В преддверии потустороннего


Трататания вдохновенно боролась за то, чтобы называться самой демократичной страной в мире. От раза к разу она принимала акты, делающие ее законодательство о недискриминации женщин и сексуальных меньшинств все совершеннее. Когда улучшать, вроде, было уже нечего, и абсолютное равенство утвердилось во всем и повсеместно, люди вспомнили, что у мужчин есть висюльки спереди, которые препятствуют всеобщей гармонии, и предложили от них отказаться. Трататанийцы так и поступили. Ведь сексом можно было заниматься тысячами других способов. А выращивать детей в пробирках было намного менее хлопотно и обременительно. О том, что сталось с Трататанией после того, как она достигла совершенства, письменных свидетельств не осталось, ведь через несколько поколений она исчезла, как нетрудно догадаться, с политической карты мира. Но, согласно фольклорным источникам, все европейские страны должны следовать ее примеру. Она на подсознательном уровне служит для них путеводной звездой.

(Из современного учебника истории для самых маленьких, составленного по заказу Фонда Сороса)

За последние десятилетия народы многих европейских стран стали привыкать к спокойствию и благополучию. К высокому качеству жизни. Размеренности и неторопливости. Обеспеченности и защищенности.

Обрушившийся экономический кризис застал их врасплох. К связанным с ним тяготам они оказались совершенно неподготовленными. Казалось бы, накопленных богатств хватает. Страховочные социальные сети работают. Периоды же спада и рецессии всегда заканчиваются новым экономическим подъемом.

Но… случилось непредвиденное. Европейцы внутренне надломились. Кризис вышиб их из седла. Даже относительное обнищание погрузило их в пучины пессимизма. Они утратили веру в будущее. Стали бояться за то, как устроятся в этой жизни их дети. Как у них получится. Настроились на то, что с годами будет становиться хуже и хуже.

Но, конечно же, не все. Слава Богу, что не все. Похоже, у человечества осталось еще немножко пороха в пороховнице.

… Тендерхайм ничуть не расстроился, когда жребий пал на него. Управляющие партнеры фирмы заранее договорились распределить между собой дни и подежурить на праздники, чтобы какое-нибудь гнусное предновогоднее ЧП, не дай Бог, не застало никого врасплох. Теперь он мог вволю представлять себе, как другие зачехляют горные лыжи, собираясь в разные уголки французских, швейцарских, итальянских или австрийских Альп, созваниваются с друзьями и выписывают подружек. Ему Новый год предстояло встретить в конторе.

– Ну и пусть, – подбадривал он себя. – Завалиться куда-нибудь с нетерпеливыми красотками, особенно туда, где солнце в избытке, – это, конечно, неплохо. Но банально. Скучно. Заезженно. Горы от меня никуда не уйдут. Даже чайники знают, что там намного приятнее кататься во второй половине февраля или даже попозже, когда световой день длиннее, и снега больше. А вот спрятаться от всех, чтобы тебе никто не докучал, и немножко помедитировать я давно хотел. Все время что-нибудь мешало. То нескончаемые переговоры и доводка проектов. То завихрения на рынке. Теперь же можно будет празднично украсить кабинет, не прислушиваясь ни к чьему мнению. Разжечь камин. Устроиться в удобном кресле, пододвинув к нему складной столик, уставленный всякими напитками и яствами. И поискать решение математической задачи, к которой я давно подбирался.

Тендрик – он предпочитал, чтобы к нему именно так обращались – был не просто симпатягой, зубоскалом, отменным тамадой и заводилой, успешным и рискованным предпринимателем, но и математическим гением. Наверное, даже в первую очередь математическим гением.

Еще учась в университете, Тендрик вместе с близкими друзьями из Альма-матер придумал прикладное применение одному из первых своих открытий. Друзья, хотя это было не так просто, споро все запатентовали, основали стартаповскую компанию и сумели ее раскрутить. С этого все и началось.

Затем последовали десятки других открытий и изобретений. Их империя разрослась. Теперь все смотрели им в рот. Никто не осмеливался вставлять палки в колеса.

