Волшебное перышко Думбо

В Европе пробуждаются к жизни старые демоны. Они терзают ее. Рвут на части. С восторгом отвоевывают утраченные было позиции. Ей можно только посочувствовать. Или пожелать, чтобы и с ней произошло что-нибудь подобное.

… Алехандро с дочкой повезло, что случалось крайне редко. Если честно признаться, вообще никогда. Они вскочили в последний вагон уходящего поезда. Туристический сезон заканчивался. Почти повсеместно в Европе он получился провальным. Люди повсюду все больше и больше предпочитали в целях экономии сидеть дома. Цены рухнули. Поэтому он практически за бесценок отхватил тур на них двоих.

И начальство на этот раз оказалось снисходительным. Кризис и санкции подкосили рынок. Дел становилось все меньше и меньше. К увольнениям не прибегали вовсе не из альтруистических соображений, а заручившись согласием сотрудников на драконовское сокращение зарплат. Так что его на пару недель отпустили без звука – после того, как он подписал бумагу, что берет отпуск за свой счет.

Но все это было ерундой. Главное – Кристинка входила в возраст, когда куклы можно было отставить в сторону. Ей все было интересно. И дорога. И монументы. И достопримечательности. И новые города.

Объяснения из путеводителей она впитывала как губка – оплачивать профессиональных гидов они не могли себе позволить. А затем с удовольствием ему пересказывала. Вдохновенно. Каждый раз чуть-чуть иначе. Расцвечивая скучные исторические выдержки, ничего не говорящие даты и геральдическую дребедень своими собственными, сходу придумываемыми ею рассказами, живописными объяснениями, такими детальками и подробностями, от которых все вокруг становилось живым, многослойным, калейдоскопическим.

Алехандро блаженствовал. Он упивался их путешествием. Да, в материальном плане он сумел дать ребенку не так много. Ни вместительной виллы. Ни апартаментов в центре города. Ни стосильного роскошного четырехколесного друга. Зато фантазию, артистизм, способность оживлять все вокруг, острый и пытливый ум дочка унаследовала от него.

Еще бы везения. Вот чего ему так не хватало! Но, даст Бог, не все потеряно. И им когда-нибудь улыбнется удача. А пока как славно, что у Кристинки получается наслаждаться тем, что есть.

Он отвлекся, и память услужливо вытащила из подсознания пару эпизодов, когда отсутствие деловой хватки, иначе – бульдожьей способности брать за горло других и отвоевывать свое выходило ему боком. Очень болезненно и безнадежно.

И в университет, туда, куда хотел, он поступил лишь со второй попытки, хотя, прояви он настойчивость, все бы вышло совсем иначе. Без знакомств, без репетиторов, без никого он не добрал до проходного балла самую малость. Ему бы дождаться донабора или подать апелляцию, или еще как, а он махнул рукой, мол, не судьба, и, посчитав экзамены проваленными, рванул, как давно собирался, в геологоразведочную партию.

Следующая "осечка" произошла спустя шесть лет. Когда до получения диплома оставалось всего ничего, вокруг него и сокурсников стали крутиться в изобилии всякие, как ему тогда казалось, "странные" личности. Они предлагали гранты, поездки, стремительную карьеру, "золотые горы" или, как минимум, позолоченные. Но у него все это вызывало омерзение. Какое-то атавистическое чувство гадливости. Неприятия.

Вот и получилось, что он загремел по распределению в хитрое засекреченное КБ, из которого ему удалось сбежать только после того, как он отдал службе столько драгоценных лет. Если бы он был умнее, пройдошистее, а не беспросветно порядочным и обязательным, он бы уже к 30 годам…

Что к 30-и, он не успел додумать – Кристинка дергала его за рукав и, обиженно надув губки, канючила:

– Па, так нечестно. Я рассказываю-рассказываю, а ты совсем меня не слушаешь. Слушаешь? Тогда повтори последние две фразы. Ладно. Продолжаю. Ты только не засыпай. Понятное дело – весь день на ногах. Тут какая закалка нужна. Ну, давай еще хотя бы чуть-чуть. Мы лучше пораньше ляжем. Хорошо? Договорились:

Оторвался Иван-царевич от телевизора, по которому в сотый раз крутили одни и те же новости, глядь, а Серый Волк уже стол праздничный накрыл на 12 персон.

– Серый, – удивился Ванюша, – а ты чего это расстарался? По какому такому поводу? Вроде не праздник. Да и отмечать нечего. Скорее, наоборот.

– Была бы компания, – пробурчал в ответ Серый Волк, – а что отмечать – всегда найдется.

– Это еще что такое? – сдвинул брови Царевич. – А ну, докладай по всей форме. Зачем? Пошто? Кто распорядился?

– Ванюш, Ванюш, – не зачинайся, – сразу помягчел Серый Волк. – Распорядитель финансов у нас один. Ты. И только ты. А повод для добротного возлияния есть. И очень даже весомый.

Мы же в начале лета как обсуждали: "Если пронесет, и нигде не бабахнет на полную мощь, "обязательно за это чарку поднимем". Так ведь не бабахнуло. Август пережили. И ничего. Живы. Здоровы. На что стол накрыть, имеется. Что на него поставить, тоже. Вот и славненько. Вполне можно народ собирать. Что мы и делаем.

– Серый, ты что, телевизор не смотришь? – скривился Иван-царевич. – По каналам пробежался, на кровищу насмотрелся, на все эти хари военно-политические и прихвостней, что они в очередной раз брякнули, разъясняющих, и выть на Луну хочется. Как ты, кстати, через день делаешь.

Эти, которые праведники, всех бомбят. Куда только дотянуться могут. Единственное, о чем говорить в состоянии, – не стоит ли бомбить попрытчее. И чтобы и своих, и чужих.

Те, которые об истинной вере радеют, каждый божий день кого-то режут. Взрывают. Камнями побивают. Картинки показательных умертвлений с обрубленными головами по соцсетям крутят. Прямо хоть архангелов у врат Рая заменяй, как не справившихся.

Последнее, что выкинули, халифат учинили и всех, кто не с ними, в отступников зачислили и физически уничтожают.

Другие же, которые раньше в тогу партнеров и благодетелей рядились, хуже грабителей с большой дороги. Дубинками, которые за ними никогда не подозревали, во все стороны машут. Сервизы домашние и стекло венецианское, от предков доставшееся, по чем зря бьют. Туфлей по кафедре стучат и Кузькину мать всем показывают.

А под барабанный бой и трескотню медийную все, что плохо лежит, стянуть пытаются. Инстинктам каким-то пещерным предаются. Мол, что наше – наше. А что ваше – тоже наше. Или будет наше. Или – все равно не ваше.

И главное – зачем? Уже давно от обжорства раздулись до безобразия. Брюхо чуть ли не до земли свешивается. Еще малость и совсем лопнут. Им бы охолонуть. На диету сесть. В СПА походить. Процедуры лечебные поделать. А они все к себе подгребают. Еще и еще требуют. И это, по твоему, пронесло?

