Que vadem


Отгремели праздничные фейерверки. Отзвучали приветственные речи. Мы все поздравили друг друга с Новым годом и Рождеством. Тепло. Радостно. Искренне. Пожелали друг другу здоровья. Счастья. Успехов. Исполнения желаний. И еще, чтобы все плохое осталось в ушедшем, а все хорошее перешло в наступивший год. И на какое-то время показалось, что мир вокруг нас стал лучше. Что все не так безнадежно. Мы в состоянии сделать его добрее. Разумнее. Более приемлемым для жизни. Что надежда вновь поднимает голову. И нам удастся справиться с окружающими нас демонами ненависти, жестокости, ксенофобии. Для которых есть только одна заповедь: «чем хуже, чем страшнее, чем кровавее – тем лучше».

Варварские террористические богохульства во Франции – хладнокровное, вызывающее, демонстративное убийство журналистов юмористического журнала, покупателей кошерного магазина и рядовых полицейских нанесли сокрушительный удар по нашим надеждам. Нет, просто так, само собой, только потому, что мы этого хотим для себя, для своих детей, для наших друзей и близких, мир лучше не станет. Многоголовую гидру терроризма, экстремизма, националистического и религиозного фанатизма и радикализма, отрицания всего и вся, презрения ко всем другим, тем, кто не такой как ты, не одолеть.

За то, чтобы на нашей планете установились мир, порядок и толерантность, утвердилось уважение к человеку, человеческой жизни и человеческой личности, восторжествовали подлинные ценности, придется бороться. Настойчиво. Неустанно. Изо всех сил. Добиваясь своего потом и кровью. А порой и колоссальными жертвами. Как в годы Второй мировой войны, 70-летний юбилей окончания которой мы будем отмечать позже в этом году, принесшей победу над фашизмом, нацизмом, человеконенавистнической идеологией.

Ведь «волчьи ягоды» терроризма растут сейчас повсюду. Они расплодились по всей планете. О реальном, а не призрачном ночном кошмаре, мучающем человечество, свидетельствуют не какие-то там домыслы, а новостной ряд, с которого начинается очередной выпуск журнала «Экономист». Первая по счету новость в стартовом разделе «Политика»– Чад перебросил двухтысячный контингент в помощь Камеруну, который не в состоянии остановить рейды джихадистов группировки «Боко харам», базирующейся на северо-востоке Нигерии, на свою территорию; в Ниамее, столице Нигера, во время беспорядков, вызванных повторными публикациями карикатур на пророка Мухаммеда, сожжены 43 церкви; шиитские боевики взяли штурмом президентский дворец в Йемене, но пообещали освободить его в обмена на уступки властей[1].

Бороться, но как? Каким образом? С использованием какого инструментария? Выстраивая какие союзы? С кем? На каких условиях? Идя на какие уступки и компромиссы? И какой ценой? Это все вопросы принципиального характера. Они ждут ответа. Не зная его, путаясь, блуждая в лабиринте, бросаясь из крайности в крайность, преследуя ложные цели, мы рискуем вновь завести себя в тупик. Ведь будем честны перед собой: пока человечество в тупике. Первую глобальную войну, объявленную международному терроризму в ответ на террористическую атаку против Соединенных Штатов Америки 11 сентября, мы проиграли. Безоговорочно. Подчистую.

Краткий итог. НАТО и коалиционные силы вошли в Афганистан и задержались там больше чем на десятилетие[2]. Вторглись в Ирак. Разбомбили Ливию. До основания. В пух и прах. Так что непонятно, как восстанавливать[3]. Разделили Судан на две части, вопреки основополагающим, стержневым представлениям Организации африканского единства о высшем значении принципа территориальной целостности и нерушимости границ для обеспечения стабильности в постколониальную эпоху. Израиль неоднократно проводил антитеррористические военные операции. Была введена куча санкций. И международных. И односторонних. Ну и что?

Страны в руинах, как со спокойствием натуралиста констатирует хроникер французской газеты «Фигаро» Рено Жирар, а ничего позитивного не сделано[4]. Террористическое подполье сильно как никогда. Запад создал его своими собственными руками[5]. Способствовал интернационализации[6]. Повсеместному распространению. В какой-то степени породил новый джихадизм.

На территории Ирака и Сирии возникло даже первое в истории человечества террористическое государство – Исламский Халифат. Против него вновь коалиционными силами объявлена война[7]. Хотя и несколько странная[8]. Бомбардировки ведутся непрестанно и методично. Одержаны первые победы[9]. Однако на верность Исламскому Государству присягают национальные и сетевые террористические организации по всему миру. Оно, как магнит, притягивает к себе боевиков и фанатиков со всей планеты. В том числе – и это особо тревожный и неожиданный феномен – из Западной Европы. Военные вылазки джихадистов в Нигерии вылились, по оценкам экспертов, в полномасштабную региональную войну и т.д.[10]

Мир «пошел на Вы» против Аль-Каиды и родственных ей террористических формирований и структур. Политики и военные неоднократно рапортовали нам о том, что они разгромлены. Обескровлены. Каналы финансирования перекрыты. Лидеры найдены и уничтожены. Ничего подобного. Аль-Каида и другие террористические организации и структуры столь же активны, как и прежде. Между ними налажены эффективные сетевые связи. Более того, они расползаются по всем континентам. Проводят то тут, то там кровавые операции устрашения. Усиливают свое влияние. Начинают кое-где успешно конкурировать с легитимной властью. Имеют неограниченный доступ к вооружениям, в том числе тяжелым, ракетным, вполне современным. Улучшают военную и диверсионную подготовку и выучку. Подпитываются безбрежными финансовыми потоками от наркотрафика, торговли людьми и выкупа заложников.

Мир объявил войну Аль-Каиде, исламскому радикализму, ни в коем случае не религиям и верующим. Это было сделано столь «тонко и умело», что под знамена религиозного радикализма и фанатизма по всему миру встают тысячи людей. В том числе в самых процветающих и благополучных странах. Сетевой терроризм и террористические организации беспрерывно пополняются новобранцами. Лагерей подготовки террористов где только сейчас нет. Экстремистские религиозные установки все более привлекательны. Они становятся символом веры. В них находят возможность самореализации, выражения праведного гнева и протеста против несправедливости. Страшное пророчество «войны цивилизаций», высказанное когда-то в качестве научной гипотезы и предостережения, обретает кровь и плоть. Становится частью нашей повседневной жизни. Причем повсюду. Даже в самых развитых и благополучных странах, считающихся демократическими. События во Франции доказали это со всей очевидностью.

Причин того, почему война с международным терроризмом, в топке которой пострадало так много людей, стран и народов, принесла результат, во многом противоположный ожидаемому, очень много. Они носят комплексный характер. Какое-либо упрощенчество недопустимо. И иерархию между ними выстраивать надо крайне осторожно. Поэтому ограничусь лишь одной личной зарисовкой.

Когда случилось 11 сентября, работал в Страсбурге. В очередной раз исполнял обязанности постоянного представителя Российской Федерации при Совете Европы. Рассказывал уже как-то, что на экстренно созванном заседании Комитета министров оказался единственным из всех послов европейских стран, кто взял слово и во всеуслышание заявил о нашей солидарности с американцами. О необходимости создания общего фронта для противодействия международному терроризму. О готовности, как в годы Второй мировой войны, встать плечом к плечу в нашей общей борьбе. Предложил тогда сразу же широкий набор мер по укреплению международного сотрудничества, повышению его эффективности, совершенствованию его международно-правовой базы. Коллеги из стран Евросоюза откликнулись и вообще нашли, что сказать, только через пару недель. Все-таки ЕС – громоздкая штука. Хоть и заслуживает всяческой поддержки и уважения.

Так вот, тогда у меня был исключительно широкий круг общения. Поинтересовался у знатоков Востока и стратегически мыслящих представителей ислама, как они видят возможное развитие событий после 11 сентября. Их соображения тогда, помню, произвели на меня сильное впечатление. В чем-то даже отрезвили. Реакция во Франции и за ее пределами на вызов, брошенный «религиозными мстителями-убийцами», заставляет их вспомнить и вновь над ними задуматься.

«Друг», сказали они мне. Ваша европейская цивилизация, вернее евроатлантическая, очень примитивно устроена. Да и политическая культура недалеко ушла. Все просчитывается на много шагов вперед. Ведь для вас все плоское, двумерное, черно-белое. Инстинктов, которыми вы руководствуетесь, всего несколько: «что я с этого буду иметь», «своя рубашка ближе к телу» и «после меня трава не расти». Так что никакого антитеррористического фронта у вас не получится. Даже если его и удастся сколотить вначале, он все равно вскоре распадется. Потому что интересы у вас разные. У каждого свои. Зазор между ними всегда будет оставаться. Чтобы единства действий не получилось, чтобы противник противоречиями воспользовался, этого вполне достаточно. Да и терроризм откуда ни возьмись не берется. За ним обязательно крупные региональные и главное –внерегиональные игроки стоят. Для них «половить рыбку в мутной воде» – любимое занятие. Да и о каком единстве вообще может идти речь, коли арабо-израильский конфликт продолжает пылать.

У вас очень хороший поэт был – Владимир Маяковский. Сейчас вы в своем антиреволюционном раже о нем недостойно забываете. Напрасно. Он писал, кажется, так: «если звезды зажигаются, значит, это кому-нибудь нужно, чтобы была хоть одна звезда». Вдумайся, десятилетие за десятилетием арабо-израильский конфликт не могут урегулировать. Несмотря на все накопленные богатства. Колоссальную военную мощь. Господство в мире. Значит, это кому-нибудь нужно, чтобы он был. Чтобы он тлел. А когда потребуется, его бы моментально раздули.

Ваши политики по большому счету способны только на одно – «наломать дров». В их подсознании записано – чего миндальничать, если за пределами своей страны никто не спросит. Карманные же СМИ все оправдают. Все узаконят. Все распишут в лучшем виде. Иные точки зрения умело похоронят или задвинут в дальний ящик, чтобы не мешали. А по прошествии какого-то времени «взятки гладки» – последующие правительства за содеянное предшествующими не отвечают.

