Трагедия авиалайнера, выполнявшего рейс из Парижа в Каир и рухнувшего в Средиземное море, когда до места назначения оставалось лететь минут 20, вернул европейцев к реальностям, от которых они предпочитают отворачиваться. Исламский фундаментализм стал неотъемлемой частью не только их соседних территорий на Ближнем Востоке, в Северной Африке и далее, но и их собственных обществ.
Если давным-давно, в далеком 732 году, франки под командованием Карла Мартелла остановили мусульманскую армию при Пуатье, то сейчас битва ведется по правилам цифровой эпохи. Нет фронта и тыла, схватка идет за умы – повсеместно. Одни мусульмане уже образуют часть жителей стран ЕС, а другие живут в непосредственном соседстве, прямо влияя на них.
Проблема европейского ислама стала предметом внутриполитических и социальных битв, сопряженных не только с терроризмом, но и с некоторыми острейшими проблемами, прежде всего, ставшей бесконтрольной иммиграцией и притоком беженцев.
Рецептов предлагают – пруд пруди, от радикально националистических до радикально либеральных, всего не перечислить. У каждого – своя правда и свои сторонники.
Не будем рассуждать, кто прав: время рассудит. Вот несколько разных мнений, не принадлежащих к идеологическому мейнстриму, но знакомство с которыми может быть любопытно.
Связан ли ислам в Европе с теми процессами, которые происходят на его родине? «Несомненно», – считает французский дипломат Жан-Мари Гюэнно, который сейчас возглавляет некоммерческую Международную кризисную группу, а в прошлом занимал высокие посты в ООН, в частности, был заместителем руководителя департамента миротворческих операций. «Надо держать в голове такое измерение ближневосточных конфликтов, связанных с джихадизмом, которое пересекается и с тем, что мы видим в Европе: сохранение гигантского разрыва между молодежью и элитами, – сказал он в интервью парижской газете «Монд». – Молодежь считает элиты коррумпированными, и это не беспочвенно».
Именно это убеждает его, что организация управления на территориях, освобождаемых от боевиков, является одной из самых сложных задач. Поскольку прежние лидеры, отсиживавшиеся в более безопасных местах во время захвата этих территорий джихадистами из запрещенных в России ИГ, «Джебхат ан-Нусра» и других, то в случае возвращения на родину после ее освобождения местная молодежь будет принимать в штыки. Это относится, прежде всего, к Ираку. Это рискует обернуться радикализацией части населения и ее подключения к войне под знаменами радикального ислама.
Европу это тоже коснется, полагает дипломат. Проблема имеет два измерения. Одно связано с внешнеполитическими действиями европейцев в регионе, второе – с влиянием на молодых европейских мусульман исламистской идеологии, родившейся на Ближнем Востоке.
Мы должны понимать, что наша политика может способствовать стабильности в этих странах или, напротив, усугублять имеющийся хаос. «Хаос – питательная среда для ИГ, – сказал Ж.-М.Гюэнно. – Мы должны учитывать нашу ответственность за нынешнее положение, что, в частности, связано с тем, что в определенной степени именно мы породили нынешний Ближний Восток. Неоколониальное высокомерие не годится. При этом причины, которые толкают француза или бельгийца присоединиться к ИГ, глубоко отличаются от тех, что толкают присоединиться к «Аль-Каиде» молодого йеменца или молодого иракца, сирийца – к ИГ». По мнению эксперта, поражение джихадистов на их родине не будет означать их поражения в Европе. Самым опасным фактором он считает именно углубление разрыва между поколениями мусульман, что способно породить «пятую волну джихадизма».
По его оценке, первая волна связана с возвращением на родину боевиков, воевавших против Советского Союза в Афганистане и перенесших обретенный опыт к себе домой. Это происходило, например, в Алжире в первой половине 1990-х годов.
Вторая волна – развитие «Аль-Каиды», кульминацией чего стали теракты 11 сентября 2001 года.
Третья была порождена вторжением США в Ирак в 2003 году. Непродуманная политика США в Багдаде, олицетворенная тогдашним правителем оккупированной страны Полом Бремером, и реваншизм пришедших к власти в оккупированном Ираке шиитов обернулись укреплением джихадистов. Французский дипломат называет ИГ «внебрачным ребенком» этого провального курса.
Затем возникла четвертая волна – это то, что мы видим сегодня. Деятельность боевиков приводит к установлению контроля над обширными территориями, чего раньше не было, расширением географии их акций, которые докатываются до глубин Африки, до Центральной Азии и не собираются на этом останавливаться. Европа тоже становится одной из мишеней. Идеологическая составляющая нынешнего радикального ислама предполагает «возврат к воображаемым источникам, имеющим отношение к мифам, а не к реальности, а также решение административных проблем» на подконтрольных территориях. Пока будет сохраняться политическая база для подобных движений, они не исчезнут: «ИГ или «Аль-Каида» не будут разбиты извне». На их месте могут появляться другие структуры под иными названиями, пока сохранятся условия для их существования.
