Приспешники Чёрного тумана


(Традиционное августовское предостережение)

Казалось, ничего не предвещало неприятностей. Огромная пепельная туча была далеко-далеко, и всё вокруг беззаботно радовалось жизни.

Однако в жизни всё так условно. Так переменчиво. Не успел Молодой бог и бровью повести, как страшная Чёрная туча накрыла его. Всё укутало жуткое беспросветное марево. Наступила кромешная темнота.

Плотный, вязкий, как тесто, воздух обволакивал его. Спелёнывал. Мешал двигаться. Дышать. Думать. Высасывал из него силы. Превращал во что-то невообразимо мерзкое. Липкое. Отталкивающее. То ли в разлагающуюся мумию. То ли в текучее амёбообразное изваяние.

Ничего подобного Молодой бог даже представить себе не мог. Воображения не хватало. Он был слишком юн и впечатлителен. От неожиданности он запаниковал. Тем самым ещё больше запутываясь в коварных силках, расставленных таинственным Нечто.

Время превратилось в вечность. Ему начало казаться, будто он борется с Маревом всю свою сознательную жизнь. И ничего другого в ней не осталось. Ни плохого. Ни, тем более, хорошего.

Ему сделалось ужасно жалко себя. Вот так увянуть во цвете лет. Ничего не сделав. Не прославив себя. Не узнав своего предназначения. «Нет! Не хочу! Только не так! – завыло его внутреннее естество. – Должен же быть выход. Согласен на любой вариант. Абсолютно любой!»

Не ослабляя мертвой хватки, Нечто незамедлительно откликнулось. Спокойно. Уверенно. Без злорадства: «Хорошо. Принимается. Теперь ты знаешь, чего мы от тебя ждём».

Молодой бог выпрямился. Распластал руки в стороны, как бы раскрывая объятия, и открыл своё сердце и душу навстречу потоку. Не спеша, волна за волной, Марево вместе с Иссиня-чёрной тучей втянулись в них. Полностью. До последней капли. Последней блёсточки. Последнего всполоха.

«Ты теперь это мы, – раздался голос внутри него. – Предначертанное свершилось. Ты теперь можешь всё. Тебе всё дано. Замысел Создателя в твоих руках. Тебе предстоит перестроить мир. Изменить его от «а» до «я». Вернуть его на тот путь, с которого он когда-то по недоразумению свернул. Не теряй времени. Иди и твори. Мы всегда с тобой. Мы теперь это ты».

Маленькое белое пятнышко, которое ещё оставалось в его душе, сжалось от омерзения и отчаяния, но и оно моментально окрасилось в общий цвет. Чёрная душа некогда Молодого бога наполнилась восторгом и упоением. Иссиня-чёрная туча, в которую он превратился, вытянула щупальца во все стороны и начала расти. Расти. Расти. До бесконечности.

Всё просто. Обворожительно просто. До гениальности. Путь обозначен. Он заполнит собою весь мир. От края до края. Из конца в конец. И сделает его таким же, как он сам.

Никто и ничто ему в этом не помеха. Любое сопротивление бессмысленно и бесполезно. Любую самость он будет давить беспощадно. И повсюду. Это теперь у него в крови. Или в чём-то там. Старинный закон бытия, освященный Новым Заветом, никто не отменял: «кто не с нами, тот против нас».

(Из Домондорфского фольклора)

В это трудно поверить, но у Вея – так звали мальчика – не было ни папы, ни мамы. Именно так – ни папы, ни мамы. Нет, он не был ошибкой природы, проявлением волшебства или чёрной магии, внебрачным плодом потусторонних сил. Напротив, с рождения обладал каким-то удивительным обаянием. Выглядел милым и привлекательным. Легко располагал к себе. Стоило поманить его или заговорить с ним ласково и одновременно искренне – что в наш циничный век мало кто умеет – как он превращался в сущего котёнка.

Не был он, вестимо, и святее Христа. В смысле происхождения. Ничем от обычного средне одаренного человека, то бишь ребенка, не отличался. Верил во всё то, во что верят и другие. Любил и боялся, руководствуясь земным, а не небесным. Ни о чём божественном, естественно, речь не шла.

Всё было до безобразия обыденно. В роддоме на него забыли навесить бирку. Потеряли документы роженицы. И запамятовали оформить. Не успели. Закрутились. Суета ведь жуткая. И напряжение.

Такого не бывает. Никогда. Не должно случаться. Ни при каких обстоятельствах. Ведь не подкидыш же. Однако на этот раз произошло. Один случай на миллион или даже реже.

