Правда, предаваться как-то уж очень выборочно, напрочь забывая о военных конфликтах, вспыхивающих то тут, то там. О военных действиях коалиций государств в Ираке и Афганистане. Применении военной силы в обход ООН. Повстанческих войнах и внутренних конфликтах, сеющих смерть и запустение. Отсутствии прогресса в бесконечном Ближневосточном урегулировании. Страшнейших опасностях, которыми грозят миру международный терроризм и расползание по свету оружия массового поражения.
Представления о мире как высшей и абсолютной ценности настолько широко распространились по Европе, что в какой-то момент дали удивительные и неожиданные всходы. Общественные организации вбросили в сферу публичной полемики идею о том, что жизнь в условиях мира должна рассматриваться в качестве одного из основополагающих прав человека. Дескать, этому индивидуальному праву давно пора придать соответствующий юридический статус. Более того, всерьез уверовали в нее и даже стали всячески продвигать и лоббировать. В числе таких организаций, если судить по тематике нынешней встречи, оказалась и Федерация мира и согласия.
Однако глянцевая идея о юридическом закреплении права на жизнь в условиях мира не такая безобидная и безусловно прогрессивная, как это может показаться на первый взгляд. Для человеческого социума и современных демократий она запросто может оказаться своего рода «троянским конем». У нее есть очень даже неприятная изнанка. И на нее стоило бы взглянуть, по всей видимости, хотя бы на время, отложив в сторону «розовые очки». С тем чтобы это сделать, давайте попробуем всерьез разобраться с базовыми понятиями, в систему которых она должна быть встроена.
Для наглядности
Назидание о благих намерениях очень справедливо. Слишком часто люди, руководимые самыми добрыми побуждениями, просто не видят глубины проблемы, не осознают того, сколько у нее самых различных ипостасей, не понимают, как предлагаемые ими решения могут пребольно аукнуться и для простых людей, и для всего общества в целом.
Чтобы дальнейшие размышления по поводу права на жизнь было легче ухватить, приведу пример из, казалось бы, совершенно другой области. Он поможет показать, насколько ограничены и неоднозначны наши представления. На нем по аналогии очень хорошо видно, насколько другие ассоциации порождают вроде бы внешне вполне понятные и привычные вещи в силу присущей им многомерности.
Как-то меня пригласили на одну из программ канала «Закон ТВ». Все было организовано хорошо и естественно. Юпитеры не мешали. Нацеленные на тебя кинокамеры совершено не стесняли. Передача получилась. Настроение было отменное. И поэтому я нисколько не удивился, когда ко мне подошел сидевший в зале симпатичный мужчина и сделал весьма привлекательное предложение. Канал запускал очередное ток-шоу, на этот раз по актуальным проблемам юриспруденции. Его назначили ответственным. Меня он приглашал ведущим.
Однако перед тем как отвечать на предложение я попросил уточнить условия. В первую очередь мне было важно знать, дадут ли мне возможность самому определять идеологию и содержание конкретной передачи, или имеется в виду красиво озвучивать чужие мысли. На такую роль гораздо лучше подходили элегантные привлекательные молодые женщины, вертевшиеся вокруг в изобилии. Телевизионщик замялся. Мол, все будет решаться вживую. Главное запустить ток-шоу, а там видно будет.
Тогда я поинтересовался, о чем он собирается делать ближайшую передачу. Выяснилось, что о возможном снятии запрета на свободную продажу огнестрельного оружия на территории Российской Федерации. Увидев мое удивление – все-таки в стране до черта гораздо более жгучих проблем, ждущих своего решения, – он бросился разъяснять. Вот в США, пожалуйста, – покупай себе оружие свободно и обеспечивай свою безопасность сам. Для нас, с учетом разгула преступности, это более чем актуально.
Чтобы четче уяснить, о чем же все-таки будет передача, я переспросил, в какой степени эксперты будут затрагивать главное в свободной продаже и ношении оружия, с точки зрения американцев. Ведь сформировавшая у них традиция объяснялась тем, что за гражданами изначально признавалось право свергать не устраивающее их правительство, если понадобится, с оружием в руках. Вся американская государственность, все институты в отдельности и политическая система США в целом базируются на праве индивидуума защищать свою свободу с оружием в руках. Иначе говоря, главная целевая установка свободы на приобретение и ношение оружия и объяснения приверженности этой исторической традиции кроется не в потребностях самообороны. Они вторичны. Она состоит в гарантиях прав и свобод человека.
