Главная > Открываем старый свет > Привычки и Нравы > Воронеж и «дум высокое стремленье»

Воронеж и «дум высокое стремленье»

img_001
image_pdfimage_print

Фоторепортаж из культурно-цивилизационного очага на юге России

Земля эта породила множество талантов. Можно выбрать какое угодно созвездие – и обнаружить плеяду звёзд первой величины.

Возьмем наугад категорию изобретателей, исследователей, подвижников науки. Николай Бурденко, выдающийся нейрохирург. Николай Вавилов, ботаник, селекционер, географ, пионер отечественной генетики. Константин Глинка и Василий Докучаев – крёстные отцы почвоведения. Сергей Мосин, создатель легендарной трехлинейной винтовки образца 1891 года. Сергей Чаплыгин, основоположников современной гидроаэродинамики. И так далее.

 

Словесники и письменники

Меня же объяснимо влекло к словотворцам, словесникам и письменникам. Что неудивительно: на литературно-артистическо-географической карте губернский город Воронеж высится горным кряжем со множеством пиков и величественных вершин.

В воронежской гимназии учился Александр Афанасьев, этнограф, собиратель и исследователь устного народного творчества, издатель «Русских народных сказок».

Лев Толстой посещал Воронеж, где жила его племянница Елена. Чем объясняются эпизоды из «Войны и мира» – сюда приезжает покупать лошадей Николай Ростов, здесь он узнает о Бородинском сражении и ранении князя Андрей Болконского.

В квартире дома номер 3 на Большой Дворянской, которую сдавала губернская секретарша Германовская, родился будущий почётный академик Академии наук России по разряду изящной словесности Иван Бунин. Для автора «Дней окаянных» переименование улицы в проспект Революции могло служить ещё одно уликой предательства.

Участвовал в подавлении крестьянского восстания на Тамбовщине в 1921 году будущий детский писатель Аркадий Гайдар (Голиков), в то время – командир 23-го запасного полка в Воронеже, что квартировал в Чижовских казармах.

 

Иван Саввич Никитин. В год смерти Пушкина ему было чуть более 12 лет. Памятник в начале сквера, перпендикулярного к Большой Дворянской, многозначен, потому как реалистичен. Понурая голова усталого человека с длинными кистями рук в опрятном костюме символизирует тяжкие житейские испытания, выпавшие на долю самобытного воронежского поэта. Ранняя смерть матери и спившегося отца, оставившего после себя одни долги. Необходимость бросить учёбу в семинарии и позаботиться о младших в семье. Неудовлетворённая тяга к знаниям, при том, что грамоте он обучился у соседа, по профессии – сапожника.

Что не мешало в дальнейшем жадно знакомиться с литературными новинками, читать Шекспира, Гёте, Гюго, Шенье, Фенимора Купера. Даже заняться, несмотря на неотвязные болезни, изучением немецкого языка, чтобы дерзко переводить стихи Гейне и Шиллера.

Иван Саввич при жизни заслуженно считался тонким пейзажистом. Поэт природы, он обладал проницательным взглядом, замечал сочные и говорящие детали. Вчитайтесь в концовку его стиха «Ночь» (1850 г.): «…Лишь мельницы старой колеса, алмаз рассыпая, шумят / а с ветром волнистые нивы бог знает о чем говорят, / на кольях, вдоль берега вбитых, растянуты мокрые сети; / Вот бедный шалаш рыболова, где вечером резвые дети / Играют трепещущей рыбой и ищут в траве водяной / Улиток и маленьких камней, обточенных синей волной; / Как лебеди, белые тучи над полем плывут караваном, / Над чистой рекою спят ивы, одетые легким туманом, / И, к светлым струям наклонившись, сквозь чуткий, прерывистый сон / Тростник молчаливо внимает таинственной музыке волн».