– Ванюш, какой-то ты сегодня не такой, – покачал головой Серый Волк. – Обычно сидишь себе во главе стола тихо-мирно. Бокалы, когда нужно, поднимаешь. Тосты немногословные, увесистые произносишь – за Камю. За женщин. За тех, кто в море. И за кого надо. А тут понесло.

Да не волнуйся ты так. И телевизор выключи. Не трави душу. Там на эмоции все бьют. Насмотришься – действительно, как не в себе становишься. Без него намного спокойнее.

А дела вовсе не так плохи. Могли бы быть намного хуже. Поверь моему нюху. Дыма много. Перебранка знатная. Слова все кусачие. Только по большей части все дымовые шашки кидают. Настоящий же пожар зачинать опасаются.

– Постой, что значит "намного хуже"? Это ты о чем? Что никто ядерной бомбочкой не пихнул? До "красной кнопочки" не дотянулся? Ты почетче формулируй.

– Ладно, ладно, Иван-царевич, ты, как всегда, прав. Твой анализ вывереннее. Все всюду хреново. Даже очень. Так что и выть хочется. И в омут сигануть. И голову подушкой накрыть.

Только как от телевизора оторвешься, посмотри окрест. Посмотри-посмотри. Повнимательнее. Биржи пухнут как на дрожжах. Акции уже за Монблан перевалили, а все в цене повышаться продолжают. И никто никаких коррекций не опасается.

Недвижимость тоже вверх поперла. Казалось бы, только что с таким треском мыльный пузырь лопнул. И ничего. Все всё покупают, аки одержимые.

Вон, долговые обязательства периферийных стран – мусор. И все знают, что мусор. А за ним все равно очередь выстраивается.

Все орут: "С глобализацией покончено! Она себя изжила! Теперь все в другую сторону понеслось!" Непонятно только, в какую, поскольку другой стороны нет. Не существует. И нестись в ту сторону, которой нет, никак не получится.

Мировая экономика растет, как ни в чем не бывало. И мировая торговля. Плевали они на все, что по телевизору вещают, с Эйфелевой башни. Примерно, как у Володи Высоцкого: "на головы беспечных парижан". Или еще каких-то.

Все глобальные риски минусуются жалкими десятыми процента. И заваруха на Большом Ближнем Востоке. И межэтнические конфликты в Юго-Восточной Европе. И территориальные споры в ЮВА.

А про ужасы, связанные с изменением климата, еще кто-нибудь вспоминает? Современные Кассандры стыдливо отводят глаза в сторону. Наиболее воинственные когорты экологов, паникеров и армагедонщиков в дауне.

Уже два десятилетия никакого потепления не происходит. Все как раньше: выбросы парниковых газов растут. Особенно в Германии и остальной Европе. А эффекта никакого. Ученые сбились с ног в поисках объяснения. Ведь концы с концами не сходятся. Из-за чего бузу устраивали. Раньше то ли врали. То ли мир сложнее, чем в головах у готовых на всем наварить укладывается. То ли чего не учли. В любом случае…

– А я слышал, разгадку нашли, – вставил наконец Иванушка, давно пытавшийся открыть рот. – Миллионы измерений сопоставили и выяснили, что раньше верхние слои Мирового океана разогревались, сильно на атмосферу влияя. Теперь же черед нижним, намного более холодным, настал. Что без видимых последствий происходит. И непонятно, сколько продолжаться таким образом будет.

– Ну, ты, Царевич – голова! Умный. Знающий. Начитанный. За всем, что в мире науки и техники происходит, следишь. Никакая важная мысль мимо тебя не проскочит. Любую за хвост ухватишь и в нужную ячеечку памяти вставишь. Любую на пользу себе и народу оборотишь. За это он тебя и ценит. И я в том числе. Только народ безмолвствует. А я честно, глядя в глаза, брякнуть могу.

– Ладно, – сразу подобрев, примирительно вымолвил Иванушка, с удовольствием расправляя на себе невидимые глазу царские одеяния. – Что ты еще сказать хотел?

– Да, я все в одну точку, Ванюша, бью. Август тяжелым, нервным получился. Не без потерь. Но не злопакостнее других. Могло и покруче все закрутиться. Это мы сегодня вечером и отпразднуем.

А о том, что все не так плохо, и эйфория на биржах, и рост котировок, и жадность до спекулятивных вложений, и забвение климатических страшилок, и многое другое свидетельствуют. Но почище всего – праздношатающийся народ на улицах.

Ты у нас на Болоте вечерком погулять выйди. Вроде не туристическая Мекка, болото все же. А у каждого кафе терраски и верандочки сделаны, на улицу столики вынесены. Так под зонтиками ни одного свободного места нет. Официанты туда-сюда так и шныряют. И парковки поблизости от людных мест полностью забиты.

А ты бы посмотрел, что в Барселоне делается. Такие толпы расслабляющихся – либо за демонстрацию в пользу однополых браков или против, либо за народные гулянья в честь победы над супостатом принять можно. И так повсюду в крупных городах Польши, Германии, Италии. Вот помню, оказался я недавно по твоему поручению во Вроцлаве…»

– Стой, Кристинка, перерыв, – остановил Алехандро увлекшуюся дочу. – Автобус сейчас на заправку заедет, а нас высадит у придорожного кафе. Подзаправимся маленько – есть хочется, сколько времени в пути – и дальше поедем, тогда и продолжим.

Кристинка хотела было возразить, что лучше бы они поскорее приехали в город и устроились где-нибудь в центре на пешеходной улице, но вовремя прикусила язык. Она вспомнила, как отец любил такие народные рестораны самообслуживания на популярных трассах. С каким энтузиазмом предвкушал удовольствие от хорошо прожаренных упитанных немецких сосисок с традиционным картофельным салатом и сладкой горчицей, или филигранно приготовленной пиццы-маргериты с растекшимся сыром на тонком, почти прозрачном и в то же время плотном корже, или набора самых разнообразных вкуснющих польских салатиков. Как нахваливал их, уплетая за обе щеки, а заодно чистоту, быстроту обслуживания, продуманность расположения. Как пытался привить ей свои вкусы. Трогательно и безрезультатно. Ведь ей достаточно было поклевать самую малость, чтобы быть сытой.

Ее прельщало совсем другое. Где ресторанчик расположен. Какие из него открываются виды. Кто из великих в него захаживал. Какой за ним тянется шлейф истории. Какие ассоциации он вызывает. А еще лучше – всплеск поэтического вдохновения. Но у нее потеплело на душе как всегда, когда отец проявлял о ней заботу. И она лишь попросила его взять одну порцию на двоих, чтобы не есть через силу и успешнее поддакивать его восторженным сентенциям.