Телевизионщик поперхнулся. Желание продолжать разговор у него пропало. Распрощались мы, правда, все равно тепло, по-дружески. Он обещал непременно звонить. Божился, что напомнит о себе днями. Уверял в том, что как раз такой ведущий, как я, ему и нужен. Однако он так и не позвонил. И я больше никогда его не видел. Мелькнувшая было надежда на то, чтобы сделаться ведущим популярной программы или сделать ее популярной, к моему глубокому сожалению, растаяла в воздухе.
Приведенный пример достаточно показателен. Он избавляет от необходимости доказывать, что любое явление общественной жизни наделено многомерностью сущностей. Они проявляются при анализе порождаемых им последствий. Давайте же разберемся в тех последствиях, которые может, а точнее, обязательно вызовет законодательное и договорное закрепление индивидуального права на то, чтобы жить в условиях мира. При том понимании, конечно, что ему надо придать абсолютное значение. Иного не дано. Изъятия из права на то, чтобы жить в условиях мира, смешны. Их невозможно сконструировать. Без запрета на отступление от соблюдения такого индивидуального права оно утрачивает какой-либо смысл и состоятельность.
Сравнение с действующими правовыми конструкциями
У любого индивидуального права есть корреспондирующая ему обязанность, возлагаемая на властные структуры. В данном случае – на государство, сообщество государств, все и любые уже созданные и учреждаемые ими органы и организации. Обязанностью, корреспондирующей праву на мир, будет не просто отказ от войн, а запрещение любых и всяческих вооруженных действий, вне зависимости от того, для чего они ведутся, какие потребности обслуживают, как складывается конкретная ситуация. То есть, запрет на применение вооруженной силы при любых обстоятельствах.
Из действующих международно-правовых актов в таких терминах составлен Протокол № 13 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ). Текст и практика применения Европейской Конвенции – это как раз тот оселок, на котором проверяется реалистичность затеи с конструированием права на мир. Протокол № 13 предусматривает запрет на смертную казнь при любых обстоятельствах в качестве высшей меры наказания за совершенное особо тяжкое преступление лицом, чья вина доказана в суде. Запрет носит абсолютный характер. В соответствии с ним власть сознательно ограничивает себя в применении ответных репрессивных мер против тех, кто поставил себя вне закона, и мер превенции. Она отказывается от определенного их класса, воспринимаемого социумом как неприемлемый в цивилизованном обществе, бесчеловечный и не допускающий исправления допущенной ошибки.
Вместе с тем, содержание Протокола № 13 может быть понято только, если его поставить в общеправовой и социальный контекст. Запрет не разоружает общество и государство перед лицом бытовой или организованной преступности, наркоторговцев и террористов. Он объясняется их уверенностью в том, что у них достаточно других средств, вполне действенных и эффективных, для того, чтобы справиться с этими социальными недугами и добросовестно выполнять свой долг перед всеми членами общества по обеспечению безопасности. Он предопределяется сделанным ими цивилизационным выбором в пользу гуманизма и смягчения нравов, в основу которого поставлены базисные ценности общества. В соответствии с ними человеческая жизнь является высшей ценностью, а жестокость ничего не лечит и ничему не помогает. Она порождает лишь ответную жестокость.
Самоубийственные последствия для мировой политики
С абсолютным запретом на применение вооруженной силы все обстоит до наоборот. Он вступает в прямое противоречие с действующим международным правом, его императивными нормами, Уставом Организации Объединенных Наций, всеми универсальными, региональными, многосторонними и двусторонними международными актами обязывающего характера в области поддержания международного мира и безопасности и их эффективного обеспечения. Они исходят из того, что, конечно не всегда, а при определенных обстоятельствах, но вооруженная сила должна применяться. На указанной презумпции построен весь современный миропорядок.
