Прозрение

TNELM2
image_pdfimage_print

Не одна Великобритания, а вся Европа превращается в островок, окруженный огнями пламени. Отгородиться от него лишь частоколом запретительных законов и колючей проволокой наверняка не получится. Да и вряд ли это сколько-нибудь приемлемый выход из положения.

… Кентий как на крыльях домчался до заветной парковки в горах. Удобно поставил машину так, чтобы никому не мешать, и его никто не мог заблокировать. Быстро переоделся во все свежее, мягкое, добротное, приятно облегающее тело. Нацепил легкие кроссовки на толстой подошве, в которых так удобно было идти по неровной каменистой тропинке. Достал из багажника альпеншток. Улыбнулся приветливо своему отражению в зеркале. И, постанывая от нетерпения, как породистый сенбернар, устремился вверх.

Они познакомились только вчера. На тривиальном корпоративе. Отмечался юбилей то ли их организации, то ли босса, то ли родственных структур – он даже не удосужился поинтересоваться. Все были разодеты. Напыщенны. Ожидалась куча трескучих речей, масса всего ненужного и помпезного. Чего он страшно не любил. Особенно, когда избежать не было никакой возможности.

Поэтому заранее маялся от необходимости вновь и вновь слушать одну и ту же чушь. Аплодировать давно надоевшим пошлым анекдотам. Самому что-то говорить впопад. Обмениваться направо и налево любезностями, судорожно пытаясь вспомнить, кто есть кто. Всем своим видом выражать, как он рад, доволен и счастлив, и как ему интересно, хотя он предпочел бы этому обязону что угодно.

Поваляться на диване с новой книжкой, которую он утащил у друзей, но не удосужился до сих пор даже открыть. Посмотреть пару пропущенных им эпизодов из популярного сериала, в котором, в отличие от всех предыдущих, он уловил что-то ему созвучное. Просто посидеть за стойкой бара в спокойном тихом заведении рядом со своим домом, предаваясь размышлениям – роскошь, которую он давно уже не мог себе позволить.

Лучше всего – удрать в горы. Походить по серпантину дорожек, проложенных между деревьями. Подышать настоящим живым воздухом. Густым. Терпким. Ароматным. Очищающим тебя от скверны. От всей этой каждодневной канители. Возвращающим тебя самому себе.

Как вдруг его будто шарахнуло. Он встретился с ней глазами и уже не мог отвести их в сторону. Надоедливый корпоратив, толпы людей вокруг, грохот хрипящих микрофонов и звон бьющейся посуды – все исчезло. Перестало существовать.

Были только они: Он и Она. И они устремились навстречу друг другу. Расталкивая остальных. Спотыкаясь о чьи-то ноги. Расшаркиваясь и извиняясь.

Увы, в тот вечер у них не вышло никуда сбежать. Не получилось. Почему, не имело значения. Зато они договорились увидеться завтра. Днем. Как можно раньше. Чтобы в их распоряжении было побольше времени.

Когда там, на корпоративе, руки их сплелись, а щеки обожгло секундное традиционное прикосновение, они поняли, что нужны друг другу. Искали друг друга всю жизнь. Им страшно повезло. Они нашли каждый свою половинку. Жить порознь просто не могут. Ни физически. Вообще никак.

Несколько брошенных ими второпях слов убедили, что их абсолютно все объединяет. У них одинаковые склонности и предпочтения. Им нравится одно и то же.

Они решили встретиться в горах. На заветной, хорошо известной им дорожке. Чуть повыше – у ручья. Подальше от нескромных взглядов. Там, где никто не сможет им помешать.

Расслабленно поигрывая альпенштоком, Кентий уверенно направился вверх по дорожке. "Все будет хорошо, – радостно нашептывал он себе, – все будет просто замечательно".

