Другое пришествие


Цикл «Мондорф»

… Они, не задумываясь, следовали маршрутом, прокладываемым навигатором. До цели оставалось совсем немного, когда он неожиданно предложил свернуть с торной дороги. Та, по которой они поехали, больше походила на прогулочную аллею. Но они слишком привыкли доверять навигатору.

А потом разворачиваться было уже поздно. Тротуар отгородила от проезжей части затейливая чугунная решетка и сторожевые башни фонарей. Проезжая часть сделалась совсем узкой, всего на одну машину. Спереди и сзади стеной встала разношерстная фланирующая публика.

Однако они совсем переполошились, лишь когда плитка под колесами превратилась в широкие пологие ступени, увлекающие их за собой куда-то вниз. В туманную, промозглую, пугающую неизвестность. Они хотели было остановиться, оглядеться, расспросить прохожих. Увы, у них ничего не получилось. Каким-то непонятным, необъяснимым образом двери оказались заблокированными, а тормоз отказался слушаться, как и коробка передач.

Еще мгновение – и у них волосы на голове встали дыбом: ступени круто устремились к пучине. Холодной. Неприветливой. Поблескивающей сталью. Перед ними властно, дерзко, пренебрежительно простирались безбрежные воды Мирового океана. Он слал к ступеням пенящиеся валы, веселые, игривые, насмехающиеся, как бы приглашая устремиться в них и отдаться на волю волн.

Ступени плавно переходили в мост, уходящий в бесконечную даль. Легкий. Ажурный. Фантастический. Как будто висящий в воздухе. Мост давал надежду. Они вздохнули с облегчением. У них по взаправдашнему груз с плеч упал…

И тут посреди выезда на мост они увидели пышный каменный фонтан в форме бригантины, повернутый к ним носом, с бронзовой фигурой Нептуна, нависающей над ним. Узенькие пешеходные дорожки обтекали его с двух сторон. На машине по ним было не проехать.

Ступени заканчивались. Мост, бригантина, Нептун стремительно приближались. Катящаяся вниз машина все прибавляла скорость. Это был конец. Страшный. Неминуемый. Неотвратимый.

«А-а-а-а!» – невольно вырвался у них утробный животный вопль. Времени даже на то, чтобы перед глазами за несколько секунд прокрутилась вся прошлая жизнь, не оставалось. Они в ужасе зажмурили глаза…

Однако машина вдруг развернула несуществующие крылья, взмыла в воздух и легко, играючи, перенесла их на мост. Они моментально выскочили из нее. Им нужно было прийти в себя. Перевести дух. Преклонить колени.

Когда они подняли глаза, ее уже не было – она растаяла в воздухе, как будто и не существовала. Перед ними простирался путь. Долгий. Вечный. Предначертанный.

Они расправили плечи и с благодарностью пошли по нему. Надеясь – впереди Земля обетованная.

(Из Мондорфского фольклора. Собрано по кусочкам в Мондорфском музее первых дней авиации).

* * *

Европа всегда была краем магии. Может, поэтому ей удалось так рвануть, по сравнению с другими. Во всех отношениях. Знаний. Достатка. Обустройства сладкой жизни.

А потом магия из нее ушла. Полностью. Решительно и бесповоротно. Вместе с ней ощущение чуда. Исчезло что-то, что делало ее такой манящей и притягательной. Поднимало над обыденностью и серостью. Придавало крылья.

Неужели – безвозвратно? Или все же осталась хоть какая-то толика надежды…

* * *

Его никто не любил. Никто и никогда. Наверное, поэтому он с таким удовольствием работал в коллекторском агентстве. В его функции входило выбивать деньги из должников. И ничего больше. Не упрашивать, утешать, входить в положение, уговаривать, а только выбивать. Зато он предавался этому занятию с упоением.

Его жертвы паниковали. Пытались откупиться или разжалобить. Стенали. Рыдали. Ползали на коленях. Заклинали всеми святыми. Но он оставался неподкупным и разжимал стальную хватку только тогда, когда получал все сполна. Единственное исключение – он давал небольшую поблажку хорошеньким женщинам: позволял им отсрочку платежа на месяц или два. Да и то, переспав с ними, сокращал ее до нескольких недель или даже дней. Видеть выражение их лиц после этого доставляло ему особое, ни с чем не сравнимое эротическое наслаждение.

Все его утехи, забавы и развлечения с должниками закончились, однако, очень резко. Как отрезало. Он едва вышел из дверей хорошо упакованной квартиры после очередной из побед, одержанной им не без блеска над ее умопомрачительной обладательницей, которая особенно долго и затейливо сопротивлялась. Вывалился истомленный и расслабленный.

