Выпуск №4(54), 2011

Фронтекс, пограничное агентство Европейского Союза, намерено расширить зону патрулирования вокруг итальянского острова Лампедуза и продлить время действия этих мер до августа. Причина в том, что поток нелегальных мигрантов из Туниса в Италию не только не иссякает, но продолжает нарастать. «По причине заметного роста иммиграционного давления на Италию и, в особенности, на остров Лампедуза, Фронтекс расширяет зону совместной операции «Гермес» и продляет срок её действия до пяти месяцев, ставя перед собой цель упрочить возможности пограничного контроля в Центральном Средиземноморье», – говорится в заявлении для прессы, сделанном этим агентством. На помощь итальянской береговой охране придут дополнительно два самолета – голландский и португальский. Это значительно облегчит дело, поскольку до сих пор в операции участвовал всего один самолет, базирующийся на Пантеллерии – маленьком островке у западного берега Сицилии. По данным береговой охраны, оттуда же придется работать и другим самолетам, поскольку на Лампедузе для них слишком коротка взлетно-посадочная полоса. На подвергшийся форменному нашествию остров не будут направлены сотрудники Фронтекса, не предусмотрено и выделение дополнительных средств, хотя это и могло бы ускорить переправку мигрантов с Лампедузы на материковую часть Италии, заявила официальный представитель агентства. Сейчас бюджет операции составляет 2,6 миллиона евро. В эту сумму входят и компенсации, выделяемые Риму на вывоз нелегалов в миграционные центры, расположенные на Сицилии и в Южной Италии, в которых уже работают 20 экспертов Фронтекса. Кроме того, Риму могла бы быть выделена дополнительная финансовая помощь в рамках Фонда чрезвычайного финансирования, составляющего 25 миллионов евро, но Европейская Комиссия заявила, что пока формального запроса к ней не поступало. Ситуация в порту Лампедузы продолжает накаляться, поскольку около 2 тысяч нелегалов спят под открытым небом. Они лишены даже элементарных санитарно-технических удобств. Как сообщил представитель Красного Креста на Лампедузе Томмазо Дилла Лонга, «напряжение нарастает и прибывающие мигранты разочарованы увиденным». «Сложилась неприемлемая ситуация. Они не могут принять душ, они спят на холмах, окружающих порт», – сокрушается он. По его мнению, сейчас может помочь только увеличение транспортных мощностей, задействованных в операции, чтобы нелегалов можно было быстрее вывозить с Лампедузы. «Немыслимо даже предположить, что остров сумеет справиться с 5 тысячами мигрантов», – сказал он, добавив, что порой прибывает до тысячи нелегалов в день. Самолетами удается вывозить по 60-70 человек за один полет, а военные корабли берут на борт до 700-800 человек. Стоит добавить, что коренное население Лампедузы составляет всего около 6 тысяч человек. Причем, на острове нет собственных источников чистой пресной воды, и её завозят с Сицилии – паромом. Но отнюдь не только злосчастная Лампедуза стала центром притяжения нелегальных мигрантов из Северной Африки. К примеру, согласно данным Финансовой гвардии, осуществляющей спасательные операции на море, у Сиракуз, что на юго-восточном берегу Сицилии, был перехвачен баркас, в котором находились 44 пассажира из Турции, Сирии и Ирака. Среди них были 11 женщин, две из которых беременны, и семь детей. Александр ВАРВАРИН №4(54), 2011

Не успели власти Италии порадоваться сокращению притока иммигрантов в 2010 году почти на 100 тысяч человек из-за продолжающегося экономического кризиса в Европе, как в выступлениях высокопоставленных чиновников вновь зазвучали тревожные, почти истеричные ноты. Причина – восстание в традиционно близкой Италии не только географически Ливии. Исход из этой страны, а также в целом из Магриба, «может принять библейские масштабы со всеми вытекающими для нас и всей Европы непредсказуемыми последствиями», заявил в начале марта министр иностранных дел Италии Франко Фраттини. По его мнению, следует опасаться прибытия в короткое время до 300 тысяч беженцев. Тревогу Рима можно понять: бурные события в Тунисе и Ливии прервали действие итальяно-тунисской договоренности 2009 года и итальяно-ливийского соглашения от 2008-го о сдерживании властями двух арабских стран нелегальной иммиграции в направлении Апеннинского полуострова. Небольшой остров Лампедуза, на котором власти Италии временно размещают почти непрерывно добирающихся на утлых суденышках и баркасах по Средиземному морю арабов и африканцев, давно переполнен. В первые же дни драматических тунисских событий его население пополнили более 5 тысяч выходцев из этой страны, и в ответ итальянские власти пригрозили блокировать дальнейший приток силой, вопреки упомянутым соглашениям. Но к началу апреля число тунисских беженцев достигло почти 20 тысяч. Впрочем, этот клочок суши с местным населением около 6 тысяч человек давно стал символом «иммигрантского катаклизма» в Италии и страшилкой для всего Европейского Союза. Между тем, никуда не исчезла и угроза более массового притока незваных гостей из Греции, территорию которой многие афганцы, иранцы, пакистанцы, конголезцы, сомалийцы, алжирцы, марокканцы, а теперь тунисцы и ливийцы используют как перевалочный путь в Италию и далее в Западную Европу. Слабый контроль на греко-турецкой границе, несмотря на помощь с недавних пор европейского агентства «Фронтекс», способствует превращению Эллады в крупнейший маршрут для нелегальных иммигрантов. Многие греки ропщут, считая, что тяжелый удар по экономике их страны нанесло не только введение евро, но и вхождение в шенгенскую зону, распахнувшее внутренние границы. К счастью для итальянских властей, печально знаменитая медлительность бюрократического аппарата Греции сдерживает отток: сотни тысяч иностранных пришельцев в ожидании решения своей судьбы по несколько лет проводят в Греции на полулегальном положении, прежде чем отправиться в дальнейший путь… Несмотря на угрозу «библейского исхода» из Ливии, помощь Брюсселя Риму пока фактически не может выйти за рамки материальной и моральной поддержки. Главная причина – эта арабская страна не входит в Средиземноморский союз, а также не охвачена Европейской политикой соседства. Более того, несмотря на подписание в октябре прошлого года соглашения между Европейским Союзом и Ливией по проблемам беженцев, предоставления убежища и оказания помощи, достигнутые договоренности так и остались лишь на бумаге. В этих условиях власти не только Италии, но и Греции, Франции, Испании, Мальты и Кипра потребовали от Европейской Комиссии и правительств других стран «двадцати семи», менее страдающих от наплыва иммигрантов, проявить большую солидарность с этими средиземноморскими государствами, создав специальный фонд чрезвычайной помощи. Кроме того, по словам министра внутренних дел Италии Роберто Марони, требуется срочно изменить общеевропейский закон, предусматривающий, что получивший убежище в стране прибытия иммигрант должен проживать именно в ней. Правительства этой группы стран настаивают также на необходимости нового, более широкого партнерства ЕС с соседями южного побережья Средиземного моря. А пока глава итальянского правительства Сильвио Берлускони объявил о создании «специфических центров» размещения нелегальных иммигрантов у границ страны, чтобы они могли «воссоединиться, если пожелают, с родственниками или друзьями во Франции, Германии и других странах». Им будут выданы временные удостоверения, позволяющие свободно передвигаться по территории ЕС. Иными словами, в Риме не скрывают надежду, что основной наплыв иммигрантов из Туниса примет Франция – бывшая метрополия этой страны. Тем более, что многие тунисцы, как они утверждают, стремятся именно туда. Но в ответ на это Париж приостановил действие шенгенского договора, усилил контроль между французским пограничным местечком Ментон и итальянским Вентимилья и начал возвращать беженцев в Италию. Безотлагательность «общеевропейского решения» обострившейся проблемы признал и председатель Европейской Комиссии Жозе Мануэл Баррозу. В начале апреля Брюссель выступил с призывом к «двадцати семи» в кратчайший срок найти совместный выход из тупика путём распределения беженцев по странам Союза. Однако остается главный вопрос: согласятся ли в условиях финансово-экономического кризиса на дополнительные затраты и прочие неизбежные издержки государства ЕС, в меньшей степени затронутые этим бедствием? Ведь проявление солидарности – дело сугубо добровольное… Александр СОКОЛОВ Британия ограничивает приток студентов Перед прошлогодними парламентскими выборами консервативная партия Великобритании в случае победы обещала электорату сократить ежегодный приток иммигрантов с нынешних примерно 200 тысяч до «десятков тысяч» в год. Уже на первых этапах своей деятельности правительство консерваторов и либеральных демократов демонстрирует, что слова у него не расходятся с делом. Ужесточение иммиграционных правил в Великобритании коснется даже зарубежных студентов из государств, не входящих в Европейский Союз. Им станет гораздо труднее получить въездные визы. Сейчас на долю этого контингента приходится около 75% всех британских виз. Власти Туманного Альбиона решили пойти на этот шаг, несмотря на то, что предоставление высшего образования иностранной молодежи превратилось для национального бюджета в курицу, несущую золотые яйца: эта сфера бизнеса приносит примерно 10 миллиардов фунтов стерлингов в год, занимая по этому показателю седьмое место среди экспортных отраслей экономики. Причем, в отличие от остальных отраслей, несмотря на кризис, она продолжает расти, в основном, за счет китайских и российских студентов. Не говоря о том, что благодаря платной учебе зарубежных студентов, большинство британских вузов не нуждаются в государственных субсидиях для успешной образовательной и научной деятельности. Тем не менее, в последние годы нарастало опасение, что значительная часть студенческих виз использовалась не по назначению, а для пополнения молодыми иностранцами местного рынка труда. Часть из них числилась в неких частных колледжах вечными студентами и жила в Британии десятилетиями. Теперь ситуация должна измениться. По решению правительства, право обучать иностранцев на уровне ниже университетского, получат только «школы и колледжи, заслужившие высокий уровень доверия». Соискатели должны проявлять гораздо лучшее владение английским языком, чем до сих пор. Будет ограничено право студентов работать во время учебы, а выпускников – трудиться в этой стране в течение двух лет. С помощью этих и некоторых других ограничительных мер, которые вступили в силу в апреле, но еще до этого подвергались критике за вредность для интересов Британии, Лондон надеется сократить ежегодный приток иммигрантов примерно на 80 тысяч человек. №4(54), 2011

Политическое землетрясение, разразившееся на земельных выборах в Баден–Вюртемберге, нанесло тяжелейший удар по Христианско-демократическому союзу, впервые за всё послевоенное время утратившему возможность единолично властвовать в этом чрезвычайно важном и экономически лидирующем регионе. Проигрыш на бесспорно важнейших земельных выборах этого легислатурного периода ХДС ещё аукнется, но хотя бы в берлинских кабинетах у них никто из кресел пока не вывалился. Хотя серия провалов на земельных выборах у несущей опоры «черно-желтой» коалиции явно затянулась. А вот лидер Свободной демократической партии Германии (СвДП) Гвидо Вестервелле в итоге народного волеизъявления вынужден был поставить точку в своей политической карьере. На майском съезде СвДП в Ростоке он больше не будет выставлять свою кандидатуру на пост председателя. Придётся ему проститься с должностью вице-канцлера. Место главы германской дипломатии он пока надеется за собой сохранить, но держаться в этом кресле ему будет трудно: его деятельность и раньше-то больших восторгов в стране не вызывала, а уж теперь… Что же случилось? Разве не он привёл партию, во главе которой простоял около 10 лет, к крупнейшему избирательному триумфу, за шиворот вытащив её из унылого оппозиционного прозябания? Не ему ли обязаны все те «партайгеноссен», которые сидят сейчас в берлинских правительственных и парламентских кабинетах? Да и сама – страшно вымолвить – Ангела Меркель, где бы она была, если бы не возможность сформировать правительство с новым-старым партнером – либералами? Почему же теперь Гвидо Вестервелле выбросил на ринг полотенце? Ведь ещё в декабре прошлого года в ответ на всё громче звучащие требования освободить место у партийного штурвала он горделиво заявлял: «Я не покину корабль во время шторма». Да, в чём в чём, но в умении вести публичную полемику и успешно позиционировать себя в СМИ этому человеку отказать нельзя. Некоторые даже считают, что со времен Франца-Йозефа Штрауса в германской политике не бывало такого мастера вести себя столь провокационно, эгоцентрично и популистски, как это делал Гвидо Вестервелле. Он умел вызвать сильные чувства – как приязни, так и неприязни. К своему триумфу – почти 15% сторонников! – пришедшемуся на последние парламентские выборы этот боннский адвокат шёл в партийном строю целых 20 лет. Но за яркой кульминацией последовал спад, и начался он сразу же после вхождения СвДП в правительство, а Вестервелле – на пост руководителя министерства иностранных дел. Да, лидер германской дипломатии из этого человека получился совершенно бесцветный, до старшего товарища по партии Ганса-Дитриха Геншера ему как до царствия небесного. Ну, так до Геншера, прямо скажем многим далеко, не одному только Вестервелле. «Ну и что, Вестервелле продвинул вперед европейскую политику или политику безопасности, отчётливо улучшил трансатлантические отношения или отношения с Россией? При всём желании ничего подобного не заметно. Особая позиция по ливийскому вопросу в Совете Безопасности ООН сразу же оказалась провалом по всем направлениям. В результате Германия сейчас имеет чрезвычайно слабого министра иностранных дел. А это, в конце концов, привело к тому, что даже глава парламентской фракции партии «левых» пользуется большими симпатиями у населения, чем Вестервелле», – писала о его работе ведущая деловая газета «Хандельсблат». А всё-таки как же удалось СвДП столь стремительно растратить свой изрядный избирательный капитал? В это он тоже внёс изрядный вклад. Разве можно было делать щедрые налоговые подарки владельцам отелей – многие из которых, заметим, числятся в списке жертвователей СвДП – и при этом называть выплаты социальной помощи неимущим «позднеримским декадансом»? Легко ли после этого избавиться от ярлыка «клиентской» партии, мало отличимой от платной лоббистской бригады и завоевать авторитет политической организации, представляющей определённый сегмент интересов сограждан? А ведь именно «всенародную», близкую к людям СвДП всей своей мощью продвигал на выборах уходящий в отставку лидер. И попросили его «на выход» коллеги по правлению. Берлинец Александр Покорны сказал ему об этом в лицо: «Господин Вестервелле, у вас больше нет сил, чтобы вести СвДП вперёд». По словам берлинских журналистов, после этого в зале повисла мрачная тишина… Имидж рубахи-парня, говоруна, которому пальца в рот не клади, работать перестал: бревно нести – не портками трясти. В более современном варианте это может означать примерно следующее: правящей партии нужны реальные результаты, а не одно только постоянное присутствие в СМИ. Опросы населения показывали такое отношение немцев к младшему партнеру по правящей коалиции, что надо бы хуже, да некуда. Видно, и в самом деле для Вестервелле пришла пора прощаться. Генеральный секретарь этой партии Кристиан Линднер – один из молодых, взращенных и приведённых в большую политику незадачливым отставником – постарался сделать всё для соблюдения приличий, однозначно дав понять, что побиения каменьями не допустит: заслуги человека перед партией велики и очевидны, и проводить его надо достойно. Кто бы спорил, подумали все, вздохнув с облегчением. Несомненно, будут на съезде и другие перестановки. Кроме Вестервелле слетит и Биргит Хомбургер, возглавлявшая парламентскую фракцию, уже ушёл с поста главы земельной организации Баден-Вюртемберга и Райнер Брюдерле, пока остающийся министром экономики. Но прощание с Вестервелле отнюдь не избавит СвДП от того, чтобы всерьез заняться содержательной стороной партийной политики. Только делать это, очевидно, придётся молодежи – тому же Линднеру, Даниэлю Бару, Филиппу Рёсслеру. Тем более, что последний, министр здравоохранения берлинского кабинета (см. врез 1), и будет преемником Вестервелле на посту председателя. Правильный выбор лидера, безусловно, дело первостепенной важности. Но только ли в этом решение всех проблем либералов? Нет, не только. А еще, на мой взгляд, в серьезной содержательной ошибке – в попытке превратиться в народную партию. Но либеральная идея, если и способна, как говорится, овладеть германскими массами, то очень ненадолго. Массовость это по другой части – социалистической, консервативной. Либеральными же идеями, начиная с их появления в XVIII веке, вдохновлялись многие светлые умы, но народу эта морковка особенно сладкой не кажется. Либерализм говорит о непреходящей ценности свободы. Но на этой площадке с ним никто состязаться и не собирается: кому придет в голову утверждать, что несвобода лучше? Зато, если, конечно, исключить случаи открытого вранья прямо в ясные очи избирателю, честный либерал обязан признаться: свобода – это всего лишь шанс, она дает возможность получить, но ничего не обещает. Оно ведь может повернуться так, а может и иначе, причем тоже вполне свободно. Уж такие вот дела… А состязаться приходится с соперниками, которые чётко и определённо обещают «больше» – больше государственной заботы, больше социальных гарантий, больше безопасности, больше сохраненной от человеческих злодейств природы. Представляете, как приходится знаменосцам свободы изворачиваться, чтобы выглядеть конкурентоспособными на этом поле? Категорическое утверждение для многих выглядит куда привлекательней сослагательного наклонения. Вот почему ключевое условие для успеха либеральных проектов – яркая состоявшаяся личность, способная убедительно «продать» благотворность сочетания идеи свободы с разумным риском, неотъемлемо ей присущим. Карнавализация и медийные эскапады здесь если помогут, то, как уже говорилось, ненадолго. А банальный оппортунизм, неизбежный для любого младшего партнера по правящей коалиции, особенно отталкивающе выглядит в либеральном исполнении. Андрей ГОРЮХИН   Филипп Рёслер Будущий лидер свободных демократов родился в 1973 году во Вьетнаме, а в Германию попал в возрасте 9 месяцев как сирота, лишившийся во время войны родителей. Был усыновлен семейной парой, имевшей двух дочерей. Родители разошлись, когда ему было 4 года. Дальше Филиппа воспитывал отец, летчик Бундесвера. Школу он окончил в 1992 году, сразу начав службу в военно-медицинском подразделении. Окончил Ганноверский медицинский институт, после чего продолжил службу военврачом в Бундесвере. В 2002 году стал доктором наук со специализацией в области сердечнососудистой и торакальной хирургии. Членом СвДП стал в 1992 году, начав карьеру с молодежной организации этой партии. С 2000 по 2004 год был генеральным секретарем земельной организации СвДП в Нижней Саксонии. В президиум этой партии избран в 2005 году на 56 съезде с результатом 95%. В марте 2006 года с результатом 96,4% выбран съездом главой нижнесаксонской партийной организации. На этот пост переизбран в 2008 году, опять-таки с результатом 95%. С 2003 по 2009 год член нижнесаксонского ландтага, председатель фракции своей партии. В феврале 2009 года стал министром экономики, труда и транспорта, заместителем премьер-министра земельного правительства. С октября 2009 года министр здравоохранения федерального правительства. До прихода в кабинет Кристины Шрёдер был самым молодым министром. В мае 2011 года будет единственным кандидатом на пост председателя СвДП, причём Гвидо Вестервелле он сменит не только в партии, но и на посту вице-канцлера правительства ФРГ. В правлении Филипп Рёслер курировал круг вопросов, связанных с выработкой политического курса. Теперь у него будет хорошая возможность больше проявить себя с этой стороны. Тем более что популярность партии согласно опросам населения составляет сейчас позорные 3% и с ними на парламентских выборах она останется за пределами бундестага. Удастся ли молодому динамичному политику переломить столь негативное отношение сограждан к СвДП? Сделать это будет чрезвычайно трудно: противники, в особенности «зелёные», сейчас находятся на подъеме и постараются не упустить ветер, дующий в их паруса. Интересно посмотреть на то, что будет предпринимать новый капитан, чтобы вывести свой корабль из полосы штиля. Ф.Рёсслер всегда подчеркивает, что открыт для обсуждения социальных вопросов. Недоброжелатели считают его «скрытым социал-демократом». В то же время, социал-демократы полагают, что программа СвДП бессодержательна и кадровые перестановки не помогут этого исправить. №4(54), 2011

