Победное шествие по наклонной плоскости


Октябрь был богат на политические события первой величины. События знаковые. Глобальные. ВОЗ с восторгом отрапортовал, что крупнейшая страна Африки – Нигерия справилась с эпидемией геморрагической лихорадки Эбола. Международная коалиция, противостоящая (правда в обход СБ ООН) эпидемии совсем другого рода – Исламскому Государству, пополнилась новыми государствами. Они присоединились кто к нанесению ударов по позициям боевиков, продолжающимся уже с 8 августа[1], кто к поставкам вооружений иракскому правительству или курдам, кто к подготовке регулярных воинских формирований. На этом фоне усилилось давление на Турцию отказаться от проведения разнонаправленной линии в отношении конфликта – занятая ею неоднозначная позиция породила массу кривотолков[2].

Продолжились акции гражданского неповиновения в Гонконге, направленные по сути против властей континентального Китая. По времени они совпали с некоторым, хотя и весьма скромным замедлением стремительного роста китайской экономики. По всей видимости, не случайно: темпы роста опустились ниже знаковых 8%, необходимых Поднебесной, по общему признанию, для обеспечения политической и социальной стабильности. Размах акций и упорство, с которым они проводятся, немедленно стали подаваться мировыми СМИ как прямое предупреждение континентальному Китаю, свидетельство того, что он, похоже, не такой неуязвимый. В противовес сообщениям о том, что экономическое могущество в мире ускользает из рук Запада. Что Китай стал крупнейшей экономикой планеты и нетто-экспортером капитала: за первые девять месяцев 2014 года объем его прямых иностранных инвестиций подскочил на 21,6% и превысил только за этот период 75 млрд долл.[3] Что стоимость его активов увеличивается беспрецедентными темпами[4].

Прошли многочисленные заседания структур Европейского Союза на всех уровнях, включая высший, дополненные неформальными встречами и обсуждениями. Был утвержден амбициозный план борьбы с изменениями климата и скоординированных действий в области энергетики на период до 2030 года[5]. Однако применительно к главным на сейчас вопросам далее констатации того, что в проводимую интеграционным объединением внутреннюю и внешнюю политику необходимо внести давно назревшие коррективы, они не пошли. Хотя спекуляций было тоже очень много.

И тем не менее, с 1 ноября Европейский Союз, как ожидается, начнет проводить более последовательную и рациональную политику, постепенно отходя от слепого следования прежним догмам. Первый шаг в этом направлении он уже сделал, притворившись, что удовлетворен обещаниями Италии и Франции предпринять серьезные усилия, направленные на дополнительное сокращение расходных статей бюджетов, прекрасно понимая, тем не менее, что ведущие государства-члены объединения все равно не будут с благоговением относиться к его «святой корове» – Пакту стабильности и развития, отказываются, закрыв глаза, строго следовать его предписаниям[6] и рассматривают найденный компромисс как откровенную уступку со стороны Брюсселя[7]. Длительный период неопределенности в функционировании его властных органов завершился. Голосами 423 депутатов из 699 голосовавших Европарламент утвердил новый состав Европейской Комиссии под председательством тяжеловеса европейской политики, на протяжении 18 лет возглавлявшего правительство Люксембурга, Ж.-К.Юнкера. Официальное решение о назначении принял Европейский Совет. Лето ушло на ее формирование. Месяц европарламентарии «допрашивали» кандидатов. Теперь Европейская Комиссия нового состава сможет приняться за дело. Как акцентируется в многочисленных комментариях, она будет пользоваться несколько большим политическим влиянием, нежели ее предшественница. Стремиться проводить самостоятельную линию. Строить свою деятельность, исходя из стратегических ориентиров, а не быстро меняющейся конъюнктуры[8].

Европейский центральный банк обнародовал с нетерпением ожидавшиеся результаты стресс-тестов крупнейших банковских учреждений еврозоны[9]. На их подготовку и проведение ушел почти целый год. К работе, ведшейся под покровом тайны, были дополнительно привлечены шесть тысяч специалистов[10]. Израсходованы многие миллионы евро. Практически никто не сомневался в том, что ЕЦБ с их помощью постарается укрепить доверие к банковской системе ЕС и нарождающемуся банковскому союзу и развернуть мировые финансовые потоки обратно в Европу[11]. Даст благостную картинку того, насколько они укрепились за последнее время. Объявит о том, что подавляющее число из 130 обследованных банков, после того как произошла их докапитализация, и они избавились от непрофильных активов, соответствуют самым жестким критериям и, в случае чего, выдержат многолетнее падение ВВП региона, резкое снижение цен на жилье, рост безработицы, инфляцию и т.д. Убедит их тем самым, что пора заканчивать заниматься своими внутренними проблемами и приступать к массированному кредитованию экономики. ЕЦБ в основном не обманул ожиданий[12]. Он провел стресс-тесты максимально придирчиво (не как в 2011 году, когда некоторые из проверенных им банков вскоре разорились и вынуждены были обращаться за государственной и международной помощью[13], что еще больше подорвало доверие в еврозоне и к еврозоне[14]) и представил доказательства того, что по большому счету с крупнейшими банками еврозоны все обстоит более-менее благополучно (за исключением, может быть, итальянских[15]), и на них можно рассчитывать, а замечания, сделанные 25-и из них, сравнительно легко будет устранить[16]. Тем не менее, царящий скепсис по поводу экономики ЕС ему развеять все равно не удалось[17]. Общий вывод – «полностью проблемы банковского сектора стресс-тесты не решают». В еще меньшей степени – экономики в целом[18]. И биржи в итоге отреагировали на его доклад откатом[19]. И профессионалы рынка, проанализировав конкретные цифры, приведенные в нем, сразу указали, что на их основе, в зависимости от социального заказа, можно сделать самые разные[20], в том числе разнонаправленные выводы: «стакан наполовину пуст или наполовину полон»[21]. Некоторые из них вообще отшутились, указав, что стресс-тесты были полезны только тем, «что вытащили на свет божий скелеты, хранившиеся в шкафу» и показали, что их не стоит так уж сильно бояться[22]. Влияние подобной акции на то, что скудный ручеек кредитования вдруг превратится в полноводный поток, скорее, «ограниченное»[23].

Состоялся саммит АСЕМ – крупнейшего межрегионального форума, объединяющего страны Европейского Союза, Восточной и Юго-Восточной Азии, участниками которого являются также Россия, Австралия и Новая Зеландия. Его повестка была очень важной, насыщенной и злободневной. Тем не менее, прозвучавшие на нем идеи и предложения оказались в тени двусторонних встреч президентов России и Украины В.В.Путина и П.А.Порошенко, организованных на полях форума, и их же встреч с участием лидеров основных держав Евросоюза. Прорыва на них не произошло. Вместе с тем они стали еще одним этапом на пути деэскалации конфликта на Украине и вокруг нее, в которой Европа нуждается все больше и больше – тяжелейшие последствия войны санкций начали ощущать на себе уже не только Россия и ЕС, прежде всего Германия и Италия, но и вся мировая экономика. Следующим – парламентские выборы на Украине 26 октября. Несмотря ни на что, понимая их ущербность – они не смогли обеспечить представительство различных групп населения[24], все мировые игроки, вслед за мировыми СМИ, поспешили признать их состоявшимися, достоверными, отражающими «потребность в стабильности и единстве» и открывающими путь в цивилизованное будущее[25]. Правда, лишь немногие акцентировали, что под цивилизованным будущим надо понимать также и то, что жизнь не позволит ни Украине, ни ЕС «повернуться спиной к России»[26].

Возобновились было замороженные консультации между Москвой и Вашингтоном по наиболее принципиальным вопросам мировой политики. Предложение Дж.Керри о проведении встречи на уровне глав внешнеполитических ведомств, состоявшейся в Париже, С.В.Лавров объяснил «пониманием нашими партнерами (как минимум в Госдепартаменте) ненормальности ситуации, когда мы подвергаем рискам многие направления сотрудничества, очень важные не только для России и США, но и для всего человечества»[27]. В комментариях по их поводу прозвучало даже предположение о возможности перезагрузки-2. Однако из Кремля совершенно определенно прозвучало, что она, будучи безусловно необходимой, возможна только после полного снятия санкций.

