Главная > Дневник событий > Политика > Европейский Союз и динамика отношений между ЕС и Россией глазами англичан

Европейский Союз и динамика отношений между ЕС и Россией глазами англичан

Когда-то в прошлом легенды творились веками, десятилетиями, во всяком случае, очень тяжело, долго, раздумчиво. Передавались из уст в уста. Фиксировались в материальных источниках культуры. Становились частью обыденного сознания. Сейчас они создаются чуть ли не мгновенно и моментально завоевывают широкую аудиторию. Одна из таких укоренившихся легенд гласит: британцы относятся к Европейскому Союзу с понятной и естественной подозрительностью. Новейшую рассказала нам профессура Центра европейских исследований Астонского университета (не путать с Бирмингемским университетом и университетом г. Бирмингема – обижаются).

Коллеги собрали у себя на мозговой штурм по проблематике Европейского Союза большую группу именитых политиков и государственных чиновников, но перед тем, как приступать к обсуждению, попросили поразмышлять по поводу того, как в ЕС принимаются решения. Выяснилось, что участники не имеют об этом ни малейшего представления. От этого открытия до вывода о том, что подозрительность объясняется незнанием, – всего один шаг. Эксперты сделали менее очевидный вывод. Якобы утвердившаяся неприязнь британцев к ЕС не более чем миф. В действительности подход Лондона и политической элиты страны к интеграционному объединению не имеет ничего общего с политическим идеализмом, укоренившимся в континентальной Европе. Но наклеивать на него какие-то обидные этикетки было бы абсолютно несправедливо. Гораздо лучше описывать его в терминах прагматического видения ЕС: как его возможностей, так и связывающих его ограничений.

Вот этим видением ЕС британская профессура и поделилась с представительной группой российских государственных служащих, работающих в своих министерствах и ведомствах и других государственных структурах на направлениях сотрудничества с ЕС и проходящих переподготовку в Европейском учебном институте при МГИМО (У). Для них Астонский университет подготовил специальную ознакомительную программу, позволяющую составить максимально полное представление о том, что значит ЕС для своих государств-членов и какую политику в его отношении проводит Великобритания.

Первая часть программы прошла в Бирмингеме (4–8 июля). Она носила, скорее, академический характер. В ней были задействованы ведущие специалисты всех трех упомянутых университетов. Вторая – в Лондоне (11–15 июля 2011 г.). Ее стержнем стали многочисленные встречи и дискуссии в Палате общин и Палате лордов, Форин офисе и других министерствах.

Конечно, картинка пестрая. Однако некоторые наиболее характерные особенности этого видения вполне различимы. Попробуем рассказать о них с помощью последовательного ряда взаимосвязанных зарисовок, не претендуя на по-настоящему системное изложение.

Является ли ЕС международным игроком: да или нет

С вступлением в силу Лиссабонского договора, констатируют британские эксперты, ЕС обрел международную правосубъектность. Государства-члены уполномочили его заключать международные договоры и выступать ответчиком по международным искам, вести от их имени дела, а в каких-то областях международного общения даже полностью подменять их и учредили для этого все необходимые институты.

Брюссель, подчеркивают они, концентрирует в своих руках колоссальную экономическую мощь. Оказывает огромное влияние на мировую политику и на все, что происходит на международной арене. Сформировал глобальную сеть представительств во всех третьих странах и при международных организациях. Является крупнейшим донором помощи развитию. Через свою нормативную экспансию накладывает неизгладимый отпечаток на то, что происходит в третьих странах, и системы многоуровневого регулирования международного сотрудничества.

Он все в большей степени присутствует вне своего собственного региона, осуществляя впечатляющий набор гражданско-военных операций. Обладает военной мощью. Представляет собой чрезвычайно привлекательный для других пример региональной интеграции и решения проблем, с которыми сталкиваются отдельные страны. Поэтому утверждать, будто бы ЕС не является ведущим международным игроком, является нонсенсом.

Так-то так, признают они, но в действительности Брюсселю не удается говорить одним голосом. По-прежнему в ЕС царит разноголосица. Крупнейшие государства-члены предпочитают сохранять за собой свободу рук и выступать на международной арене со своими собственными инициативами, продвигать свои собственные национальные интересы. У них не получается добиваться синергетического эффекта, при котором их совокупный политический потенциал был бы больше или хотя бы равнялся сумме складываемых потенциалов внешнеполитического влияния. Ни правовые, ни институциональные решения, даже после Лиссабона, не позволяют Брюсселю выступать в качестве гомогенного игрока. Слишком глубоки противоречия между институтами ЕС, представляющими наднациональные или межправительственные структуры подготовки, принятия и осуществления решений.

Вместе с тем, все не так просто. В какой-то степени дихотомия взглядов объясняется тем, что, говоря о международном игроке, исследователи и политики, равно как и рядовые граждане, очень часто имеют в виду совершенно разные вещи. До сих пор под международным игроком подразумевается, прежде всего, национальное государство. Но ЕС ни в коем случае не является национальным государством. Чтобы преодолеть эту сложность и предложить более-менее приемлемое описание ЕС в классических терминах международного игрока, многие политологи квалифицируют ЕС в качестве формирующегося государства, «предгосударства», некой общности, переживающей этап федерализации. По этому поводу издано море публикаций. Но и что такое формирующееся государство, «предгосударство, общность, переживающая этап федерализации, мало кто может вразумительно объяснить.

По тонкому льду доказательства очевидного

Нынешнее поколение британских сторонников теорий политического реализма, как и в прошлом, рисуют современные международные отношения в сугубо пессимистических тонах, выпячивая их хаотичный, непредсказуемый характер. Согласно их видению, международные отношения представляют собой неустанную борьбу государств между собой и с международной системой.

Неолибералы гораздо большее значение придают роли международной торговли. Они выпячивают влияние международных образований, союзов, организаций и т.д.