И тут его словно обухом по голове ударило. На лестничной площадке перед ним стоял монах в скорбной, ночного цвета сутане с глубоко накинутым на голову капюшоном. Правда, может быть, и не монах – хотя, кто еще сподобился бы ходить по городу в таком наряде.

Лица из-под капюшона не было видно. Даже подобия лица. Или намека на него. Из струящегося марева выглядывали лишь глаза – два уголька, мерцающие в темноте. Два факела пламени, опаляющие все вокруг. Два сгустка энергии, прожигающие насквозь разум. Сердце. Душу. Все понимающие. Безжалостные. Карающие.

В них читались такие адские муки, уготованные ему, такие боль, презрение, гадливость, что в нем все перевернулось. Кто он, и что он на этом свете, насколько низок, омерзителен и грязен, открылось ему в прозрении со столь убийственной полнотой, что он от жалости к самому себе и страха перед тем, что его ждет, потерял сознание. Он умер…

И сразу же воскрес вновь. Но совсем другим. От и до. Иным на генетическом уровне. Как будто отсвет того света, который ему открылся, навсегда остался в нем и с ним. А мерцающие всполохи пламени заставили жить, чувствовать, вести себя так, как он до этого даже и не помышлял. Не знал. Не понимал. Не мог.

Только воспользоваться дарованным откровением ему так и не удалось. Второй жизни у него не получилось. Он слишком быстро сгинул – его потасканное сердце не выдержало перенапряжения, вызванного перенесенным очищением и следованием новым канонам.

Но уходя, он твердо знал, что его сын, которому через несколько месяцев еще только предстояло родиться, сможет ее прожить за него. Все, что для этого нужно, у сына было в крови. Никакого другого наследия он ему не оставил. Однако те способности, которые незаслуженно получил в дар и передал ему, стоили тысячи состояний.

… Видий родился «белой вороной». Никто об этом не догадывался. Никто даже не мог предположить. Знал, понимал, чувствовал только он сам. И у него хватило выдержки и сообразительности сберечь это знание в полной тайне. Абсолютной. До поры до времени. До какого именно, значения не имело. Ведь когда-нибудь в его жизни, подхваченной из холодеющих рук отца, обязательно должны были произойти еще встреча, а может быть и не одна, с теми, кто привык носить темные сутаны почти антрацитового цвета с глубоко надвинутыми на отсутствующие лица капюшонами.

Быть «белой вороной» тяжело. Вести себя как «белая ворона», не допускать ни одного слова, ни одного поступка, которые могли бы замарать чистенькие белые перышки, намного сложнее. Особенно когда все вокруг брызгают ядовитой слюной, кусаются, толкаются, норовят тобою позавтракать.

С рождения Видий кожей чувствовал, кто перед ним. С кем он имеет дело. С кем приходится делить квадратные метры клетки-вольера маленького или чуть более масштабного зверинца, называемого многоквартирным домом. Школой. Работой. Городом. То, что он видел повсюду, вернее, то, кого он видел, приводили его в ужас и в уныние одновременно.

Его окружали орды орков. Безмозглых. Кровожадных. Для которых не существовало ничего святого. Они беззастенчиво топтали мелкую человеческую живность, копошащуюся у них под ногами, с хрустом и чавканьем наступая на червей и тараканов. Землю толстым слоем покрывали тучи саранчи, не оставлявшие после себя ни зеленой травинки, ни колоска. Ноги обвивали клубки змей. Вперемешку кобр, гадюк и удавов. Мимо в поисках падали сновали шакалы и гиены. Изредка к ним по-свойски присоединялись коршуны-стервятники. Стаи волков пасли безбрежные стада коз, коров и баранов, время от времени раздирая доверившихся им и лакомясь легкой добычей на глазах у всех, безразлично взирающих на вакханалию. Как будто это их не касается. В порядке вещей. Вообще поделом.

Встречались, конечно, благородные животные, сильные, стойкие, аристократичные – соколы и ястребы, пантеры и гепарды, лани и антилопы. И в большом количестве. Но они были сами по себе. Старались с толпой не смешиваться. Держались особняком. Погоды не делали. Те же, кто их мог собрать, сплотить, об этом, видимо, не задумывались. Главенство над орками и гиенами, обладание тучными полями, пожираемыми саранчой, и безбрежными стадами под началом волчатины их вполне устраивало.

Видию пришлось нелегко, еще когда он был младенцем, затем подростком. Надо было выработать привычку не бояться змей и стервятников. Не вскрикивать. Не бросаться в сторону. Не только делать вид, но и славно ладить, и, по возможности, заводить добрые, дружеские отношения. Научиться достойно постоять за себя, когда у него пытались отобрать игрушки, ссадить с качелей, на которых он только устроился, да и просто пихнуть или оттолкнуть, не доводя дело до драки. Из любой он вышел бы победителем, но у зверья вокруг сразу же возникли бы подозрения, за счет чего.