На это, похоже, режиссурой 11 сентября и делается ставка. На воинственность. На сверхреакцию. На барабанный бой. Показуху: мол, вот какие мы крутые. Никому спуску не дадим. Все нас бояться должны. На то, что удастся спровоцировать короткую победоносную войну против самих себя. Которая на деле не окажется ни короткой, ни победоносной.

В нашем мире всем нужен враг. Достойный враг – ваша визитная карточка. Признание вашей значимости. Символ престижа. И одновременно индульгенция. Штатам враг нужен для того, чтобы «строить всех остальных». Маленьким – чтобы их накачивали деньгами и не скупились на подачки. Военным – чтобы выбивать побольше. Терроризм – не самоцель. Это инструмент. И отнюдь не только колоссальной разрушительной, но и созидательной силы. Он не только разъединяет, но и объединяет людей.

Ислам сейчас на периферии. Неудачная победоносная война единственной сверхдержавы, которую все ненавидят и боготворят, «которая нынче – мерило всех вещей, она же слон в посудной лавке» сразу передвинет его в центр мировой политики.

Ислам на подъеме. Для все большего количества людей он – единственное утешение, отдушина и возможность единения. Но его сторонники разрозненны. Разбросаны по множеству враждующих между собой территорий, поскольку государствами их зачастую назвать будет явным преувеличением. Нападение американского монстра и всех тех, кто за ним последует, послужит объединительным началом.

Фанатики, наконец-то, получат столь недостающий им ореол жертвенности. И так у молодежи они в чести. Они – «сила». Пример для подражания. Теперь и «правда» будет за ними. Во всяком случае, на их стороне. А что еще нужно для рождения и раздувания пассионарности? Да ничего. Все «дрова, которые наломает» коллективный Запад, пойдут в этот очаг. И со временем пламя будет раздуваться все ярче и ярче. Оно загорится в сердце каждого правоверного. Таких сердец будет все больше и больше. В том числе среди девушек и женщин[11]. Они будут повсюду. А дальше уже – куда кривая вывезет.

Так что своими действиями, необдуманность, провокационность и тщетность которых станут очевидны только со временем, коллективный Запад очень поможет возрождению и консолидации ислама, его превращению в самую популярную и притягательную религию и его победу в конечном итоге. Только не на поле боя. А изнутри.

Сейчас, по прошествии стольких лет, специалисты констатируют: «В мировой войне, которую поколение назад ислам начал против Запада, ему удалось не переставая усиливаться». Исламский радикализм теперь повсюду. Он опирается на поддержку населения. Ему на руку играет наличие огромных бесхозных, плохо контролируемых территорий. Помощь, оказываемая Западом многим развивающимся странам, оседает в его карманах. Его боевой дух очень высок. Ему на руку играет колоссальная дуга нестабильности, протянувшаяся от Атлантики до Тихого океана. А Запад воюет с его заклятыми врагами – православной Россией и шиитским Ираном[12].

Привел все эти рассуждения не случайно. Оценки злые. Несправедливые. В какой-то степени даже эпатажные. И все же они затрагивают какой-то нерв. Есть в них что-то, заставляющее задуматься. Ведь антитеррористические операции завели нас вовсе не туда, куда хотелось бы. Экспансия ислама по всему миру видна невооруженным взглядом. Особенно в Европе. Недаром антиутопия о том, как на президентских выборах 2022 года во Франции, ставшей к тому времени мусульманской, кандидат исламистов побеждает Марин Ле Пен, вызвала такой оглушительный резонанс[13]. Она вышла буквально накануне трагических событий. Несколько в тени осталась другая книга – не фэнтези, а настоящий классический роман о будущей гражданской войне во Франции[14].

Да и с глобальным антитеррористическим фронтом далеко не все благополучно. Иначе бы мир не был бы расколот на враждующие группировки. В религиозные войны на Ближнем Востоке и в других местах не подбрасывался хворост. В войне с Исламским Государством не приходилось действовать в обход СБ ООН. И упреки в том, что одной рукой международное сообщество воюет с террористами, а другой их взращивает и вооружает, не звучали бы со столь удручающим постоянством.

Ответ французов на трагические события оказался чрезвычайно мощным[15]. В едином порыве на улицы вышли миллионы людей[16]. Номер журнала с карикатурами на пророка, послужившими предлогом для террористической вакханалии, тоже вышел миллионными тиражами и тут же был раскуплен. Даже популярность подобных печатных изданий вообще на время подскочила, причем весьма ощутимо. Как, впрочем, и продаваемость религиозной литературы (корана, статей об исламе и т.п.)[17].

В обществе развернулась активная полемика о тактике и стратегии привлечении к борьбе с исламским радикализмом и терроризмом, прежде всего, самих мусульман[18]. О современном исламе. Том, как могла бы выглядеть его реформация. По аналогии с христианской. О противопоставлении радикальному исламу его умеренного крыла и всемерном укреплении позиций последнего. Полемика очень острая. Иногда излишне эмоциональная. Порой на грани фола. Отблески ее нашли отражение на страницах ведущих периодических изданий[19].

Правительство объявило о пакете законодательных инициатив, направленных на ужесточение режима контроля за потенциальными джихадистами и расширение полномочий сил безопасности[20]. Их «драконовский» характер воодушевил даже оппозицию[21]. Она, правда, сразу же оговорилась, что идти надо дальше, действовать жестче и быстрее и ни в коем случае не скупиться[22]. Позитивный отклик на них со стороны общества[23] положительно сказался на рейтинге первых лиц государства – они пошли вверх[24]. Кадровый состав министерства внутренних дел решено было серьезно укрепить. На его финансирование выделены внушительные дополнительные деньги[25].

Подумали французы и об углублении международного сотрудничества в борьбе с терроризмом, прежде всего, в рамках ЕС и НАТО[26]. Под их влиянием международные структуры заработали гораздо энергичнее и по широкому кругу досье[27]. Новые нотки прозвучали и в том, что касается выстраивания союзнических отношений в противостоянии этой «чуме» не только ХХ, но и ХХI века. Например с Сирией Башара Асада[28]. Хотя бы на переходный период[29]. Некоторыми другими странами.

Однако все далеко не так просто. Предпринятое французами вызвало контрдемонстрации протеста во всех регионах, где сильно влияние ислама[30]. Да и внутри страны отнюдь не все с ним солидаризировались[31]. Меры были предприняты в защиту свободы самовыражения и для предупреждения террористической опасности, а в штыки их восприняли рядовые граждане[32]. Очень во многих уголках планеты оскорбленными себя почувствовали простые мусульмане. Это с одной стороны. С другой – на руках исламофобов появились новые аргументы. Исламофобское движение в Европе получило весомый импульс. Власти стали относиться к нему с гораздо большим вниманием[33]. Опасаться, что подпортит имидж[34]. В какой-то степени не только варварский террористический акт, но и ответ на него подбросили все те же «дрова» в разгорающийся «конфликт цивилизаций».

Объединяться в войне или борьбе с кем-то – недостаточная и не всегда правильная стратегия. Объединяться всегда надо во имя чего-то. Крайне важна, абсолютно необходима не просто объединительная, а позитивная повестка. Вот ее-то на настоящий момент не хватает. Воевать, бомбить, стрелять, сражаться с кем-то проще всего. Также как и заявлять, что свобода публиковать все что угодно (когда заведомо известно кому угодно), «свобода слова должна быть чуть ли не абсолютной»[35]. Гораздо сложнее – завоевывать на свою сторону души людей. Предлагать им другой смысл жизни. Давать им работу. Доступ к образованию. Высокому уровню жизни. Рождать уверенность в том, что их дети не будут брошены на произвол судьбы.

В этом отношении всем нам предстоит очень и очень поработать. Кропотливо. Деликатно. Настойчиво. Очевидных рецептов нет и не может быть. Действенные же очень и очень нужны. Уповать на то, что все обойдется, не приходится. В разделенном мире, где одни страны роскошествуют, а другие утопают в бедности, где смерть нескольких человек, если они свои, ставится выше гибели и страданий миллионов, проживающих где-то далеко, это просто не получится. Никогда. Так что нам всем придется приложить много стараний для того, чтобы справиться не с отдельной группировкой террористов, не с отдельным сообществом радикалов, а с явлением как таковым.

Хорошо бы, чтобы решение этой задачи стало долговременным трендом в сотрудничестве международного сообщества на 2015 и последующие годы. Само собой, что такому сотрудничеству необходимо придать продуманные организационные формы, стратегический и максимально инклюзивный характер, увязать с другими долгосрочными программами взаимодействия. Как этого добиться? Как сделать сотрудничество эффективным? Отвечающим общим интересам? Исключающим его подчинение сиюминутным конъюнктурным целям? Превращение его в инструмент продвижения односторонней повестки или реализации индивидуальных амбиций? Чтобы оно било по действительному противнику, а не в бок или противоположную сторону? Как снизить издержки? Чтобы борьба с терроризмом не рождала новые фобии? Не снижала безопасность вместо того, чтобы ее укреплять? Не разжигала взаимную ненависть, затрудняя взаимопонимание и примирение? Не приносила в жертву остатки[36] свобод и прайваси под предлогом того, что гражданское общество якобы само на этом настаивает? Не создавала атмосферу всеобщего страха и подозрительности, от которой, наоборот, нам надо избавляться? Короче, как обратить сотрудничество на благо, а не во вред и заставить всех нас лечить всамделишную болезнь, а не заниматься чем угодно другим под прикрытием привычной трескотни и уже раздающейся канонады?

Нынешнее поколение политиков пытается выдать эти вопросы за преимущественно риторические. Такие они сложные и неудобные. К тому же связанные с напоминанием о том, что кто-то ведь всю эту ситуацию с убийством простых рядовых граждан во Франции спровоцировал. Кто-то до этого довел. Создал предпосылки. Вообще сделал возможным. Кто-то же за это, в конце концов, должен нести ответственность. Но и на них давать ответ тоже потребуется. Чтобы наши действия опирались на понимание реальности, а не превращались в нескончаемую череду импровизаций.

Хочется надеяться, что переоценка ценностей и в этом отношении когда-нибудь начнется. Во всяком случае, у меня впечатление, что те, кто на этом настаивают, те, у кого хотя бы рудиментарно развито чувство предвидения, больше не будут молчать. Отступать некуда. Крылатые слова «промедление смерти подобно» сейчас как никогда актуальны.

