Жить, чтобы жить, а не чтобы работать


Французы возмущены покушением на свои завоевания

В начале сентября лидеры французских профсоюзов, опираясь на морально-психологическую поддержку трех из каждых четверых сограждан, развернули осеннее наступление. Всего спустя неделю, как французы вернулись из своих традиционно длительных августовских отпусков. Но лозунгом дня стала не защита права на труд, а права на отдых, вернее, на заслуженный отдых после выхода на пенсию. На это священное завоевание трудящихся покусился президент республики Николя Саркози, предложивший поднять порог выхода на пенсию с нынешних 60 до 62 лет.

Для сравнения: в Греции мужчины могут претендовать на пенсию по достижении возраста в 65 лет, женщины – в 62 года; в Германии, Голландии и Испании гендерных различий в этом плане нет, всех отпускают вязать носки и возлежать в кресле-качалке только после 65 лет; в Италии и Британии соотношение 65 и 60, но только пока, потому что правительство Дэвида Камерона собирается нарастить этот порог до 67 лет.

Последнее известие возмутило одну их манифестанток, свидетельствует корреспондент Би-би-си в Париже, и она разразилась в его присутствии тирадой: «Ничего нам копировать то, как это делается у наших соседей. Надо защищать то, что у нас есть. Англо-саксонский путь – не наш путь».

Во Франции гордятся многими завоеваниями трудящихся: короткая рабочая неделя, длительные отпуска, бесплатные образование и медицина, а также щедрая поддержка пенсионеров. Причем именно из государственного пенсионного резервуара, поскольку концепция накопительной части пенсии через инвестиционные фонды не заслужила здесь доверия.

Увы, с прежним вольготным житием придется распрощаться, что признают и политики, в частности, Жан-Франсуа Копе, глава парламентской фракции правящей партии, которому прочат блистательное будущее. «К 2018 году французам придется выходить на пенсию в 63 года. Раз мы живем дольше, то и работать придется дольше, – говорит Копе. – Придется нам во Франции менять психологию». Для нации, которая гордится тем, что обладает сакральным знанием – savoir vivre (умением жить), это будет шок.

Профсоюзы уже сделали стойку, притом боевую стойку, и направили в парламент 700 поправок в закон, чтобы вывести из-под удара, к примеру, тех, кто «занят на грязных или опасных видах работ». Однако в этот список включены не только сталевары, что логично, но также учителя и продавцы.

Действительно, им есть что терять, под угрозой находится уклад и качество жизни. Большинство молодых французов начинают свою трудовую биографию не раньше, чем достигнут возраста 26-27 лет, причем статистика безработицы среди молодежи показывает: не работает каждый десятый. А достигнув 55 лет, француз начинает думать о том, чтобы перейти в состояние опекаемого государством пенсионера, вкушающего различные блага по программе соцобеспечения.

Стоит добавить и такой штрих к портрету нации профессиональных жуиров: если в течение дня средний американец или канадец тратит на еду по 50 минут, то французы не менее 135 минут. И не забудьте, что они знают толк в добром сне, недаром так популярен сюжет во французских мелодрамах, когда месье и мадам в воскресенье завтракают в постели. А блаженный союз: еда плюс сон? Как не вспомнить Планше, слугу д’Артаньяна, сочинившего на голодный желудок афоризм: «Сон – лучшая еда»?

Но если вдуматься: кто их осудит? В отличие от англосаксов американского генотипа, которым прививают мысль – они живут, чтобы работать, французы сызмальства воспитываются на иной парадигме: надо жить, чтобы жить, а работать надо только для того, чтобы жить хорошо.

Владимир МИХЕЕВ

№9(47), 2010