Классика
Европа обладает завидной мягкой силой. Она – признанный мировой лидер, законодатель мод во многих отношениях. Вот и в утверждение моногамной семьи в человеческом сознании в качестве важнейшего нравственного императива и главенствующего международного стандарта она внесла определяющий вклад.
Сейчас Старый Свет утрачивает монопольное влияние на человеческие души. Бок о бок с ним место под солнцем завоевывают другие цивилизации, исповедующие иные ценности. Поэтому преимущества моногамной семьи приходится доказывать.
Разные философские школы, само собой, делают это по-разному. Одни ищут ее истоки в христианской этике, забывая производный характер последней. Другие объясняют торжество моногамной семьи тем, что такая конструкция отношений между мужчиной и женщиной оказалась лучше приспособленной к развитию производительных сил общества. Третьи увязывают всё с модернизмом и современностью.
Однако та же самая Европа в последние десятилетия заставляет усомниться в достоверности приводимых аргументов. Она запустила по миру цунами сексуальной революции. Уравняла в правах детей, рожденных в браке и вне брака. Бросила всех в крестовый поход против классической семьи, подняв на щит свободу сексуальной ориентации, гражданские и однополые браки и разного рода социальное экспериментирование. Она же, наконец, предложила считать прежние нравственные и семейные ценности относительными. Теперь придется расхлебывать.
...У Кристины было четыре парня. Не из-за того, что она так спланировала. Не потому что ей именно этого хотелось. Нет. Просто так жизнь сложилась. Бывает.
Все избранники были на подбор. Один богат. Второй умен. Третий в постели не превзойден. Четвертый просто в Кристину влюблен.
Поначалу сложившаяся ситуация Кристину особенно не смущала. Она искала в мужчине букет достоинств. И не ее вина, что таких особей, может, и в природе-то не осталось. Достоинства же оказались распылены между многими. Чтобы их собрать воедино, она и изворачивалась, не брезгуя самыми изощренными ухищрениями.
Однако со временем начали проявляться все связанные с ней неудобства. Кристине приходилось прилагать все больше усилий, чтобы избежать накладок, чтобы не завраться и вконец не запутаться. Да и на людях показываться с разными кавалерами делалось все опаснее. Своей компании нужно было предъявить кого-то одного. Завести сразу несколько и жить параллельной жизнью, ей было откровенно не под силу. Да даже если бы и сдюжила, как с родственниками быть, кого батюшке и матушке предъявить. Вопрос.
Таким образом, оказалась Кристина перед тяжелым экзистенциальным выбором. Надо оставить кого-то одного, а от остальных избавиться. Спрашивается, кого?
На этот вопрос она как раз и не могла ответить. Да, положа руку на сердце, и не хотела. Ведь, как можно от богатства отказаться? Или от любви? Да и поговорить с умным человеком временами так жажда душит – как студеной колодезной водицы глотнуть. А то такая тоска. И о жизненных удовольствиях забыть – с души воротит. Ну, как если бы принуждали в монахини постричься.
В общем, судила-рядила Кристина, крутила-вертела так и столь долго, что голова совсем распухла, и свет не мил стал. Но к какому-то окончательному решению так и не пришла.
Ан уже цейтнот. Уже с загсами договорено, кольца куплены, рестораны заказаны, настоятель знакомый, свой, по-родственному благодушный, к себе ждет. Кристина же по-прежнему всех четырех на поводке держит. Ни с одного ошейник не снимает. Жалко. До слез. Истерики. Нервного срыва. Невмоготу ей от любимых игрушек отказываться.
Ладно, думает. Не по плечу так не по плечу. Ну, не получается выбор сделать. Так пусть высшие силы за меня решение примут. Как себя женихи в церкви перед алтарем поведут, так тому и быть.
По логистике-то, какие проблемы. У богатенького на свадьбу все необходимые денежки взяла. Четырех ненавидящих друг друга подружек отобрала. И все, как положено, заказала. Четыре кавалькады. Четыре церемонии бракосочетания. И одну судьбоносную встречу перед Всевышним. Все организовать, чтобы комар носа не подточил, – это уже ее забота.
