И один в поле воин,

или Вариативное прочтение истории с некоторыми допущениями

Любят у нас, в Европе всё наизнанку вывернуть. На каждом шагу неравенство. Дикое. Жуткое. Бессовестное. В глаза на всех углах бьёт, если не отворачиваться. А все лишь о равенстве твердят. И с низких пеньков, и с высоких трибун только и разглагольствуют. Стараются его, где никому не надо, утвердить. Любыми способами. Давят. Навязывают. Руки выворачивают. Инакомыслящих гнобят с таким усердием, что наши предки-блюстители веры в гробах переворачиваются. Хотя, может быть, оно и к лучшему: если погибать, так всем вместе…

… – Пап, а пап! Почему все такие разные?

– Что значит разные?

– Ну, отчего я светлый, а остальные – тёмные?

– Ты светлый оттого, что у тебя папа и мама светлые.

– А зачем тёмных так много?

– Так мир устроен, сына. Тут ничего не поделаешь.

– Но почему они тогда всё время лезут, пристают, обзываются, ни на секунду в покое не оставляют?

– Им, наверное, завидно. И они хотели бы быть, как мы с тобой и с мамой. Да не получится.

– Но они ещё и дерутся. Больно-пребольно.

– Те, кого больше, всегда других под себя подмять стараются. Сделать такими, как они. Заставить походить на них. Или служить себе. Но ты учись давать отпор. С завтрашнего дня, нет, прямо с сегодняшнего начну тебе всякие приемы показывать. Главное – собери таких, как ты. Объедини вокруг себя. Чтобы все вместе были.

– Как же я объединю, если я один?...

…Проносились дни. Недели. Месяцы. Корабль плыл и плыл. Плыл и плыл. И ничего не менялось вокруг. Только дни становились всё короче. А ночи – длиннее. Медленно и неотвратимо тьма наступала. А свет сдавал позиции. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Всё сильнее и сильнее.

И вот наступил… Правильно: не наступил. Пришла пора, когда всё погрузилось в непроглядную тьму. Полностью и безвозвратно. Всё, что могло гореть, было сожжено. Всё, что давало свет, давно израсходовали.

Куда они плывут, люди больше не знали. Зачем – тем более. Сначала они пробовали бороться. Что-то придумать. Переломить судьбу. Однако быстро поняли, что у них ничего не получится. И опустили руки.

После этого они ещё какое-то время пробовали роптать. Возмущаться. Жалеть себя. Проклинали судьбу. А потом даже на это сил не осталось.

Единственное, чему они научились – это двигаться на ощупь. Так чтобы не ушибиться и не вывалиться за невысокие перильца, окаймляющие палубу. От борта к борту. От носа к корме и обратно.

Но затем и двигаться им приелось. Зачем? Если всё равно никакого толку. Если непонятно, ради чего. И ничего не изменить. В том, чтобы просто лежать и чего-то ждать, была, по крайней мере, хоть какая-то логика.

И в этот критический момент они нашли себе занятие. «Как мы не догадались раньше? – сказали они себе. – Надо принести кого-то из нас в жертву. Её ждут от нас. В ней – высший смысл. Она дарует нам спасение».

Однако, кого? Приносить в жертву того, кто подвернется под руку, того, кто – такой же, как все, ничего не даст. Жертва – лишь тогда и жертва, когда ей удостаивается быть тот, кто не похож на других. Кто в чём-то иной. По-настоящему или понарошку – дело десятое. Хотя бы немножко. Хотя бы чуть-чуть.

И тут они с облегчением вспомнили, что среди них был кто-то, кто слегка поблескивал в темноте. Кто отдаленно походил на светлячка. Пусть и самую малость. Всего чуть-чуть.

Отыскать иного не составило труда: он ведь совсем немножко, но поблескивал в ночи. Его обнаружили. Схватили. И после долгих споров не стали убивать просто на палубе, разбрызгивая кровь повсюду, а взяли и бросили в море. Навстречу алчущим жертвы волнам.