Видимо, также потому, что они набили все шишки, какие только могли. В совершенстве овладели искусством внутренней дипломатии и корпоративного лоббизма. Хорошо знали, за какие ниточки дергать, чтобы в коридорах власти все принимали их за своих.

За Тендриком по-прежнему оставалась наука. У него мозги были так устроены. В голове все время крутились разные варианты, формулы и уравнения. Ему нужна была тишина, покой, уединение для того, чтобы все встало на свои места, и родилось что-то такое, о чем никто даже не подозревал. Вот и на Новый год Тендрик рассчитывал немного побыть сам с собой.

Уже какое-то время у него было ощущение, что он подбирается к чему-то действительно важному. Что еще шажок-другой, и придет понимание того, как можно вытаскивать из абсолютного вакуума, в котором ничего нет – ни пылинки, ни частички, бесконечное количество материи и энергии.

По правде сказать, Тендрик бился над этой задачей не один год. Он то подступался к решению, как штангист, примеривающийся к новому весу, то отходил, дожидаясь, пока оно вызреет. Думал. Считал. Прикидывал. Работал над менее амбициозными проектами. Но не отступался.

Ведь открытиям и изобретениям грош цена, если они не помогают делать жизнь человека лучше, достойнее, безопаснее. Для него и его друзей это была не абстрактная максима, а самое настоящее руководство к действию.

Пускай кто-то из них были технарями, а кто-то чистыми менеджерами, они привыкли мыслить глобально. Кусок хлеба их давно уже не заботил. И искусство ради искусства, то бишь, деньги ради денег вызывали у них неприятие.

С самого начала они условились работать во благо. Чтобы их открытия, изобретения, компании, империи помогали людям, а не разделяли их. Позволяли сглаживать неравенство, а не усугубляли его. Подталкивали политиков к тому, чтобы служить народу, а не наживаться за его счет. От своего уговора они ни разу не отступили.

Собравшись где-нибудь в уединенном замке, как когда-то в студенческие годы – в общаге или на кухне, запивая разговоры изысканным «Бордо» и «Риоха» вместо сивухи, они неистово обсуждали все то же самое. Они пытались отыскать разгадку элементарного противоречия.

Технический прогресс неудержим, а достижения в социальной области гораздо более скромные. Вот вроде бы, построили общество всеобщего благоденствия, социально-ориентированную экономику, скандинавскую, британскую, французскую модели. Глобальный кризис сломал их, как капризный ребенок детскую игрушку. Он продемонстрировал их несостоятельность. Теперь шаг за шагом от них приходилось отказываться. Фактически все тяготы кризиса властьпредержащие переложили на средний класс, малоимущих, обездоленных, уязвимые слои населения.

Богатства в мире накоплено море. Денег напечатано – все туалеты обклеить можно. Финансовые аферисты крутят триллионами. А бедность как была, так и осталась. От нее страдают целые континенты. Она стала возвращаться даже в развитые страны.

Казалось бы, те, кто верховодят в мире, достигли высот цивилизации, культуры, демократии. У всех на устах, как мантра – права человека. Борьба с коррупцией. Свобода слова и самовыражения. Равенство. Справедливость. И эти «светочи» раз за разом, преследуя свои сугубо шкурные интересы, грубо, надменно, топорно вмешиваются в хрупкую жизнь других стран. Ломают тонко налаженные экосистемы традиционных отношений.

Они взрывают многоконфессиональный баланс во имя абстрактных догм. Свергают правителей. Меняют политические системы. Унося заодно сотни тысяч жизней. Обрекая людей на голод, нищету, бесправие и вымирание. Лишая права на защиту. Заставляя покидать насиженные места и скитаться вдалеке от могил предков.

Раньше войны порождало массовое перемещение людских масс. Потом – естественное стремление к расширению сферы обитания. Еще позже – территориальная экспансия. Затем – жажда власти. Чувство этнического или национального превосходства. Упоение от эксплуатации других народов.

