Из всех европейских праздников Рождество и Новый год – самые хорошие. Теплые. Добрые. Душевные. Наименее официозные. Никуда не надо ехать. Отбывать номер. Где-то выступать. Кого-то выслушивать. Есть возможность просто посидеть дома. В кругу семьи. Повозиться с детьми. Поболтать с родителями. Посвятить себя домашним хлопотам. И в кои-то веки никуда не спешить. Не бросать с опаской укромные взгляды на постоянно куда-то бегущие стрелки часов.
Светлый – так его привыкли звать с детства за бесповоротно сделанный им выбор в пользу доброжелательного отношения к людям – пребывал на вершине блаженства. Он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Чуть загодя, за день до Нового года, он вывез семейство на дачу, сделал необходимые покупки, забил загородный дом продуктами и теперь мог позволить себе расслабиться.
В его исполнении это означало предаться любимому ритуалу. Приставив женщин к приготовлению божественного оливье, как он любил, и других вкуснющих и разнообразных закусок, Светлый занялся камином. Не торопясь, тщательно прочистил его после длительного перерыва. Аккуратно сложил добротно просушенные березовые чурки. Дал разгореться специально припасенной спичке-гиганту и поджег бересту.
А когда камин разгорелся, удовлетворенно уселся у него в привычно поскрипывающее соломенное кресло-качалку. Он знал: никто беспокоить его не будет. Эти волшебные часы родные дарят ему как самый ценный, самый дорогой рождественский подарок. Чтобы он перевел дух в преддверии буйного новогоднего застолья. Посидел в одиночестве, чего ему подчас так не доставало. Перебрал в памяти пережитое. Помечтал о будущем.
Но тут, в нарушение всех табу, к нему на колени вскарабкался сынишка и по-хозяйски на них устроился. Ему можно было все. Светлый с женой его безумно любили. Еще за многие месяцы до его появления на свет. И разрешали ему делать, что заблагорассудится. Поэтому сынишка был на сто процентов уверен, что отцу он не помешает.
– Па, – требовательно спросил он, – скажи честно: а Дед Мороз с Санта Клаусом действительно существуют? Или это выдумки, Голливуд, Фабрика грез и все такое прочее?
Если бы вопрос задал кто другой, Светлый бы бездумно ответил, что да, конечно, как может быть иначе, или привычно отшутился:
– Мол, повесь свой толстый вязаный носок у окна, и, если утром найдешь в нем подарки, значит, они не сказка.
Однако простые ответы – не всегда самые честные и убедительные. К тому же отмахиваться от сынишки Светлый никогда себе не позволял. Поэтому он отнесся к его наивной любознательности со всей серьезностью. Быстро прикинул, что сделать, чтобы разделить уготованное ему удовольствие на двоих, и, как только они расположились в кресле поудобнее, предложил:
– Давай поступим таким образом. Я расскажу тебе несколько эпизодов из моей жизни, а ты мне потом сам скажешь, существуют ли Дед Мороз с Санта Клаусом или нет. Согласен? Тогда слушай…
Светлому шел тогда шестнадцатый. Он заканчивал десятилетку. До выпускных экзаменов и поступления на истфак Университета было рукой подать. И он вкалывал по-черному.
От всех посиделок и развлечений он давно уже отказался. А теперь и спать почти перестал. Для него существовали только книги, диспуты, лекции, подготовительные курсы – все, что помогало подойти к испытаниям во всеоружии.
Заставить его умерить пыл и хотя бы в бассейн походить для поддержания хорошей спортивной формы, было некому. Родители уехали на заработок и только по телефону и с оказией передавали ему подбадривающие напутствия. Престарелой же бабушке, изредка навещавшей его, было не до того. Да и Светлый бы в любом случае проигнорировал ее увещевания. Слишком уж он привык полагаться только на себя.
Вот и доигрался. В какой момент он подхватил ту тяжелейшую пневмонию, Светлый даже не помнил. Она обрушилась на него как стена недостроенного дома. Утром он никак не мог проснуться. Все плыло перед глазами. Сил не было даже на то, чтобы пошевельнуться, не то, что вылезти из постели. Лицо, грудь, руки, ноги – все пылало. Голову сжимал стальной обруч. И чем дальше, тем сильнее.
Дело было плохо. Совсем плохо. Даже такой самонадеянный разгильдяй, как он, это сообразил. И пополз к телефону. Тяжело. Медленно. Как будто вскарабкивался на кручу. Телефон районной поликлиники никак не находился. Потом не набирался. Ему пришлось плюнуть и позвонить в «скорую». Но когда соединили, ни звука из спекшихся губ ему выдавить не удалось.
Все, конец, подумал было он, но угасающее сознание подсказало, что соседи могут быть дома. Он дополз до двери. Собрав всю силу воли, поднялся. Распахнул дверь и…
Перед ним стоял врач в белом халате с традиционным саквояжем в левой руке. Не теряя времени на напрасные расспросы, он подхватил Светлого на руки и отнес на диван. Прощупал пульс. Простучал, где нужно. Поднял веки. На секунду задумался, и всадил больному лошадиную дозу какого-то снадобья. Или маленькую ампулу. Кто знает.