Обрести умение, когда уступить, разыграв сценку про благородного рыцаря, бессеребренника, или какую другую. Когда настоять на своем. Чтобы не заработать славу слабака и слюнтяя. Не дать повод собой помыкать. Убедить всех – и звериную детвору и их родителей, гувернанток, телохранителей – в том, что все зависит только от его доброй воли и хорошего расположения.

Особенно стрёмно и неприятно было уступать чуть позже, когда однокашники ухлестывали за девчонками, к которым он испытывал невольную симпатию, или когда еще подрос, прикидываться, будто вступать в борьбу за них – ниже его достоинства. Будущие президенты не поднимают перчатку, брошенную им заведомо недостойным соперником.

Ведь девчонки выстраивались в очередь, стремясь посидеть с ним за одной партой или дождаться, когда он их проводит до дому. Временами, чтобы не обидеть, тем более, что ему было все равно, он устраивал между ними нечто вроде ротации. Это в принципе их устраивало, поскольку свидетельствовало о том, что сердце у него не занято.

Он же и не пытался им объяснить, что не может ни в кого влюбиться, поскольку насквозь видит все их лисьи повадки. Рысье кокетство. Пингвинячью бесцеремонность. Хомячьи инстинкты. Собачий оскал. Три ряда акульих зубов. Ни при каких обстоятельствах. Это исключено.

Тем не менее, несколько раз ему приходилось выходить на поединок за правду, честь и достоинство в виду того, что других вариантов не оставалось. Последствия оказывались катастрофическими. Все с таким трудом выстроенные им отношения, трепетно лелеемые, унавоженные, пропалываемые, рушились в одночасье.

Поэтому он приложил все усилия, тренировался изо дня в день, работал на износ, загоняя себя в конец, лишь бы развить способности, унаследованные от отца. Лишь бы научиться подчинять своей воле человеческую психику. Любую. И самую беспомощную. И самую зловредную. Мягко. Незаметно. Безошибочно.

Природа отблагодарила его за упорство. К тому же дар, полученный в наследство, сильно помог. У него получилось.

Все его ультрадипломатические навыки остались при нем. Но ему теперь не обязательно было полагаться только на них. Ему не надо было ежесекундно ломать себя, наступая на горло собственной песне. В его власти отныне было менять настроения людей – заставляя их успокоиться или, если обстоятельства того требовали, вгоняя в экзальтацию. Жизненные установки – в любом диапазоне от стяжательства до альтруизма небесной голубизны. От необузданной воинственности до тихого пацифизма. От экстремизма и всего прочего радикального до не знающего границ интернационализма. Настроения – как угодно, лишь бы это происходило плавно и как бы естественным образом.

Однако он не был бы «белой вороной», если бы четко не установил для себя, так уверенно возмужавшего, добывшего неограниченную власть над психикой людей и горделивую силу управлять ими, совершенно железные правила, они же ограничения, которыми должен был руководствоваться всегда и во всем.

Правило первое – использовать свои способности только во благо. Или во имя любви. В чем оно состоит, его интуиция «белой вороны» подсказывала ему безошибочно. Тем более подкрепленная знанием звериного начала людей. Умением видеть их насквозь.

Второе – прибегать к своим способностям только в крайнем случае. Когда нет другого выхода. Когда это безусловно необходимо.

Третье – не использовать их для себя, если только это не предписывается необходимостью или стремлением следовать первым двум принципам.

На самом деле последнее правило Видий включил в перечень постулатов, скорее, для проформы. Оно изначально впечаталось в его ДНК. Сделалось внутренним императивом. Превратилось в образ жизни, когда никакой другой не нужен и невозможен.

К тому же ему и не требовалось больше прибегать к своим способностям. Видимо, от него исходили какие-то волны. Или все на уровне инстинкта ощущали его ауру. А, может, это его внутренняя сила и убежденность производили на всех такое неизгладимое впечатление. Хотя, не исключено, просто срабатывало источаемое им море обаяния. Или все вместе. Но у него теперь увлекать, подчинять и убеждать получалось как бы само собой. Без видимых усилий с его стороны.

Он занял достойное независимое место в обществе. Возглавил какое-то престижное альтруистическое заведение. Превратил его в непререкаемый моральный авторитет, к прогнозам которого люди стали относиться как к словам оракула. С ним считались. К его мнению прислушивались. Несмотря на то, что он держался подальше от всех политических партий и движений. И своей равноудаленностью и незамешанностью многим путал все карты.

С деньгами он тоже не испытывал проблем. Они требовались ему лишь в качестве инструмента. Он довольствовался тем, что было строго необходимым. Оставляя зверью перегрызать друг другу глотку в служении золотому тельцу.

