности ПАСЕ и СЕ вполне реально. Но только если заняться этим ответственно и серьезно, а не так, как раньше. Напрашивающиеся меры: 1. Поручить ряду членов делегации Федерального Собрания посвятить себя работе в ПАСЕ и освободить их от всех других обязанностей. 2. Бросить на обеспечении сотрудничества с СЕ внушительные финансовые средства, сопоставимые с нашим взносом в бюджет Организации. 3. Сформировать при Государственной Думе и Совете Федерации экспертные советы в помощь членам делегации в ПАСЕ, которые могли бы взять на себя обоснование инициативных предложений по переналадке деятельности Ассамблеи и СЕ в целом. 4. Учредить (или воссоздать) Общество содействия СЕ, которое бы предоставило широкую публичную площадку для обсуждения всего того, чем занимается Организация. 5. Сделать защиту прав человека государственной политикой Российской Федерации. Ее осуществление позволит развернуть все министерства и ведомства лицом к простому человеку, а соблюдение и продвижение прав человека – возвести в критерий оценки успешности деятельности государственных служащих. 6. Подготовить, принять и в кратчайшие сроки реализовать программу приведения российского законодательства и правоприменительной практики в соответствие со стандартами СЕ и ЕКПЧ. Одновременно с этим четко указать и обосновать, какие из них таковыми не являются, и инициировать в СЕ переговоры об их отмене или изменении. 7. Договориться с другими членами СЕ об учреждении специального механизма контроля над тем, на что и как расходуются деньги из бюджета Организации, в том числе вносимые нашей страной. 8. Подготовить ряд мер, необходимых для того, чтобы переориентировать СЕ с текущей повестки на подготовку нормативных актов, которые бы легли в основу формирования Всеобъемлющего Большого Евразийского Партнерства. По своему содержанию оно вполне созвучно и способно заменить собой цели построения Большой Европы без разделительных линий, еще недавно составлявшие кредо СЕ. Если удастся всё это сделать, СЕ превратится в эффективный инструмент переналадки отношений между Россией и ЕС, Россией и коллективным Западом. Не удастся – станет еще одним раздражителем, от которого теперь, после возвращения делегации Федерального Собрания в ПАСЕ, будет на порядок сложнее избавиться. Совместный проект журнала «Вся Европа» и РСМД   Литература / References Больше не враг? Как Европа разворачивается к России. 2019. Газета.ru. 29.06. Об этом сообщает Рамблер. https://news.rambler.ru/politics/42420140/ – https://news.rambler.ru/politics/42420140-bolshe-ne-vrag-kak-evropa-razvorachivaetsya-k-rossii/ Видеозапись 2019. Пленарная сессия ПАСЕ 26 июня 2019 года. https://vodmanager.coe.int/coe/webcast/coe/2019-06-26-2/en/5 Дудина Галина. 2019. Российская делегация входит и выходит из зала ПАСЕ. Ассамблея готовится к новым баталиям. Коммерсантъ. №109. 26.06. https://www.kommersant.ru/doc/4012196 Дудина Галина. 2019. Россия сменила Украину в ПАСЕ. Восстановление своих прав российская делегация восприняла как шаг к снятию санкций. Коммерсантъ. №110 (6590). 27.06. С. 1. https://www.kommersant.ru/doc/4012866 К Союзу Европы. Аналитический доклад российской группы Международного дискуссионного клуба «Валдай». СПб-Кижи-Валаам, М., 31 августа-7 сентября 2010. 34 с. http://www.karaganov.ru/docs/Karaganov_valdaj_rus.pdf Россия возвращается в ПАСЕ – полномочия делегации нашей страны полностью восстановлены. Российская газета. №138(7896). 27.06.2019. С. 1, 8. Хлопнули дверью. 2019. Lenta.ru. 28.06. Об этом сообщает Рамблер. https://news.rambler.ru/world/42411152/ – https://news.rambler.ru/world/42411152-hlopnuli-dveryu/ Энтин Марк, Энтина Екатерина. 2019. Россия и Совет Европы. Сайт РСМД. 17.04. https://russiacouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/rossiya-i-sovet-evropy/ Baranov Konstantin, Dzhibladze Yuri. 2019. Opinion. Council of Europe vs Russia: stay or go? EU Observer. Berlin. 24.06. https://euobserver.com/opinion/145235 Entin Mark, Entina Ekaterina. 2019. Russia and the Council of Europe. RIAC site. 17.04. https://russiacouncil.ru/en/analytics-and-comments/analytics/russia-and-the-council-of-europe/ Resolution 2287 (2019). Assembly of the Council of Europe web-site . 25.06. Strengthening the decision-making process of the Parliamentary Assembly concerning credentials and voting. http://assembly.coe.int/nw/xml/XRef/Xref-XML2HTML-en.asp?fileid=27980&lang=en Resolution 2292 (2019). Challenge, on substantive grounds, of the still unratified credentials of the parliamentary delegation of the Russian Federation. Assembly of the Council of Europe web-site. 26.06. http://assembly.coe.int/nw/xml/XRef/Xref-XML2HTML-en.asp?fileid=28049lang=en Stiglmayer Alexandra. 2019. EU Observer. Opinion. The Council of Europe's surrender to Russia. Berlin. 27.06. https://euobserver.com/opinion/145282 Vice-President in respect of the Russian Federation: the seat remains vacant. 2019. Parliamentary Assembly of the Council of Europe web-site. 28.06. http://www.assembly.coe.int/nw/xml/News/News-View-EN.asp?newsid=7559&lang=2&cat=8   © Марк ЭНТИН, профессор МГИМО МИД России, профессор-исследователь БФУ им. И. Канта, Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ «Высшая школа экономики», старший научный сотрудник Института Европы РАН

— Испытание Советом Европы The return of the delegation of the Federal Assembly to the Parliamentary Assembly of the Council of Europe (PACE) after a five-year hiatus now, at the peak of the confrontation between Russia and the EU, Russia and the United States, when relations between Moscow and the conditionally collective West reached an impasse, is an event of enormous geopolitical significance. However, whether it will be possible to use it to reverse the general trend to destroy the mechanisms of international cooperation and deepen confrontation is a big question. It all depends on what assessment of this event will be given in Moscow and other European capitals, and what practical steps they will take in the future. In other words, this is just an opportunity that will be turned either for good or for harm. Naturally, we want the development of events to follow the first scenario, but knowing how the “European political cuisine” is arranged…   Victory or ... Let's look at what happened. After Crimea and Donbass, PACE deprived members of the Russian parliamentary delegation of the right to vote, be represented in the governing bodies of the Assembly and participate in its missions. Now all these restrictions are lifted. Russian parliamentarians resumed their work in PACE on an equal and non-discriminatory basis. Deputies voted for this first on the night of 24 to 25 [Resolution 2287 2019], and then, when the powers were challenged, again on June 26 [Resolution 2292 2019]. In the style of political correctness, the Kremlin modestly assessed the results of voting in PACE as “a victory of common sense”. Nevertheless, they were perceived by Russian public opinion, journalists, commentators and individual politicians, even of the first magnitude, with much more, and also justified, enthusiasm. Moreover, it was fueled by a powerful stream of alarmist publications in the Western media that have no warm feelings for Russia , which stated: “The fact that the Council complied with its requirements became an outstanding foreign policy success for Russia ”. Success messages were posted on the front pages of all popular newspapers. Leading television channels avidly reported about it. This is how the newspaper “Kommersant”, which is not prone to sentiments, painted it: “A breakthrough happened in relations between Russia and European countries yesterday: during the voting in Strasbourg, PACE deputies returned to the Russian delegation all the powers that it lost in 2014 due to the events in Crimea. The delegates from the Russian Federation have already returned to full-fledged work... Their comments were uniform yesterday: common sense won out at PACE and now the “sanction chain” around Russia is broken”. For such an exalted assessment, as almost all experts and representatives of the political establishment, who do not know well PACE, considered, there were good reasons. The first. The delegation returned to PACE on Russian terms. Moscow demanded that PACE remove from its rules of procedure the very possibility of imposing such sanctions. The Assembly went for it. The second. In response to depravation of Russian parliamentarians of major natural rights, Russia first reduced its contribution to the budget of the Organization as a whole, then stopped paying altogether. As a result, the CE was in the grip of a severe financial crisis. Such a pressure worked. Third. Moscow persistently explained that discriminatory measures against parliamentarians are unacceptable in principle. On the one hand, they violate the statutory provisions of the Organization - in this regard, it received support from the legal service of the Council of Europe (which, of course, was described by detractors as “deception”). On the other hand, they contradict the basics of democracy, parliamentarism and international cooperation. After all, parliamentarians are elected by the people. Depriving them of their voices means silencing the electorate they represent. This is a gross and cynical violation of basic human rights, which, the Council of Europe is called upon to protect and defend. By its resolutions, PACE legitimized this argument. Fourth. Negotiations with the head of PACE, the political parties and so on were held for several years. Strasbourg argued that no one would make such radical concessions to Russia. Other European countries need gestures from the Kremlin, preliminary steps, etc. Moscow has shown unprecedented hardness. It not retreated a single step. In the end, uncompromising in defending legitimate interests bore fruit. “A majority of the 47 member governments agreed to give to the Russian blackmail, – as they wrote about it in the West, – and pressured PACE to do the same”. However, all this is like “parochial” reasons, not exceeding the modest scale of the CE. There are an order of magnitude more weighty reasons. The fifth. In recent years, the Russian leadership has stubbornly opposed the sanctions pressure of the EU and the United States , explaining that all responsibility for the unwinding of the confrontational spiral lies with the collective West. Insisting on continuing sanctions policy, it will not achieve anything. The collective West took the initiative of launching confrontation and went on a mutually dangerous path – it's for the EU and USA to change their policies and repair relations. PACE confirmed the viability of the Kremlin's chosen foreign policy course. The sixth. The Russian delegation returned to PACE despite the fierce resistance of the majority of Ukrainian, Polish, British, Estonian, Georgian, Lithuanian and Latvian deputies. As correspondents testified, “during the debates before the vote, Ukrainians defended their position to the last.” The newspaper “Kommersant” cites, in particular, such words of the head of the Ukrainian delegation Vladimir Aryev: “What kind of compromise are we talking about? Compromise is taking into account the opinions of different parties, but no one takes our opinion into account!” The fact that the anti-Russian lobby failed to break the agreements reached on the full restoration of the rights of members of the delegation of the Federal Assembly showed that they do not make the weather in European structures. If Russophobes can be replayed in the CE, it is logical to assume that they can be replayed in the framework of other negotiation formats. Seventh. PACE, and, therefore, the EU as a whole, gave the go-ahead to recognize the powers of the Russian deputies in full, although they did nothing to fulfill the long list of requirements imposed by Assembly on Moscow. On this occasion, the Western media and representatives of the expert community staged a real “crying Yaroslavna”. As the authors of the publication “EU Observer”, which popularize what is happening in the EU, were outraged, Russia continues to bomb civilian facilities in Syria, did not repent of the Malaysian Boeing, and so on – “Despite all this, European governments have handed the Council of Europe to Russia this week”. Thus, they demonstrated that the option of solutions, under which cooperation mechanisms between Russia and the collective West are restored first, and only then there is a practical discussion of what to do with these requirements and how to respond to them, is not so ephemeral. Eight. With the discriminatory measures introduced against it, PACE forced the delegation of the Federal Assembly to refuse to participate in its work. This was one of the links in the general system of sanctions against the Russian Federation , resorted to by the EU and the USA. The gap of at least one link indicates that it is not so strong. A similar fate may await other links. Prerequisites for this are available. This is indicated, among other things, by the fact that such EU countries as Germany and France showed interest in saving the Council of Europe and finding a reasonable compromise. So, according to the Russian Internet publications, “ France actively promoted the return of Russia to the Parliamentary Assembly of the Council of Europe”. During PACE session, the Russian media widely quoted a cautious statement by the Chairman of the Committee on International Affairs of the Federation Council Konstantin Kosachev: “Do not underestimate or overestimate the significance of what is happening. This is a victory of common sense in a single structure and in very specific circumstances. Yes, the ice has broken, no doubt. But no, this is not ice breaking”. At the same time, a much wider circulation was received by the statement of the Chairman of the Council of the Federation, Valentina Matvienko: “In essence, this is the first serious step that goes against the sanctions policy that has been carried out in relation to Russia over the past five years”. A little further we will show that all these seemingly convincing reasons are ambiguous. However, regardless of what is behind the CE / PACE compliance, and how events will develop further, it should be admitted: Moscow played a brilliant parliamentary-diplomatic combination and won. Honor and praise to all those who took part in this. Only it did not take into account that in this game all the trump cards are in the hands of the opposite side.   ... or an optical illusion In fact, we are not talking about any victory, even close. To make sure of this, it is enough to analyze what PACE deputies who supported the introduction of changes to the rules of procedure of the Assembly and voted for the recognition of the powers of the delegation of the Federal Assembly without any exceptions were guided by. The weighty, but still small group (if not a handful) of the deputies who took part in the voting are sincere friends of Russia, people you can rely on or represent countries who are not afraid to act as they see fit and right. Thus, the Azerbaijani and Serbian delegations voted in full favor. This is very gratifying against the background of the fact that even the Armenian split. One part of European parliamentarians was inspired by geopolitical considerations – an understanding of how much the rest of Europe loses, pushing Russia aside, how weak and vulnerable it is. Brussels simply cannot afford such luxury under conditions when the bundle with the United States weakens. China pushes European business on all fronts. In the Mediterranean underbelly of the EU, one spasm after another is rolled. And in the near future the recession and the second global financial and economic crisis loom. Besides, pushing away the hand extended by Moscow means finally “bury” the dream of a common economic, legal and humanitarian space from the Atlantic to the Pacific Ocean. Another part of the deputies proceeded from purely pragmatic considerations. They believed that in the absence of Russia, the status of the CE and PACE would drop dramatically. They will lose in value. Together with them and those who sit in them. And making money for a couple of unprincipled polls for 100 million euro is a good gesheft. It would be foolish of them to refuse. Some, in a purely pharisaical way, without even blushing, claimed that they were taking care of the people of Russia so that they would not lose the protection provided by the European Convention on Human Rights (ECHR). We have heard enough of these fairy tales in the 90s of the last century. However, the majority adhered to a completely different logic of reasoning. It was extremely important for them to return the delegation of the Federal Assembly back to the PACE at any cost, as this would provide an opportunity to bring down a wave of criticism on Moscow. Give PACE the right to hold it accountable for everything, for any real or imaginary violations. Accuse it of all mortal sins once again. Therefore, they listened to all such pathetic and emotional anti-Russian speeches of Ukrainians and others with Olympic calmness. These performances served as a kind of covert operation. The Russians were bursting into the open door. It was necessary to simply step aside and give them the opportunity to fall into the trap set for them. What is it, frankly sounded in a series of statements of the Dutch, Finnish and many other parliamentarians. Essence – the decision on the recognition of authority is strictly conditional. All the demands of Moscow were accepted by PACE only to ask anyone for all the violations and violations of international law, ideals and values ??of the Council of Europe that were committed by it. After all, none of the European deputies have forgotten that Russia, as they pretend, is "occupying" the Crimea, the Donbass, South Ossetia, Abkhazia, Transnistria, etc. That she shies away from responsibility for the downed Malaysian Boeing. Imprisonment of innocent Ukrainian sailors. Poisoning Scripals. Trampling freedom of assembly and peaceful processions. Harassment of members of the LGBT community. Inadequate investigation of who ordered the murder of Boris Nemtsov. Adoption of legislation calling into question the mandatory execution of judgments of the European Court of Human Rights. This was finely caught by the authors of the “Russian newspaper”, but for obvious reasons they did not emphasize. Their colleagues from other publications have chosen not to go deep at all. So on the news feed it was possible to read: “The return to Russia of the right to vote in PACE marks, in fact, a return to the “dokrymsky” format of the Organization's relationship with Moscow. So, the whole Ukrainian struggle was conducted in vain, and Europeans are not that concerned with the "occupation of Donbass" and "the annexation of the Crimea". If. The situation looks very different. Having played in the giveaway, PACE has placed the Russian parliamentarians in a position where they can no longer ignore the demands of the Assembly on all these issues. They will be forced to agree with the conclusions and perseverance of the Monitoring Commission. To host numerous speakers who are preparing new resolutions and recommendations on each of them. To report, report and report. Even the fact that they were so “flexible” at PACE session and are set to cooperate will play against them. Let us recall what statement was made by the head of the delegation, Deputy Chairman of the State Duma Pyotr Tolstoy: “Russia never refused from its obligations and does not refuse. 98% of the decisions of the European Court of Human Rights are carried out by Russia. We are ready both for being monitored and for discussing the problems that our colleagues talked about. But for this you need to have a dialogue". There will be a dialogue. How much the State Duma will like it, the Federal Assembly, the Russian ministries and departments, when they figure out what's what, is another question. Moreover, there are plenty of advisers who are calling for further pressure on the Russian authorities. It is indicative that all previous heads of the Russian parliamentary delegation, who had moved from deputies to senators, refused to enter its structure – Vladimir Lukin, Konstantin Kosachev, Alexey Pushkov. The most important detail is that in order to loop the situation, PACE resolution on recognition of powers specifically included a provision that Assembly will prepare a new report on Russia's fulfillment of obligations arising from membership in the Organization for its April 2020 session, i.e. in shock time. This, truth without pressure, is also noted in the commentary of the “Russian newspaper”. And the fact that the Russians will always be in the minority, there is also no doubt. In this regard, members of the Russian delegation, who extrapolate the results of the past vote to the future, when almost twice as many PACE deputies spoke in favor than against, are greatly mistaken. Even more are mistaken experts creating a similar illusion, arguing: "The vote has showed that about three-quarters of the deputies support the full return of the Russian delegation". The alignment of forces in PACE is not in our favor. The leading role in determining its course is played by a bloc consisting of radicals – those who voted “against” changes in the rules of procedure and recognition of powers, and all those who voted “for”, meaning then to bring Russian deputies to justice. This is clearly evidenced by the fact that Russia was unable to elect its appointed representative to the post of PACE deputy chairman – theoretically reserved place for it remained vacant. More convincing evidence does not seem to be needed.   ... or cooperation will still triumph There is only one recipe to break free from the rigged trap. If the delegation of the Federal Assembly has returned to PACE, it should work tirelessly in it. With full dedication. Forgetting about rest. Putting aside other things for later. In order to explain. Persuade. Drag to your side. Step by step, firmly, methodically, and persistently put together a pro-Russian majority in the Assembly. In order not only in the words that were heard in the debate from the mouths of such different parliamentarians as Sergei Kislyak and Leonid Kalashnikov, but also in practice to initiate the preparation of reports, looking like investigations of all crimes committed by the Right Sector and its appointees, starting with the death of people on the Maidan. Committed by Georgian authorities, that subjected Tskhinvali to salvo fire. Those in the EU and its Member States who have allowed thousands of refugees and forced migrants and many others to be drown in the waters of the Mediterranean. To impose on PACE a fundamentally new positive agenda, orienting the CE to the struggle against new challenges, to solve new tasks, rather than chewing on those that the Organization was engaged in 10, and 20, and 30 years ago. It is quite possible to achieve a breakthrough in the activities of PACE and CoE. But only if you do it responsibly and seriously, and not as before. These are what could be promising measures: 1. To charge a number of members of the delegation of the Federal Assembly to devote themselves entirely to work in PACE and release them from all other duties. 2. To throw on impressive cooperation with the Council of Europe large financial resources comparable to our contribution to the budget of the Organization. 3. To form, under the State Duma and the Council of the Federation, expert councils to help members of the delegation to PACE that could take upon themselves the rationale for the initiative proposals for the re-organization of the activities of the Assembly and the CoE as a whole. 4. To establish (or re-create) the CoE Assistance Society (Society for CoE), which would provide a wide public platform for discussing all that the Organization does. 5. To make the protection of human rights one of the state policies of the Russian Federation. Its implementation will make it possible to redeploy all ministries and departments to face the common man, and make out of the observance and promotion of human rights the criterion for assessing the success of public servants. 6. To prepare, adopt and as soon as possible implement a program for making Russian legislation and law enforcement practice compatible with the standards of the CoE and the ECtHR. At the same time, clearly indicate and justify which of them are not, and initiate negotiations in the Council of Europe on their cancellation or amendment. 7. Agree with other members of the Council of Europe on the establishment of a special mechanism to control what and how money is spent from the budget of the Organization, including those contributed by our country. 8. Prepare a series of measures necessary to reorient the Council of Europe from the current agenda to the preparation of normative acts that would form the basis for the formation of the Comprehensive Greater Eurasian Partnership. According to its content, it is quite consonant and is capable of replacing the goals of building Greater Europe without dividing lines, which had recently been the credo of the CoE. If we succeed in doing all this, the Council of Europe will turn into an efficient tool for changeover of relations between Russia and the EU, Russia and the collective West. If it fails, it will become another irritant, which now, after the return of the delegation of the Federal Assembly to the PACE, will be an order of magnitude more difficult to get rid of.   Литература / References https://news.rambler.ru/politics/42420140/ – https://news.rambler.ru/politics/42420140-bolshe-ne-vrag-kak-evropa-razvorachivaetsya-k-rossii/ https://vodmanager.coe.int/coe/webcast/coe/2019-06-26-2/en/5 https://www.kommersant.ru/doc/4012196 https://www.kommersant.ru/doc/4012866 http://www.karaganov.ru/docs/Karaganov_valdaj_rus.pdf https://news.rambler.ru/world/42411152/ – https://news.rambler.ru/world/42411152-hlopnuli-dveryu/ https://russiacouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/rossiya-i-sovet-evropy/ https://euobserver.com/opinion/145235 https://russiacouncil.ru/en/analytics-and-comments/analytics/russia-and-the-council-of-europe/ http://assembly.coe.int/nw/xml/XRef/Xref-XML2HTML-en.asp?fileid=27980&lang=en http://assembly.coe.int/nw/xml/XRef/Xref-XML2HTML-en.asp?fileid=28049lang=en https://euobserver.com/opinion/145282 http://www.assembly.coe.int/nw/xml/News/News-View-EN.asp?newsid=7559&lang=2&cat=8 © Mark ENTIN, Professor of MGIMO of the Ministry of Foreign Affairs of Russia, Research Professor of the Baltic Federal University; Ekaterina ENTINA, Associate Professor, National Research University Higher School of Economics, Senior Researcher, Institute of Europe, RAS