Как Кристина спланировала, так и получилось. Кольца на бархатных подушечках на все вкусы и на все случаи жизни. Платья подвенечные одно лучше другого. Свидетели и свидетельницы, обильно слезу пускающие и танцевать красиво умеющие. Экипажи и кавалькады – не поймешь, то ли Барак Обама в город пожаловал, то ли свои с загородной гулянки возвращаются. Цветов море. Слов нужных и красивых изобилие. И все клёво. Пафосно. Значимо.
Ни одного прокола. Ни одной проскачки. Ни одной накладки. Все четыре новоиспеченных муженька по вечеру к иерарху в церковку доставлены были. Все в черных костюмах с иголочки. Все радостные, сияющие, никакого подвоха не заподозрившие. А подвох вон он – тут как тут. Четверо их под благословение идут, а не один.
Как народ, который молодая на церемонию пригласила, просек, что к чему, в пределе такая тишина установилась – слышно, как у каждого сердце стучит тук-тук-тук. Или замирает. Или останавливается. Люди во все глаза глядят. Ждут, что теперь последует.
А ничего такого не происходит. Стоит молодая в подвенечном платье деревянным истуканом рядом с ксендзом. Вокруг четверо свежеиспеченных мужей. Все такие торжественные, расфуфыренные. А церемония идет своим чередом. Как ни в чем не бывало.
Вместе с тем, каждый из мужиков судорожно думает, как ему быть. Положение нестандартное. Бывать в таком раньше не приходилось. Слышать о таком тоже не слыхивали. Так что сообразиловку включать надо. У кого есть.
Ну, тот, который богат, спокойнее всех себя чувствует. Дело понятное: за дорогую редкую вещь всегда переплачивать приходится. То, что в бешеной конкуренции досталось, вдвойне, втройне дороже ценится. Конкурентов же перекуплю. И куда подальше отправлю. Того, на кого девки заглядываются, в Таиланд. Пусть там свою ненасытность проявляет. Того, который от Кристинки отлипнуть не может, все время за ручку держится, – в Париж. Там все растревоженные души успокоение находят. Того же, у которого, судя по ряхе, ума палата, – в Лондон. Он там и себе капитал сколотит, если подсказать, что и как, и на первых порах деньжат подбросит, и компании удачно послужит.
Тот, который в постели не превзойден, немножко иначе, но в том же ключе думает. Куда им, заморышам, со мной тягаться. Они же все доходяги. И чего такая тёлка, как Кристина, в них нашла. Ни стати, ни выправки. И остальное, наверняка, туда же. Кристинка, как поймет, что к чему, как ко мне попривыкнет, всех остальных куда подальше пошлет. Мне даже ничего предпринимать не придется.
Тот, который влюблен, в отличие от остальных, давно уже соображать отучился. Вылизывает Кристину глазами. И на мордашке у него большими буквами написано: любимая знает, что делает. Раз вчетвером под венец идем, значит, так и надо. Все равно ее люблю и всю жизнь любить буду. А что пострадать за любовь придется, не беда. Она от этого только прочнее станет. Все равно, кроме меня, никто ее так преданно любить не сможет. Как она поймет это и во всем разберется, все сама и устроит так, чтобы нам лучше было.
Только тот, кто умен, нервически кривится и губы покусывает: это же надо – так вляпаться. Верно в народе говорят: «не родись красивым, а родись счастливым». Опростоволосился я. Никогда себе не прощу. А Кристинка-то какова. Кто бы мог подумать. Как она мне в рот смотрела. Как моими словами упивалась. Как со мной и за мной всюду ездила. Ну, и пойми после этого женщину. Это не про Россию, про Кристинку следовало придумать: «умом Кристину не понять, в Кристинку можно только верить». Хотя чтобы четырех под венец, это какими талантищами обладать надо! Куда там Кантам и Аристотелям, Кларкам и Хантингтонам и опровергателям возвещенного современниками столкновения цивилизаций.
Тут, пока свеженькие муженьки размышляли, момент подошел, когда на задаваемый вопрос «да» отвечать и формулу возвышенную вслед за пастырем слово в слово повторять пора. В соборе еще тише стало. Все сидят, затаив дыхание. Предстоятель же себе преспокойненько сначала у одного, затем у второго и далее по списку спрашивает и формулу священную четко так и весомо выговаривает.
Тот, который богат, «да» говорит. И тот, что в постели не превзойден, своим «да» ему вторит. И тот, что влюблен, срывающимся голосом «да» шепчет. А потом все по очереди молодую в губы целуют. Один только умный с уходящего поезда соскакивает. «Нет, – заявляет, – увольте. На троих вполне достаточно. Вчетвером – уже перебор».
