Норвежцы боятся будущего?
Похоже, на вопрос, вынесенный в заголовок, надо ответить утвердительно. Почему? Давайте попробуем разобраться.
Согласно опросу населения, проведённому исследовательским центром «Фафо», 16% занятых в частном секторе и 12% занятых в общественном опасаются, что в ближайшем будущем лишатся работы – на время или даже навсегда. Больше всего это волнует тех, кто занят в самом важном для экономики Норвегии сегменте – нефтегазовом. Там уже сокращены тысячи рабочих мест, что, увы, вполне ожидаемо при таких ценах на углеводородное сырье, обеспечивающее основы норвежского благосостояния. Прежде всего, это коснулось армии консультантов и специалистов, работающих на аутсорсинге. Но сейчас увольнения начинают настигать и тех, кто имел твёрдое рабочее место на основных предприятиях, скажем, инженеров, перед которыми совсем недавно открывались радужные перспективы. Теперь они оказались лицом к лицу с абсолютно неопределённым будущим.
По данным норвежского Статистического ведомства, промышленные предприятия страны во втором квартале 2015 года заключили на 11,4% меньше договоров, чем в аналогичный период предыдущего года. В целом рынок отмечен замедленным спросом и мощным ценовым давлением.
Негативные настроения, охватившие промышленность, распространяются и на другие отрасли экономики. К примеру, в нефтяной столице страны – Ставангере – тяжёлые времена переживают гостиничный и ресторанный бизнес, которые раньше прекрасно чувствовали себя за счёт высокооплачиваемых консультантов, аналитиков и менеджеров, от которых в городе отбою не было. Сейчас этот источник серьёзно обмелел. Об увольнениях и перестройке своего бизнеса объявили производители мебели и изготовители комплектующих. Доля безработных за первую половину года выросла с 4 до 4,5%, не оправдав ожиданий аналитиков, предрекавших стабилизацию этого показателя.
Но, как отмечают внимательные наблюдатели, премьер-министр Эрна Сольберг предпочитает не произносить слово «кризис», а продолжает провозглашать необходимость «перестройки» экономики, особенно её «сухопутной» части, то есть без учёта нефти, газа и морского судоходства. Её правоцентристский кабинет намеревается увеличить инвестиции в образование, научные исследования, транспортную инфраструктуру и «зелёные технологии».
Но падение цен на нефть в последние месяцы заставило многих норвежских политиков, бизнесменов и аналитиков осознать неприятную истину: ситуация в экономике этого скандинавского королевства может очень быстро поменяться к худшему. Поэтому все громче звучат голоса, утверждающие, что стране нужна новая экономическая модель.
Нельзя отрицать, что со своим нефтяным богатством Норвегия обошлась весьма рачительно. Начиная с 1996 года, все доходы от добычи нефти и газа поступают в специальный фонд, в просторечии именуемый «нефтяным». Загребущие руки политиков до него дотянуться практически не имеют права. Все, чем они могут пополнить государственный бюджет, это проценты на вложенный капитал. Поскольку сегодня речь идёт примерно о 900 миллиардах долларов, то и проценты с этой суммы тоже впечатляют.
Но если нет худа без добра, то и добра без худа тоже не бывает. Коллективное обладание «нефтяным фондом» породило у норвежцев ощущение изрядного благосостояния, которое позволяет им оградиться от остального мира.
А это впечатление весьма обманчиво, считают аналитики. Если Норвегия упустит шанс приспособиться к новой реальности, продиктованной низкими ценами на нефть, и перестроить свою промышленность, то даже плотно набитой кубышки «нефтяного фонда» не хватит, чтобы финансировать щедрую, но весьма дорогостоящую систему социального обеспечения королевства.
Норвежские машино- и судостроение в значительной степени привязаны к нефтегазовой отрасли, занимаясь строительством буровых платформ и обеспечивая создание необходимой инфраструктуры. Где же есть шансы для развития производства и наращивания экспорта? Динамично растёт рыболовство и рыбоводство, но все же на лососе и палтусе государственный бюджет не построишь. Есть ещё производство бумаги и целлюлозы, удобрений, нефтехимической продукции и металлургия, особенно, алюминиевая отрасль. Все они могут выиграть от ослабления норвежской кроны, репутация которой пострадала от падения цен на нефть. Но все перечисленные отрасли составляют лишь около половины стоимости норвежского экспорта, а всё остальное добывается продажей углеводородного сырья.
Спасение норвежские эксперты видят в повышении эффективности экономики, как говорится, на широком фронте. Дело в том, что нефтегазовая отрасль уже не сможет играть роль ускорителя промышленного роста, как это было в минувшие годы. Мало того, от минувших тучных лет осталось небеспроблемное наследство: высокий уровень затрат, посредственный уровень образования и группы, сплочённые, что называется, по интересам, главный из которых беспрепятственный доступ к бюджетной кормушке, пусть даже и в ущерб интересам остальной части общества. Вся промышленность, находящаяся за пределами сырьевого сектора и сегментов, оказывающих ему сервисные услуги, не имеет международного престижа, необходимого для успешной диверсификации, полагают эксперты. В такой ситуации политикам явно придётся предпринимать весьма энергичные шаги, чтобы преодолеть сопротивление тех, кого все и так устраивает.
Андрей ГОРЮХИН