— Results of the PACE summer session: debut in the chess game with the Council of Europe remained with Russia В 2017-2019 гг. Москва намеренно пошла на обострение отношений с Советом Европы и заправляющим в нем Европейским Союзом. Ставки были подняты очень высоко. Чтобы вынудить Парламентскую Ассамблею СЕ снять санкции с делегации Федерального Собрания, сделать их введение в принципе невозможным и пригласить делегацию возобновить свое участие в ее работе на равноправной недискриминационной основе, она прекратила многомиллионные выплаты в бюджет Организации. Финансовый шантаж вверг СЕ в жесточайший финансовый кризис. Одновременно он поставил Брюссель перед выбором. Ему пришлось определяться: либо ПАСЕ сдастся и пойдет на уступки «ненавистному авторитарному режиму», либо отношения между Москвой и Страсбургом будут разорваны с далеко идущими геополитическими последствиями. Эти последствия легко просчитывались. Коллективный Запад утрачивал один из последних каналов влияния на Москву. Градус противостояния в Европе пошел бы дальше вверх. Дрейф России в сторону Азии и сближение с Китаем, так пугающее ЕС и НАТО, продолжились. На правовом, экономическом и гуманитарном пространстве от Атлантики до Тихого океана, даже гипотетически, можно было поставить крест. ЕСовцы предпочли первый вариант. На встрече мининдел европейских стран в Хельсинки в формате заседания Комитета министров СЕ они признали, что все государства должны иметь возможность участвовать в работе всех руководящих органов СЕ, включая Ассамблею, на равноправной недискриминационной основе. ПАСЕ подчинилась. В ночь с 24 на 25 июня, несмотря на бешеное сопротивление делегаций Украины, Польши, Грузии, Великобритании и стран Балтии, она проголосовала за внесение необходимых изменений в правила процедуры и пригласила делегацию Федерального Собрания возобновить участие в ней без каких-либо ограничений. Затем 26 июня подтвердила оспоренные полномочия российских депутатов. Тем самым, проведя блестящую парламентско-дипломатическую операцию, Москва, как ей показалось, сумела решить сразу несколько крайне важных стратегических и геополитических задач. Она разорвала цепь санкций. Сумела настоять на своем, не пойдя на уступки ни по одному из международных, внешнеполитических и внутриполитических досье. Доказала всему миру, что была права и может отстаивать свои интересы в самых сложных условиях. Однако за любые одержанные победы надо платить. Цена этой победы, если не принять упреждающие меры, может быть слишком высока. Наши западные партнеры тоже умеют просчитывать свои ходы и разыгрывать многоходовые комбинации. Они прикинули, что «сдавая» ПАСЕ, абсолютно ничего не теряют – отсутствие российской делегации лишь обессмысливало ее деятельность. Зато получают много. В денежном выражении – под 100 млн. евро, которые Россия задолжала СЕ. В политическом – возможность вновь давить на Россию по парламентской линии, критиковать ее почем зря, настаивать, требовать, грозить. Это депутаты от Украины и всей антироссийской коалиции истерично клеймили «остальных» за предательство Киева, попустительство «агрессору», надругательство над европейскими ценностями. «Остальные» спокойно доказывали: глупые, конечно, нам всем нужно, чтобы российские парламентарии были с нами – только тогда мы сможем призвать их к ответу и предъявить им все наши претензии. Ни сбежать, ни отвертеться у них больше не получится – мы же согласились со всеми их требованиями. Эта позиция нашла недвусмысленное отражение в резолюции ПАСЕ о признании полномочий. В нее включено предписание Москве принимать все миссии по выяснению фактов, представителей Комиссии по мониторингу за выполнением обязательств и докладчиков по отдельным досье. В ней перечислены все допущенные Москвой нарушения, по которым ей предложено предпринять незамедлительные действия. Главное – зафиксировано, что в течение года будет подготовлен обобщающий доклад по всему тому, что ей инкриминируется. Фактически ЕС руками ПАСЕ, внешне пойдя на уступки и приняв все требования российской стороны, на деле подготовил предпосылки для того, чтобы развернуть новую кампанию по дискредитации Москвы, системному давлению на нее по всем направлениям, выбиванию из нее встречных уступок, а, значит, и усилению конфронтации. Такая угроза вполне реальна. Замысел является тайной Полишинеля. Чтобы в этом убедиться, достаточно вчитаться в текст резолюции и прослушать запись дебатов. Ему ни в коем случае нельзя дать сбыться. Необходимые контрмеры: - всем членам делегации Федерального Собрания – проникнуться важностью момента и посвятить всё свое время и силы работе в ПАСЕ, объясняя, завоевывая, перетягивая на свою сторону; - правительству – выделить на поддержку деятельности России в СЕ не меньше средств, нежели вносится в бюджет Организации; - сторонникам нормализации отношений в Европе – создать общество содействия СЕ, способное предложить новую повестку дня СЕ и ПАСЕ; - администрации Президента – обеспечить контроль за гармонизацией правовой системы со стандартами СЕ и формированием переговорной позиции Москвы по их пересмотру: России пора отказываться от догоняющего правового развития, инициировав через СЕ создание правовых основ формирования Всеобъемлющего Большого Евразийского партнерства, отвечающего интересам всех народов континента. © Марк ЭНТИН, профессор МГИМО МИД России, профессор-исследователь БФУ им. И.Канта, Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ «Высшая школа экономики», старший научный сотрудник Института Европы РАН * Совместный проект журнала «Вся Европа» и дискуссионного клуба «Валдай»

— К итогам летней сессии ПАСЕ: дебют в шахматной партии с Советом Европы остался за Россией In 2017-2019 Moscow deliberately went to aggravate relations with the Council of Europe and the European Union in charge of it. Rates were raised very high. In order to force the Parliamentary Assembly of the CoE to lift the sanctions imposed on the delegation of the Federal Assembly, to make their introduction impossible in principle and to invite the delegation to resume its participation in its work on an equal and non-discriminatory basis, it stopped multi-million payments to the Organization's budget. Financial blackmail plunged the CE into a severe financial crisis. At the same time, it put Brussels in front of a choice. It had to decide: either the PACE would surrender and make concessions to the “hated authoritarian regime”, or the relations between Moscow and Strasbourg would be broken with far-reaching geopolitical consequences. These consequences were easy to calculate. The collective West was set to lose one of the last channels of influence on Moscow. The degree of confrontation in Europe would have gone further up. Russia's was expected to drift towards Asia and foster the rapprochement with China, so frightening the EU and NATO. On the legal economic and humanitarian space from the Atlantic to the Pacific Ocean, even hypothetically, it was possible to put a cross. The EU has opted for the first option. At the meeting of the European ministers in Helsinki in the format of the meeting of the Committee of Ministers of the CoE they recognized that all states should have the opportunity to participate in the work of all the governing bodies of the CoE, including the Assembly, on an equal and non-discriminatory basis. PACE obeyed. On the night of June 24-25, despite the fierce resistance of the delegations of Ukraine, Poland, Georgia, the UK and the Baltic countries, it voted to make the necessary changes to the rules of procedure and invited the delegation of the Federal Assembly to resume participation in it without any restrictions. Then, on June 26, it confirmed the contested powers of the Russian deputies. Thus, having conducted a brilliant parliamentary-diplomatic operation, Moscow, as it seemed to it, was able to solve several extremely important strategic and geopolitical tasks at once. It broke the chain of sanctions. It managed to insist on its own, without making concessions on any of the international, foreign policy and domestic political files. It proved to the whole world that it was right and can defend its interests even under the most difficult conditions. However, for any victories won, you have to pay. The price of this victory, if not to take proactive measures, may be too high. Our Western partners also know how to calculate their moves and play multi-move combinations. They figured that by “surrendering” PACE, they lose absolutely nothing – the absence of the Russian delegation only made its activities meaningless. But get a lot. In monetary terms – under the 100 million euro that Russia owes the CE. In political terms – the opportunity to again put pressure on Russia along the parliamentary line, criticize it for nothing, insist, demand, and threaten. These are deputies from Ukraine and the entire anti-Russian coalition hysterically denounced the “rest” for the treachery of Kiev, the connivance of the “aggressor”, and the outrage upon European values. The “others” calmly argued: stupid, of course, we all need Russian parliamentarians to be with us – only then can we hold them accountable and present all our complaints to them. They will be able neither to escape nor get out anymore because we have agreed with all their demands. This position has been unequivocally reflected in the PACE resolution on the recognition of powers. It includes an order for Moscow to accept all fact-finding missions, representatives of the Commission on Monitoring the implementation of commitments and rapporteurs for individual files. It lists all the violations committed by Moscow, for which it was proposed that it take immediate action. The main thing – it fixes that not later than next April a synthesis report will be prepared on all that Moscow is charged with. In fact, the EU, through the PACE's hands, outwardly making concessions and accepting all the demands of the Russian side, actually prepared the prerequisites for launching a new campaign to discredit Moscow, exerting systemic pressure on it in all directions, knocking out concessions from it, and thus increasing confrontation. Such a threat is quite real. The idea is an open secret. To verify this, it is enough to read the text of the resolution and listen to the recording of debates. Such a development must be prevented. Required countermeasures: - to all members of the delegation of the Federal Assembly – imbued with the importance of the moment and devote all their time and energy to work in PACE, explaining, conquering, dragging over to their side; - to the government – allocate no less funds to support the activities of Russia in the Council of Europe than is paid to the Organization's budget; - to supporters of the normalization of relations in Europe – create a Society for the support of CoE capable of proposing a new CoE and PACE agenda; - to Presidential Administration – ensure control over the harmonization of the legal system with the standards of the Council of Europe and the formation of Moscow's negotiating position on their revision: it's high time for Russia to abandon catching up legal development by initiating through the Council of Europe the creation of a legal framework for the formation of a Comprehensive Greater Eurasian Partnership meeting the interests of all peoples of the continent. © Mark ENTIN, Professor of MGIMO of the Ministry of Foreign Affairs of Russia, Research Professor of the Baltic Federal University Ekaterina ENTINA, Associate Professor at National Research University Higher School of Economics * A joint project by AllEurope online journal and the International Valdai Discussion Club