Казалось бы, любое из этих событий заслуживает того, чтобы назвать его главным. Центральным. В какой-то степени – переломным. Ничего подобного. Нет и еще раз нет. По своей значимости и последствиям они не идут ни в какое сравнение с, похоже, действительно поворотным событием – паникой на мировых биржах, случившейся в середине месяца. Маленькой. Скромной. Но все же паникой, когда инвесторы не знали, что им делать со своими вложениями, и готовы были уносить ноги[28]. Доверие всех ко всем и к мировой экономике, в частности, не говоря уже о периферийных экономиках ЕС, рухнуло, как если бы его никогда и не было. «Новый крах», если судить по восторжествовавшим настроениям, казалось, подобрался к самому порогу[29]. Драматическое действо продолжалось ровно неделю с 13 по 17 октября включительно. Как описывали его в СМИ, рынки напугала тень надвигающегося нового глобального финансового кризиса. Страхи по большей части были порождены плохими показателями еврозоны, ЕС и мира в целом и смятением, вызванным перспективой остановки поступления свежих денег из Федеральной резервной системы, к которым все так привыкли[30]. По разным подсчетам американцы вместе с японцами и европейцами, в смысле их центральные банки, влили в мировую финансовую систему от 7 до 10 трлн долл.[31] Особенно той неопределенностью, которая усугубляется трудно предсказуемыми, но очевидно негативными последствиями объективно необходимых решений ФРС по отказу от продолжения мягкой монетарной политики, последствиями глобального масштаба, тем ударом, который они могут нанести как по собственной экономики США, так и, прежде всего по быстро растущим рынкам[32] и хозяйственному комплексу Европы[33], когда базовая учетная ставка, о чем никто не знает наверняка, хотя «счетчик и включен», начнет повышаться[34]. Инвесторы побежали из периферии ЕС – Греции, Италии, Испании и Португалии, а также с быстро развивающихся рынков. Спреды в паре греческие и немецкие облигации подскочили с 464 базовых пунктов, на которых они находились 5 сентября, до 816 пунктов к 16 октября[35]. То есть достигли значений, регистрировавшихся на пике кризиса еврозоны, когда планка заимствований на открытом финансовом рынке поднялась для Греции до запретительного уровня[36]. По прогнозам от декабря 2013 показатель S&P 500 должен был к концу 2014 года составить 1925 пунктов. От июня 2014 года – 2000 и от 5 сентября – 2033 пункта. За наделю все переменилось. Даже после отскока вверх к 18 октября он опустился ниже 1900 пунктов[37].

Паника прошла очень быстро. Настолько быстро, что на по-настоящему радикальные шаги никто пойти не успел. Упавшие было очень сильно индексы быстро отскочили обратно. В том числе даже в Греции, по-прежнему остающейся «больным человеком Европы»[38]. Кровоточащих рубцов на сердце мировой экономики она на оставила. Вскоре инвесторы вновь поспешили достать в сердцах брошенные ими столь желанные и успокоительные «розовые очки и водрузить их себе на нос» – курс акций снова уверенно пошел вверх[39]. Но многочисленные игроки рынка, лидеры и знатоки финансовых тонкостей почувствовали, «по ком звонит колокол». Их потрясла скорость, с которой происходило падение индексов. Поразила стремительность, с которой все посыпалось[40]. Насторожило предположение о том, что курсы акций и всего остального сильно переоценены[41]. Заставили задуматься суждения о том, что большая часть безумных дешевых денег, выброшенных на рынок, была потрачена непроизводительно – на скупку своих собственных ценных бумаг и концентрацию капитала[42]. Смутило ощущение «дежавю» – того, что мир или, по крайней мере Европа, возвращаются к ситуации пятилетней давности[43]. Они поняли: мировая финансовая система «получила желтую карточку». Прозвучал предупредительный свисток, в значении которого невозможно ошибиться.

Все остальное случившаяся паника отодвинула не просто на второй или задний, а на пятый, десятый, двадцатый план. Мгновенное бегство капиталов, падение всех индексов, распродажа акций, перезакладка в казначейские билеты маленькой кучки наиболее надежных стран, стремительное падение цен на нефть и их частичное восстановление тряханули планету почище любого самого разрушительного природного землетрясения или техногенной катастрофы. Главное – для всех случившаяся сумятица на рынках оказалось полной неожиданностью[44]. Ее не ждали. Во всяком случае сейчас. Все произошло как бы на ровном месте: вчера было нормально, а сегодня вдруг стало плохо. Совершенно по Михаилу Михайловичу Жванецкому: «Как будто все об одном и том же подумали». И очень похоже, поскольку все причины, вызвавшие панику, хорошо и до боли известны. Абсолютно ничего нового в новостном ряду не появилось.

Соответственно паника наглядно показала, как все будет. Продемонстрировала обоснованность всех тех простых и достаточно очевидных истин, растолковывавшихся последнее время всем желающим – имеющие уши да услышат, имеющие глаза да увидят, имеющие голову на плечах да примут меры предосторожности – ведущими обозревателями и экономистами планеты. Они сводятся к следующему.

Первое. Колоссальный, циклопический мир финансов со всеми своими бесконечными производными ценными бумагами и возможностью плодить стоимости, за которыми ничего не стоит, зиждется на песке. Он давно и бесповоротно оторвался от реальной экономики. Превышает ее на несколько порядков. Абсолютно не учитывает, что в ней, в этой реальной экономике происходит. Поэтому крайне неустойчив. Ненадежен. Несбалансирован. Не по чьему-то злому умыслу. А по самой своей природе. В силу присущих ему качеств. Царящих в нем законов, не поддающихся жесткому человеческому контролю. Из-за доминирования в нем спекулятивного капитала.

По своей сути он огромный мыльный пузырь. Специфика мыльных пузырей в том, что они всегда лопаются. Неизбежно. Неотвратимо. Это лишь вопрос времени. Не известно только, когда. С какой силой. И что послужит спусковым крючком очередного коллапса.

Второе. Денежная масса, находящаяся в обороте, точно так же давно и бесповоротно оторвалась от фактических объемов производства и предоставления услуг. С ними не связана. На несколько порядков превышает создаваемую человечеством совокупную потребительскую стоимость. То что последние годы, прежде всего США, Япония и Великобритания, но и все другие игроки рынка, обладающие конвертируемой валютой, а также Китай накачивали деньгами мировую экономику, может иметь позитивный эффект только в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Печатный станок, перекредитование, мало или ничем не обеспеченное заимствование, вбрасывание денег под видом скупки долговых обязательств или других ценных бумаг, выпуск заведомо невозвратных долговых обязательств, скупаемых, поскольку спрос намного превышает предложение, под честное слово, которое ничем, кроме благого пожелания, не является, служат великолепным стимулом. Он помогает изменить конъюнктуру. Решить текущие проблемы. Купировать кризис. Выдернуть страну или группу стран из рецессии. Временно ускорить экономический рост.

Но это всегда допинг. Он подрывает здоровье. Принимается или дается в интересах получения односторонних выгод и преимуществ. Чтобы обмануть и обыграть партнеров-соперников. Объегорить их, что абсолютно безответственно. Он вредит мировой экономике. Наносит ей колоссальный скрытый урон, который впоследствии обязательно даст о себе знать. Усугубляет заталкиваемую вглубь болезнь, которая рано или поздно проявится. И с тем большей силой, чем дольше применяется столь опасное лечение. Ведь допинг на самом деле никаким лекарством не является. Прямо наоборот. Накачивающийся им, в конце концов, доводит себя (или других) до инфаркта. Остановки сердца. Паралича. Тут двух мнений быть не может.

Ведь что происходит. Экономика захлебывается дешевыми деньгами. Тем не менее, кредитование реального сектора падает. Напротив, стоимость акций стремительно повышается. «Мусорные» долговые обязательства раскупаются как якобы ценный и надежный продукт. Значит, идет чистой воды спекулятивная игра на рынке. Она чревата вполне предсказуемыми последствиями. Акции скупаются для перепродажи. Последующей перепродажи. Новой перепродажи и т.д. В условиях создаваемого ажиотажа на рынке, имитирующего неудовлетворенный спрос. Благодаря этому деньги делаются из воздуха. Его становится все больше. Пузырь разрастается. Но в какой-то момент воздух из него выходит. Не может не выйти. Только с диким оглушительным хлопком.

Третье. Потрясающее ралли на американском фондовом рынке – общий тренд к повышению стоимости акций и других ценных бумаг, продолжающиеся на протяжении уже многих месяцев, не имеют под собой по-настоящему фундаментальных оснований. Они подпитываются верой в то, что американский доллар является надежным убежищем, а экономика США восстановилась. Начался подъем. ВВП растет. Безработица падает и т.д. За период с марта 2011 года по настоящее время в Штатах курс акций 500 крупнейших компаний вырос на 80%. Курс Евростокса – на 40%[45].

При этом, как и во всех других случаях, связанных с теологией, вере нет никакого дела до реальных фактов. Она абстрагируется от того, что производительность труда в США на самом деле не растет, а падает. Что политический механизм США работает с перебоями. Неопределенность по всем направлениям усиливается. Что будет дальше, никто не знает. Авантюристический внешнеполитический курс неоконов, от которого было открестилась Администрация демократов, с ее интервенционистской моделью поведения снова в ходу.

Сланцевая революция является в большей степени политическим продуктом, нежели экономическим и технологическим – большинство из 10 тыс. американских компаний, занимающихся добычей сланцевого газа и нефти, финансово несостоятельны. Они наносят страшный ущерб окружающей среде. Утверждения, что сланцевые технологии относятся к числу чистых и экологичных – вранье чистой воды. Это общеизвестно[46]. Они живут в долг. Вынуждены постоянно вкладывать новые и новые средства для поддержания добычи, а для этого заимствовать на открытом финансовом рынке[47]. Полностью зависят от динамики мировых цен на углеводороды, а соответственно от доверия к ним инвесторов – при цене ниже 90 долл. за барриль от 30 до 60% из них вынуждены тратить больше, чем они зарабатывают[48]. Ужесточение монетарной политики и повышение учетной ставки, не исключено, приведут к их банкротству. Данные о возможных запасах сланцевых углеводородов намеренно преувеличиваются.