Случаев, при которых обращение к вооруженной силе, согласно действующему международному праву, считается законным, правильным, правомерным и необходимым, всего три. Она может использоваться в целях самообороны. Она должна применяться во исполнение коллективного решения Совета Безопасности ООН, на который всеми членами универсальной организации возложена особая ответственность за поддержание международного мира. К ней вправе прибегать все государства для подавления бунтов, восстаний и других массовых беспорядков, «угрожающих существованию нации», в соответствии с внутренним законодательством.
Таким образом, получается, что постановка вопроса о праве на мир не просто противоречит основам сложившегося мирового порядка. Она подрывает его. Делает призрачным и иллюзорным. Она взрывает все существующие системы коллективной безопасности. Делает все страны беззащитными перед лицом агрессора и очень многих других рукотворных международных катаклизмов. Чревата хаосом в международных делах и кровопролитием, которое нечем и некому будет останавливать. Иначе говоря, такая постановка вопроса порождает последствия, совершенно противоположные желаемым. И вызывает их безусловно и неотвратимо.
Неспособность ни сохранить, ни изменить статус кво
Это на межгосударственном уровне. Под углом зрения международных процессов. Но на внутригосударственном уровне дело обстоит ничуть не лучше. А, может, даже еще хуже.
По сравнению с внутренними вооруженными конфликтами, чисто международные стали редкостью. Их удельный вес в кровавых событиях на планете существенно понизился. Об этом свидетельствует статистика. На это указывают все публикуемые аналитические доклады. Глобальное изменение военно-политического ландшафта заставило ведущие державы переписать свои военные доктрины. В разряд главных угроз безопасности в них возведены теперь внутренние конфликта и феномен «падающих» государств.
Действительно число внутренних конфликтов резко подскочило. Вооруженные действия большей или меньшей интенсивности в разных уголках Земли стали повседневностью. Они сейчас являются визитной карточкой планеты. Именно их имеют в виду все чаще и чаще, когда описывают современные боевые действия, занимаются военным планированием и подготовкой к противостоянию потенциальному противнику.
К тому же внутригосударственные конфликты все реже остаются чисто внутренними. Обычно в той или иной форме в них принимает участие третья сторона. Или они отягощены иностранным элементом. Причем разнообразие иностранных участников удручает. Это уже не только соседние или отдаленные государства, но и субгосударственные общности и образования, крупные военно-охранные предприятия, сетевые структуры и т.д.
Внутренние конфликты чрезвычайно сложно погасить. Они почти не поддаются стабильному урегулированию. Если только не за счет распада или глубокой трансформации предыдущей государственности. Но это еще только полбеды. Вторая ее половина заключается в том, что разные политические игроки, в том числе и мировые, дают природе конкретных внутренних конфликтов диаметрально противоположную оценку. Из-за чего перспективы их прекращения становятся еще более туманными. А постановка вопроса о праве на мир – еще более противоречивой.
Для одних происходящее описывается в терминах законной борьбы против посягательств на основы конституционного строя, антитеррористических операций, подавления сепаратизма, защиты целостности государства и т.д. Если согласиться с такой правовой квалификацией внутреннего конфликта, за действующей властью обязательно надо признавать право на применение вооруженной силы, а всех, кто борется против нее, объявлять бандитами, террористами и пр. В таком политическом контексте требование об узаконении права на мир сразу же превращается в инструмент легитимации антиправительственных действий, изменения сложившегося и существующего статус кво.
Оно лишает законные власти самой возможности противостоять насилию и беззаконию. Делает их беззащитными. Разрушает конституционные основы поддержания общественного порядка. Прокладывает путь к развалу национальной государственности. Значит, от этого требования надо избавляться. От него следует отказываться ради защиты основ конституционного строя, ради сохранения стабильности и порядка, т.е. во имя сложившегося и существующего статус кво.
Ведь основной смысл национальной государственности состоит в защите граждан от насилия и беспорядков. Это часть общественного контракта. Власть должна гарантировать всем тем, кто находится под ее юрисдикцией, полную и адекватную безопасность. В этом состоит ее святой долг.