Правительство ЕС должна возглавить немка Посрамлены многочисленные политологи и журналисты – завсегдатаи коридоров европейской власти в Брюсселе: никто не смог угадать реального кандидата на пост председателя Европейской Комиссии. Изощряясь в шутках о том, что выбор будущего главы общеевропейского правительства проходит теперь труднее, чем избрание папы римского, они называли множество имён, подробно обсуждали достоинства и недостатки каждого потенциального преемника люксембуржца Жан-Клода Юнкера. На мнение нескольких аналитиков, вяло заметивших, что, коль скоро в «Большой Европе» балом правит ныне феминизм, то следовало бы присмотреться и к женским кандидатурам (значит, «шерше ля фамм»), никто не обратил внимания. Ведь накануне решающей июльской встречи глав государств и правительств «двадцати восьми» (да-да, в выборе будущего главы Еврокомиссии участвовала и Великобритания, которая никак не распрощается с бывшими партнёрами ни по-хорошему, ни по-плохому) главным фаворитом считался заместитель Ж.-К.Юнкера, кандидат социалистов в Европейском Парламенте, матёрый голландский политик Франц Тиммерманс. Это выяснилось после того, как на предыдущем Европейском Совете не удалось определить единого выдвиженца от парламентских фракций, которого были бы готовы одобрить делегаты этой встречи в верхах. Однако против голландца, как и против немца Манфреда Вебера, выступали Польша, Венгрия, Чехия и Словакия, а также Италия. Впрочем, как не уставали напоминать в Брюсселе, «единогласие при выборе желательно, но необязательно». Поэтому сложносочинённое имя министра обороны ФРГ Урсулы фон дер Ляйен прозвучало, как гром средь ясного неба. Сразу же стало ясно, что её кандидатуру поддержал президент Франции Эмманюэль Макрон, и что германо-французский тандем способен решать общеевропейские кадровые проблемы любой сложности, «продавливая» своих политиков. Конечно, фрау фон дер Ляйен, получившая медицинское и экономическое образование, – многоопытный германский политик. Мать семерых детей, она умудрилась побывать в креслах министра по делам семьи, министра труда и даже главы бундесвера. Правда, в Берлине многие считали, что последний пост - это пик её карьеры, и мало кто мог вообразить, что министр обороны станет затем самой могущественной женщиной Евросоюза. Она – убеждённый сторонник европейской интеграции, упрочения связей с главным партнёром ФРГ – Францией. К тому же владеет английским, французским и голландским языками, что не так часто встречается среди немецких политиков. В целом, этого кандидата считают вполне приемлемым преемником Ж.-К.Юнкера и продолжателем его курса, хотя тот, вероятно, предпочёл бы передать свой портфель Ф.Тиммермансу. А вот смелых решений, направленных на реформирование и обновление ЕС, от Урсулы фон дер Ляйен в Брюсселе и других столицах не ожидают. Вряд ли довольны выдвижением её кандидатуры депутаты Европарламента, ведь их мнение было проигнорировано главами государств и правительств союза. Но утверждать будущего председателя исполнительного органа ЕС предстоит именно законодателям, многие из которых получили мандат совсем недавно - на майских общеевропейских выборах. Участниками июльской встречи на высшем уровне удалось согласовать также кандидатуру Кристины Лагард (Франция) на пост председателя Европейского центрального банка, а главу Европейского Совета поляка Дональда Туска сменит бельгиец Шарль Мишель. Андрей СМИРНОВ

Финал весны и начало лета в мучительной для всех её участников саге под названием «Брекзит» отмечены дальнейшим скатыванием по наклонной популярности двух ведущих племён внутри политического класса. Консерваторов (тори) и лейбористов. Движение почти по экспоненте, но только – вниз. Правящая партия поплатилась в первую очередь за то, что на переговорах по выходу из союза делегированные в Брюссель правительственные чиновники, по выражению эксцентричного «брекзитира» Найджела Фараджа, экс-лидера Партии независимости Соединённого Королевства, а ныне основателя Партии Brexit, были беспомощны. На всех этапах их «интеллектуально переиграли и обхитрили» (“going into this negotiation being outwitted and outfoxed at every turn”) многоопытные еврочиновники. Разочарование островных жителей, фонтанировавшее в социальных сетях и на читательских форумах ведущих изданий, вырвалось кипящей лавой на выборах в местные органы власти. В начале мая однопартийцы Терезы Мэй пролетели фанерой над избирательными участками, потеряв контроль в 49 местных советах (из 248). Тори не сумели сохранить… почти 1300 депутатов местных органов власти, которым рядовой избиратель отказал в доверии. Худший результат был зарегистрирован только в 1995 году. Трудовики также недосчитались мандатов, но их потери скромнее: минус 86 мест и утрата контроля над шестью местными советами. В основном питает разочарование или то, что можно назвать социологически-медицинским термином «фрустрация», затянувшаяся развязка матримониальных отношений с Евросоюзом. Госпожа премьер не преминула списать на «Брекзит» все грехи: «Я думаю, что посыл вчерашних выборов для нас обоих – и для консерваторов, и для лейбористов, – один. Просто договоритесь и осуществите выход Британии из ЕС». Резонёром выступил её приближённый, глава Форин офиса, главный дипломат Джереми Хант, повторивший вслед за леди-боссом: «Ещё одна причина – злость избирателей на обе главные партии из-за неудачных попыток осуществить "Брекзит" вовремя». Между тем, вероятность смены стратегии и тактики лейбористами возросла после того, как две трети тред-юнионов, сохраняющих свой статус коллективных членов партии, объявили, во-первых, о желании сохраниться в Евросоюзе, а во-вторых, поддержали идею провести повторный плебисцит, что называют «Последнее слово» (“Final Say”), чтобы выяснить, в какую сторону кренится воля народа. Опросы показывают, что среди лейбористского электората соотношение тех, кто хочет остаться, и тех, кто хотел бы покинуть ЕС, – три к одному! Джереми Корбин, главный трудовик, находится под огнём с двух сторон. После все ещё продолжающихся переговоров с партией тори политик в синтетическом образе университетского профессора и шкипера пребывает, надо полагать, в лёгкой растерянности. Для победы на весьма вероятных парламентских выборах, чего так опасаются его оппоненты-консерваторы, Корбину нужно учесть мнение 52% рядовых брекзитиров, но одновременно принять во внимание, что в его собственной партии совсем иные, прямо противоположные настроения. Да, у лейбористов есть все шансы взять реванш после многих лет простоя и просиживания на скамейке запасных. Но для этого потребуется либо найти хитроумную, в смысле – всех удовлетворяющую формулу для развода с Евросоюзом, либо совершить то, что так претило Маргарет Тэтчер – разворот на 180 градусов, то есть пойти на попятную. Такая возможность открывается, если провести повторный референдум, к которому прилепили эпитет «подтверждающий» (“confirmatory referendum”). Задачка не из лёгких. Бывший лидер лейбористов Тони Блэр, тот самый, по прозвищу «Бэмби», который обманом втянул Британию в агрессию против Ирака в 2003 году, резонно заметил, что руководство партии пытается одновременно смотреть в разные стороны, но невозможно всех осчастливить (“trying to keep both sides happy is not possible”). Будучи «еврооптимистом» и противником «Брекзита», Блэр высказал крамольную мысль, призвав сограждан из числа сторонников лейбористов голосовать за другие партии, выступающие за то, чтобы остаться в союзе. Нельзя не признать, что «Бэмби» привёл вполне здравый аргумент за сохранение членства в ЕС. Согласившись с тем, что желание сбежать из союза продиктовано «законными страхами» (sic!) перед неконтролируемым наплывом иммигрантов и глобализацией (“legitimate concerns over immigration and globalization”), бывший премьер назвал «величайшей трагедией» выхода из Евросоюза то, что «это ничего не решает» (“that it's the answer to nothing”). В пользу т.н. «подтверждающего» референдума (“confirmatory referendum”), или «Последнего слова» (“Final Say”), высказался в эти же дни не последний человек в стане трудовиков – сэр Кир Стармер, теневой министр, отвечающий за «Брекзит». Он напророчил и предостерёг, что без обязательной привязки к повторному плебисциту ни один вариант соглашения о выходе из ЕС не будет одобрен в парламенте. По его подсчётам, не менее 150 депутатов настроены решительно в поддержку придания легитимности бракоразводному документу через референдум. Показательно, что в стане тори также царят разброд и шатание. Если будущий премьер-министр, который придёт на смену Терезы Мэй, возьмётся вывести Британию из союза волевым приёмом, попытается переломать всех вестминстерских парламентариев через колено, устроив внеочередные выборы, чтобы покинуть ЕС с хлопаньем дверью (“crash-out” Brexit), то сильно об этом пожалеет. Такой прогноз сделал Доминик Грив, видный диссидент внутри лагеря консерваторов, выступающий против «Брекзита». В этом случае тори постигнет «катастрофа» (“That is likely to be catastrophic for the future of the Conservative Party”), а лидер партии «долго не протянет». Но даже если допустить, что досрочные выборы всё же окажутся единственным выходом из тупика, то где гарантия, что британский народ, заметно подуставший от нескончаемых препирательств «слуг народа», даст кому-либо из мейнстримовских партий своё благословение? Недаром тот же Джереми Хант не без основания «вангует»: и консерваторов, и лейбористов «наш избиратель распнёт» (“both of us will be crucified by our base”) за то, что они обещали уважать мнение граждан, выраженное на референдуме, но этого не сделали. …Найдётся ли магическая формула развода Британии и Евросоюза или, напротив, спасительная формула реверса, отменяющая «Брекзит», которые способны утишить споры и сгладить противоречия между неуступчивыми и непримиримыми в станах тори и лейбористов? Обратный отсчёт начался. До 31 октября остаётся менее четырёх месяцев. Мгновение, да и только. А желанного консенсуса нигде видом не видать, слыхом не слыхать. Владимир МИХЕЕВ

«Вечный город» – Рим стал в июне местом проведения VII Евразийского семинара, организаторами которого выступили совместно ассоциация «Познаём Евразию», фонд «Росконгресс», Петербургский международный экономический форум, при содействии банка Интеза Санпаоло и Банка Интеза, а также при участии юридического бюро «Джанни, Оригони, Гриппо, Капелли и Партнёры». На встрече приведены данные итальянского статистического ведомства ИСТАТ, согласно которым за первый квартал текущего года торговый оборот между Италией и Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) вырос на 7,6%, достигнув 6,2 миллиарда евро. Напомним, что зону свободной торговли этого объединения образуют пять стран – Армения, Беларусь, Казахстан, Киргизия и Россия. На их долю приходится 3,2% мирового ВВП. Положительная динамика в торговле обеспечена ростом и импорта, и экспорта. Так, с января по март 2019 года Италия импортировала из ЕАЭС товаров более чем на 3,9 миллиарда евро (плюс 6% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года), а поставила этим партнёрам своей продукции более чем на 2,2 миллиарда евро, что означает прирост на 10,6%. Открывая семинар, президент Ассоциации «Познаём Евразию», председатель Совета директоров Банка Интеза профессор Антонио Фаллико отметил, что «неуклонный процесс интеграции государств ЕАЭС, начатый всего четыре года назад официальным учреждением этой организации, уже стал необратимым фактором, оказывающим влияние как на геополитику, так и на торгово-экономическую, а также инвестиционную сферы. Евразия играет всё более видную роль и служит связующим звеном в отношениях между Востоком и Западом, способствуя, таким образом, преодолению блокового подхода, направленного на противостояние, которая подпитывается внешней политикой США, и, к сожалению, даже Европейским Союзом». Профессор А.Фаллико подчеркнул, что Евразийский экономический союз открывает большие возможности для бизнеса, которые выходят далеко за пределы России, остающейся главным двигателем этого рынка. В качестве примера он привёл данные об итальянском экспорте в Казахстан, достигшем в первом квартале этого года 384 миллиона евро (плюс 140% по сравнению с таким же периодом 2018 года). Весьма положительные показатели демонстрируют поставки товаров «Сделано в Италии» в Белоруссию и Армению: плюс 12,6% и 24,6% соответственно. «Это свидетельствует о диверсификации деятельности итальянских компаний на многообещающих рынках региона», – сказал А.Фаллико. По его словам, «в то время как в Италии и других странах ЕС внимание по-прежнему направлено на санкции против России и её контр-санкции, ЕАЭС ускоряет подписание соглашений о свободной торговле – от Израиля до Индии, от Вьетнама до Китая, Сингапура и других государств». На семинаре отмечалось, что наиболее востребованными рынком ЕАЭС товарами из Италии являются машины и оборудование (в денежном выражении – около 590 миллионов евро, плюс 11,3%), текстильные изделия, модная одежда и аксессуары (более 400 миллионов евро, несмотря на сокращение объёма на 10%), электроприборы (свыше 310 миллионов евро, плюс 71,2%), продовольственные товары и напитки (125 миллионов евро, плюс 2,1%).     Структура торговли Италии с государствами ЕАЭС по отдельности показывает, что в первом квартале 2019 года лидирующую роль импортёра сохраняла Россия, на которую приходились поставки на сумму 1,7 миллиарда евро (минус 1,6% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года). Это соответствует 76-процентной доле итальянского экспорта во все пять стран. Сильный экономический рост Казахстана способствовал увеличению импорта из Италии на 140,3% – до 384 миллионов евро, это теперь 17-процентная доля данного рынка. Постоянный прирост демонстрирует и Белоруссия, тогда как развивающиеся Армения и Киргизия пока довольствуются итальянским импортом соответственно на 37 миллионов и 5,5 миллиона евро. Выступивший на встрече посол России в Италии Сергей Разов отметил важное значение намеченного на июль визита президента РФ Владимира Путина. Дипломат выразил уверенность, что это событие придаст импульс двустороннему сотрудничеству и позволит обсудить важнейшие проблемы международной политики, а также темы, представляющие взаимный интерес. Будут подписаны крупные соглашения в области экономики. В свою очередь, его коллега из Белоруссии Александр Гурьянов подчеркнул связующую роль своей страны в отношениях Запад-Восток. Следующим председателем ЕАЭС станет Белоруссия, и в Минске сейчас активно готовят важные инициативы и проекты, сообщил белорусский дипломат.