Россия отметила 28 февраля 2011 года 15-летнюю годовщину вступления в Совет Европы. Тихо. Скромно. Без помпы. Ни памятных медалей. Ни громких заявлений. Ни многочисленных торжественных заседаний. Так, самый минимум. А зря. Повод подвести итоги и взглянуть в не столь отдаленное будущее был самый хороший. Тем более что есть о чем поговорить. В Совете Европы началась перестройка. Мы ведем ее вместе с партнерами из Европейского Союза, со всеми европейскими странами. От активной, инициативной, наступательной позиции российских представителей зависит очень многое. Скажем иначе, должно зависеть. Но перед тем как поразмышлять о том, какие направления реформ выгодны Российской Федерации, какие из них стоило бы поддержать, попытаемся разобраться в нескольких связанных с ними базовых вопросах. Ведь чтобы лучше видеть перспективу, нужно четко себе представлять, зачем реформы потребовались, во имя каких целей они осуществляются, кто их ведет и в чем они состоят. Вернее, и это принципиальный момент, должны заключаться. Тем более что материалов, которые могут служить пищей для размышлений, последнее время ощутимо прибавилось. На зимней частичной сессии Парламентской Ассамблеи Совета Европа (ПАСЕ) с подробным изложением своего видения перестройки Организации выступил ее генеральный секретарь Турбьёрн Ягланд*1. Тогда же на пленарном заседании Ассамблеи прошли слушания по пункту повестки дня «Продолжение реформы Совета Европы». Проекты резолюции и рекомендации внесла Комиссия ПАСЕ по политическим вопросам. Доклад с обоснованием поддержанных ею предложений по поручению Комиссии подготовил депутат ПАСЕ от Франции, член фракции Европейской народной партии (Христианские демократы) Жан-Клод Миньон*2. А 10 февраля состоялась учредительная встреча глав политических департаментов и департаментов политического планирования высокого уровня министерств иностранных дел государств-участников*3.   Общий контекст Совет Европы является старейшей и до определенной степени наиболее авторитетной международной организацией континента. Он объединяет все европейские страны. Таких к настоящему времени набралось 47. Вне Организации остаётся только Белоруссия, хотя Минск является участником ряда европейских конвенций. К тому же СЕ сотрудничает с Белоруссией на ограниченном числе направлений. Не вправе претендовать на членство в Организации непризнанные государства. Хотя и их представители могут допускаться к обсуждению отдельных сюжетов. В качестве наблюдателей в работе СЕ участвуют США, Канада, Япония и Мексика. Как видим, список более чем репрезентативный. Ядром, вокруг которого концентрируется вся деятельность Совета Европы, является проблематика защиты прав человека, плюралистическая демократия и господство права. В этом отношении СЕ является полномочным культтрегером Европы. Он претендует на то, чтобы быть главным выразителем основополагающих ценностей политической культуры, европейского выбора и европейской идентичности народов континента. Их проводником. Соответственно он позиционирует себя как честь и совесть европейского социума и европейской политики. А демократическую безопасность, на страже которой он стоит, провозглашает важнейшей составляющей системы всеобъемлющей безопасности на континенте. Суть отстаиваемого им подхода – опасность остальным может исходить только от тех, кто попирает вечные ценности или становится на этот скользкий путь. Чем тверже они придерживаются общих идеалов, тем стабильнее утвердившийся порядок вещей, тем прочнее объединяющие их связи. Хотя в Уставе записано чуть иначе. Организация призвана способствовать сближению между государствами, их экономическому и социальному развитию с использованием широкого арсенала мер в самых различных сферах деятельности, включая продвижение общих ценностей. В пункте «a» ст. 1 Устава целью Совета Европы провозглашается «достижение большего единства между его членами во имя защиты и осуществления идеалов и принципов, являющихся их общим достоянием, и содействие их экономическому и социальному прогрессу». Средствами её достижения названы заключение соглашений, обсуждение других договоренностей и совместные действия в нескольких ключевых областях – «экономической, социальной, культурной, научной, правовой и административной». Перечисленные средства отнесены как бы к инструментарию реализации цели Организации первой группы. Кроме того, в пункте «b» ст. 1 Устава указывается, что «эта цель будет достигаться… равно как и путем поддержания и дальнейшего осуществления прав человека и основных свобод». Это инструментарий второй группы. Под этим углом зрения, Совет Европы является региональной международной организацией общей компетенции, в сферу ведения которой входит сотрудничество между государствами-членами по любым вопросам внутреннего развития и внешней политики, за исключением лишь касающихся национальной обороны. Она много делает для углубления культурного сотрудничества на континенте, решения задач социального сплочения и всего набора социальных проблем, с которыми сталкиваются европейские страны. Она внесла большой вклад в становление сотрудничества между судебными и полицейскими органами. Да всего и не перечесть. Полученные ею результаты материализованы в более чем 200 европейских конвенциях и дополнительных протоколах к ним и огромном количестве резолюций. Они приняты Комитетом министров Совета Европы (КМСЕ) и образуют своего рода мягкое право, способствующее сближению и гармонизации национального законодательства, правоприменительной практики и политического курса государств-членов. Когда Совет Европы еще только создавался, федералистское движение Европы хотело сделать из него организацию интеграционного типа. Тогда предлагалось наделить главные органы СЕ частично наднациональными полномочиями. Однако эти идеи оказались преждевременными. Их удалось реализовать лишь при конструировании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) и Европейского экономического сообщества (ЕЭС), из которых затем вырос нынешний Европейский Союз (ЕС). Что касается Совета Европы, он получился чисто классической международной организацией. Отношения наднационального интеграционного характера в его рамках сложились лишь на основе разработанной им Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ), давшей жизнь Европейской системе защиты прав человека. Ее ключевым звеном является Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Его юрисдикция и постановления обязательны для государств-участников ЕКПЧ. За тем, как они исполняются, следит Комитет министров. Но в силу полномочий, возложенных на него ЕКПЧ, т.е. в качестве конвенционного органа. В остальном структура главных органов Совета Европы более-менее повторяет классическую схему, с учетом важности парламентского и как бы субпарламентского измерения его деятельности. К числу главных органов относятся Комитет министров, Парламентская Ассамблея (ПАСЕ), Конгресс местных и региональных властей (КМРВ) и Генеральный секретариат. Уставом проведение встреч глав государств или правительств стран-членов Организации не предусматривается. На практике они собирались три раза. Первый саммит состоялся в Вене в 1993 году. Он одобрил курс на превращение СЕ из закрытого клуба западных демократий в панъевропейскую организацию. Кроме того дал старт предыдущей реформе Европейской системы защиты прав человека, вылившейся в принятие Протокола № 11 к ЕКПЧ, разработке Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств и созданию Европейской комиссии против расизма и ксенофобии. Следующий раз главы государств и правительств собрались в 1997 году, теперь уже в штаб-квартире СЕ в Страсбурге. Второй саммит подвел итоги расширения Организации и нацелил ее на решение новых задач. Местом проведения Третьего саммита была избрана Варшава. Он дал слегка более актуализированную картинку основных направлений деятельности СЕ. Однако принятые им документы до сих пор вызывают разночтения среди государств-участников и внутри Генерального секретариата. Одни считают, что он подтвердил установку на то, чтобы Организация занималась всем, как и раньше. Плюс откликнулась бы на новые вызовы. Другие – призвал ее сосредоточиться на «триаде»: проблематике демократии, господства права и прав человека. Таким образом, встречи глав государств или правительств не встроены в институциональную систему СЕ. Для их созыва требуется специальное решение. Центральное место в системе главных органов Совета Европы занимает Комитет министров. В его руках сосредоточена реальная власть. Только он уполномочен принимать обязывающие решения от имени Организации. Именно он занимается повседневной работой по обеспечению сотрудничества между государствами-членами во всех тех областях деятельности, которые отнесены к сфере его компетенции. На него замкнут разветвленный конгломерат рабочих органов, начиная от всевозможных редакционных групп и групп экспертов открытого, узкого и закрытого состава до постоянных комитетов и комитетов мудрецов. Все они создаются им для решения конкретных задач и действуют на основе четко сформулированного им мандата или данного им поручения. Объем проделываемой им работы колоссален. Однако ни мировым, ни европейским СМИ он не интересен. КМСЕ трудится в закрытом режиме. Осуществляемая им деятельность рутинна. На изменения политической ситуации в Европе и за ее пределами он реагирует менее броскими методами и не так оперативно, как Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Организация Северо-Атлантического договора (НАТО) и ЕС. Парламентская Ассамблея имеет статус консультативного органа СЕ. Принимаемые ею официальные документы (резолюции и/или рекомендации) связывают только ее саму, партийные фракции, с опорой на которые она работает, и национальные делегации. К другим органам СЕ, государствам-членам, третьим странам и международным организациям она может обращаться только с рекомендациями. Тем не менее, ПАСЕ пользуется большим влиянием. Ее рекомендации становятся фактором практической политики. Инициативы, с которыми она выступает, находят поддержку. Ссориться с ней никто не хочет. К высказываемым ею позициям относятся с должным уважением. В борьбе за политическое влияние ПАСЕ успешно набирает очки в силу целого ряда причин. Ассамблея чрезвычайно активна. Она хорошо структурирована. Одновременно на рассмотрении ее многочисленных комиссий находятся десятки самых разнообразных докладов, которые по мере готовности выносятся на пленарные заседания. ПАСЕ полностью автономна. Она включает в свою повестку дня те вопросы, которые считает нужным, т.е. все, что волнует европейцев, все, с чем им приходится сталкиваться в повседневной жизни. Она не боится открыто говорить обо всех и любых самых острых, самых горящих проблемах, даже наиболее конфликтных и скандальных. Поэтому ее заседания всегда находятся в центре внимания мировых, европейских и национальных СМИ. В свою очередь, медиатическая значимость ПАСЕ заставляет государства и ведущих политиков континента относится к ней как к важному политическому ресурсу, которым нельзя пренебрегать. Конгресс местных и региональных властей в какой-то момент тоже начал стремительно набирать авторитет и влияние. Казалось, что у него для этого есть все необходимое. Ведь ему было доверено представлять интересы наиболее мощной, наиболее многочисленной прослойки политического истеблишмента европейских стран. Через местные и региональные власти проходит значительная часть финансовых потоков. От того, как они функционируют, как выполняют возложенные на них обязанности, зависит то, как люди живут повсеместно на континенте. Теоретически КМРВ мог бы создать беспрецедентную сеть сотрудничества, приближенного к повседневным нуждам людей. Он мог бы превратиться в уникальный инструмент совместного трансграничного решения всех тех проблем, которые больше всего волнуют обычного, среднего человека. Однако у него не получилось. Что-то не сложилось. Конгресс стал подражать ПАСЕ, дублировать ее повестку дня, ее деятельность только под углом зрения местных и региональных властей. В результате он остановился в своем развитии и не сумел обрести своего лица, не нашел своего особого места в европейском политическом ландшафте. Он остался лишь частично востребованным, хотя сохраняет изрядный потенциал. Генеральный секретариат во главе с генеральным секретарем – становой хребет Организации. От него все зависит. На нем все держится. Он предопределяет все решения, принимаемые СЕ, обеспечивает содержательное наполнение всех выпускаемых им документов, хотя формально считается, что он всего лишь обслуживает другие главные органы. Секретариат достаточно многочислен. Он состоит по большей части из великолепно образованных, хорошо подготовленных, опытных сотрудников, выращенных внутри Организации и приверженных ее духу и призванию, а построен в лучших традициях иерархически организованной структуры с четко налаженными связями руководства и подчинения. Поэтому Секретариат чувствует себя вполне защищенным в социальном плане и работает на результат в соответствии с высокими стандартами эффективности и качества. Постоянные представительства (посольства) государств-членов при Совете Европы и правительственные эксперты, приезжающие из столиц, ему заведомо проигрывают. Представительства, как общее правило, очень малочисленны – не свыше двух-трех, от силы пяти дипломатов (за исключением представительств Турции, России и Украины). Они стараются держаться подальше от своих парламентских делегаций и не вмешиваются в то, как правительственные агентства налаживают связи с рабочими органами СЕ. Выходить за рамки минимально необходимого им нет никакого резона. Секретариат СЕ сформирован на пропорциональной основе. Все государства-члены, за редким исключением, очень неплохо в нем представлены. Поэтому Секретариат СЕ по определению обслуживает их национальные интересы и действует в тесной связке с правительственными экспертами, приезжающими из столиц, таким образом, что у государств-членов почти никогда не возникает потребности в том, чтобы его поправлять или контролировать. С учетом этого можно себе представить, насколько весомой и значительной является фигура генерального секретаря СЕ, персонифицирующего собой весь Генеральный секретариат. Да и не только Генеральный секретариат, но и всю Организацию. Её статус в европейской табели о рангах во многом определяется тем, открывает ли генеральный секретарь ногой двери самых высоких кабинетов, имеет ли он прямой доступ к главам государств и правительств ведущих держав континента. От того, каким авторитетом пользуется генеральный секретарь, зависит то, в какой степени в Европе прислушиваются к голосу Организации. Не мудрено, что именно генеральный секретарь предложил государствам-членам приступить к реорганизации Совета Европы. Он возглавил движение за реформы. Он держит в руках все нити. Его позиция, его способность заручиться поддержкой столиц, его настойчивость, то, как он действует, в значительной степени предрешают и успех, и направления, и наполнение реформ.   Объективные потребности в перестройке А в реформах Совет Европы действительно нуждается, хотя возложить вину за ослабление позиций Организации на Страсбург можно лишь отчасти. В большинстве случаев его относительный «закат» связан с внешними факторами, с общей динамикой ситуации на континенте и эволюцией европейской архитектуры. Объясняется он также какой-то аморфной, невнятной, плохо артикулированной позицией государств-членов в его отношении. На протяжении десятилетий Совет Европы мог позволить себе сибаритствовать. Он вел роскошное существование. Он трудился в оранжерейных условиях. Во-первых, СЕ объединял государства, органически придерживающиеся тех экзистенциональных ценностей, которые они поручили ему продвигать. В рамках СЕ острые противоречия между ними возникали крайне редко. Поэтому он и назывался закрытым клубом западных демократий, а вся практическая работа по отправлению возложенных на него функций была доверена Генеральному секретариату. В-вторых, СЕ и Генеральный секретариат точно знали, что им делать. Они сосредоточились на нормотворчестве, регулятивном обеспечении высокого уровня субрегионального международного сотрудничества в максимально широком спектре областей, установлении эталонных стандартов государственно-правового, политического и социального развития и их соблюдения. В-третьих, СЕ не испытывал недостатка в финансировании. Никто не держал его на голодном пайке. В-четвертых, он был избавлен от реальной конкуренции. У него не было серьезных соперников в лице других международных структур. Делянка между НАТО, ЕС и СЕ была поделена вполне рационально. У каждой из западноевропейских и североатлантических структур была своя ниша. Они не дублировали друг друга, да и не собирались. НАТО взяла на себя все, связанное с обороной и военным строительством, которые, как указывалось выше, намеренно были исключены из компетенции Совета Европы. ЕС занялся созданием таможенного союза, затем – формированием общего рынка, бился над форсированием экономической интеграции. Ему этого вполне хватало. Чуть ли не все остальное, насколько это было подъемно, оставалось за СЕ. И даже запуск Хельсинского процесса ничего не изменил. Он понадобился для наведения мостов между странами, принадлежавшими к двум враждующим военно-политическим лагерям. На ситуации внутри каждого из лагерей он никак не отразился. Может быть, даже повысил политическую значимость Совета Европы для Запада. Ведь Хельсинский процесс легитимировал правовые и политические стандарты СЕ в масштабах всего континента и даже в какой-то степени стал прологом к последующей нормативной экспансии Запада. Окончание холодной войны сыграло с Советом Европы злую шутку. Вроде бы идеалы, отстаиваемые им, победили, и теперь Страсбург мог пропатронировать их победному шествию по континенту. На это Первая встреча в верхах государств-членов его и нацелила. СЕ первым из европейских и евроатлантических организаций и объединений пошел по пути включения в свой состав стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и стран Балтии, а за ними и всех остальных европейских стран. Причем в отличие от НАТО и ЕС сделал это, отказавшись от выборочного подхода. Более того, он полностью перестроил свою работу. Во главу угла своей деятельности он поставил оказание технической помощи новым демократиям в восприятии западных стандартов. Выбор вроде бы правильный, выверенный, где-то даже единственно возможный, но… бесперспективный. Перспектива, которую тогдашние политические лидеры и государственные деятели просмотрели, а их новое поколение сейчас продолжает игнорировать, состояла в том, чтобы сообща строить новую Европу, сообща оборудовать наш большой континент. В принципе из неё концепция Большой Европы без разделительных линий и исходит. Она делает ставку на равенство и развитие. СЕ предпочел им экспансию, внедрение на Востоке континента того, что уже достигнуто Западом. То есть он стал строить старую Европу, только гораздо большего географического охвата. В какой-то степени это было и остается тупиковым вариантом. В результате СЕ много сделал для новых демократий. Он потрудился на славу, добился результатов в плане распространения западной политической и правовой культуры и утверждения общеевропейских ценностей господства права, плюралистической демократии и уважения прав человека. Но во многом (1) утратил свою привлекательность для государств-членов; (2) остановился в развитии; и (3) стал все больше и больше уступать в том, что касается, своего raison d'etre, другим европейским и евроатлантическим организациям и объединениям. То чем СЕ занимался, с позиций политического реализма, по-настоящему мало кого интересовало. Для СЕ данная констатация звучит обидно. Нарушает негласные заповеди политической корректности. Рвет с определенными табу. Но на практике дело обстояло и обстоит именно таким образом. Для Запада то, на чем СЕ сосредоточился, с точки зрения внутренней политики, превратилось в повторение пройденного, а, с точки зрения внешней политики, было паллиативом. Поскольку поддержка и освоение Центральной и Восточной Европы осуществлялись им в иных форматах и иными методами. Странам ЦВЕ Совет Европы как инструмент получения западного опыта был нужен постольку-поскольку. А какие-то иные роли он играть почти перестал. После нескольких лет неопределенности, вызванных тем, что правящие круги США и ЕС никак не могли определиться, страны ЦВЕ, получив соответствующий сигнал, взяли курс на вступление в НАТО и в интеграционное объединение. Это было для них главным. Участие в СЕ превратилось в проформу – подготовительный класс для обретения права на полновесную принадлежность к Западному миру. Россия ожидала от Совета Европы совершенно другого – оформления союзнических отношений и объединения усилий в целях совместного обустройства континента на равноправной основе на деле, а не на словах и построения Большой Европы, как это и было написано на скрижалях СЕ. Однако Большая Европа осталась не более чем лозунгом. Красивыми словами. Морковкой. Реальностью стала нескончаемая критика российских властей, как справедливая, так и надуманная. Разочарование, вызванное завышенными ожиданиями, превратило СЕ в глазах Москвы в необходимую, но до определенной степени чуждую ей часть обязательной программы, проводника западного влияния и западного понимания общих ценностей, навязываемого, а не разделяемого. Как следствие, оказалось, что ни одной из влиятельных сил континента лидерство в Совете Европы не нужно. Возвеличивать его, вкладываться в него по-крупному они не захотели. Их вполне устроила ситуация, когда он остается на плаву, выполняя отведенную ему ограниченную миссию, пусть и благородную, но не более того. Вот и получилось, что в отношении СЕ под самыми благовидными предлогами была принята убийственная для Организации стратегия нулевого роста бюджета. Убийственная – по ряду причин. С одной стороны, она не давала СЕ развернуться. Мешала осваивать столь необходимые новые направления деятельности. Сковывала инициативу. И это тогда, когда перед СЕ теоретически могли открыться новые горизонты. Когда Европа начала сталкиваться с новыми, все более тяжелыми, разрушительными и опасными вызовами. С другой – заставила СЕ придерживаться режима жесткой экономии. Единый бюджет СЕ тратится как на саму Организацию, так и на ЕСПЧ. В связи со стремительным увеличением нагрузки на Страсбургский суд, СЕ пришлось во все большей мере перераспределять средства на его финансирование. Сама же Организация оказалась на голодном пайке. Даже то, над чем она трудилась раньше, ей пришлось делать в урезанном объеме. Под нож экономии пошли в первую очередь программы и проекты в сфере культурного и молодежного сотрудничества, сотрудничества в социальной сфере и т.д. Иначе говоря, СЕ поставили перед непростым выбором: то ли сосредоточиться на главном, определив его для себя, и отказаться от второстепенных направлений деятельности, то ли заниматься всем по-прежнему, но с меньшей эффективностью. Однако утверждать, что его поставили в такую ситуацию какие-то внешние силы, было бы преувеличением. Это не совсем верно. До какой-то степени СЕ загнал в неё себя сам. К середине 1990-х он фактически раздвоился. Где-то половину ресурсов, времени и сил он бросил на оказание технической помощи новобранцам. Половину оставил на работу в обычном режиме. Тем самым благородная миссия нести общие ценности повсюду в пределах континента, в том числе, в его самые отдаленные уголки получила организационное и проектно-целевое выражение. Сотрудники Генерального секретариата в меркантильном плане и с точки зрения престижа от этого очень выиграли. Они стали вдвойне уважаемыми людьми – дорогими гостями, которых повсюду встречают с распростертыми объятиями. И не просто дорогими гостями, а оракулами, которым заглядывают в рот. К тому же они получили весомую прибавку к жалованию. Командировочные, а в командировках им пришлось проводить существенную часть своего времени, «жертвуя собой», приплюсовывали к зарплате. Государства-члены проиграли. То есть от каждого эпизода получения помощи они, может быть, и выигрывали, особенно в первые годы, когда ощущался информационный голод, и не было своих специалистов соответствующего профиля, но в своей совокупности, безусловно, проиграли. В серию были запущены нескончаемые информационные, пропагандистские, общеобразовательные семинары, круглые столы, конференции и обсуждения, почти одинаковые в разных странах, занудно повторяющиеся и дублирующие друг друга. По большому счету, уже вскоре, никому не нужные. Поскольку ту же самую информацию, при желании, можно было получить в Страсбурге (или тиражировать из Страсбурга) или в результате анализа практики и опыта СЕ и его государств-членов, которые национальные кадры профессионалов вскоре неплохо освоили. Кроме того, новые государства-члены, не без давления со стороны СЕ и его старожилов, подключили Совет к совершенствованию национального законодательства и работе по приведению его в соответствие со стандартами Организации. СЕ занялся этим с огромным удовольствием. Но со столь же низким коэффициентом полезного действия. Повсюду он стал делать в принципе одно и то же, бесконечно повторяя и дублируя ведущуюся работу. Но к тому же, если разобраться, во многом сугубо формально. В каких-то случаях эксперты СЕ и сотрудники генерального секретариата плохо знали местную специфику и, трудолюбиво подготавливая запрошенные рекомендации, работали в корзину, в каких-то – откровенно использовались во внутриполитической борьбе для проталкивания реформ или законопроектов, в которых были заинтересованы те или иные политические формирования внутри европейских стран. Но больше всего проиграл сам Совет Европы. Поскольку существенного приращения сил и средств не произошло, обе половины своей работы он стал делать плохо. То есть, конечно, хорошо, профессионально, качественно. Но намного хуже, чем мог бы, и намного хуже, чем надо было. По поводу технической помощи уже сказано. Отдача от нее всегда была крайне низкой или показной. Её намного лучше бы осуществляли сами государства-члены или международные НПО и объединения национальных неправительственных организаций. С гораздо большей пользой она бы велась, если бы была поставлена не келейно, вне контроля со стороны третьих государств-членов, а осуществлялась через структуры многостороннего межправительственного сотрудничества. Больше же всего пострадала уставная деятельность Организации. Вместо того чтобы идти вперед, активно продолжать нормотворческую деятельность, искать решения проблем нового поколения, с которыми столкнулись европейские страны, смело идти в новые области деятельности, СЕ топтался на месте. Да, он продолжал разрабатывать новые европейские конвенции (о биомедицине, регулировании отдельных аспектов виртуального пространства, правовом сотрудничестве в борьбе с терроризмом и т.д.), выпускать резолюции и рекомендации, но в откровенно недостаточном и усеченном виде. Два последних десятилетия он выдавал на-гора не вдвое меньше нормотворческой продукции, чем мог бы, а на порядок меньше. Ведь львиная доля средств, оставляемых им себе на развитие, шла на оплату экспертов СЕ и сотрудников Генерального секретариата. Она тратилась на финансирование устаревших программ и проектов, от которых никто не решался отказаться, и на обеспечение невообразимо распухших механизмов контроля за исполнением государствами-членами взятых на себя обязательств по различным европейским конвенциям. В этом, кстати, что является тайной полишинеля, кроются истоки дрейфа Организации к избавлению от черт универсальности в ее деятельности и концентрации на триаде: верховенстве права, демократии и правах человека. Не мудрено, что Совет Европы сначала уступил лидерство ЕС и ОБСЕ, а потом был и вовсе отодвинут ими на обочину общеевропейского политического процесса. По окончании холодной войны ОБСЕ радикально поменяла свое призвание. Она посвятила себя (чуть ли не без остатка) фактически тому же, чем был призван заниматься Совет Европы, – контролю за демократическим развитием Восточной и Юго-Восточной частей континента. Только ОБСЕ, по сравнению с СЕ, обладала рядом преимуществ. Она могла действовать очень оперативно, быстро разворачивая миссии на местах и привлекая необходимые ресурсы для выполнения разовых поручений. Не будучи обремененной тяжеловесными внутренними структурами, огромным профессиональным аппаратом и представлениями о чести и совести, присущими такому аппарату, ОБСЕ могла легко переориентировать свою деятельность на решение новых задач. Она стремительно меняла направления главного удара. Она всегда была готова, руководствуясь логикой политической целесообразности, а не чем-то там еще, выполнить поступивший социальный заказ. Совет Европы всегда был и остается намного более основательным и профессиональным, чем ОБСЕ. Но большинству в ОБСЕ на протяжении всех этих лет нужны были не оптимальные, не выверенные, а политизированные решения. Однако наиболее сокрушительный удар кинжалом в спину Совет Европы получил от Европейского Союза. Казалось бы, для ЕС Совет Европы так удобен. СЕ – любимое детище государств-основателей ЕС. Руками Совета Брюссель может делать все то, на что его самого не хватает. СЕ может служить проекцией ЕС на значительно большую территорию, на гораздо более ёмкий рынок в 800 миллионов человек. Тем не менее, вместо того чтобы холить и лелеять, вместо того чтобы пестовать его, Брюссель начал обгрызать его полномочия. Одни за другими. Последовательно и методично. Часть европейских конвенций СЕ, прежде всего, в области сотрудничества судебных и полицейских органов и оказания правовой помощи, а также в гражданско-правовой сфере, ЕС трансформировал в свои директивы, поменяв тем самым режим их имплементации и контроля над соблюдением. В других случаях Брюссель создал параллельные структуры и инструменты. В частности, разработал свою Хартию основных прав, полностью перекрывающую ЕКПЧ и Европейскую социальную хартию (ЕСХ). С 1 декабря 2009 года ей придан обязывающий характер и фактически конституционный статус. ЕС создал свое Агентство по правам человека и т.д. С одной стороны, включение того, чем занимается СЕ, и что ему поручено делать, в сферу своей компетенции, отвечало и отвечает логике внутреннего развития ЕС. Из экономического сообщества он превратился сначала в социально-экономическое. Затем включил в интеграционный проект вопросы внутренней безопасности и многие другие. И, наконец, трансформировался в предфедеральный Союз, стремящийся к тому, чтобы присутствовать во всех сферах деятельности государств-членов без исключения. К тому же ЕС пошел по пути всемерной, неограниченной экспансии. Уже сейчас в его составе 27 из 47 государств-членов СЕ. В ближайшем будущем их число должно подскочить до 30-33. На то чтобы поглотить Балканы, ему потребуется несколько лет. Тогда потребность в Совете Европы для него полностью отпадет. ЕС и сейчас утрачивает к нему интерес. Но его пренебрежительное отношение к СЕ не может проявиться в полную силу. Лиссабонский договор поручил Брюсселю вступить в ЕКПЧ. Над этим он сейчас усиленно работает. Плюс к этому Брюссель придумал, как можно дополнительно использовать СЕ для продвижения своих интересов. У ряда стран ЕС есть любимая внешнеполитическая программа – политика Восточного партнерства. Они приставили СЕ к ее реализации. Однако по большому счету, уверен Брюссель, Большая Европа без разделительных линий ему не нужна. Это колоссальная стратегическая ошибка. Неверная оценка своих интересов и возможностей. Неправильное восприятие своего места в современном мире. Они уже очень дорого обошлись ЕС и его государствам-членам. Может быть, в будущем, отношение Брюсселя к концепции и идеологии Большой Европы без разделительных линий изменится. Но пока факт остается фактом. По убеждению современного поколения политиков и государственных деятелей, задающих тон в ЕС, такая концепция и идеология ЕС не нужны. Они отдают безусловное предпочтение концепту Широкой Европы, согласно которому, весь континент должен жить по правилам, диктуемым из одного центра. Брюссель не видит преимуществ в равноправном сотрудничестве от Атлантики до Владивостока. Нынешний расклад ЕС вполне устаивает. Ему претит то, что он должен подчиняться решениям, вырабатываемым в Страсбурге. Даже символически. Его «воротит» даже от одной мысли о том, что ему приходится согласовывать свою позицию с третьими странами, входящими в СЕ. Ему не нравится, что он пусть и в минимальной степени, но все же подконтролен самостоятельной международной структуре. То, что ЕС на практике отказывается от Большой Европы без разделительных линий, автоматически означает, что ему не нужна не только Большая Европа, но и Совет Европы. Если СЕ исчезнет, для ЕС ничего не изменится. Но отступаться от него Брюссель не собирается. Он считает, что поступить так на данном отрезке европейского строительства было бы контрпродуктивным и несвоевременным. Более приемлемый вариант – забрать у СЕ лишнее, полностью замкнуть его на проблематику господства права, демократии и прав человека и поручить его заботам ту часть континента, которая не входит в состав ЕС и на которую Брюссель не претендует. Понятно, что такой вариант не устраивает Россию, Украину и Турцию. Не может устаивать! Но навязать своё видение будущего развития континента, пролоббировать его, убедить остальных в его преимуществах они не в состоянии. Делать же ставку на превращение СЕ в привилегированный инструмент продвижения своих интересов, в реальный инструмент построения Большой Европы без разделительных линий они не могут и не хотят. С одной стороны, это слишком сложно. СЕ, скорее, используется Брюсселем и его государствами-членами для ослабления позиций указанной тройки держав, способных служить противовесом экспансии ЕС, для их бесконечной критики. Чтобы поменять ситуацию, потребуется очень много сделать. С другой – не реалистично. За ЕС – механическое большинство. В этом плане ничего не изменить. Отношение к СЕ не переменится до тех пор, пока Брюссель не осознает, что построение Большой Европы в союзе с Россией, Украиной и Турцией в его интересах. Любое другое развитие событий будет лишь ослаблять европейский концерт, вредить ему, подрывать возможности внутреннего развития, снижать международную конкурентоспособность. Таковы, как представляется, глубинные причины кризиса, уже не один год переживаемого Советом Европы, причины, диктующие потребность в переменах и преобразованиях.   Официальное обоснование причин и мотивации реформ Руководством и главными органами Совета Европы они подаются, что вполне естественно, несколько иначе. В зависимости от особенностей текущего момента или того, кто выступает с разъяснениями, акценты очень сильно смещаются. Реформирование было провозглашено официальной политикой СЕ с сентября 2009 года. Заступив на пост генерального секретаря Организации, только что избранный им известный норвежский политик, председатель Нобелевского комитета Турбьёрн Ягланд сходу объявил реформирование ЕС своей основной миссией. Соответствующую задачу он поставил и перед собой, и перед Организацией в целом, включая как Комитет министров, так и совокупность государств-членов. И в этом – в намерении вернуть СЕ утраченные позиции, рационализировать его деятельность, поднять отдачу от осуществляемых им программ и проектов и повысить вклад в европейские дела – его поддержали абсолютно все. Только первопроходцами нынешнего генерального секретаря и его команду назвать сложно. Попытки что-то сделать, чтобы вывести Организацию из кризиса, предпринимали и все его предшественники. То, что у СЕ не всё ладится, что он упускает нечто главное, что его теснят, ни для кого не было секретом. Нисходящий тренд в его деятельности, обеспокоенность складывающейся ситуацией, утрата драйва ощущались со второй половины 1990-х. Руководство СЕ не могло не реагировать. Сменяющие друг друга генеральные секретари и реагировали. Они ездили по столицам. Уговаривали. Завлекали. Объясняли. Выбивали деньги. Взваливали на плечи СЕ все новые и новые поручения, чтобы доказать его незаменимость, чтобы показать, на что он способен, чтобы удержать за ним лидирующие позиции. Ратовали за то, чтобы ЕС, ОБСЕ и СЕ договорились о каком-то разделении труда и строго следовали найденному модусу вивенди – на подобии детей лейтенанта Шмидта. Даже выступали за проведение саммита европейских и евроатлантических организаций. Внутри СЕ не прекращались преобразования. Тасовались подразделения. Менялась кадровая политика. Постоянные новшества вносились в бюджетный процесс и характер представления Межправительственной программы деятельности, в которой фиксировались все пропорции в распределении сил и средств Организации. Централизацию управления сменяла децентрализация и наоборот. Укрупнение подразделений – разукрупнение и т.д. В общем, работа кипела. При шведе Даниэле Таршисе (по завершении своей карьеры в СЕ вернулся на начальственную исследовательскую работу), австрийце Вальтере Швиммере (сейчас он – председатель Международного координационного комитета Мирового общественного форума «Диалог цивилизаций»), англичанине Терри Дэвисе. Более того, встречи глав государств и правительств стран СЕ 1997 и 2005 годов созывались в значительной степени для того, чтобы вдохнуть в СЕ новую жизнь, привлечь к нему внимание, утвердить новую повестку. На них неизменно подтверждалась приверженность целям и принципам СЕ. Деятельность СЕ всячески превозносилась. Принимались декларации и планы действий, призванные служить маяком, ориентиром, руководством к действию. По решению саммитов создавались комитеты мудрецов. Другой вариант – их функции возлагались на отдельных наиболее авторитетных европейских политиков. Комитеты и уполномоченные политики представляли очень верные, очень правильные и тщательно продуманные системные рекомендации. Но… Перелома не произошло. Ни одна из мер, предпринятых в рамках СЕ, для поддержки СЕ или во имя СЕ, ни одно из начинаний, на каком бы высоком уровне они ни освящались, ситуацию не изменили. Все продолжало идти так же, как и шло до этого. Поэтому страсть и убежденность, с которой Турбьёрн Ягланд провозгласил политику реформ, перевод ее в разряд основных приоритетов Организации, проявленная им готовность идти до конца и работать не покладая рук, и завоевали на его сторону вроде бы всех – столицы, постоянных представителей государств-членов при СЕ, костяк Генерального секретариата и его молодое пополнение. Во всяком случае, поначалу. Вселили веру в то, что на этот раз может получиться. Что будет иначе, нежели при его предшественниках. Что перемены не за горами. Что они пойдут всем на пользу. Те резоны, с которыми он выступал когда-то, сейчас несколько позабылись. Их вспоминать нет смысла. Они были нужны тогда, когда требовалось убедить в необходимости реформ. Тот период уже позади. Считается, что первый этап преобразований уже пройден. Востребована совершенно другая аргументация. Однако о той, прежней лучше всего напоминают, пожалуй, не тогдашние высказывания Турбьёрна Ягланда и документы Генерального секретариата, а резолюция 1689 (2009) и рекомендация 1886 (2009) ПАСЕ «Будущее Совета Европы в свете 60-летнего опыта его деятельности» (и последующие). В них перечислены следующие причины, делающие реформы насущными, безальтернативными и крайне желательными. В первую очередь это снижение эффективности деятельности СЕ на приоритетных направлениях; недостаточно высокая отдача, получаемая от осуществления слишком широкого набора разнообразных программ; распыление сил и средств. На второе место по значимости депутаты ПАСЕ поставили бюрократический застой Организации, выражающийся в том, что руководители отдельных подразделений СЕ вместо того, чтобы откликаться на реальные потребности, ориентировались в основном на свое видение проблем и руководствовались исключительно своими личными интересами. Как видим, оценки злые, придирчивые, жесткие. По тональности они похожи даже где-то на обвинения. Причем эти обвинения адресованы, прежде всего, самой Организации. Следующим блоком причин в Резолюции и Рекомендации названы недофинансирование Организации и иррациональное распределение бюджетных средств. Вроде бы, СЕ получает от государств-членов неплохие деньги – порядка 220 млн. евро. Намного меньше, чем нужно из-за пагубного решения о нулевом росте бюджета, но всё же. Однако они уходят в основном на зарплату аппарата и функционирование механизмов контроля за соблюдением большого числа европейских конвенций СЕ. Из них оплачиваются деятельность ЕСПЧ и его сильно разросшегося секретариата, сессии самой Ассамблеи, КМРВЕ и т.д. На осуществление уставной деятельности остается лишь около 40 млн. евро. По сравнению с общим объемом бюджета, сумма более чем скромная. Еще один блок причин депутаты ПАСЕ, вслед за генеральным секретарем Организации, увидели в пороках функционирования системы внешних органов СЕ. Они были созданы в отдельных странах-членах и при международных организациях и объединениях. Те из них, которые были действительно нужны и полезны, вынуждены были мириться с кадровыми ограничениями. К тому же они испытывали постоянный недостаток в финансовых средствах. Функционирование же остальных давно следовало адаптировать к изменившимся потребностям. Наконец, в самом конце перечня скромно упоминался Европейский Союз. Его упрекали в недобросовестной конкуренции. Правда, в какой-то степени делалось это, если можно так выразиться, по касательной. Без перегибов. Даже как-то застенчиво. В основном только в том, что он создает структуры, дублирующие то, что особенно востребовано в деятельности СЕ, и что у СЕ особенно хорошо получается. Иначе говоря, в попытках перехватить у СЕ то, что Организация действительно здорово делает. Синтетическим показателем неблагополучия, подчеркивалось в документах ПАСЕ, стало снижение интереса государств-членов к деятельности Совета. Оно различимо во всем. Реально Организация получает все меньше средств на уставную деятельность. Деньги приходится выклянчивать. Министры иностранных дел на сессии Комитета министров приезжают все реже. Государства-члены не проявляют былого рвения в присоединении к европейским конвенциям СЕ. Они стараются минимизировать значение механизмов контроля за соблюдением взятых ими на себя международных обязательств и т.д. В качестве объяснения это всё. Прямо скажем, не впечатляет. Больше похоже на скольжение по поверхности. На перечисление очевидного. Без какого-либо желания углубиться в суть проблем. Поставить их в общеевропейский, общемировой контекст. Но для поддержки курса на реформирование СЕ – вполне достаточно. А вот аргументация, используемая Турбьёрном Ягландом, за время, прошедшее с сентября 2009 года, серьезно эволюционировала. Это мы увидим чуть дальше. Что-то ему удалось сделать. На что-то он стал смотреть иначе. Повторять пройденное ему уже как-то не с руки. ПАСЕ же осталась во многом в плену прежних представлений и слегка инерционной риторики. Во всяком случае, в докладе, на основе которого на зимней частичной сессии Ассамблеи были приняты резолюция 1783 (2011) и рекомендация 1951 (2011)*4, изложение перечня проблем, с которыми сталкивается СЕ, вполне узнаваемо. В структурном отношении доклад построен следующим образом. Сначала дается описание проблемы. Потом – некоторый набор мер, с помощью которых предлагается подступиться к их решению. В Резолюции и Рекомендации оставлены только предложения. Но порядок их изложения идентичен рубрикатору проблем, использованному в докладе. Первейшей из них названа утрата интереса к СЕ со стороны государств-членов. Может быть, не утрата. Это, пожалуй, преувеличение. Пока. А ослабление интереса и стремление дистанцироваться от СЕ. Вопреки всем уверениям об обратном. Несмотря на все громкие заявления и декларации. Как подчеркивает автор доклада Жан-Клод Миньон, это особенно странно на фоне негативного развития ситуации в Европе. И в странах ЕС, и в других государствах-членах СЕ «набирают силу опасные, дестабилизирующие тенденции, которые угрожают социальному сплочению общества». А от услуг СЕ отказываются. Его возможностями пренебрегают. Непонятно. И нелогично. Второй по значимости – разгорающиеся или продолжающиеся споры по поводу призвания СЕ: должен ли он заниматься всем, как и раньше или лучше, чем раньше, либо сосредоточиться на «триаде». Консервативного подхода придерживаются страны, находящиеся вне ЕС и не имеющие шансов оказаться в нем в обозримом будущем. Те же, кто входят в ЕС или стремятся в него и делают ставку на интеграционный проект, с удовольствием бы превратили СЕ в орган, надзирающий за остальной частью континента. Для большего он им не нужен. Что, конечно, неправильно. На третьей позиции, как и раньше, недофинансирование СЕ. В том что касается дефицита средств, подчеркивает французский парламентарий, «ситуация складывается настолько драматично, что угрожает самому существованию Организации». Если вычесть из бюджета то, что уходит на функционирование разнообразных структур СЕ, включая ЕСПЧ, то две трети оставшихся средств тратятся на мониторинг и только одна треть остается на оперативную деятельность. Недостаток средств давно превратился в политическую проблему. Это лакмусовая бумажка. Приверженность государств-членов нулевому росту бюджета при одновременном расходовании колоссальных сумм на параллельные и конкурирующие структуры лучше чего бы то ни было демонстрирует их истинное отношение к СЕ. В условиях финансовых ограничений резко усиливается потребность в более рациональном и эффективном использовании средств. Речь идет об устранении дублирования в деятельности органов СЕ, избавлении от второстепенных программ и проектов, решении всего набора организационных и инфраструктурных проблем, недопустимо утяжеляющих деятельность Организации. Как и раньше, на последней позиции значится проблема отношений между Советом Европы и Европейским Союзом. По тексту доклада рассыпана масса упреков в адрес ЕС и его государств-членов. В связи с недостаточным вниманием к СЕ, созданием конкурирующих структур, удушением Организации политикой нулевого роста бюджета. Однако в разделе о двусторонних отношениях все дается только через позитив. Мол, открывается так много новых возможностей. Главное их не упустить. Действительно, перестройка Совета Европы вновь открывает окно возможностей. Но этим можно будет по-настоящему воспользоваться только в том случае, если от сетований по поводу пренебрежения, оказываемого СЕ, или некоторого лакирования действительности перейти к реальному обсуждению вызовов, с которыми сталкивается континент, угроз, нависших над всеми европейскими странами. Если удастся договориться об углублении взаимодействия в противостоянии им, в их решении, тогда и Организация будет востребована. А вовсе не наоборот. Похоже, что Турбьёрн Ягланд это осознает, или хотя бы чувствует. Во всяком случае, некоторые элементы такого подхода явно прослеживаются в том обосновании потребностей в реформах, с которым генеральный секретарь СЕ выступил на пленарном заседании ПАСЕ 24 января 2011 года. Он построил его на проведении параллели между тем влиянием, которое СЕ оказал на послевоенное развитие Европы, и той ролью, которую он мог бы взять на себя в нынешних не менее сложных и противоречивых условиях, сложившихся, по его оценкам, на нашем континенте. Тогда, в далеком 1949 году положение казалось особенно тяжелым. Европа еще не отошла от ужасов Второй мировой войны. Экономика только-только встала на путь восстановления. А ситуация вновь начала ухудшаться. На горизонте замаячила угроза нового разрушительного конфликта. Общество охватило чувство страха и неопределенности. Чтобы выйти на траекторию поступательного развития требовалось сплочение европейских народов. Его принес Совет Европы. Идеалы единой Европы нашли в нем свое последовательное отражение. Его создание и деятельность позволили воплотить их в жизнь. Затем европейский проект получил мощное продолжение. Решение задач экономической, а следом и политической интеграции взял на себя Европейский Союз. Спустя какое-то время удалось запустить Хельсинский процесс. Но основу заложил именно Совет Европы. Абсолютно ничего бы не получилось, если бы не он. Его значение состояло в том, что он создал предпосылки. Он способствовал формированию культуры терпимости, сотрудничества и гуманизма, из которой выросло все остальное. Сейчас, подчеркивает Турбьёрн Ягланд, похоже, пошел обратный отсчет. Европу вновь рвет на куски. Она раздираема противоречиями. Центростремительные силы снова начали действовать. Им трудно противостоять, поскольку ими выступают теперь экономическая глобализация, ксенофобия и социальное отчуждение. Под ударом оказались такие базовые ценности, как свобода слова и вероисповедования. Экстремизм проник в ткань европейского общества. Экстремизм внутри и вовне подпитывают друг друга. Чувство страха и недоверия вернулось. Многие ощущают повсеместный рост напряженности и считают, что власть плохо противостоит ее проявлениям. Национальные и наднациональные институты недостаточно эффективны. Доверие к ним падает. Это играет на руку националистам и популистам. Культура солидарности уже не та, что раньше. Идет её эрозия. Утрачивается многое из того, что удалось сделать за все послевоенные года. «Холодные ветры веют над Европой», – подводит общий итог анализу нынешнего состояния Европы генеральный секретарь Организации. Поэтому Совет Европы вновь востребован. Он может помочь реальному решению острейших проблем, с которыми столкнулись страны континента. Ведь речь не о том, чтобы их замалчивать и всячески успокаивать население. Мол, все позади. Кризис прошел. С остальным мы кое-как справимся. Наоборот. Их придется переосмысливать заново. Надо восстанавливать доверие к политическим институтам общества и со всем рвением биться за повышение их эффективности. Европейскому Союзу, несмотря на весь его потенциал, на его вес, притягательность для других и влияние, одному не справиться. Вне ЕС такие важные игроки, как Россия, Турция и Украина. Нужно работать сообща. Надо действовать вместе. Для этого необходим панъевропейский подход. Для его реализации лучше всего приспособлен именно Совет Европы. Хорошая аргументация. Пусть кому-то она может показаться однобокой и даже тенденциозной или спорной, во всяком случае, в отдельных элементах. Но эта аргументация намного убедительней, нежели построенная на констатации провалов, слабостей и неудач. Она отталкивается от потребностей, а не от того, что есть. Критика нынешнего состояния дел в Совете Европе дает не так много. Она объясняет, что плохо, что не получается, что надо менять. А от того, что требуется в панъевропейской перспективе, хотя и не указывает, как. Об этом чуть позже.   Прокламируемые цели и программа действий Хорошо. Первый шаг сделан. С тем, что стоит за лозунгами о реформе Совета Европы, мы в какой-то степени разобрались. Что не устраивает разные политические силы в нынешнем раскладе, тоже более-менее понятно. Тогда можно сделать следующий шаг и посмотреть, какую идеальную картинку завтрашнего дня хотят они для Совета Европы и, в более широком плане, для нашего континента. Какие цели ими ставятся. И что предлагается для их достижения. А вот тут и начинаются существенные, глубокие, а порой и непреодолимые разногласия. То есть с тем, что ситуация критическая, согласны все. Также как и с тем, что так ничего оставлять нельзя, и давно следовало взяться за ее исправление. Настоятельное требование усилить роль Совета Европы в европейских делах и вернуть ему важное место в европейской архитектуре, тоже всеми поддерживается. Но вот для чего – этот вопрос оказывается тем оселком, проверку на который предлагаемым концепциям и программам реформы СЕ выдержать не удается. Для начала посмотрим, за что ратуют депутаты ПАСЕ. Предлагаемые ими рецепты обстоятельно изложены в упоминавшихся выше резолюции 1783 (2011) и рекомендации 1951 (2011). Будущий Совет Европы, каким СЕ должен стать «их молитвами», видится европарламентариям очень важным, авторитетным и влиятельным. Он выступает «естественным гарантом» мягкой безопасности в Европе. Он устанавливает общие стандарты, на которые все остальные должны ориентироваться. Он предоставляет привилегированную площадку для политического сотрудничества в масштабах Большой Европы. Он способствует дальнейшему сближению и объединению европейских государств на базе общих идеалов и ценностей, их дальнейшему поступательному экономическому и социальному развитию. Что же, задачи весьма благородные. Очень бы хотелось. Только как? В качестве палочки-выручалочки в очередной раз (четвертый по счету) предлагается созвать встречу в верхах стран-членов СЕ. Мол, саммит даст необходимый политический импульс, уточнит роль и место СЕ. Хотелось бы верить. Предыдущий варшавский саммит с этим не справился. Перед тем как приглашать глав государств и правительств, с местом и ролью надо определиться. Заранее. А, похоже, именно это и не получается. Второе предложение общего характера – закрепить за СЕ лидирующие позиции в формировании общеевропейского правового пространства путем разработки и принятия обязывающих документов, обмена лучшими практиками и их внедрения и совместного поиска ответов на сложные проблемы, с которыми сталкиваются все европейские страны и Европа в целом. Отлично. Кто бы возражал. Только у Совета Европы на это и так есть мандат. Однако он почему-то скромничает. И ресурсы у него есть как людские, так и финансовые. Однако они им не используются. СЕ как будто опутан цепями. Одни на него накинули, другие он добровольно на себя одел и отказывается разорвать. В этом беда. В этом трагедия – и Совета, и всего по-прежнему разделенного континента. Еще одно заклинание: СЕ нужно сделать гораздо более эффективным, чтобы он научился превращать располагаемые им потенциальные возможности в оперативные решения, быстрее и конкретнее помогал государствам справляться с возникающими трудностями. Опять-таки обеими руками «за». Только СЕ располагал этим потенциалом и 20, и 10 лет назад. Значит, одних увещеваний мало. Нужна добротная системная программа, опирающаяся на широкий политический консенсус и общее видение перспектив развития континента. Ни первого, ни второго, ни третьего, к сожалению, нет. Они, увы, даже не просматриваются. Системе мер, лоббируемых ПАСЕ, до неё очень и очень далеко. В практическом плане она предлагает правильные, назревшие, но всего лишь рутинные управленческие решения. Первое. Обеспечить лучшую координацию деятельности всех структур и механизмов Организации в целях получения синергетического эффекта и консолидацию разрозненных механизмов контроля за соблюдением государствами взятых на себя обязательств по многосторонним конвенциям СЕ. Второе. Восстановить эффективность деятельности ЕСПЧ и всей Европейской системы защиты прав человека, перенеся центр тяжести на оказание содействия государствам в устранении эндогенных пороков и недостатков в функционировании их правовых и судебных систем, выявленных Страсбургом. Третье. Переориентировать деятельность КМРВЕ таким образом, чтобы у него была собственная уникальная повестка дня, и переложить на государства заботу о его содержании и финансировании. Четвертое. Поднять значение конференций отраслевых министров. Усилить их влияние на определение повестки дня Организации. Проводить сессии КМСЕ в формате отраслевых министров. Пятое. Сгруппировать все, что делается в плане демократического строительства, под крышей «Страсбургского демократического форума». Шестое. Выйти на оптимальное разделение труда между Советом Европы и Европейским Союзом и другими международными объединениями и организациями. Углублять сотрудничество между ними. Не хочет быть уж очень злым и бестактным, но приведенный перечень «судьбоносных» мер вызывает невольную ассоциацию с язвительными виршами знаменитого российского баснописца и бытописателя дедушки Крылова. Он назидательно напутствовал: «А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь». Сами по себе предложения хорошие. Честные. Добросовестные. Под многими из них можно было бы подписаться, что члены делегации российского Федерального Собрания в ПАСЕ и сделали. От их реализации Организация только бы выиграла. За исключением нападок на КМРВЕ. Но даже беглого знакомства с ними достаточно, чтобы понять: ни Европу, ни Совет Европы они из кризиса не выведут. И дело тут не только в том, что они лечат не саму болезнь, а лишь её симптомы, что они откликаются не на саму болезнь, а на её проявления – иначе и быть не может. Ведь диагноз поставлен не тот. Анализ причин переживаемого СЕ кризиса, как показано выше, слишком невнятный и поверхностный. Очевидно, что обойдя вопрос о будущем устройстве Большой Европы, масштабные судьбоносные предложения выработать невозможно. Дело в другом. Не менее важным недостатком поддержанных депутатами реформ является их амбивалентность. Европарламентарии сели как бы между двух стульев. Они заняли сугубо половинчатую, а, соответственно, и противоречивую позицию. Мол, и вашим, и нашим. Они не определились с выбором (хотя, может, и слава богу) того, так чем же, в конечном итоге, СЕ нужно заниматься в будущем, на чём Организации следует сосредоточиться. В подтверждение вердикта о противоречивости достаточно вчитаться в пункт 8 Резолюции – об основных направлениях деятельности СЕ. В него искусно вплетены оба начала. И призыв к тому, чтобы СЕ оставался Организацией универсальной компетенции и мог откликаться на новые вызовы. И магистральная идея о том, что он должен полностью сконцентрироваться на главном, т.е. на «триаде». С одной стороны, в нем подчеркивается, что, по их мнению, реформы не должны привести к еще большему сужению областей ответственности СЕ и ослаблению его политической роли. Было бы пагубным, если бы за ним закрепили «чисто технические функции», оставили за ним лишь «подчиненные позиции». Ведь, что совершенно справедливо, не может быть никакой стабильной демократии и подлинного уважения к правам человека без культуры, образования, социального сплочения и решения проблем миграции. С другой – предлагается паллиатив: дескать, культуру, образование и т.д. вполне можно рассматривать в качестве вспомогательной деятельности по обслуживанию главного предназначения СЕ, состоящего в продвижении базовых ценностей демократии, господства права и прав человека. С третьей – утверждается, будто бы все сказанное выше «не препятствует Организации сосредоточить необходимые ограниченные ресурсы, имеющиеся в её распоряжении, на вопросах, которым отдается политический приоритет». Вот Вам, бабушка, и Юрьев день. Правда, у ПАСЕ имеется ряд смягчающих обстоятельств. Напряженная борьба вокруг всех этих вопросов ведется не первый год. То, что европарламентариям удалось встать над схваткой, уже достижение. К тому же каша варится всё-таки в структурах исполнительной власти СЕ. Парламентская Ассамблея вынуждена плестись в хвосте событий. Она пользуется вторичной информацией. На лидирующую роль генерального секретаря она не покушается. Ни в коем случае. Реформы затеваются и обсуждаются на уровне Турбьёрна Ягланда и послов в закрытом режиме. ПАСЕ смогла откликнуться пока только на первую волну реформ и высказаться в поддержку стартового пакета идей. Что же касается генерального секретаря, он готовится к тому, чтобы запустить второй этап реформ. Этап, насколько можно судить, более радикальный и, как следствие этого, более болезненный и неоднозначный. Но перед тем как остановиться на анализе обнародованных им наметок, надо хотя бы кратко сказать о том, что Турбьёрну Ягланду удалось сделать на сегодняшний момент, и как он поставил работу. Рядовые сотрудники Генерального секретариата оценивают ситуацию иначе. Они считают, что ими пренебрегают, что с ними не советуются, что их не информируют, порождая тем самым общую атмосферу нервозности и неопределенности, которая не может не сказываться на деятельности Организации, что верхи СЕ полностью оторвались от низов. Но руководство СЕ этого не видит или просто на это не обращает внимания. По мнению генерального секретаря и его окружения, за первый год с небольшим получилось сделать по-настоящему много. Достигнутый результат перекрывает весь возможный и по определению временный негатив. Удалось существенно поднять престиж Организации в глазах её главных международных партнеров и конкурентов. Турбьёрн Ягланд неоднократно встречался с Генеральным секретарем ООН. До него такой чести не удостаивался ни один из его предшественников. Такие встречи вошли в практику. Он наладил постоянный контакт с Высоким представителем ЕС по иностранным делам и политике безопасности. Превратился в органичного визави Кэтрин Эштон. Стал проводить с баронессой регулярные консультации. В целом отношениям с Брюсселем был придан качественно новый характер, устраивающий Страсбург в гораздо большей степени, чем раньше. ЕС дал ему важный подряд на подтягивание стран Восточного партнерства к общеевропейским стандартам. Совет Европы получил на это приличные деньги (4 млн. евро). Главное, что особенно понравилось в Страсбурге, на этот раз с ЕС удалось договориться о получении консолидированного финансирования, а не маленьких сумм, распыленных между многочисленными отдельными проектами. Перестройке подверглась сеть внешних органов Совета Европы в государствах-членах и при международных организациях и объединениях. В целях повышения их эффективности ей придан несколько более гибкий и компактный характер. Отправной точкой послужила резолюция от 7 июля 2010 года*5, проведенная Турбьёрном Ягландом через КМСЕ. Решение о сохранении или, напротив, упразднении внешних органов СЕ в ней предложено принимать исходя из соотношения между расходами на их содержание и объемом проделываемой работы. Так, в частности было закрыто информационное бюро СЕ в Черногории. Все оставшиеся внешние органы были переименованы в представительства и приведены к единому стандарту. Отныне они укомплектованы кадровыми сотрудниками СЕ и временными работниками, нанимаемыми для осуществления конкретных программ или проектов сотрудничества, которые становятся основным смыслом их функционирования. Руководители представительств назначаются генеральным секретарем СЕ. В ноябре 2010 года по инициативе Турбьёрна Ягланда и при поддержке Парламентской ассамблеи*6 КМСЕ принял принципиальное решение о переходе на двухгодичный горизонт планирования бюджета Организации. Начата конкретная работа в данном направлении. Представление бюджета и Межправительственной программы деятельности стало гораздо более простым, понятным и логичным. Этим генеральный секретарь особенно козырял в своей речи на январской частичной сессии ПАСЕ 2011 года. Определенные новшества последовали в том, что касается кадровой политики, управления персоналом, структурных сдвигов в аппарате СЕ. Откликаясь на веление времени, Турбьёрн Ягланд создал в Генеральном секретариате подразделение по оценкам и прогнозированию. Начали применяться меры по сдерживанию роста административных расходов, расходов на заработную плату и т.д. Были обозначены и более масштабные и амбициозные планы. С тем чтобы лучше их проработать и подготовиться к их осуществлению, Турбьёрн Ягланд создал постоянно действующий консультативный механизм в составе наиболее высокопоставленных чиновников Генерального секретариата. Его ядро образует специальная рабочая «Группа Повестки дня до 2020 года». Её еще называют «Группой Штудмана» по имени ее председателя – Специального представителя генерального секретаря по развитию и реформе Организации Герхарда Штудмана. В нее входит руководство основных подразделений Генерального секретариата. Группе подчинены 15 временных целевых групп по выполнению конкретных задач. Они объединены в 4 постоянных семинара по вопросам преобразований. В семинар по приоритетам, программам и бюджету вошли целевые группы по трансверсальности, инвентаризации конвенций СЕ, мониторингу и оценкам. В семинар по отношениям с ЕС – целевые группы по нормотворчеству и мониторингу, структурам ЕС и СЕ, месту СЕ во внешней деятельности ЕС и новому стратегическому партнерству. В семинар по конкурентоспособности – целевые группы по внешнему присутствию, гражданскому обществу, внешнему финансированию и связям с общественностью. Наконец, в четвертый семинар по стратегии высшего внутреннего качества – целевые группы по человеческому капиталу, борьбе с бюрократией и волокитой и межправительственным структурам. Первый из документов, подготовленных Группой Повестки дня до 2020 года, со стандартным грифом «пища для размышлений» дает достаточно репрезентативную картинку того, в каком направлении предполагалось развернуть реформу СЕ. В нем предлагался комплекс мер внутреннего и внешнего плана. В агрегированном виде они сводятся к следующему. В плане внешнего присутствия – развернуть стратегическое сотрудничество со всеми внешними партнерами СЕ, включая ООН, ОБСЕ, Центрально-европейскую инициативу, Совет Балтийского моря, ЧЭС, Арктический Совет и проч. Основную ставку, однако, все же сделать на всеобъемлющее партнерство с ЕС. Поставить на прочную договорную основу, предполагающую совместное определение потребностей и приоритетов, с учетом которых обеспечивалось бы финансовое наполнение общей деятельности. В плане внутренней состоятельности – продолжить концентрацию проектно-целевой деятельности Организации на политически наиболее значимых программах, приносящих реальную отдачу. Под этим углом зрения провести оценку всех осуществляемых программ и проектов и заниматься ею в дальнейшем постоянно. К концу 2011 года свернуть маргинальные проекты и проекты, в отношении которых отсутствуют конкретные юридические обязательства. Обеспечить должное прогнозируемое финансирование отобранных программ. В настоящее время перед Группой Повестки дня до 2020 года поставлены две центральные задачи. В краткосрочной перспективе она должна установить приоритеты программы деятельности СЕ на 2012-2013 годы. В среднесрочной перспективе – определить приоритеты на период до 2020 года. Возложенную на нее миссию она видит в разработке стратегии, способной обеспечить реализацию триединой цели. Во-первых, завершить к 2020 году создание единого пакета панъевропейских норм и стандартов. Во-вторых, превратить межправительственные программы деятельности СЕ в эффективный инструмент превенции угроз обществу, в особенности связанных с утратой социальной сплоченности и ростом радикальных настроений. В-третьих, преобразовать СЕ в полномочный форум по обсуждению всех текущих проблем европейского социума, относящихся к сфере его ведения. С конца 2010 года к этой работе подключился созданный Турбьёрном Ягландом новый синклит мудрецов – Группа выдающихся деятелей под председательством бывшего министра иностранных дел Германии Йошки Фишера. Актуализированное видение политических задач, ради которых задуман второй этап реформ, генеральный секретарь СЕ обнародовал в своем выступлении на упоминавшейся январской частичной сессии ПАСЕ 2011 года. Выступление получилось несколько сумбурным, полемичным, с многочисленными повторами и постоянными переходами с одних на другие уровни анализа и обобщения, но безусловно информационным и насыщенным. В нем четко прослеживается стержневая мысль, которую Турбьёрн Ягланд всячески продвигает и отстаивает. Попытаюсь её изложить по необходимости в несколько более спрямленном и упрощенном виде. Необходимо наметить конкретные цели деятельности на ближайшее десятилетие, ориентировочно до 2020 года, и упорно добиваться их достижения. Такими целями должно быть повсеместное утверждение на континенте господства права. В случае их достижения будут обеспечены мягкая безопасность на континенте и восстановление доверия населения к политическим институтам. Для Европы и Совета Европы это будет новая фаза развития – «фаза практической реализации наших стандартов и принципов повсюду в Европе, во всех и в каждом из наших государств-членов. Эта та философия, на которой базируются реформы. Мы должны ужесточить имплементацию и сконцентрировать наши ресурсы». Какое-то новое нормотворчество не будет играть столь же важную роль, как когда-то. Основными ипостасями реформ должны стать повышение эффективности инструментария, используемого для обеспечения господства права, демократии и прав человека в масштабах континента; формирование культуры совместного сосуществования, совместной жизни народов, этносов, религий Европы; расширение взаимодействия с соседями; лучшая координация сотрудничества с другими международными организациями и объединениями. Вот как они расшифровываются Турбьёрном Ягландом. Господство права – это когда удастся разгрузить ЕСПЧ от неподъемного вороха дел, свалившегося на его плечи, и государства докажут, что они могут реально противостоять коррупции, отмыванию грязных денег, организованной преступности, киберпреступности и терроризму. Умение жить вместе значит идти гораздо дальше мультикультурализма, добиваясь равенства, взаимного уважения, взаимодействия и взаимного проникновения культур на основе того, что объединяет, а не разъединяет. Под соседями подразумеваются все фактически остающиеся вне СЕ народы Европы и, прежде всего Белоруссия, но также и Казахстан, страны Средней Азии и Северной Африки. Из международных структур, с которыми следует крепить сотрудничество и партнерство, основным является Европейский Союз. Консультации и сотрудничество с ним должны быть обязательным атрибутом деятельности СЕ. Вместе с тем он должен наращивать взаимодействие со всеми, кто способен вносить вклад в достижение стоящих перед ним целей. С тем чтобы предложенное видение Совета Европы в перспективе до 2020 года нашло свое практическое воплощение, потребуются жесткие административные решения. В их числе – инвентаризация действующих конвенций СЕ; консолидация и концентрация сил и средств на главных направлениях работы; упразднение второстепенных программ, проектов и подразделений. «Священных коров быть не должно». Что же, программа сильная, красивая, заманчивая. Но спорная и насквозь пронизанная недоговоренностями и противоречиями. Укажу на только некоторые из них. Правовое государство, демократия и права человека – жизненно необходимые ценности. Чертовски важные. Насущные. Без них жизнь утрачивает смысл. Однако человеческое существование и жизнь общества ими не могут и не должны ограничиваться. Они не снимают проблемы социального неравенства. Они не помешали вырождению нашей экономики в казино-капитализм. Не предотвратили разрушительного глобального экономического кризиса. Они не снимают проблемы морального и нравственного опустошения общества и десоциализации личности. Не спасают современную семью от распада. Не защищают наши страны и общество от появления новых опасностей и вызовов. Всем этим тоже надо заниматься в приоритетном порядке денно и нощно, не покладая рук. Более того представления о государстве, демократии, правах человека постоянно меняются, корректируются, эволюционируют. Нельзя насаждать всюду только то, что было. Надо постоянно идти вперед, строить будущее, а не тиражировать прошлое с его устаревшими и более не работающими решениями и институтами, какими бы хорошими, красивыми, верными, единственны они ни были когда-то. К тому же главный посыл того же выступления Турбьёрна Ягланда на частичной сессии ПАСЕ (см. выше) – ситуация в Европе ухудшается. Мы вернулись к тому, что было чуть ли не в первые послевоенные годы. И это несмотря на все демократические завоевания, самое современное законодательство и прогресс в правоприменении. Неувязочка получается. И с мультикультурализмом не все гладко. Десятилетие за десятилетием наращивали терпимость, толерантность, полтикорректность. А выяснилось, что проблем с сожительством культур, религий, иноплеменников все больше и больше. И старые институты власти, господства права, демократии и прав человека их не решают. Нужны не поучения и назидания, жажда облагодетельствовать и навязать свои подходы, а тяжелая кропотливая совместная работа, сотворчество и соучастие в построении новой жизни. И с таким багажом предлагается двигаться в Среднюю Азию и Северную Африку? Багажом нерешенных проблем? Отсутствующих или провальных ответов? Разброда и шатаний? Абстрактных невыполнимых обещаний? К тому же генеральный секретарь вместе с депутатами ПАСЕ так живо и образно разъясняют, что ни сил, ни средств ни на что не хватает. От очень многого приходится отказываться. А на экспансию, выходит, силы и средства найдутся? Не лучше ли сначала навести порядок в своем собственном доме, договориться, что мы действительно строим общую единую Большую Европу без разделительных линий, сосредоточиться как раз на нормотворчестве и добросовестном применении единых стандартов. Только не абстрактных и вообще, а необходимых для функционирования общего рынка в масштабах континента. И не чего-то мягкого. А реального сотрудничества в борьбе с коррупцией, отмыванием грязных денег, организованной преступностью, кибрепреступностью, терроризмом и т.д. Сбросить лишний груз программ и проектов не в области культуры, образования и социального сплочения, а технического содействия. И заняться настоящим подлинным совместным правовым и социальным обустройством нашего континента. Вопросов много. Вопросы сложные. Они встают перед Советом Европы с все большей остротой. От правильного ответа на них зависят и будущее континента, и то, как мы с вами будем жить и ради чего. А не только судьба СЕ. Поэтому они заслуживают самого широкого и вдумчивого обсуждения в преддверии майской сессии КМСЕ в Стамбуле, на которой второй этап реформ должен, как ожидается, получить одобрение со стороны всех европейских держав. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России   *1 Doc. D2 (2011) 24.01.2011 Communication from Thorbjorn Jagland, Secretary General of the Council of Europe on the occasion of the first part of the 2011 Ordinary Session of the Council of Europe Parliamentary Assembly (Strasbourg, 24-28 January 2011); Doc. AS (2011) CR 02 First part of the 2011 Council of Europe Parliamentary Assembly Ordinary Session. Report. Second sitting. Monday 24 January 2011 at 3 p.m. P. 10-19; Doc. AS (2011) CR 02 Premiere partie de la Session ordinaire de 2011 de l' Assemblee parlementaire du Conseil de l'Europe. Compte rendu de la deuxieme seance. Lundi 24 janvier 2011 a 15 heures. P. 10-19. *2 Doc. 12458, 4 January 2011. Follow-up to the reform of the Council of Europe. Report. Political Affairs Committee. Rapporteur: Mr Jean-Claude Mignon, France, Group of the European People's Party; Doc. 12458, 4 janvier 2011. Le suivi de la reforme du Conseil de l'Europe. Rapport de la Commission des questions politiques. Rapporteur: M. Mignon. *3 http://www.coe.int/t/reform/news_meeting_20110210_en.asp *4 Council of Europe Parliamentary Assembly Resolution 1783 (2011) and Recommendation 1951 (2011) “Follow-up to the reform of the Council of Europe” adopted on 25 January 2011; Resolution 1783 (2011) et Recommandation 1951 (2011) de l'Assemblee parlementaire du Conceil de l' Europe “Le suivi de la reforme du Conseil de l' Europe” du 25 janvier 2011. *5 CM / Res 5 (2010). *6 PACE Opinion 279 (2010). №4(54), 2011