Но, вроде бы, все это осталось позади. Сейчас и общество другое, и экономика построена на совершенно иных принципах. Во главе финансы плюс интеллектуальная собственность.

Что же, кроме атавизма и идеологической зашоренности, служит причиной кровавых войн, вмешательства и интервенций? Из-за чего разгораются внутренние и международные конфликты?

Тендрик дал себе на эти вопросы вполне однозначный ответ – нефть и природный газ. Вообще энергия. Для всех стран – это маст. Пусть в мировом ВВП их доля приближается к нулю, без них невозможна никакая экономика. Никакая самостоятельность и независимость. Они – кровеносная система мира. Стремление к контролю над ними – вот что движет всеми.

– Значит, чтобы сделать мир справедливым, чтобы избавить его от войн, насилия, ненависти, – думал Тендрик, – по большому счету требуется не так много. Надо дать всем дешевую энергию. Доступную. Без ограничений.

Побочным следствием гипотезы происхождения Вселенной в результате большого взрыва является предположение о том, что управляемая осцилляция вакуума позволяет плавно, не допуская скачков, выделять энергию в любом количестве, которое может потребоваться. Математическое описание процессов у меня уже получилось. Недаром я с десяток лет, с перерывами, на него потратил. И как запечатать их непреодолимыми заклинаниями я тоже нашел.

Теперь надо посмотреть, как должна выглядеть установка, на которой все это мы попробуем реализовать. Сначала сам покумекаю. Как только начнет складываться, поделюсь с остальными. Тогда уже все вместе навалимся. Как все предыдущие разы.

Вот ведь удачно как складывается, что мне подарили тихую новогоднюю ночь, все оборудование, имеющееся в офисных помещениях и лабораториях, и уединение. Извечные верования утверждают, что в новогоднюю ночь госпожа Удача и музы вдохновения спокойно, запросто бродят среди людей. Надеюсь, они и ко мне заглянут на огонек. Милости прошу. Все готово.

На автомате Тендрик принял вахту у подпрыгивающего от нетерпения президента компании. Выслушал его сбивчивые пояснения о том, что ему куда-то еще надо будет заехать за подарками для детей. Проверил коды и рубильники. Сделал учетную запись. И, следуя невесть почему установленному правилу, отправился с обходом по территории.

Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что повсюду в здании свет притушен, хотя приборы показывают максимум, и царит таинственная полутьма. Когда же он увидел далеко перед собой плавно скользящие тени, силуэты которых скрадывало загадочно притушенное освещение, он вообще ущипнул себя за нос, чтобы удостовериться в том, что он не спит, и дернул за волосы. Сильно. Резкая боль убедила его в том, что тени и все остальное ему не мерещатся.

– Ага, – прошептал он про себя, – это становится интересным. Домушники что ли нагрянули? Или кто заблудился между мирами, увлекшись переходами, которые открывает ночь сказок? Или Санта Клаусы, во что я никогда не верил, все-таки существуют? Однако что им здесь делать? К тому же, по преданиям, они предпочитают белые и красные цвета. Да и выглядят несколько иначе.

Ладно, хватит. Шабаш рефлексировать. Авантюрист я или не авантюрист? Последую-ка я за ними. Не полицию же с пожарниками и эмчеэсников вызывать? Засмеют. Скажут, что пить слишком рано начал. Разберусь сам. Слава Богу – не кисейная барышня.

Подражая теням, Тендрик заскользил вслед за ними. Но не сразу. Как по наитию, он взял в гардеробе, где хранилось все и на все случаи жизни, монашескую сутану и влез в нее, чтобы особенно не отличаться от преследуемых. Теперь он сам был вылитая тень.

Какими-то непонятными, неизвестными ему, расплывающимися в воздухе и колеблющимися переходами он вышел в огромный, безбрежный актовый зал. Чтобы такой был в их здании, он не помнил. Зал был полностью заполнен, хотя в двух шагах от него еще оставалось несколько свободных мест.

– Главное – не привлекать к себе внимания, во всяком случае, пока, – сообразил Тендрик и шустро юркнул в одно из них. Устроители встречи, как будто только его и ждали. Сумрачный полусвет в зале совсем погас. Слегка освещенной осталась одна только сцена.

