Неизменные и преходящие символы эпох на старых снимках
Чуть повыцветшие слайды из уже далёкого 1994 года, попавшиеся мне случайно на глаза, заставили вернуться мысленно во времена, когда романтические иллюзии (как у классика – «…народы, распри позабыв, в единую семью соединятся») уже начали выветриваться, но притяжение Туманного Альбиона, возникшее на школьных занятиях английским и английской литературой, не ослабевало.
Просветительские курсы всемирной службы Би-би-си позволили в тот год познакомиться с британцами в полный рост и «в собственном соку», оценить взглядом хрестоматийные достопримечательности и сделать несколько неожиданных открытий. Открытий в стилистике одного журналиста: «по правде всё было не так, как на самом деле».
Выполненный в неоготическим стиле Вестминстерский дворец, где заседают британские парламентарии, только с виду малогабаритен. На самом деле, он поделён на 1100 помещений, внутри 100 лестниц, а коридоры могли бы выложиться в дистанцию в пять километров.
Собор Святого Павла – лучшие свершение сэра Кристофера Рена, архитектора и математика, которому доверили воссоздать должное величие центра Лондона после разрушительного пожара 1666 года. И отстроить заново монументальный храм – пятый по счёту на этом месте, поскольку из четырёх предыдущих один уничтожили варвары-викинги, а три попросту сгорело. Творец начал проектировать собор в возрасте 40 лет, выполнив его в стиле английского барокко, но смог полюбоваться своим шедевром только в день открытия собора 20 октября 1708 года, что далеко не случайно совпало с его днём рождения: Кристоферу исполнилось 76 лет. Снимок сделан с воды – с Темзы…
Церковь Святого Мартина «в полях» (St. Martin-in-the-Fields), расположенная на северо-восточном углу Трафальгарской площади, интересна не те столько тем, что королевская семья считается её прихожанами, а своими концертами. На снимке видно, что плакат между двумя крайними колоннами анонсирует фестиваль музыки Баха – «при свечах». Мне же довелось посетить собор, когда под сводами звучала Прощальная симфония Йозефа Гайдна (№45 фа-диез минор), и музыканты по очереди, завершая свои партии, гасили закреплённые на нотных пультах свечи и покидали зал…
Первая строчка детского стишка, датированного 1744 годом, – «Лондонский мост падает» (“London Bridge is falling down, Falling down, falling down”) прославила это сооружение, которое перестраивали со времён римского владычества несчётное количество раз. Этот арочный железобетонный мост длиной 262 метра также превратился в одну из визитных карточек столицы.
В 2012 году краса и гордость ансамбля Вестминстерского дворца, Башня Святого Стефана, более известная как Часовая башня, или Биг Бен, оказалась в зоне риска. Башня наклонилась. 96-метровый старина Бен накренился на целых 0,26 градуса, или на 43,5 сантиметра по отношению к перпендикуляру. Дефект виден невооруженным взглядом, если стоять спиной к памятнику Уинстону Черчиллю, а лицом к Темзе.
Биг Бен – стоячая легенда. В любом справочнике можно вычитать, что башенные часы с циферблатом в 7 метров в диаметре и длине стрелок в 2,7 и 4,2 метра долгое время были абсолютным рекордсменом в своём классе. Точность хода, а этот механизм весит 5 тонн, обеспечивается с помощью хитроумной уловки: когда часы начинают отставать, на маятник кладут старый английский пенни весом 1,5 грамма, который ускоряет его движение на 2,5 секунды в сутки…
Виной предательского «уклона» названа прокладка неподалеку ветки метро, а также дополнительная вибрация от расположенного рядом на пяти этажах под землёй паркинга для авто. Но! Непосредственной и сиюминутной угрозы не существует. Если экстраполировать скорость склонения, то, по расчётам, Биг Бен станет подобен Пизанской башне не раньше, чем через 4000 лет.
Памятников имперскому величию в столице не счесть. Что объяснимо. Ещё недавно морская и торговая держава «правила морями» и владела чуть ли не третью территорий обитаемого мира. И сегодня синдромы «имперского перенапряжения» (”imperial overstretch”) и постимперской растерянности проявляются в различных ипостасях, но это уже другая история. Желающим разобраться рекомендую книгу культового журналиста Би-би-си, язвительного историка и писателя Джереми Паксмана «Империя: что времена доминирования в мире сделали с британцами» (“Empire: What Ruling the World Did to the British”).