Иной сгинул. Больше ничего не стояло между ними и судьбой. И тогда их охватил душевный подъём. В едином порыве они бросились ниц перед тьмой. И вместе с кораблём растворились в ней. Превратились в кромешную тьму. Жестокую. Безжалостную. Беспросветную. Жаждущую только одного – всё новых и новых жертв и тех, кто готов их ей приносить…

…– Как страшно. И как похоже. Расскажи ещё.

– Хорошо. Слушай…

…Как и почему они двинулись в путь, никто наверняка бы уже не мог сказать. Да это и не имело значения. Главное – им нужно было дойти. Там, впереди, их ждали счастье, радость, благоденствие и процветание. Там, впереди, лежала земля обетованная.

Ради неё можно было недоедать. Питаться падалью и горькими несъедобными кореньями. Испытывать нехватку воды и не мыться неделями, чтобы сохранить до следующего дождя или небольшого водоема хотя бы несколько глотков. Не важно. Наесться досыта и бесконечно плескаться в чистой, лазурной, прохладной воде можно будет тогда, когда они доберутся.

Ради неё можно было предать забвению могилы предков и унаследованные от них заветы. Даже те, которые служат стержнем, на который нанизывается всё остальное. Даже те, которые поднимают тебя над землей и дают тебе крылья. Даже те, которые превращают тебя в человека и учат любить, уступать и прощать.

Зачем они нужны? Ведь туда, куда они придут, нет надобности приходить, обремененными старым багажом. Там они всё начнут заново. Всё. Всё. Всё. Конечно, это проще и легче будет сделать с чистого листа.

И так они шли вперёд и вперёд, преодолевая все препятствия и перенося все невзгоды. И были почти у цели. Чувствовали, что осталось совсем чуть-чуть. Когда случилась беда. Страшная. Непоправимая. Они попали в западню. Обычную. Природную. Но от этого не менее каверзную.

Вроде бы, её ничто не предвещало. Они двигались по обычной равнине. Такой же, как все другие. Относительно гладкой, засушливой и каменистой. Когда уперлись в глубочайшую расщелину.

Она уходила вниз так глубоко, что вверх даже не долетал звук от брошенного вниз камня. Стены у неё были совершенно отвесными. Надежды на то, чтобы спуститься, не разбившись, не было никакой.

Расщелина тянулась в обе стороны насколько хватало глаз. Шансов на то, чтобы через неё перебраться, тоже не было и в помине.

Все в ужасе остановились. Ситуация казалась безысходной. Что ещё хуже, она действительно была именно такой. Никаких запасов еды и питья у них не осталось. Идти направо или налево в надежде, что расщелина когда-нибудь кончится, было безрассудно. На то, чтобы вернуться обратно, у них больше не было сил. А встретившееся им препятствие на этот раз было непреодолимо.

Но не для всех. Дело в то, что с самого начала к ним присоединились такие же, как они, только слегка похожие на птиц, потому что они были легче воздуха. Сами они называли себя светлыми. Изо дня в день, месяц за месяцем на протяжении всех этих лет они делили с основной массой путников хлеб и соль. Переносили те же невзгоды. Преодолевали те же препятствия.

Тем, для кого путь так трагично оборвался, достаточно было перебросить пушинок, т.е. светлых, через расщелину. Пусть для них самих всё было кончено, но пушинки, т.е. светлые, смогли бы продолжить его. И, кто знает, может быть, дойти. Создать в земле обетованной новую великую цивилизацию и сохранить добрую память о тех, кто их спас.

Но другие, которые не были светлыми, поступили иначе. Мысль о том, что те смогут добраться, была для них невыносима. Они убили светлых. Всех до одного. Освежевали и разделали их. Теперь у основной массы путников было достаточно провианта для того, чтобы попробовать обойти расщелину.

И они не упустили полученного ими шанса. Они обогнули расщелину, добрались до земли обетованной и основали новую великую цивилизацию. Только изначально и во веки веков она была проклята. Потому что в ней не оказалось места ни для одного светлого, ни для чего светлого…

…– Пап, а пап! Но, ведь, это неправда!