И все же что-то очень важное, принципиально, бесконечно важное оставалось не для него. Вне его досягаемости. Безразличным к обретенной им власти над окружающими и его способностям – он чувствовал себя бесконечно одиноким. Несчастным. Брошенным.

Порой сердце с такой силой сжималось от тоски, что ему хотелось выть. Без остановки. Забыв обо всем на свете. Крушить все вокруг. Предавать огню и мечу. Но он знал, что облегчение это не принесет. Станет только хуже.

Его исстрадавшееся сердце жаждало любви. Все его существо горело желанием любви. Ему так хотелось ласки и тепла. Чтобы кто-то был рядом. Кому он мог бы отдаться душой и телом. Подчиняться и уступать легко и беззаботно. Кого он бы мог боготворить. Бесконечно и самозабвенно.

Эту пустоту в своем сердце ему ничем не удавалось заполнить. Как ни старался. Ни тренировками, которые он ни на день не прерывал. Ни активностью во всех тех сферах, которые наполняли его существование. Ни тяжелейшими физическими нагрузками, которые он себе предписывал.

Что-то надо было делать. Так больше продолжаться не могло. Он должен был что-нибудь придумать. Но что именно, ему не приходило в голову. Его сон сделался прерывистым и беспокойным. Он вскакивал. Бродил по комнате. Выходил на лоджию освежиться и полюбоваться звездами. Изводил себя все больше и больше.

Однажды ночью в разгар его метаний у него в комнате появились три колеблющиеся фигуры. Они были в темных сутанах с глубоко надвинутыми капюшонами, из-под которых струился ровный согревающий душу свет. Видий без труда узнал их. Хотя нежданные гости несколько отличались от образа, воспоминания о котором сохранились в его крови.

«Мы друзья, – сказали они. – Мы такие же, как ты. Зови нас странниками. Мы пришли помочь тебе. Нам не безразлична твоя судьба. У тебя великое предназначение. Ты же растрачиваешь себя впустую. Мы нашли ту, которая тебе нужна. Только пожелай, и мы покажем ее тебе. Мы ничего не требуем взамен. Это лишь часть уговора. Показать?»

«Нет, – резко и решительно ответил Видий. – Я признателен вам за участие. Я ждал вашего прихода. Знал, что мы увидимся. Не обижайтесь. Но это моя судьба. Власти над ней я никому не отдам. Тем более, ночным сновидениям».

«Да, это твоя судьба, – подхватили странники. – Мы и не ждали от тебя другого. Мы заранее договорились между собой, что с уважением отнесемся к твоему выбору. Только помни: твои страдания – это и наши страдания. Твои заботы – также и наши заботы. Твоя судьба – часть нашей общей судьбы».

С этими словами фигуры растаяли. Как будто их никогда и не было. Чтобы снять наваждение, немного успокоиться и прийти в себя, Видий забрался под теплый душ. Вышел из него отдохнувшим, с прояснившейся головой и четким пониманием того, что его избранница где-то должна существовать. Ее только нужно найти. Для этого представить ее себе. Четко-четко. Во всех деталях. Потянуться к ней, его Галатее, всей душой. И включить поиск.

Утром Видий первым делом заскочил на рынок, взял охапку свежайших роскошных темно-бордовых роз и помчался навстречу своей судьбе. Его избранница оказалась точь-в-точь такой, о какой он мечтал. Она полностью совпадала с тем образом, который он создал в своем сердце. Но только внешне.

Кто она, он, к своему удивлению, не смог прочитать. Ее внутренний мир был для него закрыт. Полностью. Наглухо. Он с этим ничего не мог поделать. Единственное, что он почувствовал, – к звериному племени она не имела никакого отношения. Ему этого было достаточно. Жажда любви сыграла с ним обычную шутку – он влюбился без памяти. Всеми фибрами. Всем своим существом. Чтобы ее завоевать, он был готов на все. Любые подвиги. Глупости. Безумства.

Ника, так звали девушку, благосклонно, без комплексов, приняла его ухаживания. Она с удовольствием ходила с ним в кино и на театральные премьеры. Любила творческие диспуты. Охотно бродила по аллеям тенистых парков. Не чуралась скромных светских раутов. Сносно играла в большой теннис. Но категорически избегала всего того, что дало бы Видию повод внести в их дружеские отношения даже намек на интимность.

Прошло сравнительно много времени. Ничего не менялось, хотя теперь они, вроде бы, знали друг друга от «а» до «я». Видий терялся в догадках. Удесятерял ухаживания. Придумывал самые невероятные ситуации, в которые они то и дело попадали. Ничего не срабатывало. Отношения их оставались столь же ровными и возвышенными, как в самом начале.