Мировая экономика замедляется. Повсюду в мире, будь то в странах ОЭСР, ЕС, быстро растущих экономиках, дела не блестящи. Общее ухудшение экономической конъюнктуры, вполне вероятно, может сказаться и на США. Глобальные риски в связи с расширением дуги нестабильности от Атлантики до Тихого океана зашкаливают. Таким образом, движущей силой повышательного тренда по большому счету оказывается лишь ожидание того, что он и дальше будет повышаться. Дешевые деньги – не более чем условие.

Однако механизм, слагаемыми которого выступают лишь доверие, апофигизм (нежелание считаться с фактами) и ожидание новых спекулятивных барышей, является крайне ненадежным. Он может дать сбой в любой момент. Доверие – это такой капитал, который испаряется мгновенно. Насколько быстро – показала паника середины месяца. И тогда простая коррекция превращается в снежную лавину, сход которой сметает все на своем пути, как это было во времена Большой депрессии прошлого века или глобального кризиса 2007-2008 годов. Причем чем дольше продолжается мало чем обоснованное ралли, тем глубже может получиться откат.

Четвертое. Кризис, переживаемый ЕС, т.е. наиболее емким в мире потребительским рынком, никуда не делся. Изменилась его природа. Ранее под угрозой находилось само существование евро и еврозоны. Евросоюз с ней справился. Как, какой ценой, насколько эффективно – другой вопрос, но справился. Теперь ЕС столкнулся с другой угрозой, совсем другой, хотя и связанной с предыдущей, порожденной ею, – с угрозой долговременной стагнации. Случившаяся паника не означает возвращения во времена кризиса суверенной задолженности, считают авторы «Файнэншл Таймс»[49]. Стоимость заимствований для периферийных стран ЕС подскочила не так сильно. Исключение составила только Греция. Тот кризис остался в прошлом. Он уже не повторится. Паника объясняется иными факторами. Рыночные игроки, наконец-то, выдернули страусиную голову из песка. Под влиянием момента они осознали, что в еврозоне и ЕС в целом дела обстоят по-настоящему плохо. Что они ошибались, надеясь на окончательную стабилизацию ситуации в регионе[50]. Негативный сценарий развития региона – не такая уж дикая утопия. Весьма вероятно, что не какая-то отдельная страна или группа стран, а все интеграционное объединение скатывается в депрессию с крайне низким уровнем инфляции. Она может продолжаться и десять, и двадцать лет.

Но и более оптимистический сценарий развития событий обескураживает. Страны региона попали в западню высокой безработицы, падения жизненного уровня, обнищания обездоленных слоев населения, замораживания заработной платы, деградации качества предоставляемых общественных услуг, ограничения бюджетных возможностей подпитывать экономику, высоких непроизводительных затрат на обслуживание долгов, которые никуда не денутся. «Пять стран еврозоны – Финляндия, Греция, Италия, Португалия и Испания – сейчас имеют меньшую по объему экономику, чем в 2010 году»[51]. Как выяснилось, из 254 боевых самолетов, находящихся на вооружении Люфтваффе, меньшинство исправны. Более половины – 150 не в состоянии даже подняться в воздух. Это ярчайшая иллюстрация к общему состоянию европейской экономики[52].

Причем похоже, что стагнации не удастся избежать никому. Великобритания теоретически могла бы выкарабкаться. У нее дела идут получше, чем у других. Тем не менее, скорее всего, и она не устоит. Задыхающаяся континентальная Европа потащит ее за собой. Однако хуже всего придется новичкам ЕС, странам Восточной Европы. Они окажутся под двойным прессом еврозоны и России, одновременно переживающим большие трудности.

Спасти ситуацию мог бы мощный приток инвестиций. Однако трагедия как раз и заключается в том, что на них рассчитывать не приходится. Вкладываясь в акции европейских компаний, европейские ценные бумаги, суверенные долговые обязательства, инвесторы рассчитывали на подъем экономики. Они исходили из того, что восстановится тренд, характерный для докризисного периода – экономика будет расти более-менее уверенными темпами, производительность труда пойдет вверх, спрос будет увеличиваться и т.д. Прозрение в любой момент может обрушить рынки. Выясняется, что все эти ожидания напрасны. По объему экономика региона лишь приблизилась к уровню 2007 года. Надежными являются только германские бонды. Все остальные суверенные долговые обязательства слишком рискованные. А ведь только ожидания подхлестывали биржевые рынки.

К тому же и инвестировать по большому счету не во что. Акции европейских компаний переоценены. От них, если разобраться, надо избавляться. Но без потерь не получится, поскольку никто не захочет их покупать по установившейся высокой цене. Это сложнейшая проблема, с которой уже столкнулись хедж-фонды, пенсионные фонды и другие крупнейшие институциональные инвесторы, предупреждает рупор финансовых кругов Великобритании[53]. Суверенные долговые обязательства большинства стран ненадежны. На это можно было спокойно закрывать глаза раньше, когда все тешили себя иллюзиями, но не сейчас. Вкладывать деньги в реальный сектор экономики тоже бессмысленно, поскольку в таких условиях спрос расти не будет. Ему просто неоткуда взяться. А значит и на прибыль рассчитывать не приходится. Какой же смысл вкладывать деньги в то, что по определению не будет приносить прибыль.

Выходом из создавшегося положения мог бы стать решительный рывок к созданию политического союза. Тогда глубочайшие противоречия между государствами-членами ЕС, связанные с разным уровнем экономического развития и нахождением в разных фазах экономического цикла, частично утратили бы свое значение. Пока же одним странам выгоден высокий курс евро. Других он губит. Одни стеной за политику жесткой экономии и бюджетную дисциплину. Другие всячески ухищряются послать их подальше. Одни за отказ от субсидирования отдельных отраслей промышленности, сферы услуг и сельского хозяйства. Другие цепляются за него изо всех сил.

Формирование подлинного политического союза позволило бы разрубить Гордиев узел. Тогда сделались бы вполне реальными и обобществление долгов, и выпуск общих бондов, что открыло бы путь к наиболее рациональному решению проблемы погашения долговых обязательств и наращивания инвестиций. Тогда и придумываемый сейчас банковский союз действительно стал бы банковским союзом, а не его подобием. Но все это фантазии чистой воды. Ни на какой политический союз подобного типа государства-члены в обозримом будущем не пойдут. Это исключено. Можно было бы попробовать добиться «обобществления рисков и ответственности» и без политического союза, как предлагает та же «Файнэншл Таймс, поскольку иначе «смысл единой валюты утрачивается», но и на такой вариант развития событий рассчитывать не приходится[54].

Значит, полагают эксперты «Файнэншл Таймс», в розыгрыше остаются сценарии долговременной депрессии или даже самоликвидации зоны евро. Причем, указывают они, нельзя полностью исключить и сценарий, при котором депрессия повлечет за собой развал еврозоны[55]. Настораживает, что это не единичное предостережение. Примерно такое же можно прочитать в последнем выпуске журнала «Экономист». В нем утверждается: «По мере того как повсюду, от Италии до Греции, долговое время будет становиться все более тяжелым, инвесторов это начнет отпугивать все сильнее, позиции популистских политиков продолжат укрепляться и, скорее, раньше, чем позже, евро обанкротится»[56].

Хотелось бы только оговориться, что иногда посыпание головы пеплом перед лицом трудностей, с которыми столкнулся ЕС, со стороны еврооптимистов и федералистов приобретает совсем уже запредельный характер. Так, известнейший писатель и журналист, автор нашумевшей книги «Французы, могильщики евро» Арно Лепарментье на страницах французской газеты «Монд» обращается к читателям с призывом не допустить самоудушения Европы. По его мнению, нынешний кризис региона намного опаснее даже, чем кризис евро, который ЕС удалось преодолеть. Тот, дескать был «более острым», нынешний, зато, «намного серьезнее». Объясняется это тем, что раньше опасность исходила от периферийных стран ЕС. Теперь — от трех крупнейших держав: Великобритании, Германии и Франции. (Писал об этом раньше, давая, правда, происходящему принципиально другое объяснение.) Великобритании – «в силу присущего ей эгоизма». Германии – из-за того, что она готова принести в жертву абсолютно все ради абстрактного следования букве закона. Франции – по причине полной неспособности к реформам и оздоровлению своих финансов и готовности решать сугубо экономические проблемы исключительно политическими методами, зашедшей настолько далеко, что речь идет уже «не о том, что Франция покинет евро, как этого желает Марин Ле Пен, а о том, что евро покинет Францию»[57]. Нет никаких оснований столь безудержно перегибать палку. Не лишне напомнить, что, вопреки всем тяготам и лишениям, за годы кризиса европейцы стали богаче. Причем намного. В 2007 году на счетах граждан ЕС, включая разные типы активов, лежало 54 трлн. 500 млрд евро, подсчитал частный швейцарский банк «Юлиус Баер», в 2013 году им принадлежало уже 56 трлн. евро. Причем две трети накоплений приходились на долю четырех грандов ЕС. На долю Германии – 13 трлн., Великобритании – 9,6 трлн., Франции – 9,5 трлн. и Италии – 8,3 трлн. евро. В общем-то не такая хилая «подушка безопасности», она же «заначка на черный день»[58].