Марин Ле Пен подстригает шипы Национального фронта Под занавес марта выборы в местные органы власти во Франции (выбирали генеральные советы) преподнесли давно ожидавшуюся маленькую сенсацию: Союз в поддержку народного движения (СПНД), то есть партия президента Николя Саркози, скользит по наклонной плоскости народного недовольства. Еще в феврале рейтинг популярности Саркози не превышал 32%, что является наихудшим результатом с момента его избрания на эту должность. Да, СПНД взяла верх в своей традиционной вотчине Эльзасе и на заморской территории – острове Реюньон, но потеряла другой свой давний плацдарм – Корсику, заслужив по совокупности доверие всего 36% французов. На таком фоне 54%, полученные Соцпартией, Компартией, другими левыми группами и «зелеными», смотрятся как безусловный успех. Левые оставили за собой 26 регионов, включая четыре заморские территории и, главное, Париж, а в целом получили контроль за большинством органов местной власти. Для Н.Саркози прозвучал тревожный звонок, быть может, как сигнал готовиться на выход в 2012 году после президентских выборов. Реванш левых означает, по сути, что избиратель отверг практически все антикризисные меры, предпринятые нынешним правительством. А они включают и режим жесткой экономии на расходных статьях бюджета, и контроль за движением иностранных капиталов, и закон о повышении возрастного порога для выхода на пенсию, вызвавший бурю возмущения у нации, знающей цену завоеваниям трудящихся и не любящей скрывать свои предпочтения закоренелого бонвивана. Не мобилизовала на единение с президентом республики даже демонстрация силы – штурм и натиск в ходе действий французских бомбардировщиков в Ливии. Еще одним знаковым событием стало то, что на кантональных выборах кандидаты от Национального фронта (НФ) набрали 11-12% (хотя в итоге и получили всего 0,1% мандатов народных избранников). Таким образом, подтверждаются предсказания политологических оракулов: ультраправая партия Национальный фронт под водительством Марин Ле Пен превращается в третью силу, с которой придется считаться все больше. «Десятина» от всех голосов – таков предельный рост электоральной базы политиков, стоящих правее правой голлистской партии Николя Саркози, успокаивают себе их противники, но сами все меньше в это верят. Это факт непреложный: после первого тура Нацфронт набрал 19,2%. Немалая заслуга, считают политологи, самой Марин Ле Пен, сумевшей не только покорять сердца женским шармом, но также завоевывать умы более нюансированными посылами. В отличие от папы, Жан-Мари Ле Пена, основателя НФ, дочка не педалирует призывы остановить неконтролируемую иммиграцию, а акцентирует приверженность, свою и партии, единой нации как таковой и идеалам республики, что находит отклик у французов, обладающих сильной исторической памятью. Вице-председатель НФ Валеран де Сен-Жюст заявил с понятными победоносными нотками в голосе: «Впервые 54 процента французов заявляют, что «Национальный фронт» – такая же партия, как и другие. Этот показатель вырос на 10 процентов за три месяца! Этим мы обязаны популярности и политической харизме Марин Ле Пен». Применяемая ныне тактика НФ, судя по всему, состоит в перехватывании лозунгов у традиционных мейнстримовских партий. Тактика срабатывает. Избирателям, голосующим обычно за голлистов в их новом облачении, должно импонировать, что сменивший лидера Национальный фронт не зовет раскачивать лодку и всячески демонстрирует инстинкты государственника и державника, а электоральная база левых должна таять от умиления, когда политики НФ обличают язвы капитализма. Если судить по декларациям, НФ плавно дрейфует в сторону правого центра, упрятывая вглубь свои шипы и колючки, и тем самым, как полагает обозреватель британской «Гардиан» Гай Сорман, пытается повторить хождение во власть таких аналогов, как Лига Севера в Италии, Партия фламандского интереса или Народная партия в Дании. Если дрейф удастся, пишет автор, то у консерваторов, поддерживающих сегодня Саркози, не останется выбора, кроме как рассматривать Национальный фронт как потенциального союзника на будущих выборах. Первые симптомы смены установок у СПНД проявились уже сейчас, на мартовском состязании за симпатии публики. Прежде действовала негласная договоренность, что голлисты и социалисты, стоит только выдвиженцам от Нацфронта пройти во второй тур, между собой решали: у кого больше шансов выйти в финал, на того и делали ставку, а затем призывали сторонников отдать голоса единому кандидату от негласного альянса правых и левых. Таким образом удавалось наглухо перекрывать дорогу во власть представителям ультраправых на протяжении последних 40 лет. Сейчас прошла команда от руководства СПНД: мы сами по себе, ни с кем не блокируемся. Это автоматически развязало руки избирателям из правого лагеря, которые были вольны выбирать между левыми и ультраправыми. Судя по раскладу на местных выборах, часть электорального контингента голлистов вполне сознательно решила делегировать свои полномочия тем, кто не кокетничает с лозунгом поставить преграду не желающим интегрироваться мигрантам, а предан этой идее по глубокому убеждению. Целостность, понимаемая как неготовность поступаться принципами, пользуется особым уважением у французов. Вслушаемся в слова Валерана де Сен-Жюста: «…коммунисты легко заключают во втором туре предвыборные союзы с социалистами, другими левыми, а мы нет. Все различия их предвыборных программ сразу «исчезают», уступая место расчету и желанию попасть во власть. Наша предвыборная программа отлична от всех и не позволяет сделок с конкурентами. Демократическим ответом на этот парадокс и игнорирование де-факто воли избирателей было бы изменение характера выборов на пропорциональные. Вот и всё: если у вас 40 процентов голосов, то у вас и 40 процентов депутатов!». Последствия выдвижения НФ на роль третьей силы трудно переоценить. Обычно принято считать, что от одной четверти до одной трети европейцев, пишет «Гардиан», испытывают разочарование и недовольство положением вещей, что превращает их в сторонников «протестных» партий, находящихся по обе стороны политического спектра. Этот вывод подкрепляется проведенным также в конце марта опросом института по анализу общественного мнения Ipsos. Опрос показал: 57% французов, а это больше половины, выступают против переизбрания Николя Саркози в 2012 году. Математические модели, используемые для прогнозов, представили любопытный расклад сил на будущем президентском ристалище. Если бы выборы состоялись сегодня, то лидер социалистов Мартин Обри получила бы 24% против 19% у Саркози. Обошла нынешнего президента и Марин Ле Пен: ей бы доверились 20% французов. Но если бы левые выдвинули своим кандидатом на временное проживание в Елисейском дворце Доминика Стросс-Кана, занимающего сейчас пост главы Международного валютного фонда, то он получил бы 29% голосов, следом финишировала бы Марин Ле Пен с 19%, а затем и Николя Саркози с 17%. В обоснование прогноза его составители указали на то, что вопреки широкому применению все более жесткой риторики Н.Саркози «по-прежнему отвергается избирателями, голосующими за Национальный фронт». В комментарии парижской «Монд» опрос Ipsos расценен как важнейшее свидетельство «дальнейшего ослабления позиций Саркози». В свою очередь, британская «Гардиан» приходит к выводу: «С учетом медленного экономического роста, провала всеохватной системы социального обеспечения, проблемы неконтролируемой иммиграции – предложить решение которых не в состоянии основные партии, как правого, так и левого толка – притягательная сила мягкого популизма ультраправых будет по-прежнему проявляться как во Франции, так и во всей Европе». Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

Её политики не договорились и подали сигнал SOS Досрочные парламентские выборы в Португалии состоятся 5 июня, объявил президент страны Анибал Каваку Силва через неделю после того, как в отставку подал премьер-министр Жозе Сократеш. Глава государства подчеркнул, что «эти выборы будут проходить в критический для страны момент». Добровольная отставка премьера-социалиста была вынужденной: ей предшествовал отказ парламентского большинства одобрить пакет мер, направленных на резкое ужесточение бюджетной политики. В частности, предусматривалось сократить в текущем году дефицит бюджета с 7,3% (по данным «Евростата» – более 8%!) ВВП до 4,6%, а в 2012 году – до требуемых Европейской Комиссией 3%. Кстати, исполнительный орган ЕС и Европейский центральный банк незадолго до этого поддержали план Ж.Сократеша. И вот теперь, несмотря на уверенные заявления премьер-министра и министра финансов об отсутствии необходимости в получении внешней помощи, Португалия сдалась на милость победителей – финансовых рынков. «Я пытался сделать всё возможное, но мы оказались в ситуации, когда промедление с принятием решения подвергло бы нашу страну недопустимому риску», – признал Ж.Сократеш, объявляя о намерении просить помощь у ЕС. Председатель Европейской Комиссии португалец Жозе Мануэл Баррозу пообещал максимально оперативно откликнуться на просьбу Лиссабона. Он выразил уверенность, что солидарность партнеров по интеграционному объединению позволит Португалии преодолеть нынешний кризис. Итак, к затяжному финансово-экономическому кризису в Португалии, одной из самых бедных стран еврозоны, добавился кризис политический, сильно ослабивший страну, в том числе и касательно условий получения займов. Этого давно опасались и в Брюсселе, и в столицах ведущих государств ЕС, прежде всего, в Берлине, поскольку основные тяготы по спасению партнеров ложатся на Германию. Хотя португальская экономика невелика, и совместными усилиями её вполне можно вытащить из долговой ямы, угроза того, что «эффект домино» распространится на соседнюю Испанию – одну из крупнейших экономик Союза – значительно возросла. Однако в Мадриде пока спокойно отреагировали на двойной кризис у соседей, отметив, что он может вызвать лишь новые спекулятивные атаки на испанские долговые обязательства, как это произошло после финансовых катаклизмов в Греции и Ирландии… Сумма помощи, которая будет выделяться траншами действующему временному правительству Португалии, а затем, после выборов 5 июня – новому кабинету министров, оценивается в 75 миллиардов евро, причем 50 миллиардов выделит ЕС. По мнению аналитиков, отныне стране придется соблюдать гораздо более жесткие условия, чем предлагавшиеся Ж.Сократешем и отвергнутые парламентом. Ведь теперь предстоит платить заимодавцам за получаемые деньги, причем, по высоким процентам. Многие испанские и европейские экономисты подчеркивают, что причиной столь тяжелой болезни Португалии было длительное отсутствие реформ и затянувшаяся рецессия экономики, чего пока, к счастью, не происходит в соседней стране. Более того, маленькая Португалия до сих пор служила своеобразным щитом для испанцев. Да и сейчас, уверены аналитики из банка «Барклэйз кэпитал», финансовые рынки «продолжают делать различия между малыми и крупными странами», поэтому, по их мнению, в краткосрочной перспективе «заражение» испанской экономики не предвидится. Впрочем, их коллеги из других мозговых центров напоминают, что в Испании и в мире в целом сохраняется крайне неблагоприятная обстановка: происходит слишком слабое восстановление испанской экономики; нераспроданными остаются около 1,5 миллиона квартир, а строительные компании задолжали банкам почти 320 миллиардов евро. Цена нефти на мировом рынке бьет рекорды; арабские страны охвачены волнениями; трагические события в Японии будут тормозить восстановление азиатских стран; Европейский центральный банк повысил учётную ставку… В Мадриде, несмотря на успокоительные заявления властей и Брюсселя, усиливается дискуссия о том, не станет ли Испания следующей жертвой глобального кризиса. Ведь ее крупные банки и компании активно работают на рынке соседней Португалии и могут «подхватить заразу». Случись такое потрясение в Испании, из-за масштабов этой страны серьезная угроза нависла бы над всей зоной евро и даже «над всем проектом под названием ЕС», считает газета «Паис». Впрочем, она же и подчеркивает: «Испания слишком велика, чтобы пасть; и она слишком велика, чтобы её можно было спасти». Между тем, в атмосфере всеобщего пессимизма и без кризисов, свойственных португальцам, в Лиссабоне вдруг сверкнул луч надежды: в конце марта бывшую метрополию посетили президент Бразилии Дилма Русеф и её предшественник на этом посту Луис Инасиу Лула да Силва. Экс-президент бурно растущего гиганта выразил личное мнение, что помощь МВФ – «это не решение португальской проблемы, как в своё время она не помогла решить аналогичную бразильскую». Экономисты и журналисты двух стран дружно заговорили о возможной скупке Бразилией долговых обязательств Португалии… А пока политические партии Португалии готовятся к внеочередным парламентским выборам. Лидер социалистов Ж.Сократеш, заручившийся поддержкой более 93% однопартийцев, заявил, что будет бороться и в этой кампании. Однако, как показывают последние опросы общественного мнения, главная оппозиционная сила – правоцентристская Социал-демократическая партия может получить абсолютное большинство голосов – более 46%, а Социалистическая партия – 24,5%. Таким образом, следующим премьер-министром может стать лидер социал-демократов Педру Пассуш Коэлью. Брюссель настаивает на выполнении плана безотлагательных финансовых мер, разработанных отставленным правительством и согласованных с Европейской Комиссией. Как подчеркнул председатель Еврогруппы Жан-Клод Юнкер, это необходимо сделать «любому правительству, которое придет к власти». Александр СОКОЛОВ Кстати Контуры единого экономического правительства ЕС обозначились в итоге нелегких дискуссий лидеров «двадцати семи» в конце марта. Состоявшийся в Брюсселе Европейский Совет достиг договоренности относительно ключевых моментов совместной финансово-экономической политики для противостояния нынешнему кризису и будущим вызовам. Саммит одобрил основные механизмы этой политики: «Пакт для евро плюс», «Европейский механизм стабильности», шесть законодательных инициатив, направленных на усиление надзора над бюджетами стран-участниц, «Пакт стабильности и роста», а также более строгое испытание европейских банков «на выносливость». В частности, «Пакт для евро плюс» предусматривает ряд обязательств для членов еврозоны, а также других стран, которые добровольно пожелают подключиться к нему для повышения уровня своей конкурентоспособности. Это сдерживание роста зарплат, реформирование рынка рабочей силы, контроль расходов на пенсионное обеспечение, здравоохранение и другие социальные нужды, а также усиление финансовой стабильности. Механизм создан, в основном, по требованию Германии – главного донора ЕС. К пакту уже подключились шесть государств, не входящих в зону евро: Дания, Польша, Болгария, Латвия, Литва и Румыния. №4(54), 2011

