«Брекзит»: английский национализм взял верх


Исход референдума, расчистившего путь к «Брекзиту» (Britain + exit), вовсе не перенесен в реальность из виртуального пространства, из экранной саги «Игра престолов», но имеет немало общего с кинематографическим аватаром геополитических страстей и соперничества. Как только более половины британцев высказались за выход из ЕС, под угрозой оказался контроль со стороны англо-саксонской империи (формально нигде не присутствующей как субъект международного права, но существующей де-факто) за интеграционными процессами в Европе.

Вспомним. Бывшая Британская империя, над которой прежде никогда не заходило солнце, была кооптирована в ассоциацию континентальных европейцев с опозданием, только в 1973 году. Вступила она в союз лишь с третьей попытки, поскольку первые две споткнулись о решительное вето французского президента, генерала Шарля де Голля, не простившего унижения, которым он подвергался в Лондоне, где в 1940 году основал патриотическое движение «Свободная Франция», примкнувшее к антигитлеровской коалиции.

Помимо стародавних личных обид, у политика-реформатора де Голля, заложившего основы сегодняшней Пятой республики, были веские подозрения, что брачные узы Британии и тогда еще ЕЭС (Европейское Экономическое Сообщество) приведут к соучастию в европейских делах ее ближайшего родственника, старшего брата – Соединенных Штатов.

Подозрения, что Британия будет пытаться усидеть на двух стульях, сохраняя «особые отношения» с США, будучи членом панъевропейского союза, а также оговаривать для себя особые привилегии (так и случилось: компенсация за субсидии ЕС континентальным фермерам, отказ присоединиться к еврозоне, отказ принять условия безвизового Шенгенского соглашения и т.д.) подтвердились на протяжении истории в полной мере (см. «Что ждет Британию после ‘Брекзита’?», №6(111), 2016).

Мои лондонские коллеги, оглядываясь назад, справедливо пишут о турбулентных отношениях Великобритании с ЕС, соединявших в себе и любовь и ненависть (love and hate relationship), что не способствовало крепости брачных уз.

 

Где искать корни сепаратизма?

Каким же образом активисты кампании «Leave» (условный перевод – «На выход»), какой именно «тихой сапой» сумели они мобилизовать больше половины из тех 72% имеющих право голоса граждан, что пришли к урнам, несмотря на проливные дожди и затопления во многих районах страны? Ответ – в признании того, что у многих накопилось разочарование в преимуществах совместного проживания, а значит, и не было особой нужды их звать на баррикады.

Сегодня на референдуме сепаратизм проявился как явление «новой нормальности». Сепаратизм явился во весь рост и во всем блеске. Показательно, что в то время, как в Шотландии, Уэльсе и даже в Северной Ирландии тон и тренд задавали европоцентристы, удовлетворенные более чем 40 годами сосуществования в «семье народов», в самой Англии расклад симпатий выявил оформление особого сегмента общества, мыслящего интровертными категориями и ставящего интересы своего этноса выше интересов Соединенного Королевства.

Действительно, в некогда зажиточных фабричных городах северо-востока и центральной Англии, овеянных славой «промышленной революции» и эпохи, когда они олицетворяли собой «мастерскую мира», люди труда предпочли статус-кво. Предпочли оставаться в Евросоюзе, потому как опасаются, растолковывают местные обозреватели, как бы хуже не вышло. Но зато в ряде других английских регионов верх взяли «самостийщики»; например, за разрыв с ЕС энергично высказались граждане в районе Саут-Холланд (73,6%), в Касл-Пойнте в графстве Эссекс (72,7%) и в Бостоне, городе в церемониальном графстве Линкольншир (75,6%).

Подмечено, что в южных графствах, где издревле селилась прежняя земельная аристократия, к которой позднее примкнули нувориши развитого империализма, здесь, где обитают сливки общества, а уровень и качество жизни может быть приравнен к осуществленной «английской мечте» о преуспевании, здесь голосовали за выход из Евросоюза.

