озаботившись правами человека применительно к себе
Разоблачение Эдвардом Сноуденом систематического, а вернее, системного перехвата электронных сообщений граждан во «Всемирной паутине», который с 2007 года осуществляло Агентство национальной безопасности (АНБ) США, вызвало понятное разочарование и огорчение по эту сторону Атлантики. Наперекор букве и духу трансатлантической солидарности, Европейский Парламент был вынужден объявить о собственном расследовании. Схожие следственные действия для оценки понесенного ущерба от американской шпионской операции «Призма» предприняты и на уровне стран-членов ЕС.
Не пытаясь охватить всю панораму общеевропейской фрустрации, предлагаю рассмотреть реакцию в небольшой по размеру и политическому весу стране Евросоюза, а именно, в Бельгии. Королевский парламент, как сообщила газета «Суар», проводит расследование этой «практики, которая явно является вторжением в частную жизнь бельгийцев и, что важнее, может подорвать научный и экономический потенциал Бельгии».
Через двадцать дней после того, как номинант на Нобелевскую премию мира Сноуден взорвал свою бомбу-экспозе, то есть 26 июня, сенатская комиссия поручила «комитету Р» провести тщательную проверку, насколько «Призма» могла навредить и еще может навредить Бельгии. Этот комитет, возглавляемый адвокатом Ги Рапайем, по мнению местной прессы, обладает реальными полномочиями и способен докопаться до правды: его члены могут задавать вопросы рыцарям плаща и кинжала, а те обязаны отвечать.
В этом состоит кардинальное отличие «комитета Р» от комитета по гражданским свободам Европарламента, не наделенным особыми правами для допроса (без пристрастия) сотрудников спецслужб, обязанных по долгу службы оберегать государственную и служебную тайны, а потому имеющих возможность быть, мягко говоря, немногословными.
Да, им нечего будет инкриминировать, например, сокрытие истины. Их нельзя будет обвинить в «препятствовании правосудию», поскольку европарламентарии из названного комитета не связаны юридически оформленными обязательствами не разглашать деликатную, по определению, информацию из закрытых источников, которая им может открыться в ходе расследования. Спецслужбисты смогут резонно указывать на то, что «у них есть право хранить молчание».
Впрочем, если ставить целью «взыскать истину», то разумно задать вопросы и тем, без чьего деятельного соучастия программа «Призма» не смогла бы функционировать, то есть частным компаниям, оперирующим в виртуальном пространстве, таким как Google, Microsoft, Yahoo, Facebook, YouTube, Skype, AOL, выступившим, по сути, внештатными сотрудниками спецслужбы США.
Правда, бельгийская «Суар» почему-то выводит из-под удара главного виновника, правительство Соединенных Штатов и его структуру – Агентство национальной безопасности, и придерживается странной, на мой взгляд, точки зрения, что «злостное нарушения права на частную жизнь было совершено не государствами, а сервисными компаниями».
Газета приводит выразительный пример американской компании Acxiom, которая собирает досье на каждого пользователя, аккуратно комплектуя разнообразные данные, такие как возраст, адрес, телефон, номер счета в банке, уровень доходов, и т.д. «Суар» утверждает, что «любой пользователь Интернета сам себя выдает…», и что досье может состоять из 1500 фактов.
В любом случае, вопрос в том, пользуются ли эти коллаборационисты АНБ, частные компании из виртуального мира, правом экстерриториальности? Можно ли предъявить им претензии не коммерческого свойства, а касающиеся нарушения гражданских прав и свобод? Пусть принятый в 1978 году в США закон позволяет шпионить за гражданами, но для стран ЕС наивысшей ценностью, о чем говорится публично на протяжении десятилетий, являются принципы, записанные в Европейскую конвенцию по правам человека, и которую программа «Призма» нарушила по всем пунктам.
Бельгийские журналисты озаботились и тем, насколько право на «прайвэси» (privacy) гарантировано в самой Бельгии, и что позволительно местным спецслужбам в плане сканирования личной жизни граждан. Они выяснили, что военная разведка вообще не имеет право шпионить на территории собственной страны, разве что в случае, если бельгиец, находясь за рубежом, общается по телефону или по электронной почте с подозрительными лицами из утвержденного «черного списка», например, в Сирии или в Турции. Но и в этом случае разрешение на прослушку должен дать сам министр обороны Бельгии.
В свою очередь, в соответствии с законом от февраля 2010 года, служба государственной безопасности (Sûreté de l’État) наделена правом проводить прослушку, но эта мера считается «исключительной», точечной и требует предварительного разрешения комиссии, состоящей из трех магистратов.
«Наша служба может вести рыбную ловлю с помощью гарпуна или лески, в то время как американцы используют сети, так же как и французы, – разъяснил на условиях анонимности один из магистратов, знакомый с этой процедурой. – В Бельгии это невозможно, это противозаконно».
Впрочем, бельгийские журналисты поспешили успокоить сограждан тем, что есть даже более весомая гарантия неприкосновенности их частной жизни. Ни военная разведка, ни внутренняя служба безопасности в Бельгии не обладают «ни кадровыми, ни техническими, ни бюджетными возможностями проводить деятельность по массовому сбору информации в электронных сетях». Бюджет службы безопасности, к примеру, в 2011 году составлял всего 9,8 миллиона евро, тут не до жиру, быть бы живу…
Тем не менее, остался без ответа один немаловажный вопрос: с учетом давних налаженных связей внутри разведсообщества стран НАТО, могло ли – пусть и в ограниченном масштабе и выборочно – американское АНБ делиться информацией со своими коллегами? Сумеет ли «комитет Р» установить, случалось ли такое и в каких конкретно случаях в Бельгии?
Владимир МИХЕЕВ