Как завороженный, почти в столбнячном состоянии, Тендрик уставился на нее. Челюсть у него отвисла, но ставить ее на место ему было недосуг. Из-за кулис на сцену выплывали и рассаживались в президиуме все те же тени. Только теперь их можно было разглядеть. Все они походили на фигуры в черных, страшных, изуверских сутанах с глубоко надвинутыми на головы капюшонами, как бы скрывающими лица.

– Ба, так лиц ведь нет, – сделал для себя открытие Тендрик. Оно далось ему намного легче, чем все другие, на которые математический гений потратил немало бессонных ночей и еще большее количество самых обычных дней добросовестного вкалывания. – Точно нет. Под капюшонами пустота. Там вакуум. Мой любимый вакуум, над которым я бьюсь уже целое десятилетие.

Так что, они эманация моего подсознания? Это я их вызвал к жизни? Это через них идут энергетические потоки? Да нет, бред. Уймись. У тебя мания величия. Перед тобой реальность совершенно другого порядка.

Каждая из теней – это смерть. Не олицетворение смерти, а сама смерть. Бабушка смерть. Тетушка смерть. Свояченица смерть. Прабабушка смерть. Прапрабабушка смерть. И все остальные члены клана.

Только не так сердобольно. Ты среди тех, кто косит людей косой десятками. Сотнями. Тысячами. Среди тех, кто топчет жизнь. Обрывает ее. Измывается над ней.

Ты в кругу тех, для кого высшее наслаждение – ставить людей на колени. Особенно самых достойных. Самых даровитых. И измываться над ними. До бесконечности. Ну, и угораздило же тебя.

Пока Тендрик внутренне юродствовал и психопатически приспосабливался к несусветному и невозможному, но действительно происходившему вокруг него и при его участии, тени заполнили президиум. Во главе устроилась Глыба. Гигант. Начальник над смертями, не иначе, – решил для себя Тендрик.

Глыба первой и заговорила:

– Высокочтимые родственники, коллеги, друзья, члены нашего клана! Мне так приятно, так радостно приветствовать вас на нашей ежегодной встрече.

Глупые людишки свято верят, что они празднуют приход нового года. Поздравляют друг друга. Желают нового счастья. Новой любви. Новых свершений.

На самом деле они отмечают нашу с вами встречу. Так мы организовали. Так мы сделали. Еще в незапамятные времена. Так нам тепло и уютно.

Ведь это мы истинные властители жизни. Мы выносим вердикт, как ее оборвать. Когда. На каких условиях. Хвала нам за это.

Но сегодняшнюю нашу сходку я хотел бы посвятить чему-то большему, нежели заслуженное самовосхваление и победные реляции. Из года в год мы уклоняемся от принятия давно назревшего решения.

Мы как бы стоим в стороне, наблюдая за тем, что происходит на этой и других обитаемых планетах. Не вмешиваемся. Даем естественным процессам развиваться так, как им заблагорассудится.

В этом есть свой резон. Такова традиция. Однако мир меняется. И, похоже, к худшему. Уважение традиций – дело хорошее. Но оно не должно мешать холодному рациональному анализу происходящего. А он подсказывает, что пора брать ответственность на себя.

Тем не менее, не будем спешить. Чтобы принять взвешенное сбалансированное решение, предлагаю заслушать сидящих по правую и по левую руку от меня заслуженных лидеров нашего клана. Я попросил их подготовить доклады по материалам изучения последних тенденций.

Мы никуда не спешим. Новогодняя ночь, наша ночь безразмерна. Она может продолжаться сколь угодно долго. Только от нас зависит, когда наступит следующий день, и наступит ли он вообще. И так слово предоставляется главе Восточного ордена. Прошу.

Вы прекрасно знаете, что деловая активность, политическая интрига – все смещается сейчас в этот регион. Поэтому первое слово тому, от кого мы сможем получить информацию из первых рук.

