Что сулит туркам четвёртая пятилетка Эрдогана


На президентских выборах 24 июня новоявленному султану, как его «трактует» западный политикум, отдали свои голоса и симпатии, вручив мандат доверия, 52,55% сограждан (см. «Султанат Эрдогана как продукт пост-демократии», №3(119), 2017). При 90%-й явке к избирательным урнам такой результат, по студенческому новоязу, «зачётен», и служит весомым аргументом в пользу долгожительства в большой политике 64-летнего Реджепа Тайипа Эрдогана.

 

Задача-минимум решена успешно

После 15 лет непрерывного пребывания на вершине власти, в условиях двойного вооружённого конфликта – вторжения в северные районы соседней Сирии и вялотекущего террора-антитеррора в противостоянии с курдскими радикалами у себя дома, при финансовом обременении от пребывания на турецкой земле 3,5 миллиона сирийских беженцев, при замедлении экономического роста и на фоне длящегося почти сто лет спора между сторонниками светского характера государства и религиозными фундаменталистами – словом, при таком хитросплетении негативных факторов, казалось бы, Эрдоган не мог и не должен был одержать верх на созванных им досрочных и внеочередных выборах, президентских и парламентских.

Но, удивитесь, Эрдоган это сделал. Пусть победа и не оглушительно триумфальная, пусть многие комментаторы обзывают её «пирровой», но вплоть до 2023 года именно политические кланы, группирующиеся вокруг Эрдогана и его партии, будут предопределять вектор развития государства и общества. Почему?

Во-первых, потому, что если бы не удалось собрать больше половины голосов, а опросы накануне сулили Эрдогану не более 48%, то предстоял второй тур, умножавший энтропию. Такая перспектива не только бы взбодрила оппозицию и внесла нервозность в межпартийные баталии, но сказалась бы на степени доверия к правящей Партии справедливости и развития (ПСР) и лично к президенту. Это непременно бы аукнулось в дальнейшем. Во-вторых, Эрдоган подтвердил банальную истину, что «класс определяется стабильностью»: если в 2014 году за него высказалось 51,79% избирателей, то ныне – 52,55%. Маленький, но прирост.

Итак, вопреки предвкушению оппозиции сценарий второго тура не был реализован. А потому лидер Народно-республиканской партии (НРП) Мухаррем Индже, собрав неплохой урожай голосов – более 30% электората, признал поражение и в дипломатичной форме выразил надежду, что Эрдоган будет президентом, выражающим и защищающим интересы 81 миллиона турок, а не только своих верных избирателей. Но при этом не преминул добавить, что в Турции утвердился «режим правления одного человека».

Тем не менее, возглавляемые Индже республиканцы, ведущие родословную от секуляристов-кемалистов, удовольствовалась 21% от электорального пирога, что в два раза меньше, чем у партии Эрдогана. Это есть факт. ПСР сохранила доминирующие позиции, заручившись поддержкой 43% выборщиков. На прежнем уровне влияния за счёт своей электоральной базы в курдских районах юго-востока осталась Партия демократии народов (ПДН), получив свою «десятину» – 10%, и потому сохранила свою фракцию в парламенте.

Да, возможности партии Эрдогана по навязыванию своей повестки дня и проведению своих законопроектов отныне сужены. В прежнем высшем законодательном органе пасьянс был выигрышный: 317 мест из 550. В новом расширенном парламенте ПСР обладает всего 294 из 600 мандатов. Спасает то, что на выборах ПСР шла единым блоком, назывался он Альянс народа, с Партией националистического движения (ПНД). Поэтому даже несмотря на потерю эрдогановцами большинства, совокупно альянс набрал 53,69%. Шатко и валко, но достаточно для утверждения законопроектов, не требующих квалифицированного большинства (две трети голосов депутатов).

Нынешний расклад сил на верхних этажах власти позволят делать вывод, что задача минимум ПСР и Эрдогана решена успешно.

 

Что день грядущий им готовит

В день выборов, заранее почуяв в воздухе флюиды триумфа, Эрдоган поспешно покинул Стамбул, чтобы с балкона штаб-квартиры ПСР в Анкаре в три часа утра провозгласить своим лоялистам: «Начиная с завтрашнего дня, мы начнём работать, чтобы исполнять свои обещания, данные народу». Какие именно?

На первом месте среди обещаний – спокойной и безопасной жизни для граждан – фигурирует незавершённая война с террористами. Напрямую с этим связана силовая операция в северных районах Сирии, что должно позволить вернуться домой миллионам «временно перемещённых лиц», нашедших приют в Турции.