Сразу же после трагических событий принял участие в ряде религиозных служб и акций солидарности, в том числе на территории Франкофонии. Ощущение было очень сильное. Мы стояли плечом к плечу. Нас обуревали одни и те же чувства. Произносимые слова воспринимались как выстраданные. И все же большинство речей были составлены по одному и тому же шаблону. Казались трафаретными. Взятыми из передовиц в ведущих местных и мировых СМИ.

Слова были о том, что мерзость. Варварство. Мракобесие. Что недопустимо и не допустим. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Что привержены. Всегда будем, и нас не запугать. Что мы все разные, и наша сила в разнообразии и т.д. Ну, да вы все это читали, неоднократно видели и слышали.

Тем не менее, впервые на моей памяти в этом по большому счету, пусть и очень правильном и праведном, но все же однообразном хоре прозвучали и другие нотки. Да какие! Сила которых и символичность расставляемых акцентов мультиплицировались тем, что на них отважились религиозные деятели. Если уж они более не в состоянии молчать, пора делать выводы пришла. Для всех стран. Всех народов. Всех политиков. Замотать и замолчать не получится. Этого нельзя позволить.

Суть месседжа – корень зла в политической корректности. Она первопричина всех бед, обрушившихся на Францию, на общество европейских стран. Она привела к той трагедии, о которой сейчас все говорят. На ее совести десятки, сотни, тысячи тех, которые остаются без внимания. Уже произошедших. И гораздо большее число ожидаемых. Если оставить все как есть, политкорректность окончательно «доведет нас до ручки». Погубит все. И всех.

Политкорректность – трехглавая гидра. Политкорректность – это когда врут другим. Умалчивая. Скрывая. Затыкая рот. Переиначивая. Объявляя ложь правдой, а правду ложью. Когда врут самим себе. И верят, что только так и нужно. Что так правильно. Что во благо.

Потому что есть, якобы, высшие ценности. Во имя которых все делается. Потому что они стержень. Их общество в себе вырастило. Выпестовало. Они вершина всей нашей цивилизации. Их нельзя ставить под сомнение. Они как ящик Пандоры. Если в них усомниться, разрешить оспаривать, позволить устраивать дебаты, допустить какое-либо инакомыслие, все посыплется. Наступит анархия. Люди и общество потеряют ориентиры. Они будут тыкаться во все носом, как слепые щенки, вместо того, чтобы твердо и уверенно идти в указываемое им светлое завтра.

Соответственно нужны внутренние убеждения, что какие-то темы нельзя затрагивать, что какие-то вещи нельзя говорить, что иначе и помыслить нельзя. И внешние запреты. Негласный свод правил. Согласно которому за ослушание вы будете выкинуты с работы. Преданы анафеме. Подвергнуты остракизму со стороны всех, кто для вас важен – друзей, сослуживцев, общества.

Поэтому даже не вздумайте. И не пытайтесь. Ни – ни. Ваше дело – молчать и верноподданнически поддакивать. Что бы вокруг вас на самом деле не происходило. Как бы вам не было противно. Как бы это не шло против вашей совести. Вашего жизненного опыта. Ваших собственных представлений о том, «что такое хорошо, а что такое плохо». И что правильно, а что неправильно.

Вот если дадут отмашку, если разрешат, тогда пожалуйста. Можете отвести душу. Можете ринуться в бой. Рвать на себе тельняшку. Резать правду-матку. Не оглядываясь все время в испуге на указывающий вам перст. Ниспровергая незаслуженно водруженных или водруженное на пьедестал и создавая новые фетиши. Однако только если дадут. Не ошибитесь.

Тем-табу не раз, два и обчелся. Нет. Отнюдь. Их мириады. Они на каждом шагу. Вся наша жизнь ими проникнута. И сугубо личная – сексуальная, семейная и т.д. И общественная. Есть темы-табу глобального характера. Запрещено обсуждать, например, в какой степени Евросоюз и США являются империями, подчиняющими себе других, наживающимися на других и заставляющими их жить по канонам «благодетелей». Изъято из обихода упоминание о том, что колониальные страны никуда не делись, как и неоколониалистская политика, просто они работают под другой «вывеской» и чуть более изощренными, однако, от этого нисколько не менее колониалистскими методами. Их кредо – иметь один свод законов для себя, и совершенно иной – для других, и обращать все исключительно себе на пользу за счет других. Хотя по недоразумению бывают иногда и сбои[37].

Предписано считать, что коммунистическая идеология уничтожена, полностью и бесповоротно дискредитирована как человеконенавистническая вопреки ее прямо противоположной идейной парадигме, и победила капиталистическая. Символ веры – все страны евроатлантического ареала являются образцом демократии, в чем на деле имеются большие сомнения. Все, кто с ними, также могут быть причислены к демократическим. Все, кто им противостоят, – тоталитарные или полутоталитарные режимы. С которыми еще предстоит разбираться. И методично, исподволь приближать их падение. В этом же ряду стоят и многие другие темы-табу: об обмане, скрывающемся под личиной социального мира; двурушнической природе помощи развитию; культуртрегерстве, уничтожающем местные культурные традиции; отсутствующих равенстве и равноправии; и т.д.

Есть масса тем-табу более локального звучания или охвата. Часть из них непосредственно связана с международным терроризмом и исламским фундаментализмом, их истоками, объясняющими их причинами и пр. Если придерживаться единственно правильной официальной точки зрения, получится, что террористическая вакханалия во Франции ничем не спровоцирована. Ни с чем не связана. Не имеет никакой питательной среды. Никакой объективной природы. Является открытым и откровенным вызовом устоям современного демократического общества, всему тому, что для него дорого, что для него свято. Провокацией, цель которой заключается в том, чтобы «развязать гражданскую войну, межрелигиозную войну»[38].

Разуйте глаза, прозвучало на акциях солидарности и с достаточно высоких амвонов. Вы сами своими руками создали террористическую угрозу. Вы проводили и проводите такую политику – в отношении внешнего мира, иммиграции, мультикультурализма, экономической, образовательной и культурной сегрегации[39], которая не могла привести ни к какому другому результату. Доля мусульман в составе народонаселения Франции находится где-то в пределах 7-10%, а тюремное население превышает 50%[40]. К 2030 году, а, может быть, и раньше доля активных приверженцев ислама по Европе в целом, не считая Россию, составит, по прогнозам, 8%[41].

Так хотя бы сейчас, перед лицом погибших, в память о них, понимая, сколь высоки ставки, попробуйте посмотреть правде в глаза. Постарайтесь быть честными перед собой и всеми остальными. Называйте вещи своими именами. Боритесь за конкретные вещи, а не за непонятно что разовое и неосязаемое. Сражайтесь с реальным врагом, а не с химерами. И признайте, что борьбу надо начинать с самих себя. Со своего собственного очищения. С возвращения к извращенной вами реальности. То есть с того, чтобы политкорректность больше не застила глаза.

Как об этом с несколько другими коннотациями пишет полемист Иван Риуфол, боритесь не столько с джихадистами, сколько за то, что составляет ядро европейской цивилизации, ее стержень, ее историю, ее традиции. За светскую государственность. Равные требования ко всем. Уважение к той культуре и тем ценностям, которые являются самым важным ее наследием[42].

К этому многое еще можно было бы добавить. По поводу того, как политкорректность искажает картину того, что творится в мировой экономике. Как на протяжении многих лет она заставляла европейских политиков и общественность мириться с политикой жесткой экономии и ее последствиями. Как она мешает разобраться в том, что в действительности происходит на Украине и что скрывается за санкционной истерией. Потворствует переписыванию истории Второй мировой войны и всего послевоенного развития и забвению уроков Нюрнберга. Раскатывает красный ковер под ногами возвращающихся на Олимп европейской и мировой политики представлений о национальной избранности, исключительности и непогрешимости.

Но не будем слишком привередливыми. Постановка вопроса об осуждении политкорректности, ее виновности и ответственности – уже политическое землетрясение, признание того, что и практика, и идеология западного общества нуждаются в коренном пересмотре. Пускай такая постановка и касается лишь частного вопроса межнационального и межрелигиозного мира в контексте борьбы с международным терроризмом. Настолько принципиальный характер он имеет для всей системы международных отношений. Только непонятно, усиливает он их хаотизацию и неопределенность или снижает.

Выброс эмоций в связи с террористической вакханалией во Франции и отповедью на нее со стороны властей, простых граждан, всех государств, заявивших о своей солидарности, оказался настолько мощным, что затмил другие события первой величины, которые будут иметь для Европы, мировой экономики и эволюции международных отношений, наверное, даже большее значение. Речь в первую очередь о программе количественного смягчения, к осуществлению которой после длительных колебаний все-таки с 1 марта приступает Европейский центральный банк. Объявлению о запуске программы предшествовало скоропалительное решение Центробанка Швейцарии отвязать швейцарский франк от евро. Оба эти шага, как нетрудно догадаться, тесно взаимосвязаны.

К запуску печатного станка, если называть вещи своими именами[43], ЕЦБ очень долго и трудно готовился. Ряд государств и, прежде всего Германия, активно возражали[44]. Оставались сомнения в отношении того, обладает ли Франкфурт необходимой компетенцией. Не было понятно к тому же, нуждается ли больной, т.е. европейская экономика, в столь сильнодействующем лечении, чреватом многочисленными и весьма опасными побочными эффектами.

Выяснилось, что нуждается. Угроза дефляции, маячившая на горизонте чуть ли не с середины 2014 года, в конце концов материализовалась в весьма неприятную экономическую реальность. Об опасностях, с которыми связана дефляция, говорилось и писалось очень много. Чаще всего эксперты кивали на пример Японии с ее потерянным десятилетием или даже уже больше.

Расписывая беды, которые она несет, указывали на то, что она убивает спрос, заставляя откладывать покупки на потом. Причем всех – и частных лиц, и мелкие и средние предприятия, и крупные корпорации. А ведь при стагнации или, хуже, падении спроса инвестиции в экономику не идут. Просто не могут идти. Экономический рост останавливается.

