Германский паровоз вперед летит

Сохранение этого ритма обеспечило бы фантастические годовые показатели для Германии и ЕС – 9% и 4% соответственно, однако уже очевидно, что повторение подобного успеха невозможно. Евро с тех пор снова дорожает, рост внешнего спроса замедляется, и его не заменяет внутригерманский спрос.

Остальные европейские тяжеловесы имеют гораздо более скромные показатели экономического роста. На втором месте с большим отрывом оказалась не входящая в зону евро Великобритания (+1,1%), на последнем – Греция (-1,5%), которая единственная в Союзе переживает сокращение ВВП.

Позволяет ли эта моментальная фотография сделать выводы на перспективу? Экономические выводы, наверное, нет, но политические тенденции можно попробовать увидеть.

Во-первых, немцы ушли в отрыв. Германская социально-экономическая модель, которая адаптировалась к менявшимся реалиям сменявших друг друга правительств, получилась непохожей на модели партнеров по ЕС. Она сочетает бюджетную строгость и полюбовную сделку между предпринимателями и наемными работниками. Последняя позволила в последние годы, особенно на пике кризиса, ограничить увольнения и рост безработицы. В обмен на сокращение заработной платы (примерно до 85% нормальной) и рабочей недели (четырехдневка) для части трудящихся, предприятия не проводили массовых увольнений. Это называлось «курцарбайт». Не потеряны квалифицированные кадры. Не возникло дополнительной нагрузки на социальный бюджет государства. Обеспечена социальная стабильность. А сами люди, попавшие под эти меры (1,5 миллиона человек в мае 2009 года – на пике кризиса), избежали стрессов, связанных с безработицей, причем, многие из них воспользовались дополнительным днем, чтобы заняться повышением своей профессиональной квалификации. По оценке Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), эта программа позволила сохранить до 200 тысяч рабочих мест! В совокупности сформировалась здоровая основа для экономического роста, базис для выпуска конкурентоспособной экспортной продукции. Германия в этом плане оказалась уникальной. В других странах ЕС – от Франции и Великобритании до Швеции и Румынии – ничего похожего нет.

Во-вторых, Германия больше других выиграла от единой валюты – евро, сколько бы ни писали и говорили обратное сами немцы. Механизм очень прост. Германская экономика ориентирована на экспорт, именно он обеспечивает темпы роста ее экономики. С 2000 по 2008 год 2/3 этого роста обеспечивались за счет удовлетворения внешнего спроса.

Чтобы быть конкурентоспособными на внешних рынках, необходимо иметь приемлемую цену и предлагать в чем-то уникальную продукцию. Германия традиционно берет своим качеством, точнее, соотношением цены и качества, специализируясь на производстве и продаже продукции с большой добавленной стоимостью, например, машин и оборудования. Для конкурентоспособной цены важную роль играет обменный курс национальной валюты, в данном случае, единого европейского евро. С этим как раз были проблемы. События вокруг греческого государственного долга в первой половине 2010 года помогли несколько сбить обменный курс евро, от чего германская экономика только выиграла.

Но есть и еще один фактор. Примерно 2/5 германского экспорта идет в другие, в том числе периферийные страны зоны евро. Наличие единой валюты с начала десятилетия и до глобального кризиса создало в этих странах впечатление финансовой стабильности, обернулось расходами не по средствам, привлечением инвестиций и кредитов на выгодных условиях. Это породило, например, строительный бум (в Ирландии и Испании), раздувание госрасходов (в уже упомянутой Греции) и так далее. Но одновременно экономики этих стран были ограничены в возможностях развития конкурентоспособного экспорта, в том числе, в богатую, но прижимистую Германию, стареющее население которой не очень тратило, предпочитая откладывать деньги. Так, Греция экспортирует в Германию всего 2% своего ВВП и даже богатая и сильная Франция – всего 3,8%. Максимальные показатели – у Австрии (14%) и Нидерландов (12%).

Почему периферия еврозоны не могла развивать свой экспортный потенциал? Ответ прост. При очевидно разных стартовых позициях с Германией они могли применить классический метод – девальвацию национальной валюты. Участие в единой европейской валюте делало этот маневр невозможным. Следовательно, от сложившегося положения выигрывал сильнейший, то есть немцы. Не будь в этот период евро, сохрани Германия марку, по которой там сейчас так плачут, обменный курс ее валюты был бы высоким. А партнеры Берлина по ЕС могли бы манипулировать с курсом своих национальных валют (или хотя бы угрожать этим) для поддержки экономического развития. Такое теоретически могло происходить в период процветания и наверняка случилось бы в некоторых из этих стран в условиях глобального кризиса. Отсутствие же такой возможности сдерживает сейчас ритм восстановления их экономик.

Таким образом, в результате всех происходящих процессов главный выигрыш получает Германия. Её народное хозяйство не только составляет четверть экономики еврозоны, но и в некотором роде живет за счет более бедных партнеров. Одновременно ее экономическая модель оказывается уникальной в ЕС и начинает обретать самостоятельные и глобальные цели. Какими будут последствия этого? Какой принципиальный выбор сделает в этом плане Берлин?

Андрей СЕМИРЕНКО