Дороги единой Европы


«Куда идем мы с Пятачком – большой, большой секрет», – пел голосом Евгения Леонова Винни-Пух в незабвенном советском мультике. Эту же песенку, если бы могли, наверное, пели бы сейчас и руководители Европейского Союза всех уровней, заполняя паузу, возникшую на брюссельской арене после прекращения истерики из-за греческих финансовых проблем. Конечно, проблемы (греческие, а также ирландские, португальские и далее по списку) никуда не делись, разгоравшийся пожар залили обещаниями выделить десятки и сотни миллиардов евро, но страсти успокоились. Удалось отсрочить нарастание кризиса, который вернется в том или ином виде в лучшем случае через 2-3 года. Теперь надо использовать время, чтобы подготовиться к нему, быть во всеоружии или вовсе не допустить взрыва, приняв превентивные меры.

Прежде чем нырять в пучину рассуждений о таких мерах, отделаемся от неизбежного вопроса: а почему, собственно, кризис должен вернуться в Грецию (и далее – по расширяющемуся списку стран)? Механизм прост и предсказуем как смена времени дня.

Возьмем, к примеру, ту же Грецию. Для наведения порядка в государственных финансах Афинам в ближайшие годы придется затянуть пояса, сократить бюджетные расходы, в том числе, социальные, зарплаты служащих, повысить налоги – классический набор мер. Только на таких условиях партнеры и Международный валютный фонд ей будут давать деньги для обслуживания ее госдолга и предотвращения дефолта. Эти шаги постепенно оздоровят правительственные финансы, страна начнет жить по средствам, но одновременно существенно сократится покупательная способность населения, следовательно, внутренний спрос. Прямой результат этого – медленные темпы восстановления национальной экономики. Так, эксперты обещают Элладе три года нулевого роста. Отсутствие роста, в свою очередь, ограничит поступление денег в государственный бюджет, для которого по этой причине с определенного момента снова станет невозможным обслуживание старого госдолга, и все начнется сначала. Иными словами, Афинам прописали лекарство, которое убьет и болезнь, и больного.

На этом простом примере видны две модели выхода из глобального кризиса. Одни предлагают оздоровить государственные финансы, другие – стимулировать экономику с помощью государства, чтобы быстрее выходить из спада. Классическим примером первого подхода стали, например, такие разные страны, как США и Китай. В ЕС на таком курсе настаивает Франция, проводя его практически в одиночестве в Старом Свете. Пример второго подхода – Германия и ее последователи в зоне евро, например, Нидерланды. На недавних досрочных парламентских выборах там впервые на первом месте к финишу пришли либералы, обещавшие избирателям суровые экономические меры. Сторонники этой идеи призывают сосредоточиться, например, на снижении долгового бремени государств. Сегодня каждый новорожденный в ЕС появляется на свет уже с долгом в 21,5 тысячи евро! Общая сумма государственного долга еврозоны плюс Великобритания превышает 9 триллионов евро – 4/5 совокупного ВВП этой группы. Такое долговое бремя тоже убивает конкурентоспособность, перспективы инновационного развития, науку и в целом подрывает экономику Старого Света. Так что в германском подходе тоже есть железная логика.

Но в нынешних дискуссиях о будущем ЕС столкнулись не просто эти два разных подхода. Вопрос стоит о том, достраивать ли недостроенное здание единой валюты или бросить все, как есть? По сути, речь идет о выживании ЕС в нынешнем виде и с нынешними амбициями.

Сейчас в зону евро входят 16 очень разных стран. Эта денежная единица – наднациональная, но ей не управляет столь же наднациональный полномочный орган. Европейский центральный банк (ЕЦБ), по сути, решает только один вопрос – размер банковских учетных ставок. Так захотели немцы при разработке механизма Европейского валютно-экономического союза, позволившего перейти на евро. Любая другая валюта, включая зимбабвийский доллар, опирается на более изощренную систему рычагов, в первую очередь, на бюджетную политику государства и его налоговую систему. У евро этого нет. Страны еврозоны по отдельности определяют свои бюджеты, имеют собственные налоговые системы и пока не хотели отдавать эти свои прерогативы на наднациональный уровень. Отсутствие единой бюджетной и налоговой политики в зоне евро должно было компенсироваться Пактом стабильности, в котором указывались все бюджетные и финансовые показатели, которых должны строго придерживаться страны, перешедшие на единую валюту. Это тоже придумали немцы. Однако именно они вместе с французами стали первыми нарушителями этого документа, еще в 2005 году. Европейским тяжеловесам за это ничего не было: Брюссель и партнеры погрозили пальчиком и удовлетворились обещанием Берлина и Парижа исправиться. Теперь же этот документ вообще не соблюдают: кризис, до этого ли!?