Попутчики, они же члены их туристической группы, ее совершенно не интересовали. Тинейджеры ее возраста казались недостаточно продвинутыми. Взрослые – занудами. Компании отца ей вполне хватало. Он был прекрасной аудиторией. Внимательной. Любящей. Когда нужно – придирчивой. Когда нужно – снисходительной. Она его очень хорошо чувствовала. Поэтому когда они вновь забрались в круизный автобус, первым делом сказала:

– Па, ты наверняка хотел меня спросить, почему героями моих рассказов так часто бывают Иван-царевич и Серый Волк. Все очень просто. Давно решила для себя, что выйду замуж только за такого, как Иван-царевич.

Чтобы был простосердечный. Как на ладони. Но отнюдь не дурак. Или дурачок.

Чтобы был из приличной семьи. Благородных кровей. С достатком. Но это его не портило. Как всех тех, кого я знаю. Да и ты тоже.

Чтобы, вроде как, ни во что грубо, нахраписто не вмешивался. Действовал мягко. Из-за сцены. Но получалось будто по его подсказке. И как бы само собой.

Чтобы ценил и понимал юмор. Ни на кого не обижался. Умел пошутить сам. Но интеллигентно и к месту. Никого не оскорблял.

Чтобы юбок не чурался. Но любил только меня одну. Ценил. За все хвалил. На руках носил. Во всем важном к тому, что я говорю, прислушивался. Чтобы…

– Хватит, хватит. С Иваном-царевичем все ясно. С удовольствием вас благословлю, когда ты, Кристинка, такого найдешь. Почему столько рассказов у тебя про него, ты мне только что объяснила. Только откуда мы такого возьмем? Я ни одного знакомого не знаю, чтобы даже близко. Может, он лишь в твоем воображении существует.

– Ну что ты, па, ты сам Иван-царевич. Умный. Добрый. Порядочный. Голова у тебя – ни у кого такой нет. Только рядом с тобой Серого Волка не оказалось. Который бы о тебе заботился. Мог плечо подставить. Тобой задуманное осуществлял. Несмотря на козни. На завистников и злоумышленников. Вопреки всему.

А я буду. Все книги умные перечитаю. Их, кстати, не так много. В основном одна и та же идея оригинальная на тысячи ладов пересказывается. Каждый раз с претензией на откровение.

Интернет и соцсети так освою, чтобы они моими верными слугами стали. Несколько языков иностранных по-настоящему выучу, чтобы владеть ими в совершенстве. Я и сейчас переводчиком тебе сподобиться могу. Но без блеска. А надо, чтобы с блеском.

Кучу курсов всяких нужных закончу. Обо всем на свете. В университет самый престижный поступлю. Не выбрала пока еще какой. Отклики уж очень неоднозначные.

Ну, и багаж Мата Хари освою, ты уж не обессудь. В современной жизни без этого никак нельзя. Это раньше любовные романы и бульварная литература воспитанницами пансионов и благородными девицами забиты были. Чтобы вздыхали, страдали, мечтали и жертвовали собой. Ради ничтожных личностей, между прочим. Мелких. Самовлюбленных. Не способных на поступок. Чтобы всю дорогу высокими помыслами делились и витали в эмпириях.

Теперь это даже на макулатуру не тянет. В моде сплав из профессиональных авантюристок, бесшабашных совратительниц и бизнесвимен, которые любому мужику сто очков форы дадут, легко за пояс заткнут, да еще и вокруг пальца обведут.

Тут, правда, один нюанс есть. Речь не о поведении, а о результате. Возьмем, например, наиболее влиятельную женщину мира – Ангелу Меркель. Она вроде бы, по поведению классический бюргер. А по результату – вылитая Мата Хари. Смотри. Три срока подряд Германию возглавляет. Никто другой из президентов и премьеров ведущих стран себе такого и помыслить не может. Причем, хочет – сама правит. Хочет – во главе Большой Коалиции оказывается.

Но хоть так, хоть так, все равно свой курс проводит. Из Германии единоличного лидера Европы сделала. Беспрекословного. Такого никогда в истории не бывало. Никогда, понимаешь. Всех подмяла. Других до второстепенных держав, периферии или безнадежных попрошаек низвела. Они теперь постаментом ее величию служат. Все с ее ладони едят. Ручку поцеловать склоняются.

Я об этом, а не о цветистых платьях и шлейфе поклонников. Хотя если тебе или мне парочка цветистых попадутся, нам по карману, и хорошо сидеть будут, давай купим. Лучше на сладостях, безделушках и мороженом сэкономим. Так хочется по Променаду и Елисейским Полям в вечернем платье пройтись. С причесочкой подобающей. Чтобы мне вслед оборачивались. И языками прищелкивали. В шортиках и блузке выцветшей не тот эффект.

– Конечно, купим, – поспешил заверить Кристинку Алехандро. – Я специально у знакомых шмотниц полезные адреса выспросил. Они у нас на пути лежат. Аутлетами называются. Это когда излишки и остатки, в том числе самые классные, со всего света свозят, чтобы они побыстрее по дисконтной цене ушли.

Ведь в торгашеском мире – а нынешний от того, что был в XVII–XIX веках мало чем отличается – производитель еле-еле концы с концами сводит. Всю маржу себе посредник, он же торговые сети, забирает.

Единственное исключение для монополистов и мейджеров делается. Типа БМВ, Мерседесов и иже с ними. Они типичные вертикально интегрированные компании. Но их никто и пальцем тронуть не смеет. Поскольку они свои. А ежели чужие, такого же типа, как в энергетике, на рынке доминируют, их сразу на составные части разломать пытаются. Чтобы самое вкусное, самое прибыльное, то, что маржу дает, себе забрать.

Так что можешь себе представить, какие гроши в реальности ширпотреб стоит, и сколько на цену производителя накручивается, если таким трудягам, как мы с тобой, его в этих самых аутлетах за полцены или даже треть продать рады.

Только я, извини уж за бестактность, Серого Волка в цветастом платьице как-то плохо представляю. Он же свою шкуру и прикид природный ни на что не променяет.

– Па, не придирайся. Я же аллегориями и образами мыслю. Серый Волк, он – герой сказочный. Ему все доступно. Он и паранормальными способностями обладает. И знаниями предков владеет.

Суть-то, однако, не в этом. А в том, что он все вокруг в помощь Ванюше, то бишь моему суженому Царевичу организует. И я так буду. Со временем. Когда подрасту и найду его. А пока Серому своими рассказами подсказываю, как быть и что делать надо.

Ведь вокруг черти-что творится. Беда. Планету ломает и корежит. А те, что во власти, делают вид, что ничего не видят. Что все путем. Что все так и должно быть. Руки-ноги им бы за это обломать. На позорном столбе распять. Всем будущим поколениям в назидание.

Да некому. Абсолютно некому. Все в свои норки забились, как Мудрый Карась, и дрожат там. Или ропщут. Но так, чтобы никто не услышал. Не догадался. И их не выследил. "Старший брат", он не дремлет. Противно. До невозможности.