Исландские избиратели вновь отвергли на референдуме проект соглашения о выплате правительствам Великобритании и Нидерландов почти 4 миллиардов евро. Эту сумму они компенсировали в 2008 году из собственной государственной казны тем британцам и голландцам, которые держали свои деньги в обанкротившихся исландских банках «Айссейв» и «Ландсбанки». Власти Исландии обещали позже компенсировать эти расходы. На референдум вынесли второй вариант соглашения – первый был ранее также отклонен в ходе всенародного голосования. К этому пришлось прибегнуть из-за того, что президент отказался подписывать оба варианта, ссылаясь на мнение большей части населения. Против соглашения действительно высказались 60% проголосовавших. Правительство и парламент, напротив, одобрили эту сделку, считая её максимально благоприятной из всех возможных. «Выбрана худшая возможность, – с сожалением прокомментировала итоги референдума премьер-министр Йоханна Сигурдардоттир. – Голосование разделило страну надвое. Теперь мы должны сделать всё возможное, чтобы избежать политического и экономического хаоса». Со своей стороны жители Исландии объясняют своё неприятие этих межправительственных финансовых договоренностей тем, что не считают правильным, когда рядовые граждане расплачиваются за ошибки частных банкиров. Тем не менее, результаты голосования принципиально меняют положение дел. Представители правительств Великобритании и Нидерландов намерены теперь обратиться с просьбой урегулировать спор в суд или арбитраж. «Мы постарались урегулировать проблему путём переговоров, - сказал британский госминистр финансов Данни Александер. – Теперь достигнутая договорённость отклонена». В этих условиях Лондон намерен обратиться в суд. Аналогичную позицию заняло голландское правительство. Вряд ли власти этих двух стран будут вновь обсуждать эту тему с Исландией. Такое положение дел осложнит перспективы её переговоров о возможном вступлении в ЕС. Это первое последствие референдума. Вторым может стать то, что исландскому правительству придётся искать иные пути поиска денег для расплаты с кредиторами. Все это может обернуться более крупными потерями для жителей Исландии, каждый из которых и так должен Великобритании и Нидерландам 12,2 тысячи евро без учета набегающих процентов. №4(54), 2011

Закон, вводящий окончательный запрет на ношение женской исламской одежды, полностью закрывающей лицо, вступил в силу во Франции. Он был принят в конце 2010 года после бурных дебатов. Документ запрещает носить такую одежду во всех публичных местах, включая улицу. Стражи порядка не имеют право снимать подобную одежду, но должны выписывать штраф в размере 150 евро и/или направлять нарушительниц на курсы гражданского воспитания. Более строгое наказание грозит мужчинам, если они станут заставлять женщин закрывать лицо: им грозит до года тюрьмы и штраф до 30 тысяч евро. Наказание удваивается, если жертвой принуждения становится несовершеннолетняя. По имеющимся оценкам, во Франции проживают от 4 до 6 миллионов мусульман. Однако полностью закрывают лицо в стране около 2 тысяч женщин-мусульманок. Законодательство было принято в разгар обострившихся дискуссий о месте религии и особенно ислама в современном французском обществе. Они приняли особую остроту в свете президентских выборов 2012 года и роста ксенофобских настроений в стране. №4(54), 2011

На слушаниях в Европейском Парламенте Оливье Люикс, возглавляющий в аппарате Европейской Комиссии подразделение по борьбе с терроризмом, призвал к объединению под эгидой единой службы всех существующих в ЕС органов, которые занимаются обеспечением внутренней безопасности. Примерно так, как это сделано в руководимой Кэтрин Эштон Европейской службе внешних действий. Под крылом этой новой организации могли бы работать и Европейский полицейский колледж (Cepol), и Европол, и Евроюст, и Фронтекс, а также осуществлялось бы взаимодействие в рамках постоянного комитета по оперативному сотрудничеству в вопросах внутренней безопасности. Возглавить её, по мнению О.Люикса, мог бы координатор антитеррористической проблематики в рамках ЕС Жиль де Кершов. О.Люикс считает, что сейчас необходимо решать большинство вопросов на общеевропейском уровне, «создавая систему, подобную той, что будет действовать в направлении мониторинга международных кризисных ситуаций». По его мнению, в недавно принятой в Европейском Союзе «Стратегии внутренней безопасности» уже содержится зародыш предлагаемого проекта: «Кризисные центры, действующие в национальных государствах, контактируют между собой, но пока на добровольном и неформальном уровне. Надо сделать еще один шаг, чтобы, при всем уважении к разделению полномочий, предусмотренному европейскими договорами, рассмотреть вопрос о том, как сделать эти связи более тесными». Он подчеркнул также, что новый орган не будет разведывательной службой Европейского Союза, способной проводить собственные операции «в полевых условиях». «Чтобы заниматься разведывательной работой, у нас нет ни мандата, ни желания, да и перспектив. Но если мы получим полномочия от стран, входящих в Союз, то готовы будем создать некую добавленную стоимость», – отметил О.Люикс. Показательно, что Петер Гридлинг, глава австрийской секретной службы – Федерального ведомства по охране конституции и борьбе с терроризмом (BVT) – вступил с брюссельским коллегой в спор. «Настало время задать самим себе вопрос: реалистично ли задуматься о будущем разведывательной службы Европейского Союза? Я считаю, что начать об этом думать вполне реалистично». Стоит заметить, что П.Гридлинг знает, о чем говорит: за 30 лет работы в полиции у него было время обдумать эти вопросы. Не говоря уже о том, что он с 1987 года возглавлял Спецгруппу по борьбе с терроризмом при МВД Австрии, а с 2002 года – руководил антитеррористическим подразделением Европола. Напомним, что австрийцы и бельгийцы первыми заговорили о необходимости создания европейской разведслужбы – еще после мадридского теракта 2004 года. Однако государства-тяжеловесы во главе с Британией быстро сделали все возможное, чтобы эти разговоры прекратились. П.Гридлинг не стал скрывать: в европейских столицах от этой идеи и сейчас далеко не все в восторге. Дело в том, что разведывательная работа в государствах ЕС осуществляется на основе жесткой конспирации и ограничения доступа к информации, максимально сужающего круг допущенных к ней лиц. Не стал он скрывать и то, что спецслужбисты национальных государств питают большие сомнения насчет того, умеют ли в общеевропейских структурах должным образом хранить тайны. «Мы должны спросить себя, кто будет потребителем такой информации, окажется ли он достаточно подготовленным и сознательным для того, чтобы понять принципы и важность сохранения секретности, способы защиты этой информации. Можем ли мы ожидать чего-либо подобного в ближайшие 2-3 года? Мой четкий ответ таков – нет», – подчеркнул он. Рассказал глава BVT и о том, как в рамках Европейского Союза строится разведывательное сотрудничество. Все 27 стран, входящих в Союз, и два аутсайдера – Норвегия и Швейцария – обмениваются информацией в рамках Бернского клуба, организации, не относящейся к ЕС. Применительно к борьбе с терроризмом этот процесс протекает в ответвлении Бернского клуба – Группе по борьбе с терроризмом. К ЕС она тоже формально не имеет отношения, поддерживает с его органами контакты через Единый ситуационный центр – одно из подразделений эштоновской Европейской службы внешних действий. По словам П.Гридлинга, Бернский клуб действует на основе полной добровольности. «Его члены встречаются, обсуждают интересующие их проблемы, обмениваются точками зрения, опытом и информацией. Эти встречи происходят часто и осуществляются на уровне глав соответствующих служб», – сказал он. В то же время, даже среди коллег П.Гридлинга не все готовы к предлагаемому им столь тесному характеру взаимодействия. Например, высокопоставленный сотрудник бельгийской разведки Андре Вандорен, вывел на первый план менее масштабную идею: страны ЕС должны использовать единую систему оповещения о террористической угрозе. «Я надеюсь, что в будущем мы станем использовать понятие уровней угрозы общее для всех 27 стран Союза, дабы мы могли говорить на одном языке. В настоящий момент они у каждого государства свои», – рассказал он европейским парламентариям. Так, в Бельгии этих уровней четыре, первый – низший из них. Обычно в стране действует второй уровень, а, к примеру, «в случае возникновения угрозы США, Израилю или интересам евреев» – третий. Четвертый в последний раз объявлялся зимой 2007 года, когда возникла угроза террористической атаки в ходе рождественских празднеств. В разгар взрывов «почтовых бомб» в Греции в Бельгии был отмечен скачок со второго до третьего уровня, но это продлилось недолго. «Для того, кто знаком с Брюсселем, где располагаются руководящие органы ЕС и НАТО, будет естественным то, что второй уровень – необходимый минимум. Антверпен – второй после Нью-Йорка город мира по численности еврейского населения, и уже были попытки ударов по объектам еврейской общины в Брюсселе и Антверпене», – подчеркнул А.Вандорен. Похоже, что работа Европейской службы внешних действий, даже при том, что формирование её вроде бы пока до конца не завершено, признана успешной. И Европейская Комиссия решила, как говорят англичане, попробовать воду: может быть стоит распространить удачный опыт на сферу безопасности? Александр ВАРВАРИН Европейская служба внешних действий (ЕСВД) Это ведомство пока находится в процессе становления. Создание его предусмотрено Лиссабонским договором, вступившим в силу 1 декабря 2009 года. На него, по сути дела, возложены обязанности министерства иностранных дел Европейского Союза. Руководит службой Высокий представитель по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон, срок пребывания которой на этом посту определен также Лиссабонским договором и составляет 5 лет. К выполнению своих обязанностей госпожа Эштон приступила в ноябре 2009 года. В качестве Высокого представителя председательствует в Совете по международным делам, состоящем из министров иностранных дел стран ЕС. Кроме того, она занимает пост вице-председателя Европейской Комиссии и координирует всю международную деятельность Союза. Служба поддерживает партнерские связи с ключевыми государствами мира. За пределами ЕС его интересы представляют 136 представительств – традиционное название для посольств Союза. Сферы международной деятельности Службы разнообразны. Можно привести в пример работу по поддержанию стабильности на Балканах, где в Косово верховенство закона утверждают 1900 сотрудников полицейских сил. Европейский Союз один из членов «квартета» – наряду с ООН, США и Россией – способствующего установлению мира на Ближнем Востоке и решению арабо-израильского конфликта. Важным направлением деятельности стало проведение в жизнь Европейской политики добрососедства, способствующей упрочению безопасности, стабильности и процветания всех европейских партнеров ЕС. Весьма тесно Европейский Союз взаимодействует с международными организациями и самой представительной из них – Организацией Объединенных Наций. Европейский полицейский колледж (Cepol) Существует с 2005 года, имеет статус агентства Европейского Союза. Секретариат его находится в Брамсхилле, примерно в 70 километрах от Лондона. Несмотря на то, что местоположением была избрана Британия, аббревиатура Cepol происходит от французского названия – College Europeen de Police. Основная задача этой организации состоит в том, чтобы сводить вместе высокопоставленных офицеров полиции европейских стран, создавая тем самым своеобразную сеть и поощряя трансграничное сотрудничество в борьбе с преступностью. Кроме того, Европейский полицейский колледж проводит учебные курсы, семинары, тренинги, конференции и встречи, а также организует проведение исследований. Бюджет этой организации составляет 8,341 миллиона евро. Во главе секретариата стоит директор, подотчетный правлению, составленному из представителей государство ЕС, как правило, это директора ведущих полицейских учебных заведений. С декабря 2009 года эти обязанности выполняет доктор Ференц Банфи. Европол Правоохранительное агентство Европейского Союза. В штаб-квартире в Гааге работают более 600 человек, которые осуществляют постоянное взаимодействие с правоохранительными органами всех 27 стран, входящих в ЕС, а также с партнерами, в это объединение не входящими – Австралией, Канадой, США и Норвегией. Суть деятельности Европола состоит в сборе, анализе и распространении информации, а также в осуществлении координации проводимых операций. Эксперты и аналитики агентства принимают участие в работе специальных групп, расследующих преступления, совершенные в странах ЕС. Около 130 офицеров связи постоянно работают в штаб-квартире Европола в Гааге. Они направлены туда из стран, которые поддерживают с Европолом партнерские отношения. Это позволяет быстро и эффективно решать необходимые вопросы и поддерживать личные контакты, основанные на взаимном доверии. Количество экспертов-аналитиков, работающих в Европоле на постоянной основе, достигает 100 человек, все они принадлежат к числу наиболее подготовленных криминалистов Европы. Европол регулярно готовит аналитические документы, включая такие как «Оценка угроз, вызванных европейской организованной преступностью» или «Доклад о террористической ситуации и тенденциях её изменения». В первом из них рассматривается структура европейских организованных преступных группировок, методы их деятельности и основные типы совершаемых ими в ЕС преступлений. Второй посвящен детальному анализу террористической угрозы и методам борьбы с нею. За год Европол рассматривает до 9 тысяч дел. Поскольку преступные сообщества ставят себе на службу последние достижения высоких технологий, агентству приходится постоянно совершенствовать свои технические возможности, отлаживать каналы оперативной связи, пополнять базы данных. За время работы агентством накоплен немалый опыт в борьбе с незаконным оборотом наркотиков, нелегальными миграционными потоками, угоном и перемещением через границы автомобилей, отмыванием денег, киберпреступностью, фальшивомонетничеством. Европол является важнейшим центром по борьбе с подделкой европейской валюты – евро. Евроюст С инициативой создания этого агентства выступили ФРГ, Португалия, Франция, Швеция и Бельгия. Решение о его создании было принято Европейским Советом в Тампере в октябре 1999 года. Через год с лишним – в декабре 2000 года – был сформирован временный орган, названный Про-Евроюст и расположившийся в Брюсселе. Работать он начал 1 марта 2001 года. Это был своего рода «круглый стол», на котором обсуждались и поверялись различные концепции нового органа. После 11 сентября того же года, когда был совершен теракт против Башен-Близнецов и Пентагона, дело пошло быстрее и в начале 2002 года Евроюст начал работу в нынешнем качестве. В мае был сформирован бюджет организации, а процедуры согласованы в июне 2002 года. В апреле 2003 года он переехал в Гаагу, где и остается по сей день. В задачи этого агентства, в частности, входит обращение к компетентным органам государств-членов Союза с запросами о возбуждении уголовных дел и привлечении к ответственности по фактам конкретных преступлений, с запросами о создании объединенных следственных бригад. Также он должен оказывать информационную поддержку проводимым расследованиям. Комплектуется Евроюст из должностных лиц правоохранительных учреждений всех стран Европейского Союза – по одному от каждого государства. Так как следственные функции в разных странах ЕС возложены на различные ведомства, а в некоторых случаях даже на различные ветви власти, (вспомним «судебных следователей» и «судебные палаты» апелляционных судов Франции), то и в Евроюст государства, входящие в Союз, назначают прокуроров, судей или офицеров полиции – по своему усмотрению. Сфера компетенции Евроюста включает в себя все виды преступных деяний и правонарушений, в отношении которых наделен компетенцией Европол, а также преступность в области информационных технологий; мошенничество, коррупцию и вообще любое уголовное правонарушение, посягающее на финансовые интересы ЕС; отмывание доходов от преступной деятельности; экологическую преступность; участие в преступной организации, действующей на территории государств, входящих в ЕС. Фронтекс Европейское агентство по управлению оперативным сотрудничеством на внешних границах государств ЕС (оно тоже чаще называется своей французской аббревиатурой, происходящей от слов Frontieres exterieures – внешние границы) начало работать в 2005 году и стало первым органом Союза, размещенным в государстве, присоединившемся к ЕС только в 2004 году. Расположено в Варшаве. Протяженность внешних рубежей ЕС составляет 42 672 километра морских и 8 862 километра сухопутных границ. Число пересечений этих границ составляет порядка 300 миллионов в год. Легко представить себе масштабы задачи – сделать так, чтобы эти границы были дружелюбны для легального путешественника и служили бы барьером для преступников и трансграничной преступности. Фронтекс всемерно способствует созданию общеевропейской модели интегрированного управления внешними границами. Оно развивается эволюционным путем, вбирая в себя все лучшее, что существует в этом отношении на национальном уровне. Агентство работает в шести направлениях. Первое – анализ рисков, для чего создана система постоянного мониторинга внешних границ. Второе – координация оперативного сотрудничества национальных служб погранохраны. Фронтекс может предлагать проведение совместных операций на внешних границах государств ЕС, приглашая всех желающих принять в них участие. Третье – активное участие в выработке единого стандарта подготовки кадров, а в перспективе его внедрение в практику. Четвертое – это налаживание связей между сотрудниками национальных служб погранохраны и промышленностью, чтобы способствовать установлению взаимопонимания в вопросах технического оснащения, соответствующего запросам пограничников. Пятое – создание сил быстрого реагирования, способных оперативно реагировать на непредвиденные кризисные ситуации на внешних границах ЕС. Шестое – организация экстрадиции нелегальных иммигрантов, отказывающихся вернуться добровольно, с учетом того, что это должно быть сделано без излишних затрат и с полным уважением к фундаментальным правам человека и достоинству высылаемого. №4(54), 2011

В крошечном княжестве Андорра, затерявшемся в восточных Пиренеях между Испанией и Францией, и широко известном любителям горнолыжного спорта, в начале апреля состоялись всеобщие выборы. Победу одержал кандидат от правоцентристской партии «Демократы за Андорру» Антони Марти. Он и возглавит новое правительство карликового государства с населением немногим более 85 тысяч человек. Это были шестые по счету выборы в парламент – Генеральный Совет – после принятия конституции в 1993 году. Коалиция во главе с Антони Марти заручилась поддержкой 55% избирателей и получила 23 места из 28 в законодательном органе. Остальные 5 достались правившим в последние два года социал-демократам во главе с Жауме Бартумеу. Он был вынужден объявить досрочные выборы из-за недостаточной поддержки в парламенте проекта более жесткого бюджета и закона о введении в стране налога на добавочную стоимость (НДС). Правительство пошло на этот шаг не от хорошей жизни: финансово-экономический кризис докатился и до карликовой курортной страны. Теперь новому главе правительства, архитектору по профессии, придется столкнуться с этими вызовами и постараться не снизить уровень жизни населения, а также расширить связи с Европейским Союзом. В прошлом году Андорра покинула список стран и регионов, которые служат международными «налоговыми гаванями». Власти согласились обмениваться финансовой и налоговой информацией с Францией и Испанией, что позволит улучшить взаимодействие этого государства с ЕС в целом. По своему политическому устройству древняя Андорра – парламентское княжество, имеющее сразу двух глав государства – президента Франции Николя Саркози и епископа Урхельского Жоана-Энрика Вивеса (Испания). Официальный язык Андорры – каталанский, основной источник дохода – туризм. Игорь ЧЕРНЫШОВ №4(54), 2011

Небольшая революция произошла в рядах шведских социал-демократов. Проиграв два раза подряд парламентские выборы, эта партия, которая практически бессменно правила страной с 1930-х годов, стала активно искать пути восстановления утерянных позиций. Ключом к этому стали выборы нового лидера. За этим событием следила в прямом эфире чуть ли не вся Швеция. Победителем оказался провинциальный политик Хокан Юхольт, которого вначале никто не представлял себе руководителем старейшей шведской политической организации. Особенностью нового лидера СДРПШ стало провозглашение сдвига влево. Такой выбор обеспечил разрыв с прежней практикой, когда социал-демократы дрейфовали к центру, пытаясь расширить социальную базу, но теряя свою оригинальность. В первой же речи после избрания Х.Юхольт отметился высказываниями, которые в Стокгольме не слышали четверть века. Он вспомнил о приоритете общественного блага над индивидуальными интересами, подверг критике прежние приватизации, провозгласил здравицу госсектору экономики, призвал к продвижению социального равенства мужчин и женщин и прав детей. Одновременно политик постарался мобилизовать активистов на активное участие в политической борьбе. Сможет ли этот ход, наконец, восстановить позиции партии, вернуть её в комнату с кнопками? Это покажут следующие выборы. Надо учитывать, что социал-демократические ценности настолько глубоко укоренились в массовом сознании шведов за более чем полувековое безраздельное господство в стране, что другие партии, в том числе правые интегрировали их в свои программы и практику. Андрей СЕМИРЕНКО №4(54), 2011

Сто первый департамент появился во Франции. Им стала Майотта, небольшой остров в Индийском океане, на полпути между Мадагаскаром и Коморскими островами. До сих пор он имел более низкий статус департаментского объединения, что предполагало гораздо иной уровень самоуправления и, главное, финансирования. Его население отказалось от независимости в 1975 году, а в 2009 году на референдуме проголосовало за превращение в департамент. Главное здесь – не столько формирование департаментских органов власти и соответствующей структуры управления, сколько подтягивание социально-экономических стандартов к французскому уровню. Это будет происходить постепенно и займет 20-25 лет. Процесс касается разных сторон жизни и предполагает как введение на Майотте минимальных социальных стандартов, так и налогообложения, соответствующего принятому в метрополии. Если выплаты из казны те майоттцы, которым они положены, были бы рады получить хоть сегодня, то вряд ли то же самое можно сказать о готовности платить аналогичные налоги. Доход местных жителей существенно ниже, чем в метрополии, и составляет треть ближайшего заморского департамента Реюньон, находящегося в этой же части Индийского океана, но гораздо выше, чем на недалеких Коморских островах, которые в 1974 году предпочли независимость. Площадь нового департамента – 374 кв. км. Там проживают немногим меньше 200 тысяч человек, из которых почти половина – иностранцы, абсолютное большинство исповедует ислам. Он будет 5-м заморским департаментом, остальные 96 находятся на территории самой Франции. Светлана ФИРСОВА №4(54), 2011

Скандал с принцем Эндрю в Букингемском дворце Бывший посол Стивен Дей послал подметное письмо сразу в три министерства на Уайтхолле с настоятельной просьбой: отодвинуть от дипломатических дел, пусть даже закулисных и деликатных, принца Эндрю, выполняющего функцию специального представители Британии по вопросам торговли и инвестиций. В противном случае не избежать беды, бьет в набатный колокол дипломат, открывший на пенсии собственное консультативное бюро. Для начала разберемся: кто есть кто в этой драме? Принц Эндрю, герцог Йоркский. Третий ребенок и второй сын королевы Великобритании Елизаветы II. Титул герцога Йоркского пожалован ему 23 июля 1986 года – в день женитьбы на Саре, герцогине Йоркской. С момента рождения принца Гарри в 1984 году (второго сына леди Дианы и Чарльза) занимает четвертое место в линии наследования английского престола. Стивен Дей, кадровый дипломат с 30-летним стажем непорочной службы. Отстоял вахту на посту посла Её Величества в Катаре и Тунисе. Одно время возглавлял ближневосточный департамент Форин офиса. Считается знатоком региона. В этом качестве он и позволил себе критиковать кадровую политику, обратившись к нынешнему министру иностранных дел Уильяму Хейгу с патетическим призывом положить конец активности герцога Йоркского, «наихудшего кандидата» при ведении дел с такими странами, к примеру, как Катар, где его воспринимали как «тупицу». Взявшаяся раскрутить эту историю правая по духу газета «Дейли телеграф» выяснила попутно, что герцог Йоркский также может быть вызван повесткой в суд по двум делам, связанным с его приятелем Джеффри Эпстейном, который был признан виновным и осужден как педофил. Давление на принца все усиливается, установила газета, поскольку под подозрение попали мотивы его дружбы с теми, кого посол Дей называет «оборотистыми дельцами и политиками» в таких разных по своим характеристикам странах, как Азербайджан, Казахстан, Туркменистан, Тунис и Ливия. В 2008 году принц останавливался в Хаммамете на вилле Мохаммеда Мабрука, зятя ныне изгнанного президента Туниса бен Али, и чьи авуары в Британии были заморожены наравне с тестем. Эта поездка, которую Букингемский дворец назвал «частным визитом», была организована Тареком Кайтуни, известным контрабандистом оружия, уже пойманным и осужденным. Кстати, на заседании парламента депутат Крис Брайн привел эту связь с патентованным контрабандистом в качестве довода в пользу отставки принца Эндрю со своего поста спецпредставителя. На протяжении своей миссии в Тунисе посол Дей неоднократно сталкивался с ситуацией, когда тесные контакты герцога Йоркского с темными личностями из деловых и политических кругов вызывали у порядочных людей отторжение. Его специфический способ ведения дел, по мнению Стивена Дея, приносил больше вреда, нежели пользы. Однако Дей молчал. Пока не случилась «арабская весна», и западные державы оказались не готовы оперативно отреагировать, чтобы сохранить свои интересы. «Требуется возникновение особых обстоятельств, – пишет Стивен Дей, – чтобы бывший британский посол стал публично критиковать члена королевской фамилии, но сейчас уже очевидно, что деятельность герцога наносит серьезный ущерб как самой королевской семье, так и политическим, дипломатическим и коммерческим интересам Британии, а поэтому ему следует подыскать совершено другую роль, причем как можно скорее». Герцог нервничает, как поведала его приятельница Гога Ашкенази, деловая женщина из Казахстана, известная своим роскошным образом жизни, который она ведет в Лондоне. По неподтвержденным сведениям, королева уже вызывала к себе сына и имела с ним часовую беседу, содержание которой, естественно, прессе неведомо. Скорее всего, перца в жаркое подсыпало известие, что во время приснопамятной поездки в Тунис герцог Йоркский не только пользовался гостеприимством Сахера эль-Матэри, еще одного зятя бен Али (характеризуемого послом Деем как «самый отвратительный жулик в президентской семье»), но и согласился, поддавшись на уговоры, встретиться там с ливийским лидером полковником Каддафи. Опять же симптоматично, пишет «Дейли телеграф», что в прошлом году герцог Йоркский принимал эль-Матэри у себя… в Букингемском дворце. Основной тезис посла Дея сводится к тому, что сомнительные знакомства герцога Йоркского «чернят» репутацию Британии в глазах ее верных союзников в регионе, а потому ограничивают возможности проведения дальновидной и гибкой внешней политики. Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