Таким приподнятым, рвущимся, окрыленным он не чувствовал себя очень давно. Целую вечность. Никаких, ни малейших опасений не испытывал. Бурный поток желаний, чувств, стремлений подхватил его и неудержимо понес вперед. Ни сопротивляться, ни задумываться не стоило. Только отдаться потоку. Положиться на него.

Ему, им достался выигрышный билет в лотерее жизни. Он называется судьбой. Случайностью. Удачей. Как угодно. Не важно. Главное – они встретились. Колдовство свершилось. Надо лишь суметь остаться в мире волшебства. Тогда он будет становиться больше и больше. С каждым днем. Начнет втягивать в себя других людей. Вещи. Время. Сделается огромным. Бескрайним. Упоительным. Вечным. И бесконечно прекрасным.

На пути ему никто не встретился. Было слишком рано. Солнечные лучи еще только приноравливались пробиваться сквозь листву. Дорожка оставалась мокрой от росы. Одни лишь птицы приветствовали его ни с чем не сравнимыми утренними трелями. Да деловитое жужжанье вокруг напоминало о том, что не только у него есть цель в жизни. Эта цель – и есть жизнь. Без нее все утрачивает смысл.

Все было так тихо, так славно, Кентия настолько поглотили переживаемые им чувства, что он не заметил, как и откуда вдруг впереди на дорожке появился мощный седовласый старец, держащий на поводке свору из семи рвущихся в разные стороны собак. Лес набатно загудел. Заполнился остервенелым лаем и тявканьем. Обрел полифонию в веселой перекличке ближнего и дальнего эха.

Старец, не спеша, шел навстречу Кентию. Он и свора собак занимали все пространство. Чтобы с ними разойтись, Кентию нужно было уступить дорожку. Клацанье зубов других вариантов не оставляло. Не задумываясь и не ожидая подвоха, он нырнул в лес.

Лучше бы он этого не делал! Может быть, стоило подождать. Заговорить со старцем. Хотя бы поздороваться. Сделать еще несколько шагов ему навстречу. Элементарно оглядеться. Посмотреть себе под ноги. Выбраться из того мира упоительных сновидений и грез о вчерашней и еще только предстоящей встрече, в котором он находился.

Зацепившись за мосластый корень, столь некстати подвернувшийся ему под ноги, Кентий кубарем полетел вниз, разбивая себе ноги, руки, лицо в кровь о сплошную стену веток. Так и не успев притормозить, неловко перевернулся в воздухе у самой кромки обрыва и грохнулся с него со всего маху.

Когда Кентий пришел в себя, он не узнал окружающий его лес. Если тот вообще мог теперь так называться. Из него ушло что-то самое важное. Весело трепещущая листва, некогда придававшая ему первозданную прелесть, безвозвратно исчезла. От пряных пьянящих ароматов остались одни воспоминания. Повсюду торчали почерневшие обуглившиеся стволы деревьев, тоскливо простирающие к небу жалкие обрубки былого великолепия. Землю устилал толстый слой углей, из-под которых не пробивалась ни одна зеленая травинка. Пахло гарью. Обездоленностью. Пожарищем.

Кентий был слишком рационально устроен, чтобы тереть глаза. Дергать себя за нос. Задаваться глупыми ненужными вопросами. "Ну что ж, – сказал он себе. – Правила игры изменились. Из Рая меня изгнали. Грубо. Подло. Не понятно, за что. Но я все равно буду в него пробиваться. От нее, от моей мечты я ни за что не откажусь".

Если не считать многочисленных ссадин и кровоподтеков, Кентий от падения не особенно пострадал. Тщательно подобранная одежда тоже с достоинством выдержала испытание. Толстые подошвы кроссовок пели гимн его предусмотрительности. Самое главное – голова ясно работала. А коли так, можно было приступать к следующему раунду.

