Изгибы судьбы

Рождественская быль

Мондорфские леса, речушки и озера неподалеку от верховьев Мозеля всегда слыли идеальным местом для охоты. С незапамятных времен там водилась любая живность, согревающая ранимую душу гурманов. И охотники там селились лучшие из лучших. Непревзойденные. Отменные. Знающие себе цену. Не проигрывавшие ни в одном единоборстве. Не умеющие и не знающие, как отступать.

Вот и на этот раз получилось, что трое из них встретились в финале спора за корону Великого охотника, негласно разыгрывавшуюся между посвященными всех стран и народов каждые десять лет, а то и ещё реже. Первым своё искусство выпало продемонстрировать Стрелку из лука. Он выпустил десять стрел, и ни одна из них не прошла мимо цели.

Вторым свою силу и сноровку досталось показать охотнику, известному в народе по имени Огненный взгляд. Десять раз он поднимал взор, и ровно столько пернатых, пораженных им, пали к его ногам и сапогам его соперников.

Идя вслед за дичью, все трое вышли на берег озера. «Твой черёд», – сказали остальные охотники третьему. Ничего не говоря, тот сбросил свой образ на водную гладь, и все окрестные пернатые, которые взглянули на него, попадали замертво.

«Я – первый среди вас, – сказал он. – Одним движением я поразил намного больше дичи, чем вы двое десятью». Но другие не согласились с ним: ведь они не допустили ни одной ошибки, ни одного холостого выстрела.

Тогда, чтобы разрешить спор, они обратились к самой красивой девушке, обитавшей в тех местах, и вновь продемонстрировали ей своё умение. Однако ей дела не было до того, кто из них лучший. Из всех троих ей приглянулся Стрелок, и она выбрала его в победители.

«Пусть будет так, я не возражаю», – согласился тот, кто звался Огненным взглядом. Ему на самом деле было всё равно. Он знал, что равных ему нет. Ему этого было вполне достаточно.

«Никогда», – воскликнул третий из соревнующихся. И когда остальные обернулись к нему, принял облик Смерти. Поскольку соперников у него не осталось, и состязаться с ним никто больше не отважился, он и был признан лучшим. Самым-самым. Непревзойденным охотником Мондорфа.

(Из Постмондорфского фольклора)

… У Скаи всё складывалось, вроде бы, удачно. Ни стройной фигуркой, ни смазливой мордашкой, ни умением скачивать выступления, курсовые и дипломные из всемирной паутины Господь её не обделил. Всё было при ней. Она училась в престижном вузе в столице. Родители не поскупились и сняли ей отдельную комфортабельную квартиру почти в самом центре города, которая устраивала её во всех отношениях. Живи и радуйся жизни. Но вот как раз это у неё никак не получалось.

Её мучило наваждение. Из раза в раз она просыпалась под утро или сразу после полуночи и прокручивала в голове тот разговор, который не давал ей покоя ни днём, ни ночью. А потом вылезала утром из постели усталая, разбитая, измученная, несчастная, безразличная ко всему на свете. Ей удавалось отвлечься и прийти в себя, лишь оказавшись в университете. И то не всегда.

– Какая же ты дрянь, – обрушивалась на неё Клариса. – Я предупреждала тебя, просила, умаляла: не заглядывайся на моего парня, не ломай нашего счастья. Объясняла тебе, как он мне дорог. Что не потерплю измены. А ты! Глаза бы мои тебя не видели. Завистница. Извращенка. Бессовестная, избалованная, похотливая воровка. А ещё подругой слыла.

– Глупая! Ничего ты не понимаешь, – фанфаронилась она. – Я же собой пожертвовала, дабы тебя спасти. Открыть тебе глаза. Я же только пальцами щелкнула, и он за мной побежал, как кобель на случку. Он же пустышка. У него ничего за душой нет. И в остальном – так, средненький. Зачем он тебе такой. Он тебя не стоит. Ты из-за него могла себе всю жизнь загубить. А теперь у тебя пелена с глаз спала. Больше на него не поведешься. Ты мне спасибо сказать должна и в ножки поклониться, а не цирк и выяснение отношений устраивать.

От её слов лицо бывшей подруги исказилось ещё больше. Теперь в нём читались не только боль и обида, но и какие-то гораздо более жуткие чувства.

– Отольются тебе мои слёзы, – бросила Клариса. – Никогда тебя не прощу. Пусть страх возмездия сопровождает тебя всю твою недолгую жизнь. Никогда тебе не будет пощады. И когда отмщение свершится, ты горько пожалеешь о том, как обошлась со мной.