С другой точки зрения смотрит на проблему итальянский эксперт Алессандро Орсини. Он является директором Центра изучения терроризма римского университета «Тор Вергата» и работает также в бостонском Массачусетском технологическом институте.
Оценивая технологическую сторону последних терактов, совершенных исламскими радикалами в Европе, специалист приходит к выводу, что «ИГ умирает». Сравнивая атаки террористов в Париже в ноябре 2015 года и в Брюсселе в апреле 2016 года, он заключает: боевики имеют все более ограниченные возможности для действий. В парижской операции были задействованы 10 человек, которые провели синхронные атаки в трех разных районах, а в брюссельской – только три смертника. В первом случае погибли 130 человек, во втором – 35. При этом у обеих групп был всего один общий взрывотехник. Сокращение оперативных возможностей группировки принципиально важно, поскольку ее стратегия состоит в постоянной эскалации масштабов ударов, а не наоборот. Сейчас джихадисты этого больше не могут обеспечить. «В этой жуткой партии в покер ИГ блефует», – сказал исследователь в интервью газете «Стампа».
По его мнению, ИГ может укрепляться только при отсутствии сопротивления, а под ударами всегда терпит поражение. Сейчас он теряет позиции и в Сирии, и в Ираке, все более ограничены его финансовые возможности. Значит ли это, что больше нет угрозы терактов? «Конечно, они будут, – отвечает А.Орсини. – Но их надо воспринимать именно такими, какие они есть – это последние конвульсии смертельно раненного».
Вскоре после интервью случилась история с рейсом Париж-Каир, которая при всей трагичности в некотором смысле подтверждает его позицию.
Как представляется, проблема стоит еще шире, чем это обрисовывают эксперты по терроризму. Дело в процессах, которые назрели в самом исламе. С одной стороны, есть спокойный, терпимый ислам, с другой – его фундаменталистское обличье, которое сейчас вышло на авансцену, в том числе, в результате активной проповеднической деятельности саудовских имамов и их радикальных адептов. В последние 20-30 лет они стали активно выходить за пределы родового аравийского ареала ваххабизма, опираясь на поток нефтедолларов.
«С 1980-х годов европейский ислам был представлен преимущественно салафитской школой и «братьями-мусульманами», – поясняет испанской газете «Паис» известный историк и богослов умеренного направления Хосин Бенабдеррахман. Выходец из Алжира, он постоянно проживает в Брюсселе, где возглавляет центр изучения ислама. – Такую теологическую основу никто не ставил под сомнение. Здешние имамы подражали саудовским, которые были нацелены на изоляцию мусульман от остального общества. Они навязывали запреты подавать женщинам руку или поздравлять соседа с Рождеством. Их и слушала европейская мусульманская молодежь, решившая, будто это и есть подлинный ислам. Они начали устанавливать себе правила, которых ислам не требует, принимая их за истинные. Это дало начало радикализации и джихадизму, которые опираются на эти идеи».
Его опыт подсказывает, что импорт богословских идей, взращенных на другой социальной и культурной почве, и формирует европейских игиловцев. Поэтому противодействие этому движению должно быть только богословское, однако эту битву умеренные проигрывают, в том числе, из-за потери молодежью доверия к старшему поколению. «Мы сталкиваемся с отсутствием родительского авторитета, – подчеркивает богослов. – Подростки (мусульманские – А.С.) после 12-13 лет делают, что хотят. По их мнению, родители ничего не понимают. Но при этом эти ребята родились в Европе, знают здешний язык, правила».
Помните, что говорил другими словами, применительно к молодежи и элитам, французский дипломат, упомянутый в начале статьи?
Но это не все. «Большинство европейских имамов не связаны с европейской социальной реальностью и не знают ее, – напоминает Х.Бенабдеррахман. – Начну с того, что они сами – не европейцы. Они импортируют сюда идеи и фетвы из других стран, находящихся в тысячах километров и имеющих совершенно иные социальные реалии».
По сути, богослов формулирует, пожалуй, главную проблему современного ислама: эта самая молодая монотеистическая религия дозрела до необходимости адаптироваться к реалиям современного мира, с которым вступает в противоречие, отвергая ваххабитское мировоззрение, вдохновленное традициями начала VII века.
«Реформа ислама неизбежна, – говорит брюссельский мусульманин. – Без реформы права, толкования текстов мы врежемся в стену. Нам надо меняться в ритме остального человечества. В исламе звучат прогрессистские голоса, но они теряются».
Видимо, корни нынешней реакции части мусульманского мира, оказывающегося на социальной обочине как глобального мира, так и отдельных европейских стран, уходят именно в неприятие такой болезненной для них реальности. Такое неприятие порождает желание эту реальность уничтожить, вернувшись к предполагаемой изначальной чистоте общества и веры, нацеленной на справедливость. Эту тенденцию можно переломить только через реформу ислама. Вспомним: христианство через это тоже прошло, когда случилась реформация церкви, контрреформация, разворачивавшиеся на фоне войн с религиозным подтекстом. Кстати, это случилось примерно через тысячу лет после зарождения христианства. А сколько лет назад появился ислам?
Андрей СЕМИРЕНКО