«Европа – это какой номер телефона?» Слова принадлежат самому известному в истории государственному секретарю США Генри Киссинджеру. Он произнес их четыре десятка лет назад, желая подчеркнуть отсутствие визави, когда возникает необходимость обсудить что-то с Европейским Союзом. С тех пор это вспоминают всякий раз, когда хотят напомнить размытость системы власти и принятия решений в этом объединении, отсутствие в Брюсселе четкой и понятной структуры управления.
Пожалуй, теперь положение изменилось. Кризис зоны евро принял такие масштабы, руководство ЕС настолько ослабло, а критики самой организации в отдельных странах достигли невиданного размаха, что это оборачивается сдвигами в системе власти. Решения в ЕС теперь принимают не в Брюсселе, а в Берлине.
«Берлин – неофициальная столица Европы, там звонит телефон Европы, который требовал Генри Киссинджер в бытность госсекретарем США, – говорит немецкий социолог Ульрих Бек. – Эту новую реальность приняли в США, Китае, но и в Европе».
По сути, именно в столице Германии в последние годы стала вырабатываться стратегия, которая затем воплощается в ЕС. Это относится к путям выхода еврозоны из кризиса, но и к более общим вопросам европейского строительства. Сама страна выглядит островом экономической стабильность и процветания в Европе, поэтому от нее ждут лидерства в регионе. Все страны еврозоны, испытывающие в той или иной мере финансовые проблемы, все больше зависят от того, согласится ли Берлин на выделение им помощи, даст ли кредиты, как поведет себя по отношению к ним. Это относится не только к странам, получившим наименование периферийных, во главе с Грецией. Экономика Франции, прежде равноправного партнера Германии, давно далека от лучшей формы. Даже Нидерланды, которые традиционно разделяют германский подход к бюджетной и финансовой строгости, испытывают трудности.
Такая новая реальность вызывает не только покорность и смирение остальных участников ЕС, но и негодование противников этого объединения. Вспомните, как в апогее греческого кризиса в евроскептической Великобритании часть политического класса развернула кампанию по запугиванию германской гегемонией в Европе, назвав такое положение «строительством Четвертого Рейха». Не впадая в подобные крайности, другие тревожились перспективой появления на месте европейской Германии (влияние этой страны сейчас основано на эффективной модели, набитом кошельке, а не имперских манерах) германской Европы, которой опасался в свое время Томас Манн.
Развитие событий, однако, побуждает посмотреть на сложившееся положение и с другой стороны. В какой степени набирающему силу Берлину нужна новая роль столицы слабого ЕС? Возможно, он уже может ставить перед собой новые геополитические рубежи, исходя из новых экономических реалий? Сколько еще можно давать денег на поддержание бьющихся в тисках кризиса бедных партнеров и не пора ли сосредоточиться на обеспечении взаимодействия с наиболее мощными рынками – американским, китайским, в определенной мере, российским? Ведь Германия остается самостоятельным и видным игроком в глобальной экономике, а не просто одним из участников сбавившей обороты Европы.
Пока, разумеется, первым торговым партнером Германии остается Франция – оборот составил в 2012 году 169 миллиардов евро, увеличившись на 1,1% по сравнению с предыдущим годом. Однако динамика германских торгово-экономических связей рисует другую тенденцию. За прошлый год экспорт в США вырос на 22%, в Китай – почти удвоился. Они стали соответственно вторым и третьим торговым партнером немцев.
Яркой иллюстрацией происходящего стал спор Брюсселя с Пекином относительно импорта в ЕС китайских солнечных батарей, которые, по сути, монополизировали этот сегмент европейского рынка, вытеснив с него, прежде всего, германскую продукцию. Руководство Союза собралось было выяснять с Поднебесной отношения, принимать антидемпинговые меры. Однако канцлер Германии Ангела Меркель напрямую договорилась с китайцами, согласившись на уступки в этом конкретном вопросе. Она правильно рассудила: в интересах германской экономики в целом выгоднее развивать отношения с Китаем, не иметь проблем с выходом на китайский рынок, чем начинать торговую войну из-за одного узкого сегмента одной отрасли. Брюссель безропотно проглотил пилюлю.
Зато торговые связи с европейскими партнерами развиваются иначе, отражая кризисное состояние соседей. В 2012 году экспорт из Германии в Италию оказался на 10% ниже, чем в докризисном 2008 году, в Испанию – на 27%. Объем торговли с Грецией вообще опустился до уровня статистической погрешности: эта страна занимает 44-е место в числе торговых партнеров немцев, пропустив вперед Вьетнам. Германский экспорт в Грецию снизился на 40% в сравнении с 2008 годом, а импорт – на 9%.
Значит ли это, что Германия сошла с орбиты ЕС и вышла в самостоятельное плавание? Нет. Ее европейские партнеры остаются важными, евроинтеграционные элементы сохраняют актуальность, Германия вряд ли будет выходить из Союза, как предсказывают некоторые. В конце концов, кризис однажды закончится и привлекательность экономического взаимодействия в рамках «двадцати восьми» возрастет. Просто меняются акценты. ЕС и европейские рынки начинают восприниматься Берлином как собственный задний двор, в котором надо и дальше наводить порядок, а самому при этом открывать новые горизонты.
Андрей СЕМИРЕНКО
№9(79), 2013