Но ближе всего приблизились к пониманию взаимозависимости между национальным государством и международными структурами адепты социального конструктивизма. Они утверждают, что идеального национального государства давно не существует. Становясь частью международных образований, они частично перерождаются. В большей или меньшей степени.

Максимальным перерождение становится в рамках ЕС. Об этом, напоминают британские исследователи, писал внушительный синклит авторов. В их числе многие (G. Sjostedt – 1977, Allen and Smith – 1991, C. Hill – 1993, A. Herrberg – 1997, R. Whitman – 1998, Jupille and Caporaso – 1998, Hettne – 1996, 2004, 2007), пользующиеся мировым признанием. После Лиссабона волна таких публикаций снова пошла вверх. Разброс мнений, естественно, очень велик. Но есть и кое-что общее. Все они рассматривают международного игрока как некоторую сущность, обладающую определенным набором основополагающих черт, и указывают на то, что ЕС уже приобрел многие из них или шаг за шагом приближается к этому.

Избегая привязки к указанным или каким-то другим конкретным работам, проиллюстрируем присущую им логику рассуждений буквально на нескольких наиболее показательных примерах, как это предпочитают делать наши британские коллеги. Совершим вместе с ними, избегая, правда, по возможности понятийной эквилибристики, ряд последовательных смысловых шагов.

Начнем с очевидного. Без признания того или иного государства в качестве законного, т.е. независимого участника международного общения ему гораздо сложнее действовать на международной арене. Его возможности институционально ограничены. Так вот, ЕС проблему признания решил уже несколько десятилетий тому назад. Его особый статус на международной арене никто давно уже не ставит под сомнение. Все – США, Китай, Россия и др. ведут с ЕС переговоры по самому широкому кругу вопросов. Они вступают с ним в договорно-правовые отношения. Предоставили его представительствам дипломатический статус, ничем не отличающийся от того, которым пользуются посольства, учреждаемые национальным государством. Под этим углом зрения ЕС является общепризнанным международным игроком.

Ура, первый шаг сделан. Можно переходить ко второму. Нам надо установить теперь, насколько влиятельным. Этот параметр измеряется тем, в какой степени международный игрок оказывается в состоянии определять мировую повестку дня. Выясняется, что в этом отношении Брюсселю вообще нет равных. Вспомним экологическую проблематику и борьбу с изменениями климата. Добавим ряд других направлений, в их числе – гуманитарные интервенции, помощь развитию, укрепление системы международных судебных учреждений и в первую очередь создание Международного уголовного суда. Продолжим составление списка, упомянув также ставку ЕС на демократизацию третьих стран, навязывание другим предпочтительных моделей развития, содействие урегулированию пылающих и замороженных конфликтов и т.д.

Третий шаг – анализ институциональной роли международного игрока. В этом плане ЕС также уже очень много успел сделать. Как внутри себя, институализировав все, что только можно и даже нельзя – превратив организационно обеспеченный консультационный процесс в форму существования национальных государств. Так и в отношениях с третьими странами и в более широком плане – на международной арене. Главный конек ЕС – нормативная экспансия. В ней он достиг действительно впечатляющих высот.

Таким образом, если разобраться, всем характеристикам международного игрока ЕС соответствует, делают вывод британские исследователи. Полностью и безусловно. Видимо, они правы. Спорить с ними нет никаких оснований.

Сильные и слабые стороны ЕС как международного игрока

Но если вместе с британскими коллегами мы пришли к подобному выводу, нужно сразу же ответить на следующий вопрос – в чем проявляется сила, а в чем слабость ЕС в качестве международного игрока. Сделать это несколько сложнее.

Вроде бы, присущая ему слабость, утверждают британские политологи, связана с тем, что самостоятельность, надежность и предсказуемость ЕС серьезно ограничивается тем, что входящие в него образования обладают суверенитетом. Крупнейшие из них бояться быть подмятыми ЕС. Они не готовы раствориться в нем. Хотя, с другой стороны, способность Брюсселя действовать на международной арене вместе и наряду со своими членами должна была бы усиливать его позиции.

Другое ограничение – большой разброс в экономической и политической мощи входящих в него государств, предопределяющий не меньший разброс отстаиваемых ими интересов. Результирующий эффект – сложности, испытываемые ЕС при формулировании внешнеполитических приоритетов.

Третий – поглощенность своими собственными делами. На протяжении всех лет своего становления и развития ЕС концентрировался на разрешении своих собственных внутренних противоречий, на нахождении баланса интересов и влияния между его государствами, на согласовании политик. На что-то другое времени, сил и ресурсов уже не оставалось.

Плюсами ЕС является высокий уровень экономического, политического и социального развития государств-членов. ЕС образует ядро Организации экономического сотрудничества и развития. Он состоит, в том числе, из большого числа крупнейших и наиболее влиятельных государств. Все они входят в G 8 и G 20, составляют их весомую часть. Большинство стран ЕС обладают колоссальным опытом ведения международных дел.

Таким образом, объективно ЕС обладает колоссальным потенциалом, гораздо большим, нежели тот, который он реализует. Научиться им пользоваться – вот настоящий вызов. Ответить на него, однако, у ЕС никак не получается. Хотя по-разному. В одних областях дело обстоит чуть лучше, в других – чуть хуже.

Стратегические вызовы ЕС в Восточной Европе

Применительно к ЕС самые очевидные обобщения зачастую оказываются ложными, предупреждают знатоки из Великобритании. Они дают неверную картинку ЕС и проводимой им политики. Подталкивают к неверным оценкам его возможностей и будущего. Объясняется это тем, что ситуация меняется в самых широких пределах в зависимости от той конкретной сферы, в которой ЕС действует. Поэтому очень важно посмотреть, каким образом ЕС реализует свой потенциал в тех или иных регионах планеты, что ему удается, а что нет на тех или иных направлениях внешней политики и внешнеэкономической деятельности.