– Уважаемый председатель, коллеги по цеху, друзья! Уже больше десятилетия мы с вами с ужасом наблюдаем за тем, как мир сваливается в крутую спираль девальвации человеческой жизни. Взрывы, убийства, расстрелы стали повседневностью. Сакральный смысл человеческой жизни утерян.

Невесть кто, по любой втемяшившейся ему идее может перерезать горло другому. Раздобыть скорострельный пистолет или автомат и начать расстреливать людей на улице. В школе. На рынке. В супермаркете. Хладнокровно. С улыбочкой. Мурлыкая себе под нос песенку. Как бы для самореализации.

Еще страшнее – может привести в действие самодельное взрывное устройство. Чаще всего, получая извращенное удовлетворение, в местах особенно плотного скопления людей. На вокзалах. В аэропортах. На станциях подземки. В троллейбусах. Самолетах. Да повсюду.

И не только в связи с террористической деятельностью. А и так, в знак протеста. Из-за внутреннего дебилизма. По причине фрустрации. Но, конечно, в первую очередь в контексте терроризма.

Человечество попыталось бороться с этой новой чумой XX – XXI века. Безуспешно. Оно столкнулось с типичной ситуацией зубов дракона. Единый антитеррористический фронт не работает. Террористическая сеть разрастается. Она проникает во все уголки планеты, повсюду находя для себя питательную среду.

Центры подготовки террористов множатся. Как и райские уголки, где они могут припрятать оружие. Отдохнуть. Подлечиться. Сделать себе пластическую операцию. Поменять внешность. Сменить личность. Финансовые потоки текут в их карманы полноводной рекой.

Получается, что люди, вернее, людишки, а то и просто выродки вступают с нами в прямую конкуренцию за право прерывать человеческую жизнь. Только грязно. Беспричинно. Без какого-либо смысла или логики.

И никто из властьпредержащих не в состоянии навести порядок. Даже не стараются. А когда все же что-то предпринимают, то лучше бы они этого не делали.

Человеческая цивилизация идет под откос. Смертные этого как бы не замечают. Им все до лампочки. Апофегизм правит бал. Многим чем хуже – тем лучше.

Так продолжаться больше не может. Нельзя ждать, сложа руки. Кто-то должен принять ответственность на себя. Я закончил.

– Согласен, мэтр. Все это отвратительно. И с каждым годом делается только хуже. А вы что скажете, глава Южного ордена?

– Уважаемый председатель, коллеги по цеху, друзья! Могу нарисовать только еще более мрачную картину. Дела настолько плохи, что руки опускаются. Ощущение, что во времена дикого колониализма и завоеваний было меньше горя, страданий и обездоленных. Богатые страны, внешне, вроде бы, просвещенные, цивилизованные, рефлексирующие, оставляют вымирать целые народы. От голода. Болезней. Кровопролитных междоусобиц.

То тут, то там – откровенный геноцид. Людей вырезают только потому, что они принадлежат к другому племени. Что они другой национальности. Цвета кожи. Происхождения. Вероисповедания.

А остальным, которые со всех трибун визжат о том, как они много делают для развития, и принимают сотнями пустые, ни к чему не обязывающие пафосные резолюции, хоть бы хны. Еще и лапки потирают, прибирая к рукам залежи меди, цинка, редкоземельных. Алчно нацеливаясь на любые месторождения, оказывающиеся в пределах досягаемости.

Мои элементарно не справляются. Каждый день повсеместно умирает столько людей, которым бы еще жить да жить. Которые могли бы сделать так много, сложись все иначе. Все пути в другие миры забиты. Дороги переполнены.

А этим, тутошним, недосуг. Только собой и заняты. Другие их мало волнуют. Я тоже за то, чтобы мы высказались за более активную жизненную позицию. Мириться со столь иезуитским удушением себе подобных, нет никаких сил. Как и с демонстративным сладкоречивым безразличием.

– Глава Западного ордена, вам слово. Может, хоть вы внесете успокоительную нотку в набросанную удручающую партитуру.