Кроме того, она делает долговое бремя намного более тяжелым. Не дает долгам «рассасываться». А ведь в долгах, как в шелках, сейчас все. Государства – в астрономических размерах. Компании – ничуть не в меньших, но невыплаты по которым и последующие банкротства особенно нежелательны. Ведь эффект домино никто не отменял. Частные лица, от платежеспособности которых и готовности погашать долги этот самый спрос как раз и зависит.

Еще какое-то время назад приход дефляции не казался столь неминуемым. Но Европейский Союз «подкосили «два рукотворных фактора. ЕС ввязался в санкционную войну с Россией. Частично утратил российский рынок и российские заказы. Особенно в отдельных секторах экономики. В результате столкнулся с ситуацией перепроизводства, бьющей по ценам основной потребительской корзины.

Падение цен на нефть составило не привычные пару-тройку процентов, когда они колеблются вверх-вниз вокруг какого-то относительно стабильного значения, а гораздо больше. Цены рухнули. Очень сильно. На порядок. И могут еще немного снизиться[45]. С одной стороны, это серьезно поддержало экономику стран ЕС, зависящую от импорта энергоносителей. Уменьшило стоимость факторов производства. Понизило стоимость производимых товаров и предоставляемых услуг. Повысило конкурентоспособность. Стимулировало экспорт. С другой – внесло весомый вклад в сталкивание зоны ЕС в дефляцию. На что, объясняя решение ЕЦБ, прямо сослался Марио Драги[46]. Из значимых держав дольше всех держалась Германия, но после снижения цен на энергию на 9% за последние 12 месяцев и она свалилась в дефляцию: за период с января по январь цены упали на -0,5% по сравнению с инфляцией в 0,1% в пересчете на год, которая была зарегистрирована всего лишь месяцы назад[47].

До этого ЕЦБ опробовал все другие меры, находившиеся в его распоряжении. Он открыл безбрежные кредитные линии для европейских банков под фактически нулевой процент. Сбросил базовую ставку до отрицательных величин. Все напрасно. И экономические показатели остались безрадостными. К 2015 году количество безработных во Франции достигло беспрецедентного уровня в 3,5 млн человек, принимая во внимание частично безработных – 5,2 млн, с учетом заморских территорий – 5,5 млн.[48] «Абсолютный рекорд», с грустью констатирует «Фигаро»[49]. За 2014 год безработица среди молодежи выросла на 2,6%; в возрастной группе от 25 до 49 лет – на 5,9%; среди пожилых – на 10,4%[50]. Осталось последнее средство – «резерв главного командования», к которому он сейчас и прибег. Других резервов, правда, на случай чрезвычайных обстоятельств, предупреждают сомневающиеся эксперты, у председателя ЕЦБ Марио Драги больше нет[51].

Раньше ЕЦБ удерживало от активных, вернее «экстремальных» действий то, что эксплицитно такими полномочиями он не обладал. В учредительных документах ЕС, как в первичном, так и вторичном законодательстве прямо не говорится, что государства-члены доверяют ему осуществление в рамках проводимой им монетарной политики таких операций, как количественное смягчение, т.е. выкуп суверенных долгов и других ценных бумаг на открытом финансовом рынке.

Правда, законодательство ЕС, вроде бы, не содержало и возражений против того, чтобы ЕЦБ слишком уж сильно активничал. Таким образом, все зависело от авторитетной интерпретации существующей юридической реальности. Возможно было и такое толкование, и другое. Вместе с тем, специалистам хорошо известно, что в основе права ЕС лежит телеологический принцип. Его смысл заключается в презумпции того, что институты ЕС и ЕС в целом обладают совокупностью полномочий, необходимых интеграционному объединению для достижения поставленных перед ним целей. На это и делался расчет.

Получив соответствующий запрос, Суд ЕС, как высшее звено в иерархии интеграционного объединения, уполномоченное решать, что последнее вправе делать, а что нет, и каким образом, фактически санкционировал программу количественного смягчения. Таким образом, он покончил с ситуацией юридической неопределенности. Он устранил возможность подачи исков против ЕЦБ. Легитимировал выкуп суверенных долгов. Препятствия на пути «активизма» ЕЦБ были сняты. Никто из государств-членов отныне не мог утверждать, что ЕЦБ действует как-то не так.

Тем не менее, ЕЦБ нужна была схема действий, на которую государства-члены в принципе согласились бы. Которую бы «пропустил» главный донор и кредитор еврозоны – Германия, не изменившая своего настороженного отношения к запуску печатного станка даже после того, как Марио Драги объявил о принятом ЕЦБ решении[52]. Алгоритм выкупа долговых и иных финансовых обязательств, который утвердил ЕЦБ, лишь частично связан с обобществлением долгов. В соответствии с ним операции, заключающиеся в выкупе, проводятся центробанками государств-членов. Только 20% от общей суммы выкупленных долговых обязательств гарантируются также и ЕЦБ. Это более чем компромиссный вариант. Он мог вызвать критику. Реакцией на него могла быть та или иная степень недовольства. Но прямого неприятия он спровоцировать не мог.

В деловых кругах региона ЕС очень боялись, что не совсем понятный статус ЕЦБ, отсутствие у него полномочий действовать в качестве полноценного национального центробанка, необходимость выступать «слугой» сразу двадцати восьми господ заставят его «поскромничать». Что он не решится на слишком уж масштабные действия. Короче, опасения были связаны с тем, что «гора, дескать, опять разродится мышью». В результате ограниченного характера интервенций никакого позитивного эффекта они иметь не будут.

ЕЦБ в этом плане деловые круги ЕС очень порадовал[53]. Мировые СМИ тоже. Они не поскупились на восторженные эпитеты: «историческое решение», «революционное», разрыв с ортодоксальной чопорностью и т.п.[54] Банк дал добро на астрономические цифры выкупа. На эти цели им выделяется свыше трлн евро. Если быть точными – 1,140 трлн евро. Ежемесячно будет скупаться ценных бумаг на сумму в 60 млрд евро, и так вплоть до сентября 2016 года или решения задач, ради достижения которых запускается печатный станок[55]. В случае необходимости программа количественного смягчения может быть продолжена и в дальнейшем[56].

Рынки отреагировали на озвученные Франкфуртом цифры сугубо положительно[57], как и многие евроэнтузиасты[58]. Стоимость акций мощно пошла вверх. В принципе, если исходить из канонов формальной логики, так и должно быть. В результате скрытой или косвенной девальвации, которую представляет собой количественное смягчение, теряют все держатели денег. Ведь деньги становятся легче. В деньгах соответственно денег становится меньше. Выигрывают все те, кто обладают тем, в чем деньги уже овеществлены. В рост идут акции, недвижимость, материальные запасы, золото и т.д.

С не меньшим энтузиазмом откликнулись на решение ЕЦБ в правительственных кругах большинства европейских стран, в первую очередь тех, которые испытывают экономические и финансовые трудности и имеют высокую суверенную задолженность. Его официозная оценка сводится примерно к следующему.

Решение служит водоразделом между той экономической ситуацией, которая существовала в ЕС раньше, и нынешней. Оно замыкает систему мер, предпринятых за последние два года для стабилизации зоны евро и ЕС в целом. Делает это уверенно и эффективно. Теперь в дополнение ко всему остальному экономическое благополучие ЕС и его финансовая стабильность базируются на трех китах.

Первый. В исторически уникально короткие сроки создан банковский союз. Надзор за крупнейшими банками региона сосредоточен в едином центре. Он доверен Европейскому центральному банку. ЕЦБ применяет ко всем единые требования. Мониторит ситуацию. Следит за тем, чтобы никаких неприятных сюрпризов не произошло. Поэтому трудности в работе условно подведомственных ему банков теперь можно будет предвидеть и приступать к решению возникающих проблем во всеоружии.

Механизм санации и, если потребуется, ликвидации проблемных банков тоже создан. Он никогда не применялся. Есть шанс, что его и не придется задействовать. Но он уже имеется. Одно это обеспечивает превенцию и служит дополнительной гарантией стабильности. Механизм прогрессивен. В нем учтены требования о раздельной и совокупной ответственности институтов ЕС и национальных правительств государств-членов за спасение своих банков, о спасении банков и их санации в первую очередь на рыночных условиях, т.е. за счет акционеров и кредиторов, а не рядовых вкладчиков.

Таким образом, риски, исходившие ранее от банковской системы ЕС и государств-членов, в значительной степени сняты. ЕЦБ провел стресс-тесты крупнейших банков зоны ЕС. По их итогам было предпринято все, что требуется для того, чтобы обеспечить их устойчивость. Общий результат вполне удовлетворительный.

На повестке – создание финансового союза. За эту работу в Европейской Комиссии отвечает представитель Великобритании. Это уже хороший знак. Предварительные прикидки имеются. О них свидетельствуют первые намеренные утечки в СМИ. Относительно панъевропейской пенсионной системы, коллективного трансграничного сотрудничества людей, которые объединяют свои деньги или другие ресурсы, дополнительных инфраструктурных доходов и т.д.[59]

Второй. Длительное время экономический курс, проводимый ЕС, находился под огнем критики. Справедливо указывалось, что его разработка велась без учета специфической ситуации, складывающейся в отдельных странах. Ему были присущи излишний формализм и ориентация на количественные, а не качественные показатели. Связанные с ним издержки оказались чрезвычайно высоки. Он привел к массовой безработице, росту социальной напряженности, сжатию спроса и усилению протестного движения.

За последнее время этот экономический курс существенно скорректирован. Политике жесткой экономии придана гораздо большая гибкость. С формальных показателей акцент перенесен на качество осуществляемых реформ. Сроки выполнения предписываемых обязательств релятивизированы без ущерба их исполнению. Но главное – во главу угла поставлен экономический рост и наращивание усилий по выходу на траекторию устойчивого экономического развития.

В первую очередь речь идет о стимулировании инвестиций. Предложения председателя Европейской Комиссии Жан-Клода Юнкера, касающиеся инвестиционного пакета в 315 млрд евро, одобрены Европейским Советом. Предполагается, что лидирующая роль ЕС, опыт Европейского инвестиционного банка в качестве основного распорядителя кредитов и предоставляемые гарантии интеграционного объединения потянут за собой деньги частного бизнеса. На каждый евро, вкладываемый органами ЕС или выделяемый ЕС, придутся десятки и сотни евро, которые начнут вкладывать европейские и зарубежные компании, работающие на рынке ЕС. Стартовые миллиарды уже отложены. Они пойдут в инфраструктуру, энергетику, высокие технологии.

