Единая Европа прошла точку бифуркации


Катализатором перерождения стал миграционный кризис

Европейские наднациональные органы власти, оценив к своему стыду масштабы своей же неготовности принимать ино-конфессиональных чужестранцев в критических дозах, прибегли к трем методам защиты. Но смысл их один. Все три придумки Брюсселя сводятся к упреждающей тактике: остановить нашествие на дальних рубежах.

Во-первых, притормозить исход из лагерей беженцев на территории Турции, для чего султану на час Эрдогану посулили три миллиарда евро. Во-вторых, разбить прилив беглецов о волнорезы греческих миграционных бастионов, а заодно предписать наследнице Эллады незавидную роль накопителя, куда будут депортировать из остальных стран Евросоюза нежелательных мигрантов (см. «Евросоюз отвел Греции роль «черного ящика», № 2(107), 2016).

В третьих, вдоль всей границы Греции и Македонии выставить заслон из многонациональных полицейских сил, что было названо – «вторая линия обороны»; она не допустит проникновения чужеземцев, оказавшихся, к большому удивлению адвокатов политкорректности, слабо обучаемыми носителями не-европейских ценностей.

Так почему же надгосударственная евро-бюрократия отказывается от использования в случае миграционного кризиса своей «мягкой силы»? От силы убеждения и примера? От попыток навести мосты, наладить диалог, найти точки соприкосновения с ино-культурными пришельцами? Где она, былая верность мульткультурализму? Правда, Ангела Меркель и Николя Саркози похоронили его в свое время, признав, что в их модели сосуществования коренных жителей и этнических диаспор заложен некий конструктивный дефект. Но ведь пока никто не произнес надгробной речи над еще одним фетишем либеральной мысли – толерантностью. Где она, эта абсолютизированная прежде терпимость к инакости?

Сегодня странно и страшно читать некоторые обороты речи в публикациях европейской прессы, причитающей о том, что на них пала чуть ли ни кара небесная в образе «миграционного кризиса, самого крупного с окончания Второй мировой войны». И что неспособность справиться с наплывом чужаков уже породила «апокалиптические предупреждения, что Союз разваливается» – в таких выражениях не стесняется, к примеру, лево-либеральная лондонская газета «Гардиан».

В прошлом году на территорию ЕС въехало немногим более миллиона мигрантов, ищущих возможность остаться там на ПМЖ. Сопоставимо с числом беженцев с Украины, только в 2014 году перебравшихся в Россию, которая слегка закряхтела, но поднатужилась и справилась, как тяжелоатлет на помосте. «Вес» был взят, и никто даже не заикнулся о том, что федерация вот-вот развалится. Понятно, что все дело в сопоставимости этнопсихологии, что позволяет российским властям и обществу относительно безболезненно выстроить отношения с представителями Русского мира.

Для Европы же первые искры, вызванные попытками пока еще чужаков утвердиться в инородной среде, в том числе насильственными методами (вспомним череду нашумевших предновогодних буйств «пришлых» людей в Кёльне и судьбу 13-летней девушки Лизы, ставшей жертвой похищения и изнасилования мигрантами), вызвали пожар всей идейной мультикультуралистской надстройки.

Корни столь нервной реакции, проявившейся в росте насилия, нетерпимости и популярности внесистемной радикальной оппозиции в Европе, происходят и от наступившего с временным лагом осознания, что не удается абсорбировать, подогнав под единый стандарт поведения, не говоря уже о мышлении, даже восточно-европейцев, в частности, влившихся в Союз в 2007 году болгар и румын. Что тогда говорить о перспективах произвести перестройку образа мысли, нравов и обычаев новоприбывших, носителей иного генетического кода.

Если кассандровы пророчества, что по итогам года население Евросоюза пополнится еще одним миллионом пришельцев, помнящих о приглашении летом 2015 года Ангелы Меркель приезжать на ПМЖ в Германию, сбудутся, то внутреннее сопротивление «коренных» и давно натурализованных граждан этому несанкционированному переселению народов может привести к таким трепанационным последствиям, что Европа уже никогда не будет прежней.

Впрочем, нет, это неверная оценка. В своей эволюции, ведущей к потере национальной и наднациональной цивилизационной идентичности, Европа еще в 2015 году прошла точку бифуркации. Под этим термином обычно понимается момент «критического состояния системы», когда возврат к прежнему невозможен и приходится претерпевать последствия ранее сделанного выбора. Для нации, союза наций или конкретного человека эта точка подобна «перекрестку судьбы». Единая, как бы иронично не звучал сегодня этот эпитет, Европа оказалась на очередном судьбоносном перекрестке.

Владимир МИХЕЕВ