Снова Авгиевы конюшни переполнены. А когда очередной Геракл, посланный во спасение, их расчищать возьмется, никому не ведомо. Только надо. Обязательно надо. Без вариантов. Иначе так и останемся на болоте сидеть. И в топь все надежды, все свершения уходить будут.

– Кристиночка, милая, не переживай ты так. Не распаляйся. Вон, попутчики уже оборачиваться начинают. У них после сытного перекусона и кружечки доброго нефильтрованного пива "тихий час". Давай и мы его себе устроим, чтобы сил на прогулку по городу скопить. Так? Годится? Устройся у меня на плече поудобнее, и спим.

Кристинка повертелась в своем кресле, послушно устраиваясь у него на плече, и затихла. Ее теплое тельце так спокойно, так доверчиво прижималось к нему, что Алехандро буквально растаял. Будто мягкая нежная рука погладила его уставшее от разочарований сердце. Он по опыту знал, что спать она не будет, разгоряченная дорогой и новыми впечатлениями, а лишь чутко подремлет, предаваясь размышлениям. И тоже в них погрузился.

При другом отношении к человеку и уровне порядочности условия работы в КБ могли показаться вполне сносными. Сильных ученых, которые будоражили мысль и заставляли задумываться о новых горизонтах, погружаться в неведомое, докапываться до нестандартных решений, было предостаточно. Оборудование самое продвинутое. В идеальном состоянии. На это денег не жалели. Так что сначала со всем пылом нерастраченного юношеского энтузиазма он углубился в работу.

Одним кое-что подсказал. Другим помог. А затем и сам отыскал пару красивых решений, сделал серию изобретений, некоторые из которых вообще тянули на открытие, все это скрупулезнейшим образом описал и отправил в ведущие толстые научные журналы. На это ушло немало времени. Целый кусок жизни.

Каково же было его потрясение, когда его статьи в толстых солидных журналах вышли под чужими именами. А престижные премии за его работы присудили вовсе не ему, а его начальству.

Он устроил дикий скандал. Бегал. Стучался в высокие кабинеты. Со всеми переругался. В итоге же сам и пострадал. Ему предъявили его собственные записи и описания опытов, под которыми стояли чужие подписи и удостоверяющие их печати, ежемесячные, ежеквартальные и ежегодные отчеты, которые он, оказывается, подмахивал не глядя и ничего не подозревая, и ославили на весь свет.

Однако утихомирить не смогли. Он требовал проведения экспертизы, расследований, очных ставок. Тогда от него искусно избавились. Хотя он должен был еще какое-то время отработать и завершить начатые исследования, его отпустили на вольные хлеба и разрешили забрать с собой все, что ему было нужно, и он был в состоянии унести.

Алехандро воспрянул. У него было столько научных задумок. Он буквально фонтанировал идеями. Ему казалось, что научные центры будут сражаться между собой, упрашивая его у них что-нибудь возглавить.

Жизнь оказалась гораздо прозаичнее. Государственные центры и все конторы, получающие государственные гранты, были для него закрыты. С независимыми центрами тоже не заладилось. Они требовали подтверждения новизны. А ее-то его прошлое начальство у него и украло.

Надо было начинать все заново. И самому. Это его ничуть не смутило. Вместе с несколькими такими же, как он, обобранными гениями он основал частную фирму и под каждое находимое ими оригинальное решение начал плодить старт-апы, зависящие от материнской компании.

Дела у них пошли не просто здорово, они пошли сказочно. От клиентов не было отбоя. Инвесторы выстраивались к ним в очередь, чтобы поучаствовать на правах младших партнеров. Персонал полным составом они отправляли отдыхать на Мальдивы. Открыли представительства в Сингапуре и Гонконге. Заседания правления тоже стали проводить на островах. И, похоже, зарвались.

Беда пришла, откуда не ждали. Как-то вернулись они с заседания, а в здание компании попасть не могут. Ключи к замкам не подходят. На входе незнакомая им военизированная охрана. На телефоны директора, зама, бухгалтера и прочих откликаются чужие голоса.

Из официального пресс-релиза контрольной службы узнали, что они, оказывается, фирму продали. Сделка состоялась. Фирма перешла в собственность одной компании. Потом другой. Затем ее разделили на кусочки и снова перепродали. И концы в воду. Капиталов нет. Недвижимости нет. Права интеллектуальной собственности утрачены. Судиться не с кем. Опротестовывать нечего. Поимели их по первому разряду. Как лопоухих обезьян.

Жизнь вновь приходилось начинать заново. Команда дважды обманутых и обобранных гениев решила это сделать капитально. Они эмигрировали в другую страну. Оттуда перебрались в третью. Куда до них было больше не дотянуться. И основали целый конгломерат формально не связанных между собой компаний разного профиля. Позаботились о секьюритизации всего, что только можно.

Тылы были обеспечены. Можно было запускать новые прорывные проекты, приступать к новой партии в покер с судьбой. Как-то теперь все сложится? Все ли они предусмотрели? Какие идеи двигать в первую очередь? Что пойдет? С чем лучше пока повременить? Сохранился ли у них творческий задор? Чутье? А везение? Как быть с ним? В прошлые разы его-то как раз и не хватало. "Ах, если бы, если бы, милый король…"

Алехандро в десятый раз задавал себе эти вопросы, не находя на них ответа, когда в его дремотную голову ворвался родной голос Кристинки:

– Па, я знаю, что ты совсем не спишь, а занимаешься самоедством. Вижу это по выражению твоего лица. Уголки губ совсем сползли вниз, и веки предательски подрагивают. Напрасно. Ты лучший. У тебя, у нас все получится. Вот увидишь. Даже без помощи Серого Волка.

Послушай, что он мне нашептал из путеводителя, пока ты рефлексировал. Не хочу, чтобы ты пропустил такие достопримечательности. Специально мы сюда ни за что не выберемся.

Автобус сейчас будет проплывать мимо заброшенных сталелитейных заводов. Водители специально съехали с торной дороги и делают крюк, чтобы мы полюбовались. Хотя, вернее было бы сказать, чтобы мы ужаснулись.

Даже в Интернете на фотках выглядит впечатляюще. Огромные махины. Циклопические. Почище римских развалин и египетских пирамид. Все в ажурных трубах, переплетениях, переходиках. Некогда величественных, а сейчас напрочь сгнивших, проржавевших, но все еще крепких и надежных.

Они вздымаются высоко вверх, как бы прося у него прощения. Или снисхождения. "Пикник на обочине" братьев Стругацких отдыхает. Андрею Тарковскому здесь бы снимать своего "Сталкера". Еще бы безнадежнее и презрительнее получилось.

Помнишь, как ты меня на этот фильм затаскивал, когда ретроспективу показывали, а я упиралась? Так я потом одна и с разными мальчиками на него еще раз десять ходила – их интеллектуальный уровень проверяла.

Никто даже на "удовлетворительно" не сдал. Одни целоваться лезли невпопад. Другие в буфет чтобы я их отпустила, просились. Третьи противнее всего – кукурузу так громко лопали, что готова была их удавить своими собственными руками. И еще похихикивали. А поговорить об увиденном вообще было не с кем.