То есть у интеграционного объединения появляется драйв. Оно намечает для себя цели, близкие и понятные и обществу, и предпринимательскому сословию. Тем самым создаются предпосылки для смены психотипа господствующего поведения. На смену унынию и пораженчеству вновь придут оптимизм и уверенность в будущем. Инвестиции, структурные реформы и новая экономика потащат ЕС вперед.

Количественное смягчение, к которому приступает ЕЦБ, – не изолированная мера. Это не нечто, стоящее отдельно, вне общего контекста, вне экономического курса ЕС. Нет, это заключительный элемент триады. В своей совокупности все три перечисленных элемента придают экономической ситуации в ЕС новое качество.

ЕС больше не страшны ни внутренние потрясения, ни внешние риски. Он готов к любому кризисному развитию. Возведенный барьер вполне достаточен. (В том числе и для того, чтобы не бояться дестабилизирующего влияния внутриполитических «катаклизмов» в Греции.)

Насмехаться над количественным смягчением в исполнении ЕЦБ, пророчить ему провал – значит не учитывать системный характер усилий интеграционного объединения. Не понимать, что речь идет о настоящем, а не об отдаленном будущем. Сомневаться, как попытались некоторые участники Мирового экономического форума в Давосе, в очевидном[60]. Все предпринятые ЕС и ЕЦБ меры дополняют друг друга. Они имеют взаимосвязанный и взаимоподдерживающий характер. Опираются на мощнейшую, высокоразвитую экономику ЕС и чрезвычайно емкий рынок, крупнейший рынок на планете. В этом залог их эффективности.

Как видим, рекламная кампания в поддержку решений ЕЦБ выглядит вполне убедительно. ЕС за последние два года удалось много сделать. И коррективы, которые вносит новый состав Европейской Комиссии в проводимый экономический курс, обнадеживают.

Вместе с тем, пиар не смог снять имеющиеся сомнения по поводу эффективности печатного станка в качестве панацеи от болячек Европейского Союза. В особенности в связи с тем, что он фактически раскалывает интеграционное объединение в гораздо большей степени, чем раньше, на тех, кто входит и на тех, кто не входит в еврозону. Не предотвратил он и поток критических высказываний.

Что такое банковский союз, понятно только специалистам и людям, работающим в финансовом секторе. Так вот специалисты упирают на то, что в мире финансов ни в банковский союз, ни в новые механизмы спасения проблемных банков особенно не верят. Ведь ситуация в мире стремительно эволюционирует. Что может случиться, когда рванут разрастающиеся финансовые пузыри, предвидеть крайне сложно. Насколько страховочная сетка ЕС приспособлена к будущим рискам, можно будет с какой-то достоверностью сказать, только когда момент «Х» настанет.

Далее, смена экономического курса только анонсирована. И не от хорошей жизни. Урок досрочных парламентских выборов в Греции – население стран ЕС прежнюю политику жесткой экономии просто-напросто отвергло. Из этого надо делать гораздо более далеко идущие выводы, нежели те, на которые осмелилось руководство ЕС и государств-членов.

Инвестиции – тоже замечательно. Но от обещаний инвестиций до реальных капиталовложений – дистанция огромного размера. До сих пор деньги в экономику ЕС не шли не потому, что их мало – их море, и под чуть ли не нулевой процент, а потому, что не было спроса.

Количественное же смягчение в еврозоне и в США и Великобритании – совершенно непохожие вещи. Условия повсюду принципиально разные. То, что оно вывело из кризиса Соединенные Штаты, не значит, что оно сработает и в еврозоне. Когда решение ЕЦБ еще только готовилось, сомнения по этому поводу высказывались очень часто[61].

Хуже – нет никакой уверенности в том, что накачивание экономики ЕС дармовыми деньгами является именно тем, что ей нужно. Это лечение со стороны предложения. Ей, вроде бы, напротив, нужна терапия в том, что касается спроса. По образному сравнению газеты «Монд», выкуп ценных бумаг является не более чем «искрой» для мотора внутреннего сгорания. Мотор, конечно же, от нее может заработать. Сложность в том, что мотор пока отсутствует. Его еще нужно собрать[62].

Не ясно, какая часть из этих средств осядет в реальном секторе экономики, т.е. примет форму производительных инвестиций. Не исключено, что львиная доля выродится в спекулятивный капитал со всеми хорошо знакомыми нам последствиями. Среди них – повышенная волатильность. Склонность бежать с периферийных рынков при любом намеке на реальные или вымышленные, иначе, кажущиеся угрозы. Накачивание финансовых пузырей и т.д.

Америке после того, как она пережила безумный кредитный бум, а затем крахами своих компаний взорвала мировую экономику, была нужна анестезия в виде неограниченного доступа к дешевым деньгам[63]. Вроде, ЕС и еврозона в ней сейчас не нуждаются. Соответствующие лекарства от ЕЦБ они получили на предыдущем витке кризиса. Им требуются стимулы другого порядка.

И сбивать стоимость суверенных заимствований на свободном финансовом рынке ЕЦБ нет необходимости. Да, тогда когда еврозона оказалась на грани выживания, и без посторонней помощи периферийные страны, на которые развернулась самая настоящая охота, выжить уже не могли, это было вопросом жизни и смерти. ЕЦБ сыграл филигранно. Он восстановил доверие к еврозоне. Процент, под которые даже самые слабые экономики ЕС получают их, минимален. Так что и в этом отношении ЕЦБ нет никакого резона следовать примеру центробанков США, Великобритании или Японии.

Количественное смягчение, длительное время проводившееся Федеральной резервной системой, неплохо подпитывало финансовые рынки быстро растущих экономик. Чтобы этого не случилось на этот раз, в СМИ европейских стран и мировых СМИ в целом усиленно муссируются слухи о закате китайской, бразильской, южноафриканской экономик и многих других. Особенно о трудностях китайской[64]. И развале российской. Создается исключительно неблагоприятный фон вообще для утечки инвестиций в развивающиеся страны[65]. Однако предприниматели и финансисты не слепцы. Они прекрасно понимают, что макроэкономические показатели быстро растущих экономик на порядок лучше, чем у европейских. Демография несопоставима. Активы недооценены. Потенциал роста колоссальный.

Эксперимент, осуществленный ФРС с накачкой мировой экономики свободными долларами, привел к гораздо более глубокому расслоению общества, чем раньше. Богатые стали намного богаче. Средний класс и малоимущие группы населения мало что получили. В результате пропасть, разделяющая высшие и низшие слои общества, стала еще более глубокой. Ткань среднего класса опасно истончилась[66]. Что-то подобное вполне может произойти и в ЕС[67]. Однако в Штатах одна ситуация, в Европе – другая. Европа до сих пор отличалась социально-ориентированной экономикой. Социальный мир за последнее время сильно истончился. Протестное движение приобрело давно позабытый размах. Любые меры асоциального характера Евросоюзу противопоказаны.

Европейские компании, работающие на экспорт, естественно, удовлетворены. Евро пойдет вниз. Им станет легче конкурировать на внешних рынках. Но не стоит себя обманывать, подчеркивает бывший генеральный директор «Фигаро» Филипп Виллан[68]. Основная проблема ЕС вовсе не в том, что он проигрывает другим, а в том, что германский колосс давит всех остальных – своих же партнеров по интеграционному объединению. От фактической девальвации евро он все равно выиграет в гораздо большей степени, чем другие. Спасение же заключается в том, чтобы утяжелить национальную валюту Германии и снизить обменный курс периферии ЕС. Однако в рамках еврозоны это заведомо невозможно.

Единственное, от чего ЕС вследствие количественного смягчения безусловно выигрывает – поскольку евро является резервной валютой, широко используется в мировом хозяйственном обороте и в больших масштабах накоплены третьими странами – он размазывает потери в его стоимости среди всех народов планеты. Он перекладывает на других оплату своего экономического возрождения. Он выкарабкивается из кризиса за счет других. А в благодарность за это отдает другим часть своих бед, проблем и недомоганий. Всем остальным остается лишь поблагодарить за щедрость развитые демократии. С их стороны это королевский подарок.

Только не стоит забывать, предупреждают специалисты, что количественное смягчение – это акт валютной войны. Валютная агрессия. Ответные действия на них не могут не последовать. Получается, что оно несет в себе в зародыше разрушение и хаос. Поэтому-то в прошлом великие державы договаривались между собой. В нынешней международной конъюнктуре подобное соглашение, к сожалению, не просматривается[69].

Первой из стран, которая не захотела оказаться таким образом облагодетельствованной, стала Швейцария. Ранее, чтобы избежать чрезмерного утяжеления национальной валюты, она привязала швейцарский франк к евро. Буквально за несколько дней до эпохального решения ЕЦБ, дабы избежать катастрофического увеличения разрыва между реальным курсом франка и обесценивающейся валютой еврозоны, Национальный банк Швейцарии (центральный банк страны) отвязал его. Естественно, что он не захотел платить за «шалости» ЕС. Постарался предотвратить шок, которым политика количественного смягчения или даже одно объявление о нем могли стать для национальной финансовой системы. Выбрал, как ему показалось, единственно возможную в этой ситуации линию поведения. Ведь искусственный курс, после того как ЕЦБ включил печатный станок, ему было бы уже не удержать – слишком дорого и неподъемно, как объясняла «Файнэншл Таймс»[70]. Если только не последовать его примеру[71].

Однако Национальный банк вызвал шок другого порядка. Мгновенно стоимость франка пошла вверх. Обменный курс взлетел чуть ли не на 30%. Такого в современной истории, после того как ввели плавающие курсы, вообще не случалось[72].

Акции основных швейцарских компаний пошли вниз. Производимая ими продукция серьезно потеряла в конкурентоспособности на внешних рынках. Настолько, что многие из них либо публично, либо завуалированно взяли курс на снижение заработной платы своим сотрудникам, в первую очередь иностранным[73]. Зашатались частные банки и все те, кто управляют состояниями, деноминированными в иностранной валюте. По предварительным подсчетам, как указывается на страницах «Файнэншл Таймс», они сходу потеряют от 10 до 15% чистого дохода[74].