Социальные, религиозные и патриотические мотивы проникают даже в его пейзажную лирику, ставшую едва ли не главной отметиной его творческого почерка. Стихотворение «Встреча зимы» (20 ноября 1854 г.), например, завершается довольно неожиданно, хотя, если подумать, оно сложилось в годы Крымской войны: «…Рассыпай же, зима, /До весны золотой / Серебро по полям / Нашей Руси святой! / И случится ли, к нам / Гость незваный придёт / И за наше добро / С нами спор заведёт — / Уж прими ты его / На сторонке чужой, / Хмельный пир приготовь, / Гостю песню пропой; / Для постели ему / Белый пух припаси / И метелью засыпь / Его след на Руси!».

Из более чем 200 стихотворений, вышедших из-под его пера за недолгую творческую жизнь (он также автор трёх поэм и повести «Дневник семинариста»), почти треть превратились в лирические строки популярных песен и романсов, исполняемых до сих пор, о чём многие из нас, пребывая в позорном неведении, и не подозревают.

Естественными образом к Ивану Саввичу приложима характеристика Аркадия Гайдара, данная режиссёром Александром Разумным, который снял по его сценарию культовый для своего времени фильм «Тимур и его команда»: «Человек удивительно цельный, он был художником нежным и трепетным, обладавшим интуитивным провидением прекрасного». Оцените столь точно и изящно оформленную мысль: «интуитивное провидение прекрасного». Таким провидением, пусть и с пессимистическим привкусом, обладал и Иван Никитин, умерший от чахотки в возрасте 37 лет…

 

Алексей Васильевич Кольцов. Во многом судьба этого поэта-самородка схожа с мытарствами его земляка. Увлекающаяся натура, он проникся очарованием звонкого слова и мог бы довести своё образование до логического завершения, кабы не самовластительный отец, заставивший его погрузиться, как мы скажем сегодня, в «семейный бизнес». Алексей был вынужден заниматься перегоном и продажей скота. Но стихотворчество уже стало частью его внутреннего мира. Первое стихотворение «Три видения» он сочинил в возрасте 16 лет.

Затем жестокосердные драмы стали поводом для рефлексии, самокопания и самопознания. По классической формуле сублимации творческой энергии: «художника создаёт страдание». Счастливая влюблённость, но несчастная любовь к крепостной крестьянке заставляют переживания приобретать словесную оболочку. «Утратив то, что прежде было, / Напрасно вновь к себе зову; / Напрасно тень подруги милой / Хочу я видеть наяву». Так рождаются строки, принесшие при жизни известность. В их ряду – стих «Измена суженой» (с подзаголовком – «Русская песня»), подкупающий пронзительной интонацией: «Жарко в небе солнце летнее, / Да не греет меня, молодца! / Сердце замерло от холода, / От измены моей суженой. / Пала грусть-тоска тяжелая / На кручинную головушку; / Мучит душу мука смертная, / Вон из тела душа просится».

Для меня эти строки овеяны ностальгической пеленой. По необъяснимому стечению обстоятельств, в летние каникулы после 9 класса, заплывая на лодке в укромные заводи речушки, вытекавшей из лесного массива прямо в Клязьму, я зачитывался томиком Кольцова в ветхой потрепанной картонной обложке…

Напевный лад стихов, неподдельная искренность в выражении чувств, просторечные обороты, словно заимствованные у гусляров и народных сказителей, воспринимались в первой половине XIX века как свежее дыхание в поэзии, ещё не вполне выпроставшейся из камзолов парадно-дворцовой и камерно-богемной стилистики. Отголоски кольцовской поэтики слышны в творчестве его духовных наследников: Некрасова, Клюева, Есенина.

В этом и заключается ценнейший вклад неординарного поэта Алексея Кольцова в русскую литературу. Увы, он повторил метеору подобное прочерчивание небосвода Иваном Никитином с той лишь разницей, что он ушёл раньше своего собрата по перу – в 33 года…

 

Литературных троп на воронежской земле предостаточно. Осип Мандельштам, книжный поэт и переводчик, вместе с женой был направлен в ссылку в Воронеж, где прожил с 1934 по 1937 год. Там Осипа навещала его единомышленница Анна Ахматова. В доме на улице имени соавтора «Коммунистического манифеста» и теоретика революций Фридриха Энгельса ему установлена мемориальная доска.