«Я полный осёл, – пришел в конце концов к неутешительному выводу совсем измучившийся Видий. – Ника ведь не знает, кто я. Даже ей я не вправе доверить свою тайну. Она уверена, что я парень из соседнего двора, который случайно увидел ее и воспылал чувством. Таких тысячи. Однако то, что я не могу открыться ей прямо, не означает, что мне запрещено сделать это косвенно, превратившись, желательно как можно скорее, в какую-нибудь знаменитость. Надо только придумать, в какую».

Но выбор был не так велик. Лезть в шоу-бизнес, где хозяйничало зверье именно того замеса, которое он терпел меньше всего, Видию не хотелось. К тому же его не тянули ни сцена. Ни подмостки. Ни завывания разнузданной толпы. А играть кого-то другого ему в прежней жизни приходилось так много, что этот путь он сразу для себя отмел.

Подаваться в писатели, естественно великие, всемирно известные, ему не хотелось по другой причине. Детективы, фантастику, любовные романы и биографическое вранье он на дух не переносил. Это с одной стороны. С другой – всю жизнь он оттачивал уменье излагать свои мысли буквально несколькими фразами. Передавать ими суть события или явления. Избегать занудливых, никому не нужных описаний. Выверять каждое слово. Не допускать ни малейшего искажения фактов или приукрашивания действительности. Разворачивать все в обратную сторону ему по понятным причинам не хотелось.

Большой спорт, вроде, тоже был для него заказан. По-настоящему раскрученными в общественном сознании были только игровые, коллективные виды типа футбола, баскетбола или хоккея. Может быть, еще регби и пара-тройка других. Соответственно для успеха сначала надо было создать команду, выучить ее, вырастить, вывести в высшую лигу. На это требовалось слишком много времени. Да и откуда брать необходимый человеческий материал, тоже надо было придумать.

Оставалась, пожалуй, только одна возможность – шахматы. Бокс он сразу отмел. «Белые вороны» и бокс – вещи несовместные, если слегка перефразировать Александра Сергеевича. Шахматы же – аристократы спорта. Интеллектуальная вершина. Олимп. Легенда. В шахматах все зависит только от тебя самого. Это ему подходит. Они сродни его природе. По такой стезе ему легко и естественно будет идти. Ну, вот и славненько. Надо только засучить рукава и браться за дело.

Приняв решение, Видий назначил серию совещаний и встреч у себя в офисе. Следовало подвести итоги ряду проектов, за которые он отвечал. Утвердить давно вынашивавшиеся планы. Привести хозяйство в порядок. Перераспределить обязанности. Раздать поручения.

Каково же было его удивление, когда в своем кабинете он обнаружил когда-то уже привидевшуюся ему группу фигур в темных сутанах с глубоко надвинутыми капюшонами. Только сейчас в их реальности трудно было усомниться.

«Мы поддерживаем твой выбор, – сказали странники. – Он нам импонирует. Созвучен всему, что есть в тебе. Органичен. Мы хотели бы тебе помочь в кратчайшие сроки завоевать Олимп. У нас уже приготовлено все необходимое. Как только ты дашь отмашку…»

«Не дам, – мягко прервал Видий странников. – Не обессудьте. Я тронут вашей заботой. Признателен и благодарен. Но завоевать Нику обязан только сам. Иначе будет нечестно. Нарушит установленные мною же правила».

«Мы уважаем твой выбор», – хором, как на репетиции, продекламировали странники и растаяли в воздухе, оставив Видия сомневаться, разговаривал ли он с ними наяву, или ему опять все привиделось.

Шахматы Видий любил с детства. Увлекался ими. Играл на уровне второго разряда. Может быть, даже первого. Интуитивно выстраивал беспроигрышные замысловатые комбинации. Так что ему не надо было начинать с чистого листа. Тем более учитывая к тому же его новые недюжинные способности.

Короче, он быстро восстановил в памяти все дебюты и эндшпили. Проштудировал пару сотен или около того лучших партий века. Познакомился с наследием и опытом самых знаменитых и даровитых гроссмейстеров. Засел со спарринг-партнерами в Интернете, воспользовавшись самыми новыми экзотическими программами. Научился играть сразу на 40-60 досках. Стал легко и быстро обыгрывать самые быстродействующие компьютеры с неограниченной памятью. После чего решил, что готов к испытаниям.

Все остальное было делом техники продвижения по лестнице успеха. Он мотался по всему свету с бешеной скоростью. Выигрывал один турнир за другим. Вопреки неповоротливости бюрократической машины и консервативным правилам, которые он умело, со знанием дела подкорректировал, Видий быстро получил звание международного мастера. Затем гроссмейстера. Вошел в рейтинг первых ста. Пятидесяти. Десяти.