Весь хозяйственный механизм Швейцарии оказался в незавидном положении. Он пережил встряску, от которой, судя по оценкам ведущих исследовательских центров, ему не скоро удастся оправиться. 28 января Институт экономических исследований “KOF” объявил, что в 2015 году Швейцарию ожидает рецессия, а безработица вырастет до 3,4% и на следующий год – до 4,1% по сравнению с 3,2% в 2014 году. Швейцарский институт снизил прогноз экономического роста на 2015 год до 0,5% и до 0% в 2016 году, хотя еще в декабре 2014 год уверенно предрекал уверенный рост на 1,9% и 2,1% соответственно[75].

Многие финансовые структуры, работающие с швейцарским франком, понесли колоссальные убытки. Иностранцы, взявшие кредиты во франках, столкнулись с проблемой скачкообразного роста своей задолженности. В Польше, Венгрии, других странах[76]. По большому счету они посчитали себя обманутыми. До 50% ипотечных займов в Польше деноминированы в швейцарских франках. 40% – в Венгрии. 16% – в Хорватии[77].

Мировую информационную среду наводнили возмущенные вопли пострадавших. На страницах солидных газет и журналов появились публикации, в которых центробанк Швейцарии безоговорочно осуждался. Очень многие эксперты и комментаторы прямо указывали, что центробанк не должен так себя вести. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Пускай даже экономике страны и грозят некоторые потери. Центробанки – оплот стабильности. Их сила – в выверенности и предсказуемости предпринимаемых ими действий. Если и центробанки начнут выделывать такие фортели, а не только биржевые спекулянты, – грош цена мировой экономике.

Позволю себе только пару особенно выразительных цитат. «Швейцарский валютный шок, – бьет наотмашь корреспондент агентства «Рейтер» Майк Долан, – поставил на повестку дня вопрос, который многие инвесторы боятся себе задать: что если центральные банки станут столь же непредсказуемыми и норовистыми, сколь они могущественны?» Другой вопрос от того же автора: «а собираются ли они придерживаться тех целей, ради которых они созданы»; можно ли впредь на это рассчитывать?[78] Для экспортеров, туризма, да и всей страны в целом, поставил свой диагноз журнал «Экономист», эскапада Банка Швейцарии по своим последствиям сопоставима с «цунами»[79].

Определенность в том, что происходит в мировой политике и мировой экономике, и так не слишком велика. Если же и центробанки начнут к ней относиться без должного уважения, без какого-либо пиетета, станет совсем плохо. Взлет швейцарского франка еще больше подкосил предсказуемость того, что творится в мировой экономике, и серьезно усилил волатильность[80]. Но, не без оснований напоминают комментаторы французской газеты «Фигаро», до этого не менее мощные удары по ним нанесли Федеральная резервная система и центробанки Великобритании и Японии – любимой игрой крупнейших держав стало использование печатного станка и «сменяющих друг друга девальваций» в качестве инструмента в конкурентной борьбе[81].

Тут мы с вами подбираемся к главному сюжету, который начинает волновать самые широкие круги здравомыслящих людей и предпринимателей. Нормальное функционирование экономики, причем на любом уровне – глобальном, отдельных стран, секторов, производств и конкретных компаний – возможно только в условиях хоть какой-то определенности. Ведь никто не может ориентироваться только на текущий момент. Все придерживаются некоторой стратегии развития, базирующейся на том, что переменные будут колебаться, но не метаться из стороны в сторону, как угорелые, когда в одночасье что-то рушится или, напротив, взметается вверх. Человечество подходит к опасной черте, когда непредсказуемость начинает зашкаливать. Она превысила все допустимые пределы. Она, а не международный терроризм, отдельные локальные конфликты или разогрев планеты, превращается в главный вызов, с которым сталкиваются все.

Неопределенность – общий индикатор неблагополучия. На ее величину влияют все негативные процессы, протекающие в мировой политике и экономике. Каждый в отдельности и все в совокупности. Их набирается слишком много. Они косят мировую экономику. Об этом с особой настойчивостью говорили в этом году на Мировом экономическом форуме в Давосе[82]. Много даже в Европейском Союзе.

Удар, которым стали для ЕС результаты досрочных парламентских выборов в Греции, состоит вовсе не в том, что победил сорокалетний популист Алексис Ципрос во главе леворадикальной партии «Сириза»[83]. Его успех был ожидаем, логичен и закономерен. Ни для кого не стал неожиданностью[84]. Он наиболее популярный, динамичный и харизматичный политик, причем далеко не только Греции. «Новые левые» были близки к победе еще на выборах в июне 2012 года. Они проиграли «Новой демократии» Антониса Самараса чуть менее трех процентов голосов. За «Новую демократию» тогда проголосовали 1,825 млн избирателей, за «Сиризу» – 1,654 млн. Навязанное Греции спасение от дефолта, выхода из еврозоны и национальной катастрофы «добродетелями» из МВФ, ЕК и ЕЦБ, вконец затянувшими на шее страны удавку жесткой экономии, переполнило чашу терпения народа. О чем думала «тройка», ведь иной вариант был просто невозможен, совершенно непонятно. Сейчас, в январе 2015 года, за «Сиризу» проголосовали 2,246 млн, за «Новую демократию» – 1,718 млн избирателей.

Он и не в том, что Греция не в состоянии расплачиваться по долгам, и ее экономика, несмотря на пакет «помощи» в 240 млрд евро, по-прежнему находится в очень тяжелом состоянии. Да, после шести лет спада она пошла в рост. Бюджет сверстан с профицитом. Но за это время Греция недосчиталась четверти своего ВВП. Безработица превышает 25% трудоспособного населения. Среди молодежи она в районе 50%. Национальный долг достиг 316 млрд евро, или 176% ВВП.

С начала декабря после объявления о досрочных выборах и до объявления их результатов фондовый рынок упал на 24%. Греческие облигации потеряли в цене 7,4%. Бегство капиталов, если судить по изъятым вкладам, составило свыше 7 млрд евро. К концу января эта цифра, по подсчетам международного рейтингового агентства «Мудис», подскочила до 12 млрд евро[85]. В превентивном порядке «тройка» завесила предоставление очередного транша помощи[86]. Валютные резервы снизились до 2 млрд евро, притом, что летом Греции предстоят выплаты по долгу в размере 10 млрд евро. Все, что страна зарабатывала до сих пор, она автоматически отдавала кредиторам.

Удар – в том, что никто не понимает, как ситуация будет развиваться дальше. Программное обещание «Сиризы» (помимо практических мер по отмене многого из того, что было сделано в плане жесткой экономии по требованию «тройки»[87]) – реструктуризация суверенных долгов и их частичное списание. Об этом специалисты давно всех предупреждали и во всеуслышание. Держатели греческих долгов в какой-то степени смирились с неизбежностью[88]. Однако никто в ЕС, кроме Ирландии, не поддержал идею Афин о созыве международной конференции по греческим долгам[89].

Кроме того, руководство ЕС и ведущих держав ни за что не заставить признать очевидное: греческий народ обрекли на невзгоды и страдания, на «экономический и человеческий кошмар», хуже того – на совершенно бессмысленные лишения, как пишет нобелевский лауреат Пол Кругман, из-за вопиющей некомпетентности и ангажированности «тройки». Как бы вновь назначенный министр финансов Янис Варуфакис не настаивал на том, что программа спасения греческой экономики была «токсичной ошибкой»[90]. Навязанные Афинам меры жесткой экономии, подчеркивает весьма уважаемый американский ученый, никогда, ни при каких обстоятельствах не могли привести к предписанному им результату[91]. Конечно, вторит ему бывший главный редактор журнала «Экономист» Билл Эммотт, ведь Берлин прописал Греции епитимию, а вовсе не лечение[92].

Позиция Германии и всего богатого Севера ЕС, за что их уже обвинили в том, что сиюминутная поддержка электората им гораздо важнее, нежели долгосрочные потребности континента[93], – расширение программ спасения или погашения в обмен на уважение взятых на себя финансовых обязательств и продолжение структурных реформ, и то в качестве большого подарка Афинам за хорошее поведение[94]. Основной посыл – они не дадут перевесить на плечи своих налогоплательщиков чужие долги[95].

МВФ – ни о каком списании и речи быть не может. Греция ничем не отличается от других должников. Все одинаковым образом должны платить по своим обязательствам. Применительно к одной отдельно взятой стране правила меняться не будут[96].

Еврогруппы – можно было бы пойти на дальнейшее снижение бремени обслуживания долга и еще больше отложить сроки погашения[97]. В 2012 году сроки погашения были продлены до 32 лет, процентные ставки снижены до 8,7 млрд евро в год, что все равно обрекает греков рассчитываться по долгам аж до 2054 года. Чтобы не поддаться на прессинг греков и проявить должное единство, был придуман даже новый формат – консультации в закрытом режиме в составе представителей «тройки», Франции и Германии[98].

Это тупик, из которого надо выходить[99]. Перегибать палку, философски констатирует «Файнэншл Таймс», – не шибко рациональное решение[100]. «Афины нуждаются в прощении долгов, – справедливо указывают отдельные комментаторы. – Заявлять об обратном нисколечко не поможет интересам кредиторов»[101].

Но то, как выходить, будет иметь определяющее значение отнюдь не только для Греции. Заботясь и о себе, и в этом же контексте – о других, греки предлагают списать 50% суверенного долга всех стран еврозоны. Набегает 4,35 трлн евро. Можно сколь угодно ехидно, обвинять «Сиризу» в популизме и предостерегать и ее, и ЕС от неуступчивости, попыток действовать методами шантажа или неуступчивости, как делает часть экспертного сообщества[102]. Можно разъяснять справедливость и обоснованность ее требований и настаивать на том, чтобы Алексис Ципрос добивался своего, а ЕС и его лидеры прислушались к «гласу народа» и осознали, что без заботы о правах трудящихся ничего не получится, как делает другая[103]. Можно писать, наконец, что от списания долгов всем будет только хуже, и ЕС оно категорически противопоказано[104].