Пятое. Никакого экономического роста, который мог бы послужить заслоном от нового глобального кризиса, без расширения спроса быть не может. Лидеры Европейского Союза и государств-членов попытались идти против очевидного, пережали с политикой жесткой экономии и поплатились за это. Сейчас подход к политике жесткой экономии стал гораздо более гибким и уклончивым. Но все равно мантра о необходимости структурных реформ и бюджетной консолидации как обязательного условия, соблюдение которого подготавливает экономический рост, раздается со всех амвонов.

Однако абстрактные схемы – это одно, а реальная жизнь – совсем другое. Структурные реформы важны. По всей видимости, они даже необходимы. Но сами по себе они генерировать спрос не могут. Коли так, эксклюзивная ставка на них как на панацею от всех бед является ошибочной. Она лишь отвлекает от решения главной задачи, указывают, основываясь на изучении уроков экономического кризиса, большая часть неангажированных специалистов, – стимулирования спроса. Мешает нахождению оптимального алгоритма действий[59].

Ядром структурных реформ считается либерализация рынка труда. Раньше ее навязывали периферии ЕС. Теперь от Франции и Италии требуют, чтобы они повторили «подвиг» Германии и ввели у себя те же меры, что и Германия в период с 2003 по 2005 годы. В какой-то степени в специфических условиях Германии они сработали. Дали ожидаемый эффект. Безработица здесь немного ниже, чем где-либо еще.

Но у этого успеха есть и оборотная сторона медали. За период с второго семестра 2004 по второй семестр 2014 года показатель агрегированного спроса в стране вырос на 11,2%. В пересчете на год получается 1% роста[60]. Прямо скажем, не густо. Следовательно, комбинация либерализации рынка труда с замораживанием заработной платы дает не так много.

Казалось бы, она должна стимулировать инвестиции. Но и здесь концы с концами не сходятся. На протяжении уже многих лет в связи с тем, что Германия оказалась подготовленной к глобальному кризису немного лучше других, Берлин наращивает гигантский профицит внешнеторгового баланса и текущих операций. Немецкие компании тоже купаются в деньгах. Германия вообще как пылесос высасывает финансовые средства из своих партнеров по ЕС.

Парадокс, однако, заключается в том, что крупнейшая экономика еврозоны и немецкий бизнес тратят гораздо меньше, чем они зарабатывают. Деньги уходят куда угодно, только не в производственные и инфраструктурные инвестиции у себя на родине, которые могли бы стимулировать спрос. В результате из-за минимальной процентной ставки депозиты почти ничего не приносят. Это только по стресс-тестам ЕЦБ у крупнейших немецких банков все более-менее, и они вполне уверенно себя чувствуют. Если проанализировать данные, опубликованные ЕЦБ более дотошным образом, что международные эксперты, естественно, не преминули сделать, выяснится, что они не в состоянии кредитовать экономику[61]. Лучшее понимание складывающейся ситуации, обеспечиваемое стресс-тестами, само по себе ее не изменит, констатирует «Файнэншл Таймс»[62]. Даже крупнейший немецкий банк, которым по праву является «Дойче Банк», чувствует себя в этом отношении далеко не блестяще[63]. Немецкие банки переоценивают стоимость финансовых инструментов, находящихся в их собственности, и выданных ими займов. Как свидетельствуют другие, в частности независимые, исследования, еле сводят концы с концами: генерируемая ими прибыль слишком мала. Тот же «Дойче Банк» работает в убыток (!)[64]. Вообще имеются колоссальные структурные проблемы[65]. Это самое настоящее зазеркалье. Свободные деньги размещаются, как бы это по деликатнее сказать, не совсем рационально. Зависимость от сбыта производимых товаров на внешних рынках делается гипертрофированной. Недофинансирование собственной экономики, если сопоставить ситуацию даже с тем, как функционируют хозяйственные механизмы соседних стран, составляет где-то 50 млрд. евро в год.

Вывод, к которому приходят специалисты, вполне однозначен. Реформы ничего или почти ничего не дают для решения проблемы недостаточного спроса, а, соответственно, и для экономического роста. Зато они помогают экспансии на чужие рынки, давя за рубежом конкурентов и уничтожая рабочие места. Однако это совершенно другая история. Причинно-следственную связь не так сложно объяснить даже тугодуму. Хотя у нынешнего поколения европейских политиков с этим проблемы. «Недостаточный спрос, – вновь и вновь втолковывает нерадивым слушателям и читателям профессор экономики Люксембургского университета Анри Сниссенс, – влечет за собой упразднение рабочих мест: отсутствие спроса равнозначно падению производства, а, соответственно, их ликвидации… Одни лишь меры структурного характера неспособны восстановить деловую активность в зоне евро»[66]. Спрос — ключ ко всему, вторит ему «Файнэншл Таймс»: «Европа по-прежнему страдает из-за недостаточного спроса; мало кто отваживается влезать в долги в условиях слабой экономики»[67].

Абсолютно непонятно, почему, если реформы и бюджетные ограничения лишь перекладывают тяготы кризиса и стагнации на плечи тружеников и препятствуют росту производительности труда (в Германии она застыла на уровне 2007 года), они вдруг чудодейственным образом заработают во Франции и Италии. А не добьют там деловую активность[68]. Тем более в масштабах такой огромной и громоздкой экономики, как ЕС, задаются вопросом специалисты[69]. На то, что они, в том виде, в каком их навязывает всем ЕС, убивают спрос или замораживают его, можно сколь угодно долго закрывать глаза и настаивать на правильности выбранного курса. Это внутреннее дело ЕС. Но то, что они ведут к разбалансировке мировой экономики и подталкивают мир к очередному глобальному кризису, скрыть уже не удастся. Свидетельство тому – паника середины октября.

Шестое. «Экономический маразм»[70], о котором уже без обиняков говорят европейские эксперты, временно восторжествовавший в еврозоне и ЕС в целом, является отнюдь не единственной угрозой мировой экономике, исходящей от интеграционного объединения. Другой, чтобы об этом официально не заявляли политические инстанции ЕС и Европейский центральный банк, являются трудности, с которыми сталкиваются его финансовая и банковская системы. Причем не конъюнктурного, а институционального характера. Стресс-тесты, проведенные ЕЦБ, в этом отношении ничего изменить не могут.

Чтобы в них хотя бы немножко разобраться и понять, о чем идет речь, достаточно сопоставить ситуацию, сложившуюся в финансовом секторе США и ЕС. В США тщательно проанализировали причины первого глобального экономического кризиса, изучили его уроки и пошли на осуществление целой серии хирургических операций. Предпринятые драконовские меры принесли плоды. Уже вскоре частично национализированные финансовые учреждения и большинство из тех, кто получили массированную государственную помощь, смогли оправиться от перенесенного ими удара, восстановиться, избавиться тем или иным образом от невозвратных кредитов, списать часть из них, погасить полученные от государства кредиты под льготный процент и приступить к работе в нормальном режиме. Более того, очень быстро они вновь стали приносить прибыль. И немаленькую.

Ничего подобного в Европе проделано не было. Обнародование стресс-тестов 130 крупнейших европейских банков, с большой помпой осуществленное ЕЦБ 26 октября, больше похоже на пиар-акцию и попытку выдать если не черное, то, по крайней мере, серое за белое или, во всяком случае, успокоить рынки[71], нежели на последовательно объективный анализ их реального состояния. Во всяком случае в их публичной части, открытой для общественности. (Точно также как фундаментального доклада ЕЦБ о структурных изменениях в банковском секторе зоны евро за 2008-2013 годы, рапортующего о дальнейшем последовательном укреплении и оздоровлении банковского сектора[72].) Цель мероприятия, намекают независимые эксперты – пресечь спекуляции. Ведь на то что стресс-тесты для ЕС на этот раз носят судьбоносный характер, указывают отнюдь не второстепенные авторы. Не какие-нибудь леваки. Маргиналы. И злопыхатели. В их числе – столь известные коломнисты, как Анатоль Калетский. На страницах » Интернэшнл Нью-Йорк таймс» он без обиняков пишет, что для ЕС настал момент истины. Стресс-тесты, выборы на Украине и реакция на бюджетную вакханалию французов должны рассказать о ЕС все: пойдет ли он в будущее со щитом или его понесут на щите. При неблагоприятном развитии событий ему не миновать «длительной стагнации, которая, возможно, приведет к развалу еврозоны или даже всего Европейского Союза»[73]. Национализм и неприятие экономического курса ЕС настолько усилятся, причем не только в Греции и Италии, но и Франции и Германии, что «менять его к середине 2015 года, скорее всего, будет уже поздно»[74].

Первый глобальный кризис и кризис суверенной задолженности со всей очевидностью выявили, что финансовая и банковская системы ЕС тяжело больны. На это счет нет просто никаких сомнений. Вывод об их «дисфункциональности» является общим местом[75]. Но в ЕС болезнь предпочли лечить амбулаторными методами. Лекарств прописали много. И хороших. И правильных. И действенных. За истекшие годы для ее укрепления сделано было очень много. С точки зрения надзора. Жесткости. Требовательности. В регулятивном плане. Регламентация сектора сейчас на порядок более дотошная, чем в былые времена. Все или почти все расписано до мелочей. Никаких проблем с доступом к длинным деньгам и в помине нет. ЕЦБ, напротив, упрашивает всех: возьмите любые требуемые вам суммы под сверхнизкий процент. Пользуйтесь моментом. Условия сказочные. Никогда такого не было. Открытые ЕЦБ кредитные линии превышают триллион евро. Заложены основы банковского союза. ЕЦБ с 4 ноября осуществляет полномочия единого супервайзера, теоретически кладя тем самым конец разрозненности контроля за индивидуальными финансовыми рынками государств-членов.