"Утреннее солнце на месте, – прикинул Кентий. – От дорожки я свернул влево. Значит, ручей, где мы встречаемся, находится там". Он сам себе махнул рукой и двинулся в путь. Идти было жарко – угли местами еще не остыли. Особенно под густым слоем пепла. Душно – то тут, то там завалы еще дымились. К тому же за Кентием стлалось поднятое им облако черно-серой гари. Опасно – что там прячется под настом, какие ямы с торчащими из них острыми обуглившимися кольями, было не различить. Приходилось двигаться особым шагом, каждый раз пробуя наст на прочность, и рассчитывая в основном на интуицию. Да и просто тяжело – надо было кружить, обходя не догоревший бурелом. Иногда возвращаться. И перелезать. Перелезать. Перелезать.

Пот струился по лицу, спине, ногам, черными капельками затекал в глаза. Одежда набухла и отяжелела. Из когда-то радостно разноцветной превратилась в однотонно пепельную. Чудо-кроссовки бесили его больше всего. Они хлюпали. Сделались тяжеленными. Деревянными. Уже не пружинили, как раньше.

Пить хотелось неимоверно. Наваливалась усталость. Все желания были только об одном: как бы присесть. Прилечь. Передохнуть. Забыться. Но Кентий упрямо шел вперед, подтрунивая над собой: "Вот бы Она меня сейчас увидела. Подумала бы, что перенеслась в сказку "Красавица и Чудовище".

Ручей должен был находиться где-то совсем рядом, когда он увидел ровные ряды углублений весьма приличных размеров. "Ба, – догадался Кентий, – да ведь это следы. И явно не травоядного". Он поспешил вдоль них. Сначала вполне размеренные, они вскоре сделались какими-то нервными. Заплетающимися. Как будто невиданное существо передвигалось все с большим трудом. Потом силы, видимо, его совсем оставили. Судя по тому, что углубления перешли в одну сплошную неглубокую канавку, оно поползло. Все медленнее и медленнее.

Через сотню шагов Кентий его увидел и тут же замер от удивления. Перед ним лежал щенок. Самый настоящий. Только большой. Очень большой. Огромный. Но в каком ужасном состоянии! Весь в жутких ожогах. Кровоточащих язвах. Превратившийся в одну большую обнаженную рану.

Видимо, когда-то щенок был бархатистым. С нежной шерсткой. Светло-палевой. С роскошными породистыми ушами. Теперь от былой прелести ничего не осталось. Чтобы представить себе, каким он был раньше, надо было обладать недюжинным воображением. Наверное, когда началось светопреставление, он от испуга бросился в лес, а не из леса, и огонь опалил его всего. А потом он мучительно выбирался из объятий стихии. Как мог.

По телу гигантского щенка прошла судорога. Губы беспомощно зашевелились. "Он должен безумно хотеть пить, – сообразил Кентий. – Вода – его единственная надежда на спасение". Повинуясь велению сердца, он бросился вперед к ручью. Гигантский щенок не дополз до него совсем немного. Но когда уже склонился над ним, сообразил, что в ладонях живительную влагу ему не донести. Вместилища у него никакого нет. Смочить одежду – ничего не даст: ее еще предстояло отмывать и отмывать.

Кентий вернулся. Подлез под передние лапы, взвалил их себе на плечи, уперся в землю и попробовал тащить. Другого варианта спасти бедолагу просто не было. Щенок был не только громадный, но и безумно тяжелый. При других обстоятельствах у Кентия не получилось бы его даже приподнять. Но сейчас речь шла о жизни и смерти.

Собрав волю в кулак, надрывая жилы, превратившись в сгусток боли и упорства, Кентий потащил его. Сантиметр за сантиметром. Шаг за шагом. Оскальзываясь. Падая. Прекрасно понимая, что одно неловкое движение – и живая ноша сломает ему хребет.

От напряжения все плыло у Кентия перед глазами. Их застилала сплошная кровавая пелена. В ушах гудело так, будто сквозь него на бешеной скорости проносился состав за составом. И все-таки у него получилось – как он потом ни за что бы не объяснил – он дополз и упал в воду, увлекая за собой гигантского щенка. Или кого-то, кого он принял за него.