На Трафальгарской площади в основании 46-метровой гранитной колонны, увенчанной шестиметровой скульптурой адмирала Горацио Нельсона, расположились четыре льва – рычащие, как и задумал их создатель Эдвин Ландсир. Расчётливое вольнодумство городских властей видно в их попустительстве лазанию по этому воинскому, по определению, монументу.
Кого здесь только не бывает, от туристов и идейных протестантов (здесь распивали шампанское по случаю смерти баронессы Тэтчер с выкриками «Ведьма мертва!») до постаревших хиппи, панков, байкеров, рокеров, а также эмо, готов, трэшей и прочих «неформалов». Под носом строгого адмирала, крутившего роман с леди Гамильтон, происходят не всегда незлобивые манифестации – и только бронзовые львы из переплавленных трофейных наполеоновских пушек невозмутимо взирают на прилюдные выбросы адреналина.
Вот он, один из знаменитых чёрных воронов замка Тауэр, которым периодически подрезают маховые перья на крыльях, чтобы не смогли улететь. Ибо, гласит предание, если эти падальщики, питавшиеся останками казнённых пленников во времена, когда Тауэр был королевской тюрьмой, покинут дом, где они находятся на казённым содержании, то падёт Британская империя. Империя, впрочем, уже пала, но гигантские птицы в чёрных сутанах остались при государственной кормушке. Довольствие у них приличное: ежедневно воронам положено по шесть унций сырого мяса и порций смоченного в крови птичьего сухого корма, а один раз в неделю им перепадают либо яйца (всё-таки компенсированный белок), либо кролик с неснятой шкуркой, что называется «о натюрель» – «в натуре».
Храмовые постройки достойны пристального лицезрения. Все детали продуманы, а потому выразительны. Устремленная ввысь, к небу, к Богу, готическая резьба по камню. Килевидные, стрельчатые окна. Традиционный садик во внутреннем дворике. Тщательная отделка из коричнево-чёрного кирпича, ничего нельзя выбраковать. Многозначные витражи с зашифрованными геральдическими символами. В готическом стиле выполнен даже железнодорожный вокзал в Бристоле.
Не менее своеобычны архитектурные жанры жилых зданий. Мне показалось, что центральные районы застроены сплошь и рядом «пятиэтажками». Уточню: весьма стильными, с обязательными эркерами, помпезным порталом, а не просто входной дверью, с широкими окнами второго уровня, где, по обыкновению, располагается гостевая комната; причём высота потолков убывает по мере подъёма к последнему этажу, к мансарде. Бывает, что такую «этажерку» занимает пивное заведение – паб или отель (как на снимках).
Случайно набрёл на фасад, украшенный делом рук не бесталанного художника, явно знакомого с церковной живописью («розетка» вмонтирована сверху) и совмещающего в себе пристрастие к стилистике Рубенса и Сальвадора Дали. Определить жанр этой композицию сложно. М-да… какой-то эротомано-китч…
В сакральный иконостас британских символов обязательно входит красный лондонский даблдекер (doubledecker), двухэтажный автобус. Но не только столичные жители и гости пользуются услугами этого островного изобретения. Во время посещения Плимута и Бристоля, относящихся к Уэст-Кантри (West Country), как неофициально именуют регион Юго-Западной Англии, повстречал немало их сородичей.
Любителей экстравагантных авто здесь тоже хватает: бэт-мобиль от обряжающегося в летучую мышь супергероя комиксов востребован. Тем не менее, лондонцы остаются сентиментально преданы своим чёрным «кэбам», классически старомодным по дизайну такси. Водители кэбов – привилегированная каста. Чтобы попасть в их узкий круг, нужно заучить маршруты до всех 25 тысяч столичных улиц, не провалить 21 экзамен и затем каждодневно доказывать свою высокую квалификацию.
10 января 1813 года в Лондоне появилась первый линии «подземки» или «трубы», как её сходу окрестили. Выныривая из туннелей в центральных районах города, как в этом случае – на станции «Бейсуотер», поезда следуют затем поверху в спальные пригороды подобно нашим загородным электричкам. Здесь тоже и стар, и млад, коротая ожидание, выглядывают: а не показался ли в отдалении поезд?
Традиции алкогольно-массовой культуры в обществе уходят корнями в беспокойное прошлое островной нации. Как пишет в своей книге профессор физики в Имперском колледже в Лондоне Жоан Магейжу, в пабах не считается чем-то из ряда вон выходящим насосаться 12 пинтами пива (пинта – это английская мера объёма: одна имперская пинта равна 568 миллилитрам). «Даже лошадь скопытилась бы, выпив такое количество, но для Англии это в порядке вещей». Что придаёт престижный статус этим питейным заведениям. Одно из них на снимке – с выразительным названием «На полпути к небесам».