Конкуренция – двигатель прогресса. А судебное преследование за любые злоупотребления – доминирующим положением, государственной помощью и т.д. – эффективное оружие в борьбе с более сильным и изощренным противником. С любым конкурентом, которому удалось на время вырваться вперед и захватить лидерство в той или иной области производства или сектора услуг, о котором мечтают остальные. Для китайской, американской и европейской экономики понимание этого давно уже стало альфой и омегой рыночного поведения. И в России, судя по активности ФАС, оно понемногу пробивает себе дорогу. Стремительно обновлять технологии недостаточно. Нужно еще уметь защищать свои интересы с использованием правового инструментария. Об этом весьма убедительно напомнили последние новости с полей сражений между Европейским Союзом и Соединенными Штатами, между европейскими и американскими и между самими американскими производителями дальнемагистральных самолетов и новейших поисковых систем в Интернете. Причем сражений, ведущихся на самых различных юридических площадках. Вот сообщения с одной из них. Европейской Комиссии удалось одержать победу в ВТО над спонсорами Боинга. Уже не один год ЕС и США обмениваются «жестокими ракетными залпами» на этом театре военных действий нескончаемой торговой войны, обвиняя друг друга в незаконной государственной поддержке национальных гигантов, поделивших между собой мировой рынок производства авиалайнеров – «Эрбаса» (консорциума «Эрбас Индастри») и «Боинга». С другой. «Майкрософт» решил кардинально поменять роли и из завзятого душителя свободы конкуренции превратиться в невинную жертву, накинув на плечи, покрытые серым волчьим мехом, козью шубку пострадавшего от ее противоправных ограничений. Крупнейший в мире производитель компьютерного оборудования и программного обеспечения присоединился к жалобе группы других компаний против «Гугл» (Google Inc.), поданной в Европейскую Комиссию.   Битва в ВТО  Как раз накануне дня дураков, привольно и радостно отмечаемого по всему свету, Всемирная торговая организация вынесла долгожданный вердикт, с вожделением ожидавшийся авиастроительной отраслью Европейского Союза. Главное в нем – признание того, что американцам удалось в кратчайшие сроки запустить производство и приступить к поставкам своего нового прорывного продукта – Боинга-787 «Дримлайнер» только потому, что компания получала государственные субсидии, запрещенные правилами ГАТТ/ВТО. (России с этим предстоит столкнуться сразу после вступления туда, если только она не научится, желательно по-быстрому, соответствующим процедурам.) И на кругленькую сумму в 5,3 миллиарда долларов. Самое меньшее. Иначе бы постановка «Дримлайнера» на конвейер сильно затянулась. «Боин»г, констатируется в докладе ВТО, получал субсидии от штатов, НАСА и военного ведомства. Они позволили ему воспользоваться незаконными конкурентными преимуществами. По мнению Европейской Комиссии, лишь с опорой на государственные субсидии «Боинг» существенно потеснил «Эрбас» на мировом рынке. За период с 2004 года он пополнил портфель заказов на поставку «Дримлайнеров» на целых 840 единиц. Американцы утверждали – за счет того, что Боинг-787 гораздо современнее и технологичные европейских аналогов. В его фюзеляже, моторах и начинке используются новейшие сверхлегкие материалы. Он на 20% эффективнее по такому важному показателю, как расходование топлива. Дело отнюдь не в этом, установила ВТО, частично солидаризировавшись с аргументацией Брюсселя. То есть не только в этом. Немалое значение имело также то, что государственные структуры США активно помогали своим товаропроизводителям, закрывая глаза на допускаемые при этом нарушения международных предписаний. Государственной копейкой. И в огромных масштабах. В результате, указывается в заключительном докладе ВТО, «Эрбас» серьезно пострадал. Он очень потерял в заказах на свою продукцию. К тому же он понес существенные убытки из-за спровоцированного конкурентами падения цен. В Брюсселе, Берлине и Париже результатами расследования остались, в целом, довольны. В докладе четко прописано, что если бы не финансовая поддержка государства в проведении НИОКР, «Боинг» ни за что бы не поднял в воздух такой технологичный самолет как «Дримлайнер» уже в 2004 году и не смог бы приступить к его поставкам начиная с 2008 года. В европейских столицах восприняли выводы ВТО с особым удовлетворением в контексте многолетней битвы, которую США и ЕС ведут в ВТО по поводу взаимных претензий в незаконной поддержке «Боинга» и «Эрбаса». В Штатах была развернута самая настоящая кампания по дискредитации и демонизации «Эрбаса», считают по эту сторону океана. О нем распространяли не совсем достоверную (или лживую, если пользоваться мене дипломатичным языком) информацию, обвиняя европейцев во всех возможных антирыночных грехах. С опорой на общественное мнение, сформированное такими не всегда безупречными методами, Конгресс США «оттяпал» у «Эрбас» огромный куш: он опротестовал выигрыш европейским производителем заказа на поставки американскому военному ведомству самолетов-заправщиков. Речь шла ни много, ни мало о 35 миллиардах долларов. В конечном итоге, контракт в феврале 2011 года отдали «Боингу». Правда, радость, испытываемая выигравшей стороной, не без горчинки. Во-первых, жалоба была подана Европейской Комиссией в ВТО на гораздо более кругленькую сумму в 19 миллиардов долларов. Во-вторых, в параллельном докладе ВТО по поводу злоупотреблений, допущенных в пользу «Эрбаса», подтверждается, что многие страны ЕС предоставляли ему экспортные субсидии для запуска и продвижения производимой им продукции. Всего им было незаконно получено 15 миллиардов долларов. В том числе на самый вместительный в мире пассажирский самолет А380 – 4 миллиарда долларов. Но тактическими поражениями стратегов и юристов Европейского Союза не запугать и не остановить. В том, что касается последнего доклада, Европейская Комиссия сразу опротестовала его в той части, которая ее не устроила – в которой с США снимаются обвинения в косвенном субсидировании «Боинга» при разработке «Дримлайнера». Она представила аргументацию, доказывающую, что использование американцами широчайшего набора мер поддержки – от подготовки персонала за государственный счет до строительства подъездных путей и аэропортов и финансирования НИОКР по линии Пентагона имело эквивалентный эффект. Все эти меры, мол, точно также противоречат правилам ГАТТ/ВТО. В том, что касается летнего доклада по поводу субсидирования «Эрбаса», сразу же подала апелляцию. Она сейчас рассматривается. К тому же Европейская Комиссия настаивает на том, что субсидирование «Боинга», признанное ВТО незаконным, оказывало мультипликативное действие. Косвенных преимуществ американским производителям оно дало неизмеримо больше, нежели лишь цифра прямого субсидирования. Ее поэтому нужно умножить на два или на три, в общем, в несколько раз. Правда, значение тактических побед и поражений в ВТО не стоит преувеличивать. Они лишь часть большой военной кампании, ведущейся ЕС и США. Она обязательно закончится компромиссной сделкой/соглашением. Ведь любые войны завершаются заключением мирного договора.   Сражение за Интернет Не менее интересно развиваются события на театре военных действий, называемом правоприменительной практикой Европейской Комиссии (и судебной системы ЕС) по делам о нарушениях стандартов добросовестной конкуренции. Еще недавно у всех на устах были громкие решения против «Майкрософта». На американскую компанию были наложены очень крупные, прямо-таки образцово-показательные санкции. И за что – за злоупотребление доминирующим положением. Брюссельскому церберу, следящему за неукоснительным следованием правилам добросовестной конкуренции, удалось доказать, что «Майкрософт» незаконно вынуждает покупателя приобретать связанные продукты – не только основное оборудование и программное обеспечение, но и софт всевозможных приложений, ограничивая тем сам доступ конкурентов на данный сегмент рынка. Он должен оставаться свободным. На всякий случай, напомню, почему наложенные на «Майкрософт» штрафы, оказались столь высокими. Согласно законодательству ЕС, при их подсчете учитывается оборот не только дочерних компаний, но и совокупный оборот материнской и дочерних компаний по всему миру. Они в своей совокупности подпадают под принятое в ЕС определение «предприятия», нарушающего право конкуренции. Санкции же могут достигать до 10% от оборота в соответствующей области производства и/или предоставления услуг. Тогда «Майкрософт» в каких только прегрешениях против истины Европейскую Комиссию ни обвинял. В пределах разумного, естественно, диктуемого требованиями политкорректности. В некомпетентности. Предвзятости. Необъективности. Отсутствии профессионализма. Интеллектуальной дремучести. Незнании элементарных вещей из области информационных технологий. И прочее, и прочее, и прочее. И, вдруг, о чудо! Американский гигант поменял свои позиции чуть ли не на противоположные. Он развернулся на 180 градусов. Он прозрел. В его глазах Европейская Комиссия в одночасье стала светочем истины, посланником богов, непререкаемым авторитетом, блюстителем порядка и справедливости. Он осознал, насколько свобода конкуренции – чистая, незамутненная, необходима для нормального функционирования рыночной экономики. Он убедился в том, что Европейская Комиссия верой и правдой служит общему делу. Она защищает свободу от узурпаторов. То есть, конкурентов, обошедших «Майкрософт». Весной 2011 года «Майкрософт» обратился в Брюссель с жалобой на то, что «Гугл» злоупотребляет доминирующим положением. Мол, если Европейская Комиссия смогла расправиться с одним американским гигантом, то бишь с ним самим, почему бы не воспользоваться ее услугами, чтобы потеснить «Гугл». Почему бы не прибегнуть к той же самой аргументации, которая была использована Европейской Комиссией против него, и не потаскать каштаны из огня ее руками. По мнению экспертных и юридических кругов по обе стороны океана, вполне прагматичное поведение. Суть обвинений – поисковики «Гугл» построены таким образом, что огораживают часть информационного пространства. Они перекрывают поисковикам конкурентов доступ к части находящегося в Интернете контента. Аналогично и в отношении баз данных. Если обвинение подтвердится, такие практики, скорее всего, будут признаны противозаконными. Подобный вердикт принудит «Гугл» открыть закрываемые им информационные просторы для конкурентов. Повлечет за собой прямые финансовые санкции против «Гугла» (если он только не будет особенно рьяно сотрудничать с регулятором). Позволит вчинить ему иски гражданско-правового характера в национальных судах стран ЕС в целях получения компенсационных выплат за якобы понесенный материальный и моральный ущерб. «Майкрософту» все это необходимо для продвижения собственного бизнеса. Он с некоторым опозданием осознал, что структура рынка стремительно меняется. Востребованы услуги нового поколения. Они связаны с работой в Интернете. В эту область «Майкрософт» сейчас и устремился – через скупку высокотехнологичных фирм, способных отвоевать у Гугла часть рынка, через создание всевозможных тактических и стратегических альянсов с европейскими и японскими компаниями. Но пока суд да дело, «Гугл» очень сильно укрепился. Повсюду в мире он теснит конкурентов. В том числе и в Российской Федерации. Потребитель повсюду предпочитает качественные услуги. Быстрые. Удобные. Их американский монополист и предоставляет. Достаточно напомнить о YouTube. В этой связи сам «Гугл», вернее, его адвокаты, утверждают, что его доминирование на рынке не порождает никаких злоупотреблений. Хотите конкурировать – пожалуйста: делайте лучше. Во всяком случае, он готов самым тесным образом сотрудничать с Европейской Комиссией в проведении расследования и разъяснять, почему его технологии ни для кого ничего не закрывают и не утаивают. Однако и у «Майкрософта» есть сильные козыри на руках. Во-первых, он присоединился к разбирательству, уже ведущемуся Европейской Комиссией. Сделать ему это было достаточно легко. Жалобы в свое время подали несколько компаний. Одну из них он приобрел. Во-вторых, «Майкрософт» предоставил Брюсселю целый реестр случаев, иллюстрирующих утверждения о том, что «Гугл» злоупотребляет доминирующим положением, ограничивая использование информации и доступ к рекламе пользователям альтернативных поисковиков. В собранной им документации приводятся порядка 20 случаев. В мировой прессе сейчас обсуждаются только 6 из них. Следующий шаг, который ожидается от юристов «Майкрософта», – обработка общественного мнения и подготовка досье, которое бы спровоцировало запуск сходной процедуры американским регулятором. Пока ему преуспеть не удалось. Но давление с его стороны будет нарастать. Да и в лоббистских способностях «Майкрософта» никто не сомневается. Так что сражения, битвы, военные компании – удел отнюдь не только Большого Ближнего Востока. Они необходимая черта функционирования рынка. Только ведутся они на нем, по крайней мер внешне, несколько более благопристойными, цивилизованными методами. С юридической точки зрения. © Татьяна ЭНТИНА №4(54), 2011

Крайне деликатно, но в то же время весьма настойчиво, глава Европейского Совета Херман Ван Ромпэй впервые попросил лидеров ЕС не курить в ресторане здания Еврокомиссии «Юстус Липсиус» в Брюсселе. Обычно встречи на высшем уровне в этом здании проходят в залах, в которых запрещено дымить. Однако пристрастившиеся к табаку лидеры, среди которых заядлыми курильщиками считаются, в частности, премьер-министры Люксембурга Жан-Клод Юнкер и Дании Ларс Локке Расмуссен, не отказывали себе в удовольствии нарушить запрет за обеденным столом во время совместных рабочих трапез. И вот в конце марта фактический президент ЕС напомнил о необходимости бороться с вредной привычкой в стенах учреждений «двадцати семи». По его словам, это должно быть «не приказом, а джентльменским соглашением». Возражений не последовало: курильщики впервые послушно стали выходить из-за обеденного стола, чтобы сделать несколько затяжек в специально отведенных местах. Тем временем Бельгия, родина Х. Ван Ромпэя, пока остается одной из немногих стран ЕС, в которых разрешается курить в кафе и ресторанах. А инициатором «бездымной культуры в общественных местах», напомним, считается Ирландия: власти «зеленого острова» первыми в мире – еще в марте 2004 года – запретили курить на рабочих местах. Примеру Дублина последовали правительства и других стран. Кстати Мэрия Парижа потребовала от владельцев кафе, баров и ресторанов в течение двух лет прекратить использование переносных газовых обогревателей или заменить их электрическими. Эта мера столичных властей направлена против получившей распространение уловки рестораторов, которые даже в холодное время года выносят столики для посетителей на веранды и тротуары, где на курильщиков формально не распространяется запрет дымить в общественных местах. Строгий антитабачный закон был введен во Франции в 2008 году. Практика использования газовых обогревателей с этой же целью в питейных заведениях широко распространена и в Испании – настолько, что эти устройства не всегда найдешь в магазинах. Однако, в отличие от французских властей, испанские не только не собираются запрещать их использование, но и субсидируют приобретение ресторанами, барами и кафе. №4(54), 2011

Е-10… На протяжении последних трех месяцев это вроде бы невинное сочетание буквы и цифры действует на германских автомобилистов как мулета на разъяренного быка. За ней скрывается всего-навсего марка нового бензина с крайне модной кое у кого приставкой «био». А проще сказать, это автомобильное горючее, на 90% самое обыкновенное, но содержащее до 10% этилового спирта, присутствию которого оно и обязано своим ласкающим слух «экологически сознательных» европейцев названием. «Биобензин» Е-5 – соответственно с пятипроцентной добавкой этанола, которому, видимо, в Германии не нашлось лучшего применения (смайлик) – продается довольно давно и никаких отрицательных эмоций, вроде бы, не вызывал. Чем же провинилась новинка? Да тем, что она наносит ущерб мотору, при этом значительно больший, чем предполагалось сначала. Достаточно сказать, что от четырех до пяти миллионов авто, курсирующих по германским дорогам, для него не предназначены в принципе. А всем прочим от него «становится дурно», как, бывало, говаривали экзальтированные дамы. Повышенное содержание этанола, на который, между прочим, переводят зерно и сахарную свёклу, увеличивает содержание воды в моторе. «Эта влага конденсируется из продуктов горения, а потом попадает в моторное масло, разбавляет его, и оно быстрее теряет необходимые качества», – поясняет Томас Брюнер, инженер-механик из компании БМВ. То есть тем, кто использует новое топливо, придется, как минимум, сократить интервалы между заменами масла. А для шестицилиндрового двигателя эта операция в Германии стоит, между прочим, добрых 200 евро. Дело дошло до того, что БМВ рука об руку с заклятым конкурентом – «Даймлером» – решили провести специальное исследование, в ходе которого будут пристально изучены все недостатки спорной новинки. А автовладельцы отреагировали по-своему: они заливают в баки единственный оставшийся доступным бензин старого образца – «Супер плюс». Хотя это и дороже, но никакого риска, который таит в себе новинка. Забастовка водителей привела к тому, что вопрос был поставлен на правительственном уровне. Министр транспорта Петер Рамзауэр заволновался, заявив, что «треволнения на заправках должны, наконец, закончиться». Эксперт по энергетическим проблемам из Федерального союза потребителей Хольгер Кравинкель на это удовлетворенно заметил: «Политикам, наконец, стоит подумать о том, зачем они ставят с ног на голову проблему экологического обновления энергетической системы». Министру экологии Норберту Рётгену в те дни икалось так, что не позавидуешь. Да, хотели как лучше, а получилось то, что получилось… Министр по защите прав потребителей Ильзе Айгнер попробовала контратаковать и обвинила в серьезных ошибках промышленность. Оппозиционные «зелёные» вернули все обвинения правительству, причём сторицей. Но факт остаётся фактом: все вместе довели дело до того, что Е-10 на колонках было хоть залейся, а «Супер плюса» не хватало. Это в Германии-то, где о таком не слыхивали с незапамятных времён. Послышались даже крамольные речи о том, что надо, дескать, вообще перестать производить эту непопулярную новинку. Тем более, что стало выясняться то, о чем подозревали и раньше: никто не может с уверенностью утверждать, что спирт, доливаемый в этот бензин, произведен из возобновляемого сырья, а не синтезирован на химическом предприятии, скажем, гидратацией этилена. Да и чудодейственный эффект от снижения выбросов углекислого газа в атмосферу оказался в итоге вовсе не так велик, как обещали. Словом, берлинское правительство, которое активнейшим образом продвигало «биобензин» на европейском уровне, в родных пенатах совершенно непростительно опростоволосилось. Но кабинет министров не дал себя сбить с пути! Народу было заявлено, что бензин сей все равно невиданно хорош, а виноваты во всей кутерьме те, кто не сумел должным образом проинформировать общественность о его достоинствах. Была проведена «бензиновая» встреча в верхах, где политики, промышленники и экологи нашли общий язык и решили: марке Е-10 – быть! И никаких гвоздей! Что ж, настойчивость качество хорошее, но только до тех пор, пока она не превращается в бессмысленное упрямство. А к истории с бензиновой новацией стоит приглядеться внимательнее, поскольку с точки зрения многих непредвзятых наблюдателей, все с ней связанное весьма типично для многих широковещательных экологических инициатив. Но пока дело ещё не зашло слишком далеко, остаются шансы на исправление наделанных ошибок. Иначе может получиться так же, как вышло, к примеру, с солнечной энергией. Её развитие предписано специальным Законом о возобновляемых видах энергии. В нём предусмотрен механизм вознаграждения тех, кто будет подавать в сеть электроэнергию собственного, точнее «солнечного» производства. Обещали, что механизм этот станет важным инструментом достижения амбициозных экологических целей, которые ставит перед собой Германия. Когда в нём разобрались повнимательнее, то выяснилось: если о чем и можно вести речь, так это о создании изощрённого механизма перераспределения и субвенционирования, не дающего почти никакой экономии ископаемых энергоносителей. Панама-с, и больше ничего. Только за прошедший год в Германии наустанавливали солнечных батарей аж на 10 миллиардов евро. А всего стране их поставили на 80 миллиардов. Правительство, придя в ужас от собственной прыти, решило, что субвенции надо потихоньку отменять, а то так и разориться недолго. Даже производители этих чудных устройств, сорвавшие жирнейший куш, и то стали опасаться, что дело зашло слишком далеко. Вот теперь и посмотрим, ради чего вся эта свадьба затевалась. С помощью солнечных батарей сейчас в ФРГ производится 1-2% электроэнергии. А уж доля их в общем энергетическом балансе и вовсе микроскопическая. Сопоставили результат с затратами? Ну, то-то же. И вот тут хочется громко спросить: а обсчитал ли заранее кто-нибудь из многочисленных экспертов и аналитиков экономическую сторону этой затеи? Не слишком ли велика роскошь получить в итоге всего-навсего «бульон», остающийся после варки яиц всмятку? Или подсчеты велись на том же уровне обоснованности, который продемонстрировал незаурядный мыслитель начала прошлого века, предрекавший, что при сохранении темпов роста гужевого транспорта в Нью-Йорке конский навоз на улицах города будет лежать на уровне подоконников первого этажа? Сейчас этот человек наверняка стоял бы в плотно сомкнутом строю борцов с глобальным потеплением. Так есть ли всё-таки шанс, что затея с Е-10 не обернётся провалом? Давайте еще раз присмотримся к аргументам противников «спиртованного» бензина. Разве не важно, что на спирт, добавляемый в этот бензин, будет расходоваться пищевое сырье, – пшеница, свёкла кукуруза, сахарный тростник? Продовольственная ситуация в мире сейчас, как, впрочем, и всегда, далека от идеальной и всему этому легко можно было бы найти более полезное применение. Межу прочим в Германии стоимость аренды сельскохозяйственных земель за последние годы резко выросла, значит, будет дорожать и сырье для спирта. Сейчас забавно вспоминать, что зарождалась идея этого бензина в 1990-е годы как способ пристроить избыток сельхозпродукции. Вместо того, чтобы рассылать её по миру в качестве продовольственной помощи развивающимся странам, решили перерабатывать сырье в Европе. Да и местных аграриев хотели сделать менее зависимыми от брюссельских выплат. В Германии так оно, вроде бы, и получилось: 90% этанола производится из местного сырья и лишь 10% – из бразильского сахарного тростника. Но именно из-за того чтобы было, где вырастить этот тростник, в этой латиноамериканской стране безжалостно вырубаются тропические леса – активные потребители углекислого газа. Вам это всё не напоминает пресловутый тришкин кафтан? А ведь люди, умеющие заглянуть несколько дальше собственного носа, загодя предостерегали германское правительство: наладить импорт экологически чисто выращенного сырья для этанола будет крайне трудно. Что в итоге и подтвердилось. Но этого мало. Детальные исследования показали, что Е-10, помимо того, что увеличивает износ не очень приспособленных к нему двигателей, ещё и расходуется при той же отдаче в количестве на 5% большем. Одно это превращает в кафкианский абсурд все разговоры о достигаемом с его помощью снижении выбросов углекислого газа в атмосферу. Ну и, наконец, традиционные сорта бензина сделали дороже только затем, чтобы было выгоднее покупать Е-10. Словом, куда ни кинь, всё клин: сохранить природу не помогает, а в карман к потребителю залезает. Полезное изобретение, нечего сказать. Вообще, истории, когда люди воспринимают лекарство как нечто более вредное, чем сама болезнь, случаются в Германии отнюдь не впервые. Достаточно вспомнить «свиногриппозную» эпопею. Правительство тогда само себя застращало такими кошмарными сценариями, что повелело заготовить десятки миллионов доз спасительной вакцины. А что вы хотите, когда всерьёз обсуждали вопрос, сколько народу погибнет от жуткого гриппа следующей зимой? Фармацевтическая индустрия, с трудом скрывая свой восторг от нежданно подвернувшегося заказа, подсуетилась и наладила производство медикамента в бюджетном варианте – как раньше говорили про бумазейную ткань для дешевых порток – «из недорогих, в полоску». (Добавим, что существовал и более отработанный вариант вакцины для избранного круга, стоивший куда дороже). Но несознательные немцы не спешили выстраиваться в очереди за получением благотворной прививки. Почему? Да потому, что побочные эффекты от этой вакцины, по мнению людей, заметно перевешивали пользу от неё. Хотите пример из другой сферы? Тогда давайте припомним, как непросто привыкали к залогу, который стали взимать за одноразовую тару для напитков. Тогдашняя «красно-зелёная» коалиция считала его введение своим огромным экологическим успехом. Но при всей немецкой организованности и экологической сознательности, для того чтобы не один год подготавливавшееся мероприятие удалось провести в жизнь, понадобилось три года! С 2003 по 2006 год добивались того, чтобы магазины, взимающие с потребителя залог за одноразовую тару – стеклянную, пластиковую и алюминиевую – стали принимать её назад. И что же – «гром победы раздавайся»? Ага, как же! При ознакомлении со статистическими данными становится очевидно, что ситуация только ухудшилась. Вводили залог из-за того, что доля многоразовой тары тогда казалась слишком маленькой – она упала ниже 72%, о, ужас, ужас, ужас! А сколько она составляет сейчас? Германское общество потребительских исследований отвечает с предельной определённостью: этот показатель упал до 31%. Похоже на победу? Но сейчас эта тема на периферии общественного внимания, а если кто и вспомнит о былом, ему тут же возразят: да ладно вам, зато мусора в общественных местах разбрасывать стали меньше. Хотя, на мой взгляд, если это о чем-то и свидетельствует, так только о том, что даже в богатой Германии не перевелись люди которым «незападло» подобрать брошенные бутылки из-под пива и сдать их в магазин за деньги. И им совершенно всё равно, за какую тару эти деньги получать. Ну, в случае с тарой хотя бы не было печальных последствий, а они, если идти на поводу у людей, склонных к экологическо-климатическим истерикам, очень даже могут быть. В своё время исчадием ада был объявлен ДДТ – дихлордифенилтрихлорэтан – довольно-таки безобидный и недорогой инсектицид. Его триумфально запретили. И к чему это привело? По мнению некоторых специалистов, только к тому, что от 30 до 40 миллионов человек погибло от малярии: злодейского комара-то травили этим самым ДДТ. Даже если цифры эти и преувеличены, то речь всё равно идет о большой беде, верно? Теперь представьте себе, что для выращивания, скажем, свёклы для производства спирта понадобится масса минеральных удобрений. Так ведь их ещё надо произвести, для чего опять-таки нужны сырье и энергия – борцы с углекислым газом, ау! Теперь скажите, пожалуйста, решая дилемму о том, куда эти удобрения направить – на выращивание спиртового сырья или на истощенные поля многих африканских стран – в чью пользу будут делать выбор политики? Чьи интересы им важнее – собственных избирателей или безвестных недоедающих африканцев? Боюсь, колебания будут недолгими, а исход легко предсказуемым. В общем, тихий бойкот, устроенный германскими водителями чудному бензину Е-10, наглядно показал: правительственный экологический диктат воспринимается людьми как насилие. Несмотря на самые благие цели, которыми это объясняется. Или всё же маскируется? Андрей ГОРЮХИН №4(54), 2011

Три года назад, в середине апреля, Хосе Луис Родригес Сапатеро, генеральный секретарь правящей Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) и премьер-министр (изначально был избран 14 марта 2004 года), начал свой второй срок во власти с формирования беспрецедентного по своему составу правительства. Из 17 министерских портфелей девять он решился вручить женщинам, обойдя тем самым наиболее продвинутую в этом плане Норвегию и другие страны Северной Европы. Для усомнившихся в том, что это целенаправленная кадровая политика, Х.Л.Родригес Сапатеро пояснил суть назначений: «Я очень горжусь тем, что в моем кабинете министров больше женщин, нежели мужчин». Обозревательница британской «Гардиан» Зое Уильямс осмысливает маленькую революцию на гендерном поприще в Испании и пытается установить истину: можно ли считать революцию победоносной? Самым резонансным решением стали тогда два назначения. Пост министра обороны впервые в истории Испании заняла женщина, Карме Чакон, находившаяся в тот момент на седьмом месяце беременности. Вторым дерзким свершением премьера стало обретение статуса члена кабинета Бибианой Аидо, которой исполнился всего 31 год, – это самая молодая министр, если заглянуть в архивные анналы страны за Пиренеями. Для сравнения: в соседней средиземноморской стране – Италии, среди министров всего четыре женщины, а ее эксцентричный премьер охарактеризовал испанское правительство как «чересчур розовое». Но Х.Л.Родригес Сапатеро далеко не случайно занялся женской тематикой. Так, еще в 2004 году он укрепил законодательство положением «против домашнего насилия», поскольку Испания держит печальное первенство среди других европейских стран по числу убийств, жертвами которых становился один из супругов, обычно жена. В 2009 году от рук мужей погибла 71 испанка, в предыдущем – 68, что превосходит аналогичный мартиролог в Британии и Германии. После переизбрания новый глава правительства озаботился проблемой абортов и существенно либерализовал эту деликатную сферу, не убоявшись гнева римско-католической церкви, имеющей, как ведомо, свою точку зрения на проблему. К тому же католические иерархи в Испании занимают испокон веков привилегированные позиции в обществе и обладают влиянием. Церковь давно имеет зуб (если не сказать, челюсть) на испанского лидера, который во время своего первого пребывания на посту премьера легализовал однополые браки. Однако он непоколебим в своем выборе, согласен с теми своими советниками, которые убеждены: низкие темпы экономического роста в Испании во многом обусловлены тем, что не используется такой мощный трудовой ресурс и резерв, как женщины. «Гардиан» в этом месте иронизирует: «Вековая проблема: хотели умножить валовой внутренний продукт (ВВП), но, увы, не смогли найти няньку, чтобы сидела с детьми». Ни одна страна кроме Испании не вносит такой внушительный взнос в фонд UN Women, организации при ООН, борющейся за равноправие. Даже Норвегия. Казалось бы, испанский премьер-социалист должен пользоваться беспримесным обожанием со стороны феминисток. Но на деле в картине просматривается больше оттенков, чем чёрно-белые тона. Журналистка «Гардиан» побеседовала с испанкой Аидой (она отказалась назвать фамилию), которая работает в одной из британских агропромышленных фирм, где занимается вопросами окружающей среды. Аида сетует, что в Испании вузы выпускают огромное количество девушек с дипломами бакалавров и магистров, имеющих инженерное образование, но не имеющих шансов получить работу. В числе невостребованных молодых специалистов оказалась и Аида. «У меня было такое ощущение, – призналась она, – что не имело смысла посылать свое резюме; они бы просто его проигнорировали на том основании, что я женщина». Центральное статистическое агентство Испании приводит такие данные, свидетельствующие о неравенстве: в среднем годовая зарплата женщин на 5300 евро (или на 24%) меньше, чем у мужчин. Оптимисты уверены, что разрыв сокращается, и через 10 лет и вовсе исчезнет. Пессимисты же утверждают, что до выравнивания уровня вознаграждений дольше, чем ожидают, и что в ближайшие годы, напротив, разрыв только увеличится. Работодатели все еще неохотно нанимают молодых женщин, поскольку полагающийся им по закону 16-недельный отпуск по рождению ребенка создает пусть и временные, но трудности. Конечно, в Испании сильны семейные узы, и зачастую бабушки и дедушки заботятся о внуках и внучках, но из этого правила много исключений. Попытки правительства социалистов переломить ситуацию путем законодательного закрепления квот при приеме на работу, наказаний за дискриминацию по гендерному признаку и требований бухгалтерской и кадровой прозрачности не удались. Можно назвать две причины неудачи. Во-первых, полномочия в регулировании этой сферы жизни имеют в основном местные органы власти, чье мнение не всегда совпадает с мнением центрального правительства. Во-вторых, законоуложения направлены в первую голову частному сектору экономики, где им вовсе не рады. Вопреки явному и неявному сопротивлению, Х.Л.Родригес Сапатеро идет напролом. Еще на заре своего премьерства в 2004 году он во всеуслышание объявил: «Я не просто против идеологии мачо, я – феминист». Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

Прямо накануне суда, возобновившегося в Амстердаме 13 апреля, лидер радикально правой Партии свободы Гирт Вилдерс позволил себе в очередной раз эпатировать добропорядочную публику и раззадорить своих сторонников абсолютно не политкорректным высказыванием в адрес пророка Мохаммеда. Теперь сторона обвинения сможет без всяких трудов, как минимум, пригвоздить его к позорному столбу за богохульство и оскорбление представителей одного из ведущих вероисповеданий. А, как максимум, в случае безусловного доказательства его вины, Вилдерс может угодить в тюрьму на год или заплатить штраф в размере порядка 8 тысяч евро. Такое наказание голландское правосудие предусматривает за скандальное сравнение ислама с нацизмом. Вилдерсу мало, что после того как стали поступать угрозы физической расправы, ультраправому политику была предоставлена круглосуточная охрана за счет налогоплательщиков. Какой фортель выкинул Вилдерс на этот раз? В журнале HP / De Tijd этот депутат голландского парламента объявил, что «исторически, Мохаммед был варварским лидером банды разбойников из Медины. Без всякого зазрения совести они грабили, насиловали и убивали». Он вступился за некую феминистку в Австрии, которую приговорили к штрафу за то, что она назвала пророка педофилом и тем самым оскорбила ислам как религию. «Это правда», – утверждает Вилдерс, ссылаясь на собственное признание Мохаммеда, что он однажды взял себе жену, которой было девять лет. Дальше Вилдерс наговорил больше: мол, у пророка были параноидальные состояния и он страдал от комплекса неполноценности. В принципе ничего нового Вилдерс не сказал. Его репертуар известен. Однажды, выступая на совещании Союза патриотов в Нью-Йорке, патриот Вилдерс умело подыграл аудитории, заявив: «Америка – это последнее спокойное пристанище человечества. Через одно или два поколения Америка сама себя спросит: кто погубил Европу?». Сообщив публике, что в Европе сегодня проживают 44 миллиона мусульман, Вилдерс привел прогноз ученых из американского Университета Сан-Диего: через 12 лет почти четверть населения Европы будет состоять из мусульман. А следом Вилдерс пропел осанну хозяевам: «Мы, возможно, находимся на последней стадии исламизации Европы. Стало совершенно ясно, что это представляет опасность для будущего самой Европы, но это еще шаг к Америке и прямая опасность для выживания Запада. США – последний бастион западной цивилизации, – защиты от исламизации Европы». Можно было бы отмахнуться от этих заявлений как от назойливой мухи, но есть два обстоятельства, не позволяющие этого сделать. Во-первых, партия Вилдерса держит в своих руках ключ к выживанию нынешнего правительства Голландии, выступая в роли балансира. Во-вторых, достаточно посмотреть обсуждение на форумах крупных СМИ и посты на персональных блогах, чтобы убедиться: противников того, что называют «исламизацией Европы» становится все больше, и они набирают силу, в том числе электоральную. Стоит почитать комменты, как становится ясно: толерантность заканчивается там, где речь заходит об исламском факторе в современной Европе. Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

Откровения главного либерального демократа Британии Праправнуку обер-прокурора в Правительствующем Сенате Игнатия Закревского можно только искренне посочувствовать: зубастая британская пресса – и качественные широкополосные газеты, и таблоиды, не дают ему ни вздохнуть, ни шагу ступить без оглядки на их утонченное ёрничество. А все потому, что, будучи лидером Либерально-демократической партии, Николас Уильям Питер Клегг, в обиходе Ник Клегг, вошел в коалиционное правительство с британскими консерваторами (тори) и согласился на роль вице-премьера, вынуждая себя идти на мучительные, а подчас позорные компромиссы, противоречащие идеалам, которым он ревностно присягал. Пресса полощет его имя в кадке с грязным бельём, что не проходит бесследно – слишком много сил тратится на то, чтобы держать удар, и в последнее время Ник Клегг стал заметно уставать. «Бледный, с выцветшим цветом глаз, выглядящий, словно чучело из школьного зооуголка». Такими штрихами описала главного либерального демократа Британии Джемами Хан, взявшая у него интервью для журнала «Нью стейтсмен». Беседа вышла почти сенсационная, на что, видимо, и был дальний расчет, поскольку вице-премьер предстал фигурой ранимой и чувственной. Его печалит, когда 9-летний сын спрашивает: за что его папу так ненавидят студенты? Это случилось сразу после принятия решения повысить плату за обучение в вузе, против чего он прежде всегда так решительно выступал. Тогда-то разгневанные молодые люди стали жечь в университетских городках муляжи-изображения отступника, а один из недоброжелателей не постеснялся прислать ему по почте собачьи экскременты. А еще Клегга огорчает, что он до сих пор не смог найти верный баланс интересов, чтобы гармонично сочетать перегрузки на государственной службе и приятные обязанности у себя дома в кругу домочадцев. Клегг признался, что его тяготит долгое вынужденное игнорирование семейного очага, и что он подчас придумывает «благовидные предлоги», чтобы жене и детям не было так мучительно больно из-за его отсутствия. Будучи на четверть русским, Ник Клегг разоткровенничался чуть ли не сверх меры: читатели узнали, что для восстановления душевного равновесия он по ночам читает романы и плачет, слушая музыку… Пресса и справа и слева ополчилась на 44-летнего политика. Стало обычным делом пинать его словами, без зазрения совести. Понятно, что Ник Клегг переживает: «Я обычный человек. Я не груша для битья. У меня есть чувства». Однако и этот сдавленный крик души не растопил льда. Примечательно, что пересказ беседы с Ником Клеггом был опубликован практически во всех британских изданиях, включая электронные порталы, а также разнесен по эфиру радио и телевидением. На форуме, обнаруженном мною на сайте издания www.metro.co.uk, один из читателей с ником RogueElement (что-то вроде «Негодный тип») позволил себе такой жестокий приговор в адрес Клегга: «Он предал народ своей страны тем, что отдал власть Камерону, бессердечному человеку, страдающему манией величия, и его надменным и таким же бесчувственным дружкам, с которыми он вместе учился в школе. Если Клегг не хотел быть грушей для битья, ему надо было быть более разборчивым, прежде чем вступать в альянс с этой шайкой драчунов и головорезов». В другом посте некто «Биг Джей» без обиняков гвоздит Клегга: «Он не человеческое существо, а лживый лицемер». Правда, Ник Клегг пытается доказать, возможно, и самому себе, что вся эта вспенившаяся накипь злобы его не задевает. «Есть одно, что я очень быстро усвоил: если ты будешь просыпаться каждое утро с мыслью, а что там написали про меня газеты, то можно совершенно свихнуться». Свежо признание, но верится с трудом, что сам Клегг и опроверг в интервью. Еще одно откровение, которое едва ли пройдет бесследно, касалось вопроса отношений с Дэвидом Камероном, премьером, его формальным боссом. Верно ли, интересовалась Хан, что вы играли вместе в теннис? Верно, но всего одну партию. «Мы не рассматриваем друг друга в качестве приятелей», – сказал, как отрезал Клегг. Попутно он отвесил изящную оплеуху другому видному тори, министру иностранных дел Уильяму Хейгу, о котором известно, что он беспримесное «политическое животное», как выражаются англичане. В 16 лет он уже выступал с трибуны партийного съезда, а в 36 возглавил партию тори. Клегг выразился немного витиевато, но смысл прозрачен: «Я смотрю на людей, которые пришли в большую политику в возрасте 16 лет и остаются в ней, даже достигнув почти 70 лет, и думаю: «О, мой бог!»… В этом есть что-то нездоровое». Кто сомневается в том, что Уильям Хейг не найдет повода отомстить, тот плохо знаком с лондонской политической кухней. Однако сегодня нездоровье всё больше становится спутником самого Клегга. Как сообщает британская «Дейли телеграф», после интервью он пригласил Джемами Хан к себе домой, отужинать в неформальной обстановке. Хан пишет, что жена Мириам и дети Ника Клегга – «очаровательно нормальные», что самым шокирующим образом контрастирует с хозяином дома, который опоздал на два часа и «заявился наподобие трупа в полном изнеможении»… Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

