Потягивая изысканный напиток, они продолжали неспешный разговор. По размеренности фраз и постоянно возникающим паузам чувствовалось, что он ведется уже давно. Может быть, не один год. А то и не одно десятилетие. Все самое главное сказано. И они повторяют друг для друга хорошо знакомые им аргументы. Видимо, поэтому в словах, которыми они обменивались, не было страсти.
Хотя не исключено, что ее трудно было ощутить из-за того, что джентльмены элементарно выдохлись. Они устали от жизни. От самих себя. И их уже больше ничего не интересовало настолько, чтобы терять самообладание и выходить из себя.
Правда, внешность обманчива. И надетые на лица маски, как и замедленные движения, в подражание восковым фигурам, могли служить лишь прикрытием для опытных бойцов, для которых напускное безразличие служит и щитом, и мечом.
– Сударь, как же Вы не понимаете, – бросил один другому, тоже, по всей видимости, не в первый раз, и тут же прикрыл глаза пергаментными веками, – история Вас давно списала. Вы больше не существуете. Нигде. Только в этом заоблачном кресле. Там, на Земле, все относятся к Вам как к реликту. Еще чуть-чуть, и о Вас вообще перестанут вспоминать. Как о Тристане и Изольде, патриотах и мучениках и дохристианских реликвиях.
– Марк Твен на моем месте сказал бы: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены», – вяло огрызнулся собеседник. – А вот Вас так и вообще никогда в реальной жизни не существовало. Только здесь, со мной. Вы плод воспаленного воображения амбициозных мальчиков и девочек от политики. Им потребовалось задурить голову и иже с ними, и доверчивому населению, время от времени добирающемуся до избирательных урн, вот Вас и выдумали. Посмотрите на себя. В Вас сплошные дыры и пустоты. Вы – абсолютно искусственный конструкт. Игра ума. Не более.
– Но, но, – парировал первый из бросивших перчатку, – не зарывайтесь. Я живее всех живых. Мною клянутся нынешний политический класс и армия недоучек и самозванцев-политологов. На меня молятся. Я для них все. И предтеча. И отец святой. И надежда на благополучие и светлое будущее. Если со мной что случится, например, на меня кто-то нашлет порчу, они же элементарно вымрут, как легендарные драконы, кентавры, единороги и динозавры. Так что меня трогать не надо. Вот с Вами, сударь, действительно бы следовало разобраться. Хотя, как я настаиваю, история уже с Вами и так поступила не самым ласковым образом.
– А что я, – слегка закусил губу второй, – нечего мне эпитафию читать. И изображать Фому неверующего. Любому, кто захочет выбраться из сотканного Вами мира заказных сновидений, достаточно будет подойти ко мне и пощупать. Мне даже бицепсы напрягать не надо. Вот они струящиеся по моим венам нефть и газ. А вот придающие упругость трапециевидной мышце спины другие полезные ископаемые. И редкоземельные элементы, в том числе. Что они значат там, на Земле, только что Вам всем наглядно продемонстрировали. Если же хотите почувствовать силу моего кулака – смотрите, как я закрываю на запор границы, только не физические, которыми Вы так брезгуете, – это сейчас без надобности, а виртуальные, как начинаю игру с налогами, частными и суверенными долгами, накачкой банковской системы и экономики ликвидностью. Захочу, так и вовсе все, что потребуется, национализирую, и никому ничего не отдам.
– Сплошной атавизм. Даже слушать противно. Не то, что обсуждать. Эта тень отца Гамлета по-прежнему пытается являться нам в дотла истлевших рубищах. Да от Вас давно ничего не зависит. Какие границы. Что перекрывать. Куда. Кому. Все потоки уже несколько десятилетий идут через Вашу голову. Финансовые. Информационные. Любые. Все судьбоносные решения принимаются в совершенно других местах. И стандарты устанавливаются там же. А попробуете вякнуть, Вас тут же разденут, публично выпорют, да еще и в дегте и перьях изваляют. Тоже мне, силач нашелся. Да на Вас никто и смотреть не станет. Моментально скрутят и ручки-ножки вывернут. А то и проще: просто прикрикнут, и Вы тут же по стойке смирно встанете.