Однако через пару минут Светлому стало легче. Намного легче. А через десяток он уже был в состоянии взять из рук эскулапа коробочку таблеток, которые за день поставили его на ноги и затем помогли победно преодолеть все испытания того лета.
Провожая спасителя, непонятно, как и откуда взявшегося, он успел только заглянуть ему в глаза. Их мерцающая бездна и неподражаемый блеск запомнились ему навсегда.
В следующий раз Светлый увидел эти бездонные глаза пять с половиной лет спустя. Теперь он заканчивал Университет. Оставалось совсем чуть-чуть. Выпускные и дипломная были уже позади, и всех ребят с курса забрили на военные сборы. На три недели.
И сидел бы себе Светлый тихонько там, заправлял фирменно постели, бегал со всеми на марши и не высовывался. Так ведь нет. Не в его характере было прозябать и «дембеля» дожидаться. Приспичило ему со товарищи стенгазету выпустить.
А от слов к делу у него всегда переход был короткий. «Обои» в момент сделали. Классные. И умные, и задиристые – обхохочешься. С фотками смешными – своими и начальства армейского. С коллажами и подписями ерническими. И с заметками сочными – в центральной прессе, зажатой и зашоренной, не прочитаешь.
Ан вешать негде. В расположении одни только палатки брезентовые. Занятия же на свежем воздухе проводятся.
Выбора нет. Отправился он вместе с друзьями-вояками на промысел. Где-то отыскали забор дощатый, бесхозный, явно никому не нужный, и принялись его разбирать.
Тут-то их и застукали. На захват университетской шпаны из соседней части до зубов вооруженный отряд старослужащих бросили. С такими не забалуешь – враз утихомирят.
Так что повязали их, как несмышленышей, и на допрос к своим боссам доставили. Мол, за совершенные преступления отвечать придется. По всей строгости закона, помноженного на суровые армейские нравы. Тамошнее начальство уже лапки потирает, прикидывая, что за торговлю университетской «плотвой» наварить получится.
Неудавшийся главред, само собой, самому шустрому и смышленому дознавателю достался. Тот видит – перед ним «светлый». С такими проще всего. Он ему только сказал, что, если на себя все возьмет и во всем признается, его другарей всех в момент отпустят, как Светлый тут же и раскололся и бумаги всякие подписывать стал.
А бумаги с хитрецой гадостной. Такие никогда подписывать нельзя. Они не просто гауптвахтой. Они чем-то посерьезнее пахли. И закрутило бы, завертело его на пустом месте по неопытности, если бы не…
Только тучи подлые, свинцовые над ним нависать стали, как дверь распахнулась, и в кабинет ввалился «квадрат» в полковничьих погонах. Ни слова не говоря, подошел к дознавателю, сграбастал бумажки, лежавшие на столе, и без колебаний разорвал их в мелкие клочки. Дознаватель даже не вякнул.
Потом «квадрат» посмотрел на Светлого долгим ласковым взглядом, покачал головой, не спеша так, раздумчиво, и сказал:
– Инцидент исчерпан. Все. Вы свободны. Приносим Вам свои извинения. Не обессудьте.
Этот мудрый бездонный мерцающий взгляд и огромные черные зрачки, в которых ничего не отражалось, Светлый как будто вобрал, впитал в себя. И они вызвали в его голове колоссальные тектонические сдвиги.
Пелена спала у Светлого с глаз. Он вдруг увидел мир таким, какой он есть на самом деле, а не таким, каким он ему казался многие годы. С той поры для Светлого началась новая жизнь. Совсем иная. С другими приоритетами. Другой шкалой ценностей.
– И в твоем появлении на свет, сын, незнакомец сыграл не последнюю роль. Ничего? Не устал? Хочешь знать, какую? Тогда продолжаю.
Светлый смутно чувствовал, что с его личной жизнью не все в порядке, однако гнал от себя непрошеные мысли. Они с женой были вместе с незапамятных времен. Привыкли друг к другу. Притерлись. Обросли друзьями. Свили гнездышко. Вырастили детей. Наработали тысячи обыденных ритуалов. А потом стали жить как бы по инерции.
Из их совместного существования ушел смысл. Все сделалось неважным. И они начали дрейфовать друг от друга. Ее больше не интересовало, чем он занимается. Чего хочет. К чему стремится. Ему все больше претили ее новые увлечения. То чему она отдавалась с растущим фанатизмом и истеричностью. Это скорбное увядание вполне могло бы продолжаться еще какое-то время, хотя неизбежный конец становился все более ожидаемым.
А потом он встретил ее – свою Мечту. Счастье. Своего
Ангела-хранителя. Свою Королеву. В его душе как будто все проснулось и потянулось к ней. Он думал только о ней. Грезил ей. Рвался к ней всем естеством.
