Исповедь

Европа привыкла к тому, что история делается публичными политиками. Теми, кто все время на виду. О ком известно почти все или, по крайней мере, очень многое. Кому в той или иной форме выдан кредит доверия. То, что на самом деле это не так, здесь стараются не вспоминать. Мол, не буди лихо, пока оно спит тихо. Но правду-то, ее не утаишь.

Мои притчи читают многие. У меня очень обширная корреспонденция. Эту исповедь получил среди прочих. Не хотел бы, чтобы она затерялась. Уж слишком ярко в ней показано то, что обычно скрыто от постороннего взгляда. В оригинале все написано от первого лица – закон жанра. Это единственное, что я поменял. Да выкинул натуралистические подробности некоторых интимных сцен.

… Белобородый старец сидел в величественной башне старинного замка у широко распахнутого окна и, казалось, любовался великолепным видом, открывавшимся взору. Зеленый ковер лесной чащобы плавно закручивался вверх, окружая замок кольцом домашних невысоких холмов. Они обрывались вниз глубоким, почти осязаемым провалом. Сразу за ним в бездонное голубое небо ввинчивались седые пики уже по-настоящему высоких гор.

Именно об этом он когда-то мечтал: сидеть вот так, спокойно и безмятежно, созерцая и философствуя, и наслаждаться воспоминаниями о круто прожитой жизни, перебирая, как четки, ее самые сладкие бесшабашные эпизоды. Его самые дерзкие мечты осуществились. Все, вроде бы, получилось так, как он хотел. Тем не менее, он не получал вожделенного удовольствия.

Все желания, все страсти, эмоциональные всплески и сомнения остались в далеком прошлом. Будь у него возможность что-то поменять - увы, он знал, что его все равно заставили бы прожить жизнь так, как ему было уготовано. Только что увиденное на Юго-Востоке Украины заставило проснуться его давно и, как он думал, навсегда уснувшее сердце. Ему было невыносимо больно. Такого он не мог себе представить даже в самом кошмарном сне. Ведь он был оттуда родом.

… Ванечка-Ванюша мгновенно вызывал к себе расположение. У всех. Не только у женщин. Хотя у них особенно. Широкой открытой улыбкой, придававшей чистому, ясному лицу дополнительное очарование. Мужественной статью, которую, по нынешним временам, днем с огнем не сыщешь. И копной сказочных русых волос, в которые сразу же хотелось запустить руку, чтобы их перебирать, гладить и лелеять. Слабый пол от них входил в ступор. Становился ласковым и покладистым, словно кошечка. Лишь бы оказаться под защитой эдакой силищи и обаяния. Прикоснуться к ним. Прильнуть. Напиться. Насладиться. И забыться.

Сказать, что Дон Жуан ему, Ванечке, в подметки не годился, было бы преувеличением. Но устоять перед женской красотой, напором и энтузиазмом он тоже был не в состоянии – занимался мгновенно, точно стожок сена, хотя и горел ровно, долго и никогда не прогорал.

Просто склад ума у него был любознательный. Ему не сиделось на месте. Он любил путешествовать. Встречать неожиданных, интересных, неординарных людей. Заводить друзей и, насколько возможно, помогать им. Проникать в суть вещей, даже если для этого приходилось закапываться в книги, опрашивать сотни специалистов, лезть высоко в горы или забираться на дно океанов.

Его влекла новизна. Но не только. Его все время переполняла жажда совершенства и чего-то такого, что он мог бы дать другим, чему мог бы посвятить всего себя.

В результате он сам расставил себе силки, в которые сам же и угодил. А случилось все так.

Заглянув утром в Царскосельский лицей, он решил подольше побродить по окружающим его паркам, полюбоваться "природы увяданием", терпким, ядовито красочным и в то же время абсолютно безнадежным, и заглянуть в Екатерининский дворец ближе к закрытию.

Ему очень хотелось побродить по безупречно отреставрированным залам в тишине, после того, как их покинут последние посетители, в наступающем сумраке, когда все вокруг меняется и, утратив бдительность, анфилады комнат, картины, статуэтки и безделушки обнажают свое естество. Он был уверен, что пожилые хранительницы дворца не будут чинить ему препятствий и легко допустят в святое святых, позволив насладиться музейной таинственностью и одиночеством.