Особая глава не может не быть посвящена Андрею Платоновичу Климентову, взявшему в качестве литературного псевдонима производное от имени отца. Платонов – это особая планета. Окутанная испарениями кислотных дождей от «свинцовых мерзостей жизни», турбулентная, немного нервная, погружённая в атмосферу сострадания, исканий и человеколюбия.

Родился Платонов в Ямской слободе в Воронеже. Три года отучился в ЦПШ (кто не помнит аббревиатуру, это – церковно-приходская школа). С 14-15 лет познал цену куска хлеба. Чего только он не перепробовал в подростковом возрасте! Побывал «подёнщиком», то есть чёрнорабочим, выполнявшим тяжёлую, неквалифицированную, малооплачиваемую работу. Подвизался «на подхвате» в конторе страхового общества «Россия». Произведён в помощники машиниста на локомобиле в имении Усть полковника Бек-Мармарчева. Набирался житейского опыта и как литейщик на трубном заводе, и как подмастерье на производстве… мельничных жерновов.

Гражданская война закрутила его в вихре предвкушения «перемен», понятно, перемен к лучшему, и наступления «эры светлых годов». Его словотворческий дар формировался в 1919 году, когда в качестве военкора газеты «Известия Совета обороны Воронежского укрепленного района» в Новохопёрске он рапортовал о боевых действиях. Попутно пробовал себя в огненной публицистике и литературной критике. Успел он побывать и стрелком железнодорожного отряда в Части особого назначения (ЧОН). Проникнувшись, видимо, революционной романтикой, Платонов в 1921 году закончил годичную губернскую партийную школу.

В этом же году юноша публикует свою первую книгу – брошюру «Электрификация». А в коллективном сборнике «Стихи» появляется подборка его поэтических опытов. В дальнейшем происходит невероятный выброс творческой энергии. В интервале между 1927 и 1930 годов из-под пера Платонова выходят два новаторских по содержанию и стилю произведения, которые будут тщательно упрятаны в долгий ящик за семью замками: ставшие впоследствии эталонными в жанре ненаучной фантастики, а точнее, в жанре антиутопии роман «Чевенгур» (1929) и повесть «Котлован» (1930).

При жизни Платонова они не будут напечатаны. Удивляться нечему. Помните крамольно-ядовитые точечные мазки в «Чевенгуре»? «Дома отец объясняет сыну свое понимание большевизма: «Большевик должен иметь пустое сердце, чтобы туды все могло поместиться…» Или – в «Котловане». «Товарищ Пашкин устанавливает в бараке радиорупор, из которого раздаются ежеминутные требования в виде лозунгов – о необходимости сбора крапивы, обрезания хвостов и грив у лошадей. Сафронов слушает и жалеет, что он не может говорить обратно в трубу, чтобы там узнали о его чувстве активности»

Далее в жизни наступает чёрная полоса, которой не суждено будет смениться светлой. Приговором его повести «Впрок» (1931), прочитанную Сталиным, станут три слова лучшего друга советских физкультурников: «Талантливый писатель, но сволочь». Будучи военкором в Отечественную войну, Платонов честно исполнил свой гражданский и профессиональный долг, что не было оценено по достоинству. За рассказ «Возвращение» (1946) Платонова обвинили в «гнуснейшей клевете на советских людей, на советскую семью, на воинов-победителей, возвращавшихся домой».

Платонов покинул наш мир 5 января 1951 года, заразившись туберкулёзом от сына, который вернулся из мест заключения. На доме в Москве между театром имени Пушкина и Литературным институтом есть памятная доска с его изображением: голова склонена, взгляд устремлён вниз в знак то ли покорности, то ли скорби.

Совсем иное впечатление оставляет фигура писателя земли русской (воронежской) у него на исторической родине. Авторский проект скульпторов И.Дикунова и Э.Пак, а также архитекторов Л.Яновского и Е.Соломкина смотрится, имхо, предпочтительнее. Бронзовый Платонов твёрдым шагом идёт вперёд, крепко посаженная на широкие плечи голова не согнута, губы сжаты, глаза смотрят прямо, словно просверливая пространство. Нет, перед нами не сломленный человек, а подвижник, знающий цену жизни и смерти, да и обществу, которому он служил, и самому себе. Недаром справа от него читаются слова из его произведения «Жена машиниста»: «...А без меня народ не полный!»