Но менять что-то в своей жизни не спешил. Такой шаг требовал недюжинной решимости. Слишком много нитей связывали его с прошлым. Слишком крепкими они казались. Слишком со многим пришлось бы порывать.
Однако его избранницу такая ситуация не устраивала. Она не хотела ждать. Для нее любовь была неделимой. И она предъявила ультиматум. Три дня она ждала, а потом собрала нехитрые пожитки и, поцеловав его на прощание, закрыла за собой дверь.
Светлый стоял в проеме и смотрел, как его счастье растворяется в серой мгле мегаполиса. Внутри все стонало и рвалось. Он понимал, что ее нужно удержать. Что за ней надо бежать, сломя голову. Что он потом будет себя корить всю оставшуюся жизнь. Однако все равно продолжал медлить. А она уходила все дальше и дальше. Гордая. Красивая. Непоколебимая.
И тут рядом со Светлым возник старец в стандартном темном балахоне, с глубоко надвинутым на голову капюшоном. Он соткался из воздуха, мощный и величественный, и теперь смотрел ему в глаза своим бездонным искрящимся взглядом.
Это взгляд проникал Светлому глубоко в душу. Он переворачивал в ней все. Снимал с нее путы. Освобождал от патины. Слой за слоем. Прикосновение за прикосновением.
Слов не требовалось. Они были не нужны. И без них Светлый, наконец-то, осмелился понять себя и ее. Поверить в свою, в их судьбу. И не прощаясь и не благодаря провидца, он бросился вслед за ней – своей Единственной. Своей Любимой. Своей Половинкой.
– А уже через девять месяцев, как положено, появился ты, сына. Ты же знаешь, как мы тебя любим с мамкой: очень-очень-очень. Мы благодарны судьбе за то, что так сложилось. За то, что ты у нас есть. За то, что мы вместе. И будем вместе всегда. Ты не устал? Готов слушать дальше? Хорошо.
Звонок застал Светлого в служебной машине по дороге в аэропорт. В составе делегации он провел на переговорах за кордоном несколько суток. Теперь, когда основное было согласовано, он мог сбежать домой на пару дней раньше. Чем и воспользовался с удовольствием.
Слышимость была отличная. Как с соседнего сидения. Но к подобному разговору он оказался не готов. В трубке раздался голос премьера, знакомый по бесконечным, набившим оскомину телевизионным обращениям.
– Светлый, я к тебе давно присматриваюсь. Ты мужик сильный, надежный. Вытянешь. Хочу предложить тебе социальный блок в Правительстве. Да, направление завальное. Сладкой жизни не обещаю. Но отступать некуда. Позади ничего нет. Пустота. Соглашайся. Надо. Даю пять минут на размышление. Посоветуйся, если нужно. Перезвоню.
Светлый ждал предложения. Добивался его. Предвкушал. Любые дела в экономическом или финансовом блоке ему были по плечу. На худой конец, внешняя политика. Но взваливать на себя социалку было равнозначно самоубийству.
Ее запустили донельзя. Разворовали и растоптали все, что было можно. Вернее, нельзя. Ситуация в ней была аховая. Что-то возродить, сломать тенденцию к полному упадку и деградации могли, разве только Прометей с Гераклом. Да и то, на пару. Вытащить ее из трясины без денег, без людей, в постоянной схватке с хозяевами и чиновничеством – да кто бы сдюжил такое. Фантастика.
С другой стороны, отказываться – значило ставить крест на очень многих надеждах, которые он лелеял. Упускать шанс, который выпадает раз в тысячу лет. Пренебрегать возможностью сделать в жизни что-то по-настоящему большое и важное. Вопреки всему. Через не могу. Ради себя. Ради людей.
Светлый еще пребывал в задумчивости, когда раздался повторный звонок. Вкрадчивый женский голос прошелестел: «Соединяю». А ответа у него еще не было. И, возможно, он бы все испортил, попытавшись проблеять в трубку что-то неопределенное, если бы не…
Неожиданно водитель авто, неподвижно и молчаливо сидевший за баранкой все это время, обернулся к нему и посмотрел на него тем самым бездонным искрящимся взглядом, расставлявшим и в предыдущие разы все по своим местам. В его огромных черных зрачках привычно ничего не отражалось. И в то же время читалось все.
Ответ Светлого, как и требовалось, был предельно краток:
– Согласен. Когда приступать? Хотел бы первые шаги и программу обстоятельно обсудить лично.
– Хорошо. Сегодня вечером.
Отбой.
– Поэтому, сына, мы видимся так редко, и для меня такое счастье исчезнуть хотя бы на несколько дней и провести их с тобой и мамкой. А кто в нашей жизни играет роль Деда Мороза и Санта Клауса или ангела-хранителя – не принципиально. Важно, чтобы они помогали. И появлялись вовремя. Ответ на свой вопрос ты получил. Да? Хорошо. Главное, надеюсь, ты понял…
© Н.И. ТНЭЛМ