Глупая, непростительная ошибка медперсонала, которую легко можно было бы исправить, будь родители под рукой. Но они исчезли. Бесследно. И никогда больше не появлялись. Их поиски ничего не дали. Сколько соответствующие службы ни старались. Куда ни обращались. Что ни предпринимали.

Пока Вей оставался совсем маленьким, это не имело в общем-то никакого значения. Его окружали такими же заботой и вниманием, как всех остальных брошенных новорожденных. Однако, когда Вей немного подрос, начало сказываться на всём. Правда, по-разному.

Если бы документы были в порядке, столь симпатичного ребенка с радостью бы усыновили. Но их отсутствие отпугивало даже самых смелых и решительных. Ведь объяснить, как такое получилось, никто не мог. А всё неправильное и необъяснимое ассоциируется у нормально устроенных людей с неприятностями, которые неотвратимо наступят в будущем и на которые, вряд ли стоит напрашиваться.

Может, и Бог с ним, с тем, что не усыновляли, если бы жизнь в детском доме не сделалась для Вея абсолютно невыносимой. Каким-то непонятным образом остальные дети прознали, что Вей не такой, как они, и стали преследовать его. Насмехаться над ним. Всячески третировать. Их насмешки и издевательства, без края и без разбора, преследовали его на каждом шагу.

От постоянных приставаний и тысячу раз повторяемых дразнилок «Ничейный», «Божественный», «Безродный», «Случайный», «Ошибка природы», «Сам по себе» и многих других, гораздо менее скабрезных, любой бы на месте Вея замкнулся. Озлобился на весь свет. Проклял и себя. И других.

Но Вей с честью выдержал испытание. Более того оно выковало его характер. Силу воли. Целеустремленность. Несгибаемость. Стремление идти до конца. Ломать любые препятствия.

Он зарубил себе на носу одну выстраданную им истину, высшую, непререкаемую: «Чтобы преуспеть в этой жизни, чтобы ко мне относились так, как ко всем другим, надо быть на голову, лучше – на две-три головы, выше остальных, желательно, всех. Быть быстрее. Сообразительнее. Решительнее. Знать больше. На порядок, на много порядков больше. Никогда не останавливаться на достигнутом. Не отступать. Идти вперед и только вперед». И этой истине Вей истово следовал.

Поэтому к восьми годкам он настолько выделялся из общей массы, что хорошие люди, по-настоящему хорошие, те, которые хоть что-то в этой жизни понимают, просто не могли не усыновить его. Какое это было блаженство, какая сказка – оказаться в семье приемных родителей. Особенно таких. Вей им был безмерно благодарен. Боготворил их. Готов был делать для них всё, что они только пожелают или даже то, о чём они лишь собираются подумать.

Вместе с тем, он ни на йоту не отступал от правила, выведенного им для самого себя. Тем более что для следования этому правилу у него теперь были неизмеримо более благоприятные условия. Приемные родители души в нём не чаяли. Денег они зарабатывали не так много, но плату на обучение Вея сначала в лицее, а затем в университете отнесли к «защищенным» статьям семейного бюджета.

Скорее всего, это была ещё одна случайность, даже наверняка именно она, хотя их череда невольно наводила на размышление, но она вновь определила судьбу Вея на многие годы вперед. Его и его приёмных родителей назвали самой среднестатистической семьей года. Самой-самой. По всем параметрам.

Заработку. Семейному бюджету. Тому, что они тратили на себя. Еду. Развлечения. Коммунальные услуги. Электронные гаджеты. Обучение ребенка. Тому, что откладывали на черный день. Тому, что делали в свободное время. Как проводили свой досуг. Куда ездили и на чём. Метражу квартиры, в которой жили. И в целом. И в пересчете на каждого члена семьи. Количеству входящих и исходящих звонков с мобильного. Отправляемых и получаемых эсэмэсок. Даже их контенту. В общем, по всему на свете.

К приемным родителям слава пришла несколько поздновато. Она их не грела. В глубине души они были завзятыми консерваторами. Им слишком нравилась их прежняя счастливая жизнь втроём. Немножечко даже замкнутая. В которой приоритеты были чётко расставлены. Всё было на своих местах. Свалившееся на них признание им было, в общем-то, ни к чему.