Одним из критических регионов для ЕС и его государств-членов в последние годы стало их ближнее соседство, считают на Туманном Альбионе. О том, насколько «эффективна» политика ЕС в отношении Средиземноморья, свидетельствуют его полная неподготовленность к феномену «арабской весны» и реакция на нее.

Применительно к Восточной Европе, утверждают, как ни странно, британские эксперты, ситуация совершенно иная. Ведь ЕС вышел на ее границы только недавно. Он разработал политику соседства, а затем Восточного партнерства всего несколько лет назад. Политика быстро эволюционирует. Вопрос только, в какую сторону. Что от ЕС можно ожидать в ближайшем будущем, пока не ясно.

Основная цель, которую ЕС пытается достичь в Восточной Европе, состоит во встраивании этого региона в парадигму своей идеологии и политики. В этом плане Брюссель занимается экспортом демократии в страны региона. Коррелирующая задача – их стабилизация и включение в мировую капиталистическую систему рыночной экономики.

Методом служит предоставление возможностей доступа на свой колоссальный внутренний рынок под условие выполнения некоторого набора общих требований. Вторая «морковка» – распространение на них пространства свободы, безопасности и законности.

Словом, ЕС ведет дело к утверждению в соседних странах своей модели политического и экономического развития. Делается это таким образом, в то же время, чтобы оставить страны региона вне политической и институциональной системы ЕС.

Результаты пока крайне сложно оценить. Во многом из-за того, что все применяют разные критерии оценки. Значит, ключевое значение для более-менее правильной оценки имеет осмысление критериев. Если за основу взять дрейф в сторону ЕС, то итоги пока весьма противоречивы. Украина и другие движутся в сторону ЕС крайне медленно. Из этого многие делают ошибочный вывод, будто бы политика ЕС в Восточной Европе провалилась, сетуют знатоки региона.

На самом деле вопрос надо полностью переформулировать. Вернее было бы спросить, почему политика ЕС в Центральной Европе оказалась настолько успешной, и чем она отличается от того, что происходит чуть восточнее. В Центральной Европе ЕС воспользовался крайне выгодным стечением обстоятельств. В те годы зона ЕС динамично развивалась. Экономическая конъюнктура благоприятствовала. Серьезных конкурентов у ЕС не было. Энтузиазм, связанный с крушением коммунистической системы, еще не выветрился. Европейская модель казалась лучшей в мире. Никто либеральную модель демократического устройства и рыночной экономики не мог и не решался оспорить.

Сейчас все изменилось. Экономический кризис. Возвышение быстро развивающихся экономик. Трудности, переживаемые ЕС. Все это препятствует повторению успеха 90-ых годов прошлого века и начала нынешнего. К этому добавилась усталость от расширения, испытываемая населением ЕС. Но самый сильный удар по иллюзиям прошлого нанес кризис задолженности и катастрофическое экономическое положение Греции. Эту страну приняли в ЕС по политическим соображениям с учетом ее роли как колыбели европейской цивилизации. В экономическом отношении критериям членства она не соответствовала. На это закрыли глаза. Набором необходимых условий ее вступление в ЕС обставлено не было. Сейчас ЕС расхлебывает былые ошибки. Но повторять их у него нет никакого желания.

Как следствие, Брюссель не готов использовать весь набор поощрений, которые бы сделали принятие стандартов интеграционного объединения для политических элит стран Восточной Европы выгодными и желанными. У ЕС, похоже, нет возможности оплачивать приспособление их экономики к требованиям совместимости со своим внутренним рынком. Кроме того, внутри ЕС нет единства по поводу возможности их приема в полноправные члены. «За» выступают в принципе только страны Балтии и несколько стран Центральной Европы.

В дополнение к этому ЕС слишком долго обвинял будущих потенциальных членов в недостаточной демократичности, ничего не делая для практического решения проблем, с которыми сталкивается Восточная Европа. Тем самым он вызвал «встречную волну».

Чтобы снова взрастить в Восточной Европе, как когда-то в Центральной, чувство обожания к политическому и экономическому выбору, завязывающую регион на ЕС, Брюсселю, по мнению британского экспертного сообщества, надо пересмотреть все основные слагаемые политики Восточного партнерства. Требуется:

1) делать все необходимое для того, чтобы она стала деполитизированной и менее забюрократизированной;

2) поддерживать процессы демократизации не сверху, а снизу;

3) открывать кредитные линии щедро и всегда, когда это только возможно;

4) использовать финансовую помощь для стирания границ;

5) навязывать странам только те требования из правового наследия, которые совершенно необходимы, а не все подряд;

6) распространять на регион преимущества единого рынка ЕС вне зависимости от скорости реформ, понимая, что тем самым их осуществление становится гораздо более вероятным.

С точки зрения Лондона, оценки и рекомендации вполне здравые. Но договориться по ним с другими членами ЕС будет нелегко.

Ведение переговоров внутри ЕС

В Брюсселе принято жаловаться на то, что с Москвой крайне сложно вести переговоры, указывают англичане. Причин якобы две. Первая – Брюсселю противостоят очень хорошие переговорщики. Вторая – никто в ЕС не знает и не понимает, как в России принимаются внешнеполитические решения.

Суждения в какой-то степени спекулятивные. Но только частично. Однако то, в чем можно быть уверенным, так это то, что в Москве точно также теряются в догадках по поводу того, как внешнеполитические решения принимаются в ЕС. Тем более что и брюссельские бюрократы, не говоря про представителей столиц, зачастую не могут ответить на вопрос, откуда какие решения берутся.

Поэтому крайне любопытно посмотреть, как оценивают процесс внутренних переговоров специалисты по ЕС, специально занимающиеся исследованием специфики их ведения в рамках институциональных структур интеграционного объединения. Ведь ЕС – это не уменьшенные ООН или ОБСЕ. В какой-то степени это их антипод.