Его рвали на части. Всюду приглашали. Самые ассы считали для себя за честь сразиться с ним. И когда он в отдельных встречах обыграл всех их, допустили в финальную пульку тех, кто борется за шахматную корону. Видий выиграл все, какие есть. Он стал чемпионом мира. Великим. Почитаемым. Вошел в историю.

Но на Нику его подвиги не произвели того впечатления, на которое он рассчитывал. Да, она прыгала от восторга. Хлопала в ладоши. Покрывала его поцелуями. Однако лишь как своего братика, милого, родного ей человека. Чего Видию было, конечно же, мало.

«Ага, – сообразил он. – Шахматисты они же бессеребренники. Деньги не сыплются на них как из рога изобилия. Наверняка, Ника хочет защищенных тылов. Чтобы не думать о завтрашнем дне. Чтобы достаток был ощутим, и наши будущие дети имели в избытке все то, чего, как она думает, был лишен я. Ладно, сделаем. Это не сложнее, чем стать чемпионом мира. К тому же во всех номинациях».

Финансовые империи на пустом месте не рождаются. Видию надо было придумать такой план, объединить вокруг себя такие состояния и таких бизнесменов, которые бы обеспечили успех. Могли действовать слаженно. Уверенно. Профессионально. То, что они отдадут ему роль лидера, мыслительного центра, исполнительного директора, подразумевалось само собой. Собрав всех у себя в офисе, теперь уже в ореоле великого, пускай и в другой области, предстояло разработать план кампании.

Каково же было его удивление, когда у себя в офисе он вновь, прежде всех остальных, застал группу знакомых ему фигур в темных сутанах с глубоко надвинутыми капюшонами. «Посмотри, – сказали они, – на столе купчие на твое имя, акции, приобретенные нами долговые обязательства с солидным обеспечением, документы о регистрации на твое имя старт-апов в самых разных областях, чековые книжки, счета в самых солидных банках. Всего где-то на полтора миллиарда «зеленых». В общем все, что нужно. Мы обо всем позаботились. Есть и первоначальный капитал, и с чем развернуться».

Видий присел на ручку кресла, широко улыбнулся и со всей искренностью, на которую был способен, стал благодарить странников. «Спасибо, други, – обратился он к ним. – Как хорошо, что вы у меня есть. И у вас есть все, что мне нужно. Это просто здорово. Замечательно. Сказочно.

Однако имеется целый ряд «но», которые я попытаюсь сейчас с вами обсудить. Важны не сами деньги. У меня должна быть кристально чистая репутация, без единой червоточинки, и абсолютно прозрачная кредитная история. Я должен иметь возможность отчитаться за любую копейку, когда бы и от кого бы я ее ни получил. Это «маст». Иначе все коту под хвост.

К тому же я не могу принять от вас деньги и по другой причине. Мой блистательный спурт в шахматах дал очень многое людям. Я об этом позаботился. Приобщив медийное сообщество. Включив во все контракты соответствующие положения о популяризации игры и содействии детским, юношеским, любительским клубам. Продвижении шахмат в новые страны. Создании Интернет-порталов. Предоставлении грантов талантливой молодежи. Проведя сотни, тысячи показательных выступлений на бесчисленном количестве досок. Произошел взлет интереса к шахматам. Очень многих новое увлечение спасло от влияния улицы. Молодежных банд. Религиозных сект. Лап наркоманов. Все в полном соответствии с предписанными мною себе правилами.

Но главное даже не это. Завоевать сердце возлюбленной я должен только сам. Иного не дано. Еще раз хочу сказать, насколько я вам признателен за внимание и поддержку, но деньги от вас в какой бы то ни было форме ни в коем случае не могу принять. Не взыщите».

Если бы под низко надвинутыми капюшонами прятались лица, Видий различил бы на них улыбку. Но он все равно почувствовал эмоционально легкое пожатие руки и пожелание успехов. Первыми исчезли финансовые бумаги на столе. Затем растаяли фигуры. Но в кабинете еще долгое время сохранялся аромат благожелательности и доброго подбадривания.

Для создания инвестиционного фонда, который должен был встать вровень с крупнейшими компаниями, банками и другими финансовыми корпорациями Китая, США, Японии и Германии, Видий и собранные им представители деловых кланов решили использовать схему, до этого уже удачно опробованную китайским королем электронной торговли, фирмой «Али-Баба». Придав своей операции только еще больший размах.