Комментатор ирландской газеты «Айриш таймс» Финтан О’Тул предупреждал на страницах либеральной «Гардиан» за четыре дня до референдума, что движущей силой кампании за «Брекзит» служит английский национализм (Fintan O’Toole. Brexit is being driven by English nationalism. And it will end in self-rule), и что все это закончится требованием предоставить собственно Англии право на самоуправление. Подмывает добавить: как минимум самоуправление, а как максимум… Страшно произнести.

Стоит вспомнить и предостережение шотландского писателя Ирвина Уэлша, что в поисках своего отличия от других этнических групп многие выбрали «не британскость, а «англичанство» как свою культурную идентичность в постимперский период». По мнению Уэлша, именно английский национализм представляет собой «спящего гиганта», о чем литератор сообщал еще восемь лет назад и о чем «Вся Европа» исправно проинформировала своих читателей (см. «Эксперт: английский национализм – это «спящий гигант», №8-9(25), 2008).

Не менее показателен раскол внутри партии консерваторов, где евроскептики обнаружились даже среди правящего кабинета – одними из «буревестников» стали министр юстиции Майкл Гоув и экс-градоначальник Лондона Борис Джонсон, не говоря уже о заднескамеечниках в палате общин.

Трудно не согласиться с аналитиком Русланом Осташко, что к референдуму привел не только хитроумный расчет Дэвида Камерона выпустить пар у соотечественников и напугать Евросоюз (оба расчета не оправдались), но и реальный раскол внутри политического и экономического истеблишмента. По мнению эксперта, «победители в этой борьбе – совсем не рядовые избиратели из сельских и промышленных районов Соединенного Королевства, а вполне конкретные медиа-магнаты, политики и бизнесмены».

 

Сепаратисты. Кто все эти люди?

Идеологический водораздел развел по разные стороны деятелей культуры и спорта, высказывавшихся сообразно своему пониманию сути вопроса. Против расставания с континентальными европейцами агитировали крестная мать Гарри Поттера, мультмиллионерша Джоан Роулинг, популярный актер Бенедикт Камбербетч, гаснущая звезда футбольного поля Дэвид Бэкхем, а против сохранения брачных уз, ставших обузой, пропагандировали известный актер Майкл Кейн, бывший игрок ФК «Арсенал» Сол Кэмпбелл и солист группы The Who Роджер Долтри.

Даже просвещенная пресса, где преобладали рассудочные доводы, раскололась на два лагеря. И это при том, что в прежние времена по судьбоносной проблематике обычно обеспечивалось относительное единогласие, достигаемое через кооптированных в правящую элиту главных редакторов и ведущих обозревателей, формирующих общественное мнение («властителей дум»).

Маленькое отступление. Великая светская схизма не миновала и СМИ, этот стратегический сегмент политического класса, находящийся под пристальным взором и контролем государственных структур. Мой лондонский коллега поведал мне в далеком 1994 году о манере общения пресс-секретаря премьера с журналистами с использованием «позвоночного права»: «Старик, давай я тебе объясню, что и как».

Не секрет, что агитацией за выход из союза грешили представители малого и среднего бизнеса, которые ориентированы или исключительно, или преимущественно на внутренний рынок, на домашнюю аудиторию потребителей. Как следствие, они не сильно сопереживают экспортно-ориентированным компаниям и особенно банковскому сектору, космополитному по определению, встроенному в англосаксонскую финансово-олигархическую империю.

Впрочем, нашлись отступники, высказывавшиеся за развод с ЕС, и среди британских банков средней руки. Видимо, им были поперек горла инструкции финансовых регуляторов из Брюсселя, которые обставляли красными флажками их повседневную деятельность, несмотря на то, что Британия не присоединилась к еврозоне и сохранила свой фунт стерлингов.

Симптоматично: глава компании JCB (J. C. Bamford Excavators Ltd), крупнейшего в мире производителя тяжелого строительного оборудования, хорошо знакомого и в России, написал циркулярное письмо своим 6500 сотрудникам с уведомлением, что лично он будет голосовать за выход из ЕС.

В стане противников членства в Евросоюзе оказались различные социальные страты. Среди евроскептиков, переродившихся в сепаратистов, были не только граждане, относящиеся к категории малосведущих простофиль, из тех, кто делает свой выбор в последнюю минуту под влиянием эмоционального порыва. Здесь были не только вечно брюзжащие маргиналы, чаще всего примыкающие к протестному электорату, и первыми поднимающие булыжник, если где-то начинают бить витрины.