Прежде всего, в ЕС исходят из того, что страны-члены сумели сформировать специфическую культуру ведения переговоров, исключающую предрасположенность к защите и продвижению индивидуальных интересов в ущерб остальным. Переговоры ведутся в стилистике поиска вариантов решения конкретных проблем. Для этого предлагается придерживаться нескольких элементарных требований. Вот их упрощенный список.

1. Четко определять цели переговоров и результат, который стремятся получить с их помощью.

2. Правильно оценивать их значимость и выстраивать иерархию приоритетов.

3. Обладать всей необходимой информацией, включая ее правовую и финансовую составляющие.

4. Своевременно определять красные линии, за которые не следует переходить.

5. Придерживаться разумной реалистичной тактики продвижения индивидуальных интересов.

6. Формулировать мандат на ведение переговоров таким образом, чтобы обеспечивать достаточную гибкость индивидуальных позиций (не стремиться к недостижимому, хотя и желательному результату; микшировать то, что можно достичь, с тем, чего нужно добиться; не принуждать никого отдавать больше, нежели те уступки, на которые стороны вправе согласиться).

7. Ориентироваться на такой результат, который был бы лучше, нежели то, на что страны могли бы рассчитывать в отсутствие соглашения (выстраивать индивидуальное поведение с учетом возможных или желательных альтернативных внедоговорных результатов).

8. Использовать преимущества различных типов ведения переговоров (жестких – мягких, деловых – бюрократизированных), стараясь ослабить свойственные им многочисленные недостатки.

9. Иметь в запасе несколько вариантов приемлемых решений, чтобы суметь выбрать наиболее подходящее.

Суммарно все эти требования выражаются в поисках формулы, по которой совокупность стран, участвующих в переговорах, должна стремиться к получению максимизированного результата. Это такой результат, который дает оптимальное выполнение всех индивидуальных мандатов, поскольку тогда интеграционное объединение, на интерес которого работают переговоры, могло бы получить максимальный выигрыш.

Правда, вздыхают старожилы ЕС, к которым причисляет себя и Великобритания, с вступлением в ЕС все большего числа государств, согласно классической теории, достижение оптимального результата становится все менее вероятным. Почему, достаточно очевидно.

Становится больше не только разброс интересов. Усиливается разрыв также между политическими культурами, традициями, стратегиями, привычками, предпочтениями и т.д. Возникает слишком много предпосылок для возникновения мини-конфликтов, связанных с противостоянием отдельных стран, интересов, индивидуальностей.

Возрастает пропасть между оптимальным и возможным результатом. Становится все более сложным определить, при каких условиях выигрывают все и в какой степени.

Кроме того, логичное и непротиворечивое построение институциональной системы ЕС до сих пор отсутствует. С помощью Лиссабонского договора какие-то проблемы удалось снять. Однако новые возникли. Пожалуй, даже еще более сложные.

Ничего не изменилось и в освещении переговоров на национальном уровне. По-прежнему все достижения государства и политики приписывают себе. Все неудачи сваливают на Брюссель.

С учетом этого в ЕС разработаны многочисленные меры, направленные на то, чтобы усилить «договороспособность» стран-членов. Некоторые из них уже активно проводятся в жизнь. К их числу относятся, в первую очередь, расширение каналов обмена информацией, совершенствование коммуникационных практик, разъяснительная работа и т.д.

Акцент делается на предварительную рутинную подготовку решений по большинству вопросов. Как следствие, порядка? вопросов, вносимых в повестку дня министерских встреч, не нуждаются в дополнительном обсуждении и утверждаются без него. Еще один осознанный выбор – ЕС стремится не загонять себя в тупик. Он обходит стороной вопросы, по которым согласие заведомо невозможно. К их числу относятся чаще всего те, которые являются для отдельных государств слишком важными и болезненными. Это, например, монополия на ОМП и сходные.

Особенно довольны в Великобритании, похоже тем, как идут переговоры внутри ЕС по финансовым вопросам, и тем, о чем удалось договориться по поводу общей стратегии экономического развития.

Что заботит европейцев по ту сторону пролива

Когда европейцы говорят о Программе 2020, они имеют в виду только и исключительно амбициозные документы ЕС, корректирующие Лиссабонскую стратегию. Англичане называют так и свою собственную Программу реформ 2020. Она имеет национальный охват. Вместе с тем ее стержнем является безусловная поддержка идеологии и приоритетов того, что собирается делать все интеграционное объединение. Обе дебатировались в Палате общин и Палате лордов, и везде были встречены на ура.

В обоих случаях основной посыл – делать все необходимое для формирования «устойчивой зеленой экономики роста и развития». Он органически объединяет установку на обеспечение устойчивого экономического роста, создание новых рабочих мест, защиту окружающей среды и предотвращение негативных изменений климата.

Европейской Комиссии, по общему мнению британского истеблишмента, удалось главное. Она подготовила рамки для координации экономической политики и технологического развития отдельных стран, сориентировала их на достижение наиболее важных политических и экономических результатов.

В Программе есть все необходимое: цели, индикаторы их достижения, механизмы и инструментарий, с помощью которых на них можно будет выйти. Предусмотрены также и процедуры контроля над тем, что предпринимается отдельными странами, и за расходованием средств. Аналогичным образом британским контролирующим органам доверен мониторинг использования средств, выделяемых на реализацию национальной программы.

Но англичане не были бы англичанами, если бы не нашли, за что бы покритиковать Брюссель. Так, они акцентируют, что в основе Стратегии 2020 лежит функционирование единого рынка ЕС. По мнению Лондона, этот фактор недооценивается. Ведь для успеха Стратегии надо, чтобы формирование единого рынка все-таки было закончено, а уровень использования его преимуществ был бы серьезно повышен.