От этих слов, которые прокручивались в её мозгу вновь и вновь, Ская каждый раз дико вздрагивала. Её начинал бить озноб. Ей всюду мерещились страшилища. Она пугалась свой собственной тени. Дура! Какую непростительную ошибку она допустила. Её ведь предупреждали одногруппницы, что от Кларисы надо держаться подальше. Она не такая, как все. Она не чурается потусторонних сил. Она ведьма. И мать у неё – чужая. И ведёт Клариса себя странно. А она сама себе камень на шею повесила.

Дни шли за днями. Месяц проносился за месяцем. А испытываемые Скаей страхи не ослабевали. Она пыталась забыться в мужских объятиях. Истязала себя спортом и аэробикой. Погружалась с головой в работу. Ничего не помогало. Абсолютно ничего. Хотя год уже стремительно шёл к концу.

Поэтому, когда на предрождественской вечеринке ей подарили деревянную фигурку в полчеловеческого роста, её будто пронзил удар тока. В ней всё задрожало. «Вот оно, – почувствовала она. – Начинается. Беги. Спасайся. Если сможешь».

Ская выскользнула в прихожую, быстро набросила на плечи шубку, замоталась в шарф и открыла входную дверь. Но тут хозяева схватили её за руку. «Твой подарок», – сказали они и сунули фигурку ей в руки.

«Ладно, – подумала она, – избавлюсь от него по дороге». Но у неё ничего не получилось. Брошенную или невзначай оставленную ею фигурку ей подавали дети, взрослые, полицейские. Они догоняли её и заставляли забрать идола с собой.

Они расшаркивались и говорили: «Мадам, Вы обронили». Ская подхватывала фигурку, шла вперёд, роняла, засовывала в водосток, забывала на сиденье трамвая, автобуса, метро. После чего сцена повторялась с безысходной регулярностью.

«Я психопатка, – наконец, решила Ская. – Ну, фигурка. Ну, человеческая. Ну, почти живая. Что из того?» Бросив её на ворох белья, она быстро залезла в душ и нырнула в постельку.

Однако стоило ей закрыть глаза, как померещилось, будто человечек ожил и принялся за осуществление какого-то плана. Фигурка украдкой оглянулась по сторонам. Прошлась по комнате. Сбросила с кресла её чулочки, трусики, лифчик и подсела к ней поближе.

Повизгивая от страха, Ская вскочила. Включила свет. Нет, вроде бы, фигурка восседала на том же месте, где она её оставила. «Бред какой-то, – подумала девушка. – Может, это я сама посадила человечка в кресло. Не мог же он переползти. Конечно, я сама».

Была глубокая ночь. Ская устала. Еле себя контролировала. Веки набухли. Сделались неподъемными. Перед глазами всё плыло. Она вновь упала на простыню и стала погружаться в сон.

Но глубоко затаившийся в сердце страх опять выгнал её из постели – деревянная фигурка сидела прямо напротив неё и преданно смотрела ей в очи. «Сюрреализм какой-то, – сказала себе Ская. – Всё. Больше не могу. Завтра. На сегодня достаточно. Прошу: оставьте меня в покое».

Однако не тут-то было. Сквозь сон она чувствовала, как чьи-то паучьи лапки гладят её по голове. По плечам. По спине. Пробираются к снежным вершинам, возвышающимся над всем остальным. Делают это спокойно. Уверенно. Умело.

Ская не до такой степени обессилела. В пароксизме отвращения она вскочила. Бросила омерзительную игрушку на пол. Сбегала на кухню за бельевой веревкой и намертво примотала её к ножке кресла.

Теперь можно было больше не бояться. Всё в порядке. «Наконец-то я смогу по-человечески поспать», – сказала она себе, и отключилась. Ей было уютно. Хорошо. Радостно. Она утопала в объятиях Прекрасного принца. Её истосковавшееся по ласкам тело отдавалось им с восторгом и вожделением. Сильные трепетные руки Принца сжимали её. Вертели. Надавливали. Отпускали. Пробовали. Шли дальше. Искали. Находили. Делали то, что ей больше всего нравилось. Строго следовали её наставлениям.