Так что насчет сложностей с поиском Ивана-царевича ты, может, и прав. Хотя я его все равно найду. Из-под земли достану. Вон он как с Серым Волком по поводу конца эры индустриализации и ее жертв дискутировал. Слушай:

– Сдается мне, Серый Волк, – задумчиво протянул Царевич, что ты мне лапшу на уши вешаешь. Биржи и спекулянты, скупающие мусорные суверенные долги, живут по другим законам, нежели реальная экономика. Это отнюдь не сообщающиеся сосуды, а два разных мира.

Что же до толпы на торговых улицах и ресторанов, под завязку забитых, то опять хлопок мимо цели. Не аргумент. На индустрии туризма сейчас целые страны держатся. Ослабни поток, они совсем в трубу вылетят. На что ресторанчики, гостинички, производители никому не нужного пляжного тряпья и аляповатых безделушек и все к ним прилипалы жить будут? Спрос, на котором вся модель западной экономики до сих пор держалась, подрубит под корень.

А в рестораны ты идешь, и чтобы праздник отметить, и чтобы горе залить, и чтобы самого себя убедить, что все путем, все по-прежнему. К тому же и ресторан ресторану рознь.

Это у нас на болоте они только для того, чтобы из клиента деньгу вынимать – ты мне в прошлый раз турне устроил, так до сих пор с души воротит. А, если по нормальному, так в народных ресторанах за пару золотых безбедно неделю сидеть можно. Литр доброго домашнего вина да настоящие пицца, паэлья, гуляш острый или сосисочки охотничьи гроши стоят. Даже для скромного бюджета вполне подъемно. А вкуснотища – пальчики оближешь. Прямо слюнки потекли, как вспомнил.

Тем более, с друзьями. По простецки. Когда все друг друга знают. Не то, что в ресторанах высокой кухни. Выдумают же название. Там по большей части обман один. Вместо еды лишь соуса да приправы да картины из всякой хрени, то бишь из них же на тарелках нарисованы. Вместо добротного изобилия впаривают тебе твой снобизм на политкорректность, желание пускать пыль в глаза и нарциссизм помноженные.

А по поводу того, что могло бы и хуже, я тебе, Серый, вот что скажу. Кризис отложенный не значит кризис предотвращенный. Мы, похоже, по глиссаде все ближе и ближе к пропасти уходим.

Вспомни, за счет чего в прошлые эпохи сильные страны из многолетней рецессии выходили, "чем" по накопленным долгам расплачивались. У тебя хорошее настроение поубавится. Да и финансовые пузыри, которые повсеместно на наших глазах растут, меня очень беспокоят. И всякие аллюзии по поводу столетия Сараево, в которых даже уважаемые люди упражняются. И намеки на то, что до первого глобального кризиса ситуация в мировой политике и экономике была гораздо лучше.

Тогда, когда "красный петух" в темечко клюнул, все об отказе от тотального введения протекционистских мер договориться смогли. Сейчас не знаю. Предчувствие у меня. Так что, Серый, на тебя одна надежда. Может, придумаешь что. Или кого из Заколдованного Леса на подмогу высвистаешь. Ну, да хватит о грустном. Расскажи для поднятия духа, как обычно, что у соседей делается.

– Да ничего хорошего. Про злоключения, что в Тридесятом, Тридвенадцатом и Трипятнадцатом царствах случились, ты наслышан. Я раньше рассказывал. Теперь в Тришестнадцатом царстве бабахнуло. Кто бы мог подумать. Классическая наследственная монархия. Стабильная. Зажиточная. Преуспевающая. В витрину выставлять можно. Столетиями с престолонаследием никаких проблем не возникало. Все проходило как по нотам. Чинно. Благородно. Предсказуемо.

А тут заглянула к наследнику в самый канун инаугурации группа товарищей, т.е. молодых офицеров, и объяснила инфанту, что времена не те. На дворе ХХI-й век. Сохранить форму правления, политический режим и все прочее в прежнем виде никак не получится. Народ жаждет другого. Соседи по региону, шире – по континенту косятся. Надо шагать в ногу. Если он хочет кое-какие атрибуты власти, уважение, а заодно и голову сохранить, придется отречься.

Вошли офицеры в покои царские ни с чем, а вышли с обращением к народу об отречении и его благородных резонах и мандатом на управление страной, которая в одночасье республикой сделалась. Привлеку, Ванюша, твое внимание к тому, что бескровно. С хорошим уверенным подъемом на биржах. Под ликование народа.

Это особенно важный момент, чтобы ликование народа вовремя организовано было, и его с утра до ночи не только по своим, но и по мировым СМИ с благожелательными комментариями транслировали. Далее молодые офицеры действовали по тщательно продуманному, детально выписанному плану. Не чета декабристам и другим романтикам от политики.

Временное правительство национального единения и утверждения вечных демократических ценностей, а по-простецки Хунта, объявило, что у власти ровно на столько-то месяцев. Как только новую конституцию разработает, вынесет на референдум и получит одобрение народа (кто бы сомневался), а также утвердит всякое сопутствующее техническое законодательство – о прерогативах парламента, правительства, профсоюзов, НПО, вооруженных сил и политических партиях, проведении референдумов и общенациональных выборов, о защите прав частной собственности и их приобретении, об акционерных обществах, банках и инвестфондах – и проведет выборы, сразу уйдет в отставку.

Просвещенная Европа ими гордилась. Обещала включить всюду, куда только можно, а заодно и нельзя. Народ рукоплескал. Интеллигенция блаженствовала.

Далее все было разыграно как по нотам. Офицеры аэрокосмических частей создали правоцентристскую консервативную партию под вывеской либеральной демократии. Морские офицеры – левоцентристскую социал-демократическую. Офицеры мобильных частей быстрого развертывания, которые раньше просто пехотой были, учредили центристскую партию и в нее все слои общества вовлекли.

Ну, создали и создали. Не в том фокус заключался. Главное – договорились, что они товарищи по оружию. Теперь по власти. Что у них общие идеалы. Чаяния. Намерения. Вообще все общее. Поэтому они власть друг другу по кругу передавать будут. То есть все время в своих руках держать и никому больше не отдавать.

А для отвода глаз, чтобы никто не догадался, будут всякие коалиции организовывать, предвыборные баталии устраивать, ньюансики всякие в своих программах выписывать. Налоги – повышать и понижать. Государство в управление экономикой вовлекать и из него изгонять. То одни инфраструктурные проекты запускать, то другие. То с засильем иностранцев бороться. То с коррупцией, организованной преступностью, наркотрафиком.

Скажи: здорово все придумано? Класс. Загляденье. Но это еще не все. Своих учителей-отставников, которые уже давно гражданскими стали, во главу профсоюзов, НПО, организаций предпринимателей и всех СМИ, классических и электронных, поставили. Чтобы никаких зазоров между властью, т.е. между ними, вечно молодыми офицерами, и гражданским обществом, и сословием предпринимателей не было. Иначе говоря, чтобы никто. Никогда. Ни гу-гу. Чтобы такое даже в голову не приходило.