Эрдоган услышал тревожный звоночек. Услышал? После символически провальных мартовских выборов, когда в двух крупнейших городах страны верх взяли кандидаты от оппозиции, президент Реджеп Тайип Эрдоган перешёл в контрнаступление. Мало кто сомневается, что это по его настоятельной рекомендации Верховный избирательный совет аннулировал итоги голосования в Стамбуле, причем уже после того, как Экрем Имамоглу от Республиканской народной партии (РНП) принял бразды правления (см. «Турция: Эрдоган потерял Анкару, но отвоевал Стамбул», №5(140), 2019). Но ссылки на некие процедурные нарушения в ходе голосования слабо убедили жителей мегаполиса. Причём, не убедили настолько, что на повторных выборах 23 июня тот же Экрем Имамоглу триумфально вернулся, чтобы снова занять престижный пост мэра самого финансово-экономически мощного и самого густонаселенного города Турции. Более того, кандидат от РНП, читай – кемалистской партии сторонников светской государственности, даже собрал больше голосов, чем в марте (54%), хотя явка превысила прежний показатель всего лишь на один пункт. Это может означать одно: именно кемалисту отдали свои предпочтения другие оппозиционно настроенные избиратели. Особо обидная деталь для президента: за его идейного оппонента проголосовал район Ускюдар, где у Эрдогана собственное жильё, и который считался оплотом консерваторов. Обозреватели различной политической окраски почти единогласно утверждают, что основная причина поражения правящей Партии справедливости и развития (ПСР) не только в том, что наступают «тощие годы», экономика буксует, инфляция порождает раздражение обывателя, а в том, что наступила естественная усталость от одного и того же лица. Эрдоган правит с 2003 года. После довольно внушительных успехов на всех фронтах, за исключением, разве что дипломатического, сегодня он столкнулся с набором накопившихся социально-экономических проблем, которые начали сдерживать поступательное развитие. И это нарушило негласный «общественный договор» со средним классом, в частности, с городской интеллигенцией Анкары и Стамбула. И та взбунтовалась. Надо отдать должное государственному чутью Эрдогана, который назвал выборы «проявлением власти народа». Проигравший кандидат от ПСР Бинали Йылдырым пообещал поддержать любые действия Имамоглу, направленные на благо жителей Стамбула. В конечном счёте, демократия взяла верх, что говорит о том, что в Турции она находится в неплохом состоянии, а привычные обвинения Запада в авторитарном правлении Эрдогана становятся шаткими. Тем не менее, воцарение кандидата кемалистов в Стамбуле будет иметь далеко идущие последствия. Почему? Потому что на другом конце политического спектра решат про себя: «Акела промахнулся». Уже появились прогнозы о нарастании центробежных тенденций внутри ПСР. Поминают бывшего президента ТР Абдуллу Гюля, проговорившегося о намерении образовать собственную партию. Поминают всё чаще и бывшего соратника Эрдогана, экс-министра иностранных дел и экс-премьер-министра Ахмета Давутоглу, воспринимавшегося одно время как естественный преемник «нового султана». Давутоглу также заикнулся о создании партии под себя. Да ещё осмелился укорить партию своего бывшего патрона, назвав ПСР «ограниченной и своекорыстной группировкой, попавшей в рабство собственных амбиций». Примечательно, до поражения ПСР на мартовских выборах в двух мегаполисах Ахмет Давутоглу держался в тени и не рисковал вставать в позу оппозиционера. Но затем он обвинил советников Эрдогана из ПСР в попытках «править страной как параллельная структура». Не исключено, что бывший университетский профессор, которого обласкивали в западных столицах, получил поддержку своим амбициям из-за рубежа и потому так спешно активизировался. Да, кемалистская фронда взяла реванш, а клановая война внутри ПСР выходит на новый уровень. Услышал ли Эрдоган тревожный звоночек? Думаю, ответ утвердительный. Однако, стоит повторить, что многоопытный боец Эрдоган не позволит распространиться иллюзии, будто «Акела промахнулся». И когда британские журналисты с Би-би-си задаются вопросом, не означает ли нынешнее «катастрофическое поражение» Эрдогана начало его конца, им стоит напомнить уже хрестоматийное выражение красноармейца Сухова из кинофильма «Белое солнце пустыни»: «Восток – дело тонкое». Владимир МИХЕЕВ

Без пяти минут экс-премьер намертво привязала себя к делу Скрипаля Выражение лица британской премьерши Терезы Мэй на встрече с Владимиром Путиным в Осаке в рамках саммита стран «двадцатки» (G20), удачно схваченное официальным фотографом, служит совершенно блистательной иллюстрацией английского выражения: один снимок стоит 1000 слов (“a picture is worth a thousand words”). На лице у Мэй – хорошо отрепетированная маска, призванная передать тщательно смикшированную гамму эмоций. С трудом сдерживаемое негодование. Презрение, переходящее, как у прежних колониальных правителей, в высокомерие по отношению к недостойному. Горделивое самолюбование, якобы оправданное якобы имманентно присущей первородной добродетельностью. Но англичанке всё испортила мягкая, но, чего греха таить, слегка лукавая улыбка ВВП, означающая: что с Вас взять, миледи… Госпожа Мэй явно осознавала, что она, как сдающая свои полномочия, опозоренная и уходящая в политическое небытие, изначально представляет собой «хромую утку», притом хромую на обе ноги. И потому не могла не вести себя неделикатно и недипломатично. Не могла не выпустить из себя всю накопившуюся агрессивную энергию. Выигрышной тактикой, согласно её домашней заготовке, должен был стать прокурорский тон с обвинениями России и её руководства в попытке умерщвления двойного, но в первую голову – британского агента Сергея Скрипаля и его дочери Юлии. «Путин объяснил ей всё, что требовало объяснений по делу Скрипалей». Такую формулировку выбрал пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков в программе «Москва. Кремль. Путин» на телеканале «Россия 1». При этом Песков добавил, что сходящая с авансцены госпожа Мэй вела разговор в «достаточно жёсткой форме», а Путин отвечал ей «достаточно доходчиво». Отповедь строилась на отправной точке: до сих пор Лондон никаких доказательств по делу о псевдо-убийстве Скрипалей не предоставил, причём не только России, но и своим трансатлантическим партнёрам в Европе и за океаном. «Иначе эти доказательства были бы уже каким-то образом опубликованы», – заметил пресс-секретарь. Очевидно, что первейшей заботой госпожи Мэй, согласно составленному сценарию, было исполнить две домашние заготовки. Во-первых, впрыснуть порцию пропагандистского адреналина в дряхлеющий миф о попытке лишить жизни никому не нужного шпиона-перебежчика, а во-вторых, подкрепить весь набор огульных и злословных обвинений в адрес России, создающих образ внешнего врага для внутреннего потребления. Отсюда и грозное заявление, что Британия не будет «нормализовать» отношения с Россией, пока та проводит «враждебные вмешательства» в дела других государств, дезинформацию и кибератаки. Ответ Путина последовал незамедлительно: «У нас и не было намерения совершать никаких агрессивных действий в отношении кого бы то ни было. Это иллюзия, это стремление выдать желаемое за действительное, а желаемое – для того, чтобы иметь какого-то внешнего противника, наличие которого позволяет решать внутриполитические вопросы». Агрессивное поведение Терезы Мэй, можно предположить, было спровоцировано, в хорошем смысле, широким резонансом интервью Владимира Путина ведущему в западном мире, лондонскому финансово-экономическому изданию «Файнэншл таймс». В ходе беседы, затянувшейся до полуночи, с редактором Лайонелом Барбером и главой московского бюро газеты Генри Фоем, тема загадочного покушения на Скрипалей и их не менее загадочного исчезновения из публичного пространства не могла не прозвучать. Приведу ключевые тезисы из интервью президента, на которых строится официальная позиция Москвы: «… вся эта шпионская возня, она не стоит, как у нас говорят, пяти копеек. Или пяти фунтов. А вопросы межгосударственных отношений – там всё измеряется миллиардами и судьбами миллионов людей. Ну разве можно ставить на одну чашу весов одно с другим?» «Здесь можно бесконечно друг другу претензии предъявлять. Нам говорят: вы отравили Скрипалей. Во-первых, это нужно будет доказать. Первое. А второе, обыватель слушает и говорит: кто такие Скрипали? А Скрипаль, оказывается, шпионил против нас [России]. У обывателя возникает вопрос: а зачем вы шпионили против нас с помощью Скрипаля, может быть, не надо было этого делать?» «… Надо просто это оставить в покое уже, пускай спецслужбы сами разбираются с этим делом». «…Но предатели должны быть наказаны. Этот господин, Скрипаль, и так был наказан. Он же был арестован, получил срок, отсидел. Он был уже наказан. Он в принципе не представлял никакого интереса. Какой интерес-то он представлял? Его наказали: он был задержан, арестован, осуждён и отсидел в тюрьме пять лет. Потом его отпустили просто, и всё». Но если мало кому интересного агента-перебежчика пытаются умертвить очень экзотическим способом, значит это кому-то надобно. Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай» в статье, провожающей несостоявшуюся реинкарнацию Тэтчер, под названием «Тереза Мэй покинула театр абсурда» суммирует мнение многих соотечественников: «Весной 2018 года Тереза Мэй умудрилась без всяких убедительных доказательств – мы все помним это легендарное «весьма вероятно» (highly likely) – убедить союзников по ЕС, США и Канаду в виновности России в покушении, или что с ним там случилось, на бывшего агента ГРУ в Солсбери. С самого начала было очевидно, что вся история затеяна с целью отвлечь британское общественное мнение от переговоров по Брекзиту, которые с самого начала складывались для Британии очень неудачно». В начале июня в рамках Петербургского международного экономического форума президент добавил ещё один штрих к восприятию саги о Скрипалях. Обращаясь к британцам, Путин сказал: «Это же ваш агент, а не наш, значит, вы против нас шпионили, а что с ним дальше происходило – мне трудно сказать, но надо всё забыть в конце концов». Уже тогда, получая первые сигналы из Лондона о весьма вероятной встрече на саммите G20 с Терезой Мэй, в Москве, видимо, решили, что близится развязка. «Надо в конце концов перевернуть эту страницу, связанную со шпионами и с покушениями», – заявил тогда в Санкт-Петербурге президент. Но… Единственно, в чём трудно согласиться с Тимофеем Бордачёвым, так это с его спорным утверждением, что к концу 2018 года «ресурс ‘дела Скрипалей' себя окончательно исчерпал». Увы, не исчерпал. Потому что лично у госпожи Мэй не было никакой свободы маневра: она намертво привязала себя к мутной истории о злонамеренном убийстве отца и дочери и их чудодейственном исцелении. Исцелению – вопреки всему, что известно о смертоносном воздействии истинного «Новичка», а не его, судя по всему, эрзацу, так неумело сфабрикованному в подземной химической лаборатории в Портон-Дауне, принадлежащей министерству обороны Британии. Или всё же права Виктория, племянница Скрипаля, что её дядя, видимо, запутавшийся или поиздержавшийся, согласился участвовать в инсценировке? В любом случае, именно Москва должна требовать от Лондона объяснения: что именно произошло в Солсбери? Владимир МИХЕЕВ