Editorial by Michael Emerson The simmering debate in Europe about multiculturalism versus assimilation has now ‘exploded’. The German Chancellor, Angela Merkel, famously stated in November 2010 that ‘multiculturalism in Germany (‘Multikulti’) had failed, completely failed’. On behalf of Belgium, Prime Minister Yves Leterme immediately agreed with her. In February 2011 both Prime Minister David Cameron and President Nicholas Sarkozy could be heard also declaring that multiculturalism was a failure, although only the French President endorsed assimilation as the alternative. Professor Olivier Roy, an eminent French scholar of contemporary Islam, has broadened the critique, declaring that ‘both assimilation and multiculturalism have failed’. How should one interpret the overall trend in policy making in this broad field where there are multiple policy mechanisms that represent different paradigms, which are being executed through multiple tiers of governance (EU, national and sub-national governments)? Some things are clear. The legal rights-based non-discrimination paradigm is strongly installed at the level of EU and thence national law, as confirmed now through the Lisbon Treaty in the Charter for Fundamental Rights (Article 21). This in itself can be described either as a passive liberal multiculturalism, or support for assimilation. But active multiculturalist policies on the part of member states are on the wane in those countries such as the Netherlands and the UK where they were most explicit, and elsewhere as in France and Germany such policies are being explicitly rejected at the highest political level. The big terrorist acts of the last decade and securitisation of multicultural relations have had an impact, pushing in favour of active integration policies incorporating obligations alongside rights, while at the same time underlining the importance of organisations representative of Muslim minorities. Immigration and citizenship policies have become more restrictive and more conditional on positive integration criteria and tests, which means movement in the assimilationist direction. On the other hand some extreme exclusionary provisions have been moderated in favour of general rights (e.g. the shift in German citizenship law). Moreover the Charter for Fundamental Rights also requires that the Union ‘shall respect cultural, religious and linguistic diversity’ (Article 22). Overall this is looking like a political landscape favouring a compromise middle ground between the polar opposites of assimilation versus multiculturalism, driven by experience and comparisons, based on a combination of rights, obligations and active policies, and which for want of a better term may be called ‘interculturalism’. Still there is clearly a powerful movement of public opinion and political action continuing to push the policy set more towards assimilation and further away from multiculturalism. But this movement is so far only a partial tendency, with hybrid interculturalism occupying space between the two polar types. The movement towards assimilationist regimes aiming at better integration is certainly understandable, but it is also a movement full of dangers for European politics and society. European centre-right parties in government see themselves competing for support with extreme right wing parties that have racist and therefore undemocratic agendas. This is witnessed in both political discourse (Chancellor Merkel’s statement about the failure of multiculturalism) and selective actions (President Sarkozy’s campaign against the Roma, and proposals for withdrawal of citizenship). Analogous positions can be observed in the politics of the Netherlands, Flemish Belgium and the Italy. Some writers are sounding the alarm bell, interpreting these current developments in European politics in more fundamental terms (Slavoj Zizek, Liberal Multiculturalism Masks an Old Barbarism with a Human Face, Guardian, 3 October 2010). For S. Zizek the old political competition between centre-right and centre-left policies is giving way to a new configuration, in which a broad amorphous centre finds itself in competition with an extreme right on the rise. The governing class of the centre is sliding into increasing acquiescence towards moderate versions of the agenda of the extreme right on matters of immigration and citizenship policy. It is debatable how far this argument should be taken, yet it has sufficient credibility at least to reinforce the crucial need, as regards policies towards Europe’s minorities and especially the Muslims, for discourse and practice coalesce around an intercultural compromise. If the European extreme right gains further support for racist and exclusionary policies (the French National Front leader is now ahead of President Sarkozy in the polls) the scene is set for the most fundamental challenge to European political values since the second world war. Ominously, these movements towards the extreme right are common now to virtually the whole of the old core Europe, or the founding states of the European Union (France, Germany, Belgian Flanders, Netherland and Italy). Even so, the ‘explosion’ of the internal European debate about multiculturalism looks relatively gentle compared to the revolutionary implosion of authoritarian regimes of the Arab world. These two seemingly independent political movements are in fact deeply interconnected. Both are products of the inability of the North African states and even Turkey to have provided adequate living standards and opportunities to their peoples, leading to the masses of population that have resorted to migration, or would like to do so, as the escape. The North African peoples are now insisting on democratic change, which is a movement that Europe wants to see succeed. The EU now debates how it can best encourage and help Arab democracy. But if the EU at home developed increasingly exclusionary or populist assimilation policies towards the diaspora communities of these same countries it will find itself entangled with a dreadful web of political contradictions and hypocrisy over its declared values. The promotion of an ‘intercultural’ compromise or model, with this term to be used as label for a careful and complex blend of policy instruments, becomes an urgent imperative. The EU’s adoption through the Lisbon Treaty of the Charter of Fundamental Rights reinforces its legal and political bulwark against the slide towards racism and exclusion. But in addition the leadership of the European Union institutions – President Van Rompuy, President Barroso, High Representative Ashton and Commissioner Waldstrom – have an important role to play here in elaborating a coherent European political discourse overarching both internal and external spheres. Michael EMERSON, CEPS Senior Research Fellow CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 69 №4(54), 2011

Предлагаем вашему вниманию очередной выпуск бюллетеня CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 69 Editorial by Michael Emerson: "Interculturalism between the twin hazards of multiculturalism and assimilation" Полный текст в формате PDF №4(54), 2011

Мы уже рассказывали о том, что германским пчелиным семьям живётся всё тяжелее («Пчёлам не хватает пропитания в Германии» – №5(44), 2010). Однако среди главных напастей, подстерегающих трудолюбивых и чрезвычайно полезных насекомых, вклад которых в ВВП оценивается внушительной цифрой в 2 миллиарда евро, там назывался клещ варроа, паразит, свирепо уничтожающий пчёл, особенно их приплод. Теперь его вина однозначно доказана многолетним исследованием, проводившимся под эгидой Института исследования пчёл. Оказывается, завезли это крошечное, но зловредное насекомое в 1977 году вместе с азиатскими пчёлами. Но если хлопотливых насекомых привезли для научных целей, то клеща, не достигающего размера в 2 миллиметра – в качестве бесплатного, но очень опасного приложения. Расплодился он на немецких харчах до такой степени, что губит пчелиные семьи многими сотнями тысяч. Особенно это проявляется зимой, после которой пчеловоды не досчитываются от 5 до 14% семей. Катастрофические данные о 30-процентных потерях все же оказались преувеличенными, во всяком случае, целиком на счёт варроа их отнести нельзя. Свою лепту в это вносят и вирусные заболевания. Еще один важный результат: применявшийся доселе способ профилактики варрооза – обработка ульев муравьиной кислотой – признан недостаточным для того, чтобы предотвратить массовую гибель полезных насекомых. Дополнительным фактором риска становятся семьи, в которых царит старая пчелиная матка. «Впервые удалось доказать, что семьи с молодой маткой имеют гораздо больше шансов на удачную зимовку, чем те, в которых она старая», – говорится в отчете. Удовлетворительного объяснения этому феномену ученые пока дать не смогли. Андрей ГОРЮХИН №4(54), 2011

Румыния оказалась в ЕС в числе отстающих по такому показателю, как проведение экологической политики. Неправительственные организации и не только начинают обращать на это все большее внимание. Европейская программа исследования загрязнения воздуха «Афэком» изучила положение в 12 странах и 25 больших городах Европы. Ученые поставили Бухарест на последнее место. Эти данные подтверждает организация «Экополис». По ее данным, загрязненность бухарестского воздуха настолько велика, что отражается на здоровье жителей румынской столицы. Особенно тревожно присутствие мелкодисперсной пыли, которое существенно выше принятых норм. Это оборачивается большим числом хронических заболеваний. Приведение показателя к стандарту позволило бы увеличить среднюю продолжительность жизни бухарестцев на 22 месяца. Со своей стороны эксперты Фонда Сороса обратили внимание на то, что румынские власти считают экологические проблемы второстепенными и просто не уделяют им должного внимания. В подготовленном ими докладе говорится, что в стране отсутствует традиция заниматься охраной окружающей среды. При вступлении в ЕС было принято соответствующее законодательство, но его применением на практике власти не особо занимаются. №4(54), 2011

Для начала – трюизм из серии «лошади кушают овёс и сено»: стартовые условия для школьника сильно зависят от социального статуса его семьи. И, тем не менее, именно таков главный вывод исследования, проведенного по заказу «министра здравоохранения» берлинского сената (земельного правительства) Катрин Ломпшер. Причем, названный фактор играет более значительную роль, нежели принадлежность к семье мигрантов, к неполной семье и так далее. Выводы делались по результатам обследования, охватившего 52 тысячи столичных мальчиков и девочек, собиравшихся поступать в школу. Кроме того, многие дошкольники страдают от избытка веса, слишком долго просиживают у телевизора, успевают серьезно испортить зубы и даже не умеют достаточно хорошо говорить по-немецки. Каждый восьмой ребенок не обладает достаточными знаниями об окружающем мире, зато страдает от дефицита моторного развития, каждый девятый – чересчур толст, здоровье каждого одиннадцатого подвергается повышенному риску, поскольку его родители курят или не научили его дружить с зубной щеткой. Однако здесь идёт речь о среднестатистических показателях, которые сильно варьируются в зависимости от места проживания дошкольника. Так, к районам с «высокой социальной нагрузкой», падающей на детей, относятся плотно заселенные иммигрантами и получателями социальной помощи Гезундбруннен, Веддинг, Кройцберг и север Нойкёльна. До 50% тамошних детей происходят из семей с низким социальным статусом. А в семьях «понаехавших» до половины детей недостаточно владеют немецким, чтобы нормально учиться в школе. К районам с «минимальной социальной нагрузкой» относятся процветающие Штеглиц, Целендорф, Вестенд, Каульсдорф, Мальсдорф, и юг Лихтенберга. Здесь из семей с низким социальным статусом происходит лишь 5% детей. Парадокс: доля детей, недостаточно владеющих немецким, здесь всё же держится на уровне 20%. Видно, богатые или разбогатевшие иммигранты гнушаются жить рядом со своими соплеменниками, а стремятся поближе к коренному населению, понятное дело к его небедной части. Среднегородской показатель «невегласов» находится сейчас на уровне 33%, что не может не создавать огромных проблем для учителей начальных классов. Более двух третей дошкольников живут в семьях с двумя родителями, четверть – с одним, но эти различия оказывают лишь небольшое воздействие на их успехи в школе. С точки зрения социального статуса распределение детишек таково: четверть происходит «из низов», 50% относится к среднему слою, а последняя четверть принадлежит к семьям с высоким социальным статусом. Весьма примечательны данные, характеризующие взаимоотношения дошкольников и телевизора. Примерно у 15% из тех, кому предстоит пойти в первый класс – они находятся в возрасте от пяти до семи лет – есть собственный телевизор. В группе детей с серьезными пороками развития таких заметно больше – 24%. Около 10% детей проводят перед экраном ТВ больше двух часов в день, а среди тех, кто имеет пороки развития – 16%. Показательно, что эти цифры по обеим подгруппам коррелируют с долей детей, страдающих от излишнего веса. Эксперты, постоянно отслеживающие подобную статистику, уверяют, что никаких улучшений в этом отношении пока не прослеживается. На протяжении многих лет в районах вроде Кройцберга и Нойкельна остается много семей, в которых родители, вежливо говоря, чужды всякому образованию, и потому всю заботу о том, чтобы хоть несколько отесать их детей, приходится брать на себя школе. Вот почему, по их мнению, граница проходит не «между немцами и турками, а между образованными и необразованными людьми». Андрей ГОРЮХИН №4(54), 2011

Euro+Pact: a new integration formula in the European Union In the efforts to reinforce the EU monetary and economic union, the European Spring Council (24-25 March) has shown the EU member states’ desire to strengthen Union’s integration. Six countries, including Poland, Latvia and Lithuania with other states outside eurozone joined the new formula, i.e. Euro+Pact. The Council has also underlined members’ strong support for deepening of the Single Market’s reforms and performance. The EU-27 leaders, with the help of all EU institutions have done a good and important job towards stronger Union. The main aim was to make closer links between the monetary and economic “unions”. A political headache caused by the Portugal’s crisis darkened the work of the summit. With the idea of saving the euro with efforts -“whatever it takes”, the EU member states have shown that the important things are the structural reforms needed to transform un-competitive economies.    Main directions The Council made a real game-changer in terms of economic governance. The Commission’s President explained that the European Commission has been working hard to develop a comprehensive response to the crisis and stressed that the Commission together with the European Parliament would play a central role in the implementation of the Council’s decisions. That was an important message showing the critical role of the European Parliament in political and economic life of the Union. Besides, the EU leaders endorsed the Commission's call for a comprehensive safety and risk assessment associated with the European nuclear power plants and those in the EU neighboring countries. In view of the present nuclear power problems in Japan, the EU leaders endorsed the Commission's call for a comprehensive safety and risk assessment associated with the European nuclear power plants and those in the Union’s neighboring countries. These assessments must be done on the basis of clear, common and transparent criteria, underlined the Commission.   Comprehensive package In the conclusions of the Council to the EU-27 delegates from the General Secretariat of the Council on 25 March 2011 (EUCO 10/11), a comprehensive package of measures to eradicate the crisis and actions toward sustainable growth has been formulated. The package includes measures on economic policy, with implementing “European Semester’s” measures aimed at fiscal consolidation and structural reforms. The European Council welcomed the Commission’s intention to present the Single Market Act for adoption by the end of 2012, bringing new impetus into market’s performance. Among other things, there are proposals for completing the Digital Single Market, reducing all sorts of burden to SMEs and implementing services Directive. On issues of economic governance, the Council adopted a package of six legislative proposals to ensure enhanced fiscal discipline and avoiding excessive macroeconomic imbalances, including a reform of the Stability and Growth Pact. A new “quality of economic policy coordination”, so-called the Euro Plus Pact was agreed by the member states and 6 courtiers outside the eurozone joined the pact, including Latvia, Lithuania and Poland. The Euro Plus Pact provisions are included into the Annex I of the final summit document. In restoring a healthy banking system, the Council agreed on introduction of global financial transaction tax; the Commission will make a report on the issue by autumn 2011. Guiding rules Euro+Plus pact is based on four guiding rules, aimed at: Strengthening existing economic governance in Europe, in addition to already existing instruments, e.g. EU-2020 strategy, European Semester, Integrated Guidelines, Stability and Growth Pact, as well a new micro-economic surveilance framework; Reviving actions towards development of priority economic areas essential for fostering competitiveness and convergence, in particular, where economic competence lies within the member states; Assessment of the member states’ national commitments through best practices and performance within the EU-27 on the basis of the Commission’s yearly reports; New commitments towards the completetion of the Single Mrket as a key and fundamental factor of enhancing European and global competitiveness. The Euro+Pact objectives The above mentioned rules are desired to reach the following objectives: - foster competitiveness: among the efforts in this objective are wage and productivity (but respecting national traditions of social dialogue and industrial relations), improving education systems and promoting R&D, innovations and infrastructure. Additional measures to improve business environment, mainly for the SMEs through elaborate bankruptcy laws and the EU commercial code;   -foster employment through promotion of flexicurity system (used in Scandinavian countries), life long learning and tax reform; - contribute further to the sustainability of public finances with additional attention to such issues as adequacy of pensions and social benefits, e.g. limiting early retirement above 55; - reinforce financial stability. Stability mechanism in eurozone Recalling the importance of financial stability in the eurozone states, the European Council adopted the decision to amend the Lisbon Treaty with regard to setting up of the European Stability Mechanism (the changes will take place before January 2013). The ESM is expected to have an effective lending capacity of € 440 bln; the signature of both agreements is expected before June 2011. Before the June European Council, the Commission will present the country-specific opinions on both stability/convergence programs in the member states and the national reforms programs. It seems that the Council has shown the way to reinforce the EU monetary and economic union and make new steps towards closer integration. Eugene ETERIS, European correspondent №4(54), 2011

Кабинет Камерона вынужден экономить на социальных программах Режим экономии как прискорбное следствие глобального кризиса затронет сферу гуманитарных услуг в Британии сильнее, чем многие ожидали. Необходимость сократить расходы на 95 миллиардов фунтов стерлингов за пять лет, обозначенная правительством Дэвида Камерона еще в октябре 2010 года, заставляет не только изыскивать внутренние резервы, скрести по сусекам и затягивать пояса, но и отказываться, как все надеются – временно, от социальной страховочной сетки. Эта сетка растянута государством в интересах граждан многих категорий: малообеспеченных, престарелых, инвалидов, трудных подростков, матерей-одиночек, посетителей общественных библиотек, обитателей богаделен и других групп, находящихся по разным причинам в зонах риска. Местные органы власти, начиная с 1 апреля (когда открылся новый финансовой год), успели урезать субсидии широкому спектру благотворительных организаций. Отсутствие госсредств, отмечает газета «Гардиан», не заметят те, у кого есть хорошая работа и стабильные заработки, у кого нет забот по поводу своего здоровья и кому не нужно заботиться об иждивенцах. Однако, для довольно значительного числа верноподданных это плохая новость, о чем поведал газете руководитель Фонда музыкальной терапии в Северной Ирландии. Это скажется «на наших питомцах, и без того ограниченных в своих возможностях в жизни». Заведение это уникальное: здесь 600 детей с заторможенным умственным развитием, а некоторые из них не могут даже говорить, приобщаются к знаниям и навыкам через музыку. Они начинает себя выражать через игру на пианино, гитаре, ударных инструментах. Таким образом, они во многом компенсируют свои изначальные природные недостатки, ощущают себя востребованными, ощущают себя частью жизни британского общества. Другой жертвой урезания расходов государства станет центр помощи в получении работы «Коннекшенс» в лондонском районе Льюишем, самом что ни на есть чреве обездоленности во всей Англии. Отъем денег привел уже к тому, что были уволены 35 сотрудников центра, а значит намного меньше подростков и молодых людей, желающих найти работу, получат квалифицированный совет, и будут вынуждены полагаться только на себя. Круг пострадавших широк, указывает «Гардиан». Центры, где дают рекомендации беженцам, будут сокращены в два раза. Отменят программы по предотвращению заболеваний СПИДом. Консультации для женщин, испытывающих послеродовую депрессию, будут закрыты, равно как и вытрезвители для уличных выпивох. Ужмут программы для слепых. Урежут дотации театрам. И даже отломят слегка у службы пожарной охраны… Но даже это грозное наступление на «завоевания трудящихся», пишет газета, еще только цветочки. Ягодки созреют тогда, когда через несколько лет проявят себя последствия пенсионной реформы, уменьшение льгот при покупке и найме жилья, сокращение средств, отпускаемых на правоохранительные органы, а также переформатирование подлинной гордости нации – Национальной системы здравоохранения. Эрик Пиклс, ответственный в кабинете Камерона за обустройство жизни на уровне местных общин, уверен, что средства изыскать несложно, достаточно сократить «ненужные ставки» и обкорнать зарплаты высшим руководителям. Но местные советы, рассмотрев эту инициативу центрального правительства, резонно возразили Лондону: «ненужных» должностей давно не осталось, а экономить за счет нескольких руководителей – то же самое, что экономить на спичках. И повторяемое, как мантра, заклинание команды Камерона: нам надо работать больше, а получать за это меньшее вознаграждение – хорошо только для того, чтобы успокаивать совесть и убаюкивать избирателей. Идея-фикс лидера тори и нынешнего премьера о «Большом обществе» (см. «Большое общество» Дэвида Камерона: облако в штанах, №3(53), 2011) возлагает слишком большие надежды на появление в одночасье целого сонма филантропов, готовых тратить свои деньги на благотворительность там, где государство отказывается снова выдавать гранты. Филантропы, где вы, ау? Руководители благотворительных организаций, с которым пообщался корреспондент «Гардиан», сильно сомневаются, что таковые объявятся, тем более в условиях еще не избытого кризиса и сжавшихся доходов. Что означает вакуум, возникающий в системе вспомоществования нуждающимся гражданам? К чему приведет черная дыра в бюджете местных советов в краткой и среднесрочной перспективе? Раньше были молодежные клубы, что удерживали подростков с буйством гормонов и юношеской агрессией от необдуманных поступков и проступков. Раньше были и центры оказания помощи, в том числе врачебной, пожилым людям, что служило превентивной мерой и снимало нагрузку с больниц. Раньше были группы продленного дня, позволявшие мамам работать и приносить в дом достаток. Вскоре от этого общественного достояния, привносившего стабильность и упорядоченность в жизнь британского общества, может остаться одно пепелище. А на пепелище, когда всё вернётся на круги своя – что неизбежно, долго ничего не сможет вырасти. Остаётся надеяться на активную жизненную позицию гражданского общества в Британии, способного сосредоточиваться и мобилизовываться в «годину бед». Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

С недавних пор магазины на германской стороне Одера – в Губене, Франкфурте и других приграничных городах – подверглись форменному нашествию польских покупателей, запасающихся… сахаром. «С 1991 года мы не видели ничего подобного», – жалуются продавцы, стоящие перед пустыми полками, где ещё с утра лежало вполне достаточно вроде бы далеко не дефицитного товара. Если покупатель начинает настаивать, то из стоящего под прилавком ящика ему выдают килограммовую упаковку – и будет с него. «Извините, наши запасы таковы, что больше килограмма в одни руки отпустить не можем: иначе на всех не хватит», – поясняют продавцы. Очевидцы поясняют, что зубовный скрежет и ругань на двух языках – польском и немецком – слышны чуть ли не во всех продовольственных магазинах приграничья. «Проше пани, битте цвай», – на смеси языков настаивает один. «Я – немецкая налогоплательщица. Я хочу пять упаковок сахара! Пять! Какие у вас правовые основания вводить рационирование этого товара?» – кипятится другая. В это время буквально в нескольких сотнях метров по прямой, в супермаркете на польской стороне килограммовые пачки сахара высятся на полках целыми Джомолунгмами. Парадокс: изготовил этот товар тот же немецкий производитель, но стоит он здесь почти вдвое дороже. Поэтому ушлые польские предприниматели приезжают на машинах во все приграничные поселения – от Балтийского моря до Циттаусских гор, как называется германская часть Лужицких гор – и подчистую выметают весь сахар, наваривая на этом столько, сколько им одним известно. В города побольше «сладкий яд» завозить еще успевают, а в маленьких поселениях, говорят, доходит до того, что его не бывает по нескольку дней: польские «хомяки», как их называют немцы, оборачиваются быстрее, чем германские снабженцы. Пожилые люди вспоминают давно забытые времена бесконечных дефицитов, когда не было то одного, то другого, то третьего, то всего разом. «Поляки всегда у нас всё раскупали, – жалуется берлинскому журналисту пенсионерка из Нойцелле. – Обувь, детскую одежду, продукты – всё, на что у нас действовали субвенции, а у них нет». Тогда на текстильных предприятиях Губена или на сталелитейном комбинате Айзенхюттенштадта работало много поляков и дешёвые гэдэровские товары они вывозили в таком темпе, что местных жителей это выводило из себя. Сорокамиллионная Польша как пылесос высасывала всё из приграничных регионов семнадцатимиллионной ГДР… Но это – дела давно минувших дней. А теперь поляки оправдывают себя тем, что немцы ездят к ним заправлять автомобили и стричься, и это – святая правда. Если вы решили, что так обстоят дела только с сахаром, то вы ошиблись. Многие поляки по сей день предпочитают отовариваться в Германии, будь то в садовых центрах или в магазинах стройматериалов, в супермаркетах, торгующих электроникой, или в лавочках, где предлагают сладости. Они уверяют, что соотношение цены и качества в ФРГ значительно лучше, чем у них на родине. Ну, это-то ещё ладно, а сахаром что произошло? Откуда на польской стороне взялась столь несуразная цена? Местные торговцы оправдывают её высокоучеными рассуждениями о плохом урожае свёклы в мире и яростной спекуляцией на сырьевых рынках. Того, кто последние сорок лет не бывал дальше родного городишки, это объяснение может и удовлетворит. Но для объяснения того, почему сырьевые спекулянты сумели повлиять на цену в Польше, но не осилили Германию, оно никак не подходит. Поэтому польское правительство таких примитивных пропагандистских погудок всё же не выдает. Зато оно ссылается на реформу сахарного рынка, проведенную несколько лет назад Европейским Союзом. А теперь, дескать, строго регламентированных Брюсселем объёмов производства – около полутора миллионов тонн – не хватает для удовлетворения выросшего спроса. О том, насколько изыскан правительственный вариант, предоставим судить читателю. Лично мне представляется куда более близким к реальности подозрение в том, что, вопреки официальным статистическим данным, Польша в последние годы втихую гнала сахар на экспорт, причём, во много больших объёмах, чем делала это раньше. Во всяком случае, дефицит сахара в Польше – дело обычное, причём не только в коммунистические времена. Достаточно вспомнить, какая потребительская буря разразилась в стране накануне её вступления в ЕС в апреле 2004 года и последовавшего за этим всплеска цен. А немцам пока ничего не остается, кроме того, чтобы терпеть. Единый внутренний рынок, знаете ли. Андрей НИЖЕГОРОДЦЕВ №4(54), 2011

В любом уважающем себя немецком продовольственном магазине – будь то стандартный супермаркет или дисконтный – вы всегда найдете аккуратно укомплектованные полки с хорошим набором вин. По мнению торговцев, те, кто покупают вино, – хорошие клиенты, поскольку, как правило, не уходят без достойного сыра, соответствующих морепродуктов и вообще, чего-нибудь вкусненького, хорошо подходящего к содержимому выбранной бутылки. А таких людей надо привлекать, поскольку они достаточно состоятельны, чтобы не экономить на своих капризах. Однако скоро, полагают эксперты, на винных полках германских магазинов может произойти революция. Речь идет о том, что с них могут в значительной степени исчезнуть немецкие вина, которые завоевывают сейчас у знатоков все большее признание. Этой точки зрения придерживается Моника Ройле, один из руководителей Германского института вина. Причина? В 2010 году был небольшой урожай, точнее – самый низкий за последние 25 лет. Германским виноделам удалось произвести только около 7 миллионов гектолитров: все остальное уничтожили капризы погоды. А у поставщиков вин есть долгосрочные экспортные обязательства и, к примеру, Рислинг и Гевюрцтраминер отлично расходятся за рубежом. Никто из небольших производителей не согласится рисковать, идя на снижение поставок и уж тем более – на отказ от них. Для них такой поворот дела может оказаться фатальным: экспортные фирмы просто навсегда откажутся от услуг ненадежного поставщика. А за границами ФРГ производитель качественных вин получит в пересчете на бутылку примерно вчетверо больше, чем у себя дома. Поэтому немудрено, что на местный рынок пойдёт только то, что останется после обеспечения запросов рынка внешнего. Ещё одна деталь: 48% вина продается в Германии через дисконтные магазины. Лидирует здесь, разумеется, концерн «Альди», про который не зря говорят: чем хуже идут дела в Германии, тем лучше они идут у братьев Альди. Вплотную за ним следуют «Лидль», «Нетто» и «Пенни». Но вот в чём особенность: две трети бутылок, стоящих на их полках, это вина иностранного происхождения. И их цена составляет, согласно статистике, в среднем 2,52 евро за литр. Немецким виноделам, с их маленькими виноградниками и довольно высокими по международным меркам производственными затратами, в столь узкие рамки не вписаться. Выходом для них могло бы стать повышение цен. Да, собственно, Моника Ройле и так считает его неизбежным, в особенности после последнего, скромного, как уже говорилось, урожая. О том, каким оно будет, мы сможем узнать только после того, как производители договорятся с торговлей. Однако уже сейчас госпожа Ройле может сказать наверняка, что вино немецкого производства будет куда скромнее представлено не только в уже упомянутых сетях дисконтеров, но и в универсамах среднего ценового сегмента – «Эдека», «Реве», «Реаль» и других. А их доля на германском рынке сбыта вина составляет вполне весомые 26%. Все эти продавцы очень тщательно отслеживают цены на те товары, которые они предлагают тем, кого считают своими постоянными покупателями. И если, по мнению торговых концернов, цена эта не будет принята их клиентурой, они немедля найдут других поставщиков, согласных на приемлемый вариант. Благо вина в мире сейчас такой избыток, что найти нужное можно буквально в одночасье: в Италии, Франции и Испании, к примеру, урожай 2010 года был весьма удачным и щедрым. Да и масштабы производства там такие, что своей продукцией они легко зальют германские магазины по самую крышу. Зато германские вина, оставившие в прошлом незавидную репутацию «дешёвых и сладких», сейчас прекрасно проходят у зарубежных знатоков. Скажем, в США за минувшие десять лет их сбыт более чем удвоился. И эта страна стала для германских экспортеров вина целью номер один. В 2010 году на тот берег Атлантического океана уплыло 282 тысячи гектолитров, что на 20% больше, чем за год до этого. Треть экспортной выручки германские виноделы получают из США. Второе место удерживают за собой Нидерланды, дальше идут Великобритания, Норвегия и Швеция. И во все эти страны, за исключением Великобритании, экспорт тоже заметно вырос. В первую очередь, согласно устоявшейся репутации, импортируется германское белое вино. Да, собственно, за пределами ФРГ не особенно и знают, что есть у немцев и красное. Традиционно с его потреблением они справлялись сами, практически без посторонней помощи. Но теперь в структуре экспорта красное вино заняло уже 8%. А площади под необходимым для его производства виноградом уже составляют ныне 40% общего объема. Таков германский ответ на резкий рост мирового спроса на этот продукт. Сергей ПЛЯСУНОВ №4(54), 2011