Судебную систему реформировали. Судей полностью независимыми сделали. От народа. Общества. И надзорных структур. Но не от себя, естественно. Во главу каждой ветви, каждого уровня формально избираемых, по сути же назначаемых ими председателей поставили. Тоже из своих. Только с юридическим образованием. Пропустив, по возможности, через горнило прокуратуры. Чтобы все правильно законы понимали и применяли. По ранжиру.

Особое внимание ведущим СМИ уделили. Да вообще всем и воспитанию нового поколения редакторов и журналюг. Чтобы сами нос по ветру держали. Чтобы никаких команд сверху спускать не нужно было. Но чтобы все как нужно и в нужном направлении освещалось. Достоверность фактов, логика доказательств, аргументированность, ответственность побоку. Если свои – хорошо. Чужие – плохо. И вся недолга.

Управление информационным потоком – самое эффективное оружие политического доминирования. Военные это всегда очень хорошо знали. Важно, не кто и благодаря чему победил в Арденнах, не кто выиграл или проиграл мировую или "холодную" войну, а как об этом напишут. Как впечатают в память поколений. Или перепечатают.

Ну, и ради чего все делалось. В результате косвенной национализации, допэмиссий, скупки Центральным банком долговых и иных корпоративных обязательств, участия в совместных проектах бюджетными средствами, а то и примитивного рейдерского захвата все молодые офицеры, их жены, дети и многочисленные другие родственники, плюс близкие друзья вошли в правление и советы директоров всех прибыльных частных компаний, коммерческих структур, банков, инвестфондов, вообще всего стоящего. Вошли в основной капитал. Получили солидный, а то и контрольный пакет акций.

С этого момента в Тришестнадцатом царстве установилась подлинная демократия. Истинная. Образцовая. Самая-самая. Пример для подражания. Про которую во всех учебниках написано. Которой в школе сызмальства учат.

– Ну, ты даешь, Серый, – прервал Иван-царевич наступившее молчание. – Огорошил ты меня. Не ожидал от тебя такого сарказма. То ты меня убеждал, будто кризис не кризис, и на нем только спекулянты наживаются. Теперь такой шарж на всю западную демократию нарисовал, что держись. Рука сама к маузеру тянется. Не хочется, а задумаешься.

– Обижаешь ты меня, Царевич, – возмутился в ответ Серый Волк. – Отродясь рисовать не умел. И в Строгановке не учился. Ты меня попросил рассказать, что у соседей творится, я и рассказываю. Все как есть. Как на духу.

Если тебе что творится, не нравится, я-то тут при чем? Я не виноват. Могу не продолжать. У меня забот полон рот. Охрану поменять и проинструктировать. Напитки на холод забросить. Бабу Ягу и выводок ее подопечных предупредить, чтобы не появлялись. Болото на время прихода гостей заговорить, оно же заколдовать, во избежание. Буклеты от спонсоров посмотреть.

– Серый, ты не занудствуй, – одернул его сразу же Иван-царевич. – У меня разговор короткий. В момент тебя на социалку брошу, так ты у меня не просто ручным, шелковым сделаешься. Давай дальше докладай. Слышал, в Тридевятнадцатом царстве эпоху реиндустриализации объявили. С чего вдруг? Ты не в курсе?

– В курсе, в курсе, я всегда в курсе, – пробурчал, быстро отходя, Серый Волк. – Там у них история еще круче закрутилась…

– Ты, вроде, что-то с индустриализацией связанное и достопримечательностями, к которым мы приближаемся, рассказать собиралась, – подал голос Алехандро.

– Точно-точно, – уверенно откликнулась Кристинка – я к этому самому и подбираюсь.

– Представляешь? – Продолжал тем временем Серый Волк развлекать Ивана-царевича. – Они в Тридевятнадцатом разгневали Бога индустриализации.

– Как это? – сделал вид, что удивился, Царевич, чтобы подыграть верному приятелю. – Первый раз о таком слышу. Вроде, ни в греческом, ни в римском Пантеоне никого, кроме Гефеста, не было. Остальные в основном виноделам, аграриям, торговцам да ремесленникам помогали. Прометей и прочие не в счет: они из другого сословия.

– А вот так. Слушай. В Тридевятнадцатом вслед за Нидерландами и Великобританией промышленная революция среди первых произошла. Колдунов и ведьм с земли согнали. Заводы понаставили. Рабочую силу, которой там отродясь не было, завезли. Из Германий, Россий и Ирландий всяких. И весь мир дешевыми товарами завалили.

А Тридевятнадцатое, ты же помнишь, – лоскуток. В лупу на карте не разглядишь. Большим странам-миллионникам это очень даже не понравилось. Они его тактично вразумить попытались. Потом открытым текстом.

Те не поняли. Тогда в царстве как-то сразу буза началась. Марксистские кружки расплодились. Стачки пошли. А там и революция с гражданской войной грянули.

Только вместо того, чтобы протекторатом больших стать, лоскуток из всех передряг великой державой выплыл. Да еще с такой классной классовой идеологией притягательной, закачаешься.

Большим это вовсе не понравилось. Сначала они Тридевятнадцатое изолировать попытались. Потом подорвать экономически. Но ничего не получилось.

Тогда они с другой стороны зашли. В свои дружеские объятия волчьи приняли – я тут ни при чем, просто эпитет лучше всего суть вещей передает – в вечной любви и прекращении прежних склок расписались. А заодно убедили, что самый смак – это общество потребления. Оно же благоденствия. Оно же и т.д., и т.п. Все друг друга любят. Все наслаждаются жизнью. Все от всего получают удовольствие.

Бывшим пролетариям из Тридевятнадцатого, уже подкупленным прекращением всяких дрязг и противостояния, это ух как понравилось. Невмоготу. Они сразу же в апологеты перекантовались.

А чтобы наслаждаться по полной и качественно, им еще объяснили, заводы и фабрики не нужны. Они небо коптят. Ухудшают качество жизни. Мешают всесторонней реализации личности. К тому же от них все беды перепроизводства, циклические кризисы и все неприятности. И вообще, вчерашний день.

На дворе следующий уклад. Всё сектор услуг заменить должен. Всё-всё. Чтобы все друг за другом ухаживали. Друг друга обслуживали. Друг за друга делали. Работали как можно меньше. Как можно больше отдыхали. Ездили по свету. Путешествовали. И потребляли, потребляли, потребляли.

Бывшие из Тридевятнадцатого на слащавый тон купились. Логическую неувязочку просмотрели. Промышленность у себя ликвидировали, поскольку увидели, что и большие, вроде, так же делают. Все в сектор услуг перевели и туда же сами подались. И из пролетариев, инженеров, интеллектуалов все в рантье заделались.