Но ровно в той же степени внутренние конфликты описывают как законную борьбу народов за самоопределение, за человеческие условия существования или элементарное выживание, как восстание против диктаторских и оккупационных режимов и т.д. В таком политическом контексте законным и оправданным провозглашается уже не защита сложившегося порядка, а его ниспровержение. Легитимируются антиправительственные действия и применение вооруженной силы против существующей власти. Тогда право на мир обряжается в совершенно другие юридические и политические наряды. Оно драпируется в тогу тех, кто категорически выступает против всего этого и не допускает и тени сомнений в неприемлемости и противоправности изменений нынешнего статус кво. Между правом на мир и правом на сохранение статус-кво ставится знак равенства.
Вот какими малосимпатичными последствиями чревата реализация идиллических представлений о праве на мир. Хочется верить, что их адептами они просто не просчитываются.
А ведь это только объективная часть общей картинки. Есть еще и субъективная. Она была затронута пока только по касательной.
Право на индивидуальную безопасность
Альфой и омегой международного, наднационального и внутригосударственного права прав человека является максима о том, что пользование индивидом признаваемыми за ним правами не должно нарушать права третьих лиц. Оно не может осуществляться в ущерб законным правам и интересам других членов общества и общества в целом. Иначе говоря, все остальные права третьих лиц в своей совокупности кладут предел тому, в каком объеме может ими пользоваться конкретная личность. Государство и международные контрольные механизмы призваны следить за соблюдением баланса денно и нощно. Там и тогда, где и когда он нарушается, воцаряется анархия и беззаконие, а уважение к правам человека сходит на нет.
Естественный предел праву на мир, если теоретически предположить, что оно может быть сконструировано, устанавливает право на индивидуальную безопасность. Это право освящено всей историей человеческой цивилизации. Оно изначально относится к сонму естественных прав. И существует столько же, сколько существует современное государство.
Право человека на личную безопасность является весьма серьезной, основополагающей юридической категорией. Оно детальнейшим образом разработано. Под его обеспечение веками осуществлялось государственно-правовое строительство. Его описывает огромный пласт национального законодательства любой страны. Оно обслуживается конституционными актами, уголовными и уголовно-процессуальными кодексами, нормативными документами, описывающими задачи и функции государственных органов по обеспечению общественного порядка и вооруженных силы страны. В целях обеспечения безопасности созданы, постоянно укрепляются и совершенствуются стержневые государственные структуры. В их систему входят не только т.н. силовой блок, но и высшие властные органы, отвечающие за принятие политических решений, часть судебной системы и т. д.
Ведь индивидуальному праву на безопасность корреспондирует двоякое обязательство властей – во-первых, иметь эффективные средства принуждения к его соблюдению, включая адекватное законодательство, институты и процедуры, и, во-вторых, решительно применять их во всех тех случаях, когда это необходимо. Без готовности предотвращать и пресекать бунты, волнения, восстания и любые другие беспорядки с использованием, если потребуется, вооруженной силы, т.е. прибегать к масштабному принуждению, государства нет и быть не может.
Поэтому коренной вопрос, который обязательно нужно уяснить для себя, когда мы беремся за конструирование понятия права на мир, состоит в том, каким образом воображаемое право на мир соотносится с реальным правом на индивидуальную безопасность. Как оно может быть реализовано в виду безусловной обязанности государства защищать всех тех людей, которые находятся под его юрисдикцией, и все общество в целом от крупномасштабных преступных посягательств, угрожающих существованию нации. И делать это с оружием в руках.
О ком персонально надо заботиться
Не очень понятно также, кто может выступать носителем права на мир или, попросту говоря, его субъектом. На ум приходят четыре варианта. Обоснованию поддается, видимо, даже большее их количество. В одних случаях это индивиды. В других – коллективы. В-третьих – общество в целом, вне зависимости от того, рассматривается ли оно как совокупность частных лиц или как самостоятельная категория. Наконец, – международное сообщество, вне которого или без участия которого право на мир невозможно постулировать.
Попытаемся сопоставить пользование воображаемым правом на мир как индивидуальным или как коллективным правом. Если за ним юридически признается статус коллективного права, мы автоматически оказываемся в области большой политики, межгрупповых отношений и конфликта интересов между социальными группами, этносами, разнообразными меньшинствами, в том числе и национальными, и государством или государствами. Соответственно, возникает целый ряд вопросов. Назову только некоторые. Кто же все-таки являются носителями коллективного права, какие конкретно группы или их совокупность? Кто им вправе пользоваться? А кто сможет? От кого их надо защищать? Против кого оно должно быть направлено? И кто является его гарантом?