Данному требованию в ней уделяется недостаточное внимание, подчеркивают здесь. Пока ситуация далека от оптимальной. Препятствия для нормального функционирования единого рынка по-прежнему остаются. Характер применения директивы по единому рынку услуг вызывает озабоченность. Слишком много административных и иных препятствий все еще сохраняются на национальном уровне.

С созданием информационного общества тоже далеко не все получается. А ведь цифровые технологии образуют ядро нового технологического уклада зеленой экономики. Без их надлежащего освоения повсюду в ЕС надеяться на ускорение экономического развития, придание ему большего динамизма и подтягивание отстающих районов, не приходится.

Другая центральная идея, которую следовало бы четче прописать в Стратегии, считают по ту сторону пролива, состоит в горизонтальном распространении инноваций. Все равно, идет ли речь о финансировании университетов, поддержке среднего и малого бизнеса или каких-то массированных капиталовложениях в большие наукоемкие проекты.

Но в целом по своему дизайну Стратегия крайне привлекательна. Насколько она реализуема, можно будет судить по первым результатам. Однако уже сейчас следует признать, что механизмы контроля за имплементацией намного эффективнее, нежели те, которые применялись в отношении Лиссабонской стратегии.

Это не значит, однако, что не стоит думать об их совершенствовании. В том числе применительно к тем или иным процедурам, обеспечивающим нахождение нужного баланса между справедливой конкуренцией и поддержкой компаний, заботящихся об общем благе и создающих рабочие места. Достаточно вспомнить, что на этапе согласования многими отмечалось, что использованный ранее применительно к Лиссабонской стратегии открытый метод координации не оправдал возлагавшихся на него надежд (его заменили на «европейский семестр»).

Чтобы понять, откуда ветер дует применительно к формулированию и отстаиванию данной позиции, нужно знать нюансы внутриполитической ситуации, сложившейся в Великобритании к середине лета 2011 г. В июле всеобщее внимание здесь было привлечено к результатам европейского тендера на обновление и расширение парка высокоскоростных железнодорожных составов страны. Известнейшая английская компания, один из старожилов местной промышленности, символ былого индустриального величия Великобритании, проиграла «Сименсу». Правительство оказалось под огнем критики. Его обвинили в том, что оно недостаточно защищает интересы национальных производителей.

Премьер-министр разъяснил, что условия тендера были утверждены правительством лейбористов. Нынешнее обвинять не в чем. К тому же процедура четко прописана в европейском наднациональном законодательстве. В этом отношении ничего изменить нельзя. Вместе с тем он пообещал тщательнейшим образом изучить, что можно было бы сделать для повышения конкурентоспособности отечественных машиностроителей. Поэтому одним из лозунгов дня в стране стала возможная ревизия, в случае необходимости, требований к проведению тендеров на государственные закупки, предусматриваемых наднациональным регулированием.

В Великобритании все сейчас очень озабочены проблемой экономического роста. Объяснение очевидно. Рост необходим для того, чтобы выбраться из долговой зависимости. На фоне Греции положение здесь не такое критическое. Однако если сравнивать со средними показателями по ЕС, вызывают самую серьезную озабоченность. Речь идет ни много, ни мало о возможности сохранить в странах ЕС европейскую модель общества всеобщего благоденствия. Солидарность трещит по швам. Полагаться в новых условиях на то, что последующие поколения будут оплачивать счета нынешних, не приходится.

Значит, необходимо все менять. Системы пенсионного обеспечения. Системы здравоохранения. Подходы к финансированию высшего образования. Методы субсидирования сельского хозяйства. Отжившие представления о том, что с зависимостью от импорта сырья и энергоресурсов можно мириться, а также с тем, что китайские промышленники заведомо будут выигрывать в конкурентоспособности. Но менять таким образом, чтобы все лучшее по возможности сохранить, улучшить, модернизировать, в смысле сделать все расходы посильными для государственного аппарата и страны в целом.

Любопытно сравнить эти размышления с официальной позицией Европейской Комиссии. В своих основных чертах она сводится к следующему. Экономический кризис продемонстрировал, насколько страны ЕС нуждаются в совместных скоординированных действиях. Стратегия 2020 – ответ на эту потребность. Одновременно она является отражением нового осознания политическими элитами европейских стран своей исторической ответственности.

Отличительная особенность Стратегии – решено, что будут только три агрегированные цели. Раньше было много. Это запутывало. Первая носит фундаментальный характер и предполагает, что к 2020 году ЕС выйдет на уровень занятости трудоспособного населения в 75%. Вторая касается уровня капиталовложений. Третья – энергетической триады 20/20
20. Смысл агрегированных целей состоит в том, что они должны быть трансформированы в национальные цели, приоритеты и показатели. За ЕС остается контроль, консультирование и запуск панъевропейских инициатив. В остальном Стратегия методично описывает, что и как должно делаться во всех секторах и областях, которые она охватывает.

Вместе с тем, анализировать ее в отрыве от совокупности обеспечивающих или связанных с ней документов было бы наивно. Так, финансовые предложения Европейской Комиссии на последующий семилетний период проникнуты идеологией Стратегии, отталкиваются от нее и предусматривают выделение средств, которые должны быть использованы на достижение намечаемых ею целей. Один из примеров – Комиссия предложила увеличить расходы на исследовательскую деятельность и поддержку инноваций. В пакете – Пакт развития и стабильности, законодательство об оценке выполнения и ответственности (с последующим исправлением дисбалансов), о штрафных санкциях финансового характера, бюджетных пропорциях на национальном уровне и т.д.