Тепло, истома, огонь желания растекались по её телу. «Как сказочно, спокойно, упоительно, – думалось ей сквозь сон. – Вот то, что я хочу. Что жаждет моё тело. То, о чём я всегда мечтала». Но когда деревянный отросток почти проник в неё, она в самый последний момент поняла, что происходит. Сбросила чудовище с себя. Подскочила к окну, распахнула форточку и выбросила его.

Увы, ей удалось спокойно полежать в ожидании забвения всего несколько часов. Утром в дверь её квартиры позвонили. «Извините, – промямлил участковый, – меня просили занести. Сказали, что игрушка случайно выпала из вашего окна. Вы, наверняка, ищите. Переживаете. Такой редкий новогодний подарок».

Отпираться было бессмысленно. Ская взяла фигурку и в сердцах бросила в угол. «Что делать? – пытала она себя. – Как найти спасение? Наедине с этим омерзительным существом оставаться никак нельзя. Ещё одна ночь – и я окончательно сойду с ума. Или сама превращусь в игрушку в его похотливых руках. Начну выполнять любые его желания. Самые жуткие. Противные. Противоестественные. Нет. Ни за что. Никогда».

Ская набросила на плечи легкую курточку и выскочила к подруге. Отыскала у неё по Интернету координаты ближайшего психоаналитика и бросилась к нему на приём, сломя голову.

Поняв, в каком она состоянии, он даже не стал её расспрашивать. Дал лошадиную дозу снотворного и оставил отдыхать на кушетке до следующего утра. Через день она пересказала ему свои злоключения, страхи и то, чем, как ей казалось, они были вызваны.

«Глупости, – осадил её Душевный целитель. – Какой сглаз. Какая магия. Навоображала себе хрен знает что. Подумаешь, парня отбила. Подругу обидела. Не надо преувеличивать. С кем ни бывает, пока по молодости не перебесились. Пока из вас дурь не вышла.

Проникнись. Сейчас я погружу тебя в транс, и мы попытаемся узнать, что гложет тебя по-настоящему. Что реально достаёт тебя из более далекого прошлого».

Ей было то ли восемь, то ли девять лет. «Как тебе не стыдно! – втолковывала ей училка. Огромная. Толстая. С горящими глазами. – Приличные дети себя так не ведут. Сиди смирно. Готовься к каждому уроку. Слушайся меня во всём.

Если не будешь, ночью к тебе придет деревянный человечек. Он будет спать в твоей постельке. Будет заставлять тебя делать всякие гадости. Жуткие. Страшные. Противные. Безобразные. Которые ты будешь от всех скрывать.

И никто не сможет тебя спасти. Никто не придёт тебе на помощь. Ни папа. Ни мама. Ни сам Всевышний. Ты уж мне поверь!

Поэтому следи за каждым моим словом. Каждым моим движением. Каждым знаком. Я твой хозяин. Я твоё Высшее божество. Делай всё, как я скажу. Без промедления. Не задумываясь. Ни на секунду!»

Медленно-медленно сквозь этот слой воспоминаний к ней пробился голос Спасителя. «Нащупала боль?! – спросил, вернее, констатировал психоаналитик. – Схвати её обеими руками. Крепче. Крепче. Ещё крепче. А теперь выдергивай! Изо всей силы! Всё. Ура. Получилось».

У Скаи отлегло от сердца. Впервые за долгое время она чувствовал себя легко. Свободно. Раскрепощенно. На площади недалеко от её дома заканчивалось новогоднее представление. Двенадцать месяцев затянули спектакль. Разъезжаться по другим вечеринкам было уже поздно. Они врубили танцевальную музыку и стали заново зажигать публику. Только теперь уже для себя.

«А тот, который Апрель, очень даже», – прикинула Ская и, ловко отодвинув плечом соперниц, выдернула его из толпы. Они танцевали, танцевали, танцевали до умопомрачения. Пили шампанское с другими месяцами. Пускали шутих. Гуляли по городу.

Прощаясь, она сказала: «Я хотела бы, чтобы сегодняшняя ночь никогда не кончалась. Заходи за мной часам к шести вечера. Пойдём в кино. Или на коньках кататься. Или ещё чего-нибудь придумаем».

Ровно в шесть вечера он уже прыгал под её окнами. «Друзья на соседней площадке снова спектакль дают, – прокричал он. – Можешь и ты в нём сыграть. Бежим?»

Она улыбнулась. Спустилась. Подошла к нему, провела ладошкой по его лицу и ответила: «Конечно, бежим». И они рванули вперёд, взявшись за руки, чтобы никогда больше их уже не отпускать…

© Н.И. ТНЭЛМ