Лондон выставил Брюсселю мягкий ультиматум


Сторонники развода с ЕС дышат в ухо Дэвиду Камерону

Если 27 стран-членов Европейского Союза не хотят недосчитаться Британии на очередной перекличке после конца 2017 года, то должны продемонстрировать «политическую волю и воображение», и – правильно воспринять требование кабинета Дэвида Камерона пересмотреть условия членства в сообществе.

Формулировка, использованная премьером и лидером тори, сама по себе не отличается новизной в отличие от четырех пунктов этих требований, на которых, как на трех китах, покоится уточненная и дополненная (в свете кризиса с ино-культурными беженцами) политика Лондона в отношении пребывания в составе ЕС.

Контент-анализ четырех пунктов Камерона оставляет противоречивое впечатление: с одной стороны, коалиционное правительство консерваторов и либеральных демократов явно хочет выпростать шею из-под законодательного хомута ЕС и оставить за собой как можно больше свободы для принятия политических решений (см.  «Британия в ЕС: цена вопроса кусается», №12(50), 2010). С другой – настояния Лондона точечны, но довольно расплывчаты, и ограничены по тематике.

Возникает стойкое ощущение, разделяемое, к слову, многими убежденными и последовательными евроскептиками, в том числе и в лагере тори, что Дэвид Камерон, на самом деле, больше торгуется с Брюсселем, нежели готовит психологическую почву для того, чтобы разорвать постромки, привязывающие к ЕС.

Первым делом кабинет Камерона хочет получить гарантии от ЕС, что находящиеся в большинстве страны еврозоны не смогут диктовать свою волю остальным, особенно держащейся за свой фунт стерлингов Британии, и что регулирование банков и финансовых рынков не затронет интересы лондонского Сити, где деньги делают деньги, которые формируют до одной трети национального ВВП.

С этой целью, по выражению Д.Камерона, необходимо вписать в основополагающие документы ЕС право нации (государства-члена) «нажать на рычаг экстренного торможения» (“emergency brake”). Иными словами, право отказаться следовать новым регуляционным правилам, в которых видится угроза интересам, особенно там, где речь идет о кошельке, а он у каждого – свой.

Во-вторых, умерить полномочия евробюрократии, чтобы повысить конкурентоспособность экономики всего Союза. Аналогичные претензии у Нидерландов, высказываемые публично. Но не трудно догадаться, что идею де-бюрократизации разделяет большинство. По образному выражению Д.Камерона, конкурентоспособность должна быть «вписана в ДНК» сообщества. С этим едва ли кто-либо будет спорить, а потому любые подвижки реформаторского толка, даже рутинные, давно уже задуманные внутри ЕС, Камерон сможет автоматически записать себе в актив.

В-третьих, британский премьер замахнулся на святое: на положение Римского договора, лежащее краеугольным камнем в основании здания Евросоюза. В договоре записана цель стремиться к еще более «тесному политическому союзу». Для Британии как наследницы империи, строящей внешнеэкономическую стратегию на принципе диверсификации партнеров и клиентов, и как части не формального, но все же обособленного англосаксонского альянса, важно сохранить свободу рук. Идея панъевропейского наднационального правительства для нее неприемлема. Равно как и само движение в сторону Соединенных Штатов Европы (см.  «Британия и ЕС: брак по расчету и цена развода», №1(62), 2012).

Насколько реальны шансы Лондона добиться если не пересмотра Римского договора, что практически исключено, то изъятия (“exemption”) Британии из-под этого целеполагания, берущего свои истоки в философском видении отцов-основателей ЕС? В приватном порядке крупные европейские политики и высокие чиновники дают понять, что любое изъятие будет приравнено, по сути, к наделению Великобритании правом вето на решения Союза.

Помимо нарушения принципа равенства членов сообщества это создаст опасный прецедент, к которому будут отсылать все временно или регулярно недовольные страны-диссиденты, а их число на фоне множащихся проблем ЕС не уменьшится.

В-четвертых, правительство островного государства считает необходимым ввести более строгий контроль за миграционными потоками внутри ЕС, а также поставить преграды перед злоупотреблением «свободой передвижения». За минувшие 40 лет, со времени Хельсинкского акта по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года, никто не осмеливался поднять руку на канонизированную тогда «свободу передвижения». Но, видимо, за тот срок, что Моисей водил евреев по пустыням в поисках земли обетованной, в Старом Свете произошли тектонические сдвиги.