Пока экономика и финансы в зоне евро развивались поступательно, евро укреплялся на фоне намеренного удешевления американского доллара, конструкция единой валюты сбоев не давала. При первом же серьезном кризисе стали очевидными те слабости, про которые говорили последние 10 лет, причем, не только евроскептики по другую сторону Ла-Манша. Разошелся идеал с реалиями. Вот как простыми словами описал положение один из ветеранов европейской политики президент Италии Джорджо Наполитано, объясняя непонятные тонкости кризиса евро обозревателю заокеанской газеты «Вашингтон пост» Дэвиду Игнатиусу. «Мы получили яркую демонстрацию суровых последствий отсутствия консолидированной политики», – сказал глава итальянского государства. В результате кризиса европейцы должны все же смириться с тем, что ЕС «предполагает частичную передачу национального суверенитета». Нынешняя половинчатая интеграция, по его мнению, недостаточна для поддержания единой валюты.

Итак, Европа должна сделать решительный шаг к наднациональности в критически важной для каждого национального правительства сфере – бюджете и налогах. Или не сделать? А что тогда будет с евро? Или сделать? А как быть с Грецией (и далее по списку)? Это – первая группа вопросов, которые предстоит решать. Здесь замешаны политика и финансы.

Но есть и вторая группа вопросов, более, скажем, стратегическая, геополитическая. Центральная фигура здесь – Германия. С 1950-х годов, когда только создавались первые общеевропейские структуры, развившиеся к настоящему времени в ЕС, ФРГ всегда демонстрировала европейское рвение, как бы откупаясь от грехов тевтонского национализма, способствовавшего началу двух мировых войн в ХХ веке. В паре с бывшим врагом – Францией, она была мотором европейского строительства: французские идеи, германский кошелек… В начале нынешнего столетия объединившаяся Германия постепенно эмансипировалась от послевоенного комплекса вины, становясь все более самостоятельной. Это означает, в том числе, что именно в Берлине должны определяться контуры и условия европейской интеграции, именно Германия оказалась в центре ЕС даже с географической точки зрения. По образному выражению испанской газеты «Паис», раньше речь шла о более европейской Германии, а теперь Европа должна становиться более германской, во всяком случае, в экономической области. Брюссельский корреспондент лондонской «Гардиан» цитирует неназванное должностное лицо из Германии, сказавшее в частной беседе: «Если Германия платит, то Германия и принимает решения».

Нельзя забывать и о естественном рефлексе немцев, когда речь заходит о денежной единице. Все послевоенные десятилетия на первом месте для них стоял вопрос о недопустимости инфляции, следовательно, о прочности своей валюты. Они помнили 1920-е годы, когда финансовые вольности обернулись потерей контроля над маркой, высокими темпами обесценения денег, последствия которых в социально-экономической области способствовали победе национал-социализма со всеми известными результатами. Поэтому теперь прочность валюты (уже единого евро) для политической элиты Германии и значительной части населения страны – что священный бык Апис для древних египтян. Это тоже способствует неуступчивости немцев в валютных вопросах, ее желанию навязать партнерам по евро свою модель, свое видение валютной стратегии.

Пока Германия не сдала экзамен на лидерство в ЕС. Все едины в том, что сейчас Берлин в Союзе одинок как никогда. Греческий кризис предоставлял канцлеру Ангеле Меркель шанс, который выпадает мало кому из политиков: проявить лидерство в критический момент. Она его не использовала. Но стратегическая конфигурация будущих решений на уровне ЕС не изменилась. От действий Берлина будет зависеть очень многое, если не все. Какой будет общая стратегия выхода из кризиса? Германское правительство демонстративно объявило свой выбор, провозгласив меры жесткой экономии. Ради этого канцлер даже перенесла запланированную встречу с французским президентом!

Шаг не имел прецедента. Но смогут ли немцы бесконечно закручивать бюджетные гайки, побуждая к тому и партнеров по ЕС? Если из-за этого темпы выхода из кризиса в зоне евро замедлятся еще больше, то Германия тоже пострадает: больше половины ее экспорта, станового хребта экономики страны, идет именно в эти страны, а у них упадет спрос! От единой европейской валюты больше других выиграла Германия как главный экспортер в ЕС, перестав терять в торговле внутри еврозоны десятки миллиардов на одних обменных операциях! Значит, Берлину все же придется пойти на послабления в бюджетном ригоризме? Или нет?

Можно говорить еще и про проблемы европейской банковской системы и про множество других серьезных проблем. Как они будут решены, не ясно: брюссельские Винни-Пух и Пятачок не скажут, куда они пойдут. Пока не скажут. Или вообще не скажут в условиях отсутствия политического лидерства в Старом Свете? Но это – совсем другая история…

Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