Параллельно они запустили сразу несколько перспективных проектов, востребованных временем, на которые имелся особенно высокий спрос. Первый, само собой, – создание всеохватывающей системы электронной торговли всем, что только мог предложить рынок – от ажурных, суперобольстительных колготок до последнего поколения «Боингов» и «Аэробусов». Доставку, оплату и, особенно, поисковую систему они сделали еще более удобной, чем у конкурентов. Способной в режиме голосового общения, обеспечиваемого самыми технологичными интеллектуальными системами, которых пока ни у кого больше не было, расспрашивать о пожеланиях покупателей, подсказывать им самые подходящие решения, сопоставлять изделия, выпускаемые разными фирмами. Такой интерфейс вызывал восторг как у консервативно настроенных покупателей, так и самих продвинутых тинэйджеров. Так что дело пошло просто здорово. За очень короткий промежуток времени их система завоевала прочнейшие позиции на рынке. Потеснила конкурентов. Привлекла более полутора миллиарда клиентов.

Второй проект состоял в продвижении на рынок Интернет-услуг и доступа к информации нового поисковика, который мог бы потягаться с порядком поднадоевшим всем «Гуглом». Не мудрствуя лукаво, они назвали его «Видием». Радикальное преимущество «Видия», по сравнению с другими поисковиками, заключалось в том, что он позволял, задав несколько дополнительных вопросов, найти именно то, что человеку нужно. А не миллионы бессмысленных, бестолковых линков. К тому же на абсолютно любом языке. Если же человек на самом деле не очень понимал, что же он в действительности ищет, помогал сформулировать запрос, разобраться в том, зачем и ради чего ему потребовалась искомая информация.

И этот проект попал в десятку. Их поисковик приобрел сказочную популярность. Вскоре про все остальное забыли. Только против Видия церберы добросовестной конкуренции США и ЕС запустили антимонопольные расследования, как всегда пытаясь заставить обвиняемого поделиться частью успеха с менее удачливыми участниками рынка. Это вполне могло послужить дополнительной рекламой. Добавить бесплатной – было бы преувеличением. Что еще важнее – признанием успеха. Бесспорным. Официальным. В отношении которого все сразу всё поняли.

Благодаря третьему проекту они привлекли на свою сторону племя электронных игроков. А поскольку отложить в сторону дневные заботы и насладиться игрой любят все прямоходящие, прямоотлынивающие и прямомыслящие, можно представить, какую колоссальную аудиторию им удалось зацепить. Они наладили производство игровых консолей и компьютерных программ нового поколения, делающих эффект присутствия почти тотальным.

Еще два-три старт-апа тоже очень хорошо пошли. Однако они получились несколько более специальными, рассчитанными на сравнительно узкую нишу. Первые же три включили в разряд клиентов и пользователей чуть ли не всех обитателей планеты.

Дальнейшее хрестоматийно. Они разослали всем им извещение о создании инвестиционного фонда солидарности, который будет помогать любому из них запустить свое дело, справиться с временными трудностями, позаботиться о здоровье и образовании детей и т.д., и предложили перевести в него остатки со счетов, которые они открыли, или просто внести посильную сумму. Каждый из клиентов и пользователей перевел или внес в среднем от нескольких сот до тысячи «зеленых». С учетом их числа получилось под триллион. Огромная цифра. Феноменальная. После размещения акций инвестфонда на крупнейших биржах и стремительного роста котировок его стоимость и возможности привлечения заемных средств выросли на порядок. Естественно, что все рейтинговые агентства сразу же присудили ему «трипл А» и своей оценки больше не меняли. Столь сокрушительного успеха история финансового мира еще не знала.

Однако в поведении Ники ничего не изменилось. Она по-прежнему очень радовалась за него. С удовольствием проводила с ним время. Тем не менее к себе не подпускала.

«Ну что же, – сказал себе Видий, – надо использовать последний из вариантов завоевания женщины, перед которым ни одной из них не удавалось устоять. Придется брать в свои руки политическую власть. На носу как раз президентская кампания. Включиться в гонку еще не поздно. Это как раз то, что нужно».

Теперь надо было в его офисе создавать избирательный штаб. Само собой, первыми в нем появились фигуры в темных сутанах с глубоко надвинутыми на отсутствующие лица капюшонами. «Послушай, Видий, – сказали странники. – Все необходимое для победы у тебя уже есть: популярность, деньги, безупречная репутация. Но и противники не лыком шиты. Мы из многих сделали национальных лидеров. Предлагаем тебе помощь. Можешь на нас положиться. Тогда успех тебе будет гарантирован.

Хорошо, не отвечай. Мы в твоем сердце уже прочитали, что последует. Ты жаждешь переделать мир. Перекроить его таким образом, чтобы похожие на тебя перестали быть «белыми воронами». Договоримся так. Сначала стань президентом. Потом мы вернемся к этому разговору». Странники исчезли. Они растаяли. Но Видий еще долго вслушивался в их голоса, продолжающие звучать в его голове.