Каждый из них требует обстоятельного ответа. Не так, навскидку. А опирающегося на солидный нормативный, прецедентный и доктринальный материал. В отсутствие таких ответов предположим, что право на мир защищает некоторую национальную группу или этнос, которые, по всей видимости, тоже к ангелочкам отнести нельзя, от кровавой расправы и репрессий со стороны властей. Вспомним недавнюю историю – Косово, Южную Осетию и т.д. Список получится очень длинный и внушительный. Тогда мы сразу же окажемся в очень непростой ситуации, когда коллектив, с точки зрения национального права, откровенно игнорирует требования закона, а под углом зрения международных уложений, если и когда они появятся, вправе рассчитывать на международную помощь и защиту.
По сути дела речь идет о возможности односторонней интерпретации пока еще не существующего права на мир в целях легитимации права или обязанности третьей стороны или сообщества государств на вмешательство во внутренние конфликты. Пересечение с концепциями гуманитарной, продемократической или любой другой интервенции очевидно. Ведь коллективному праву на мир будет корреспондировать обязанность всего или части мирового сообщества добиваться восстановления мира, в том числе вооруженными методами, или заниматься принуждением к миру.
Головоломок две. Первая. Любое вооруженное вторжение по определению станет откровенным и безусловным отрицанием права на мир. То есть, получится, что мы отстаиваем и защищаем право, отрицая его. Не очень понятный и логичный политический конструкт, с юриспруденцией ничего общего заведомо не имеющий.
Вторая. Оценка того, кого из двух противостоящих сторон нужно защищать и поддерживать, всегда субъективна. Разные мировые игроки зачастую, как уже указывалось выше, исходят из прямо противоположных посылок. Соответственно и оценки ситуации и правомерности действий сторон они, скорее всего, будут давать диаметрально противоположные. Следовательно, вместо того, чтобы укреплять национальный и международный правопорядок, мы, конструируя право на мир, будем на самом деле расшатывать их, внося в усилия по их поддержанию еще большую неопределенность.
Никаких резонов в пользу того, чтобы и дальше подрывать основы и так не очень стабильного мирового порядка, привести нельзя. К тому же совершенно очевидно, что это явно не та цель, которую ставят перед собой ревнители изобретаемого ими права на мир. Но если отстаиваемая ими идея чревата и такими, как представляется, катастрофическими последствиями, симпатии к ней должно все-таки поубавиться.
А ведь и это еще цветочки. Провозглашение коллективного права на мир означает, что кто-то или вообще все должны его гарантировать. Вне зависимости от того, какими военными средствами устрашения располагает узурпатор. Или будет располагать. Если есть право, его соблюдение нужно обеспечить. Но ведь подобная логика ведет к еще одному легко прогнозируемому результату – неудержимой гонке вооружений. Таким образом, чтобы соблюдение права на мир стало реальностью, его надо будет неизменно нарушать и усиленно готовиться при этом к ведению войн по всему азимуту. Как говорится, приплыли.
Кстати, при конструировании, как выясняется, крайне вредного и опасного, и от этого не менее эфемерно права на мир придется еще определять и правомерные параметры военного и в более широком плане силового строительства. Какое военное строительство необходимо для эффективного соблюдения коллективного права на мир? С какими его параметрами можно согласиться? Каким критериям оно должно отвечать? Применимы ли к нему требования достаточности и пропорциональности? До какой степени возможно их навязывание суверенным государствам? Совместимо ли разоружение и ограничение вооружений с решением задач обеспечения права на мир? Ведь разоружаясь, мы ослабляем гарантии, забываем о превенции и делаем порог нарушения гораздо более низким. То есть, фактически ставим под вопрос само право на мир, о котором призваны заботиться. Значит, разоружение и ограничение вооружений недопустимы? А как с соотношением наступательных и оборонительных вооружений? Ведь если мы хотим заботиться о соблюдении права на мир по-настоящему, надо обязательно иметь на вооружении достаточное количество наступательных вооружений. Подобные вопросы можно было бы задавать до бесконечности. Я привел только несколько из них для того, чтобы еще раз показать, насколько противоречивый характер носит предположение о том, что право на мир может рассматриваться в качестве коллективного.