В Великобритании двумя руками за то, чтобы всего этого добиться. Но полностью отдают себе отчет в том, что в заявленном виде у ЕС не получится. Под ударами кризиса суверенных долгов целый ряд государств-членов ЕС взяли на себя тяжелейшие обязательства по сокращению расходов. Они просто физически не смогут выйти на показатели, предусматриваемые Стратегией. Кроме того, трансформировать в практическую политику все перечисляемые в ней благие пожелания будет чертовски сложно. Ведь ситуация во всех странах ЕС разная. Региональные различия, характеризующие внутренний рынок ЕС, колоссальны. К тому же столь нужное ЕС общее экономическое правительство (или управление) отсутствует. До него Брюсселю еще далеко. Поэтому основная борьба за Стратегию 2020 еще впереди. Она развернется на стадии реализации.

Европейской Комиссии скептические оценки островитян хорошо знакомы. Но Брюссель разворачивает полемику в другую сторону. Согласно отстаиваемой им позиции, не надо требовать от Стратегии несбыточного. Не нужно предъявлять к ней завышенные требования. Она объясняет, что и как надо делать. В этом ее сила. Она дает описание некоторого идеального варианта развития. Со всеми его недостатками, но и со всеми преимуществами. Это инструмент поощрения государств-членов, инструмент принуждения. Соответственно главное – его умело использовать.

Лиссабонская стратегия «не во всем оказалась успешной». Хотя что-то получилось. Например, либерализация телекоммуникационной сферы. В результате отрасль получила массированные финансовые вливания. Стратегия 2020 имеет гораздо лучшие стартовые позиции. ЕС стал более сплоченным. Единый рынок, по крайней мере, в отношении движения товаров, эффективно работает. Процедуры обкатаны. Предпосылки для формирования столь же эффективного рынка услуг имеются. Сложился широкий политический консенсус в поддержку неукоснительной реализации Стратегии.

По поводу же сомнений, высказываемых британским экспертным сообществом, Европейская Комиссия подготовила стандартный набор контраргументов. Стратегия 2020 исходит из того, что все страны ЕС разные. Она учитывает специфику каждого члена. Поэтому первым делом она нацелена на использование преимуществ единого рынка и его достройку. Тесно связана с наметками финансовых рамок на 2014 – 2020 годы. Хорошо увязана с решением вопросов внутренней безопасности: мягкой, энергетической, продовольственной. Она задает вектор. В том направлении, которое он указывает, ЕС и будет двигаться.

Если только удастся санировать финансовый сектор.

Влияние экономического кризиса на финансовый сектор

Экономический кризис начался в 2007 году. Но утверждать, что он закончился, было бы преждевременным, считают островитяне. Он продолжается. И сказывается на работе хозяйственного механизма ЕС в целом и Британии в частности самым болезненным образом.

Основная задача, которую финансовым структурам стран-членов и Европейскому центральному банку приходится решать последнее время, состоит в адаптации финансовой системы двадцати семи к изменившимся условиям. Главный императив – тесная координация. Чтобы ничего не делалось в одностороннем порядке, по отдельности, без учета требований синхронизации.

Но усилий лишь ЕС и его государств-членов сейчас уже недостаточно. Координация должна вестись на глобальном уровне. Частично это и происходит. Группа-20 взялась за согласование многих важных решений. Однако их ведь еще надо трансформировать в конкретные меры. ЕС берет на себя их трансформацию во внутреннее право Союза и тем самым во внутреннее право государств-членов. Тем самым гарантируется единообразие правоприменения в масштабах единого рынка.

Институционально единообразие и, соответственно, максимально возможная эффективность координации обеспечиваются новейшими финансовыми, регулятивными и контрольными структурами. Смысл их создания заключается в разработке целостной финансовой политики ЕС (в том числе в отношении банковской системы, страховых компаний и т.д.) и поощрении к ее скоординированной имплементации регуляторами всех стран-членов, включая совместную оценку рисков.

Британское министерство экономики и финансов, как правильнее было бы переводить часть правительства, известную у нас под названием министерства финансов (Трешари), не только представляет интересы своей страны, но зачастую выступает в качестве консультанта при подготовке политических и экономических решений, принимаемых на уровне ЕС. Хотя последнее время это делать несколько сложнее. К советам, идущим из Лондона, континентальная Европа относится еще более подозрительно, чем раньше, – мол, глобальный кризис был спровоцирован пороками именно англо-саксонской модели капитализма. К тому же Лондон остается вне зоны евро. Вследствие этого он не участвует в процедурах принятия решений, действие которых распространяется только на зону евро.

Правда, как считают профессионалы, вступать в нее англичанам было бы противопоказано. Лондон умело пользуется свободой рук. Девальвация фунта очень помогла справиться с экономическими трудностями и сохранить низкие процентные ставки по кредитам. Менять что-либо в этом отношении здесь не собираются.

Вместе с тем и пассивно наблюдать за кризисом зоны евро Лондон не может. Отсюда потребность в тесной координации с партнерами по ЕС. Ведь ЕС действительно оказался в крайне сложном положении. Зону евро надо спасать. В настоящее время это главный приоритет.

Внешние связи тоже важны. Но с их оптимизацией можно и подождать. Хотя сбрасывать их со счетов никто не собирается. Ни в Брюсселе, ни в Лондоне. И там, и там созданию благоприятных условий для доступа промышленной продукции и услуг, поставляемых национальными производителями, на рынки третьих стран, уделяется самое трепетное внимание.

Двусторонние соглашения о свободной торговле

Их заключение стало характерной особенностью эволюции мировой торговли в последние годы. Число таких соглашений стремительно нарастает. Естественно, что ЕС делает на них ставку. Они органично дополняют соглашения об ассоциации, стабилизации и ассоциации, общем экономическом пространстве, предоставлении преференций и т.д. или разрабатываются в их развитие.