Класс: ничего не делаешь, а на тебя и за тебя деньги по банкам в оффшорах трудятся – доллары и евро только и капают. Кап. Кап. Кап.

Думаешь, Ванюша, на этом история Тридевятнадцатого бывшего великого царства заканчивается? Ошибаешься. Как великого – да. Как суверенного и независимого – тоже да.

Но это всего лишь полбеды. Когда промышленная революция выдвинула Тридевятнадцатое в современные преуспевающие мировые державы, все были в восторге. Все радовались своей предприимчивости от всей души. Все славили индустриализацию. Ну, славили и славили. Им бы порадоваться и успокоиться. Ан нет.

В своем увлечении они сильно переборщили. Сделали из индустриализации фетиш и стали на него молиться. В общем, сильно перебрали. Детали пропускаю.

Кончилось тем, что решили увековечить образ индустриализации по-настоящему монументально. На века. Для этого с использованием всех доменных и сталеплавильных печей отлили гигантский каток, водрузили его на несусветный пьедестал, затащили все на самую высокую гору, то бишь на высотку, господствовавшую над столицей, и принялись место намаливать. Ничего особенного – всюду делается примерно одинаково. Здесь только размах и энтузиазм важен.

В Тридевятнадцатом у подножия катка, который теперь воспринимался Катком с большой буквы, стали абсолютно все церемонии проводить. Парады принимать. Венки возлагать. Праздники, стройки века и спортивные победы отмечать. В вечной любви друг другу клясться и обеты верности приносить.

Казалось бы, и это перебор. Так нет, вот что еще выдумали – с Катком по всем важным личным и государственным вопросам советоваться. Для этого учредили синклит мудрецов-толкователей воли Катка. С другой стороны у подножия выстроили для него резиденцию – закачаешься. Наделили полномочиями немереными. Молву пустили, что обладают члены синклита способностями волхвов и кудесников.

И началось к подножию в довершение всего еще и паломничество. Ведь это чужим людям кажется, что вопрос вздорный или второстепенный. Когда же он тебя касается, или твоих близких затрагивает, вздорных и второстепенных вопросов не бывает.

Ну и, похоже, в результате всех этих излишеств, экзальтации и всеобщего помешательства на почве обожествления индустриализации пробудили какие-то неведомые силы. Те, что в земле предков всегда дремлют. Те, что на изломе эпох просыпаются. Те, что пассионарностью и другими такими вещами управляют.

Понимаешь, Ванюша, теперь, почему я о Боге индустриализации говорю? Может быть, его никогда бы и не было, да люди в него своей верой сами жизнь вдохнули.

А теперь представь себе, что этот Бог почувствовал, когда бывшие пролетарии изменили ему и в стан врага перекинулись. Когда паства от него отвернулась. Когда его предали забвению. Ты абсолютно прав: разгневался он ужасно. Без меры. До остервенения.

Сначала людям какой-то срок на исправление дал. Потом увидел, что бесполезно, и на них, а заодно и на нас – мы же болото, мы-то тут при чем – наказание наложил. Навел на всех глобальный экономический кризис.

Ты присмотрись повнимательнее, он же не просто корректирующий, циклический. Он кризис всего постиндустриального общества. Его основ. Верований. Идеологии. Он по кому прежде всего ударил – по тем, кто у себя промышленность почти на нет свел, ничего от нее не оставил, пролетариат как класс, во избежание, ликвидировал. Китай или, если про Европу, Германию, где промышленный сектор в чести и от индустриализации никто не отказывался, он стороной обошел.

Ладно, намек понял, закругляюсь. Банки, в которых бывшие пролетарии деньги хранили, все лопнули. Почему-то только они. Элита и средний класс Тридевятнадцатого царства на бобах остались. Денег нет. За услуги платить нечем. Все, кто услуги оказывали, обанкротились и на улице оказались. Без средств к существованию.

А заводов нет. Работать все разучились. Да и работать некому. Соответственно и налоги поступать перестали. Чиновникам платить нечем. На социалку ничего нет. Поддерживать инфраструктуру не на что. Как следствие, и государство в трубу вылетело.

Вот тут подлинный конец истории Тридевятнадцатого царства и наступил. Для кого – трагический. На мой взгляд – бесславный.

– Хорошо как ты, Серый, все по полочкам разложил, – вышел из прострации Иван-царевич. – У меня тоже были сомнения по поводу вздора, который о постиндустриальном обществе навыдумывали. Но так, абстрактные. Однако, как Европа загинаться стала, подумал: происходит это не без вины тех, кто наши народы на деиндустриализацию обрек.

История же Тридевятнадцатого в твоем изложении – смертный приговор тем, кто все это безобразие учинил. Да и вообще всему постиндустриальному вандализму. Приговор окончательный. Обжалованию не подлежит.

Только не все так мрачно. Вроде все страны, и большие, и помельче, одумались. Теперь политика реиндустриализации у всех в фаворе. Вот и мы у себя на Болоте сколько заводов новых заложили, любо-дорого.

– Царевич, дорогой, не обольщайся, – вместо того, чтобы поддакнуть, хмыкнул на этот раз Серый Волк. – У нас же какая почва – что не заложишь, все равно в болото уходит. Да и заводы какие – отверточная сборка по большей части. Это же хомут себе на горло одевать – полная внешняя зависимость. Да и иллюзия, что они наши. Ничуть. Так, отросток чужих. А дурят наших как – романы писать можно.

– Серый, ты, пожалуйста, поконкретнее. – Надул губы Иван-царевич. – Примеры привести можешь? Давай.

– Да запросто, – даже не повел бровью Серый Волк. – Нашим олухам, прошу прощения, нашим олигархам – оговорился, бывает, к тому же можно ли их нашими называть, у меня большие сомнения, – дошлые европейские хитрецы сумели впарить электролизное производство. Причем всем, под предлогом того, что это последний технологический писк. Самое эффективное, что есть в розыгрыше.

Заметь, всем одновременно. То есть пяти или шести финансово-промышленным группам. Когда же все оказалось оплачено и цеха построены, выяснилось, что все они в качестве сырья используют металлолом. А его весь, подчистую, в лихие 1990-е из нашего болота вытащили, все свалки разобрали и за кордон вывезли. Красиво, не правда ли? Продолжать? Другой пример…

– Хватит, хватит, и так с души воротит. Примеров того, как наши подставились, не счесть. Сам могу перечислять хоть до конца света. Особенно в финансовой области, – протянул Иван-царевич.

– Ну, финансовый сектор – вообще особая статья, – с ходу подхватил Серый Волк. – Мы трудимся в реальном секторе с утра до вечера, вкалываем, а они по десятку раз нас перекупают и перепродают и делают на нас из воздуха бешенные деньги. Одним словом, им вершки, а нам корешки.

А если еще учесть, что у них печатный станок, включая который, они из нашего кармана наши же деньги изымают, просто фантастика. Диву даешься, как мы, да и все остальные такую подставу терпят. Как на нее согласиться сподобились.