Триста восемьдесят страниц – таков объем годового отчёта германской политической полиции, точнее – Федерального ведомства по охране конституции, также известного по своей немецкой аббревиатуре – БФС (от Бундесферфассунгсшутц). Его в конце июня представил руководящий дуэт – министр внутренних дел Хорст Зеехофер и глава БФС Томас Хальденванг. В частности, там прозвучали такие цифры: в 2018 году в правоэкстремистских митингах и демонстрациях приняло участие 57.950 человек. По сравнению с 2017 годом это весьма значительный рост, ведь тогда цифра составляла «всего» 16.400 человек. И если учесть, что число самих собраний правых выросло не столь сильно – с 202 (2017) до 233 (2018) – пожалуй, можно констатировать, что эти митинги стали многочисленнее. А поскольку численность самой по себе правой «сцены», как её называют в Германии, выросла крайне незначительно – на 100 человек – то станет понятно, что в акциях правых приняло участие значительное число новичков или просто любопытных, которые впоследствии могут повернуть как в ту, так и в другую сторону. Заметим, что «ориентированных на насильственные действия» среди правых чуть больше половины от общего числа – 12.700 человек, и оно не изменилось по сравнению с прошлым годом. То бишь, таково боевое ядро, численность людей готовых с применением силы отстаивать свои воззрения. И что же можно приписать к числу их «достижений»? Вот полицейская статистика: количество правонарушений с правой подоплёкой если и выросло, то не настолько, чтобы делать из этого трагедию – с 1130 (2017) до 1156 (2018). А всего к «подвигам» правых можно отнести 20.520 правонарушений в 2017 году, и – внимание! – 20.431 в 2018 году. Снижение большим не назовёшь, но, тем не менее, оно наличествует. О каком-либо политическом влиянии правых сил говорить просто смешно. Национал-демократическая партия Германии (НДП) теряет своих членов – 4500 в 2017 году и 4000 в 2018. Агрессивная неонацистская партия Правые сталкивается с той же тенденцией – 650 членов в 2017 году и 600 – в 2018. Ещё одна организация подобной направленности – Дер III вег (дословно «Третий путь», хотя явно напрашивается аналогия с «Третьим рейхом») довольствуется в 2018 году 530 членами, а в 2017 году их и подавно было 500 человек. К тому же, как не трудно догадаться, все эти правые объединения так густо нашпигованы агентурой БФС, что их нехитрые замыслы становятся известны кому следует ещё на самом начальном этапе. Ходят упорные слухи, что все руководство всех этих партий давно и прочно сидит на самом коротком поводке у защитников конституции. Даже если это и дезинформация, запущенная с целью посеять смуту и раздрай в стройных рядах экстремистов, то она весьма недалека от истины и о какой-либо серьёзной дееспособности правой «сцены» можно говорить только с целью выпрашивания дополнительных средств на борьбу с ней. Недаром БФС вежливо именует правую среду «гетерогенной», что с одной стороны несколько затрудняет работу мастеров политического сыска, а с другой – явно позволяет считать, что треску от стараний правых куда больше, чем серьёзной опасности. Кроме того, БФС усматривает опасность в существовании такой, прямо скажем, экзотической группировки, как «райхсбюргеры», то бишь граждане империи. Эти оригинальные мыслители отказывают федеративной Германии в праве на существование, а часть из них на принадлежащем им земельном участке изладила некое самоуправляемое мини-государство. Всё это можно было бы рассматривать как курьёз, но насторожённость стражей конституции вызывает пылкая страсть «имперцев» к оружию – 910 из них имеют разрешение на обладание им. А в Мюнстере (земля Северный Рейн – Вестфалия) у «райхсбюргеров» было конфисковано 93 единицы огнестрельного оружия и 200 килограммов боеприпасов. Были и другие изъятия, хотя и несколько меньшего масштаба. Согласитесь, запасать столь опасные «игрушки» в больших масштабах, это вам не жук чихнул. К слову, БФС присматривает за «имперцами» с довольно-таки недавних пор – с 2016 года. О том, насколько они приблизились к своему идеалу – воссозданию германской империи – защитники конституции не сообщают, но приглядывать за любителями накапливать стрелковое оружие в полупромышленных объёмах, безусловно, необходимо. Тем более, что за «райхсбюргерами» числится 864 политически мотивированных правонарушения, из коих 160 – с применением насилия. Число левых экстремистов, готовых отстаивать свои идеалы, не останавливаясь перед использованием жёсткой силы, сохраняется практически постоянным. В 2018 году их насчитывалось 9 тысяч. Правда, сторонников, готовых поддерживать активных драчунов, довольно много: в 2018 году их набралось 32 тысячи человек. К тому же поток средств, которые получает союз «Роте хильфе» («Красная помощь») не иссякает уже не один год. Из этого фонда оказывается помощь тем левакам, которые угодили в «лапы буржуазной Фемиды». Стоит отметить, что по статистике БФС число правонарушений, совершаемых левыми экстремистами, отчётливо снизилось – с 9752 в 2017 году до 7961 в 2018 году. Такая же динамика и по насильственным правонарушениям: с 1967 в 2017 году число их упало до 1340 в 2018 году. Не обделяет вниманием БФС и исламских радикалов, в первую очередь – салафитов, которых справедливо считает чрезвычайно опасными. Однако, сокрушительные поражения, которые ИГИЛ (запрещено в РФ. – Прим. ред.) потерпело в Сирии и Ираке (между прочим, оценка БФС) привели к потере частью салафитов ориентации и к наступлению некоего идеологического разброда. Сейчас число их сторонников в Германии растёт значительно более медленными темпами. Кроме того, защитники конституции присматривают за германскими приверженцами «Хезболлы» и «Хамас», хотя они значительно менее многочисленны, нежели салафиты или, скажем, сторонники египетских «Братьев-мусульман» и турецких исламистов из движения «Милли Гёрюс». А с 2018 года БФС впервые взяло на прицел турецкое исламистское «Общество Фуркан». Что вполне немудрено, ибо его сторонники считают Запад источником всех бед и всемирного зла, а Израилю отказывают в праве на существование. Причём эти деятели, исповедующие столь антиевропейские взгляды, нисколько не гнушаются жить в Германии, а не в каких-нибудь исламских райских кущах, подальше от растленного Запада. Разумеется, было бы странно, если бы две такие организации, как Курдская рабочая партия и «Улкюджю», также известная как «Серые волки», не продолжили своё традиционное противостояние и на германской территории. Тем более после того, как турецкие войска вошли в курдский анклав Африн на севере Сирии. А германской политической полиции только и остаётся, что присматривать за теми и за другими. Число сторонников первых, по подсчётам БФС, составляет около 14.500 человек, а вторых – 11.000. Что касается антисемитских выступлений, то на этом поприще отметились практически все представители экстремистского спектра – как германские и турецкие правые, так и левые, и исламисты. Немудрено, что число соответствующих правонарушений выросло в 2018 году на целых 20% – с 1505 (2017) до 1799. Андрей ГОРЮХИН

Итак, роман не состоялся. О чем речь? После воцарения Аннегрет-Крамп–Карренбауэр (АКК) на посту лидера Христианско-демократического союза (ХДС), а Маркуса Сёдера – во главе «сестринского» ХСС, стали появляться некоторые признаки того, что нынешнее положение в самом центре германского политического спектра перестало устраивать эти партии. Уж слишком явно конкуренты из Альтернативы для Германии (АдГ) отгрызали у них большие куски электората, набирая силу и популярность, в особенности – на востоке страны, где осенью предстоят три кампании по выборам в земельные парламенты Саксонии, Бранденбурга и Тюрингии. К тому же АКК выиграла выборы у лидера правого крыла партии Фридриха Мерца с таким небольшим отрывом, что флирт с АдГ выглядел бы логичной уступкой, имеющей целью успокоить тяготеющих к этому однопартийцев. На земельном уровне христианским демократам волей-неволей придётся пересекаться с депутатами от АдГ и потому все обещания не иметь с ним никаких дел и даже контактов могут оказаться весьма трудновыполнимыми. Но – что сделано, то сделано: блок ХДС/ХСС возвёл – как минимум словесно – справа от себя преграду, ограничивающую его от «дикого поля», на котором угнездились те, кого им очень хочется считать чуть ли не правыми экстремистами. Определённая логика в такой смене стратегии есть: христианские демократы опасаются, что, сдвинувшись вправо, утратят заметную часть электоральной поддержки в центре, и лишатся большего, чем приобретут. И всё же форма, в которой это было сделано, вызывает некоторые сомнения. Так ли уж необходимо было клеймить АдГ как касту неприкасаемых? Не достаточно ли было внятно выраженного нежелания вступать с ней в коалиционные союзы, что полностью соответствует нормальной демократической практике и устоявшимся традициям германской политической жизни? Так или иначе, эксперимент с попыткой сдвига вправо можно считать бесславно закончившимся. О том, насколько этот шаг был разумен и обоснован, можно будет судить по итогам вышеупомянутых земельных выборов. Только не будем забывать о том, что в восточных землях Германии АдГ неуклонно набирает популярность. И то, что ХДС так яростно окрысился на эту партию, может ему недёшево обойтись. Марина СМИРНОВА

Руководство старейшей политической силы ФРГ – Социал-демократической партии Германии (СДПГ) – приняло решение, что на место, освободившееся после ухода в отставку Андреа Налес, будет избрана команда из двух человек. Ну что ж, слава богу, что не три, как сейчас, когда в СДПГ рулят одновременно Мари Луиза Драйер, Мануэла Швезиг и Торстен Шефер–Гюмбель. В то же время, кандидату-одиночке, если таковой объявится, дорога в лидеры тоже не будет заказана. Выборы, как это принято, состоятся на съезде партии, назначенном на декабрь, а кандидатуры будут подбираться в сентябре и октябре на региональных конференциях, которых намечено провести от 2 до 3 десятков. Вот такое торжество демократии. Но и это не всё. Затем будет проведён опрос членов партии, своего рода внутрипартийный плебисцит, результаты которого огласят 26 октября. Если ни одна команда или одиночный кандидат не заручится в ходе опросов поддержкой более половины их участников, то будет проведён второй тур. Уф… Затеяна эта непростая процедура для оживления внутрипартийной жизни, для проведения «оживлённого обсуждения» с участием чуть ли не всех 440 тысяч германских социал-демократов. Ну и ещё для того, чтобы избежать упрёков, что судьбоносные решения принимаются в результате закулисных договорённостей. Обо всех этих намерениях не без некоторого пафоса, как о событии, происходящем впервые в истории партии, сообщила тройка временных лидеров, оглашая решение принятое правлением СДПГ. Вроде бы всё благопристойно, супердемократично и современно. Но дьявол, как всегда, таится в деталях. Команда из двух кандидатов будет выставляться на выборы по простой причине: так надеются заранее подобрать спевшийся дуэт, чтобы он работал дружно, а не кто в лес, кто по дрова. Но, поскольку мы живём в эпоху победившего феминизма, один из кандидатов – вы правильно догадались! – должен обязательно быть женщиной. Тем самым возможности выбора уже определённым образом ограничиваются, ибо двое мужчин, как бы они ни были перспективны и слаженны в работе, не проходят. Зато две женщины – милости просим! А как быть избирателю, если один кандидат из дуэта его устраивает, а второй нет? В советские времена это называлось торговлей с нагрузкой, когда дефицитные шпроты можно было купить только в паре с залежалым частиком в томате. Вот и выходит по форме демократично, а по сути – определение подбирайте сами. Между прочим, руководящий дуэт партии «зелёных» – Роберт Хабек и Анналена Бэрбок, который любят приводить в качестве позитивного примера, был избран по отдельности, а не командой. Ну и, наконец, сама идея опроса всех членов партии, хотя она и согласуется с социал-демократической традицией, согласно которой ценен голос каждого члена партии и любой может выставить свою кандидатуру на любую должность, тоже не лишена негативных сторон. И это продемонстрировал последний пример такого опроса на тему о том, оставаться ли партии в правящей «большой» коалиции с ХДС/ХСС. Он не только не укрепил монолитного единства рядов, но, напротив, выявил серьёзный раскол, до сих пор никак не преодолённый. Нельзя забывать, что на декабрьском съезде СДПГ будет подводить итоги двух лет работы в составе федерального правительства и решать вопрос, продолжать ли ей сотрудничество с христианскими демократами. И эта ситуация способна чрезвычайно осложнить подбор эффективной команды партийных лидеров. Достаточно представить себе, что большинство социал-демократов из вполне прагматических соображений выберет дуэт сторонников «большой» коалиции. А на съезде верх возьмут идеологически мотивированные делегаты, которые решат, что из коалиции надо выходить. Легко догадаться, как тяжко придётся команде новых лидеров, просто хоть слагай с себя только что полученные полномочия. В общем, сам по себе дуэт вместо одного лидера это вовсе не гарантия успеха и стабильного эффективного руководства. Удастся ли германским социал-демократам доказать обратное? Сергей ПЛЯСУНОВ

На фоне «Брекзита» и прочих трудностей Евросоюза политики позабыли, что есть целая группа стран, которые стремятся в него вступить, прежде всего, в надежде на финансовый золотой дождь. Эту проблему обсуждали в июне 2019 года в Люксембурге министры иностранных дел стран-участниц ЕС, и решили… ничего пока не решать. В качестве временной меры главы внешнеполитических ведомств и представители Еврокомиссии постановили вернуться к этой теме в октябре. Наибольшими шансами на начало переговоров о вступлении обладают Албания и Северная Македония, после того как последняя, путем ловких политико-юридических манипуляций и внешнего давления, сменила название, преодолев давний спор с соседней Грецией. Главной целью операции было втягивание этой беднейшей страны из состава бывшей Югославии в НАТО, а присоединение к ЕС воспринималась как второстепенная задача. Однако пока среди участников Евросоюза не удалось придти к единому мнению относительно целесообразности расширения объединения, по крайней мере, сейчас. Против этого выступили, в частности, Германия и Франция. Французы сначала попросили перенести дискуссию на период после выборов в Европарламент, опасаясь усилить позиции евроскептиков, учитывая нежелание растущей доли европейцев (особенно западных) видеть прием новых стран. Они опасаются появления у себя новых волн мигрантов из бедных государств, а также необходимость распределять небеспредельные европейские средства на ещё большее число нуждающихся. Теперь же выясняется, что Германия, которая должна получить одобрение своих депутатов на прием новой страны в Евросоюз, не успевает это сделать до осени, из-за графика своего парламента. Под этими благовидными предлогами решение было отложено. В подходе к теме расширения в ЕС сейчас распространены два подхода. Первый, отталкиваясь от геополитических соображений и не обращая внимания на социально-экономические и политические реалии, считает важным подминать под себя новые территории, чтобы подавить там влияние предполагаемых конкурентов – Китая, России и Турции. Второй, опираясь на негативный опыт включения в Евросоюз совершенно не готовых к этому Болгарии и Румынии (они до сих пор не соответствуют критериям вхождения в ЕС), подчёркивает необходимость проведения всех требуемых реформ, а уже затем должны следовать переговоры с Брюсселем о приеме. Ожидается, что в октябре решение по этим двум странам может быть снова отложено или принято в положительном ключе только для Северной Македонии: надо торопиться, пока маятник там не качнулся в обратную сторону, а Албания, как считают в Брюсселе, все равно никуда не денется. Андрей СЕМИРЕНКО

Проект «Социальная Европа» становится одной из главных внешнеполитических амбиций президента Франции Эмманюэля Макрона. Он всё настойчивее пытается продвигать общеевропейскую реформу, направленную на достижение большего «суверенитета и эффективности» в ЕС. В отличие от предыдущих крупных инициатив Парижа, традиционно опиравшихся на поддержку Германии, нынешняя рассчитывает на взаимодействие с менее весомыми партнёрами по Евросоюзу – обеими пиренейскими странами. Главы правительств Испании и Португалии, Педро Санчес и Антониу Кошта, уже выразили готовность её поддержать. Каковы же приоритеты свежего франко-иберийского альянса, возникшего на июньской сессии Европейского Совета? Источники Елисейского дворца считают таковыми активизацию борьбы с климатическими изменениями, упрочение «социальной рыночной экономики», не препятствующей при этом конвергенции в единый рынок, реформирование Шенгенского и Дублинского договоров (которые, по мнению Парижа, уже не действуют), а также создание собственной европейской обороны. Достижение этих целей, заверяет Э.Макрон, ощутимо потрёпанный кризисом «жёлтых жилетов», должно улучшить благосостояние граждан, живущих в странах ЕС. А заодно сделает более эффективной борьбу против набирающих силу популизма и евроскептицизма. Те же источники полагают, что, как ни парадоксально, «Брекзит» укрепил у многих граждан ощущение принадлежности к единой Европе. Президент Франции призывает действовать безотлагательно, не дожидаясь каких-нибудь новых катаклизмов в Евросоюзе, от которых не застрахован никто… Авторство концепции «Социальная Европа» принадлежит не нынешнему хозяину Елисейского дворца, а его соотечественнику, выдающемуся европейскому деятелю прежних десятилетий Жаку Делору. Она предусматривает, в частности, равную оплату труда за одинаковую работу, и взимание одинаковых налогов, независимо от места проживания на территории «Большой Европы». Европейский гражданин, занятый полный рабочий день, не должен получать за свой труд меньше прожиточного минимума (то есть, половины средней зарплаты), а пособие по безработице ему будут платить в той стране, в которой он трудился. Лидеры Франции, Испании и Португалии считают Шенгенский договор, принятый 33 года назад, давно устаревшим. Его целью было ослабление контроля над внутренними границами и усиление над внешними. Однако недавний миграционный кризис доказал, что Брюссель преуспел лишь в решении первой части этой задачи, поэтому реформирование Шенгена крайне необходимо. Вместе с тем, позиции участников новорождённого альянса совпадают не по всем важным темам. Одна из них – перспектива дальнейшего расширения Евросоюза. Тогда как Испания настаивает на скорейшей интеграции ряда Балканских стран, подход Франции более осмотрителен. Игорь ЧЕРНЫШОВ