Странники были правы. Для победы у Видия в основном все уже было: и прочные тылы, и очень хорошие стартовые позиции. Однако он все равно тщательно поработал над созданием избирательного штаба. Как и все, за что он принимался, штаб получился у него мощным. Умелым. Профессиональным. Эффективным. Внушающим уважение.

С опорой на него Видий разработал политическую программу, которая не могла не импонировать избирателям. Она была очень короткой, чтобы все желающие могли с ней ознакомиться. Давала ответ на главные вопросы, которые мучили общество. Обещала каждой группе населения то, что она жаждала: снижение налогов; гарантированные образование, социальное сплочение, медицинскую помощь и надежную пенсионную систему; инвестиции в человеческий капитал, инфраструктуру, новую экономику, будущее; рост занятости, зарплат и выплат; солидарность, открывающую перспективу покончить с внутренней и внешней бедностью и конфликтами; придание государственной махине и политике человеческого лица, гуманизацию общества.

В его кампании были все требуемые временем ингредиенты: обаятельная личность кандидата; пример личного успеха; отлично составленная внепартийная, даже лучше – надпартийная политическая программа; всепроникающее медийное покрытие; потрясающая динамика его личных встреч с избирателями, когда он почти одновременно появлялся в тысячах мест и всюду производил на людей впечатление своего, того, которому можно довериться, на которого можно положиться.

Не забыл Видий и о столь же «милом» его сердцу шоу-бизнесе. Тот встал полностью на его сторону. Все лучшие музыканты, кинорежиссеры, актеры, продюсеры превратились в его фанатов. Политические комментаторы и наиболее популярные телепрограммы наперебой пророчили ему успех.

Его победа оказалась сокрушительной. Безоговорочной – в ней не было и тени сомнения. Чуть ли не свыше четверти пятых электората отдали за него свои голоса. Почувствовав, в каком направлении дует ветер, на его сторону перебежали чуть ли не все.

Не успели отгреметь фанфары, как у Видия в офисе уютно расположились так хорошо знакомые ему фигуры. «Пришло время серьезно поговорить, господин Президент, – начали странники. – У тебя теперь есть все: слава, деньги и власть. Мы принесли тебе то, чего у тебя нет, то, чего ты жаждешь больше всего на свете, – любовь.

Ника, как и ты, – «белая ворона». Ей от тебя ничего не надо. Но твое сердце, твоя душа были от нее скрыты. Она боялась ошибиться. Как и ее внутренний мир от тебя.

Мы сняли ограничения. Теперь вы можете открыться друг другу. И быть по-настоящему вместе.

Она столь же безумно любит тебя, как и ты ее. Готова для тебя на все. Будьте счастливы. Будьте счастливы в любви. В детях. Во всем.

Но только не делай вид, будто ты не догадываешься о том, что мы присутствовали в каждом из твоих начинаний. Поддерживали их. Делали твои шаги более убедительными. Оказываемую же тебе поддержку более прочной. Успех безусловным.

Так будет и в дальнейшем. Ни один человек, каким бы сильным, талантливым, цельным он бы ни был, не может и не должен рассчитывать только на себя. Ему нужны истинные, верные соратники. Мы всегда ими для тебя были.

Твои недюжинные сверхчеловеческие способности – тоже дело наших рук. Мы оставили их у тебя в крови. Мы помогли им развиться. Мы всегда и во всем защищали тебя. Отводили от тебя опасность. Устраняли тех, кто реально мог бы подорвать твои планы и остановить восхождение.

Потому что ты один из нас. Ты такой же, как мы. Только ты человек. И ты можешь сделать то, что способно перевернуть мир. Воплотить в жизнь твои грезы о его лучшем устройстве. О том, чтобы изжить звериное в человеке. Позволить людям вспомнить их первоначальную сущность. Тогда твои призывы к солидарности, чести, совести и всему остальному столь же прекрасному сработают.

Для этого ты должен вернуть в этот мир магию. Она позволит изменить его. Вылепить из него то, что ты хочешь. Превратить правила, которые ты для себя установил, в реальность. В правила для всех.

Объединим наши усилия, наши способности – и у нас получится. Ты не должен отвернуться от нас. Ты не в праве отказаться от нашей помощи. Вместе мы сможем все. Но для этого в мир снова нужно пустить магию. Решайся».

Наступила пауза. Все замерло в ожидании ответа. В офисе. За его стенами. На нашей планете. Повсюду во вселенной. Время остановилось. Чтобы не спугнуть. Дать ему и себе перевести дух. И с новой силой устремиться вперед.

«Я с вами», – сказал Видий. И магия хлынула в наш мир. Меняя его. Ломая старое. Обещая, что все можно поправить. Надо только знать, как. Хотеть. И добиваться.

© Н.И. ТНЭЛМ