Существо, всхлипывая, с неистовством бросилось лакать воду. Наполняясь ею, как подзабытая сейчас чернильная авторучка. Оно оживало буквально на глазах. А потом, так же на глазах потрясенного Кентия, стало растворяться в ручье, пока не исчезло полностью.

На земле осталась лишь глубокая борозда, пропаханная их телами, и больше ничего. Хотя нет. Волшебное превращение существа кое-что изменило. На Кентии вся одежда и кроссовки вновь были сухими и чистыми. Справа, на взгорье, как и положено, встала стена леса, не затронутого пожаром. А у него под ногами лежал пояс. Рядом с ним – фляга.

Не мешкая, Кентий опоясался им – он был ему тютелька в тютельку. Потом капнул себе на ладонь чуть-чуть жидкости из фляги и, как по наитию, провел ею по глубокой царапине, которая уже начала загнаиваться. Царапина моментально затянулась. Через мгновение от нее не осталось и следа.

"Ничего себе", – поразился Кентий, внутренне ощущая, что ему сегодня еще не раз придется удивляться. Дальше двигаться, видимо, стоило бы вдоль ручья, но берег у него оказался слишком извилистым и топким. Поэтому он пошел напрямик, несмотря на то, что пришлось карабкаться по крутому склизкому склону.

Ему повезло. Вскоре он шагал по привычной и такой удобной дорожке. Радость его, однако, оказалась преждевременной. Почти тотчас же перед ним возник старец со сворой собак. Только теперь события развивались еще быстрее, чем в прошлый раз. Старец отпустил поводки и свора, приветливо лая и повизгивая от нетерпения, ринулась к нему.

У Кентия вновь сработал инстинкт. Ни подумать, ни перебрать варианты в поисках более оптимального у него не получилось. Он нырнул на этот раз вправо в лес и кубарем полетел вниз. Приходя в себя, он предполагал увидеть шабаш лесного пожара. Его ожидало нечто еще более страшное.

Листья, ветки, деревья, кусты, земля – все было изъедено до основания чем-то настолько едким и беспощадным, что выглядело беспросветно мертвым. Бесцветным. Пергаментным. Музейным. Ландшафт не оживляло ни малейшее движение. Природа как будто заржавела. Напрочь. Полностью. До основания. Впала в летаргию. Превратилась в одну большую бесконечно однообразную мумию. Простирающуюся до горизонта.

Кентий попытался подняться и невзначай оперся на что-то влажное. Руку обожгло. Опалило. Обездвижило. Как будто в нее вцепились зубки гюрзы – смертельной змеи, от яда которой нет спасения. Одновременно его мозг поразило видение. Он увидел, как взрывается то ли подземный, то ли еще какой, но одинаково хитрый химический завод, и гейзеры смертоносной жидкости заливают все вокруг. Как саранча, только еще беспощаднее, съедая все растения, попавшиеся ей на пути.

"Дался мне этот ручей, – запульсировало в перепуганном мозгу Кентия. – Не нужно никуда идти. Это полнейшее безумие. Ноги уносить пора. Пока служат". Не дожидаясь приказа, как бы подслушав, они сами понесли его в сторону насыпи, к дорожке, с которой он так неосмотрительно свалился.

И тут он почувствовал на себе чей-то взгляд. Глубокий. Нежный. Все понимающий. Преисполненный боли, горя и печали. "Стоп, – одернул он себя. – О себе, любимом, у меня еще будет время позаботиться. Раз я здесь, это наверняка для чего-то необходимо. Кроме как от меня, ждать помощи больше не от кого. Разворачиваемся. Вперед. Не отступать".