Однако когда он попал во дворец, все пошло совсем иначе, нежели он планировал. Его словно обжег взгляд серых дымчатых глаз, украдкой брошенный на него шедшей ему навстречу Незнакомкой. В нем полыхали такие уголечки, танцевали такие бесята, что сердце у него на мгновение остановилось, а потом принялось отплясывать столь стремительный чардаш, будто он залпом проглотил сотню чашек настоящего, пахучего, раскаленного итальянского кофе. Разглядеть Незнакомку он не успел, да в этом не было никакой необходимости.

Заискрившие вдруг нервные окончания, бросившееся вслед за ней тело, выдающее барабанную дробь сердце, отключившееся сознание – все подсказывало ему: "Это судьба. От нее не уйти. Даже пытаться было бы святотатством. Когда богини спускаются на Землю и дают лицезреть себя простым смертным, остается лишь преданно следовать за ними. Любить их. Служить им. И беспрекословно повиноваться".

Ноги сами понесли Царевича за безупречно выточенной фигуркой, легко лавирующей между устало бредущими к выходу посетителями. Расталкивая людей, он, сломя голову, бросился за ней. Незнакомка же, как будто она все видела и чувствовала, не оборачиваясь, поманила его за собой едва уловимым жестом и внезапно скрылась за какой-то потаенной дверью, которой, он голову бы дал на отсечение, за мгновение до этого не было и в помине. Ничего больше не соображая, Иванушка метнулся вслед за ней к двери, захлопнул ее за собой и... провалился в кромешную темноту.

Где он, что с ним, что происходит, его абсолютно не волновало. Главное – она была где-то рядом. Здесь, в двух шагах. Протяни руку, и она окажется в твоих объятиях. Желанная. Единственная. Необыкновенная.

И тут ее нежные руки обвились вокруг его шеи. Губы впились в его долгим изнуряющим поцелуем. Он ощутил, как ее сильные упругие груди прижимаются к его груди, пронизывая все тело тысячами сладостных молний.

Не дав ему опомниться, она призывно провела рукой сверху вниз, резко рванула ремень, от которого и ему хотелось поскорее избавиться, и толкнула назад. Не успел он упасть на что-то мягкое, теплое, предательски скрипучее, как она уже была на нем. Еще мгновение – и они превратились в единое существо. Извечное. Непонятное. Упоительное.

Время остановилось. Больше в мире ничего не существовало – только они. Только их дыхание и желание, которое ничто не могло удовлетворить. Жгучее. Яростное. Самозабвенное.

«Ты должен быть моим, - шептали ее губы. - Моим и только моим. Всегда-всегда. Чтобы не происходило. Какие бы образы и видения тебя не посещали. Что бы тебе ни пришлось испытать, почувствовать, сделать. Клянись!

Клянись всеми коленьями твоих предков и потомков. Клянись памятью, удалью молодецкой и дорогой твоему сердцу свободой. Солнцем, Землей и мирозданием. Всеми людьми, когда-либо жившими на этой и многих других планетах. Каждой былинкой, растением, влагой. Светом и тьмой и их отражением. Сущим и тем, что питает твой разум. Творцом, Создателем и рабом-подмастерьем. Клянись!»

После того как клятва была произнесена в сотый, а то и в тысячный раз, Ванюша и его Избранница начали успокаиваться. Светало. Они лежали, крепко обнявшись, где-то высоко в горах. Открывающийся вид на долину у их ног был бесподобен. От него невозможно было оторваться.

«Как бы мне хотелось любоваться им вечно, - подумалось Царевичу. - Особенно когда пройдут годы, время посеребрит мою голову, а какие-либо желания останутся в прошлом».

Богиня прижалась к нему еще сильнее и пообещала: «Так и будет. Поверь мне: все, что я обещаю, сбывается. А сейчас нам пора идти. Мы провели вместе даже больше времени, чем нам было отпущено. Смотри – зелень совсем свежая, и почки только распустились. Нас ждут. Тебе так много предстоит сделать. Следуй за мной и ничего не пугайся. Я тебе все объясню. У меня от тебя нет и не может быть секретов. Ты все узнаешь. Все поймешь. И поможешь нам и всем тем, о ком тебе хотелось бы позаботиться».