Но и признание его в качестве индивидуального также ведет к тому, что порождаемые им абсурдные последствия будут только множиться.
Ответственность за нарушение индивидуального права
Посмотрим на проблему несколько с другой стороны. Предположим, что мы конструируем право на мир как индивидуальное. Ответственность за его нарушение, а равно непринятие мер несет государство. Не будем говорить каких. В свете вышеизложенного это представляется излишним. Оно может быть инкриминировано и государству как таковому, и любым его официальным лицам.
Но тогда, если быть последовательными и логичными, официальные лица должны нести личную уголовную ответственность, а совершаемые ими правонарушения квалифицироваться в качестве международных преступлений, преступлений против мира и человечности. Государство же, хотя оно и само несет ответственность, должно заботиться о том, чтобы судебная защита тех, кто может пострадать в результате нарушений права на мир, была эффективной. Кроме того, оно должно быть готовым к выплате пострадавшим справедливой компенсации. Заранее можно предположить, с учетом практики Европейского Суда по правам человека, что она будет немаленькой.
Но бог с ней, с материальной компенсацией. Как-нибудь разберемся. Гораздо сложнее с определением подсудности. По всей видимости, юрисдикция по такого рода преступлениям в соответствии с нынешними юридическими представлениями будет носить в значительной степени экстерриториальный характер. То есть, привлекать к ответственности официальных лиц, а не исключено, что и виновные государства будут практически все и любые судебные органы, как национальные, так и наднациональные.
К тому же не стоит забывать, что любые миротворческие акции, гуманитарные интервенции и пр. под углом зрения права на мир могут быть квалифицированы как его нарушение, а миротворцы отданы под суд. Причем опять же всеми – и тем государством, на территории которого допускаются правонарушения, и пославшим миротворцев, и любыми третьими странами. Кстати, по нарушениям права на мир, скорее всего, не будет срока давности. В отношении таких преступлений будет применяться концепция длящегося правонарушения. Фактически это будет предоставлять возможность ретроактивного применения будущих законов, вводящих право на мир, к событиям давно минувших дней. В общем, хорошенькая ситуация.
Надеюсь, я вас в достаточной степени убедил в том, что, с позиций действующего права и, как я надеюсь, здравого смысла, продвижение идеи права на мир некорректно. Это если пользоваться дипломатическим языком. Если же называть вещи своими именами, оно совершенно абсурдно.
Тогда давайте посмотрим, какие можно предложить развязки, как выбраться из западни, в которую нас загоняют ревнители чистой теории законодательного и международно-правового закрепления права на мир.
Если заглянуть в послезавтрашний день
Выходов несколько. Начну с простейшего. Можно говорить о том, что это политический лозунг. Что к такому результату нужно стремиться. Подобной видится общая задача. Она ставится и должна ставиться. Однако о переводе идеологии права на мир в разряд юридических понятий речи не идет. Даже о превращении ее со временем в часть мягкого внутригосударственного, наднационального или международного права.
Другой вариант, может быть, даже более перспективен. Идеологию права на мир стоило бы вмонтировать в требования переналадки универсальной и региональных систем коллективной безопасности. Вот в качестве подсистемы коллективной безопасности она могла бы оказаться полезной. Но и то, при условии, что будут найдены согласованные подходы к Ближневосточному урегулированию, а затем и к тушению внутренних конфликтов. А для этого придется закрыть эру деколонизации и попустительства со стороны международного сообщества формированию независимой моноэтнической государственности с оружием в руках.
Есть еще одно направление, которое можно было бы попробовать. Пора, засучив рукава, взяться за восстановление базовых представлений международного права о том, что никакие права не могут рассматриваться изолированно. Их нельзя ставить выше остальных прав или принципов. Они должны реализовываться в своей совокупности. Важен точный баланс. Его важно отыскать и затем поддерживать. Необходимый баланс и сочетание противостоящих друг другу прав и принципов позволят приблизиться к искомому результату. Тогда и мечта о праве на мир не будет такой утопичной.
© Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор,
директор Европейского учебного института
при МГИМО (У) МИД России
* Полный текст выступления в Федерации мира и согласия 8 апреля 2010 года