Конкуренция – двигатель прогресса. А судебное преследование за любые злоупотребления – доминирующим положением, государственной помощью и т.д. – эффективное оружие в борьбе с более сильным и изощренным противником. С любым конкурентом, которому удалось на время вырваться вперед и захватить лидерство в той или иной области производства или сектора услуг, о котором мечтают остальные. Для китайской, американской и европейской экономики понимание этого давно уже стало альфой и омегой рыночного поведения. И в России, судя по активности ФАС, оно понемногу пробивает себе дорогу. Стремительно обновлять технологии недостаточно. Нужно еще уметь защищать свои интересы с использованием правового инструментария. Об этом весьма убедительно напомнили последние новости с полей сражений между Европейским Союзом и Соединенными Штатами, между европейскими и американскими и между самими американскими производителями дальнемагистральных самолетов и новейших поисковых систем в Интернете. Причем сражений, ведущихся на самых различных юридических площадках. Вот сообщения с одной из них. Европейской Комиссии удалось одержать победу в ВТО над спонсорами Боинга. Уже не один год ЕС и США обмениваются «жестокими ракетными залпами» на этом театре военных действий нескончаемой торговой войны, обвиняя друг друга в незаконной государственной поддержке национальных гигантов, поделивших между собой мировой рынок производства авиалайнеров – «Эрбаса» (консорциума «Эрбас Индастри») и «Боинга». С другой. «Майкрософт» решил кардинально поменять роли и из завзятого душителя свободы конкуренции превратиться в невинную жертву, накинув на плечи, покрытые серым волчьим мехом, козью шубку пострадавшего от ее противоправных ограничений. Крупнейший в мире производитель компьютерного оборудования и программного обеспечения присоединился к жалобе группы других компаний против Гугл (Google Inc.), поданной в Европейскую Комиссию.   Битва в ВТО Как раз накануне дня дураков, привольно и радостно отмечаемого по всему свету, Всемирная торговая организация вынесла долгожданный вердикт, с вожделением ожидавшийся авиастроительной отраслью Европейского Союза. Главное в нем – признание того, что американцам удалось в кратчайшие сроки запустить производство и приступить к поставкам своего нового прорывного продукта – Боинга-787 «Дримлайнер» только потому, что компания получала государственные субсидии, запрещенные правилами ГАТТ/ВТО. (России с этим предстоит столкнуться сразу после вступления туда, если только она не научится, желательно по-быстрому, соответствующим процедурам.) И на кругленькую сумму в 5,3 миллиарда долларов. Самое меньшее. Иначе бы постановка «Дримлайнера» на конвейер сильно затянулась. «Боин»г, констатируется в докладе ВТО, получал субсидии от штатов, НАСА и военного ведомства. Они позволили ему воспользоваться незаконными конкурентными преимуществами. По мнению Европейской Комиссии, лишь с опорой на государственные субсидии «Боинг» существенно потеснил «Эрбас» на мировом рынке. За период с 2004 года он пополнил портфель заказов на поставку «Дримлайнеров» на целых 840 единиц. Американцы утверждали – за счет того, что Боинг-787 гораздо современнее и технологичные европейских аналогов. В его фюзеляже, моторах и начинке используются новейшие сверхлегкие материалы. Он на 20% эффективнее по такому важному показателю, как расходование топлива. Дело отнюдь не в этом, установила ВТО, частично солидаризировавшись с аргументацией Брюсселя. То есть не только в этом. Немалое значение имело также то, что государственные структуры США активно помогали своим товаропроизводителям, закрывая глаза на допускаемые при этом нарушения международных предписаний. Государственной копейкой. И в огромных масштабах. В результате, указывается в заключительном докладе ВТО, «Эрбас» серьезно пострадал. Он очень потерял в заказах на свою продукцию. К тому же он понес существенные убытки из-за спровоцированного конкурентами падения цен. В Брюсселе, Берлине и Париже результатами расследования остались, в целом, довольны. В докладе четко прописано, что если бы не финансовая поддержка государства в проведении НИОКР, «Боинг» ни за что бы не поднял в воздух такой технологичный самолет как «Дримлайнер» уже в 2004 году и не смог бы приступить к его поставкам начиная с 2008 года. В европейских столицах восприняли выводы ВТО с особым удовлетворением в контексте многолетней битвы, которую США и ЕС ведут в ВТО по поводу взаимных претензий в незаконной поддержке «Боинга» и «Эрбаса». В Штатах была развернута самая настоящая кампания по дискредитации и демонизации «Эрбаса», считают по эту сторону океана. О нем распространяли не совсем достоверную (или лживую, если пользоваться мене дипломатичным языком) информацию, обвиняя европейцев во всех возможных антирыночных грехах. С опорой на общественное мнение, сформированное такими не всегда безупречными методами, Конгресс США «оттяпал» у «Эрбас» огромный куш: он опротестовал выигрыш европейским производителем заказа на поставки американскому военному ведомству самолетов-заправщиков. Речь шла ни много, ни мало о 35 миллиардах долларов. В конечном итоге, контракт в феврале 2011 года отдали «Боингу». Правда, радость, испытываемая выигравшей стороной, не без горчинки. Во-первых, жалоба была подана Европейской Комиссией в ВТО на гораздо более кругленькую сумму в 19 миллиардов долларов. Во-вторых, в параллельном докладе ВТО по поводу злоупотреблений, допущенных в пользу «Эрбаса», подтверждается, что многие страны ЕС предоставляли ему экспортные субсидии для запуска и продвижения производимой им продукции. Всего им было незаконно получено 15 миллиардов долларов. В том числе на самый вместительный в мире пассажирский самолет А380 – 4 миллиарда долларов. Но тактическими поражениями стратегов и юристов Европейского Союза не запугать и не остановить. В том, что касается последнего доклада, Европейская Комиссия сразу опротестовала его в той части, которая ее не устроила – в которой с США снимаются обвинения в косвенном субсидировании «Боинга» при разработке «Дримлайнера». Она представила аргументацию, доказывающую, что использование американцами широчайшего набора мер поддержки – от подготовки персонала за государственный счет до строительства подъездных путей и аэропортов и финансирования НИОКР по линии Пентагона имело эквивалентный эффект. Все эти меры, мол, точно также противоречат правилам ГАТТ/ВТО. В том, что касается летнего доклада по поводу субсидирования «Эрбаса», сразу же подала апелляцию. Она сейчас рассматривается. К тому же Европейская Комиссия настаивает на том, что субсидирование «Боинга», признанное ВТО незаконным, оказывало мультипликативное действие. Косвенных преимуществ американским производителям оно дало неизмеримо больше, нежели лишь цифра прямого субсидирования. Ее поэтому нужно умножить на два или на три, в общем, в несколько раз. Правда, значение тактических побед и поражений в ВТО не стоит преувеличивать. Они лишь часть большой военной кампании, ведущейся ЕС и США. Она обязательно закончится компромиссной сделкой/соглашением. Ведь любые войны завершаются заключением мирного договора.   Сражение за Интернет Не менее интересно развиваются события на театре военных действий, называемом правоприменительной практикой Европейской Комиссии (и судебной системы ЕС) по делам о нарушениях стандартов добросовестной конкуренции. Еще недавно у всех на устах были громкие решения против «Майкрософта». На американскую компанию были наложены очень крупные, прямо-таки образцово-показательные санкции. И за что – за злоупотребление доминирующим положением. Брюссельскому церберу, следящему за неукоснительным следованием правилам добросовестной конкуренции, удалось доказать, что «Майкрософт» незаконно вынуждает покупателя приобретать связанные продукты – не только основное оборудование и программное обеспечение, но и софт всевозможных приложений, ограничивая тем сам доступ конкурентов на данный сегмент рынка. Он должен оставаться свободным. На всякий случай, напомню, почему наложенные на «Майкрософт» штрафы, оказались столь высокими. Согласно законодательству ЕС, при их подсчете учитывается оборот не только дочерних компаний, но и совокупный оборот материнской и дочерних компаний по всему миру. Они в своей совокупности подпадают под принятое в ЕС определение «предприятия», нарушающего право конкуренции. Санкции же могут достигать до 10% от оборота в соответствующей области производства и/или предоставления услуг. Тогда «Майкрософт» в каких только прегрешениях против истины Европейскую Комиссию ни обвинял. В пределах разумного, естественно, диктуемого требованиями политкорректности. В некомпетентности. Предвзятости. Необъективности. Отсутствии профессионализма. Интеллектуальной дремучести. Незнании элементарных вещей из области информационных технологий. И прочее, и прочее, и прочее. И, вдруг, о чудо! Американский гигант поменял свои позиции чуть ли не на противоположные. Он развернулся на 180 градусов. Он прозрел. В его глазах Европейская Комиссия в одночасье стала светочем истины, посланником богов, непререкаемым авторитетом, блюстителем порядка и справедливости. Он осознал, насколько свобода конкуренции – чистая, незамутненная, необходима для нормального функционирования рыночной экономики. Он убедился в том, что Европейская Комиссия верой и правдой служит общему делу. Она защищает свободу от узурпаторов. То есть, конкурентов, обошедших «Майкрософт». Весной 2011 года «Майкрософт» обратился в Брюссель с жалобой на то, что «Гугл» злоупотребляет доминирующим положением. Мол, если Европейская Комиссия смогла расправиться с одним американским гигантом, то бишь с ним самим, почему бы не воспользоваться ее услугами, чтобы потеснить «Гугл». Почему бы не прибегнуть к той же самой аргументации, которая была использована Европейской Комиссией против него, и не потаскать каштаны из огня ее руками. По мнению экспертных и юридических кругов по обе стороны океана, вполне прагматичное поведение. Суть обвинений – поисковики «Гугл» построены таким образом, что огораживают часть информационного пространства. Они перекрывают поисковикам конкурентов доступ к части находящегося в Интернете контента. Аналогично и в отношении баз данных. Если обвинение подтвердится, такие практики, скорее всего, будут признаны противозаконными. Подобный вердикт принудит «Гугл» открыть закрываемые им информационные просторы для конкурентов. Повлечет за собой прямые финансовые санкции против «Гугла» (если он только не будет особенно рьяно сотрудничать с регулятором). Позволит вчинить ему иски гражданско-правового характера в национальных судах стран ЕС в целях получения компенсационных выплат за якобы понесенный материальный и моральный ущерб. «Майкрософту» все это необходимо для продвижения собственного бизнеса. Он с некоторым опозданием осознал, что структура рынка стремительно меняется. Востребованы услуги нового поколения. Они связаны с работой в Интернете. В эту область «Майкрософт» сейчас и устремился – через скупку высокотехнологичных фирм, способных отвоевать у Гугла часть рынка, через создание всевозможных тактических и стратегических альянсов с европейскими и японскими компаниями. Но пока суд да дело, «Гугл» очень сильно укрепился. Повсюду в мире он теснит конкурентов. В том числе и в Российской Федерации. Потребитель повсюду предпочитает качественные услуги. Быстрые. Удобные. Их американский монополист и предоставляет. Достаточно напомнить о YouTube. В этой связи сам «Гугл», вернее, его адвокаты, утверждают, что его доминирование на рынке не порождает никаких злоупотреблений. Хотите конкурировать – пожалуйста: делайте лучше. Во всяком случае, он готов самым тесным образом сотрудничать с Европейской Комиссией в проведении расследования и разъяснять, почему его технологии ни для кого ничего не закрывают и не утаивают. Однако и у «Майкрософта» есть сильные козыри на руках. Во-первых, он присоединился к разбирательству, уже ведущемуся Европейской Комиссией. Сделать ему это было достаточно легко. Жалобы в свое время подали несколько компаний. Одну из них он приобрел. Во-вторых, «Майкрософт» предоставил Брюсселю целый реестр случаев, иллюстрирующих утверждения о том, что «Гугл» злоупотребляет доминирующим положением, ограничивая использование информации и доступ к рекламе пользователям альтернативных поисковиков. В собранной им документации приводятся порядка 20 случаев. В мировой прессе сейчас обсуждаются только 6 из них. Следующий шаг, который ожидается от юристов «Майкрософта», – обработка общественного мнения и подготовка досье, которое бы спровоцировало запуск сходной процедуры американским регулятором. Пока ему преуспеть не удалось. Но давление с его стороны будет нарастать. Да и в лоббистских способностях «Майкрософта» никто не сомневается. Так что сражения, битвы, военные компании – удел отнюдь не только Большого Ближнего Востока. Они необходимая черта функционирования рынка. Только ведутся они на нем, по крайней мер внешне, несколько более благопристойными, цивилизованными методами. С юридической точки зрения. © Татьяна ЭНТИНА

Можно по-разному оценивать и даже называть военную операцию, проводимую ныне уже под командованием НАТО западными странами при некоторой поддержке арабских государств. Можно говорить о бесполетной зоне, установленной Советом Безопасности ООН по предложению Лиги арабских государств, можно оперировать термином «гуманитарная интервенция», можно описывать происходящее как интервенцию колониальную или как поддержку восставшего народа против диктатуры. То, о чем пойдет речь ниже, никак не связано с тем, как воспринимает читатель происходящее вокруг Ливии. Речь пойдет о том, какие новые международные реалии показали эти события, безотносительно оценки самых событий. Эти новшества можно свести к трем. Во-первых, закончилось глобальное, безраздельное и бесспорное лидерство США, которые передают ответственность за определенные действия младшим партнерам, выступающим, к тому же, в роли инициаторов тех или иных действий. Во-вторых, развивающиеся страны первого плана (для простоты обычно упоминаются страны БРИК*1 – Бразилия, Россия, Индия, Китай, к которым постепенно подключается Южная Африка) в растущей степени обретают глобальное видение проблем и собственное видение своих глобальных интересов. В итоге они все более самостоятельны, заставляют прислушиваться к себе. Наконец, в-третьих, что в большей степени относится к тематике нашего издания, – единая внешняя политика ЕС продемонстрировала, если угодно, невозможность своего существования на данном этапе. Разберемся со всем этим подробнее. Многие по инерции видят в бурных событиях последних месяцев в арабском мире руку Вашингтона. Я не отношусь к сторонникам такого взгляда хотя бы потому, что вряд ли США обладают такими гигантскими возможностями, чтобы все это устроить. Да и происходящие события они вряд ли контролируют, особенно если учесть, что беспорядки под лозунгами демократии и справедливости далеко не везде отвечают американским стратегическим интересам. Но еще важнее – какофония в администрации США, шараханье из стороны в сторону по мере развития событий, чему весь мир был свидетелем. Вспомните хотя бы противоречивые действия и слова в разгар кризиса в Египте. Применительно к Ливии тоже можно говорить о нежелании Вашингтона подключаться к военным операциям в этой североафриканской стране, что вызвало острейшие внутриполитические дебаты. Примечательно, что даже обычно более воинственные республиканцы в лице ряда влиятельных деятелей критикуют участие США в этой операции, а опросы населения показывают более слабую поддержку опрошенными этих действий администрации по сравнению с той, которую они обычно оказывают на начальных этапах военных операций. Да и слова президента Барака Обамы полны противоречий. С одной стороны, он говорит: «Я направил…», «Я разрешил военным…» и так далее. С другой – глава Белого дома твердит об ограниченности участия американских сил в операциях в Ливии, о свертывании масштабов этого участия и так далее. На этом фоне инициаторами подключения международных сил к действиям в Ливии (напоминаю, что оценку этих действий здесь мы оставляем за скобками) стали Великобритания и Франция. Газеты этих стран объясняют такую активность, в частности, намерением руководителей решать некие внутриполитические задачи. Возможно это так, хотя пока особых результатов не видно. Посмотрите хотя бы на предвыборные опросы населения во Франции, показывающие растущее отставание популярности нынешнего президента Н.Саркози. Новая британо-французская Антанта, тем не менее, показала лидерские качества и способность добиваться результата. Некоторые аналитики воспринимают ливийскую операцию как закрепление новой эры глобальных международных гуманитарных интервенций, поддержки восставших против угнетения народов и так далее. Однако очевидны и пределы таких возможностей. Париж и Лондон не имеют материальных ресурсов для таких интервенций. Достаточно вспомнить стенания британских газет о том, что в первые несколько дней был израсходован чуть не весь боезапас крылатых ракет, что в Королевских ВВС не хватает пилотов и так далее. Словом, когда надо воевать, без американцев не обойтись. А они – смотри выше… Осложнила дело и передача командования операциями в Ливии НАТО, против чего так возражали французы: это объективно придало всему действу вид акции колониального типа. Во всяком случае, есть риск, что так ее может воспринять в какой-то момент арабская улица. Ограниченность возможностей для будущих гуманитарных интервенций показывает и подход к этой проблеме у развивающихся стран, в частности, БРИК. Российская позиция достаточно известна, на ней можно не останавливаться. Китай, который вместе с Россией был в числе воздержавшихся при голосовании резолюции СБ ООН 1973 о введении бесполетной зоны над Ливией, также скептически оценивает возможности и целесообразность таких операций, соответствие своим глобальным интересам. Главным остается собственное развитие. Но Бразилия и Индия, полностью соответствующие западным критериям демократии, тоже занимают такую же позицию. ЮАР, которую начинают привлекать к работе БРИК, сначала проголосовала в Совете Безопасности за эту резолюцию, но теперь критикует методы ее применения. Не хочу противопоставлять НАТО странам БРИК – оснований для этого нет. Просто появление иного подхода к проблеме получает все более широкое распространение и оказывает растущее влияние на остальной мир. «Придется смириться с очевидным: ливийская война, несомненно, станет последним радостным криком в пользу политики «прогрессистского» вмешательства, а не зарей этого явления», – считает комментатор британской «Файнэншл таймс» Гидеон Рахман, который предрекает конец «миссионерскому усердию Запада». Наконец, события вокруг Ливии нанесли удар попыткам построить здание единой внешней политики ЕС. Нет нужды изучать с лупой политкорректные дипломатические тексты, появляющиеся в Брюсселе. Без увеличительного стекла видно, насколько расхождение интересов стран-участниц проявляется в их конкретных действиях. Да, британо-французский дуэт продавил, как сейчас говорят, ливийскую операцию, но ценой отстегивания Германии от совместных действий! Разве можно себе представить единую политику ЕС без Берлина? Напомню, что это – не первое проявление особого курса Германии на международной арене. Не заостряя внимание на ее оригинальном подходе к политике в восточном направлении, в направлении России, упомяну о позиции в рамках миротворческой операции в Афганистане, где немцы отказываются идти в конфликтные зоны и участвовать там в активных боевых действиях. Германия, если кто забыл, воздержалась и при голосовании резолюции СБ ООН номер 1973. Если верить тому, что пишут зловредные журналисты, то трений между партнерами в ливийском вопросе – хоть отбавляй. Например, отмечают, что французы хотели бы заменить своими нефтяными компаниями итальянских конкурентов в Ливии, где они традиционно были особенно сильны. Так ли это? Не знаю и не имею возможности проверить. Зато очевидно, что итальянцы особенно чувствительны сейчас не к проблеме внутриливийского конфликта, а к его последствиям в виде массового притока нелегальных мигрантов из Ливии и других растревоженных стран Северной Африки (см. «Выдержит ли остров Лампедуза?»). «Возьмите часть этих людей себе», – раздаются из Рима призывы к партнерам по ЕС. К этому глухи все – от французов до немцев. «Невозможно представить себе, как 27 стран-участниц ЕС могут выработать единую внешнюю политику, за исключением защиты от некой коллективной смертельной угрозы. Но для этого им точно не понадобится баронесса Эштон», – считает один из самых мудрых американских колумнистов Уильям Пфафф. Развитие событий должно показать, что он прав. Если, конечно, партнеры не решат строить Соединенные Штаты Европы… Но это – совсем другая история. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ 1* Формально БРИКС, но в целях настоящей статьи используется прежнее обозначение. №4(54), 2011

Регионализация – понятие, возникшее вследствие делегирования суверенитета межнациональным и наднациональным структурам, глобализации экономики, развития интеграционных процессов, а вместе с тем и пробуждения активности на местах и взрыва локальной этничности. Субъектами всех этих процессов выступают как субнациональные регионы, узаконенные административно-территориальным делением многих стран, так и регионы, образующиеся в результате трансграничного сотрудничества. Наряду с административно-территориальными единицами (департаменты, федеральные земли, области, графства) субъектами регионализации выступают и так называемые функциональные регионы – результат экономического и приграничного сотрудничества. На этом фоне возникает новая реальность, в условиях которой параметры компетенции национальных правительств претерпевают существенные изменения, а регионы все настоятельнее требуют большего самоуправления и самостоятельного выхода на международную арену. В соответствии с документами ЕС и Совета Европы органы регионального и местного самоуправления составляют одну из основ демократического строя, обеспечивая право граждан на участие в управлении государственными делами, что в свою очередь представляет собой значительный вклад в построение Европы, основанной на принципах демократии, децентрализации власти и субсидиарности. На местном уровне существует надежда на то, что региональные правительства, то есть органы власти, максимально приближенные к гражданам, смогут найти оптимальное решение по выходу из кризисных ситуаций. Представители местных и региональных образований стремятся пополнить число новых акторов дипломатии и добиться статуса субъекта международных отношений. В то же время, государство по-прежнему остается главным актором дипломатии, и нигде международная деятельность не превратилась в исключительную компетенцию регионов. По-прежнему во всех европейских странах главную, а также координирующую роль в проведении внешнеполитических акций играет центральное правительство. В большинстве стран именно с центральными органами государственного управления регионы, как правило, обязаны согласовывать свои внешние связи и коммерческие сделки. Внешняя деятельность самих регионов рассматривается как своего рода «парадипломатия». Все большее внимание развитию внешних связей регионов уделяет Европейский Союз. Важной вехой на пути совершенствования механизмов координации региональных политик стали Маастрихтский и Лиссабонский договоры. Центральным моментом в этом контексте явилось создание Комитета регионов. К настоящему времени без его активного участия трудно себе представить функционирование ЕС. Комитет регионов – это консультативный орган Европейского Союза. В него входят представители местных и региональных органов власти. Институты ЕС, принимая решения по проблемам региональной политики, защиты окружающей среды, социальной политики, культуры и образования, занятости и профессионального обучения, европейских транспортных артерий, то есть по проблемам, находящимся в компетенции местных и региональных органов власти, обязаны консультироваться с Комитетом регионов. Члены Комитета регионов, то есть представители, избранные в местные и региональные органы власти, назначаются по представлению государств-членов ЕС. Продолжительность их мандата составляет пять лет. В настоящее время в Комитете регионов заседают 344 человека. Самые крупные страны ЕС – Германия, Франция, Великобритания и Италия – направляют в Комитет регионов по 24, а, например, Мальта – только 5 представителей. Лиссабонский договор несколько расширил полномочия Комитета регионов. Он предоставил ему право обращаться в Суд ЕС для защиты своих прав и полномочий. Других сколько-либо существенных изменений в статус Комитета регионов он не внес. Надо учитывать, что внутреннее административное деление разнится от страны к стране. В момент создания ЕС наиболее децентрализованным государством была ФРГ. В Италии, конституция которой изначально предусмотрела региональное деление, реальный процесс регионализации стартовал лишь в 1970-е годы. Спустя десятилетие бурная децентрализация развернулась в Бельгии. О «деволюции» (то есть о перераспределении компетенций между центром и регионами) в Великобритании заговорили в конце 1990-х. Статуты автономий были разработаны в Испании в конце 1970-х – начале 1980-х гг. Процессы интеграции в области структурных фондов, экологии, культуры, туризма способствовали децентрализации даже в такой централизованной стране, как Франция. Конечно, децентрализация в области внешних связей развивается лишь при условии соблюдения международных обязательств страны, за чем обычно наблюдают соответствующие законодательные органы. В 2007 г. Европейская Комиссия подготовила Белую книгу о надлежащем управлении (governance). Ее положения предусматривают проведение консультаций с регионами по поводу ряда инициатив, подразумевающих заключение трехсторонних соглашений (государство – ЕС – регионы), когда регионы участвуют в этих соглашениях на равных правах с государством. Законодательно оформлена возможность для региональных и местных властей самостоятельно или путем уведомления входить в прямой контакт с регионами других стран для установления межрегиональных отношений (и не только трансграничных). В связи с этим во Франции, Греции и Италии были приняты соответствующие законы. В последнее время большое внимание уделяется созданию так называемых Европейских групп по трансграничному сотрудничеству. Планируется поощрять региональные и местные органы власти к их созданию. Фактически речь идет о формировании еврорегионов, наделенных правами юридического лица. В европейских документах о трансграничном сотрудничестве отмечается, что Европейская группа по трансграничному сотрудничеству состоит из стран-членов и/или представителей региональных и местных властей. По мнению инициаторов, это позволит совместно разрабатывать среднесрочные и долгосрочные проекты в области здравоохранения, инфраструктуры и транспорта, применительно к действиям в чрезвычайных ситуациях, а также в связи с созданием международных туристических структур. Предполагается, что такие Европейские группы могут явиться основным инструментом регионального развития, будут способствовать углублению трансграничного сотрудничества, позволят регионам объединять их усилия для решения общих проблем и улучшения качества услуг населению. Деятельность этих групп призвана углубить процесс интеграции между территориями Европейского Союза, а также укрепить отношения партнерства между различными уровнями власти. Авторы проекта надеются, что это станет образцом более демократической и гибкой системы управления. Первопроходцем новой архитектуры региональной парадипломатии стал в 1984 году Бирмингем. Муниципальный совет этого города принял тогда решение открыть свое представительство в Брюсселе. В 1985 г. в Брюсселе появились офисы федеральных земель Германии. К началу 1990-х в бельгийской столице обосновались представители еще ряда британских и нескольких французских регионов. Конечно, регионы, пользующиеся большей автономией и наделенные большими законодательными полномочиями, активнее включились в деятельность на уровне ЕС Отметим также, что области, находящиеся в напряженных отношениях с собственным правительством (в результате политических разногласий, или претензий на большую, чем это предусмотрено национальным законодательством, автономию), оказались среди лидеров. Они были одними из первых, кто учредил свои представительства в Брюсселе. Это каталонцы и баски (причем оба представительства не имели официального статуса, ибо это противоречило бы государственным законам Испании), Уэльс, Шотландия и Северная Ирландия. После Маастрихта количество региональных представительств стремительно возрастало. К 2000 году число британских региональных и муниципальных представительств достигло 32, французских – 24, германских – 21, испанских – 19, итальянских – 18, австрийских – 12, датских – 12, голландских – 9, шведских – 10, финских – 7. Даже регионы тех стран, которые еще ожидали приема в ЕС, уже имели свои представительства в Бельгии. В то же время контуры этих представительств отнюдь не идентичны. Они различаются по размерам, кадровым и финансовым ресурсам, выполняемым задачам и направлениям поиска партнеров. Достаточно крупные и располагающие немалыми средствами вполне могут быть приравнены к своего рода «минипосольствам». Они располагают специалистами в каждой конкретной области и активно участвуют в работе институтов ЕС. К такого рода представительствам относится и региональное посольство Каталонии. Принято рассматривать деятельность региональных представительств в двух плоскостях.Во-первых, как новую форму выработки политического курса (policy-making), предполагающую разделение компетенций между наднациональным, национальным и субнациональным уровнями управления (multi-level governance). Эта форма открывает возможности участия в европейской политике новых государственных акторов, представляющих регионы и местные органы власти, и новых частных акторов в лице коммерческих организаций, социальных, культурных и других ассоциаций. Во-вторых, региональные представительства могут рассматриваться как институт лоббирования интересов, сосредоточенный на выработке и реализации стратегий давления на структуры ЕС. В любом случае, роль региональных и местных властей в функционировании европейских интеграционных процессов постоянно возрастает. С середины 1980-х годов лоббирование приобрело внушительный размах. В связи с этим присутствие в столице ЕС стало важнейшим условием поддержания постоянных контактов с теми, кто имеет прямой доступ к центрам принятия решений. Форма представительства регионов варьируется. Это может быть самое настоящее дипломатическое минипосольство со своим штатом. Но ряд регионов идет, основываясь на соответствующих соглашениях, по пути внедрения своего представителя в различные региональные агентства или торговые представительства. Ради экономии средств менее обеспеченные регионы предпочитают также делить помещения с другими региональными представительствами, как из своей собственной страны, так и иностранными. Например, насчитывающее в своем составе 13 человек представительство итальянской области Эмилия-Романия делит помещение с немецким Гессеном, французской Аквитанией и Великопольским воеводством Польши. Итальянские автономные провинции Тренто и Больцано открыли совместное представительство с австрийским Тиролем. Отметим, что в этом последнем случае можно говорить о транснациональных представительствах, ибо речь идет не только о стремлении снизить стоимость аренды, но и проводить общий согласованный курс. Иногда представительство успешного региона многофункционально. В нем работают как представители региональных и местных органов власти, так и региональных торговых палат, ассоциаций промышленников, профсоюзов, образовательных учреждений. Регионы победнее открывают в Брюсселе мини-офисы (примером могут служить офисы греческого Эпира или итальянской области Молизе). Персонал региональных представительств состоит из чиновников регионального или муниципального уровня, а также рекрутируется из местного населения. Однако по вполне понятным причинам многие предпочитают иметь в составе своего представительства людей с солидным опытом работы в европейских институтах и хорошо знакомых с механизмом их функционирования. Иными словами, самых настоящих лоббистов. Задачи представительства, даже небольшого, заключаются, прежде всего, в информировании властей области о том, что происходит в ЕС. Через представительство устанавливаются необходимые контакты. Время от времени региональные представители заняты разработкой проектов, финансируемых на европейском уровне. В их задачу входит и так называемый networking. То есть создание сети контактов как с представителями и институтами ЕС, так и с представителями других региональных посольств, расположенных в Брюсселе. Последнее чрезвычайно важно в свете решений ЕС о партнерстве и трансграничном сотрудничестве. Продвижение региональных проектов и соответствующие контакты с Европейской Комиссией, Советом ЕС и Европейским Парламентом также входят в компетенцию представительств. Эти контакты служат, в том числе способом информирования Комиссии о стратегических планах региона. Итак, большое число европейских регионов, областей, провинций, значимых муниципалитетов стремятся сегодня быть представленными в Европейском Союзе. Осуществлению этих намерений весьма способствовало учреждение в рамках европейских структур различных структурных региональных фондов и создание Комитета регионов. В свою очередь, в целом ряде европейских стран были приняты соответствующие законы, регулирующие международную деятельность регионов. Конечно, именно правительствам стран-членов ЕС принадлежит последнее слово в определении внешнеполитического курса. Тем не менее, регионы не являются более пассивными исполнителями этого курса. Они превращаются в ключевых акторов разработки и принятия решений в области программирования и финансирования регионального развития. Их представительства в Брюсселе все активнее привлекаются к участию в переговорах, в том числе в рамках Совета ЕС. Решения, принимаемые в ЕС, с все большей эффективностью влияют на развитие региональной активности. В свою очередь, регионы все более решительно участвуют в деятельности интеграционных институтов. Структура представительств и задачи, которые перед ними стоят, вполне позволяют говорить о появлении в рамках интеграции новых форм дипломатической архитектуры. Татьяна ЗОНОВА, д.п.н., профессор МГИМО (У) МИД России   Список источников, литературы и интернет-ресурсов •  Local Authorities: actors for development. Communication from the Commission to the Council, the European Parliament and the European Economic and Social Committee and Committee of the Regions. 628 final, 2008, Brussels. •  Macro-regional strategies in the European Union . European Commission, DG Regional Policy, 2009. •  Keating M. “The Invention of Regions: Political Restructuring and Territorial Government in Western Europe”, in Brenner N., Jessop B., Jones M. e Macleod G. (Eds), State/Space: A Reader, London, Blackwell, 2002. •  M. Caciagli. Integrazione europea e identita' regionali. CIRES. Centro italiano di studi europei, Firenze, 2004. •  Barbara Billocci. La Regione Toscana in Europa. Strumenti di partecipazione alla fase ascendente e discendente del diritto comunitario. Centro italiano di studi europei, Firenze, 2006. •  Stefania Profeti. Le Regioni italiane a Bruxelles. Il fenomeno degli uffici di rappresentanza. Centro italiano di studi europei, Firenze, 2004.   •  T. Zonova. Russian diplomacy: facing regional challenges. In: Foreign Ministries: Managing Diplomatic Networks and Optimizing Value , Geneve – Malta, 2007. •  Т.В. Зонова. От Европы государств к Европе регионов? / Полис, №5 1999. •  http://www.consilium.europa.eu •  http://europa.eu/documentation/index_en.htm №4(54), 2011

Но слова, ставшие лозунгом, помнят Британская газета «Гардиан» продолжила публикацию результатов опроса общественного мнения, проведенного ею совместно с компанией ICM (опрошено 5000 граждан в странах Евросоюза), но на этот раз сосредоточилась на самой животрепещущей теме: как жители континента относятся к островитянам? Тем самым газета развенчала бытующий в российской прессе миф, будто британцы настолько убеждены в собственных добродетелях, что нимало не интересуются, что думают о них соседи. Если суммировать все полученные ответы, утверждает «Гардиан», то картина складывается почти благостная: большинство числят Британию на стороне сил добра и света. При этом степень благоволения к островным обитателям разнится существенно. Главными обожателями британцев оказались испанцы и поляки, а завзятыми критиками (кто бы сомневался!) – немцы и особенно французы. Только четверть галлов восхищаются британцами, в то время как треть их терпеть не может. Среди испанцев, поляков и, как это ни странно, немцев, число поклонников и недоброжелателей соотносится как 30% на 25%. В целом почти половина респондентов придерживается позитивного взгляда на соотечественников журналистов из «Гардиан». Вместе с тем консенсус был найден, когда пришлось отвечать на вопрос: не являются ли островитяне нацией интровертов, озабоченных только собственными проблемами и мало интересующихся окружающими? В этом случае большинство ответило утвердительно. За исключением поляков. Не меньшее единодушие проявили опрошенные, когда у них поинтересовались: не спустилось ли Соединенное Королевство на более низкие ступени в негласной мировой табеле о рангах? С этим согласились без раздумий, причем треть французов и половина немцев и вовсе считают, что Британия не является «важной» страной. Для немцев, помнящих о строчках из стихотворения еврейского поэта Германии Эрнста Лиссауэра «Боже, покарай Англию» (Gott strafe England), одно осталось с той поры – поры Первой мировой войны – неизменным: предвзятое восприятие внешней политики Лондона. Тем не менее, немцы, согласно опросу, сильно уступают французам в изобличении «негативной роли» Британии в строительстве единой Европы. На защиту англичан на этом дискуссионном поле могут подняться только поляки. Показательна и реакция респондентов на вопрос, признают ли они за британцами такие характеристики, как «честные и порядочные». С таким посылом согласилась только четверть опрошенных, причем из числа самих англичан таковых нашлось всего одна треть… Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