С этими словами она бросила Царевичу одежду, натянула на бесподобное обворожительное тело воздушный переливающийся балахон, набросила капюшон, полностью скрывающий ее лицо, взяла его за руку и потянула за собой. То, что в другой руке у нее при этом оказалась длиннющая трость с набалдашником, скрытым узким расписным футляром, не вызвало у него никаких ассоциаций.

«Я не одна такая на нашей общей планете, - продолжала между тем Богиня. - Нас много. Я возглавляю клан. Большую семью. Преданную мне и сплоченную.

У нас очень важная миссия в этой жизни. Мы обладаем большой властью. Получили ее прямо из рук Создателя. Нам доверено переправлять людей в другие миры, когда их связь с нашим миром оказывается под угрозой.

Мы ничего сами не решаем. Мы только помогаем. Но без нас жить на планете стало бы невозможно. По ней бродили бы жуткие кровожадные тени, целью которых сделалось бы преследование живущих.

Фактически мы санитары планеты. Всего живущего на планете. Единственные. Согласно предписанию Творца, все обязаны нам помогать. Однако о нашем существовании знают только избранные. Ты теперь в их числе. И мы нуждаемся в твоей помощи. Я нуждаюсь в ней. Подробности ты сейчас узнаешь. Вперед . »

Мгновение – и они оказались в конференц-зале. Огромном. Просторном. С высоченными потолками. С утопающими в полумраке последними рядами. Заполненном под завязку. Ни одного свободного места было не углядеть. Плечом к плечу, как пародия на римские когорты, в зале сидели стройные элегантные фигуры. Все они были одеты в одинаковые воздушные балахоны, похожие на тот, который так восхитительно смотрелся на его Возлюбленной.

При появлении Богини зал колыхнулся. По нему как бы прошло дуновение ветра, вызвавшее заметное оживление. Но председательствующий моментально вновь взял аудиторию под контроль. «Экселенцы, – бросил он, лишь слегка повысив тон. – Подвожу итог обсуждению».

Выдержав короткую паузу, он изрек: «Все мы согласны с тем, что продолжаться так больше не может. Планета гибнет. Внешние миры переполнены. Баланс в мире нарушен.

Но волей Творца мы, его посланцы и кормчие, в ход истории вмешиваться не в праве. Все в руках человека. Только он может вернуть все на круги своя. Сделать праведную жизнь востребованной. Восстановить баланс.

Поэтому мы договорились собрать наши знания, силы и умения и передать их Иванушке – избраннику Богини. Делаем ставку на него. Верим: у него получится. Так?»

Не успел еще смолкнуть его голос, как из зала дружно прошелестело: «Так!» И конференц-зал исчез. Богиня и Ванюша снова оказались вместе. В объятиях друг друга.

Возлюбленная еще теснее прижалась к нему, заглянула в глаза и удовлетворенно улыбнулась. Вместе с силой ее соплеменников в Ванюшу вошло знание. Ей ничего не нужно было ему объяснять. Он все теперь знал. И как, и что ему делать, и почему. Умение же, как и все остальное, стройные ряды тех, над кем властвовала Богиня, в него вдохнули.

Они долго еще любили друг друга. В восторге засыпая и просыпаясь в доверчивых страстных объятиях. Наслаждаясь каждым вздохом. Каждым движением. Каждым прикосновением. Как бы благословляя друг друга и обещая, что все получится. Обязательно получится. Не может не получиться.

А потом он взялся за исполнение своей миссии. Того, как он был уверен, что с таким нетерпением ждало от него все сущее. Уже через несколько месяцев он был доверенным лицом и наперсником всех властителей мира сего и их приемников. В первую голову – обоих Бушей, Билла Клинтона и Барака Обамы в Соединенных Штатах. Гельмута Коля, Герхарда Шредера и Ангелы Меркель в Германии. Николя Саркози и Франсуа Олланда во Франции. Бориса Николаевича Ельцина и Владимира Владимировича Путина в России. И многих-многих других в разных точках земного шара.