Все это здорово. Как процесс. Но нам нужен результат. А вот результат разочаровывающий. Банки уклоняются от кредитования реальной экономики. Они поглощены своим собственным выживанием. Таковы основные претензии МВФ к банкам стран еврозоны. По данным Фонда, 46% всех банков, контролирующих 60% рынка, не в состоянии внести сколько-либо весомый вклад в финансирование экономического восстановления и подъема в регионе[76]. Весь банковский мир и в 2015 году, по прогнозам его представителей, сконцентрируется, скорее, на решении задач докапитализации и увеличит внешнее кредитование от силы на 0,5%[77]. Кроме того, они набиты токсичными долговыми обязательствами, которые тянут их на дно. Задыхаются под грузом нормативных актов, вынуждающих их слишком много времени и сил уделять отчетности и следованию требованиям соответствия. Очень надеялись, что законодательный раж со временем поутихнет, и им дадут перевести дух, но не тут-то было[78]. Достаточно сказать, что до конца 2014 года они ожидают от регуляторов очередной неприятности – G20 должна будет окончательно согласовать показатель резервирования на случай потерь, что заставит их вновь направить средства не в реальную экономику, а на собственные нужды[79].

Вот сухие цифры из упомянутого выше доклада ЕЦБ. Хотелось бы, чтобы операционные показатели деятельности банков улучшались. Этого не происходит. С 2008 года наблюдается систематическое ухудшение качества кредитного портфеля банков. Показатель плохих и сомнительных кредитов продолжает расти, а не снижаться. Лишь за 2013 год их доля подскочила на 42% – хуже было только на пике глобального кризиса в 2009 году – и составила примерно 14% от общего объема кредитного портфеля. С тем чтобы сохранить устойчивость, банкам пришлось резко увеличивать резервы для покрытия возможных убытков кредитного портфеля.

За 2008-2013 годы число банков в еврозоне сократилось с 6690 до 5948[80]. В начале 2013 года их насчитывалось 6100. Суммарная стоимость банковских активов снизилась примерно на 20%: с 33,5 до 26,8 трлн. евро. В том числе за 2013 год – на 10% или на 2,8 трлн. евро. Но и это еще не все печальные новости. Ухудшилась также структура активов. Доля традиционного кредитного портфеля в их совокупном объеме продолжала снижаться, а ценных бумаг, обладающих гораздо большей волатильностью, – увеличиваться. Соответственно усилилась их зависимость от спекулятивных колебаний рынка. Как следствие, традиционные банки стали стремительно сдавать позиции и вытесняться теневым банкингом[81]. Он мощно разрастается вопреки попыткам законодательно ограничить его деятельность[82]. Но альтернативная система кредитования экономики в ЕС все равно не сложилась. Поэтому финансовая и банковская системы ЕС оказываются ее наиболее ненадежным звеном. Слабость финансовой и банковской систем многократно усиливает трудности, переживаемые экономикой ЕС в целом. Соответственно именно она, т.е. что-то, что случится в ее недрах, может послужить тем самым спусковым крючком, который запустит механизм нового глобального экономического кризиса.

Седьмое. Панику, настоящую, большую, закручивающуюся в нисходящую спираль, может вызвать катастрофически негативная новость, исходящая из любого региона, от любых кредитно-финансовых монстров. ЕС и его финансовая и банковская система никакой монополией в этом отношении не обладают.

Никто не отрицает, что за годы, прошедшие после начала глобального экономического кризиса, G20, ОЭСР, международные финансовые учреждения, ЕС, США, другие страны переписали правила, по которым живут банки и банковские системы. Повсеместно проделана огромная работа с тем, чтобы они соответствовали гораздо более жестким требованиям, сделались более прочными и устойчивыми, не зависели так сильно, как раньше, от спекулятивного капитала, и придерживались намного более консервативной политики. Проведена докапитализация банков. Пропорции между кредитными портфелем и собственным капиталом изменены, следуя пруденциальным нормативам нового поколения.

Все это так. Но фокус заключается в том, что никакие из предпринятых мер, никакие, подчеркивают специалисты, не гарантируют от следующего издания первого глобального экономического кризиса. Весь идейный багаж, использованный для того чтобы переписать правила и провести санацию банков и банковских систем, известен как минимум последние 25-30 лет. Он описан еще в первых рекомендациях знаменитого Базельского комитета — отсюда нормативы Базель-I, Базель-II и Базель-III. В них учтены уроки первого глобального кризиса. Однако он достояние истории. Никто не сомневается в том, что следующий глобальный кризис будет иным. В чем иным, насколько иным, что его вызовет, специалисты пока предсказать не могут. Они знают лишь, что как только то или иное государство сталкивается с финансовыми трудностями, справляться с ними оказывается на порядок сложнее из-за стремительного бегства капиталов и необходимости незамедлительно поднимать учетную ставку[83]. В схожем положении оказывается частный бизнес. Отсюда горькое признание в своей собственной беспомощности. В ней вполне откровенно расписывается «Файнэншл Таймс». Она напоминает: «генералы всегда готовятся к минувшей войне», а не той, что грядет. То есть сделанного заведомо мало и недостаточно. Но какие меры могли бы оказаться по-настоящему надежными и эффективными, никто сказать не может. Аналогично и по стресс-тестам, проведенным ЕЦБ. Замечательно, что проверенные им ведущие банки еврозоны сумеют преодолеть трудности, с которыми они столкнутся в случае ухудшения ситуации, согласно смоделированному им негативному сценарию. Но ведь никто же не гарантирует, пожимают плечами специалисты, что сценарий будет именно таким[84]: в реальной жизни он может оказаться еще менее оптимистичным[85]. Как менее оптимистично состояние банков, презентованное ЕЦБ. Проводя анализ, он намеренно опустил, что они потеряют до 50 млрд евро на судебные разбирательства, что национальные государства фактически субсидируют их через гибкости налогообложения и различные серые схемы[86], что они злоупотребляют дешевыми деньгами ЕЦБ в спекулятивных целях[87] и т.д., и т.п. К тому же не учел, настаивают в Великобритании, что банкам со штаб-квартирами в странах, не входящих в еврозону, легче противостоять финансовому кризису. Они сами могут принимать решения. У них меньше ограничений. Входящим – труднее. Значит, ЕЦБ должен был предъявить к ним более жесткие требования, чем национальные регуляторы. На практике получилось наоборот[88].

Для оценки устойчивости системы обычно используется ограниченный набор критериев. Среди них – ее способность противостоять коллапсу системообразующих кредитно-денежных учреждений, доступ к ликвидности, доверие, отлаженность механизмов помощи проблемным учреждениям или их ликвидации. К сожалению, единства мнений в отношении их нынешнего состояния как не было, так и нет. Суждения высказываются прямо противоположные. Так, снижение зависимости от системообразующих кредитно-финансовых учреждений было провозглашено главной задачей задумывавшихся реформ всеми ведущими мировыми державами и международными структурами с их участием еще в 2008-2009 годах. Считается, что для ее решения сделано немало. Тем не менее, безусловно положительный ответ на вопрос о том, достаточно ли, специалисты не дают. Они указывают, что во всех странах остаются гиганты, мастодонты, учреждения первой величины, имеющие для национальных систем стержневое значение. Если с ними что-то случится, ни одно правительство не позволит себе не прийти им на помощь. Какие суммы потребуются для их спасения, и как это ударит по другим, одному Богу ведомо. А, значит, сценарий, по которому развивался первый глобальный кризис, полностью исключить нельзя.