Факт достойный: с 2011 года в Воронеже проводится ежегодный международный Платоновский фестиваль. Заслуженное признание таланта и посмертная слава пришли к автору «Котлована», как это часто водится у нас, с опозданием. Малое, но всё же утешение.

А перед кукольным театром «Шут» прямо на тротуаре расположился памятник (так и хочется сказать, «во весь человеческий рост») главному персонажу повести Гавриила Троепольского «Белый Бим Чёрное ухо». По праву считается одним из символов города. Бим сидит в ожидании, когда вернётся хозяин. Придуманный словесником «друг человека» обрёл свою материальную художественную реинкарнацию и продолжает жить с нами. Как не понять прохожих, как из числа местных жителей, так и заезжих, которые не могут пройти мимо, ласково не потрепав Бима за ухо…

 

 

«Шершавым языком плаката»

Наша память не всегда долговечна, а если честнее, то всегда зыбкая. Она выборочна, предвзята, подвержена внешнему воздействию. В последнем случае примером служит искусственное забвение в историографии трагических и одновременно героических страниц, связанных с обороной Воронежа в годы ВОВ.

Период оккупации оставил после себя обезображивающие шрамы на теле города и глухое ожесточение среди выживших жителей.

Зверства тех, кто кичился прозвищем «белокурые бестии», были методичными и достойными их варварских предков в эпоху разграбления Римской империи. После того, как в городе началась партизанская война, а ни один из воронежцев не откликнулся на призыв стать полицаем, причём фашисты не смогли даже назначить бургомистра, начался массовый террор оккупантов.

Трупы повешенных горожан, рассказывали очевидцы, висели повсюду: на деревьях скверов и оградах парков, на памятниках, светофорах и фонарных столбах. В киноэпопеи режиссера Евгения Матвеева «Судьба» и «Любовь земная» воссоздан реальный эпизод, когда палачи расстреляли всех пациентов психиатрической больницы вместе с врачами. В окрестностях располагались десятки концентрационных лагерей. Воронеж вскоре обезлюдел…

Сегодня эту горестную правду бережно сберегают. И не случайно, что этой весной в выставочном зале Воронежского областного художественного музея им. И.Н.Крамского проходила выставка «Военные плакаты 1941-1945-х годов из фондов Тамбовского областного краеведческого музея», которую мне довелось застать.

 

 

Тематика и стилистика этих пропагандистских, что никто и не скрывал, постеров менялись. В тяжкий, беспросветный, надрывный 1942 год преобладали сюжеты о страданиях мирных жителей на оккупированных территориях, призывы к отмщению, наказы воинам бить врага умело и отчаянно, а всем, кто в тылу, – самопожертвенно помогать фронту. Понять дано не каждому. Проникнуться, прочувствовать, чтобы достичь полного со-чувствия, – тем более.

 

 

В переломный 1943 год начинает звучать мотив «освобождения». К концу 1944 года предвкушение уже неизбежной Победы с большой буквы стало диктовать смену содержания, что во второй половине 45-го дополнилось темой возвращения с фронта… Тех, кто выжил.

Призыв Марии Захаровой из российского МИДа «Верните память» (так называется написанная ею песня о наших воинах, погибших в Сирии) актуален и для возвращения в публичное пространство доподлинной истории о том, что…

• Воронеж был единственным, помимо Сталинграда, городом, поделённым линией фронта;

• Здесь полегло 400 000 советских солдат и офицеров (при освобождении Польши, для сравнения, – 600 тысяч);

• На полях сражений вокруг Воронежа и в самом городе «перемололи» 26 немецких дивизий; была практически полностью изничтожена 2-я венгерская армия; обескровлена 8-я итальянская армия;

• Военнопленных после отвоевания воронежской земли оказалось больше, чем взяли под Сталинградом;

• Воронеж внесли в список 12 наиболее пострадавших городов Европы и 15 городов СССР, которые нуждались в «немедленном восстановлении» (разрушено было до 95% всех зданий).