Экстравагантность среди островитян – всегда в моде. Но как в образцовом классовом обществе она остаётся уделом тех, кто не может или не хочет претендовать на принадлежность к элите. Помните, в умном и эстетически безукоризненном фильме Сергея Бондарчука «Ватерлоо» герцог Веллингтон в исполнении ироничного Кристофера Пламмера бросает реплику про Наполеона: «На поле боя его шляпа стоит 50 тысяч штыков. Но… (на устах играет надменная улыбка) Бони – не джентльмен».
Негласное деление британского общества на «джентльменов» и плебс сохраняется из века в век бережно. Почти по Пушкину: «Молчи, бессмысленный народ, Поденщик, раб нужды, забот! Несносен мне твой ропот дерзкий, Ты червь земли, не сын небес…»
Две Британии. Знать и народ. Прямо по роману Бенджамину Дизраэли «Сибилла, или Две нации». Но это не единственный водораздел. На снимке: читающая пожилая интеллигенция, ищущая ответы на вопросы, и заведомо всё знающая молодежь, предпочитающая созерцание поискам истины… Быть может, ошибаюсь. Нельзя судить по внешним признакам. Но статистика с прискорбием подтверждает вывод, что уровень грамотности не растёт пропорционально скорости вхождения в повседневную жизнь высокотехнологичных гаджетов.
Зато у бриттов сохраняется способность с щепоткой соли и самоиронией относиться и к себе, и к преходящим кумирам, и властителям дум. Самый верный признак – шаржи уличных художников на политиков. Скажем, на лопоухого наследного принца Чарльза, вышедшего на пенсию, так и не дождавшись трона. Важное уточнение: снимок сделан до трагической гибели леди Дианы, «народной принцессы», а потому она изображена верхом на автомобиле, который вскоре её убьет…
Народные гуляния – зрелищное действо. Многоцветная палитра общества передана в идеальном виде. Британия белая и чёрная. По популярному выражению, представлены все цвета империи, бывшей империи (“all colours of the empire”).
По долгу службы дружелюбный Бифитер – церемониальный страж Тауэра, выполняющий в наше время и функции экскурсовода, – позирует перед моей фотокамерой. На тёмно-синем камзоле вышит вензель: E II R или Elizabeth II Regina (Regina на латыни означает «королева»). Мой визави – седобородый ветеран, потому как бифитерами могут становиться только ушедшие в отставку унтер-офицеры с выслугой не менее 22 лет. Ещё один важный критерий отбора: только те из них, кто награждены медалью «За долгую службу и послушание».
В энциклопедиях самой популярной версией о происхождении слова «бифитер», по-английски – beef-eater, то есть «поедающий говядину», служит гипотеза о том, что в качестве привилегии стражу Тауэра было дано право поедать мясо с королевского стола без ограничений. Обычно цитируют свидетеля: Козимо III Медичи, Великий герцог Тосканы, посетил Тауэр в 1669 и сделал открытие по поводу бифитеров: «Ежедневно им предоставляют столь богатый мясом стол, что их стоит называть мясоедами».
Лондонский полицейский, ласково прозываемый «бобби», предназначен быть не менее сладкой приманкой для заезжих путешественников. Показалось, что для патрульной службы на туристических тропах специально отбирают фото- и телегеничных персонажей. А для королевских гвардейцев в меховых шапках, надвинутых на глаза, важнее не столько приятственное лицо, сколько внушительная стать – кто не вышел ростом, отсеивают.
Наконец, последний, немаловажный штрих к портрету островитян. Это обладание критическим взглядом на самих себя, способность с мягким юмором воспринимать формальных национальных лидеров и духовных авторитетов. Почти по Гумилёву, «Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет, Внимая заветам седых мудрецов». На выставленном перед храмом стенде постулировано: «Религия – это внутренняя внятность и простота». Авторство принадлежит профессору Кембриджского университета, крупному теологу, служившему приходским священником в англиканской церкви, Дону Кьюпитту. Неизвестный оставил в правом верхнем углу вроде бы бесстрастно-нейтральную приписку: «Теперь мы знаем». Но, как и в русском языке, многое зависит от интонации – а в этом случае легко угадывается скрытая ирония…
Владимир МИХЕЕВ
Лондон – Москва