На первый взгляд, с ликвидностью сейчас все в порядке. Хотя отдельные эксперты предупреждают, что это может быть только видимостью: она скрывает приближающуюся ловушку ликвидности, в которую могут угодить абсолютно все[89]. Ведь, как разъясняют эксперты банковского сектора, «наличие океана денег в системе вовсе не означает, что потоки финансирования заемными средствами будут течь свободно, или что биржевые маклеры смогут продолжить заключать сделки, поскольку, системы, перенасыщенные ликвидностью, при определенных условиях оказываются заблокированными» – для этого достаточно, чтобы маклеры утратили доверие и перестали заключать сделки, как в 2008 году, или исчезла связка между спросом и предложением, и соответственно «нарушился контакт между покупателями и продавцами»[90]. В принципе ликвидности залейся. Больше чем достаточно. По первому сигналу на рынок будут выброшены любые суммы. Они лежат наготове. Однако это сейчас. Пока учетные ставки почти нулевые. С ужесточением монетарной политики ситуация изменится. А то что мягкая монетарная политика не может проводиться вечно, не надо никому объяснять. Злоупотребление ею ведет к критически опасному снижению действенности имеющегося инструментария управления рынком и рисками и катастрофическому накоплению диспропорций. Однако дело даже не в этом. Паника на рынке моментально вызывает эффект паралича и засухи. Денежные потоки пересыхают. Возможности межбанковского кредитования оскудевают. Ценные бумаги утрачивают ликвидность. Никто никому кредитные линии не открывает из опасения просто потерять деньги или лишиться возможностей для маневра. Каждый заботится только сам о себе. То сколько денег на момент «Х» находилось на рынке, значения не имеет. Поведение его игроков с этим никак не связано. Соответственно получается, что все зависит от масштабов паники, т.е. от того, какое событие или каскад событий ее вызвали. Причем паника, если она случится, будет многократно усилена целым рядом факторов. Вот только некоторые, перечисляемые «Файнэншл Таймс»[91]. Сейчас, как свидетельствуют данные интервьюирования, все думают почти одинаково. В частности, 100% (!) опрошенных специалистов уверены, что в США учетная ставка неминуемо поползет вверх. Значит реагировать все будут одинаково. Это кошмар. Далее, управляющие активами все чаще и чаще ведут себя, руководствуясь «стадным» инстинктом. То есть продавать они бросятся одновременно, обрушивая рынки. А ведь концентрация ценных бумаг, находящихся в управлении, ныне колоссальная. Например, по подсчетам Банка международных расчетов, 30% всего объема активов развивающихся экономик сосредоточены в руках 20 крупнейших управляющих компаний. По сравнению с недоброй памяти 2008 годом показатель вырос вдвое. Их одновременные совместные действия, как необузданная стихия, могут разрушить все что угодно. Плюс к этому подавляющее большинство игроков финансового рынка пользуются одними и теми же компьютерными программами. Они связывают всех между собой. Но и реагировать вследствие этого все тоже будут одинаково. Наконец, окончательно беспросветной ситуацию делает то, что после 2008 года банки и другие финансовые учреждения, весь финансовый мир подвергли жесточайшей регламентации. Их спеленали по рукам и ногам. Они вынуждены были предпринимать одни и те же меры. Проводить одни и те же реформы. Одинаковым образом корректировать свое поведение. Однако вдумайтесь: если новейшее законодательство недостаточно обосновано, конъюнктурно или просто ошибочно, а в мире финансов по этому поводу никаких иллюзий не испытывают, опасность того, что все будут реагировать одинаково неправильно, даже с точки зрения здравого смысла, тем самым неизмеримо усиливая панику, многократно возросла. И еще один фактор, который нельзя не учитывать, – на фазе подъема, когда все спокойно, повышательному тренду ничто не угрожает, инвесторы проводят четкую дифференциацию между странами, активами и т.д. Когда же надо избавляться от «горящих» бумаг, уже не до таких тонкостей, и все начинают сбрасывать все подряд[92]. Вот тебе, мировая экономика, как говорится, «и Юрьев день»…

То же самое и с доверием. Оно улетучивается в момент. Какие бы усилия для его поддержания ранее не предпринимались, какие бы утешительные сказочки ЕЦБ под видом отчета о стресс-тестах не рассказывал. Ведь все знают, что спекулятивный капитал безбрежен. Неподконтролен. Может разнести все почище любого цунами. Что на рынке всегда ведется очень рискованная игра. Где та грань, за которой риск становится запредельным, игроки рынка определить не в состоянии. Что возникновение пузырей – нормальное явление для финансового рынка, как и то, что они гораздо легче лопаются, нежели сдуваются. Что рынок работает в режиме цикличности. То есть маятник часов заходит слишком далеко то в одну сторону, то в другую. Насколько болезненными могут быть конвульсии рынка, только что напомнил первый глобальный экономический кризис. Так что рассчитывать на то, что доверие сможет противостоять панике, не приходится. Тем более когда подавляющая часть игроков рынка не в состоянии контролировать свои эмоции. Они, зная, что может грохнуть в любой момент, постоянно находятся в состоянии повышенной нервозности[93]. Паника середины октября обнажила это со всей убедительностью. Подтвердила всеобщую предрасположенность к панике. Силу страха, охватывающему всех как пожар в сухую ветреную погоду. Однотипность реакции на происходящее, дающую мультиплицирующий эффект.

Придуманные новые механизмы оказания помощи или ликвидации проблемных кредитно-финансовых учреждений, предусматривающие, что страдать, т.е. тушить пожар своими деньгами должны также и вкладчики, являются данностью. Это, пожалуй, действительно принципиально новый элемент. Но и в их отношении высказано слишком много критических замечаний. Процедуры принятия решений, позволяющие их использовать, как считает, например, «Файнэншл Таймс», вообще являются типичным «византийством»[94]. Согласно анкетированию, проводившемуся специализированными аналитическими центрами, никто в финансовом сообществе не верит, что эти механизмы в действительности будут применяться. Причем имеется сравнительно широкий круг финансистов, считающих, что лучше бы к ним не обращались. Ни при каких обстоятельствах. По их мнению, сбережения трогать нельзя. В обратном случае возможно либо самоуничтожение банковской системы – вкладчики просто перестанут хранить свои состояния в банках. Либо утрата ими какой-либо конкурентоспособности – деньги будут уходить туда, где вклады защищены в большей степени. К тому же финансисты с большим подозрением относятся к тому, что никогда еще не применялось на практике.

Если суммировать, получается, что ни по одному фактору, влияющему на надежность и устойчивость банков и банковской системы отдельным странам, группам стран и человечеству в целом, радикальным образом продвинуться не удалось. Напротив, появились дополнительные источники неопределенности. А, значит, опасность повторения первого глобального кризиса в результате того или иного развития событий не снята. По поводу же того, что и как может спровоцировать принципиально новый по своему характеру глобальный экономический кризис, ни у кого нет даже малейшего представления.

Восьмое. Угроза такого кризиса вполне реальна. Она Дамокловым мечом висит над миром. И связано это с тем, что человечество залезло в такие долги, из которых без колоссальных разрушительных потерь теперь, похоже, уже не выйти.

Чтобы не портить себе жизнь и никого до смерти не запугивать, масштабы проблемы предпочитают замалчивать. Чаще всего фигурой умолчания становится то, что внимание концентрируется только на одном из многочисленных видов задолженности. Скажем, анализируют под разными углами зрения суверенную задолженность. Ах-ах-ах, дефляция, в довершение других бед свалившаяся на ЕС, затруднит ее уменьшение. А ведь у Франции она под 100% ВВП – превышает 2 трлн.евро. У Италии примерно столько же, что составляет в районе 133% ВВП, по последним данным Евростата. Суверенная задолженность тяжелейшим бременем лежит на экономике этих стран, как и в Ирландии, Греции и далее по списку, которым и так приходится не сладко.

На самом деле дело не в дефляции, а в том, что многие страны ЕС попали в западню единой валюты. Будь они вне зоны евро, они, как, скажем, Великобритания, обладали бы намного большими возможностями для маневра. Ведь проблема не только в масштабах задолженности, но и в тех ресурсах, которыми государствам позволено распоряжаться. Так, задолженность США сопоставима с масштабами экономики этой последней в мире супердержавы, ВВП которой превышает 17 трлн.долл. И ничего. Соединенные Штаты прекрасно себя чувствуют и по-прежнему играючи живут за счет других. У Японии долг намного превышает 200% ВВП. Но на него вообще особенно не обращают внимание, потому что преимущественно это долговые обязательства не перед иностранными государствами, компаниями и гражданами.

Но ведь помимо суверенных долгов огромные, несусветные, неподъемные суммы задолжали местные и региональные власти, частный бизнес, семейные хозяйства. Всеобщая задолженность сумасшедшая. Инфляция понемногу могла бы ее съедать. Однако этот механизм сейчас не работает. Один лишь печатный станок – тоже не выход. Как ее решать, не знает ни один Нобелевский лауреат по экономике. Но решить как-то надо. Чтобы двигаться вперед. Чтобы развиваться. К тому же все время жить под Дамокловым мечом не слишком уютно. Да и опуститься на чью-то шею с предсказуемым эффектом для всего человечества он может в любое время.

В запасе есть радикальный вариант, о котором предпочитают публично не упоминать, – перекрестное списание долгов. Если по нему пойдут, мы с вами сразу же окажемся в совершенно ином мире. Существующем по другим законам, нежели сейчас. Ведь списание неминуемо будет сопровождаться лавиной банкротств. Выдержат ли ее экономики отдельных стран, отдельных регионов планеты и мировая экономика в целом, и в этом случае сказать никто не берется.

Девятое. Первый глобальный экономический кризис очень дорого стоил всем странам и народам, всему человечеству. Он оставил страшные болезненные шрамы. Многие от него до сих пор не оправились. Следующий глобальный экономический кризис, если он разразится, будет намного более разрушительным.

В прошлый раз ведущие мировые державы смогли быстро сплотиться перед лицом кризиса. Они переформатировали G20, дав ей далеко идущие полномочия. Создали единый фронт. Договорились об общей линии поведения.

Сейчас совершенно иная ситуация. Противоречия между развитым и развивающимся миром намного глубже. Они артикулируются все жестче. Россия худо-бедно была в какой-то степени частью Западного мира. Теперь отношения коллективного Запада и России приобрели конфронтационный характер. Китай не сможет послужить столь же мощным локомотивом выхода из кризиса. Он в поисках новой модели ускоренного роста. Его экономика несколько замедлилась. ЕС намного слабее, чем тогда.