Это есть факты. Упрямые, как сама не знающая сослагательного наклонения история. Их нужно держать как световой корректирующий фильтр перед глазами, когда рассматриваешь эти произведения агитационного жанра, чтобы увидеть в графике все скрытые от нас, но внятные для современников смыслы…

 

«Как хороши, как свежи были розы»

Не менее рельефный оттиск в памяти оставляет и основная экспозиция художественного музея, расположенного в скромном, но горделивом по причине барочного стиля дворце, воздвигнутом в XVIII веке по проекту Н.Н.Иевского и по заказу воронежского губернатора.

 

 

Коллекция впечатляет не количеством шедевров на квадратный сантиметр завешанных картинами стен, а качеством работ, выполненных подлинными мастерами кисти и резца, творцами разных эпох и жанров.

 

 

…Умывающаяся нагая девушка предположительно, судя по манере письма, легла на полотно по воле Карла Брюллова. Неподалёку расположилась зарисовка с натуры Константина Маковского «На улице Каира». Выдающийся живописец и портретист, который совместно с Иваном Крамским, уроженцем воронежского края, создал знаменитую Артель свободных художников – союз вольнодумцев и реформаторов, а затем стал «передвижником», прославился и урбанистическими пейзажами. Из поездки в 1876 году в Египет мастер привёз роскошные полотна, где в мельчайших деталях передаётся атмосфера эпохи. Достоверны, скажем по-учёному, – «аутентичны» не только детали архитектурных стилей и убранств. Известно, что дома у Маковского была собрана богатейшая коллекция костюмов и аксессуаров быта. Каждая мелочь имела значение.

 

 

Абсолютным шедевром признана картина «Перенесение священного ковра из Мекки в Каир». Её настенная копия украшает фасад здания на Тверской улице перед аркой, ведущей в Леонтьевский переулок – любуюсь этой насыщенной композицией каждое утро, направляясь на работу. Обратите внимание на бело-розовую зефирную расцветку зданий с зубцами на обоих полотнах…

 

 

Рядом музейные галеристы поместили портрет жены художника. Юлия Павловна Маковская, верная спутница жизни, позировала супругу при создании своих и многих других женских портретов.

 

 

Притягивает своим внутренними переживаниями лицо бронзового Христа, отлитого выдающимся скульптором Марком Антокольским. В творческом портфолио мастера мы найдём схожие по спрессованному психологизму образы. Им созданы статуи из бронзы и мрамора таких знаковых фигур русской истории, как Петр I , а также Нестор-летописец, Иван Грозный и Ермак – все три последних произведения хранятся в Русском музее в Петербурге. Особое место занимает в его творчестве бронзовая скульптура 1874 года «Христос перед судом народа». Замысел автора, по его же словам, состоял в том, чтобы представить Сына Божьего реформатором, «восставшим за правду, за братство, за свободу». Тем интереснее то ли «эскиз», то ли дальнейшая разработка темы – статуэтка, оказавшаяся в экспозиции воронежского музея. Христос со связанными руками…

 

По соседству «примостилась» снискавшая ещё при жизни своего творца громкую известность миниатюрная девушка. Тургеневская барышня, скажут книгочеи – и не ошибутся. Свою работу, датированную 1892 годом, скульптор Владимир Беклемишев, занимавший одно время почётную должность ректора Императорской Академии художеств, назвал «Как хороши, как свежи были розы», будучи вдохновлён стихотворением в прозе Ивана Тургенева. В облике барышни читается весь букет надрывных и ностальгических чувств по поводу уходящей молодости, бренности бытия, ускользающего времени и неотвратимости одинокой старости…

 

Среди певцов окружающего нас естественного и едва ли рукотворного очарования выделяется Иван Айвазовский с картиной «Морской вид» и Арсений Мещерскиий, называвший себя «рисовальщиком» природы, представленный «Зимним пейзажем».