Но находить решение-то нужно. Конечно, не на путях развала еврозоны, хаотичного или управляемого, как предлагают некоторые горячие головы в эйфории от победы «Сиризы»[105]. И не размахивая перед носом нового правительства красной тряпкой возможного дефолта[106]. Пространство для маневра действительно имеется – в этом многие комментаторы абсолютно правы[107]. Только отнюдь не такое решение, как в прошлый раз или, вернее, в прошлые разы, когда подрубили экономику Кипра, ввергли в длительную рецессию ряд стран и навязали им такое «спасение», которое сделало их чуть ли не вечными должниками. А выверенное. Обоснованное. Открывающее будущее. Выгодное по большому счету и Греции, и другим проблемным странам, и ЕС в целом.

Таким образом, ЕС вновь оказался в критической ситуации полной неопределенности. Причем связанной не только с проведением вроде бы нащупанной им новой экономической политики или решением проблемы суверенной задолженности, но и многих других. Касающихся противоречий в отношениях между богатым Севером и проблемным Югом. В частности между Францией и Германией – французские социалисты (скорее, их левое крыло[108]) в отличие от германской социал-демократии тепло встретили победу Алексиса Ципроса[109]. Функционирования институтов ЕС. Будущего «тройки». Устойчивости еврозоны и ЕС в целом и т.д.

Однако беда в том, что сумятица в стане ЕС – лишь один из факторов, усиливающих неопределенность мировой политики и экономики. О сотрудничестве в борьбе с международным терроризмом мы уже говорили. Есть масса других. Некоторые, как например перипетии валютных войн, затронутые выше, стали хитами Мирового экономического форума в Давосе[110]. Поразмышляем о них чуть более системно и структурировано уже в последующих выпусках журнала.

© Марк ЭНТИН, главный редактор,
профессор МГИМО (У) МИД России
Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ

[1] The world this week // The Economist, January 24-30, 2015. – P. 6.

[2] Daniel Wasserbly. US end Afghan combat mission, shifts to «Freedom’s Sentinel» // IHS Jane’s Defence Weekly, Vol. 52, Issue 1, January 7, 2015. – P. 4.

[3] Jason Pack. How to end Libya’s war // International New York Times, January 22, 2015. – P. 7.

[4] Renaud Girard. Le déclin de la pulsion coloniale de l’Occident // Le Figaro, 6 janvier 2015. – P. 19.

[5] Patrick Cockburn. L’interventionnisme coupable // Le Monde, 14 janvier 2015. – P. 12.

[6] Pierre-Jean Luizard. L’Etat islamique veut entraîner la France dans le piège du «choc des civilisations» // Le Monde, 17 janvier 2015. – P. 15.

[7] Irak, Syrie: les Occidentaux s’installent dans une guerre longue // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P. 1.

[8] Adrien Jaulmes. Après six mois de guerre, l’Etat islamique est-il affaibli? // Le Figaro, 12 janvier 2015. – P. 17.

[9] Philippe Bernard. La coalition anti-EI affiche son soutien à l’Irak // Le Monde, 24 janvier 2015. – P. 7.

[10] Africa’s Islamic State. A jihadist insurgency in Nigeria is turning into a regional conflict // The Economist, January 24-30, 2015. – P. 32.

[11] Современный анализ данного явления дается, в частности, в публикациях сотрудников таких исследовательских центров, как Институт стратегического диалога и Совет по международным отношениям – см. Sasha Havlicek, Farah Pandith. Comment nos filles deviennent des «califettes» // Le Monde, 29 janvier 2015. – P. 18.

[12] Renaud Girard. Djihadisme: quel rapport de force? // Le Figaro, 20 janvier 2015. – P. 15.

[13] Michel Houellebecq: «Soumission», le roman qui dérange // Le Figaro, 7 janvier 2015. – P. 1; Editorial par Bertrand de Saint Vincent. Le crime parfait // Le Figaro, 7 janvier 2015. – P. 1; Anne Fulda. Houellebecq ou l’extension du domaine de la polémique // Le Figaro, 7 janvier 2015. – P. 12.

[14] Jean Rolin. Les Evénements. – Paris: P.O.L., 197 p. Рецензию на нее см. La chronique d’Etienne de Montety. Décombre et désordres // Le Figaro littéraire, 15 janvier 2015. – P. 1.

[15] Thomas Wieder. Un jour qui fait la France // Le Monde, 13 janvier 2015. – P. 19

[16] Jérôme Fourquet. Qui furent les manifestants du 11 janvier en France? // Le Figaro, 21 janvier 2015. – P. 15.

[17] Laurine Personeni. L’islam, succès de librairie après «Charlie». Le Coran et les essais liés à la religion musulmane font de bons chiffres de vente // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 17.

[18] Hubert Védrine. Les musulmans de France peuvent jouer un rôle historique // Le Monde, 13 janvier 2015. – P. 21.

[19] Например, в разделах «Дебаты» газеты «Монд», посвященных проблематике реформирования ислама – Un islam à réformer? // Le Monde, 20 janvier 2015. – P. 12-13.

[20] Описание см. Jean-Marc Leclerc. Manuel Valls muscle l’arsenal antiterroriste // Le Figaro, 22 janvier 2015. – P. 2.

[21] Editorial par Paul-Henri du Limbert. Un seul bout de la chaîne // Le Figaro, 22 janvier 2015. – P. 1.

[22] Sarkozy presse le gouvernement d’agir plus vite et plus fort // Le Figaro, 22 janvier 2015. – P. 1; Charles Jaigu. Sécurité: Sarkozy pointe des insuffisances // Le Figaro, 22 janvier 2015. – P. 4; Judith Waintraub. Estrosi: «425 millions, c’est de la misère!» // Le Figaro, 22 janvier 2015. – P. 4.

[23] По свидетельству всех социологических опросов – Jean-Baptiste de Montvalon. Les Français après les attentats // Le Monde, 29 janvier 2015. – P. 8-9.

[24] Jean-Baptiste de Montvalon. Les institutions à l’épreuve des attentats parisiens // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 15.

[25] Bastien Bonnefous, David Revault d’Allonnes. 736 millions d’euros contre le terrorisme // Le Monde, 22 janvier 2015. – P. 10.

[26] Andrew Higgins. E.U. leaders seek a security alliance // International New York Times, January 20, 2015. – P. 3.

[27] Jean-Pierre Stroobants, Matthieu Suc. Lutte antiterroriste: les difficiles progrès de l’UE. Les Vingt-Huit discutent d’un fichier passagers, du controle d’Internet et d’un partage de renseignements // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 4.

[28] Isabelle Lassere. La France face au casse-tête syrien. Les attaques terroristes de début janvier et le danger djihadiste vont-ils provoquer une révision de la politique syrienne de la France? // Le Figaro, 22 janvier 2015. – P. 12; Gilles Paris, Yves-Michel Riols, Jacques Follorou. Syrie: l’Occident cherche une issue avec le régime // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 7.

[29] Anne Barnard, Somini Sengupta. West begins to consider a Syria still led by Assad // International New York Times, January 20, 2015. – P. 1; Anne Bernard, Somini Sengupta. West shifts tactics in Syrian conflict // International New York Times, January 20 2015. – P. 4.

[30] «Charlie Hebdo»: la colère contre la France s’étend dans le monde musulman // Le Figaro, 20 janvier 2015. – P. 1.

[31] Cette France qui n’est pas «Charlie» // Le Monde, 16 janvier 2015. – P. 1; Sylvia Zappi. La banlieue tiraillée entre «Charlie» et «pas Charlie» // Le Monde, 16 janvier 2015. – P. 4.

[32] Gilles Rof. «C’est un complot pour salir les musulmans» // Le Monde, 17 janvier 2015. – P. 9.

[33] Melissa Eddy. Germans alter tack over protest group // International New York Times, January 26, 2015. – P. 3.

[34] Berlin s’inquiète à propos de Pegida // L’essentiel, 26 janvier 2015. – P. 8.

[35] Дословно: «The Economist believes the right to free speech should be almost absolute». Более того, ею в равной степени должны пользоваться те, кто против нее, кто за джихад, поскольку зрелое демократическое общество сильнее и в состоянии справиться с вызовом. – Speech should be freer than it is in many Western countries // The Economist, January 24-30, 2015. – P. 11-12.

[36] Как об этом свидетельствуют продолжающиеся публикации разоблачений Эдварда Сноудена – Yves Eudes, Christian Grothoff. Nouvelles révélations sur les pratiques de la NASA //Le Monde, 25-26 janvier 2015. – P. 8.

[37] Renaud Girard. Le déclin de la pulsion coloniale de l’Occident // Le Figaro, 6 janvier 2015. – P. 19.

[38] Henri Guaino: «Ceux qui ont armé la main des assassins veulent la guerre civile» // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P. 14.

[39] Sylvia Zappi. Trente ans d’échec de la politique de la ville // Le Monde, 25-26 janvier 2015. – P. 11; Apartheid: «Prêcher un catéchisme républicain ne suffira pas». Gérard Noiriel, historien de l’immigration, juge risqué de lier les attentas et la question de l’intégration // Le Monde, 25-26 janvier 2015. – P. 10

[40] Подчеркивает эксперт из Высшей школы социальных наук, автор недавно вышедшей книги «Радикализация» («Radicalisation») – Farhad Khosrokhavar. The mill of Muslim radicalism in France // International New York Times, January 26, 2015. – P. 8.

[41] Jean-Marie Guénois. En 2030, 8% de musulmans en Europe // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P. 7.

[42] Ivan Riofol. Dépasser les limites de l'»effet Charlie» // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P. 15.

[43] Quantitative easing // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P. 18.

[44] Tensions are rising between Germany and the European Central Bank // The Economist, January 24-30, 2015. – P. 25.

[45] Anjli Raval. Oil declines as US inventories increase // Financial Times, January 29, 2015. – P. 22.

[46] Claire Jones. Central bank bond-buying proposal beats all expectations // Financial Times, January 23, 2015. – P. 3.

[47] Claire Jones. Germany slips into deflation as crude presses down prices // Financial Times, January 30, 2015. – P. 2.

[48] Nicolas Chapuis. L’accroissement du chômage signe l’échec de l’exécutif // Le Monde, 29 janvier 2015. – P. 10.