Более полусотни заседаний Верховного суда в Мадриде оказалось недостаточно для ответа на главный вопрос: подпадают ли выступления каталонских борцов за большую независимость в октябре 2017 года под определение насильственного государственного переворота? Вынесение приговора лидерам сепаратизма ожидается нынешней осенью. От этого вердикта во многом будут зависеть взаимоотношения самой развитой автономной области Испании с Центром и остальной частью страны. Причём не только Каталонии, но и ряда других регионов. Испанская прокуратура настаивает на том, что октябрьские события двухлетней давности были ни чем иным, как неудавшимся «современным», то есть, невооружённым мятежом, поскольку стремление лидеров Каталонии провести соответствующий референдум грубо нарушило конституцию королевства. Сторона обвинения требует вынесения суровых приговоров двенадцати деятелям, находящимся в предварительном заключении. Причём для одного из них – 25 лет тюрьмы. Защита подсудимых добивается оправдательного решения судебных органов, ссылаясь на то, что понятие мятежа предусматривает применение насилия, а также на свободу слова и право проведения публичных протестов, гарантируемые всем гражданам той же конституцией. Впрочем, каким бы ни было судебное постановление, каталонские сторонники большей независимости Барселоны от Мадрида полны решимости вынести этот вопрос на рассмотрение европейских инстанций. Тем более, что лидеры сепаратистского движения Карлес Пучдемон и Ориоль Жункерас избраны на майских выборах депутатами Европарламента. Они надеются, что суды ЕС отклонят вменяемое им обвинение в насилии, как уже поступило правосудие Германии, Бельгии и Шотландии. Сергей ИЛЬИН

Кто сказал, что жанр батальной живописи канул в Лету? Испанский художник Аугусто Феррер-Дальмау своими полотнами ярко и убедительно доказывает обратное. Достаточно взглянуть на его произведение под названием «Алеппо, помощь пришла». Эта весьма реалистичная работа создана во время посещения Сирии вместе с миссией гуманитарной помощи российских войск гражданскому населению. Автор выставил свою картину в Москве. Конечно, в современном мире достаточно весьма впечатляющих видеокадров и фотоснимков, отображающих весь ужас, пережитый обитателями этого ставшего печально знаменитым сирийского города. Но испанец стал первым и пока единственным живописцем, который отразил на полотне собственные переживания от увиденного. В поисках сюжета безоружный Аугусто Феррер-Дальмау осенью 2018 года продвигался по разбомбленным улицам Алеппо вместе с российскими солдатами, которые доставляли помощь уцелевшим местным жителям. Как и солдаты, как и специально обученные военные репортёры, он рисковал жизнью в течение десяти дней. По мнению испанца, художник-баталист должен находиться в гуще событий, даже очень опасных. Свидетель военных действий пишет маслом на льняных холстах, тщательно работая над деталями. Картина «Алеппо, помощь пришла» выставлена в Зале Победы Центрального музея Вооруженных Сил России. Аугусто Феррер-Дальмау награжден недавно медалью министерства обороны «За укрепление боевого содружества».     «Идея поехать в Сирию появилась около года назад, когда меня пригласили посетить мастерскую военной живописи в Москве», – рассказал художник мадридской газете «Мундо». Сирия – не единственная страна, охваченная вооружённым конфликтом, которую посетил этот живописец-баталист. Он признанный автор талантливых полотен на военно-историческую тему. Ранее А.Феррер-Дальмау побывал в Афганистане, а также в Ливане и Мали – с испанскими солдатами и военными из международных сил. Его единственное «оружие» – карандаши и блокноты для зарисовок, поскольку мольберт приходится оставлять дома. Александр СОКОЛОВ

Европейский Союз с гордостью именует себя правовым сообществом. Он работает по четко установленным правилам. Каждые пять лет им проводится ротация кадров в высших эшелонах власти объединения. Сначала выборы в Европейский Парламент – они состоялись в конце мая. По их итогам формируется правящее большинство. Оно будет определять позиции законодательного органа по всей совокупности вопросов нормотворчества, внутренней и внешней политики ЕС, входящих в его компетенцию. Кроме того, партийные фракции, в которые объединены евродепутаты, пропорционально их влиянию распределяют посты во главе ЕП в целом и создаваемых им постоянных комитетов. Потом Европейский Совет в составе глав государств и правительств стран-членов назначает своего постоянного председателя формально на 2,5 года с возможностью переизбрания на второй срок, т.е. на те же 5 лет. В иерархии должностных лиц ЕС он занимает высшее место. Считается, что в административной структуре ЕС он обладает наибольшим влиянием, выступая от имени глав государств и правительств, организуя их работу и нахождение максимально возможного консенсуса. В прошлом эта функция возлагалась на председательствующее в ЕС государство, меняющееся каждый полгода, и его руководителя. С 2009 года, с вступлением в силу Лиссабонского договора, ЕС отказался от такой практики. Он посчитал, что она негативно сказывается на целостности, стабильности и действенности проводимого политического курса. Одновременно Европейский Совет подбирает кандидатов на замещение постов председателя Европейской Комиссии, Высокого представителя по иностранным делам и политике безопасности, и председателя Европейского Центрального Банка. Качества председателя ЕК имеют определяющее значение для повседневного функционирования ЕС, поскольку по объему полномочий Комиссия вполне сопоставима с национальным правительством. Во многих случаях она подменяет и заменяет все нынешние двадцать восемь государств-членов (в частности, при подготовке проектов нормативных актов ЕС, ведении переговоров, противодействии недобросовестной конкуренции, надзоре за соблюдением правовых предписаний ЕС). Высокий представитель возглавляет самодостаточную Службу внешних действий ЕС. Он на постоянной основе председательствует на Советах министров иностранных дел и министров обороны, отвечает за разработку и осуществление общей внешней политики и политики безопасности и обороны ЕС. Пост председателя ЕЦБ стал очень высоко котироваться в последнее время. Глобальный экономический кризис, кризис суверенной задолженности ЕС и не всегда удачные поиски выхода из них заставили государства-члены передать ЕЦБ огромный пласт суверенных полномочий в области финансово-кредитной и бюджетно-фискальной политики, поставить свои крупнейшие банки и банковские системы под его непосредственный контроль. От умелого лавирования ЕЦБ и его нестандартных решений зависят сейчас устойчивость всей совокупной экономики стран-членов и финансовая стабильность. Подбор кандидатов – дело чрезвычайно сложное и деликатное, требующее времени и колоссальных усилий. Приходится учитывать массу зачастую взаимоисключающих факторов. Необходимо обеспечивать справедливое представительство больших, средних и малых стран и различных регионов – «Старой» и «Новой» Европы, Юга и Севера и т.д., что заведомо невозможно. Нужно, чтобы состав кандидатов отражал расклад сил между европейскими политическими партиями, учитывал итоги выборов в ЕП и не вызывал отторжения со стороны как отдельных партийных фракций, так и правящего большинства в целом. Надо, чтобы было обеспечено достаточно весомое представительство женщин, конкретные личности не вызывали идиосинкразию у отдельных глав государств и правительств, к тому же, чтобы они были достаточно видными фигурами, знали свое дело, ориентировались во властных коридорах ЕС, обладали соответствующими навыками. Как мы видим, набор требований – сумасшедший. Немудрено, что у «двадцати восьми» ушел целый месяц на согласование кандидатур. Они приступили к переговорам сразу по окончании выборов в ЕП, потратили весь июнь на поиски различных комбинаций, провели серию безрезультатных встреч и бессонных ночей, переругались между собой, и только 2 июля смогли объявить о достигнутом компромиссе. Своим главой Европейский Совет назначил отставного премьер-министра Бельгии Шарля Мишеля. В качестве кандидатов на пост председателя ЕК предложил министра обороны Германии Урсулу фон дер Ляйен. На должность председателя ЕЦБ – француженку Кристин Лагард, уже второй срок руководящую МВФ. Наконец, в качестве Высокого представителя согласовал мининдел Испании Жозепа Борреля. Следующий шаг – утверждение кандидатов Европарламентом. В прошлом он никогда не шел на конфликт с Европейским Советом. Но времена меняются. Частично ЕП уже подкорректировал планировавшийся пакет. Предполагалось, что председателем ЕП будет избран европарламентарий из «Новой Европы» – в «головке» ЕС от нее никого не оказалось. Пять лет назад далеко не случайно новичкам отдали отнюдь не номинальный пост председателя Европейского Совета. Им стал бывший премьер-министр Польши Дональд Туск. Сегодня это было бы особенно важно ввиду конфликта между двумя частями ЕС. Однако ЕП посадил в кресло своего председателя итальянца, причем, находящегося в оппозиции к нынешнему правительству страны. Персональным составом команды, предложенной Европейским Советом, и их партийной принадлежностью остались недовольны две ведущие фракции коалиционного большинства – социалисты и «зеленые». Социалисты сочли, что их «недостаточно уважили». Им достался «мало что значащий» пост председателя ЕП и руководство «не существующей и в помине» общей внешней политикой объединения. Тогда как либералам, третьей по численности фракции – гораздо более влиятельная должность. «Зеленые», несмотря на их беспрецедентный успех на выборах в ЕП, ничего не получили. Кроме того, они сочли, что фрау из военного ведомства Германии ничего не смыслит в европейской политике и способна лишь на общие слова. Проведенное ими собеседование с Урсулой их мнение не изменило. Более того, европарламентариям показалось, что она не слишком чистосердечно утверждала, что всей душой за продвижение климатического досье, поскольку ничего конкретного по нему сказать не смогла. Однако и с утверждением кандидатов первого эшелона борьба за распределение постов не закончится. Далее председателю ЕК в непростом диалоге с национальными правительствами предстоит набрать остающихся 25 ее членов, ориентируясь на всё те же критерии. В общем, всё как всегда. И всё же несколько отличительных моментов в нынешней кадровой эпопее ЕС обращают на себя внимание. Под прошлые выборы в ЕП, которые всегда очень мало интересовали европейский электорат, ЕС много сделал для того, чтобы придать им больший смысл и привлекательность. Для этого была придумана дополнительная интрига – выдвижение всеми европейскими политическими партиями лидеров партийных списков, между которыми разыгрывался пост председателя ЕК. Предвыборная борьба сразу же сделалась на порядок более интересной для населения. Избирательная кампания получила персонифицированное выражение. У СМИ появилось, что освещать. Помимо этого для ЕС было особенно важно, что выборы в ЕП прибавили в демократичности. Получалось, что электорат выбирает не только европарламентариев, но и руководителя исполнительной власти. По этому же сценарию были организованы и последние выборы. Соответственно ожидалось, что на пост председателя ЕК будет утвержден Манфред Вебер. Немецкий евродепутат, руководитель фракции Европейской народной партии в ЕП прежнего созыва, победил на праймериз и возглавил список своей партии на выборах. Он добросовестно трудился, участвовал во всех теледебатах, играл по правилам. Однако главы государств и правительств их поменяли. В результате согласований и пересогласований ими был утвержден совершенно другой кандидат. В обоснование столь спорного шага приводится целая куча аргументов. Указывается, что у Манфреда Вебера нет необходимого опыта практической работы. Говорится, что он не подходит на пост по деловым качествам. Подчеркивается, что на нем лежит часть вины за то, что ЕНП и христианские демократы потерпели относительное поражение – провели в ЕП намного меньше депутатов, чем в прошлом. Однако это всё отговорки. На самом деле президент Франции Эмманюэль Макрон и некоторые другие национальные лидеры не хотели быть связанными никакими обязательствами при решении кадровых вопросов. В результате, скорее всего, выборы в ЕП потускнеют и сильно потеряют в престиже. Впрочем, как и сам европейский проект. Дугой особенностью нынешней кадровой эпопеи стал ее совершенно неожиданный исход. Никто не мог предположить такого. Для всех он явился откровенным сюрпризом. Ни одна из пяти фамилий, вошедших в пакет, на протяжении чуть ли не всех этапов согласования вообще не упоминалась. Причем, по мнению многих комментаторов, новая команда оказалась составлена из политиков «второго эшелона». Первоначально рассматривавшиеся кандидатуры были и сильнее, и опытнее. Это, например, бывший первый заместитель председателя ЕК Франс Тиммерманс. В Комиссии он занимался всем. Жан-Клод Юнкер возложил на него ведение всей конкретной работы. По опыту и квалификации с ним никто не может сравниться. Его не пропустили Польша и Венгрия. Они не простили ему того, что он жестко критиковал их за нарушение базовых ценностей ЕС. Или француз Мишель Барнье. Его кандидатуру мощно лоббировал Эмманюэль Макрон. Он в ЕК с незапамятных времен. Ему принадлежит заслуга в том, что Конвент, созванный в начале 2000-х годов для разработки Конституции для ЕС, завершился успехом. Он был главным от ЕС на переговорах с Великобританией об условиях выхода. Очень хорошей кандидатурой на пост председателя ЕЦБ считался нынешний председатель Бундесбанка и т.д. Насколько эти уничижительные оценки справедливы, можно будет судить только тогда, когда члены новой команды приступят к работе. Ведь имеется и весомое количество контраргументов. Основополагающий – главы государств и правительств сумели их согласовать. Другие – у каждого из отобранных кандидатов есть сильные стороны. Например, бельгиец привык работать в специфических условиях своей страны именно в том режиме, которого ждут от председателя Европейского Совета. Он занимался поисками компромисса и консенсуса, а не начальствовал. Кристин Лагард имеет колоссальный опыт управления мировой финансовой системой, к тому же занимала руководящие посты в соответствующей сфере и у себя дома, во Франции. На десерт – наиболее важный и принципиальный момент. В российских комментариях на пакетное кадровое решение Европейского Совета выпячивается, что от новых назначений Москве не приходится ждать ничего хорошего. Никто из членов пятерки не будет работать на улучшение отношений. Все они известны своими жесткими высказываниями в адрес Кремля, в отношении российской внутренней и внешней политики. Вряд ли это стоит акцентировать. Во-первых, все они принадлежат к политической элите ЕС, к мейнстриму, а это общая позиция политического истеблишмента ЕС, а не отдельных его представителей. Во-вторых, важны дела, а не публичные выступления. Так, Жан-Клод Юнкер считается личным другом В.В.Путина, прекрасно относится к России, ценит российскую культуру, однако ему не удалось ничего противопоставить общему настрою тех людей, с которыми он работал. В-третьих, люди меняются, в том числе с изменением уровня ответственности. В-четвертых, какой внешний курс будет проводить ЕС, зависит не от брюссельских бюрократов, а от воли столиц. С ними же Москва ведет плотный диалог. В-пятых, новые не связаны ошибками прежних назначенцев, не несут за них ответственность и могут начать всё с чистого листа. Такой возможностью обязательно надо воспользоваться. Хотелось бы акцентировать совершенно другой аспект. Кадровые решения ЕС свидетельствуют о том, что Брюссель, похоже, больше не боится евроскептиков, ряды которых сильно поредеют после ухода британцев из ЕП. Намного снизилась, по его мнению, и угроза европейскому проекту, исходящая от националистов, популистов и крайне правых. Их достижения на выборах в ЕП оказались относительно скромными. Они погоду не делают. Соответственно государства-члены уверенно берут курс на консолидацию ЕС, повышение его эффективности и конкурентоспособности и веса в международных делах, на углубление интеграции. Все пятеро являются убежденными евроэнтузиастами. Это задаст горизонт планирования в ЕС на ближайшие пять лет. Это надо учитывать. © Марк ЭНТИН, профессор МГИМО, профессор-исследователь БФУ им. И.Канта, Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Института Европы РАН Совместный проект журнала «Вся Европа» и международного дискуссионного клуба «Валдай»