Романтическая, но всё же бытовая по причине своей типичности драма на картине художника А.К.Бовина «Неудавшееся ухаживание» выглядит органично в длинном ряду схожих сюжетов у более знакомых широкой публике мастеров этого жанра: «В ожидании шафера» Иллариона Прянишникова, «Сватовство майора» Павла Федотова и, конечно же, «Неравный брак» Василия Пукирева…

 

Продолжает традицию честного обличения несимпатичных сторон жития-бытия смоленский художник-самоучка Алексей Транковский. До нашего времени сохранились единичные работы: в годы революции и гражданской войны большинство картин были уничтожены в его родовом имении. Остались некоторые полотна в частных коллекциях во Франции, где он экспонировался в 1914 году.

Чудом уцелевшее прошение «коллежского асессора Алексея Ивановича Транковского» в Совет Петербургской Академии Художеств – прошение удостоить его звания художника – примечательно названиями картин, посланных им на суд суровых мэтров. Вчитайтесь и вдумайтесь: «Свадьба в доме русского боярина», «Пытка за ересь и староверское перстосложение в старину» и «Из народного быта, изображающая писание прошения в кабаке адвокатом деревни». Недаром его считают последователем художников-передвижников.

 

 

После чего можете по достоинству оценить едва ли кальку с натуры, но явно исторически достоверную сцену – картина названа им «Деревенский кулак (Шинкарь)» и датирована 1879 годом. Инквизиторский взгляд «крепкого хозяйственника» и напряжённое, с легким испугом выражение даже не лица, а только профиля лица мальчика…

Западноевропейское искусство обозначу тремя экспонатами. Безымянным натюрмортом для тех, в ком бурлит охотничий азарт. Портретом шотландской королевы Марии Стюарт неизвестного французского живописца. И портретом Филиппины Вельзер, колоритной и знаковой фигуры в истории XVI века.

 

Родившаяся в богатейшей купеческой семье (Вельзеры, ссудив императору Карлу Пятому несколько тонн золота, получили в залог территорию Венесуэлы), Филиппина был морганатической супругой эрцгерцога Австрии Фердинанда II Габсбурга и невесткой двух императоров Священной Римской Империи. Помимо тонкого ума, хорошего образования и природного обаяния, девушка, по свидетельству современников, обладала почти неземной красотой. Как удачно выразился один итальянский скульптор, «кожа её была такой чудесной мраморной белизны, что красное вино, которое она пила, просвечивалось сквозь кожу её горла».

 

Трудно не воздать должное чувству юмора (или предусмотрительности) хранителей этих художественных ценностей, украсивших задвинутый в угол старинный стул предупредительной надписью…

 

Под занавес проведу презентацию сборника «Русского искусства XVIII–XX веков из собрания Воронежского областного художественного музея им. И.Н.Крамского». Но преимущественно ради вынесенной на обложку культовой картины Елены Киселёвой. Уроженка Воронежа, она училась рисованию у Ильи Репина, называвшего её одной из лучших своих учениц. Последовала учеба в парижских Академиях Жюлиана и Карьера. Затем отец – известный русский учёный, математик Андрей Киселёв покупает для неё мастерскую, опять же в Париже. Чем и объясняется взрывная эпатажная колористика картины «Маруся», заимствованная почти наверняка у популярных на рубеже эпох французских фовистов («диких»), обожавших сочные контрасты и то, что называли «кипящими» красками. Всмотритесь в Марусю (предположительно, это была сестра одного русского художника). Не отводите взгляда…

Напоследок курьёзный эпизод. Выйдя из музея натолкнулся на съёмочную группу местного телевидения – с 41-го канала, называющего себя «Телеканал Всечеловеческих Ценностей».

Нуждались в заполнении овальной пустоты в картонном изображении графа Николая Петровича Шереметова кисти Николая Аргунова. Не мог отказать коллегам. Побыл «Петровичем». Взамен был запечатлён в парике и камзоле с незаслуженными мною орденами…

Надеюсь, что мои скоропалительные заметки из чистопородного культурно-цивилизационного очага на юге России (см. «Воронеж произошёл не от вороны и ежа», №6(131), 2018) способны вдохновить на поездку. Воронеж того стóит и заслуживает.

Владимир МИХЕЕВ
Воронеж – Москва

№7-8(132), 2018