ЕС имеет соглашения о свободной торговле с рядом государств Латинской Америки и почти всеми соседними малыми государствами. С широким кругом государств переговоры завершены и вскоре вступят в силу. С другими активно ведутся. В число последних входят страны, особенно важные для экономических и политических связей, поддерживаемых ЕС, такие, как Индия, Украина, Сингапур и т.д.

Вместе с тем, ЕС учитывает, что соглашения о свободной торговле в краткосрочной перспективе могут иметь отрицательный эффект. Они приносят безусловную пользу только в долгосрочной перспективе. К числу таких преимуществ относится, во-первых, формирование более широкого рынка, снижающего издержки производства.

Во-вторых, на более широком рынке конкуренция усиливается. В результате существенно возрастает мотивация к проведению инновационной политики на всех уровнях, повышению эффективности государственного аппарата и хозяйственного механизма, к осуществлению назревших и необходимых реформ.

И, наконец, в-третьих, соглашения о свободе торговли выгодны также тем, что усиливают переговорные позиции государств-участников в их взаимоотношениях с третьими странами. Боязнь остаться в изоляции, существенно переплачивать за доступ на внешние рынки заставляет их идти на уступки. Иногда весьма существенные.

ЕС, несмотря на все подвижки и относительное снижение его удельного веса в мировой торговле, по-прежнему занимает в ней лидирующие позиции, уверены по ту сторону Ла-Манша. Поэтому ЕС обладает колоссальной мягкой силой. К сожалению, конвертировать ее в политическое влияние ему не удается. В качестве ведущего мирового политического игрока ни Китаем, ни Россией, ни Соединенными Штатами Брюссель не воспринимается.

Однако в других отношениях проводимая им политика оказывается достаточно успешной. ЕС использует свою экономическую мощь для завоевания внешних рынков и обеспечения на них чуть ли не доминирующего положения.

С ее помощью Союз влияет на внутреннее развитие третьих стран и формирование благоприятного международного окружения. Он продвигает также вовне отстаиваемые им ценности и представления о наиболее приемлемом развитии планеты.

Но наиболее умелым и влиятельным стратегом ЕС остается в том, что касается торговых переговоров. Вследствие этого лучше всего у Брюсселя получается осуществлять нормативную экспансию.

В этих целях им умело используется обусловленность сотрудничества. Для восприятия третьими странами навязываемых ЕС правовых норм и подходов. Для поддержки ими отстаиваемых ЕС внешнеполитических и внешнеэкономических позиций. Ограничения эмиграции в ЕС и контроля над ней. Борьбы с организованной преступностью во всех возможных формах и проявлениях. Для перехода к построению устойчивой зеленой экономики.

ЕС является главным торговым партнером России. Поэтому он мог бы сыграть ключевую роль в поддержке взятого ею курса на модернизацию. Но для этого увеличения объема капиталовложений, идущих из ЕС, совершенно недостаточно. Речь ведь не идет о догоняющем развитии. Нужны также, как минимум, следующие ингредиенты.

1. Приток денег на биржу и привлечение средних и малых фирм к сотрудничеству. Предпосылки – коренное реформирование финансового сектора России с тем, чтобы он мог взять на себя финансирование экономического возрождения.

2. Поощрение конкуренции и создание необходимой конкурентной среды, в том числе в области государственных закупок.

3. Совершенствование системы образования. Налаживание связей между высшей школы и бизнесом.

4. Обеспечение мобильности рабочей силы, совершенствование ее качества, увеличение инвестиций в человеческий капитал.

5. Создание экономических и иных предпосылок для инноваций вместо призывов заниматься ими.

6. Превращение государственного аппарата в практического проводника модернизации, повышение его эффективности.

Поэтому взаимодействие России с ЕС должно быть соответствующим образом перестроено.

Но оно заработает только, если Россия сама будет решать задачи, вытекающие из модернизационной повестки.

Кроме того, вместо закупок в ЕС ширпотреба России надо переходить к приобретению оборудования, нужного для реиндустриализации и обустройства страны.

Парламентский угол

Казалось бы, все должно быть наоборот – парламентариям налаживать связи гораздо легче. Они работают в неформальном ключе. Они не так сильно связаны официальной позицией своего государства. Им проще находить компромиссы. Они следят за самыми разными сферами деятельности. Но как-то так складывается, что наладить нормальные деловые отношения между собой у депутатов Европарламента, национальных парламентов многих государств-членов и России никак не получается. Они находятся в ужасном состоянии. Повестка дня непонятна. Отдача минимальна. Вред очевиден. Наиболее резкая предвзятая деструктивная критика друг друга исходит от парламентских структур.

Почему? На этот вопрос даются путаные развернутые ответы. Вот в каком виде они раздаются из уст членов Палаты общин и Палаты лордов, в круг обязанностей которых входят контакты со своими партнерами из России.

Прежде всего, Россия не является демократической страной в том смысле, который вкладывает в этой понятие британский истеблишмент. Власть в стране узурпирована Кремлем и Белым домом. Отношение к правам человека, самому дорогому для сердца любого британца, наплевательское. Они систематически и повсеместно нарушаются. Российские олигархи отвратительны. Вообще совместная политика государств-членов в отношении Москвы была бы гораздо жестче, по крайней мере, на словах, если бы не Германия, интересы которой ощутимо сдвигаются на восток, и зависимость от поставок энергоносителей по магистральным трубопроводам.

В том, что последовательное взаимодействие с Россией подменяется как объективистской критикой, так и политиканством и критиканством, ничего экстраординарного нет. Политика двойных стандартов – обычное явление. Вернее, политика двойных стандартов – выдумки дилетантов. Просто при определенных обстоятельствах выгоднее говорить и делать так-то, при других – иначе. Как применительно к североирландским террористам, с которыми пришлось находить модус вивенди. Или талибам, с которыми воют после того, как сами же сначала вскормили, и т.д. Какую проблему ни возьми. Такова жизнь. И ничего в этом не изменишь.