– Нет, не внесу. Давайте называть вещи своими именами. Фарисейство и есть фарисейство. Те, кто присвоили себе право учить и судить другие народы, вторгаются в одну страну, вторую, третью, четвертую, и так без конца. Они уверяют, что должны положить предел гуманитарному беспределу. Но только после их вмешательства беспредел и начинается.

Они заверяют, что несут современную продвинутую политическую культуру, орднунг и уважение к человеческой личности. Но именно с их подачи настоящая война всех против всех и начинается. То один, то другой регион ввергаются в социальный, религиозный и черт знает какой хаос. Человеческие жизни утрачивают вообще какую-либо ценность. Мы это знаем лучше, чем кто-либо еще.

При этом они победно бьют себя в грудь, пытаясь убедить всех, что прибегают только к высокоточному оружию. Откровенное передергивание. Но не в этом дело. Надо же смотреть не на то, сколько убили в результате первого удара, а на последствия в целом.

Результат всюду одинаков – в развернувшейся гражданской, межрелигиозной, любой другой войне, спровоцированной благими намерениями в виде первого якобы бескровного удара, гибнут миллионы людей. Кто от пуль и снарядов, кто от бесчеловечных условий существования там, куда они вынуждены убегать. Все это на совести мнимых борцов за свободу и демократию.

Ситуация совершенно нетерпимая. Бесконечное количество человеческих жизней обрывается случайно. Нелогично. Безвременно. Мы ничего не можем с этим поделать. По нашим спискам человек должен прожить долгую складную жизнь, нарожать детей, дождаться внуков, а его, видишь ли, относят к коллеторал дэмэдж. Если этому не поставить предел, все так и будет тянуться бесконечно.

– Позиция предельно понятная. Факты бесспорны. Как говорится, не добавить и не убавить. Но некоторые скептики, наверняка, начнут убеждать нас не вмешиваться, ссылаясь на то, что ничего нового не происходит, что так было всегда и нечего огород городить. Сейчас узнаем, что по этому поводу думает глава Северного ордена. Вам слово.

– Они ошибаются. Очень даже происходит. Вдребезги разбивается, хуже, втаптывается в грязь сам промысел Божий. Ведь в чем состоит суть завещанного. Он разделил мир на жизнь и смерть и придал этому смысл.

Чтобы человек сам мог начертать свое будущее тем, как он выстроит свою бренную жизнь. Если человеку не дают ее прожить, хотя ему изначально уготовано совсем другое, все летит в тартарары.

Согласно промыслу, у человека есть выбор. Он его делает сам. Этим определяется все. Получается, что человека лишают не только жизни. Его лишают самого важного – выбора.

Но и это не все. Стирается грань между жизнью и смертью, превращая наш приход в повседневность. Делая все случайным. Взращенная на Земле цивилизация утрачивает самое главное в человеке – страх перед нашим приходом, стремление все сделать, чтобы его отсрочить и предотвратить.

Несущая опора человека в жизни – страх смерти и одновременно неверие в то, что она наступит. Они формируют его. Они задают высший стандарт поведения. Они пропитывают подсознание.

С их помощью человека защищают от парализующего ужаса перед неминуемым. Сними защиту от понимания бренности существования, поставленную Всевышним в мозгу человека, и ты раздавишь его, растопчешь, испоганишь его душу. Но этим и занимаются нынешние правители Земли.

Еще чуть-чуть и человек окончательно переродится. Он забудет, откуда он пришел и куда идет. Культ человеческой жизни утратит свою ценность. От Бога он почти уже отвернулся.

Мы должны, мы просто обязаны вмешаться, пока не поздно. Пока не все еще потеряно, и человеческая жизнь еще котируется. Пока она по-прежнему имеет хоть какой-либо смысл.

– Ну что ж, пора подводить черту. У земных правителей был шанс. Они им не воспользовались. Мы должны дать человечеству спасение. Путь обозначен. Мы свергнем их и встанем на их место. К осуществлению решения, которое мы с вами сейчас примем, приступим незамедлительно.