–Что неправда?

– Да обе притчи.

– Почему? По-моему, классные.

– Классные-то они классные. Только по ним выходит, что всех светлых перебили или изведут и наступит кромешная тьма. А как же мы? Мы же есть. Мы выжили.

– Ну, притчи – это всего лишь правдоподобные истории. Они предупреждение. Не более. Чтобы заранее можно было всё продумать и принять меры. Дабы начертанное в них не сбылось.

– Хорошенькое предупреждение: у нас же нет вариантов. Ситуация безысходна. Темных слишком много.

– Варианты всегда есть.

– Какие?

– Мы будем продолжать бороться за себя, и, Бог даст, выстоим. А если почувствуем, что не получается – убежим и создадим свою цивилизацию.

– Это несерьёзно. Ничего Всевышний не даст: мы же одни. Абсолютно одни. И бежать некуда. Темные же повсюду.

– А что ты предлагаешь?

– Не я. Сама жизнь. Нужно нанести удар первыми. Это наш единственный шанс. И вырезать их всех под корень. Всех до одного.

– Сына, ты забываешь, что мы светлые. Мы не можем так поступить. Это против нашего естества.

– Пап, ты вдумайся! Мы боремся с темными в течение тысячелетий. Всеми методами. Воюем. Сражаемся. Придумываем, как ещё им противостоять. И, тем не менее, сохраняем верность себе. Если нанесем удар первыми, ничего в нас не изменится. Ведь мы останемся светлыми по отношению друг к другу. А когда темных больше не будет, сделаемся светлыми по отношению вообще ко всем.

– Может, ты прав. Кто знает?

– Решайся, пап! Сейчас или никогда…

…В чертогах вечно юных старух, плетущих нити жизни всех, кто обладают разумом и лишь только мнят себя таковыми, царил переполох. Мойры были в панике.

– Какая гадость, – выла Клото, – мне попался клубок с гнилыми нитями, и они все порвались. Все до одной.

– Какое невезение, – вторила ей Лахесис, – у меня та же история. В голове не укладывается. За несколько секунд Земля превратилась в пустыню. Олимп опустел. И подземный мир – тоже.

– Что же делать? – охала Клото. – Неужели, как в прошлый раз, заселять Землю, небо и закоулки миров заново? Повторять в виде фарса акт творения? Самим с самого начала, с самого первого дня, разорвав с прошлым, каким бы оно ни было – светлым, темным, неоднозначным – плести линии жизни богов, титанов и людей?

– Эх, вы, клуши! Недотепы бестолковые, – прервала их кудахтанье Атропа. – Вы мне в ножки должны поклониться. На меня молиться денно и нощно. Отныне во всём меня слушаться и мне подчиняться. Я сразу почувствовала, что с клубком не всё в порядке, и успела заменить его.

С роком спорить не будем. Не нужно. Да и не получится. Случившееся непоправимо. Все, кто погибли столь нелепо, исчезли навсегда. Как и память о них.

Вы возьмете часть нитей из моих рук. Я поделюсь ими. Так уж и быть. Только мир, который возник теперь из-за вашей оплошности, будет совсем другим. Жестоким. Примитивным. Нетерпимым. Однобоким. Где иное вытравляется огнем и мечом. Где нет места непохожим.

Кто завладеет этим миром и зачем, и какой порядок в нём будет установлен, мы с вами узнаем. Это зависит не от нас. Мы лишь рабыни предначертанного. Но хватит пустых слов. Присягайте мне на верность. И за привычную нам работу.

– Присягаем, Атропа, – скорбными голосами протянули Клото и Лахесис. – Мы, мойры, всегда были вместе. Всегда действовали заодно. Да будет так, как ты говоришь. Только и рабы когда-нибудь да восстают. И ломают мир, который до того казался незыблемым. Если им немножко помочь. Так было, и так будет всегда…

© Н.И. ТНЭЛМ