Ну, мы-то еще понятно. Болото оно и есть болото – последними к раздаточному столику пожаловали. Но другие взрослые дяди и тети как в такое вляпались. На нашем горбе да в Рай.

– Кристинка, – прервал, наконец, сетования обоих героев Алехандро. – Мы с тобой на отдыхе. Путешествуем. А у тебя как-то все слишком мрачно выходит. Да и потом на разглагольствования, так для гнилой интеллигенции характерные, похоже. Это у них принято все хаять, критиковать. Что-то дельное предложить – гораздо сложнее.

– Но па, – возразила Кристинка. – С одной стороны, все так и есть, как они утверждают. Никакого очернительства. С другой стороны, система, в которой мы живем, давно устоялась. В нем золотой телец – всему голова. Только он у всех на уме. Только ради него все и крутится. Что особенно новое можно придумать? Деньги – товар – деньги. Ничего же не меняется. Все остальное не более чем рюшечки, оборочки и крахмальные воротнички на давно пошитом платье.

– Не скажи, – продолжал гнуть свое Алехандро. – Смотри. Не все горазды свое дело вести. К этому тоже призвание надо иметь. А вот участвовать в деле почти все способны. Значит, от такой старинной формы, как кооперативы, никак нельзя отказываться. Напротив, ее возрождать надо. Ведь и нужная, и перспективная.

Возьми виноделов. С небольшим виноградником в несколько гектаров, как ни бейся, из мелкотоварного производства не выбиться. А если пару сотен хозяйств объединились – они уже сила. Так же и в других областях.

Или со старт-апами. Насколько эффективнее, если кто-то на себя заботу об инфраструктуре, офисах, логистике и всем прочем берет. Принимая на себя риски, доступ к длинным деньгам предоставляет. Юридическое обслуживание, бухгалтерию, заботу о согласованиях и всей мутотени обеспечивает. Тогда яйцеголовые действительно всего себя изобретению и внедрению нового отдавать могут, не гробя свой талант на все эти вещи.

Это в принципе идеология технопарков. Но на ней работу всей экономики построить следовало бы. Подобные условия повсюду существовать должны, а не только на некоторых привилегированных территориях.

Дальше, помимо банков, которые у кого-то покупают или получают деньги по дешевке, а затем перепродают, обкладывая всех, кому они нужны, тяжелой данью, другие финансовые учреждения в изобилии создать нужно. На других принципах построенные. Чтобы кредиты давали беспроцентно. Чтобы не могли никого душить или банкротить. А прибыль получали на доле в тех проектах, компаниях, производствах, которые профинансировали.

Потом всю цепочку посредников между производителем и конечным потребителем следовало бы перетрясти, торговые сети реформировать, всю сферу торговли санировать. Ведь от того, что мы платим за газ, продукты, барахло, технику сам производитель крохи с барского стола получает. Все перекупщикам уходит.

Должно быть прямо наоборот. Чтобы не торгашам маржа шла. Чтобы торговля послушно обслуживала нас, а не пила кровь из тех, кто в начале и в конце цепочки продает и покупает.

Но давай мы с тобой обо всем этом еще отдельно поговорим. А сейчас закидываем вещи в гостиницу и бежим по центру гулять, как ты хотела. Просто гулять и наслаждаться. Забыв все. Отбросив заботы. Отдыхая от дальней дороги.

Так они и сделали. Каждый центр, в который они приезжали, с удовольствием дарил им свои красоты. Они же знали, что все города в чем-то похожи на русскую матрешку: представляют собой разные фигуры, вложенные одна в другую.

По ним обязательно нужно гулять вечером и ночью, когда огни. Подсветка. Особая атмосфера праздника и откровения. Что-то спрятано, растворено, а что-то выхвачено из темноты и затмевает все другое.

И рано утром, когда город только продирает глаза, и как-то особенно остро ощущаешь тех, кто в нем живет. Его ритм. Боевой настрой или, напротив, расслабленную усталость.

В то время, когда архитектурные достопримечательности и исторические памятники превращены в декор торговых улиц, запруженных народом, жаждущим удачных покупок, а еще пуще всевозможных сейлов. И тогда, когда поток схлынул, и витрины уже не затмевают все остальное.

На следующее утро, быстро перехватив дежурный гостиничный завтрак, Алехандро и Кристинка преподнесли себе еще одно излюбленное блюдо. Вместо набивших оскомину двухэтажных прогулочных автобусов они забрались в старенький, такой родной дребезжащий трамвай, идущий по кольцевому маршруту, и поехали любоваться видами дневного города.

Они устроились у окошка один за другим и приготовились наслаждаться поездкой. В тишине царящей вокруг них обычной суеты. В созвучии сердец. В гармонии с тем, что им собирался показать, открыть и подсказать город. С тем, чтобы потом, когда чуть позже большой туристический автобус понесет их дальше, они могли не спеша, смакуя, обсудить увиденное. Обменяться впечатлениями. Вспомнить или придумать рассказы и притчи, построенные на ассоциациях.

Когда этот обряд единения с городом был в самом разгаре, и Кристинка вся ушла в него с головой, кто-то осторожно тронул ее за плечо. Она повернула голову. Рядом с ней сидел очень симпатичный парень, хотя, она знала это наверняка, еще мгновение назад кресло оставалось пустым.

– Кристинка, – невинно грассируя, выговорил он. – Ты обязательно встретишь своего Иванушку. Обещаю. Он тоже ждет встречи с тобой. Ищет тебя по всему свету. Знает, что она обязательно состоится.

Я здесь сейчас рядышком с тобой, чтобы помочь вам. Ты, наверняка, почувствовала сердцем, что я его Ангел-хранитель. На вот, возьми. У вас с отцом все есть, чтобы добиться успеха, чтобы осуществить задуманное. Не хватает только удачи.

Этот плюшевый таксик послужит вам талисманом. Он принесет ее. Принесет он ее и тому, ради кого я стараюсь. Потому что успех – это ты. И счастье – это ты. И любовь. Они все придут. Мое пророчество сбудется. Оно даже не пророчество, а послание из будущего. Верь в него, как ты стремишься, и оно наступит.

Сказал слова поддержки, подбодрил ее и исчез. А Кристинке и Алехандро с тех пор во всем сопутствовала удача. Дело, которое основал Алехандро, очень быстро и здорово раскрутилось. Не без ее участия. Она же шаг за шагом уверенно продолжала осуществлять тот жизненный план, который однажды привел ее в объятия суженного.

Когда же Кристинка и Иванушка оказались вместе, они вычислили ту следующую пару, которой так нужна была поддержка. Чуть позже они передали ей плюшевого таксика – талисман, приносящий удачу. А та, другая пара, – следующей. Ведь удача приходит к тем, кто умеет творить добро. Упорствуйте в том, чтобы его творить, и она обязательно придет. Не может не прийти.

© Н.И. ТНЭЛМ

№9(91), 2014