По этой части мертвого леса идти было вообще невозможно. Любая рытвинка, любая ложбинка, любое углубление представляли собой нешуточную опасность. Двигаться можно было только прыжками. С кочки на кочку. Или по гребню чего угодно – земли, валежника, попадавших стволов. Следя только за тем, чтобы они не провалились под его тяжестью. Превратившись, по необходимости, в канатоходца.

В довершение всего сверху на него падали убийственные капли, от которых было не спрятаться. Не уклониться. Лицо, волосы, руки горели и чесались. Одежда шипела и опадала клочьями. Спасибо, кроссовки еще кое-как держались. Если, не дай Бог, и они – шансов не осталось бы никаких.

Под гипнотическим воздействием взгляда Кентий упорно продвигался в том направлении, которое он ему подсказывал. Лавируя и все время меняя галсы, как бы играя в тепло-холодно. Еще прыжок. Шаг. Разворот. Прыжок. Затем снова. Потом чуть иначе. И так без конца.

Тут вновь случилось волшебство – он увидел глаза. Огромные. С пол-лица. Зовущие. Требующие. Настаивающие. Источающие такую боль и страдание, что в Кентии в очередной раз все перевернулось. Даже сейчас, несмотря на то, что они изнемогали, он ощутил, какой океан счастья, любви и доброты они в состоянии излучать.

Глаза принадлежали существу, внешне больше всего похожему на детеныша морского котика. Со всей определенностью сказать было сложно, поскольку все его тело было изъедено ядовитой гадостью, залившей все вокруг. Видимо, выброс застал чудесное создание врасплох, и ему не удалось спрятаться. Противоядия от такой беды у него не было.

А у Кентия теперь было. Он методично втирал волшебный бальзам в кожу крохи и видел, как её глаза светлеют. Становятся все более ясными. Начинают светиться изнутри.

Жизни малышки больше ничего не угрожало. Сплошная рана, в которую превратилось её тело, стремительно затягивалась. Но оставаться в этой безжизненной пустыне было опасно. Взрыв или что там еще в любой момент мог повториться.

Идти к ручью сделалось бессмысленным. Наверняка он пострадал в первую очередь. Поэтому Кентий решительно подхватил котенка на руки и устремился обратно к насыпи, по вершине которой бежала дорожка. Он пробирался наверх, тщательно выверяя каждый шаг. Бережно прижимая к себе дорогую ношу. Существо доверчиво прильнуло к нему и задремало. После столь страшных испытаний это было более, чем естественно.

Ничего подобного Кентий в своей жизни не испытывал. Его переполнял восторг. Упоение. Чувство полного единения с миром. Дивным и безгрешным. Ощущение гармонии, когда ни одной фальшивой ноты – они просто перестали существовать.

Тепла, которое идет изнутри. Разливается по всему телу. Проникает в каждую пору. В каждый капилляр. Переполняет сердце. Превращая его в священный сосуд, наполненный смыслом жизни. В солнце, готовое отдать свой огонь, всего себя без остатка, всему сущему. Просто так. Без малейшего намека на корысть. Только из любви.

Потому что нет ничего выше нее. В ней заключена жизнь. И она дарит ее потому, что только ей одной и никому больше это под силу.

Когда Кентий выбрался на дорожку, прижимая к себе сгусток любви и совершенства, старец со сворой собак поджидали его там. Ни злорадства, ни усмешки на его лице Кентий на этот раз не увидел. Только сочувствие и понимание. О том, чтобы спускать свору, не было и речи. "Неужели?" – мелькнуло у него в голове, но он не успел додумать.

Старец встал на одно колено. Погладил по холке собачек, преданно глядящих на Кентия. Улыбнулся ему широкой открытой улыбкой. И сказал: "Хозяин! Я здесь, чтобы помогать и прислуживать тебе. Вам. Ведите. Мы знаем: все, кто встретятся Вам на жизненном пути, пойдут за Вами".

И они пошли.

© Н.И. ТНЭЛМ

№1(106), 2016