Недавняя атака президента США Дональда Трампа на политику Европейского центрального банка, который он обвинил в манипуляции единой европейской валютой для нанесения удара по доллару, стала очередным публичным свидетельством серьёзного разлада между Вашингтоном и Брюсселем. В европейской столице все более открыто поговаривают о том, что на берегах Потомака делают ставку на максимальное ослабление Евросоюза как торгово-экономического конкурента и потенциального геополитического игрока. Этот подход можно считать частично связанным с предпочтениями главы Белого дома и его представлениями об интересах возглавляемой им страны. Но это сказывается в большей степени на бесцеремонной форме, в которой выражается американская точка зрения на европейские дела. Частично нынешняя политика США по отношению к Евросоюзу отражает изменившееся отношение Вашингтона к самой организации, к идее европейского строительства, которое воспринимается как конкурирующее направление в условиях американских попыток удержать глобальное лидерство. Примеры? В июне президент США посетил Великобританию и откровенно поддержал сторонника «Брекзита» даже без соглашения с ЕС Бориса Джонсона в качестве лучшего кандидата на пост премьер-министра этой страны. Как только Соединенное Королевство освободится от цепей Евросоюза, Америка будет готова заключить с Лондоном великолепное торговое соглашение, пообещал хозяин Белого дома. Когда в середине этого же месяца сильный человек итальянского правительства, вице-премьер Маттео Сальвини посетил США в разгар боданий правительства с Брюсселем по бюджетным вопросам, он получил поддержку в высоких вашингтонских кабинетах и стал еще более решительно высказываться о претензиях евросоюзовских инстанций. Даже по отношению к французскому президенту Эмманюэлю Макрону, которого считают претендентом на звание главного любимца американского коллеги в Европе, предпринимались демарши аналогичного антибрюссельского содержания. Если верить газете «Вашингтон пост», то в прошлом году хозяину Елисейского дворца тоже предлагалось «наилучшее торговое соглашение с США», если Франция покинет ЕС. Конечно, с учетом радикального антитрампизма этого издания, информация может оказаться фальшивкой. Однако положение таково, что исключать его правдивость тоже нельзя… Эти истории относятся к действиям нынешней американской администрации. Но есть и факторы, которые с ней не связаны, поскольку отражают общие настроения в Вашингтоне. Пару месяцев назад «Дефенс Инновейшн Борд», объединяющий независимых консультантов Пентагона, опубликовал доклад о развитии технологии 5G, способной произвести революцию в системе мобильной связи, что будет иметь колоссальные последствия буквально для всех сфер жизни. Его авторы констатировали, что победитель в этой гонке не только заработает огромные деньги, но и станет технологическим лидером в мире. Пока лидирует Китай, за которым вплотную идут США, а затем – Южная Корея и Япония. Это – лидеры. Страны второго уровня – Великобритания, Франция и Германия, третьего – Россия, Канада и Сингапур. Остальные из игры выбыли. Американских аналитиков возмущает, что европейские союзники США отказываются исключать Китай из числа своих возможных партнеров! Сейчас, как представляется, европейские инстанции осознали реальность нового расклада сил и намерений США по отношению к Евросоюзу. Как поведет себя Брюссель? Сделает ли он ставку на защиту собственных интересов, включая интересы собственного бизнеса? Сдастся на милость заокеанского партнера, подняв лапки вверх? Пока непонятно. Андрей СЕМИРЕНКО

Уход Терезы Мэй не похоронит топор русофобии Бесславный финал блистательной карьеры. Обременённая не разрубаемым гордиевым узлом под названием «Брекзит», освистанная кулуарно своими соратниками, Тереза Мэй объявила 24 мая, что покидает пост лидера Консервативной партии. Это автоматически прекращает её полномочия как премьер-министра в июне. В прощальной речи, подводя итоги своему трёхлетнему правлению (заступила на вахту 11 июля 2016 года), она, не сдерживая скупые слёзы, произнесла фразу, которая, по традиции, должна войти в учебники истории и её биографии: «Я ухожу без обиды, но с огромной благодарностью за возможность служить стране, которую я люблю». Ироничная и в меру язвительная Мария Захарова, бренд-нейм внешнеполитического ведомства России, не удержалось от игры слов на своей страничке в «Фейсбуке» (Мэй пишется как месяц май). Она назвала смену караула на Даунинг-стрит, 10 сезонным явлением: «Логично: June ends May («май заканчивается с наступлением июня»). Правда, возможен и иной перевод: «Июнь приканчивает Мэй». Нельзя не разглядеть корни досрочного ухода с политической авансцены Терезы Мэй в безвыходной ловушке, оставленной её предшественником Дэвидом Камероном. Этот великосветский баловень судьбы королевских кровей, объявляя о референдуме, чтобы выяснить отношение сограждан к Евросоюзу, плохо рассчитал степень их неприятия продолжающегося масштабирования мега-проекта единой Европы и сопутствующих этому интеграционному процессу раздражительных «обременений». Под «обременениями» нужно понимать передачу дополнительных полномочий, как законодательных, так и исполнительных, наднациональным структурам власти Евросоюза. А также дальнейшее «вскрытие» внутреннего рынка – что будет неизбежно в случае создания единого министерства финансов, неиссякаемый наплыв мигрантов, как собственно европейцев, так и инокультурных, иноконфессиональных, обиженных и оскорблённых из несостоявшихся государств и бедных стран, терзаемых гражданскими войнами, конфликтами с соседями, бесправием и нищетой. Напуганный обыватель, пусть и с минимальным перевесом (4%), проголосовал на референдуме 2016 года за выход из ЕС. Договориться о цивилизованном разводе выпало новому первому министру (см. «Тереза Мэй: железная леди «лайт», №6(111), 2016), которая по всем изначальным своим достоинствам – а таковые у бывшей главной полицейской в Британии наличествовали – была способна это сделать. Но… «не шмогла». Поражение островной воительницы в схватке с континентальными партнёрами-соперниками было предопределено заранее. За все годы с 1973-го, когда Британию со скрипом и с опасениями впустили в Общий рынок, предшественника ЕС, британцы не смогли в полной мере зарекомендовать себя уживчивыми и добронравными соседями по общему европейскому дому, всякий раз оговаривая для себя особые преференции. Этим объясняется плохо скрываемое желание континентальных стран побыстрее избавиться от политкорректного, но склочного жильца (см. «Брекзит»: двойная пощечина Терезе Мэй», №1-2(137), 2019). «Тереза Мэй уходит побеждённой. Она не смогла решить поставленную перед собой задачу, и слёзы на её глазах во время заявления об отставке – свидетельство того, насколько серьёзно она воспринимает свое поражение», – резюмирует Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай». Вместе с тем, полагает политолог, нужно воздать должное госпоже Мэй – она безусловно «войдёт в историю британской и европейской политики. Хотя бы как человек, достойно прошедший через весь театр абсурда, в который превратили Брекзит британские политики, для которых на первом месте, как кажется, было всё, кроме интересов и чести их отечества. И одновременно – как человек, достойно выдержавший переговорный кошмар, который устроили британцам их достойные партнёры с континента». Не стоит обольщаться. Тереза Мэй олицетворяла собой пост-имперскую традицию бывшей владычицы морей. Британия продолжала и, увы, продолжает искать любые шансы для того, чтобы разделять и властвовать. Выторговывать себе мало обоснованные привилегии. Втравливать других в заморские конфликты (Сомали, Ирак и Ливия тому наглядные примеры). И поэтому на дух не переносит Россию как самобытную и самодостаточную державу, сумевшую после разгрома в 1990-е годы вернуться на путь поступательного развития – и при этом не превратиться ни в вассала Запада, ни в бананово-марионеточно-опереточное государство в маргинальной третьей категории. Но нельзя также и не отметить прагматизм британских элит. Не случайно на саммите «двадцатки» британский премьер, исполнив обязательный номер при общении тет-а-тет с Владимиром Путиным – обвинила Москву в псевдо-убийстве своего бывшего шпиона-перебежчика (см. «Мэй пошла, как ей казалось, с козырей», №6(141), 2019), затем за столом переговоров в расширенном составе сменила пластинку и повела диалог на позитивной ноте. «А вот дальше, когда присоединились делегации, нам весьма импонировал конструктивный и весьма миролюбивый подход госпожи Мэй, которая вместе с Путиным говорила о необходимости прощупывания механизмов для вывода наших торгово-экономических отношений из состояния оцепенения», – рассказал пресс-секретарь главы России Дмитрий Песков. Либеральная «Гардиан» задолго до саммита разведала, что подуло ветром перемен, пусть не ветром, а слабым ветерком: «Великобритания и Россия рассматривают целый ряд возможностей для налаживания отношений, в том числе не исключается проведение встречи Путина и Мэй на полях саммита лидеров стран «Большой двадцатки», который пройдет в Японии в конце июня». Взрыхлением почвы перед тем, как заняться сеянием семян партнерства, стала и встреча Путина с представителями британского делового сообщества, которую президент назвал «очень хорошей». Приглашением к возобновлению нормальных торгово-экономических отношений можно расценить такие его слова: «У нас британских инвестиций 22 миллиарда долларов, люди хотят чувствовать себя в безопасности, и они заинтересованы в том, чтобы наши отношения вышли в позитив. Мы относимся к ним как к друзьям, как к тем людям, интересы которых должны быть защищены вне зависимости от текущей политической конъюнктуры». Логично предположить, что в Лондоне услышали. Почему услышали? Этому есть объяснение, что удачно сформулировал аналитик Пётр Акопов на страницах деловой газеты «Взгляд»: «Британия выступает нашим историческим противником на протяжении столетий, и только чрезвычайные ситуации делали нас ситуативными союзниками (война с Наполеоном и Гитлером). Сейчас чрезвычайная ситуация у Великобритании: она пытается выйти из Евросоюза и при этом сохранить свое положение финансового центра мира и одной из великих держав, самостоятельных и влияющих на формулирование нового миропорядка. Понятно, что в этой ситуации для Лондона важны контакты с Москвой – вражда враждой, сдерживание России сдерживанием, но для полностью самостоятельного плавания англичанке нужны собственные отношения с русскими». И снова придётся вспомнить Энгельса с его фразой о том, что историю творит её дурная сторона. В каком-то смысле жёсткий прессинг со стороны континентальных партнёров Британии в ходе переговорного марафона по «Брекзиту», отсутствие «персональной химии» между президентом США Дональдом Трампом и Терезой Мэй и в целом пренебрежительное отношение «старшего брата» к английской кузине – всё это лишает Британию свободы манёвра в своём внешнеполитическом курсе. Первые попытки активизировать деловые связи с Китаем, Индией и странами бывшего Британского содружества наций показали, что нигде и никто не ждёт без пяти минут «разведёнку» с открытыми объятиями. Отдавая себе отчёт в отсутствии британофилии, Тереза Мэй (а следом, скорее всего, и её преемник) вынуждена наступить на горло своей вековечной русофобии. И, по крайней мере, как говорят дипломаты, держать канал коммуникаций с Москвой открытыми. И снова – не стоит обольщаться: наш «исторический противник на протяжении столетий», как напоминает Пётр Акопов, не сможет поступиться принципами. Пусть даже деструктивными, плодов не приносящими. Просто эти негативные стереотипы и модели поведения имеют инерцию в сознании. Да ещё помогают слабеющей экс-империи временами ловить на себе отсвет былого величия. Тем не менее, несправедливо отказывать британцам в здравом смысле и честном взгляде на самих себя и на стремительно меняющийся окружающий мир. Приведу в пример Мэри Дежевски, ведущего аналитика и автора умных комментариев в газете «Индепендент», у которой за плечами собкоровская вахта в Вашингтоне, Париже и Москве, члена дискуссионного клуба «Валдай» с 2004 года. В марте прошлого года в своей еженедельной колонке она высказала неортодоксальную мысль о том, что для некоторых британцев означает ключевая идея «Брекзита», выраженная формулой «вернуть себе контроль» (“taking back control”). По мнению Мэри Дежевски, некоторые понимают это так, что Соединённое Королевство «станет само себе хозяином не только в вопросах, кого оно к себе пускает, но и в том, что оно делает вне пределов своих границ. Оформляется пожелание втянуть в себя наши рога, предать забвению имперскую ностальгию и прекратить опрометчивые интервенции» (“For some, “taking back control” meant that UK being its own master, not only in who it lets in, but in what it does outside its borders. And the appetite here was for drawing in our horns, ditching imperial nostalgia and ending ill-advised interventions”). Может, это попытка выдать желаемое за действительное? Однако, оговорка «некоторые» (“some”) делает вывод Мэри Дежевски приемлемо убедительным. Осталось подождать, когда этот кружок посвященных привлечёт на свою сторону оставшихся. Владимир МИХЕЕВ