Критически много стран, неизмеримо больше, чем раньше, целые регионы охвачены межконфессиональной и гражданской войной. Конфликтность международных отношений в целом на порядок выше.

Надеюсь, вывод напрашивается сам собой. Чтобы выжить, не допустить сползания к новому глобальному экономическому кризису и, если он все же начнется, иметь возможность купировать его на ранних стадиях, мировым державам надо срочно остыть, взяться за ум, закопать топор войны, сесть за стол переговоров и попытаться в кратчайшие сроки договориться о нормальном совместном управлении планетой и осуществлении такой политики, которая гармонично учитывала бы коллективные и индивидуальные интересы.

Подтолкнуть к этому сейчас лучше всего получилось бы у Европейского Союза. Он только что обзавелся обновленными властными институтами. К управлению ЕС пришли новые люди. В том числе бывший премьер-министр Люксембурга, к мнению которого привыкли прислушиваться и в Европе, и за ее пределами. Новая коллегия Европейской Комиссии, располагающая на настоящий момент значительным кредитом доверия. Им и карты в руки. Если, конечно, им такая задача по плечу. На что очень хотелось бы надеяться.

© Марк ЭНТИН, главный редактор,
профессор МГИМО (У) МИД России
Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ

[1] Слишком долго и без внесения перелома в ситуацию на ТВД, как утверждают представители экспертного сообщества. – Tim Ripley. Scope of anti-Islamic State air ops continues to evolve // IHS Jane’s Defence Weekly, Vol. 51, Issue 43, October 22, 2014. – P. 22-23.

[2] A missing ally against Islamic State // International New York Times, October 16, 2014. – P. 7; Tim Arango, Sebnem Arsu. Turkey hits Kurds, not ISIS, defying Washington // International New York Times, October 15, 2014. – P. 1; Daniel Dombey. Islamist militants on its doorstep, a growing rage within its Kurdish community and demands from the US to take a greater role in the fight against Isis: can Erdogan withstand the pressure? // Financial Times, October 17, 2014. – P. 7.

[3] Jamil Anderlini. China flexes its economic muscle. Rise of 21,6% in outbound direct investment in first nine months shows power shift to east // Financial Times, October 23, 2014. – P. 1.

[4] Gabriel Wildau, Josh Noble. China stocks soar despite slowing economy // Financial Times, October 23, 2014. – P. 26.

[5] Climat: l’Europe trouve un accord à l’arraché // Le Monde, 25 octobre 2014. – P. 1; Laurence Caramel. L’Europe se fixe un cap ambitieux sur le climat. Les Vingt-Huit se sont engagés à réduire d’au moins 40% leurs émissions de gaz à effet de serre d’ici à 2030 // Le Monde, 25 octobre 2014. – P. 6.

[6] David Jolly. E.U. blinks in budget battle with Italy and France // International New York Times, October 29, 2014. – P. 1; David Jolly. E.U. relents on French and Italian budgets // International New York Times, October 29, 2014. – P. 15; Peter Spiegel. Europe clears France and Italy budgets // Financial Times, October 29, 2014. – P. 2.

[7] Paris achète un répit de Bruxelles sans faire la moindre économie supplémentaire // Le Monde, 29 octobre 2014. – P. 1; Cécile Ducourtieux, Patrick Roger. Paris passe l’obstacle bruxellois // Le Monde, Eco&entreprise, 29 octobre 2014. – P. 1; Cécile Ducourtieux, Patrick Roger. Budget: la France convainc Bruxelles de justesse // Le Monde, Eco&entreprise, 29 octobre 2014. – P. 3; Patrick Roger. Bercy trouve 3,6 milliards d’euros sans économies supplémentaires // Le Monde, Eco&entreprise, 29 octobre 2014. – P. 1; Salvatore Aloïse. l’Italie consent à un nouvel effort budgétaire // Le Monde, Eco&Entreprise, 29 octobre 2014. – P. 4.

[8] Cécile Ducourtieux. Avec M. Juncker, la Commission gagne en poids politique // Le Monde, 24 octobre 2014. – P. 4.

[9] European Central Bank Aggregate Report on the Comprehensive Assessment, October, 2014 – https://www.ecb.europa.eu/pub/pdf/other/aggregatereportonthecomprehensiveassessment201410.en.pdf; European Central Bank press-release «26 October 2014 – ECB’s in-depth review shows bans need to take further action» – https://www.ecb.europa.eu/press/pr/date/2014/html/pr141026.en.html

[10] Приводится по Editorial. Union bancaire: examen de passage réussi // Le Monde, 28 octobre 2014. – P. 22.

[11] Financial Times reporters. Italy comes under pressure after nine banks fail ECB stress tests // Financial Times, October 27, 2014. – P. 1.

[12] Jack Ewing. Most banks pass health exams by the E.C.B. // International New York Times, October 27, 2014. – P. 1; Jack Ewing. Most banks pass E.C.B. stress tests, but questions remain // International New York Times, October 27, 2014. – P. 19.

[13] Editorial. Union bancaire: examen de passage réussi // Le Monde, 28 octobre 2014. – P. 22.

[14] Editorial. Better way to check the health of Europe’s banks // Financial Times, October 28, 2014. – P. 8.

[15] Marie Charrel. Les établissements italiens inquiètent // Le Monde, 28 octobre 2014. – P. 3; Financial Times reporters. Italy comes under pressure after nine banks fail ECB stress tests // Financial Times, October 27, 2014. — P. 1.

[16] Les marchés zen face aux stress tests // Le Quotidien, 28 octobre 2014. – P. 6.

[17] David Jolly. European markets fall after bank tests // International New York Times, October 28, 2014. – P. 18.

[18] Martin Wolf. Europe’s banks are too feeble to spur growth // Financial Times, October 29, 2014. – P. 9.

[19] Martin Arnold, Sam Fleming. Banks slide after ECB stress tests. Shares fall amid gloom about challenges that still face sector as outlook remains weak // Financial Times, October 28, 2014. – P. 13; David Jolly. European markets fall after bank tests // International New York Times, October 28, 2014. – P. 18.

[20] Jack Ewing. E.C.B. stress tests don’t tell full story // International New York Times, October 28, 2014. – P. 14.

[21] Editorial. Union bancaire: examen de passage réussi // Le Monde, 28 octobre 2014. – P. 22.

[22] Martin Arnold, Sam Fleming. Banks slide after ECB stress tests. Shares fall amid gloom about challenges that still face sector as outlook remains weak // Financial Times, October 28, 2014. – P. 13.

[23] Financial Times reporters. Bank stress tests fail to tackle deflation spectre // Financial Times, October 28, 2014. – P. 15.

[24] Neil Buckley, Roman Olearchyk. Ukraine reaches turning point as reformists celebrate result // Financial Times, October 28, 2014. – P. 2.

[25] Benoît Vitkine. Les Ukrainiens votent pour l/Europe et la stabilité // Le Monde, 28 octobre 2014. – P. 4.

[26] Editorial. Ukraine: le devoir des réformateurs // Le Monde, 29 octobre 2014. – P. 21.

[27] Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на открытой лекции по актуальным вопросам внешней политики Российской Федерации, Москва, 20 октября 2014 года. – https://mail.google.com/mail/u/0/?ui=2&ik=797bb7ab38&view=lg&msg=149347cd3374e85d

[28] Marie Charrel, Audrey Tonnelier. Pourquoi les marchés ont perdu confiance // Le Monde, Eco&Entreprise, 18 octobre 2014. – P. 7.

[29] Audrey Tonnelier. Les investisseurs chaussent leurs lunettes roses // Le Monde, 26-27 octobre 2014. – P. 5.

[30] Audrey Tonnelier, Eric Albert. Marchés boursiers: de l’aveuglement à la chute // Le Monde, 19-20 octobre 2014. – P. 5.

[31] В частности такие цифры приводятся на страницах «Файнэншл Таймс» – Gillian Tett. Markets are parched for liquidity despite a flood of cash // Financial Times, October 17. 2014. – P. 9.

[32] James Kynge. Emerging markets face leap into unknown // Financial Times, October 30, 2014 – P. 2.

[33] Audrey Tonnelier. Le jour où la Fed a entamé le sevrage de la planète dollar. Le 29 octobre, la Réserve fédérale américaine devrait annoncer la fin de sa politique de rachat d’actifs destiné à enrayer la crise. Un saut dans l’inconnu justifié par une reprise forte, mais fragile et inégalitaire // Le Monde, Eco&Entreprise, 29 octobre 2014. – P. 2.

[34] Robin Harding. Federal Reserve shifts focus to rate rise to mark end of QE era // Financial Times, October 30, 2014. – P. 14; John Authers. Financial markets fly to infinity and beyond // Financial Times, October 20, 2014. – P. 1; Binyamin Appelbaum, Jack Ewing. Fed declares victory with an end to bond buying // International New York Times, October 30, 2014. – P. 1; Binyamin Appelbaum, Jack Ewing. Fed ending bond-buying program // International New York Times, October 30, 2014. – P. 17.