Да, значительная часть тех, кто проголосовал за развод, относятся к напуганным обывателям, осознавшим, что государство перестало справляться с задачей абсорбции чужаков и частичной ассимиляции переселенцев, а между тем все возрастающий миграционный поток все более явно угрожает устоям традиционного общества.

Но – не менее значительная часть сепаратистов была мотивирована достаточно вескими претензиями в адрес властных структур Евросоюза. Это их неспособность обеспечить устойчивый экономический рост, защитить систему социального обеспечения от перегрузок, эффективно решить долговой кризис в Греции и аналогичные тревожные тенденции в других странах средиземноморского пояса, устранить угрозу новоявленного султана, шантажирующего ЕС (см. «Эрдоган пообещал заполонить Европу мигрантами», №2(107), 2016).

Сильным аргументом, как бейсбольной битой, орудует бывший мэр Лондона Борис Джонсон (см. «Британия: скажи Евросоюзу «Прощай!», №5(110), 2016). Приводимые им цифры подкрепляют тезис евроскептиков, что не все ладно в лоскутном королевстве, теряющем свою былую конкурентоспособность. С 2008 года ВВП Евросоюза поднялся всего на 3%, в то время как ВВП США вырос на 13%. По выражению язвительно «Царя Бориса», слабее европейской экономики растет только экономика Антарктиды.

Список претензий можно продолжить до полной потери сознания и сознательности. Для финального аккорда подойдут примеры абсурдистского «командно-административного» (физкульт-привет Егору Гайдару!) регулирования со стороны Евросоюза. Их приводил Борис Джонсон, прибегавший к личному опыту, полученному в бытность его работы в брюссельском корпункте газеты «Дейли телеграф». Цитата: «Иногда инструкции ЕС звучат просто смехотворно – например, запрет на переработку чайных пакетиков, ограничения по мощности пылесосов и по возрасту, достигнув которого дети могут схлопнуть воздушный шарик».

 

Синдром островного мышления

Если суммировать все раздражители, источник которых для британских евроскептиков находится во властных структурах ЕС, если помножить их на исконное свободолюбие/резистентность/высокомерие островной нации, то неудивительно, что социально психологический фактор стал одной из причин, почему 52% отвергли союз с Европой. Отвергли вопреки беспрецедентному давлению со стороны правительства Камерона, влиятельного банкирского лобби, транснациональных корпораций (где доминирует американский бизнес), администрации США, лидеров Евросоюза как по отдельности, так и купно, и даже НАТО.

Вспомним. Для обозначения диссидентов, предлагавших на первых порах просто репатриировать часть полномочий, переданных добровольно британским политическим классом (действовавшего по мандату избирателей, проголосовавших на референдуме 1975 года за вступление в Европейское Экономическое Сообщество, предшественника Европейского Союза) наднациональным институтам власти ЕС, придумали изящный эвфемизм: «евроскептики» (см. «ЕС: британские евроскептики разворачиваются на марше», №9(102), 2015).

Позднее, когда в их среде зароились желающие оборвать постромки, привязывающие остров к континенту, прижившийся термин выжил, хотя более точным определением этой категории политических активистов должно было стать понятие «сепаратисты». Но его тщательно избегали. Термин заряжен негативной эмоциональной энергией, способной стимулировать центробежные тенденции. По сути же, взыграли потаенные психологические комплексы обособленной нации, что впору обозначить как синдром островного мышления. Каждый человек – остров, но британец – это остров внутри острова.

Политическое землетрясение, каким стал референдум 23 июня, означает одно: Британия и Евросоюз уже никогда не будут прежними (см. «Единая Европа прошла точку бифуркации», №2(107), 2016). Мы все проснулись 24 июня в «новой реальности». Интеграционный процесс в нашей общей Европе споткнулся о непреодолимые преграды, в том числе о пробудившийся английский национализм – как одно из проявлений ответной реакции на глобализацию и универсализацию, разрушающих не только вестфальскую систему, но национально-государственную идентичность.

Владимир МИХЕЕВ