Предъявлять претензии к России стало традицией. Хотя, во-первых, ни у кого нет сомнений в том, что и британцы не без греха. Ярчайшим подтверждением этого стала история с прослушиванием журналистами частных телефонных разговоров при попустительстве полиции, раскрученная летом 2011 года.

Общественность годами кормили сказками о нескольких изолированных случаях. Оказалось, что их число достигло 4 тысяч. Журналисты наиболее популярных новостных и глянцевых периодических изданий, в первую очередь из подконтрольных Руперту Мердоку, грешили этим на постоянной основе. Дело зашло очень далеко. Выяснилось даже, что журналисты использовали голос погибшей девочки, дабы выудить информацию у ее родителей. Прослушивались мобильники английских солдат, занятых в боевых действиях. Была предпринята попытка подключиться к каналам связи королевской семьи.

13 июля политический скандал достиг своего апогея. Выступая в Палате общин, премьер-министр заявил, что ограничиться полицейским расследованием отдельных случаев недостаточно. Прогнила вся система (взаимоотношений власти, СМИ и полиции). Поэтому нужны намного более масштабные действия по санации политической системы. Соответственно он дает мандат на пересмотр этических принципов работы британской прессы, на фактическую реформу полиции и осуществление более серьезных мер противодействия коррупции.

Хотя, во-вторых, Европейский Союз переживает не лучшие времена. Убежденности в том, что зону евро удастся спасти, нет. И Грецию-то никак вытащить не удается. А на горизонте маячит возможность дефолта и других средиземноморских стран. Причем, если ситуация в Италии пойдет по негативному сценарию, а Италия – не Греция, это третья крупнейшая экономика в Европе, никому мало не покажется.

Лиссабонский договор не оправдал возлагавшихся на него надежд. Выяснилось, что при его написании, как всегда поступают генералы, принимавшие участие в прошлых войнах, ориентировались на старые потребности, а не то, с чем ЕС столкнулся сейчас.

В сфере общей внешней политики и политики безопасности подвижки совершенно недостаточны. Демократизация ЕС похожа, скорее, на реставрирование фасадов. Большей вовлеченности в решение панъевропейских задач национальные парламентарии, во всяком случае, британские, не ощутили.

Эффективности у ЕС не прибавилось. В целом года два-три ему придется барахтаться в кризисе.

Хотя, в-третьих, как прекрасно отдают себе отчет британцы, многие проблемы, с которыми сталкивается современное британское общество, схожи с переживаемыми российским.

Население стареет. Адаптироваться к этому крайне сложно. В стране создается намного больше рабочих мест для иммигрантов и детей иммигрантов, нежели чем для своих. Молодежь теряет перспективу. Предложить ей хорошую надежную карьеру все труднее и труднее.

Система социального обеспечения в кризисе. Региональные различия углубляются. Государственные расходы приходится урезать. В условиях продолжающейся рецессии и общего ухудшения экономического и инвестиционного климата под влиянием кризиса суверенных долгов это имеет тяжелейшие последствия.

Однако дальше этого понимания британские парламентарии не идут. Вывод о том, что для их решения необходимо тесное сотрудничество, не делается. И, главное, не будет делаться.

Негативное восприятие России общественным мнением является колоссальным, фактически непреодолимым ограничителем. Ни исполнительная власть, ни парламентарии против общественного мнения никогда не пойдут.

Радикальное улучшение российско-британских отношений не может быть элитарным проектом. Такой проект нуждается в массовой поддержке. Ее надо обеспечить. В качестве предварительного условия. Если общественное мнение удастся перетянуть на сторону России, абсолютно все станет возможным.

Как? У британцев на этот вопрос тоже есть заранее заготовленный ответ. Ключ к развороту общественного мнения – в ином освещении российской внутренней и внешней политики мировыми и местными СМИ.

С ними нужно работаться совершенно иначе, нежели сейчас. Надо, чтобы в поддержку углубления отношений с Россией, превращения их в действительно партнерские, дружеские, союзнические, выступили журналистское сообщество, популярные писатели, актеры, комментаторы. Важно, чтобы во главе кампании оказались настоящие властители душ, лица, к словам которых все прислушиваются.

Второй рецепт состоит в том, чтобы отобрать несколько максимально выигрышных направлений политики, на которых Россия и Запад действуют сообща, или проблем, для решения которых Запад кровно заинтересован в помощи со стороны России, и превратить то, что делается Кремлем, в ядро пропагандистско-разъяснительной кампании. Выбор очевиден – Афганистан. Британия, США, НАТО проигрывают войну. Им крайне важно отыскать пути стабилизации ситуации в регионе, пути политического урегулирования, чтобы выйти из нее, не потеряв лица.

Россия может им помочь в этом. У нее все козыри на руках. Но просто позволять снабжать натовские войска в Афганистане, действовать сообща против наркобаронов, передавать разведданные, поставлять необходимое оружие и военное оборудование, совершенно недостаточно. Нужно научиться все это «продавать» западному общественному мнению. Умело. По-современному. Чтобы оно знало. Уважало. Ценило. Отвечало взаимностью.

Вот таких общих проблем следовало бы отобрать несколько. И дать по ним громкие резонансные предложения. Скажем, провести по Афганистану новую многостороннюю конференцию. Зазвать на нее Китай и Иран, что американцы и британцы себе позволить не могут. Предыдущая провалилась. Но тогда ситуация была другая. Администрация Буша-младшего на что-то надеялась. Нынешняя – нет.

Конечно, приведенные соображения, обсуждавшиеся с британской профессурой и чиновничеством, мозаичны. Но, хотелось бы надеяться, помогают лучше понять, как Великобритания ощущает себя в ЕС и воспринимает отношения с нашей страной.

Бирмингем-Лондон-Москва

№7-8(57), 2011

№7–8(57), 2011