Европейский Союз ежедневно, ежечасно опровергает древнюю восточную мудрость, согласно которой, сколько бы ты ни произносил слово «халва», во рту от этого слаще не становится. Что бы ни происходило с ним и вокруг него, он самовлюбленно продолжает вещать: «успех», «свершение», «победа», и так часто повторяет эти заклятия, что и сам начинает и других заставляет в них верить. Тем же, кто предпочитают полагаться на себя и доверяют только своим собственным глазам, со временем всё равно приходится подчиняться мейнстриму, потому что…
… Мейа с детства не любила голубей. Не любила, и всё. Чисто инстинктивно. Безотносительно к рассказам о том, что они такие-сякие и питаются отбросами. Никогда не крошила им белый хлеб и не любовалась бесконечным спектаклем, который они так часто дают в небе и на городских площадях.
Неудивительно, что она вознегодовала, когда голуби облюбовали карниз ее любимого окна на кухне для своих сборищ. Голуби чинно усаживались в ряд на нем и принимались безостановочно ворковать и судачить, издавая свои отвратительные горловые клокочущие звуки, приводящие ее в неистовство. Или устраивали бесконечные дефиле, видимо, умышленно путая ее карниз с французским променадом.
Особенно изощренно пытался измываться над ней один упитанный, чванливый, широкогрудый нахал. Он склонял голову набок и самодовольно и цинично впивался в нее взглядом, одновременно раздевающим, ласкающим и оценивающим.
Такого непотребства Мейа, конечно, не могла вынести. Она и не собиралась. Терпеть их бестактность и назойливость никак не входило в ее планы. Сначала она попробовала отвадить голубей, стуча по стеклу, хлопая створками окна и, уже несколько позже, обдавая их кипящим отваром из-под варящейся картошки, яиц или чего-нибудь еще. Однако предпринятые ею незатейливые меры ничего не дали – голуби без труда угадывали, что она придумает в следующий раз, вовремя улетали и возвращались обратно, как только чувствовали, что опасность миновала.
Тогда по подсказке орнитологов она покрыла карниз специальной отпугивающей краской – увы, голуби плевали на советы людей, якобы знающих их повадки и предпочтения. А вот противопоставить принципиально новому шагу Мейи им было нечего – она взяла и водрузила на карниз поддон для цветов, в который со злорадством воткнула с десяток тщательно подобранных ею шипастых кактусов.
Голуби поступили хитрее: они перебрались на металлическое ограждение, окаймляющее балкон. Причем начали вести себя еще более нагло и развязано. Они не только сидели на балконной решетке, прохаживались по ней, гулили и устраивали разборки и игрища, но и гадили на пол. Обильно и беззастенчиво. Особенно тот самый голубь, который подмигивающе склонял голову набок и пялился на прелести Мейи, себе, видимо, что-то воображая.
Не дав им расслабиться, Мейа повела против них самую настоящую «горячую» войну. Не просто так – для красного словца, а на уничтожение. Больше всего ей хотелось изловить того наглого упитанного голубя, сладострастно склоняющего голову на бок и вожделенно посматривающего на нее, ощипать его и отнести на кухню в ближайший ресторан, чтобы из него там сделали голубиное чахохбили или элементарное жаркое. Но с тем же нулевым успехом, что и раньше.
Других вариантов действий не оставалось – не переезжать же из-за голубей на другую квартиру. Чтобы покончить с ними раз и навсегда, Мейа пригласила мастеров, и они буквально за пару дней застеклили ей балкончик. Крытая лоджия получилась смехотворная, как конура – ведь балкончик был совсем махонький. Зато про голубей, отравляющих ей жизнь, можно было забыть.
Однако судьба есть судьба. От нее остеклением не отгородишься. Только мастера ушли, как раздался звонок в дверь. Мейа в недоумении открыла, решив, что они что-то забыли. Перед ней стоял отъевшийся самодовольный посыльный в профессиональной курточке и, склонив голову набок, рассматривал ее.
– Вы заказывали пиццу, – сказал он, и на его физиономии изобразилась пошловато-скабрезная улыбка, которая должна была, видимо, означать: «вот я и пришел».
– Уходите, – заявила Мейа, – ничего я не заказывала. Она действительно ничего не заказывала. А пиццу вообще не ела, считая, что от нее толстеют, и цвет лица портится.
– Ну как же, гражданочка, – удивился посыльный, – уплачено ведь. Тогда распишитесь хотя бы. – И протянул ей какие-то бумажки и синюю гелевую ручку с таким выражением на лице, что Мейа готова была, не сходя с места, стереть его мокрым кухонным полотенцем, которое всё еще держала в руках. Однако вместо этого она расписалась и захлопнула дверь.
День был безнадежно испорчен, победа над голубями втоптана в грязь, а тут еще с работы очень некстати позвонили, потребовав, чтоб она срочно подъехала. Коли срочно, Мейа быстро переоделась, нарисовала на мордашке нечто соответствующее и вызвала такси. Мгновенно пискнула эсэмеска с номером автомашины, сообщившая, что та подъедет через минуту, и Мейа, налюбовавшись перед зеркалом тем, что получилось, выскочила из парадного.
Грузный заплывший таксист с лоснящейся физиономией уже прогуливался вокруг своего четырехколесного пахаря. При виде Мейи он характерным движением, от которого ей сразу же стало плохо, склонил голову на бок, вперился в нее, и на лице у него нарисовалась маслянистая улыбка.
– Куда поедем, красавица, – проворковал он, будто в заказе этого не было указано. Однако Мейа не повелась на его маневр: еще чего не хватало – выслушивать всю дорогу его гнусные слащавые приставания и бороться с непреодолимым желанием остановить машину или вообще выпрыгнуть из нее на ходу – и рванула к метро. По дороге она отказалась от заказа, повторяя про себя заповедь, которую с детства вдолбила в нее мать: «с мужиками ни в какие разговоры, тем более препирательства, не вступать – лишь тогда неприятностей удастся избежать».
К сожалению, этот удивительно эффективный прием не ко всем случаям жизни был применим. На работе ее уже нетерпеливо поджидал босс. Завидя ее, он, как и они все, склонил голову набок, хитро прищурился, и обезоруживающе самодовольная улыбка расплылась по его холеному дородному лицу.
– Прошу, – прогулил он, открывая двойную дверь в кабинет. И Мейа, проклиная всё на этом свете, безропотно прошествовала за ним. Эх, если бы ей вовремя удалось отнести разделанную тушку на кухню любого из близлежащих ресторанов. Правда, может не всё потеряно. Будет и на ее улице праздник. Она раздаст всем товаркам рогатки, и они перестреляют это подлое пакостное гулливое племя…
© Н.И.ТНЭЛМ