Она была красива. Божественно красива. От нее невозможно было отвести глаз. Породистые тонкие черты лица, преисполненные мягкости и благородства. Лучистые глаза. Нежные. Бесконечно влекущие. Заставляющие останавливаться и трепетать сердце.
Водопад волос, золотистыми струями сбегающий вдоль точеной шеи и плеч, от которых исходил аромат непознанного и сокровенного. В которые так хотелось зарыться. Забыв о себе, о времени и обо всем.
Воздушная удивительная фигурка. А походка. Бог мой, какая походка. Упругая. Грациозная. Удивительная. Казалось, еще миг, и она оторвется от земли, как сновидение, и упорхнет в каком-то невиданном танце покоя и совершенства.
И ей хотелось куда-нибудь унестись. Очень хотелось. Но она устало брела по грязному асфальтово-серому тротуару бесконечного мегаполиса. Кутаясь в непритязательную парку неопределенного цвета, чтобы не выделяться. Глубоко опустив на лицо капюшон, чтобы не привлекать к себе внимание. Обходя особо глубокие лужи и спотыкаясь о колдобины.
Ей так хотелось что-то делать, кем-то восхищаться, кого-то облагодетельствовать. До слез. До самозабвения. А вместо этого она шарахалась от диких криков, раздающихся из темных подворотен.
Тихонечко отводила крючковатые пальцы, тянущиеся к ее горлу. В которых были зажаты когда какие-то подношения, по всей видимости, краденные, – какие-то ожерелья, часы, мобильники. А когда и нож.
Проходила, еще ниже опустив голову, мимо увечных и попрошаек. Ей очень бы хотелось, но она ничем не могла им помочь.
Она будто наяву видела, как от них тянутся прозрачные, незаметные, но от этого не менее реальные нити к кому-то другому, каким-то липким, неприятным, страшным личностям. И по своему опыту и от других фей она знала, что оказанная им помощь сделает их еще несчастнее, а то и вовсе раньше времени оборвет их жизнь.
А ведь как хорошо было когда-то. Как здорово было раньше. Какое чудесное было время.
Чтобы согреть душу, достаточно было заглянуть в любую школу, пусть даже самую убогую, деревенскую. В почти любую детскую. Стеллажи были уставлены книгами. Замечательными книгами. Ее любимыми. Сундуки — забиты игрушками. Плюшевыми мишками. Милыми разношерстными собачками. Обязательно куда-то был засунут классический конструктор, а то даже и миниатюрная железная дорога.
Фее не удивлялись. Не дичились. Ее встречали как самую дорогую и желанную гостью. Потому что грань между сказкой и жизнью была такой подвижной. Такой прозрачной. И фея, играя с детьми, читая им выбранные ею книжки, рассказывая им о своем мире, мягко и ласково напутствуя, оставляла каждому из них частицу своего благородства и своего волшебства. И из них обязательно вырастали честные порядочные люди.
Теперь на почетном месте в детской стоял дисплей. Он занимал все жизненное пространство. Ребенка невозможно было оторвать от электронных игр и Интернета. В «ящик» оказался заключен весь мир. Все друзья. Все пристрастия. Фея ребенку была больше не нужна.
А влюбленные. Как много молодых людей, еще недавно бывших мальчишками, и молодых женщин фея сделала счастливыми. Скольким она помогла встретиться. Скольких познакомила друг с другом, подсказала нужные слова или наделила способностью слушать, и слышать, и чувствовать.
Но теперь до их сердца ей было не достучаться. Их уши были наглухо задраены наушниками. А по бессмысленно стеклянному выражению их глаз было легко понять, какие звуки переполняют их головы. В этих головах места для фей тоже не оставалось.
И еще когда-то давным-давно Фея дружила с политиками и художниками. Они ценили ее. Уважали. Советовались. Почитали. Ведь она дарила им вдохновенье.
Но это были совсем другие политики и художники. Они умели мечтать. Они горели для других. И сжигали себя без остатка для того, чтобы другим было лучше. Чтобы поднять, возродить свою страну. Чтобы дать людям надежду. Чтобы сделать их красивее и свободнее. – С другими фея не общалась.
Нынешнее поколение политиков и художников о других людях уже не заботились. Их интересовали только собственное благополучие. Деньги. Карьера. Популярность. Власть. – С ними Фее было не по пути.
Она по-прежнему пробиралась куда глаза глядят, придаваясь своим грустным мыслям, когда – о, чудо! – наткнувшись на тумбу с объявлениями, обнаружила фотографию, с которой на нее смотрели столь редкие сейчас живые одухотворенные глаза. Она остановилась как вкопанная. Ее уставшее замороженное сердце встрепенулось, оживая, и вновь застучало как когда-то.
Скорее. С этим человеком обязательно надо повстречаться. Он главный режиссер какого-то малюсенького провинциального театра. Может быть, он Настоящий. Может быть, ему нужна Муза.
Фея впорхнула в зал, когда спектакль уже начался. Залом то помещение, куда она попала, можно было назвать с большой натяжкой. Так, два-три ряда кресел, тесно окружающих импровизированную эстраду. Но то, что на ней происходило, было божественно. Как актеры играли! Как они перевоплощались. Двигались. Страдали. Жили на сцене. С полной самоотдачей. С чувством глубочайшего уважения к себе. К залу. К искусству.
И среди этих непревзойденных лицедеев Он сиял как звезда. Он всех объединял. Всех сплачивал. Благодаря нему все у всех получалось. И спектакль увлекал. Гипнотизировал. Завораживал.
Сердце Феи билось все сильнее и сильнее. В унисон с переживаниями ее Героя. Он бесподобен, – гудело у нее в ушах. Он достоин. Моя любовь даст ему крылья. Он будет блистать на самых высоких сценах. Он покорит весь мир.
По окончании спектакля, когда все цветы были вручены, поцелуи розданы, зрители и актеры разошлись, и главный режиссер остался один, Фея подошла к нему. Она заглянула ему в глаза и прочитала в них все, что хотела, что надеялась различить. Сомнений не осталось – это был Он. Ошибка исключена. Ради него допустимо многое. Ради него можно все.
И Фея дала своему сердцу раскрыться как бутону. Она сорвала его и вручила ему. Он с удовольствием втянул ноздрями его удивительный неподражаемый аромат. А потом взял бутон, промокнул им усталое лицо, по которому все еще скатывались капельки пота, и, даже не задумываясь, бросил в стоявшую у ног мусорную корзину.
Такого Фея не пережила. Ее нежное, страстное, благородное сердце так сильно сжалось от боли, что перестало биться.
Еще одной феей на Старом, видимо, совсем Старом свете стало меньше.
Одной из последних.
Если не самой последней.
© Н.И. ТНЭЛМ
№11(49), 2010