У команды Д.Камерона припасены веские аргументы: они не против «свободы» выбора ПМЖ и вовсе не пытаются ограничить поток мигрантов из стран Евросоюза, а только ввести мораторий на предоставление им всего социального пакета льгот сразу после того, как они перебрались на остров (таково требование законодательства, принятого на уровне ЕС).

Правительство Ее Величества всего лишь хочет выставить предварительное условие: сперва пусть иммигранты поработают 4 года, а только затем претендуют на налоговые послабления, пособие на детей и дешевое муниципальное жилье. Остатки «завоеваний трудящихся», это наследие английского социализма до-тэтчеровской эпохи, все еще служат притягательным стимулом для экономических переселенцев.

С обоснованием того, почему нет желания за бесплатно облагодетельствовать приезжих мигрантов, неясностей нет. Но никто не отказывался от прежнего обязательства партии тори до истечения полномочий парламента этого созыва ограничить ежегодную абсорбцию мигрантов уровнем в 100 тысяч человек. Как полагает Джон Рентул, развивающий на страницах «Индепендент» мысль, что премьер пятится назад от двери с надписью «Выход из ЕС», в одном Д.Камерон однозначно решителен: меры по ограничению приема мигрантов направлены, преимущественно, против поляков, против того самого мифического «польского сантехника», коим пугали обывателей. Однако, вряд ли такая «точечная» тактика меняет что-либо по существу.

Итак, каждый из четырех пунктов стратегии Лондона обладает разной пробивной силой и разным разрушительным потенциалом для обеих сторон. Показательно, что премьер обозначил суть предстоящего долгого торга с союзом 27-ми одним словом: «гибкость». Однако в речах последнего времени Д. Камерон комбинирует гибкость с твердостью, подчас в равных пропорциях.

То он намекает, что Британия, обладающая пятой самой крупной экономикой в мире, проживет преспокойно и вне ЕС. То успокаивает бизнесменов и предпринимателей, объединенных в Британской конфедерации промышленности, что в случае успеха «реформ», которые Лондон предлагает Брюсселю, он будет первым, кто встанет во главе колонны сторонников сохранения членского билета Евросоюза. То пугает континентальных партнеров тем, что если требования Британии не будет выполнены, он будет настроен «очень серьезно» на выход, потому как у него отсутствует «эмоциональная привязанность» к институтам ЕС.

Внутри делового и политического истеблишмента в Британии нет единства по поводу того, уйти или остаться. Различия в подходах обнаруживаются и внутри правящей партии. Различаются в нюансах даже такие тяжеловесы, как нынешний премьер и лондонский градоначальник Борис Джонсон, позиционирующий себя как фаворита-сменщика Дэвида Камерона в качестве лидера партии. В своих регулярных авторских колонках на страницах «Дейли телеграф», консервативного рупора, «царь Борис» дает отповедь тем, кто сулит неисчислимые беды, если Британия возьмет и оттолкнется веслом от континентальной Европы.

В ассортименте аргументов Б.Джонсона заметное место занимает высмеивание несбывшихся пророчеств «еврофилов». Например, лондонский мэр напоминает, что Британия ничуть не пострадала от того, что не включилась в механизм экстренней финансовой помощи Греции, не несет никаких издержек от того, что не перешла на евро, отказавшись от фунта стерлингов, или от того, что не участвует во многих совместных проектах там, за Ла-Маншем.

Поговаривают, что мэр Джонсон, тори с пышной шевелюрой и такими же распушенными по ветру мыслями, может возглавить движение за выход из ЕС, если усмотрит в этом для себя выгоду. Что не отменяет наличия у него убеждений: по его разумению, нужно делать ставку на страны, что не входят в зону евро, но не менее, чем Британия, заинтересованы в «свободной торговле» – в идеале нужно возглавить эту группу стран и тем самым, цитирую, «формализовать то, что уже сегодня стало полу-разводом (с ЕС)».

Понятно, что премьер Камерон не может игнорировать такие настроения внутри собственной партии, а также лидерские амбиции Бориса Джонсона. Сторонники полноформатного развода дышат ему в затылок (см.  «ЕС: британские евроскептики разворачиваются на марше», №9(102), 2015). Эти факторы ограничивают свободу маневра для Д.Камерона, а потому перипетии торга вокруг «мягкого ультиматума», выставленного Лондоном в адрес Брюсселя, заслуживают пристального внимания и тщательного разбирательства на всех этапах.

Владимир МИХЕЕВ