Социал-демократов справедливо сочли главными проигравшими на майских выборах в Европарламент, да и вообще в нынешней перестройке партийной системы на пространстве Евросоюза. Оно и понятно: после фактического ухода несколько десятилетий назад этих сил с левого фланга политического спектра и изменения границ идеологического противостояния избиратели-традиционалисты стали предпочитать правый оригинал его левой вариации. В итоге социалисты начали терять позиции в одной стране за другой, выпадая из правительственной обоймы все чаще. Вот и в мае 2019 года социал-демократы всех мастей и оттенков собрали в среднем по ЕС всего 20% голосов – по сравнению с 25% в 2014 и с показателями более ранних лет, составлявшими 34%. Примечательно, что голоса, потерянные ими, не перетекали к более радикальным левым, которые также чуть потеряли, собрав 5% в среднем по ЕС против 7% пятью годами раньше. При этом радикальные и умеренные левые в совокупности скатились с 40% (на выборах 1994 года) до нынешних 25%. Разочаровавшиеся социалисты либо перекочевали к «зеленым» и даже к либералам, либо вообще к силам, которых официально заклеймили как крайне правых: они делают упор на социальных проблемах, включая иммиграцию и ее последствия, чем и привлекли часть прежних левых избирателей. А многие из потенциальных социалистов просто остались дома, проигнорировав голосование. Однако картина для социал-демократов неоднозначная. В ключевых странах – Германии, Италии и особенно Франции они скатились вниз по сравнению с 2014 годом, а в некоторых других (например, в Греции или в восточноевропейских странах) практически исчезли с политической арены. Зато в северных странах и на Пиренеях, напротив, поправили свои дела, а Испания стала, наверно, новым лидером этой политической семьи, поскольку там ее поддержали более трети проголосовавших. Как выглядят перспективы социалистического движения в политическом контексте основных европейских стран, какие возможности открываются перед ними на предстоящих там выборах? В Германии старейшая партия страны – СДПГ – потеряла почти половину голосов, если сравнивать с предыдущей легислатурой, заручившись симпатией чуть больше 15% избирателей. Сейчас перед ней встал вопрос лидерства (как представляется, никто не хочет возглавлять это движение). Одна из причин провала – пребывание в нынешней правительственной коалиции на правах младшего партнера, что обрекает партию на дальнейшее падение популярности. Что делать? Разрывать коалиционное соглашение с христианскими демократами, теоретически рассчитанное до 2021 года? Если дела будут идти таким же образом, то скоро второй правительственной партией в стране станут усиливающиеся «зеленые», а про СДПГ того и гляди вообще забудут. Еще хуже дела у французских социалистов, которых представлял предыдущий президент и которые имели большинство в прежнем составе нижней палаты парламента. Теперь выборный потенциал этой организации оценивается всего в 6% голосов! Если на выборах в местные органы власти в 2020 году партия потеряет позиции ещё и в них, то, по существу, социалисты исчезнут с политической карты Франции. В Италии динамика более сложная. К социал-демократическому течению приписывают Демократическую партию, переродившуюся наследницу некогда самой сильной компартии Запада. В 2014 году она получила 40% голосов на выборах в Европарламент, но с тех пор серьезно отступила на национальных выборах, потеряв власть и более половины голосов. Но сейчас чуть поправила положение, придя второй с 22% голосов. Однако пока демократы остаются за бортом любых возможных правительственных комбинаций в Италии; их продолжают раздирать изнутри личные и фракционные свары. Помимо Испании, где социалисты остались крупнейшей партией, чему способствовали и дрязги у основных конкурентов слева и справа, перспективно выглядят возможности их единомышленников в Португалии. В начале октября в этой стране должны пройти парламентские выборы, на которых социалисты имеют все шансы добиться отличного результата (на майских выборах их поддержали более 33% проголосовавших) и стать основой будущего правительства. В скандинавских государствах социал-демократы также улучшили свои дела, остановив укрепление правых и крайне правых. В Финляндии, Швеции и Дании они могут быть довольны результатами, хотя им далеко до некогда занимаемых ими господствующих высот. В итоге они являются главной фигурой в финском коалиционном правительстве, управляют Швецией на основе соглашения с консерваторами, а в Дании смогут рассчитывать на «одноцветное» правительство из своих сторонников. Таким образом, при общем падении влияния социал-демократии в Евросоюзе, вызванной последствиями отказа от левой ориентации и десятилетиями политики, мало чем отличающейся от курса правых сил, в отдельных странах эта политическая семья сохранят позиции. Но главным условием этого является отсутствие достойной доверия альтернативы из других политических сил, а не способность предложить программу, реально привлекательную для избирателя. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

В парадоксальном положении оказались 27 кандидатов, которые были избраны в конце мая 2019 года в состав Европейского Парламента, но не вступили в должность и даже не знают, смогут ли они это сделать, а если да, то когда. Речь идет о тех евродепутатах, которые должны заседать в этой ассамблее после того, как из Евросоюза, наконец, выйдет Великобритания. Но пока этого не произошло, им приходится просто ждать. Такая ситуация возникла из-за того, что Лондон не уложился в установленные сроки и не покинул объединение в конце марта, как ему полагалось. В этом случае в мае на выборах в Европарламент британцы участвовать уже не должны были, и было решено поступать следующим образом. Численность евродепутатов – 751. Британская квота состоит из 73 человек. Общее число сохранялось без изменения, однако не все британские места намеревались распределить сразу между оставшимися 27-ю странами-участницами. Получалось, что 27 мест делили между 14 государствами, которые считались недопредставленными в Европарламенте (квоты распределяются в зависимости от величины населения стран), а оставшиеся договорились пока придержать – на случай возможного расширения ЕС в будущем. Поскольку британцы в срок не ушли и застряли в ЕС как минимум до 31 октября 2019 года, то выборы там проводить пришлось. Избрали и 27 евродепутатов в британской квоте, которые пока остаются в подвешенном состоянии. Нынешнее их положение может продлиться месяцы и даже годы – кто знает, какой поворот примут события. Светлана ФИРСОВА

Создание бюджета для стран, входящих в зону евро, – одна из любимых идей французского президента Эмманюэля Макрона. Именно на нее он делал ставку в начале своего президентского пути, выставляя себя как проводника идей правильной европейской интеграции, призванной противостоять натиску евроскептиков. На бумаге все выглядело логично. Вместо неизменной политики жесткой экономии, основанной на строгом контроле за бюджетными расходами, предлагалось перейти к стимулированию экономического развития. Инструментом для этого и должен был стать бюджет еврозоны. По мысли главы французского государства и его советников, наполнив этот бюджет несколькими сотнями миллиардов евро, можно было бы, во-первых, защититься от вероятных последствий разных кризисных явлений, а, во-вторых, направить существенные средства на целевые программы. Бюджет французы предлагали финансировать не только за счет взносов 19-ти государств-участников еврозоны, но и введением специальных налогов (например, экологического) и займами на рынках. Одной из задач Э.Макрону виделась работа над сокращением разрыва между различными группами стран внутри еврозоны, над сближением их экономических политик, гармонизацией социального законодательства, налоговой практики и так далее. Однако инициатива Парижа тотчас столкнулась с сопротивлением группы северных стран во главе с Германией и Нидерландами. Они выступали за сохранение строгого контроля над бюджетными расходами и опасались, что предлагаемый Францией инструмент будет служить преимущественно для оплаты финансовых и бюджетных шалостей стран европейского юга. После двухлетнего торга в июне 2019 года министрам экономики и финансов стран зоны евро удалось договориться. Формально инициатива Э.Макрона одобрена, однако, по существу он проиграл по всем статьям: гора родила мышь. Французский министр Брюно Ле Мер говорил после принятия соответствующего решения о «мини-революции», «замечательном дне для Европы», «прорыве» и «выполнении предвыборного обещания» президента Франции. На самом деле компромисс, который должен еще пройти все процедуры согласования и утверждения и вступить в силу не раньше 2021 года, выглядит как жалкое подобие предлагавшейся грандиозной конструкции. Во-первых, вместо сотен миллиардов в этом бюджете будет около 17 миллиардов евро, распределенных на 7 лет. Иными словами, на решение грандиозных задач между 19-ю странами-участницами будут распределяться 2,4 миллиарда евро в год. Таким образом, вливание столь скромного масштаба не сможет оказать сколько-нибудь существенного макроэкономического или иного эффекта. Во-вторых, даже бюджетом этот новый сундучок не решились назвать. Его окрестили очередным чудовищным брюссельским бюрократическим прозвищем: Бюджетный инструмент конвергенции и конкурентоспособности. В переводе на человеческий язык это означает, что на предложенные средства нельзя будет финансировать никакие государственные службы или проекты, никакие социальные программы, но только некие «структурные реформы, призванные улучшить конкурентоспособность». Такие предложения должны вноситься правительствами и соответствовать целям, согласованным странами еврозоны. Предположительно сферами применения могут стать реформы системы профессиональной подготовки кадров, модернизации госслужбы или пересмотра трудового законодательства. Возможно, часть средств будет выделяться на приоритетные направления деятельности ЕС, например, на программы цифровизации или охраны окружающей среды. Но, повторим, средства настолько невелики, что вряд ли обеспечат ощутимые результаты. В-третьих, управление этим фондом не будет осуществляться автономно в рамках еврозоны, он станет одним из элементов общей конструкции бюджета Евросоюза. Это даст возможность странам, которые не перешли на единую валюту, оказывать влияние на принимаемые решения, а определяющую роль будет играть не еврозона, а исполнительный орган ЕС – Европейская Комиссия. Очень важно также, что при такой организационной конструкции новая структура не будет иметь право заимствовать деньги на рынке, а будет вынуждена довольствоваться только отчислениями стран-участниц. Наконец, в-четвертых, за бортом оказалась одна из ключевых целей инициативы Э.Макрона – содействовать гармонизации социальной и налоговой политики внутри зоны евро. Об этом направлении работы даже не упоминается… Алексей СТРАШЕВ

Британская неправительственная организация «Уэллкам» решила выяснить, как глобально отразились дискуссии о целесообразности вакцинаций на отношении в мире к прививкам? С этой целью она обратилась в институт Гэллапа, который провел грандиозную работу, опросив 140 тысяч человек в 144 странах. Исследование показало поразительные результаты. Обобщая, можно отметить, что в бедных странах, где эпидемии и серьезные заболевания являются частью повседневности, прививки приветствуют и всемерно одобряют. В богатых же странах, где давно не было эпидемий и где существует эффективная система здравоохранения, к вакцинации отношение более скептическое. Так, средний показатель по миру демонстрирует, что 79% опрошенных полагают существующие прививки надежными, тогда как в Западной Европе так думают 59%, а в Восточной – всего 50%. В мире 84% считают вакцинацию эффективной мерой, тогда как, например, во Франции ей доверяют только 33% – самый низкий показатель! В хвосте этого списка, среди скептиков находятся также Россия, наряду со Швейцарией, Габоном и Того… Такое положение вызывает серьезную тревогу специалистов. Именно с отходом от тотальной вакцинации они связывают возвращение некоторых опасных заболеваний, в том числе, в развитых странах. Например, на сокращение числа привитых указывают как на причину недавней вспышки кори, поразившей и Францию. Светлана ФИРСОВА

Какая страна Европы предпринимает наименьшие усилия в противостоянии коррупции? Неожиданно ей оказалась Португалия, отставшая в этой сфере даже от Турции, Сербии, Хорватии и Румынии. По данным Совета Европы, португальские власти недостаточно утруждают себя выполнением антикоррупционных рекомендаций, разработанных международными организациями. К тому же Лиссабон до сих пор не ратифицировал Конвенцию о борьбе с коррупцией. В СЕ указывают, что в Португалии не осуществлена ни одно из предписаний, направленных на предотвращение политической коррупции, а реализация 93% из них была лишь частичной. Не воплощены в жизнь полностью и меры, направленные на недопущение подкупа парламентариев. Однако наибольшая озабоченность выражается по поводу взяточничества в португальских органах прокуратуры и среди судей. В результате, по данным европейского ведомства «Евробарометр», менее половины населения этой пиренейской страны доверяет своей судебной системе. В рейтинге, регулярно публикуемом международной организацией «Транспэренси Интернэшнл», Португалия занимает не слишком почётное 30-е место в мире. Движению вниз способствовало выполнение программы «Золотая виза», позволяющей крупным инвесторам из-за пределов Европейского Союза легально получать вид на жительство и свободно посещать государства, входящие в шенгенскую зону. Борцы с коррупцией обвиняют португальское правительство в непрозрачном характере этих сделок, а местная полиция утверждает, что разрекламированная программа используется иностранной мафией для покупки вида на жительство и отмывания «грязных» денег. Для того, чтобы стать резидентом Португалии, иностранцу достаточно инвестировать один миллион евро, создать 10 рабочих мест и приобрести недвижимость стоимостью от 500 тысяч евро. Острая критика звучит от солидных организаций на фоне громких судебных процессов, идущих в Лиссабоне. В неподобающем использовании политического поста, пассивном взяточничестве и уклонении от уплаты налогов обвиняют бывшего премьер-министра страны Жозе Сократиша, экс-министра Арманду Веру, а также Рикарду Салгаду, бывшего президента крупного «Банка Эшпириту-Санту» (уже не существующего). Подозрений в злоупотреблениях не избежал и нынешний глава правительства Антониу Кошта, чьё имя связывают со скандалом «Фэмили Гейт», вызванным многочисленными назначениями на важные государственные посты родственников видных деятелей правящей социалистической партии. Как считают в Лиссабоне, непотизм проявился при получении около 40 «тёплых» мест. Правда, некоторые счастливчики уже уволены или добровольно покинули свои должности, а парламент в спешном порядке разрабатывает закон, запрещающий подобные назначения. Андрей СМИРНОВ

Неожиданную находку сделали испанские археологи совместно с группой иностранных коллег: они обнаружили, что основанный ещё вестготами город Рекополис занимает гораздо большую площадь, чем считалось до сих пор. Раскопки завершатся не скоро, но уже очевидно, что это древнее поселение насчитывало сотни дорог и строений. Затерянный город находится в провинции Кастилья-Ла-Манча, недалеко от посёлка Сорита-де-лос-Канес. Внимание специалистов особенно привлекли руины одного из зданий, которое, как полагают, было самой древней мечетью в Европе. И возможно – самой высокой, даже выше известной римской. Обнаружить её удалось с помощью геомагнитных радаров, которые дают весьма чёткое и устойчивое изображение. По свидетельству историков, Рекополис был основан на берегу реки Тахо в 578 году королем вестготов Леовигильдо для его сына Рекаредо. В VIII веке местные жители приветствовали появление мавров (арабских завоевателей) на Пиренейском полуострове, в обмен на обещанную им защиту. Город был переименован в Мадинат Ракуба, и резко изменил свою архитектурную внешность. Он не раз подвергался опустошительным набегам, а в X веке жители покинули его окончательно. До сих пор считалось, что древнее поселение ограничивается защитными стенами. Однако теперь выяснилось, что у него были и обширные пригороды. А площадь внутри стен составляла лишь 8% всей его территории.   Взять да отменить… время Жаркие дискуссии о целесообразности перехода на зимнее/летнее время ведутся во многих странах. А вот жители норвежского островка Соммарёй намерены решить эту проблему раз и навсегда, причём, весьма радикально: вообще отменить понятие времени! Дабы подтвердить серьёзность намерения, группа местных активистов совершила жертвоприношение – публично раскурочила настенные часы. В знак поддержки смелой идеи многие их земляки навсегда повесили свои наручные часы на перила единственного моста. Нежелание подчинять образ жизни расписаниям и распорядкам дня островитяне объясняют уникальностью географического положения Соммарёя. На этой широте летом солнце не заходит в течение 70 суток, а зимой его не видно на протяжении трёх месяцев. Впрочем, в похожих условиях находятся и жители ряда регионов Исландии, Финляндии и Швеции. Норвежские энтузиасты создания первой в мире «зоны, свободной от времени и расписаний», уверены, что она позволит им уменьшить количество повседневных стрессов. «Какой смысл подчиняться стрелкам на циферблате, если летом у нас в два часа ночи можно увидеть детей, играющих на улицах в футбол, и стариков, стригущих газоны?» – утверждают они. Однако сторонники такой вольницы избегают ответа на вопрос, каким образом в её условиях можно будет обеспечить скоординированную работу транспорта, магазинов, системы социальной поддержки, обучения школьников, оказания медицинской помощи. Кстати, норвежские врачи предупреждают о пагубном влиянии на здоровье островитян возможного отказа от соблюдения режима дня и ночи.   Всем котам кот Жители английского посёлка Руддингтон готовятся отметить десятый день рождения местной знаменитости… матёрого рыжего кота по кличке Уилбур. Животное считается местным талисманом, и ведёт свободный образ жизни, изредка навещая свою бывшую хозяйку. Несколько лет назад она неосмотрительно поселила в своём доме ещё двух кошек, что нанесло Уилбуру сильную обиду. Он отправился «в свободное плавание», став всеобщим любимцем и постоянным персонажем в социальных сетях. Ему рады во всех местных заведениях – от парикмахерской до строительной фирмы и пивных, которые он регулярно посещает, и где его щедро угощают. Не случайно празднование предстоящего дня рождения Уилбура состоится в одном из пабов. О том, какие напитки предложат имениннику, пока не сообщается, но уже известно, что в вечеринке будут участвовать не менее 100 человек. Во время торжества пройдёт сбор средств на благотворительные цели.