Архимандриту же перипетии эти как с гуся вода. Кристину и трех из ее избранников мужем и женой объявляет и благословение Всевышнего дает. Мол, живите в мире, любви и по совести. Помогайте друг другу, поддерживайте, как бы жизнь не складывалась. И на лучшее уповайте.
Только, видит по лицам паствы, что народ в недоумении. Значит, как-то ему происходящее обосновать и объяснить не мешало бы. И, обращаясь к простым смертным, уже в форме проповеди продолжает. Красиво так. Убедительно. Захватывающе. То один фрагмент из Нового завета вспоминает, то другой. А суть проста.
Всевышний всем благословение свое дарит. Всех в чадах своих держит. Всех на путь истинный наставляет. Он не делит людей на чистых и нечистых. Светлых и темных. Белых и черных. Достойных и недостойных. Он каждому шанс дает.
От человека самого зависит, будет ли он оказанного ему доверия достоин. Однако оправдать его, это доверие, – не такая уж легкая штука. Нужно соблазны превозмочь. Их много. Им трудно не поддаться. Их сложно порой даже распознать. И часто человек не знает, что творит. Элементарно не понимает. А, коли так, уповать надо.
У каждого свет в душе есть. Он на торную дорогу к Богу выведет. Поэтому даровал Всевышний людям заповеди. Но не стал объяснять, как и в каких формах им следовать. Формы человеческого бытия, как предначертано, могут быть самыми разнообразными. Главное – чтобы они всегда вели к храму.
Терпимость и понимание – вот что в жизни необходимо. Путь перед молодыми ясен. Он проложен. Ему важно просто следовать. Не боясь старых табу. Не пугаясь неизведанного.
Жизнь сейчас другая. Не дело все время назад в прошлое оглядываться. Не надо, равняясь на отмирающее, живую жизнь жуткими страшилками запугивать.
Так что, смелее, чада мои. Мы, все ваши друзья, близкие, единоверцы, свое плечо вам, в случае чего, подставим.
К тому ж немаловажно, так совпало, что одновременно с сегодняшней церемонией случилось чудо. Самое настоящее чудо. Мы ждали его долго. С нетерпением.
Казна была пуста. Штукатурка внутри и снаружи отваливаться уже стала. От благотворительности пришлось отказаться. Церковь всем задолжала.
И вдруг казна счастливым образом наполнилась. Мы сможем теперь щедрой рукой обездоленным помогать. Школу открыть. Новый собор поставить. Возблагодарим же все вместе Господа.
При этих словах Кристина, быстрее других все сообразившая, с благодарностью пожала руку тому из своих мужей, который богат. Не отпуская при этом руки того, который ей сердце отдал. И все, тщетно пытавшиеся понять, что такое батюшка сказать хочет, дружно зааплодировали. Ура! Вот оно чудо! Вот оно истинно божественное благословение. Небеса знак подают безошибочный. Значит, так тому и быть.
И пусть все будут счастливы. Жизнь сама все по своим местам расставит. Пока барометр на «ясно» указывает.
Смотри-ка, – в это время радовалась Кристина, – как все здорово устроилось. Без потерь обошлось. Ни от кого отказываться не понадобилось. И с умненьким, соскочившим, мы все славненько сделаем. В друга семьи запишем. Чтобы за тем, что в мире духа творится, следить. Ни для чего другого он все равно не пригоден.
А благотворительностью я сама, пожалуй, займусь. Или, лучше, ее возглавлю. Так спокойнее будет. Чтобы злые языки укоротить. И другим пример показать. Тогда мы не бельмом на глазу останемся, а зачинателями новой традиции выступим. Вот тогда-то по-настоящему здорово выйдет.
Инновационный подход. Новаторский. Он во все времена и у всех народов востребован. Мы первопроходцы. Глядишь, к концу жизни Нобелевскую премию дадут. Добрый задел уже есть. Божественное благословение как-никак имеется. Осталось его только капитализировать.
Так-то вот. Учитесь. Передовой опыт перенимайте. Чтобы в лузерах и аутсайдерах не оказаться. Последователи и последовательницы, за мной, вперед. На штурм сияющих вершин. Они нам покорятся. Вот увидите…
© Н.И. ТНЭЛМ