– То-то на тех, кто к ОМП подбирается или его втихую получили, наприкрикивались. Да, плевали все на Ваши окрики. Ничего-то Вы сделать не можете. Только языком болтать горазды, да лапшу всем на уши вешать. А как сабелькой своей заржавленной размахивать начнете, так и вовсе всем свое бессилие обнаружите. Импотент, Вы, батенька, сущий импотент. А все себя этаким героем-любовником подаете, неотразимым. Да за Вашей спиной все женщины давно хохочут, шушукаются и перешептываются. Мол, вот насмешил, так насмешил. Как щеки надувать, да что-то из себя изображать, так первый. А как надо что-то сделать, что-то большое, что-то реальное, что-то действительно нужное, так сразу в лужу сядете. И это в лучшем случае. А то и просто в штаны наделаете.
– И где это Вы таких выражений нахватались. А все из себя интеллигента строите. Понятно становится, из какой детской вышли. Да и вообще, что из себя Ваши сторонники представляют. Много лет назад понять можно было, что Ваше время прошло. Всё. Шабаш. Ничего-то Вы не можете. Ни работу своим людям дать. Ни фирмы защитить. Ни экономике помочь. Как начнете самоуправствовать, наперекор другим идти, так моментально в трясину провалитесь. А из нее, как известно, самому никогда не выбраться. Если только не по рецептам барона Мюнхгаузена, когда самого себя за волосы вытаскивают. Так что по одежке протягивать ножки придется. Скромнее надо быть. Покладистее. И кланяться все время. Всегда. И всем. Это для Вас бессмертный Грибоедов своему выученику Молчанову все по полочкам разложил. Будете следовать общим заповедям, и у Вас все будет в порядке. Народ сыт и доволен, и надсмотрщики за ними пребывать в благостном настроении. А что от заносчивости и мессианства отказаться придется, так не взыщите. Чем-то жертвовать за благополучие надо. Не всем из себя отца народов изображать. Тогда и солидарность – единственная Ваша надежда – заработает. И дружеский локоть почувствуете.
– Особенно когда он в бок вопьется. Речи медоточивые. А за ними пустота. Мираж. Ничего другого. Да все как было раньше – своя рубашка ближе к телу – так все и осталось. Как где кого прижмет, так все моментально про красивые слова забывают. Хотя, впрочем, и без чрезвычайщины всё то же самое. Никак Вы понять не хотите, что всё это игры, покер, обман, но не обман зрения, мол, я бы и сам обманываться рад, а искусный, циничный, намеренный. Вам эти словеса о единении и солидарности нужны только для того, чтобы свои интересы лучше продвигать. Как с компьютерами. Один маломощен, если же их в сеть объединить, так на кого угодно хакерскую атаку провести можно. Всё всегда всё равно на круги своя возвращается. Свой интерес над всем всегда довлеет. И довлеть будет. Такова природа человеческая. А то, что эксперименты и экспериментики где-то ставятся, не заблуждайтесь. История все по своим местам расставит. Уже расставила. Провалились Ваши экспериментики. Провалились. Придется новую и пост-пост-новую теорию придумывать. Только, как вы ее обнародуете, выяснится: а где-то мы уже это слышали. Причем настолько часто, что уши вянут.
– Ну вот, опять Вы за свое. Ладно. Хватит. Сворачиваем словоблудие. А то уже реально невмоготу.
– Согласен. Мне тоже кажется, что для того, чтобы у Владимира Соловьева блеснуть, мы достаточно размялись.
– Достаточно-то достаточно, только к нему идти не тянет. У него устаешь очень. Там кричать надо, прыгать, слюной брызгать. Как-то этого не хочется.
– Тогда что, к Третьякову пойдем? У него чинно, за столиком. И чаю подают. Хотя из таких, как у него, дешевых чашек мы пить отвыкли. Зато он сам большую часть времени говорит и все за всех объясняет – расслабиться можно.
– Да, пойдем к нему. Вот, кстати, и приглашение подоспело. Только не забудьте напомнить, чтобы перед нами таблички поставили. И чтобы не перепутали: перед Вами – Суверенитет, передо мной – Постмодернизм. А не наоборот, не дай бог. Хотя сейчас университетское образование такое, что люди что есть что уже и не различают.
– Но хорошо, прочитать, что написано, еще самостоятельно могут. Правда, вроде, у Тойвовича и это за зрителей вслух делают…
– Какой Вы неисправимый – у него самая интеллигентная, самая образованная публика. Только она нашу с Вами фотогеничность оценить сможет.
– И не уснуть при этом.
– Или согласиться со мной, что Вы им только во сне и привиделись, как Бегущая по волнам.
– Опять Вы за свое. Соловья баснями не кормят. Договорились же обо всем. Так и оставим препирательства до телепередачи. Пусть нас рассудят. Хотя мы-то знаем, что нам от этого ни тепло, ни холодно.
© Н.И. ТНЭЛМ
№12(50), 2010