Вей же чувствовал себя на седьмом небе. И в прямом смысле слова. И в переносном. Он купался в лучах славы. Наслаждался ею. Впитывал каждой клеточкой исстрадавшейся души. Считал вполне заслуженной наградой за былую несправедливость. Достойным вознаграждением за невольное воздержание, затворничество и безмерное трудолюбие.

Теперь его всюду приглашали. Он выступал о чём угодно и где угодно по нескольку раз в день. Успешно – не то слово. Его встречали аплодисментами и округлыми словами приветствий, а провожали неутихающими овациями, выражениями восторга и преданности. Он постоянно был под софитами. Его мужественное, привлекательное и целеустремленное лицо переливало всеми цветами радуги на обложках самых гламурных и популярных газет и журналов. Не сходило с экранов телевизоров и стартовых страниц любых запросов в Интернете, какими бы поисковиками люди ни пользовались.

Вокруг него постоянно крутились продюсеры, менеджеры по рекламе и связям с общественностью, наставники, лоббисты, общественники, профсоюзники, политики любого калибра и любой ориентации – традиционной и нетрадиционной. Его натаскивали. Обучали. Раскрашивали. Переодевали. Вкладывали, вкладывали и вкладывали в него. А он лишь упивался своей стремительно растущей популярностью и ни о чём особенно не задумывался.

Испытываемая им эйфория настолько завладела им, что он даже не заметил, когда и как оказался во главе центристского Движения благочестивых людей, стремительно превращающегося в ключевую мейнстримовскую политическую силу. Не ответил бы он на вопрос и о том, как и каким образом оно возникло. Кому пришло в голову создать это Движение и вручить ему флагшток. Кто прячется за ширмой и дергает за ниточки – ниточки ведь есть всегда.

То, что он стоит во главе, выглядело более чем естественно и логично. Он, его семья были выбраны самыми среднестатистическими людьми года. Кому, как не ему, было знать чаяния, побуждения и нужды простых людей. Кому, как не ему, было говорить от их лица, от имени тех, кому чужды всякие и всяческие «измы» и прочие крайности. Кому, как не ему, было объединить всех благочестивых людей в едином порыве и под общими знаменами. И сделать это так, чтобы никому из тех, кого это заботило, не хотелось бы прослыть остающимися вне когорты благочестивых, иначе говоря, неблагочестивыми.

Рейтинги президента, правительства, парламента, всех государственных структур стремительно падали. Общество барахталось в тисках кризиса. Его волны накатывали со всех сторон. И никто не знал, как из всего этого хаоса выпутаться. А его рейтинги продолжали стремительно расти и уже пробивали потолок.

Но до выборов было так долго. Ужасно долго. Невозможно долго. Ситуация же не терпела отлагательства. Она ухудшалась буквально на глазах. И если оставить всё на самотек, последствия пришлось бы расхлебывать ещё очень и очень долго. Возможно, не одно поколение.

Поэтому его не удивило и не насторожило, когда его ближайшие сподвижники и советники вывели его на силовиков, которым, для осуществления задуманного, нужны были лишь его явно выраженные и чётко сформулированные указания. Он их дал, не моргнув глазом.

Дальнейшее было разыграно как по нотам. В разных уголках и, конечно же, в самом центре прогремели страшные взрывы. Жертв было раз-два и обчёлся, похоже, даже случайных. Но разрушения были грандиозными. Они не могли не вызвать политического землетрясения, а за ним и политического цунами, смывшего подчистую существующую власть.

Избиратели были в ярости. Население – в ступоре. Такого разнузданного шабаша СМИ никогда себе в прошлом не позволяли. Всю ответственность за неспособность раздавить террористическое подполье и справиться со всякими «измами» все дружно возложили на действующего президента и правительство. А на кого же ещё?

Те вынуждены были уйти в бесславную отставку. Покаялись во всём. В том, что делали и не делали. Особенно в последнем. Посыпали голову пеплом. И сошли с политической сцены. Не забыв увлечь за собой в политическое небытие связанные с ними политические фигуры – фактически всех политиков и государственных деятелей первой величины.

Политический Олимп был расчищен. Почва для блестящей политической победы нового лидера подготовлена. Чистого. Молодого. Не запятнанного. Не связанного. Перспективного. Талантливого. К тому же своего парня и новой политической медийной суперзвезды экстра-класса.

И тут для Вея наступил момент истины. Ушат студеной колодезной воды, вылитой на него, произвел бы меньшее отрезвляющее действие. Череда случайностей закончилась. Раз и навсегда. И самым неслучайным образом.