Только один маленький технический вопрос – нам нужны прения, или сразу проголосуем? Прошу высказываться. Если слово никто больше не просит…

Однако до голосования дело не дошло. В этот критический момент Тендрик пулей вылетел из своего кресла, подскочил к стоявшему в проходе микрофону и, опережая Смерть, громко заявил:

– Я за прения. Выслушайте меня! – И в гробовой тишине продолжил. – Вы ошибаетесь. Только жизнь может победить смерть. Утвердить жизнь смерти не дано. Таков порядок вещей. Могу подтвердить математическими формулами. Его не изменить.

Разделяю почти все, что вы говорили. Вы не сгущаете краски. Ничуть. Все так и обстоит, как вы доложили. Картина жуткая. Безрадостная. Отвратительная. Жизнь превратилась в коврик на пороге, о который все вытирают ноги. Человек деградировал в ничтожество. В червя, ползающего в пыли.

Но это лишь часть картины. И отнюдь не самая большая. Тех, среди людей, кто видит это, кто борется, кто не готов смириться, много. Очень много. Достаточно много. Уверен, у них получится. Им надо только дать время.

Потому что люди сами должны выстрадать свою судьбу. Они сами должны построить свой дом. Свой мир. Свою жизнь. Никто другой за них это не сделает. В том и состоит промысел Божий.

Если вы возьметесь управлять жизнью, ее отрицание сделается тотальным. Вы установите тиранию смерти. Вы лишите человека выбора. Вы, и никто другой. Вы сделаете сопротивление бессмысленным и бесполезным. Именно этого и нельзя допустить. Дайте нам время. Далеко не все еще потеряно.

– Ошибаемся не мы. Ошибаешься ты, смертный. Но спорить не в наших правилах. Мы никогда и ни с кем не спорим. На то мы и смерть.

Пусть будет по-твоему. Мы даем человечеству отсрочку. Попробуйте еще. Побарахтайтесь. Мы подождем. Нам не привыкать. Ждать не проблема. Если ты не понял, о чем мы здесь говорили, объясню еще раз: мы, напротив, не хотим торопиться, не хотим, чтоб нас торопили. Наше убеждение состоит в том, что все должно делаться вовремя. Так как предначертано.

Но помни. Вы, человечество, у последней черты. Еще чуть-чуть, и вы ее переступите. Тогда вмешиваться будет слишком поздно. Человеческая цивилизация просто исчезнет. И в прошлом она сбоила, вызывая чудовищные природные катаклизмы. Однако тогда удавалось начинать все сначала. Теперь не получится. Ты сам знаешь, как далеко зашла техника уничтожения человеческих жизней.

Успеха тебе. Успеха всем, кто будет с тобой. Успеха всем, кого ты приведешь под свои знамена. Мы знаем, на что ты рассчитываешь. Мы поделимся с тобой своими знаниями. Они уже у тебя в голове. Успеха тебе. И прощай.

Тендрик стоял в пустом зале. Никого вокруг больше не было. Пот катился по его лицу. Рубашка прилипла к спине. Его колотил озноб. Его всего трясло. Но это не имело никакого значения. Он чувствовал, как отовсюду в него вливается сила. Колоссальная. Бесконечная. Бескрайняя. В возможность которой он никогда не верил. О существовании которой даже не подозревал.

В голове у него все встало на свои места. Калейдоскоп цифр, формул, уравнений вдруг обрел предельную четкость. Карусель образов прекратила свое бесконечное движение по кругу.

– Вот оно, решение, – прошептал он, – я его нащупал. Какое оно простое и красивое. Теперь все изменится. Можно созывать остальных.

Спасибо за эту новогоднюю ночь. Спасибо за науку. За то, что пустили. Дали почувствовать, понять и увидеть. Спасибо за помощь. Без вас…

В ответ в мозгу его прошелестело:

– Делай. Дерзай. Твори. Мы тебе доверяем. Мы дарим тебе и иже с тобой еще один шанс. Не упусти.

– Не упущу!

© Н.И.ТНЭЛМ

№1(83), 2014