При этом деликатно умалчивалось о геополитическом контексте, в частности, о принципиальных разногласиях с другим членом НАТО – Соединёнными Штатами, которые предупредили: если турецкие войска нанесут удар по сирийскому Манбиджу, где находятся опекаемые американцами курдские вооружённые формирования, то последствия будут катастрофическими. На что президент Эрдоган 13 февраля этого года поднял градус антиамериканской риторики: «Те, кто говорят о резком ответе, никогда в жизни не получали “османскую пощечину”» (или Osmanli Tokadi, удар открытой ладонью, принятый у янычар, который зачастую оказывался летальным).

Между Анкарой и Вашингтоном давно искрит с беспрецедентным остервенением. Чего стоят одни только демарши турок на попытки американцам заблокировать покупку у России зенитно-ракетного комплекса С-400. Но зато Эрдоган не сжигает мосты, ведущие в единую Европу, хотя на этом направлении у него столько искусственных надолбов и ежей, а также естественных рвов и рытвин, что затея смотрится форменной утопией (см. «ЕС и Турция: по разным углам, но скованные одной цепью», №6(131), 2018).

Показательно и то, что в перечне клятвенных заверений и растолкований, почему в следующую пятилетку правления Эрдогана и ПСР всё будет хорошо и даже лучше, не входили проекты экономических реформ. Несмотря на снижение темпов роста в этом году, по прогнозам, до 3,2% (хотя эксперты «Голдман Сакс» прочат все 4%), дела в экономике и впрямь идут в бравурной тональности.

В 2017 году, по данным Туркстата, прирост ВВП составил 7,4%, что превышает аналогичные показатели всех стран, входящих в Евросоюз, ОЭСР и «двадцатку». Турция демонстрирует устойчивый рост все последние восемь лет. Если суверенный долг у ведущих экономик стран Евросоюза составляет от 64% до 134% ВВП (понятно, что выносим за скобки многопечальную Грецию с её 178%), то у Турции этот индекс финансового здоровья (или – нездоровья) равен менее 30%. При этом суммарный ВВП, как с гордостью поведал вице-премьер и министр экономики Мехмет Шимшек, вырос, по сравнению с 2016 годом, на 19% и достиг 850 млрд долларов.

Однако, не всё так безоблачно, как видится через призму статистики, считает французский геополитолог Александр Дель Валь. Слабость стратегии развития, по мнению этого исследователя, который преподаёт в частной Школе бизнеса в Париже (IPAG – Grande ecole de commerce) в том, что акцент делается на мега-проекты, реализуемые по кейнсианским схемам и за большие государственные деньги.

В числе подобной гигантомании – объявленное создание параллельно Босфору искусственной водной артерии, которую успели окрестить «Стамбульским каналом» (см. «Стамбул обзаведется вторым Босфором», №5(55), 2011). Пуск должен быть приурочен к 100-летию образования Турецкой республики, что будет пышно отмечаться в 2023 году. Но «нельзя делать ставку только на строительство дорог и сооружений», – полагает Дель Валь, автор обстоятельного исследования «Турецкая дилемма», посвящённого пользе и вреду, а главное вероятности вступления страны на стыке Европы и Азии в Евросоюз.

Добавим, что достойные макроэкономические показатели не отменяют наличие множественных иных проблем. Притом многие из них – застарелые, не решаемые в нынешнем геополитическом контексте, и подчас имеющие тенденцию к эволюции от плохого к худшему, прямо по универсальному Закону Мэрфи.

Так, поскольку почти извечный «курдский вопрос» находится в Турции в фазе обострения, то сам факт, что председатель прокурдской Демократической партии народов Селахаттин Демирташ, даже будучи за тюремной решёткой, занял в общем зачёте, то есть в президентской гонке, почётное третье место (8,36%), означает консолидацию турецких граждан, сохраняющих эту свою особую этническую идентичность. Оптимального решения этой занозистой и токсичной проблемы нет, и пока не предвидится.

Тем более, что абсолютно непредсказуемый эндшпиль сирийской драмы с нахождением компромиссного решения для местных курдов, которых вооружили американцы, придаёт внутри-турецкому «курдскому вопросу» трансграничный характер. Никто не возьмётся спрогнозировать ни формулу окончательного замирения в самой Сирии, ни конфигурацию её послевоенных границ.

* * *

…Таким образом, резюме сводится к тому, что Эрдоган, с одной стороны, сохранив за собой и своей партией командные высоты, а с другой, – имея на руках непонятно как решаемые внутренние и внешнеполитические задачи, не станет делать резких движений. Никакого рузвельтовского «нового курса». Никакого горбачёвского «нового мышления». Одна только стабильность. Стабильность, олицетворяемая, как полагается в традиционалистских – и настрадавшихся – обществах, отцом нации (см. «Турция: Эрдоган будет править до 2029 года?», №11(115), 2016).

Единственно, что можно гарантировать с некоторой долей уверенности, так это дальнейшую – умеренную и ползучую – исламизацию публичной сферы. И укрепление режима личной власти в условиях реально расколотого на фракции общества.

Владимир МИХЕЕВ