Он сидел в своём заново отделанном рабочем кабинете наедине с тремя магами, которых раньше принимал за бессребреников – своих самых близких сподвижников и советников. Их лица тонули в полумраке. Из-под низко надвинутых коричнево-серых капюшонов видны были лишь угольки глаз, горевшие непреклонной волей, беспощадностью и всезнанием.

«Завтра стартует избирательная кампания, – сказали они ему. – Пришла пора. Не хотим, чтобы между нами оставались какие-либо недомолвки. Об остальных случайностях, как ты их величаешь про себя, ты догадаешься сам. Сейчас только о главном.

Ты дал команду взрывать. Последовавшие смерти и разрушения – твоих рук дело. По твоему указанию началась вся эта дикая вакханалия в электронных и всех других СМИ. С твоего ведома террористическое подполье и всякие «измы» стали частью твоей свиты. Ты сам сделал выбор. Тебя к нему никто не принуждал. Сама жизнь подтолкнула тебя к нему.

Только знай: возврата нет. Твоя душа созрела. Она обрела достаточную силу и устойчивость. Она готова к высшему знанию.

Не противься року. Открой свою душу судьбе. Впусти в себя то, что стучится в неё. То, что сделает тебя непобедимым. То, что укажет путь».

Вей заколебался лишь на тысячную долю секунды. Этого хватило ему и его наперсникам для того, чтобы подавить сомнения. Он выпрямился, распахнул руки, как бы обнимая мир, простирающийся перед ним, и впустил в себя всё то, чего ему не доставало. Всё то, чего, как ему казалось, жаждала его душа.

Теперь он знал, как сокрушить даже самых опытных политических конкурентов и полностью, без остатка завладеть всем политическим пространством. Знал, как играть в кошки-мышки с общественным мнением и обществом, науськивая его то на одну, то на другую социальные группы, которые, вроде бы, в него входили, и группы интересов. Как обезглавить и задушить профсоюзы. Переманить в свои ряды всех тех политиков, которые могли бы оказаться опасными оппонентами, и, наоборот, отвадить всех тех, кто в дальнейшем будут глупо и неумело хаять его действия и ему мешать.

Как красиво и при всеобщем одобрении легализовать все «измы», включая сохранившиеся со времен III -го Рейха и II -ой мировой войны, сделать их частью системы и их руками в дальнейшем крушить приверженцев старой, одряхлевшей, отмирающей демократии и всех склонных к инакомыслию. Потому что для всеобщего счастья и преуспеяния нет нужды в многообразии красок. Достаточно и одной. Той, которую он уже выбрал. Для себя. И для всех.

Как с их помощью приструнить тех людей, которые впоследствии могли бы отвернуться от него, так как у них другие жизненные принципы и они знают, как их отстаивать, как бороться, как сражаться за свои права. Независимые ему не нужны. Если, чтобы их нейтрализовать, ему потребуется ввести или продлить чрезвычайное положение, состояние войны или военных действий, да будет так.

Последующее единение оправдает любые использованные методы. Любые жертвы. Ведь они будут принесены на алтарь благородных целей. Тех, которые определяют он, его ближайшие сподвижники и советники – в них он уверен на 100% и даже больше. В отличие от остальных.

С кем же вести войну, естественно, для отвода глаз, теперь тоже понятно. Это проще простого. Прежде всего, ни с кем на самом деле её вести не нужно. Это накладно. Чревато. Непредсказуемо. На неё нет ни средств, ни человеческих ресурсов.

А вот устранять недругов, конкурентов и вообще других чужими руками – сам Бог велел. Стравливать. Сеять рознь и раздоры. Перекупать. Смещать. Подставлять. Разжигать. Вся эта программа – на десятилетие.

Но к исходу декабря энного года мир будет организован так, как он хочет. Как видит. Как считает нужным. А враги сами перережут глотку друг другу. С ними можно будет не считаться.

Тот мир, который он построит, будет прекрасен. Каждому в нём найдется место. Каждый будет испытывать удовлетворение. От единения с остальными. От чувства общности. От принадлежности к огромному успешному единому целому.

Где нет войн. Насилия. Подавления. Где рождаются и умирают в предначертанный день. Все верят в одно и то же. Исповедуют одно и то же. Привержены одному и тому же. И в повседневной жизни. И в помыслах. За этим он и его приспешники проследят. Где все сестры и братья.

Как он и трое избранных, входящих в его интимный круг, трое посланников, к сонму которых он отныне принадлежит. Отныне и во веки веков.

© Н.И. ТНЭЛМ