[49] Nouvelle année noire pour le chômage en 2014 // Le Figaro, 28 janvier 2015. – P. 1; Editorial par Gaëtan de Capèle. Un cauchemar français // Le Figaro, 28 janvier 2015. – P. 1. Об основных слагаемых роста безработицы см. Marc Landré. Prés de 190 000 chômeurs de plus en 2014 // Le Figaro, 28 janvier 2015. – P. 20-21.

[50] Claire Guélaud. Une faillite sans précédent dans la lutte contre le chômage // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 7.

[51] La dernière cartouche de Draghi. En actionnant sa planche à billets moderne, la BCE arrive au bout de ses munitions pour doper l’économie // Le Quotidien, 24-25 janvier 2015. – P. 6.

[52] Frédéric Lemaître. L’Allemagne reste méfiante face à M. Draghi. Politiques et patronat estiment que la Banque centrale se contente d’acheter du temps // Le Monde, Economie&Entreprise, 24 janvier 2015. – P. 3.

[53] Как свидетельствуют многочисленные высказывания финансистов, промышленников и предпринимателей, которыми запестрели мировые СМИ – Alexandrine Bouilhet. La BCE va injecter au moins 1100 milliards d’euros de liquidités // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P. 18-19.

[54] Marie Charrel. Un traitement de choc pour réanimer la croissance // Le Monde, Economie&Entreprise, 24 janvier 2015. – P. 2.

[55] La BCE au secours de la zone euro // L’essentiel, 23 janvier 2015. – P. 13.

[56] Alexandrine Bouilhet. La BCE va injecter au moins 1100 milliards d’euros de liquidités // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P. 18-19.

[57] Стремительным ростом котировок – Claire Jones. Markets rally as ECB bond-buying plan exceeds investor expectations // Financial Times, January 23, 2015. – P. 1; Audrey Tonnelier. Les marchés s’enflamment pour le remède du «Dottore Draghi» // Le Monde, 25-26 janvier 2015. – P. 6.

[58] Editorial. BCE: Mario Draghi fait «ce qu’il faut» // Le Monde, 24 janvier 2015. – P. 21.

[59] Philip Stafford, Alex Barker. First priorities emerge for EU markets union // Financial Times, January 30, 2015. – P. 22.

[60] Jean-Pierre Robin. Vu de Davos, le geste de Draghi n’est pas la panacée // Le Figaro, 23 janvier 2015. – P.19.

[61] Marie Charrel. Les effets très incertains de la planche à billets // Le Monde, Economie&Entreprise, 23 janvier 2015. – P. 4.

[62] Marie Charrel. Un traitement de choc pour réanimer la croissance // Le Monde, Economie&Entreprise, 24 janvier 2015. – P. 2.

[63] Mike Dolan. Swiss put an end to predictability // International New York Times, January 22, 2015. – P. 17.

[64] Чего стоят, например, такие развороты в «Файнэншл таймс», как эта – Jamil Anderlini. Overborrowed and overbuilt. FT big read. China // Financial Times, January 30, 2015. – P. 5.

[65] Claire Guélaud. Le FMI sonne l’alerte sur les pays émergents // Le Monde, Economie&Entreprise, 21 janvier 2015. – P. 3.

[66] Dionne Searcey, Robert Gebeloff. Middle class in U.S. gets smaller as more fall out // International New York Times, January 27, 2015. – P. 14, 16.

[67] Jack Ewing. Who will be better off after E.C.B.’s easing? // International New York Times, January 30, 2015. – P. 14; Jack Ewing. Who will benefit from monetary easing? // International New York Times, January 30, 2015. – P. 16.

[68] Philippe Villin: «L’élection grecque va déclencher la dislocation de l’euro! Ouf!» Propos recueillis par Marie-Letitia Bonavita // Le Figaro, 29 janvier 2015. – P. 16.

[69] Ralph Atkins. Why ECB action makes peace less likely in global currency wars // Financial Times, January 23, 2015. – P. 26.

[70] James Shotter, Alice Ross, Michael Hunter. Markets rocked after Swiss central bank abandons its currency cap // Financial Times, January 16, 2015. – P. 1.

[71] Editorial. A poor advertisement for Swiss reliability // Financial Times, January 16, 2015. – P. 8.

[72] Mike Dolan. Swiss put an end to predictability // International New York Times, January 22, 2015. – P. 17.

[73] Marie Maurisse. Des entreprises suisses veulent baisser les paies des frontaliers // Le Monde, Economie&Entreprise, 30 janvier 2015. – P. 4.

[74] Madison Marriage, Chris Newlands. Swiss private banks fight to survive // Financial Times, FTfm, January 26, 2015. – P. 1.

[75] Récession prévue en 2015 // Le Monde, Economie&Entreprise, 30 janvier 2015. – P. 4.

[76] Danny Hakim. After Swiss let franc soar, it’s Poles who pay the price // International New York Times. – P. 1, 16.

[77] Christine Salvadé, Marie Charrel. La Suisse sème panique sur les marchés // Le Monde, Economie&Entreprise, 17 janvier 2015. – P. 3.

[78] Mike Dolan. Swiss put an end to predictability // International New York Times, January 22, 2015. – P. 17.

[79] The Swiss are feeling shocked and discombobulated by their central bank // The Economist, January 24-30, 2015. – P. 24.

[80] Audrey Tonnelier. La Banque nationale helvétique déstabilise les marchés // Le Monde, Economie&Entreprise, 18-19 janvier 2015. – P. 6.

[81] Anne Bodescot. La tempete causée par le franc suisse fait bondir l’or // Le Figaro, 22 janvier 2015. – P. 23.

[82] Une note inquiète à Davos // L’essentiel, 26 janvier 2015. – P. 10.

[83] Цифры см. в том числе Adéa Guillot, Alain Salles. A Athènes, le peuple de gauche fête Syriza // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 2.

[84] Cécile Ducourtieux. Après le choc, l’Europe face aux défis posés par Syriza. Les dirigeants européens hésitent à annuler la dette grecque, mais pourraient la rééchelonner // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 4.

[85] Christopher Thompson, John Aglionby, Kerin Hope. Greek banks battered as investor nerves fray over bailout renegotiation // Financial Times, January 29, 2015. – P. 1.

[86] Adéa Guillot, Alain Salles. 12 milliards d’euros de mesures d’urgence et de difficiles négociations en perspective. La Grèce attend toujours, depuis décembre 2014, une tranche d’aide de 7 milliards d’euros // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 3.

[87] Alain Salles. Alexis Tsipras défie Bruxelles. A peine installé, le nouveau gouvernement grec va à l’encontre de la “troika” // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 3; «Nous ne reconnaissons pas la «troika»» // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 2.

[88] John Dizard. The eurozone should beware Greek technocrats bearing gifts // Financial Times, FTfm, January 19, 2015. – P. 8.

[89] Cécile Ducourtieux. Après le choc, l’Europe face aux défis posés par Syriza. Les dirigeants européens hésitent à annuler la dette grecque, mais pourraient la rééchelonner // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 4.

[90] Цитируется по Liz Alderman. Markets slip in Greece on leader’s plan for debt deal // International New York Times, January 29, 2015. – P. 1.

[91] Paul Krugman. Ending Greece’s nightmare // International New York Times, January 27, 2015. – P. 7.

[92] Bill Emmott. Un plan «Merkel» pour l’Europe // Le Monde, Economie&Entreprise, 29 janvier 2015. – P. 9.

[93] Philip Stephens. The stand-off that may sink the euro // Financial Times, January 30, 2015. – P. 7.

[94] Kerin Hope, Peter Spiegel, Tobias Buck. Fears mount over Greek plans to roll back reforms // Financial Times, January 30, 2015. – P. 3.

[95] Berlin and Paris rebuff debt forgiveness call // Financial Times, January 29, 2015. – P. 2.

[96] «Des réformes restent à faire». Christine Lagarde, directrice du FMI, refuse l’éventualité d’un effacement de la dette grecque. Propos recueillis par Sylvie Kauffmann et Cédric Pietralunga // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 6.

[97] Alex Barker, Jeevan Vasagar, Peter Spiegel. EU leaders refuse to bow to Syriza debt demands // Financial Times, January 27, 2015. – P. 2.

[98] Kerin Hope, Peter Spiegel, Tobias Buck. Fears mount over Greek plans to roll back reforms // Financial Times, January 30, 2015. – P. 3.

[99] Can the new government save Greece? (Room for debate) // International New York Times, January 30, 2015. – P. 9.

[100] Editorial. Syriza’s electoral win is a chance to strike a deal // Financial Times, January 27, 2015. – P. 8.

[101] Philip Stephens. The stand-off that may sink the euro // Financial Times, January 30, 2015. – P. 7.

[102] В частности профессор сравнительного политического анализа факультета политологии и истории Афинского университета «Пантеон» — Gerassimos Moschonas. Le premier ministre grec, Alexis Tsipras, reste le leader d’un parti démagogique // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 14.

[103] В частности бывший премьер-министр Бельгии, остающийся председателем ее Социалистической партии – Elio Di Rupo. Après le vote en Grèce, l’Europe doit entendre la voix des peuples // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 14.

[104] Gideon Rachman. Forgiveness that Europe cannot afford // Financial Times, January 27, 2015. – P. 9.

[105] Philippe Villin: «L’élection grecque va déclencher la dislocation de l’euro! Ouf!» Propos recueillis par Marie-Letitia Bonavita // Le Figaro, 29 janvier 2015. – P. 16.

[106] Hugo Dixon. Cool heads needed over Greece’s fate // International New York Times, January 27, 2015. – P. 18.

[107] Editorial. Grèce: il faut négocier avec Alexis Tsipras // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 2.

[108] Nicolas Chapuis, Isabelle Piquer, Philippe Ridet. En Europe, la gauche de la gauche reprend espoir // Le Monde, 27 janvier 2015. – P. 5.

[109] Frédéric Lemaitre. L’Allemagne s’inquiète de la tentation de Paris de «jouer la carte Tsipras» // Le Monde, 30 janvier 2015. – P. 3.

[110] Jack Ewing. Widespread uncertainty feeding anxiety at Davos // International New York Times, January 22, 2015. – P. 15.