Тихие каналы баюкают желтые листья, в медленных водах танцуют отражения старых домов, как будто сделанных из печенья, шоколада или марципана. Автомобильное движение невелико: еще бы, парковка в центре стоит 5 евро в час! Да и город не так велик, пешком дойти недалеко, велосипед под рукой, а общественный транспорт организован на славу.
Толпа серьезна, даже девочки-школьницы, возвращающиеся с бабушками и нянями из спортивной секции с клюшками для хоккея на траве в руках.
Спит пушистый кот в витрине ювелирной лавки.
Опущены жалюзи на большинстве уличных киосков для продажи бесподобной голландской селедки. Неужели всю съели?
Толпы приезжих и местных жителей теснятся в залах государственного музея, чтобы отметиться у Рембрандта, а рядом – полюбоваться великолепной коллекций полотен ван Гога, создавшего лучшие из них вдали от голландской родины – во Франции, где ярче краски и жизнь.
Неповторимо пахнет старой пылью богатейший, но без клиентов, букинистический раздел огромного книжного магазина. Здесь можно перевести дух после суеты, хотя и чинной, переполненной торговой улицы.
Даже манифестация анархистов, под черными флагами дефилирующая вдоль канала под (не слишком громкие) электрические аккорды «Highway to Hell», производит вполне респектабельное впечатление. На всякий случай, кроме обычного полицейского сопровождения, сверху за колонной наблюдает зависший в воздухе вертолет стражей порядка.
Даже молодые мусульманки с покрытыми, как положено, головами, носят обтягивающие-преобтягивающие тонюсенькие брючки, чуть прикрытые на бедрах развевающимися полами рубашки, вылезающей из-под мини-пальтишка: все формальности соблюдены, а поди же…
Даже в злачных районах около вокзала заторможенные посетители «кофе-шопов», тонущие в клубах сладковатого дымка, и представители прочих меньшинств выглядят тихо и не бросают вызов окружающим – ни видом, ни поведением. Словом, обычная картина терпимости, которой так хвалятся голландцы. Нигде больше нет такого странного ощущения соседства, казалось бы, взаимоисключающего.
Эта жизнь идет заведенным чередом. Ничто не говорит о том, что много месяцев страна живет без правительства. В Гааге, в часе езды на поезде, политики в галстуках, будто переодевшиеся в современное платье персонажи из рембрандтовского «Ночного дозора», день за днем обсуждают, каким должен быть новый кабинет министров, какую политику проводить. А вообще нужны ли правительства таким странам, с такой организацией общества, или достаточно управленцев-технократов, чтобы следить за порядком и не мешать естественному ходу дел? Может быть, такие общества уже перешли в другую фазу развития и просто пока этого не осознали?
Может, они находятся в некоей постдемократии, а политика там зачем-то все еще существует, наверное, только по инерции? Живут же Нидерланды месяц за месяцем без полноценной исполнительной власти. А соседняя Бельгия? Страшно подумать, сколько месяцев и она не имеет кабинета министров, и ничего…
Но это – абстрактные гипотезы, пустое теоретизирование. Реальные голландские политики договорились в середине октября о формировании нового правительства. В коалицию вошли христианские демократы и либералы. Впервые за послевоенные годы в стране будет правительство меньшинства; впервые с 1917 года его возглавил либерал, 43-летний Марк Руте. У кабинета есть еще одна особенность, куда более важная, с политической точки зрения. Парламентскую поддержку кабинету обещает ультранационалистическая «Партия свободы» Герта Вилдерса, которая неожиданно на волне антиисламских и антииммигрантских лозунгов пришла третьей на парламентских выборах 9 июня 2010 года. Ее 24 депутата обеспечат кабинету большинство, необходимое для принятия законов.
Что она получит в обмен за такую поддержку? Прежде всего, более строгий контроль над иммиграцией: не будут пускать исламских деятелей радикального направления, упростят процедуру высылки иммигрантов, совершивших преступления, а новые иммигранты должны будут оплачивать специальные курсы по интеграции в общество; тех же, кто не сдаст экзамен на получение вида на жительство, тоже будут высылать.
Правда, правительство все же не согласилось с другими требованиями Г.Вилдерса: депортацией мусульман из страны, запретом Корана и введением налога на хиджабы. Сам лидер «Партии свободы» (по кличке «Моцарт» за белесую шевелюру) отвергает обвинения в экстремизме: «Я хочу защищать свободу, которая, как мне кажется, растает, как снег на солнце, когда исламская идеология еще глубже пустит корни в нашей стране».
Но не все согласны с такой постановкой вопроса. Один из демохристианских депутатов, до последнего возражавший против коалиции с националистами, так объяснял свои сомнения: «В расколотой стране нельзя давать Вилдерсу арену для проповедей против ислама». А иммигранты-мусульмане, которых в 16-миллионных Нидерландах насчитывается миллион, придерживаются более радикальных оценок этого политика. Он получает множество угроз и стал самым охраняемым человеком в королевстве!
Некоторой сюрреалистичностью, иллюстрирующей нидерландские реалии, стал параллельный ход двух сюжетных линий в местной политике, и главным действующим лицом был опять-таки «Моцарт». Одновременно он был и главным действующим лицом на переговорах по формированию правительственной коалиции, и готовился к начавшемуся недавно судебному процессу, на котором стал обвиняемым.
Ему предъявлен иск по пяти пунктам, в том числе за призывы к дискриминации мусульман, приравнивание этой веры к фашизму, а Корана – к «Майн кампфу». Пока суд развивается не в его пользу. Его, скорее всего, оштрафуют, но депутатского мандата он не лишится, обретя ореол мученика в борьбе за… свободу слова, хотя и используемую против свободы вероисповедания. Таково лицо голландской терпимости.
Но как вписать в нее Г.Вилдерса и полтора миллиона избирателей, поддержавших его? Если верить опросам населения, подавляющее большинство голландцев, даже не голосовавших за него, выступают за ограничение иммиграции. Таких насчитывается 70-80% жителей!
Видимо, подобная идеология становится не только голландским, но общеевропейским феноменом, популистской реакцией на реальные проблемы, создаваемые валом мигрантов. Видимо, рановато списывать политику из повседневной жизни европейских обществ. Хотя Амстердам остался тихим, каким его застал сто лет назад Александр Блок («О, тихий, тихий Амстердам»), эта тишина скрывает сложнейшие процессы, проходящие в недрах голландского общества, кажущегося столь рациональным, терпимым и лишенным эмоций.
Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ
Амстердам – Москва