Это он надоумил Алена Жюппе выступить с концепцией демократической интервенции. Когда же она просела и начала вызывать отторжение, именно он подсказал австралийцам, как возродить ее под видом ответственности за защиту. А когда подвернулся удобный случай, надоумил ооновцев и западников протащить ее в документы тысячелетия. С тех пор все, кому не лень, получили великолепное оправдание для вмешательства во внутренние конфликты государств на стороне одного из противоборствующих кланов, понятно каких. Свержения неугодных режимов. Организации и поддержки цветных революций.

Это он подтолкнул американцев влезть в Балканские дела, а затем додуматься до бомбардировки Белграда. Он придумал, будто бы Афганистан и талибы хоть каким-то боком причастны к террористической атаке на «Близнецов». Он отрежессировал сценку, когда перед обомлевшими членами Совбеза ООН трясли пробиркой с каким-то порошком в подтверждение того, что Саддам Хусейн располагает химическим оружием, а потом сколачивал международную коалицию.

Однако по-настоящему раскрутить мир в обратную сторону и раздуть пожар войны, превратив ее в обыденную повседневность, ему удалось, лишь запустив "Арабскую весну". С ней у него получилось на все 100%. Растоптанная Ливия, отброшенная в Средневековье. Умопомешательство в Египте, с устроенными там политическими качелями. Разрушенная Сирия, пожирающая своих сыновей, вынужденная выкинуть за пределы страны миллионы беженцев. Беспросветность перманентных боестолкновений и насилия в Йемене, Южном Судане, Ираке и т.д. Создание первого зародыша будущего исламского халифата. Изобретение предлога для ведения первой всепроникающей всемирной войны дронов и т.д., и т.п. Повсюду, куда ему удалось влезть. Куда у него получилось дотянутся.

Ведь это нужно было для баланса сил в природе. Подавления страшных потусторонних сил, готовившихся захватить нашу прекрасную планету. Для того чтобы остальные, живущие на земле, могли себя чувствовать беззаботно счастливыми. Чтобы любовь, братство, равенство и солидарность, наконец-то, восторжествовали.

Сомнений в справедливости своих действий у него никогда не возникало. Ни на мгновение. Перед его глазами всегда стоял образ Суженой, ненаглядной и безумно любимой, ради которой он был готов на все, о чем когда-то поклялся. Ради которой он убедил себя идти только вперед, более не раздумывая. Не давая себе расслабиться. Избегая даже малейшего намека на то, что, может быть, нужно как-то иначе. Или совсем иначе. А то и вовсе в другую сторону.

Но когда Ванюша оказался под артиллерийским обстрелом с истекающими кровью друзьями детства и юности на Юго-Востоке его родной Украины, все в нем вдруг оборвалось. "Этого не может быть, – заорало у него внутри. – Это обман. Предательство. Издевательство над замыслом. Надо все исправить. У меня каким-то образом сбился прицел. Я что-то понял неправильно. Но отныне все будет по-другому. Ты увидишь, Любимая!"

"Нет, Дурачок, – ответила Богиня, моментально появляясь перед ним. Все путем. Все правильно. Именно так и было задумано. Посмотри на меня!"

Мираж рассеялся. Перед ним стояла бесполая тысячелетняя старуха, насмешливо шамкая отвратительным лягушачьим беззубым ртом, который он когда-то столь самозабвенно целовал. Она держала в руках отнюдь не камуфляжную трость с пестро расписанным футляром для набалдашника, а самую обыкновенную, до боли знакомую косу.

Он заглянул в дымчатые провалы глазниц, в которых вместо искрящихся огоньков полыхал совсем другой огонь, и его будто парализовало. Дарованная ему неземная сила медленно вытекла из него. Мускулы отвисли. Руки затряслись. Копна бесподобно русых волос поредела и потускнела.

У распахнутого окна величественной башни роскошного старинного замка, из которого открывался убийственно красивый, бесподобный вид на горы и долину между ними, сидел дряхлый никчемный старец и горько рыдал, оплакивая себя, все то, что было и чего на самом деле не было, и обманутое человечество.

© Н.И.ТНЭЛМ

№7(89), 2014