[35] Marie Charrel. Le retour du spread (plus si) souverain // Le Monde, 19-20 octobre 2014. – P. 5.

[36] Elaine Moore, Kerin Hope. Greek sell-off revives eurozone fears // Financial Times, October 17, 2014. – P. 26.

[37] Audrey Tonnelier, Eric Albert. Marchés boursiers: de l’aveuglement à la chute // Le Monde, 19-20 octobre 2014. – P. 5.

[38] Kerin Hope, Christopher Thompson. Greek share prices tumble to 2014 low // Financial Times, October 16, 2014. – P. 26.

[39] Audrey Tonnelier. Les investisseurs chaussent leurs lunettes roses // Le Monde, 26-27 octobre 2014. – P. 5.

[40] Stephen Foley, Vivianne Rodrigues, Ralph Atkins. Fear returns to stalk markets // Financial Times, October 16, 2014. – P. 1; John Authers. Pathologies of crisis rise back to the surface // Financial Times, October 16, 2014. – P. 1.

[41] John Authers. After a week when volatility returned to markets, investors are facing the uncomfortable truth that stocks and bonds still look very expensive // Financial Times, October 18, 2014. – P. 6.

[42] Michael MacKenzie, Nicole Bullock. The Fed’s quantitative easing programme has created perfect conditions for a boom in share buybacks, which critics say have diverted corporate cash from creating jobs and investment // Financial Times, October 13, 2014. – P. 7.

[43] Europe’s leaders need to rediscover the resolve they showed during the euro crisis // The Economist, October 25-31. – P. 30.

[44] Elaine Moore, Kerin Hope. Greek sell-off revives eurozone fears // Financial Times, October 17, 2014. – P. 26.

[45] Приводится по Audrey Tonnelier, Eric Albert. Marchés boursiers: de l’aveuglement à la chute // Le Monde, 19-20 octobre 2014. – P. 5.

[46] Barney Jopson. In the path of the «shale gale» // Financial Times, October 29, 2014. – P. 7.

[47] Ed Crooks. US shale producers reduce costs as oil price dips // Financial Times, October 23, 2014. – P. 19.

[48] Ed Crooks, Anjli Raval. Volatility returns as crude price war looms. Shares in US oil companies have been hit hard after a period of «eerie calm» // Financial Times, October 15, 2014. – P. 17.

[49][49] Wolfgang Munchau. Eurozone stagnation is a greater threat than debt // Financial Times, Monday October 20, 2014. – P. 7.

[50] Elaine Moore, Vivianne Rodrigues, Kerin Hope. Market unrest rekindles fears over Europe’s recovery // Financial Times, October 17, 2014. – P. 1.

[51] Floyd Norris. Deflation gains a foothold on the Continent // International New York Times, October 25-26, 2014. – P. 11.

[52] Wolfgang Munchau. Eurozone stagnation is a greater threat than debt // Financial Times, Monday October 20, 2014. – P. 7.

[53] Miles Johnson. Wall of worry grows for hedge funds. Investors reappraise outlook following the «flash crash» in yields on Treasury bonds // Financial Times, October 22, 2014. – P. 26.

[54] Editorial. Better way to check the health of Europe’s banks // Financial Times, October 28, 2014. – P. 8.

[55] Wolfgang Munchau. Eurozone stagnation is a greater threat than debt // Financial Times, Monday October 20, 2014. – P. 7.

[56] The world’s biggest economic problem. Deflation in the euro zone is all too close and extremely dangerous // The Economist, October 25-31, 2014. – P. 11.

[57] Arnaud Leparmentier. Un suicide européen // Le Monde, 30 octobre 2014. – P. 22.

[58] Приводится по Les Européens plus riches qu’avant la crise // Le Quotidien, 3 octobre 2014. – P. 5.

[59] Martin Wolf. Reform alone is no solution for the eurozone // Financial Times, October 22, 2014. – P. 9.

[60] Приводится по Martin Wolf. Reform alone is no solution for the eurozone // Financial Times, October 22, 2014. – P. 9.

[61] Jack Ewing. E.C.B. stress tests don’t tell full story // International New York Times, October 28, 2014. – P. 14.

[62] Editorial. Better way to check the health of Europe’s banks // Financial Times, October 28, 2014. – P. 8.

[63] Jack Ewing. German banks pass exam, but flaws show // International New York Times, October 28, 2014. – P. 18.

[64] Jack Ewing. Legal difficulties weigh on Deutsche Bank’s performance and outlook // International New York Times, October 30, 2014. – P. 16.

[65] Jack Ewing. E.C.B. stress tests don’t tell full story // International New York Times, October 28, 2014. – P. 14.

[66] «Un contexte de marasme économique». La déflation, une baisse des prix durable, menace de sévir partout en Europe et les banques ne prêtent plus. Henri Sneessens, professeur d’économie à l’université du Luxembourg, nous aide à comprendre // Le Quotidien, 24 octobre 2014. – P. 2.

[67] Editorial. Better way to check the health of Europe’s banks // Financial Times, October 28, 2014. – P. 8.

[68] В чем, например, Анатоль Калетский совершенно уверен – Anatole Kaletsky. Europe faces critical tests for its future // International New York Times, October 24, 2014. – P. 16.

[69] Martin Wolf. Reform alone is no solution for the eurozone // Financial Times, October 22, 2014. – P. 9.

[70] «Un contexte de marasme économique». La déflation, une baisse des prix durable, menace de sévir partout en Europe et les banques ne prêtent plus. Henri Senses, professeur d’économie à l’université du Luxembourg, nous aide à comprendre // Le Quotidien, 24 octobre 2014. – P. 2.

[71] Jack Ewing, Landon Thomas Jr. Speculation is rife ahead of European test of banks // International New York Times, October 25-26, 2014. – P. 9.

[72]European Central Bank. Banking structures report, October, 2014 – https://www.ebb.Europe.emu/pub/puff/other/bankingstructuresreport201410.en.pdf (Краткое изложение основных выводов см. ЕЦБ: совокупные активы банков еврозоны за год снизились на 2,8 трлн. евро – http://www.banki.ru/news/lenta/?id=7231264).

[73] Anatole Kaletsky. Europe faces critical tests for its future // International New York Times, October 24, 2014. – P. 16.

[74] Anatole Kaletsky. Europe faces 3 critical tests for its future // International New York Times, October 24, 2014. – P. 20.

[75] Jack Ewing, Landon Thomas Jr. Speculation is rife ahead of European test of banks // International New York Times, October 25-26, 2014. – P. 9.

[76] Chris Giles. IMF warns over health of eurozone’s banks // Financial Times, October 9, 2014. – P. 2.

[77] Martin Arnold, Sam Fleming. Banks slide after ECB stress tests. Shares fall amid gloom about challenges that still face sector as outlook remains weak // Financial Times, October 28, 2014. – P. 13.

[78] Big banks’ prayers for a halt to new regulation have fallen on deaf ears // The Economist, September 27, 2014. – P. 67.

[79] Martin Arnold, Sam Fleming. Banks slide after ECB stress tests. Shares fall amid gloom about challenges that still face sector as outlook remains weak // Financial Times, October 28, 2014. – P. 13.

[80] Приводится по https://www.ecb.europa.eu/press/pr/date/2014/html/pr141013.en.html

[81] Отчет МВФ о мировой финансовой стабильности (GFSR), октябрь 2014. (Краткое изложение его основных положений см. «Теневой банкинг»: радоваться или беспокоиться – http://finance.rambler.ru/news/economics/151974793.html).

[82] Steve Johnson. EU directive intended to curb alternatives fuels boom instead // Financial Times fm, October 27, 2014. – P. 2.

[83] «Un contexte de marasme économique». La déflation, une baisse des prix durable, menace de sévir partout en Europe et les banques ne prêtent plus. Henri Sneessens, professeur d’économie à l’université du Luxembourg, nous aide à comprendre // Le Quotidien, 24 octobre 2014. – P. 2.

[84] Editorial. Better way to check the health of Europe’s banks // Financial Times, October 28, 2014. – P. 8.

[85] Editorial. Union bancaire: examen de passage réussi // Le Monde, 28 octobre 2014. – P. 22.

[86] Financial Times reporters. Bank stress tests fail to tackle deflation spectre // Financial Times, October 28, 2014. – P. 15.

[87] Christopher Thompson. Europe braces for stress test results // Financial Times, October 25-26, 2014. – P. 15.

[88] Martin Wolf. Europe’s banks are too feeble to spur growth // Financial Times, October 29, 2014. – P. 9.

[89] Scott Minerd. Europe must act now to avoid replicating Japan’s «lost decade» // Financial Times, October 28, 2014. – P. 24.

[90] Gillian Tett. Markets are parched for liquidity despite a flood of cash // Financial Times, October 17. 2014. – P. 9.

[91] Gillian Tett. Markets are parched for liquidity despite a flood of cash // Financial Times, October 17. 2014. – P. 9.

[92] Vivianne Rodrigues, Andrew Bolger. European junk bonds feel the chill // Financial Times, October 16, 2014. – P. 28.

[93] Mark Scott. Market volatility reflects insecurity // International New York Times, October 17, 2014. – P. 17.

[94] Editorial. Better way to check the health of Europe’s banks // Financial Times, October 28, 2014. – P. 8.