In the concluding chapter of the series of articles devoted to the “anatomy of crisis” we are trying to summarize the main outcomes of the three years of extensive efforts by the EU authorities and the member states to overcome the crisis' negative impacts. We have looked in the previous chapters at the numerous crisis dimensions: through politics, economics, finances and legislation, as well as risk assessment. We are fully aware that our analysis might be incomplete, but we preferred to show our readers our version of the “anatomy”. Over the past 50 years, the EU has achieved remarkable success in harnessing the increasing interconnections arising from globalization and in achieving economic prosperity and stability on a continental scale. The EU has become one of the world's key economic engines, accounting for about 30% of global GDP and 20% of global trade flows, while the euro has emerged as a key international currency. As a result, many parts of the world are looking to learn from the EU's experience in regional integration (1). There could be drawn three outcomes, or lessons, from the present economic and financial crisis. First, the economy and markets return to a previous situation, so to say, everything returnes to the starting point of governance. In this case, the things revert back to initial stage, i.e. state authoritis and the governments remain less involved in governance, while market forces (and, to a certain degree civil society) shape the economic and social development to their liking. Second, in case the fall-out of the crisis continues to depress economies, support for the global markets could well dwindle further. Big governments powered by demanding civil society forces would come to the fore. The ensuing response to the crisis would be a plethora of local solutions. Third, and most probable, when the pendulum swings back: while the economy is getting improved, the memory of the crisis lingers. This will provide governments and supervisors with the necessary political support for a less pro-cyclical financial system. The prevailing philosophy will be that with stricter regulation it is possible to reap the benefits associated with the dynamism of markets while avoiding the excesses and disruptions. There will be watchdogs everywhere. Current account positions will to some degree be managed. Financial markets will be kept under close scrutiny. The financial system will become a slower but more stable engine, less prone to costly hard landings. Increased regulation and oversight will mean less downside risk but also less medium-term upside potential. Increased supervision will reduce the intensity of competition in parts of the economy, facilitating a continuation of the existing market conditions. Growth will be stable but not stellar. In the long run this will help the economy to reach its potential over the cycles. Rule-based central banks will broaden their mandate to include financial stability, and have to work a bit harder to keep inflation in check. This outlook, and present valuations favour equity-type assets and risk-taking. In terms of the investment backdrop, this is a fairly stable world with relatively modest risk premiums in the long-term and bond yields of around 4-5 per cent. Longer term equity investors will do relatively well as spoilage of their capital will be less than in the roller coaster economy that we have seen during first decade of the new century. Lessons from the global efforts for recovery. Since 2007 the following two lessons can be learned from the worst financial crisis in a generation in order to return the global economy to a path of stability and growth. - The first lesson is that of confidence: when Lehman Brothers collapsed on the 15th September 2008, the global economy was hit by an abrupt and unparalleled loss of confidence. The speed and the scale by which this loss of confidence spread through financial actors and economic agents worldwide was unprecedented. Stock markets collapsed, banks stopped lending to one another and public trust in financial markets was shattered. It has quickly become clear that restoring confidence was a prerequisite for a stabilisation of the financial system and a recovery of the global economy. - The second lesson is that of global interdependence of regions' economies. The US, alongside the EU and all advanced economies, is experiencing a sharp drop in GDP and unemployment is rising rapidly. Likewise, emerging and developing countries have been seriously hit by the combined effect of declining capital inflows, commodity prices and exports. Global trade has become one of the primary transmission mechanisms of this crisis and global factors are driving this downturn. This means that solving the crisis with domestic policy instruments alone is not working: hence, the global coordination to counter the worldwide downturn is overwhelming. Several global summits, e.g. the G-20 summit in London (in the middle of the crisis, in April 2009) represented important step forward in the international community's response to the crisis. The Summit produced three particularly important results: • The agreement to implement economic stimulus measures immediately, and in a way that strikes a balance between fiscal expansion and long run fiscal sustainability. • Concrete steps to strengthen the regulation and supervision of global financial markets. • Agreement to reinforce the mandate of the IMF and to increase the International Monetary Fund's resources. The EU's contribution of € 75 bln (or about $100 bln) in new lending arrangements to the IMF was a clear signal of global commitment to this objective. It opened the way for deeper reforms of the international financial institutions, which would, on one hand, ensure strong institutions' role in monitoring global economy, and on the other, ensure an appropriate voice and representation for emerging and developing economies. European actions. The European countries have shared interests and a strong incentive to work together to counter the economic downturn. And this cooperation has been evident throughout the EU response to the crisis. The structure of European response confronting the global economic and financial crisis was formulated by the former commissioner Economic and Monetary Policy, Joaquin Almunia in April 2009 (he is presently commissioner for competition and Commission's vice-president). In Europe, consistent actions were based on close coordination between the EU-27 members, which formed a common European approach to the crisis. For the EU highly integrated economies, coordination is vital to maximise the actions' impact. It was also necessary to safeguard the fruits of more than 50 years of European cooperation and common assets which form the cornerstones of the EU economy and provide a valuable platform for recovery. This includes the European Single Market, which is a vital driver of trade and prosperity in the EU. The EU single currency, the euro, was a success during first decade of its existence. For a decade the Economic and Monetary Union, EMU has anchored macro-economic stability in the EU and shielded its members from external shocks and turbulence. Presently, the euro is facing the first recession in its history and the years 2009-10 have been a stress test for the European single currency: for example only during the 4 th quarter of 2010 the euro against dollar reduced from 1,4 to 1,35. At the second quarter in 2011, the corresponding figure was almost the same. In the difficult times for EMU, the euro continues to provide a stabilising anchor for its members. Although critics often pointed to the widening spreads between euro area member countries, speculating on the possibility of a break up, yet without the credibility that EMU brings, these spreads would be even higher. The euro has eliminated the possibility of volatile exchange rates that in the past hit trade and investment and generated political tensions. EMU is shielding those smaller and more vulnerable economies that would otherwise have seen speculative attacks on their currencies by markets. Some EU countries in Central and Eastern Europe (outside of the euro-area) have been most heavily affected by the crisis. At the same time, they were stepping up preparations to join the single currency so that they may share in the stability offered by the world's second most important currency. The euro area has already expanded from 11 to 16 members since its introduction, with the 17 th member (Estonia) from 2011. The EU approach is characterised by complex actions: first of all, to stabilise financial markets and prevent a collapse of the banking sector. The EU has injected nearly €300 billion euro worth of recapitalisations and €2,5 trillion euro worth of guarantees into the financial system. These actions have delivered some successes: the EU managed to avoid a Lehman Brothers effect in Europe. Despite the fact that the sector on the whole remains fragile, financial markets have gradually stabilised with notable improvement in some areas such as interbank lending. Several European countries have provided relief on impaired assets totaling more than €580 bln and further action is being planned by other member states. These measures have been taken according to common guidelines set down by the European Commission; there is a close convergence between these EU guidelines and the framework endorsed by the G-20. This is a complex issue and coordination worldwide is vital for the effectiveness of interventions. Second, the EU is making major progress to strengthen the system of regulation and supervision in financial markets. This action, which forms a major strand of the EU response, is aimed at creating a more resilient financial system supporting economic growth and preventing a crisis on this scale from happening again. On the short term, effective and targeted financial reforms can also provide a much needed boost to investor confidence. They are vital to restore public trust in the European financial system. At the same time, the EU has brought forward proposals on credit rating agencies, on capital requirements and accounting, as well as a second wave of initiatives to strengthen financial regulations (e.g. legislation on hedge funds and private equity to address the systemic risk posed by the investment vehicles). The EU will also tackle the derivatives and other complex structured products that played a part in amplifying the current crisis. This means that the EU financial sector will not operate in the shadows. The EU is working on a revamped system of supervision better adapted to oversee the extensive cross-border operations that take place in Europe's financial markets. By detecting risks to financial stability at an early stage and triggering effective corrective action, it will form a key component of the beefed up system of macro-financial surveillance proposed for the global economy. Third, the EU' massive direct stimulus to the real economy to boost demand and kick start growth. About 3% cut in interest rates by the European Central Bank during 2009 has contributed to the worldwide monetary stimulus. On the fiscal side, the EU countries have launched an unprecedented budgetary stimulus of between 3 and 4% of GDP including €400 bln channeled into initiatives to help industry and businesses, to support public investment projects and to give a direct boost to household purchasing power. This fiscal support also reflects the operation of automatic stabilisers – the increases in social welfare payments and the declines in tax revenues that occur as growth slows and unemployment rises. Important to mention that these stabilisers play a large role in the EU as a result of European strong social welfare system; it will play an even larger role if the downturn deepens. The EU key task is to implement current measures as quickly as possible, ensuring a good level of coordination between international partners, so that the results begin to take hold. The EU Stability and Growth Pact, together with the new EU-2020 strategy, helps countries plan a credible path back to healthy public finances once growth returns. This is imperative for two reasons: in the short term, to maintain public confidence in governments' ability to manage the crisis and its fallout; in the longer term, to safeguard the sustainability of public finances. The challenge of population ageing looms large, and the impact will be particularly acute in Europe, where fertility rates are decreasing faster than in other parts of the world. Thus, the EU cannot let its actions today place an unbearable burden on citizens tomorrow. Most of the EU focus presently has been on doing everything necessary to generate global recovery: i.e. learning past lessons and repairing the damage brought by this crisis. At the same time the EU must look forward to: devising adequate exit strategies from the crisis – withdrawing the fiscal and monetary stimulus and unwinding public support for the financial sector will be complex tasks that the EU needs to start planning. Moreover, the EU must prepare for the challenges of a post-crisis world. The financial sector will not be the engine of growth it has been over the last decade. Reduced leverage and less dynamic financial markets mean that the EU will have to look to the real economy to find new sources of dynamism. It means that sustainability must be the foundation of the EU crisis response: all EU actions to stimulate recovery in the short term must be consistent with the long term goals to build a more prosperous, equitable and greener world for tomorrow. These actions are the headlines for both the EU leaders and the member states alike. Additional efforts. There are several pre-requisites to achieve the future perspectives. First, a fair and open multilateral trading system and free flows of cross border investment is essential. A surge in protectionism gives a lasting damage to global economic growth and to prospects for development (i.e. G-20 leaders have pledged in 2009 and 2010 to avoid economic nationalism at all costs and to pursue Doha negotiations). Second, a renewed emphasis on structural reforms to strengthen resilience and boost productivity is needed. There is much to be done in Europe in order to boost the economic dynamism: increased investment in research and innovation, more flexible markets and a better environment for business are some of our key priorities, which will lead to better performance and productivity to seize the opportunities of globalisation and to manage population ageing. The re-vamp of the EU's reform strategy – the EU-2020 strategy – has been successfully adopted in Spring 2010 with directions towards inclusive, smart and sustainable development. And third, a transition to a low carbon economy should be at the heart of Europe's reform process. Carbon reduction is an environmental imperative; but green growth also offers innumerable economic benefits for business and industry. The EU is currently a world leader in terms of targets for carbon reduction and renewable energies; some new investments have been made in energy infrastructure, in energy efficiency and in cleaner technologies. The EU is determined to ensure that climate change initiatives transfer into global steps towards a low carbon future. The international community has set down a clear agenda to tackle the crisis in economies and financial systems. The challenge now is to focus on implementing each aspect of that agenda in a coordinated and resolute manner. Europe has launched fiscal actions to resuscitate its economy, pushing through a roadmap of targeted measures in financial markets in order to shape the world that will emerge from this global crisis. A new global leadership is based presently on cooperation and an engagement of all partners to build a stronger economy for the future. The present economic and financial crisis has been both unique in a number of ways, and different from other crisis in some key respects. It engulfed almost all regions and parts of the world and all society's strata (as well asset classes). The crisis struck a fierce blow at the heart of the free-market capitalist system, its financial sector. It created a “balance sheet recession” where countries' economic potentials and resources were devoted paying down debts. Finally, unpredictable vision followed of how to proceed further in optimal feedback between reformed asset markets and the real economy (2). Society response. The so-called societal interactions were generally organised along the following main directions: - First, various sorts of “markets” that foster economic efficiency. During past couple of decades, the main trend in “market economy” was towards supporting markets within increasingly open and globally oriented societies. No wonder, that financial markets were seen as effective mechanisms of risk control and the best way of collective management where institutional reputations were seen as important ingredient. - Second, “government level” that aim to provide security and stability. Neo-liberal and conservative trends in state governance instigated “non-interference” trends that forced other instruments in regulations to dominate. The most omportant, as for the latter, was the financial and banking sectors being left generally untouched in state regulations. - Third,”civil society” that pursued fostering social cohesion, formulation of common values and norms. To secure future economic growth in Europe, the following “improvements” have been highlighted recently: In economic governance, the EU-2020 strategy made necessary directions; In financial-economic surveillance and coordination (in particular, for the euro-zone states to overcome the divergences in the competitive positions and current account balance among them); In investment climate, In innovative financing instruments at national and global level, and In business and consumer information, used to monitor inflation expectations and other economic variables. Some features are already quite apparent, e.g. more oversight in financial regulations, less freely available loans at higher costs, etc. It will need a long way to optimal regulation while leverage instruments would come under closer supervision. On one side, safety and prudence of transactions would play a bigger role; on another side, robust growth, low inflation (and associated confidence they generated) would be left behind. Macroeconomic models and policies would shift away from laisser-faire approaches towards more regulated economic policy trends. As soon as the global economy would be developed at less efficient mode and global (as well as regional) growth would be lower, it would make harder for central bankers to sustain inflation goals. The EU has no fiscal powers over the member states: thus the need for an independent regulator for the EU-27 financial regulators (3). The EU Strategic Priorities: directions for up to 2014. The European Commission adopted in April 2010 its first yearly “work program-WP” (for 2010); it reflects the Commission's determination to lead Europe out of the economic crisis and deliver policy that brings direct benefits to citizens. The Commission has agreed on a list of 34 strategic priorities to be implemented in 2010, with another 280 major proposals under consideration during later periods. Each year the Commission formulates the work program concentrating on the most vital for the EU actions and activities. The 2010 program is a specific one: it is made according to the new tasks accredited to the Commission in the Lisbon Treaty (art. 17, TEU). Commission's President, Jose Manuel Barroso pointed out at the occasion of the WP 2010, that the EU agreed on strategic priorities and set out numerous initiatives for the coming years to come. “It is time to act. Business as usual is not an option. The work program is an ambitious but realistic agenda for results. I hope that the member states and other EU institutions will match this level of ambition.” (4). This new Commission's Work Programme (WP), contains ambitious commitments for up to 2014. It tackles issues of immediate concern and sets the policy direction to respond to upcoming challenges, laying the ground for further 5-year's work until the end of the present Commission's mandate in 2014. The WP has several new features: in its multi-annual part it is aimed at improving predictability of the Commission's work and facilitating cooperation with other EU institutions. The WP has an increased element of flexibility and in order to facilitate dialogue, improve predictability and ensure transparency, there are numerous annexes to the WP (5). The document contains a list of 34 strategic initiatives on which the Commission commits to deliver in 2010 (annex I); major proposals under consideration during 2010 and beyond, which are tentative prospects for the rest of the Commission's mandate (annex II); and a list of legislative simplification proposals and withdrawals (annexes III and IV). The WP's revision. The Commission promised to review the WP's multi-annual part each year, setting new annual strategic initiatives and adapting the multi-annual strand where appropriate in the light of new circumstances, including results from preparatory work and review of implementation. The Commission underlines its intention to work closely with the European Parliament and the Council, as well as other institutions and bodies, to ensure a broad consultation on the overall approach to WP and its individual initiatives. This Commission wants the WP to act as a central building block for the common inter-institutional programming proposed under Article 17(1) of the Treaty of Lisbon. The WP's four main perspective directions. The European Commission intends to take the following main actions: 1. Tackling the crisis and sustaining Europe's social market economy, e.g. enhanced fiscal surveillance, proposals to repair the financial markets, the five EU-2020 strategy points and resolution of other European challenges; 2. Building a citizens' agenda, which puts people at the heart of European action, e.g. the Stockholm Action Plan, procedural rights for citizens, enforcement of judgments in civil and criminal matters, revision of the working time directive, a Green Paper on the future of pensions, a new biodiversity strategy and the EU's disaster response capacity; 3. Developing an ambitious and coherent external agenda with global coverage, e.g. establishment of the European External Action service, implementation of trade strategy for EU-2020, steering the enlargement process, action plan for the 2015 Millennium Development Goals summit and developing key bilateral relationships; 4. Modernising EU instruments and ways of working, e.g. stronger focus on smart regulation and adapting the EU financial framework to serve policy priorities through the EU Budget Review. The WP aimed at delivering on the strategic initiatives during 2010. It also highlighted in a non-exhaustive way initiatives under consideration for 2011, thereby combining predictability for the European Parliament and the Council's work, and the necessary flexibility to adapt to changing circumstances. These initiatives are designed both at responding to immediate challenges, which yields rapid effects, and at shaping Europe's future for the long-term benefit of its citizens. In taking these initiatives, the European Commission will set a direction for the EU in the next decade, as highlighted by its EU-2020 strategy, and the activities for the preparation of the next multi-annual EU budget (6). The US experience has shown that recession (and, consequently, the crisis) can be eliminated through the motions to ease banks position by supportive lending, for example, by offering them financial assistance at incredibly generous terms. The “injection” was of such a magnitude that it looked in Spring 2009 almost like a nationalisation. However, once the big banks started making money again, investors returned to risky and the economy began to grow again. Thus, officially, the recession in the US was declared to be over. As was seen in November 2010, the US housing market, the initial source of the crisis, remained unstable; the only way out was to make money cheaper (it happened through bond purchase, which becomes known as “quantitative easing”, or QE-2) and hope that people would start buying them again in significant numbers (7). Although the “money trend” seems going the other direction: towards commodities (and resources needed for industry), while the problem remains - cheap money is leading to higher commodity prices. As John Authers says in Financial Times, “politicians might yet brake the impasse, but the most obvious way would be by shuttering the free movement of capital once more” (ibid cit.). This solution was recommended by the G-20 summit in Seoul in November 2010; though the final outcome of the QE-2 solution is quite dubious: if it works, the market will change the situation, if it doesn't, the destruction can continue. However, at the end of 2010, global leaders agreed to move to more market based exchange rates and enhance exchange rate flexibility to reflect underlying economic fundamentals and refrain from competitive devaluations. In the joint statement by the European Commission and the Council in Seoul (12 November 2010) at the end of the G-20 summit, the EU leaders underlined that “the EU is being in the process of adopting a robust mechanism to address macro-economic imbalances” (8). “ We have committed to reducing excessive imbalances and maintaining current account imbalances at sustainable levels. Our method to use indicators to trigger an assessment of macro-economic imbalances and their root causes was backed by the G-20 leaders” (9). The EU is satisfied with the global commitment to fight protectionism in all its forms and complete soon the recommendations of the Doha Development Round. It was important for the EU to place development issue into permanent agenda of the G-20 summits; this notion was included into the Seoul Development Consensus for Shared Growth. The G-20 summit endorsed the IMF reform and the EU welcomed these efforts. For example, by endorsing the Basel III reform. The G-20 also kept up the momentum for global financial regulatory reform, a key priority for the EU. The conclusions of the G-20 summit in November 2010 confirmed the global community's willingness to spare no effort to reach a balanced and successful outcome of the climate negotiations. Capitalism: assessing various versions during the crisis. The global financial crisis of 2007-10 ruined businesses and banks, individuals and even nations. It made an almost mortal blow to popular understanding of capitalism as a system. The “movements” in the theory of capitalism have been during last hundred years around two poles – market and governments, and something in between. It seems, however, that capitalism was not destroyed, rather it was irrevocably altered. In order to see how the crisis affected capitalism's perceptions, we need to put capitalism into historical and theoretical retrospective. A certain categorization of “capitalism” can be seen through the history (10). In the capitalism's “theoretical start”, i.e. so-called “capitalism 1.0 version”, it was a sort of “laisser-faire” development concept; the economic policy was dominated by classic The Wealth of Nations assumptions leading to the Great Depression in the US in the start of the 20 th century. The start of capitalism was marked by the creation of classical 19 th century capitalism with almost independent (public, on one side) and private forces (on another side) in human, social life and economic development. Rising military forces and emerging powerful vested industrial interests turned the first capitalism version into number two, i.e. capitalism 2.0. The second version, the reflection on the Depression (from 1930 th onwards), was a product of interdependence of politics and economics. Governments acquired a strong role in macro-economic management and in industrial policies. If years 1965-85 can be deleted from history, the 2.0 version worked quite well. However, the 2.0 version fell apart in the “inflationary malaise” of 1970s. The policies of R.Reigan in the US and M.Thatcher in the UK, marked the 3.0 version of capitalism – a return to market fundamentalism (markets are always right) with strong push for financial sector (governments are distrusted). The turning point for the most recent version of capitalism came on 15 September 2008 when Lehman Brothers collapsed, setting off market chaos which, had it not been for government bailouts and guarantees, would have toppled every bank in the Western world, an incident which set off the fourth major systemic transformation in capitalism's history – Capitalism 4.0. The “capitalism 4.0” version is the modern kind of “state of capitalism”, when its economic and political structures are at a crossroad. Present crisis has recognised that “governments and markets can both be catastrophically wrong”. (11). Version 4.0 provides control on government spending but prefers Keynesian stimulus to budget-balancing austerity. It favour free markets, but with critical approaches (a sort of “distinct 2.0 version” but pragmatic and modernised). Understanding “capitalism 4.0” will be critical to the continued recovery of European and global economies. Putting recent financial events into historical and ideological perspective, we can distinguish the emerging features of the new capitalist model. Basically, we have to explain how it differs from the previous versions – and how it will change politics, finance, international relations and economic thinking in the next decades. The European leaders still think that the crisis is far from over, e.g. in the mid-November Van Rompuy acknowledged that the EU was “in survival crisis” (12). Important aspect of the present chapter is the acknowledgement that the present crisis has shown the failure of both straight orientations to market fundamentalism and government-directed dominance; the optimal paradigm is somewhere in between. Tracing the development of capitalism from the late eighteenth century through three distinct historical phases, we can see how at each of these transitions the existing economic order appeared to be fatally threatened. But the debate is going on the nature of the market economy and practical failures of market fundamentalism. The forces that precipitated the crisis are now contributing to the evolution of a new, stronger version of the capitalist model. Therefore, “rumors of capitalism's demise may be premature”. The hope is that capitalism has abilities to reinvent itself and emerge stronger than before. Euro+Pact: a new EU integration formula. In the efforts to r einforce the EU monetary and economic union, the European Spring Council (March, 2011) has shown the EU member states' desire to strengthen Union's integration. Six countries, including Poland, Latvia and Lithuania with other states outside eurozone joined the new formula, i.e. Euro+Pact. The Council has also underlined members' strong support for deepening of the Single Market's reforms and performance. The EU-27 leaders, with the help of all EU institutions have done a good and important job towards more stronger Union. The main aim was to make closer links between the monetary and economic “unions”. A political headache caused by the Portugal's crisis darkened the work of the summit. With the idea of saving the euro with efforts -“whatever it takes”, the EU member states have shown that the important things are the structural reforms needed to transform un-competitive economies. Main directions. The Council made a real game-changer in terms of economic governance. The Commission's President explained that the European Commission has been working hard to develop a comprehensive response to the crisis and stressed that the Commission together with the European Parliament would play a central role in the implementation of the Council's decisions. That was an important message showing the critical role of the European Parliament in political and economic life of the Union. Besides, the EU leaders endorsed the Commission's call for a comprehensive safety and risk assessment associated with the European nuclear power plants and those in the EU neighboring countries. In view of the present nuclear power problems in Japan, the EU leaders endorsed the Commission's call for a comprehensive safety and risk assessment associated with the European nuclear power plants and those in the Union's neighboring countries. These assessments must be done on the basis of clear, common and transparent criteria, underlined the Commission. Comprehensive package. In the conclusions of the Council to the EU-27 delegates from the General Secretariat of the Council on 25 March 2011 (EUCO 10/11), a comprehensive package of measures to eradicate the crisis and actions toward sustainable growth has been formulated. The package includes measures on economic policy, with implementing “European Semester's” measures aimed at fiscal consolidation and structural reforms. The European Council welcomed the Commission's intention to present the Single Market Act for adoption by the end of 2012, bringing new impetus into market's performance. Among other things, there are proposals for completing the Digital Single Market, reducing all sorts of burden to SMEs and implementing services Directive. On issues of economic governance, the Council adopted a package of six legislative proposals to ensure enhanced fiscal discipline and avoiding excessive macroeconomic imbalances, including a reform of the Stability and Growth Pact. A new “quality of economic policy coordination”, so-called the Euro Plus Pact was agreed by the member states and 6 courtiers outside the eurozone joined the pact, including Latvia, Lithuania and Poland. The Euro Plus Pact provision are included into the Annex I of the final summit document. In restoring a healthy banking system, the Council agreed on introduction of global financial transaction tax; the Commission will make a report on the issue by autumn 2011. Guiding rules. Euro+Plus pact is based on four guiding rules, aimed at: Strengthening existing economic governance in Europe, in addition to already existing instruments, e.g. EU-2020 strategy, European Semester, Integrated Guidelines, Stability and Growth Pact, as well a new micro-economic surveilance framework; Reviving actions towards development of priority economic areas essential for fostering competitiveness and convergence, in particular, where economic competence lies within the member states; Assessment of the member states' national commitments through best practices and performance within the EU-27 on the basis of the Commission's yearly reports; New commitments towards the completetion of the Single Market as a key and fundamental factor of enhancing European and global competitiveness. The Euro+Pact objectives. The above mentioned rules are desired to reach the following objectives: - foster competitiveness: among the efforts in this objective are wage and productivity (but respecting national traditions of social dialogue and inductrial relations), improving education systems and promoting R&D, innovations and infrastructure. Additional measures to improve business environment, mainly for the SMEs through elaborate bankruptcy laws and the EU commercial code; - foster employment through promotion of flexicurity system (used in Scandinavian countries), life long learning and tax reform; - contribute further to the sustainability of public finances with additional attention to such issues as adequacy of pensions and social benefits, e.g. limiting early retirement above 55; - reinforce financial stability.   Stability mechanism in eurozone. Recalling the importance of financial stability in the eurozone states, the European Council adopted the decision to amend the Lisbon Treaty with regard to setting up of the European Stability Mechanism (the changes will take place before January 2013). The ESM is expected to have an effective lending capacity of € 440 bln; the signature of both agreements is expected before June 2011. Before the June 2011European Council, the Commission will present the country-specific opinions on both stability/convergence programs in the member states and the national reforms programs. It seems that the Council has shown the way to reinforce the EU monetary and economic union and make new steps towards closer integration.   Economic governance Some new signs have appeared in approaching economic governance in the European Union. They have been revealed during the European Council summit that took place in Brussels (February, 2011). It is about additional intergovernmental approach to national economic and financial policies. Some say, that the EU economic governance will cure all the Union's ills. Probably. The question is how to achieve this “governance” for both the eurozone and the rest of the Union member states. The existing “community method” is clearly not enough; therefore Germany and France suggested something else: more intergovernmental control and cooperation. German government hopes that balanced budget laws at national level; including changes in constitutions (if necessary) will be the only solution.   Unequal partnership: widening gaps Plans for further European integration have been again re-assessed in Brussels at the EU summit (4-5 February 2011). The problem is that economic issues are difficult to resolve due to the simple fact: there are different levels of development in the Union. Macroeconomic imbalances among the EU-27 are great: some eurozone states are highly competitive (Germany) while others are not (Portugal, Greece, Ireland); these countries are at very critical situations in finances too. Probably the most difficult problem in the EU is an ever widening gap between strong and week member states. Another “gap” is between the eurozone 17 and the “rest of the EU-10”. It is a failure to admit that 17 members using euro had much greater rights and responsibilities than the remaining 10 members, argued the summit participants.   Drive for competitiveness National budget laws seem to be a strong remedy: major eurozone partners, e.g. Germany and France have little respect for a revamped Stability & Growth Pact, which was discredited by the two states' governments in 2003 violating the Pact's main principles of public debt and budget deficit. German government presently has another solution instead: underlining the importance of balanced budget laws at the member states' level. This idea, if implemented fiercely (including even constitutional amendments, if necessary) would help to cure both eurozone's and the whole EU's ills. Some argue that the biggest problem is that monetary union is functioning without an economic union. For example, Jacques Delors, former president of the Commission and father of the euro acknowledged on the eve of the summit that there were existing “imbalance between the economic and monetary spheres” due to the lack of sufficient coordination of member states' economic policies. Still another aspect of the problem: the EU legislative process, according to German officials, is too cumbersome for eurozone states to reach progress in economic cooperation. European pact for competitiveness: German-French plan. The German proposal sets out a three yardsticks to measure European competitiveness. The first is stability of public finances, i.e. within the Maastricht rules on public debt and budget deficit. The second is stability of unit wage costs as an indicator of price competitiveness. And the third is the minimum rates for investments in R&D, education and infrastructure. The pact for competiveness is based on cardinal reform in economic governance. Six main proposals are on the agenda: Scraping wage indexation schemes (common wage system in Europe?); Agreement on mutual recognition of qualifications to promote labour mobility; Common basis for assessment of corporate/company taxation; Adaptation of pension systems according to national demographic trends; Making a constitutional clause in the member states to curb public borrowing and excessive deficits; Introduction of national crisis resolution regimes for banks. Thus, the “pact for competitiveness” is aimed at reaching targets for economic convergence. The trend is in line with the two main countries' ideas. For France, it is a long standing demand for “economic government”. For Germany closer economic policy coordination could be better done by finance ministers in 17 eurozone states, rather than through the EU machinery in Brussels. The German chancellor calls it the “union method”, as opposed to existing “community method”, in which the Commission has the sole right for legislative initiative in the EU. Eugene ETERIS, European Correspondent   References: 1. See, e.g. International economic issues, at: http://ec.europa.eu/economy_finance/international/index_en.htm  2. See, for example: Agbokou D. and Barentsen W. // Financial Times. 08.11. 2009. (Comments in Financial Management Section) P. 6. 3. Some suggestions have appeared in this regard, e.g. in Financial Times, 15.07. 2010. P. 6. 4. Commission's President Speeches, Brussels, 31 March 2010. 5. The WP's Communication Document – COM 2010, 135 Final. 6. See: General information of Commission's WP: http://ec.europa.eu/atwork/programmes/index_en.htm - The Commission's WP for 2010 can be seen at: http://ec.europa.eu/atwork/programmes/docs/cwp2010_en.pdf 7. See: Authers J. In: Markets Section // Financial Times, 14.11. 2010. P. 22. 8. See: European Council's Memo/10/574. 9. See: Memo/10/574/12 November 2010. 10. Kaletsky A. Capitalism 4.0. The Birth of a New Economy. Bloomsbury, Public Affairs, 2010. - 416 pp. ISBN: 9781408807491. The book shows capitalism's present and future, as well as it debunks myths about its development and presents groundbreaking new theories. 11. See: The road to recovery section // OECD Observer, nr. 279, May 2010. P. 24. 12. See: Financial Times, 18.11. 2010. P. 14. №4(54), 2011

In the fifth part of the “anatomy series”, risk management (RM) issues are discussed. RM covers several themes on the general and sectoral level. Present crisis has shown that RM was not taken seriously enough in either the financial sector or in general economic strategies; the least in national development models. Strange enough, there is no evidence that RM is already being treated as one of the important aspect of organizations and/or undertakings' activity. RM is in “decision vacuum”, as risk advice comes generally from regulatory authority; therefore unbiased RM is needed – global, European and national. At a time of present financial and economic crisis both lay people and authorities are asking the same question: how did it happen that the coming threats could not be predicted or at least foreseen. The RM's issue, in fact, was addressed from a financial standpoint already on the eve of the crisis, in May 2007 (1). A couple of interesting conclusions have been made at that time: first, modern economic development created a new set of risks (more complicated and system-like risks), and second, an optimal market based RM shall be installed for a market-based valuation of bank's credit portfolio and “public” assessment of national development models. Experts on financial issues argued that modern crisis has a systematic character, the fact that made it extremely difficult to predict and properly assess, hence the present outcomes. However, some analysis can make the future risk assessment a more foreseeable and predictable task. The successful approach would challenge conventional thinking.   Main RM concept and alternatives. Risk management (RM) is generally understood to mean “a process for alerting senior executives to unexpected problems, as well as clear procedures for identifying and managing all sorts of foreseeable risk (bold mine, EE)” (2). Three aspects of modern RM concept are important in the mentioned definition, if transferred into functions; these aspects are generally common to other publications on management and marketing: First RM's function is to warn or alert senior executives on possible risks and unexpected problems facing the business or/and public entities; Second RM's function is to identify foreseeable risks; and Third RM's function is to manage all sorts of such risks, foreseeable of course, in the first place. As to the first “conceptual function”, RM quite seldom makes any sensible alerts of expected “situational character”. Even when it does, these alerts are not dealt with accordingly, as happened with the present crisis: the alerts for financial sector have been in the agenda already for more than two years ago without managerial outcomes (3). As to other two functions, the process of crisis identification and management becomes a function of political, economic and legal prerequisites, which is too difficult to alter presently. Financial crisis: first alert. We can acknowledge that there is much more focus on RM presently than two or three years ago. The crisis has shown that we are facing rather new type of risks. For example, liquidity risk as a major problem for asset management that had not been in the risk models before. Besides, increasing use of complex financial instruments requires more sophisticated RM; and global banking system exposed various countries to new operational and systematic risk. This complicated sphere is clearly seen in the Google website: there are more than 36,5 mln (!) hits on “risk management” (data from March 2011). Financial sector is more active presently to clarify the fact that managers failed to control risk hazards. Thus, Peter de Proft, director general of the European Fund and Asset Management Association argued that the asset industry “had outstripped its own ability to manage risk”, being largely shortsighted. Naturally, all kind of investors are focused on RM. Various surveys conducted recently have shown that poor strategic understanding for large financial loses are generally blamed during last two years; RM was not treated as an important sector in the market organisations. More than that, RM status has often declined without plans for future changes (4). In this article, Steen Thomsen, a professor at Copenhagen Business School argued that RM was presently in a decision vacuum, due to the fact that the main source of risk advice came from public regulatory authorities, especially in asset management. Keeping in mind that banking and financial sectors are quite separate from important public decisions, it would take a long time for regulators to respond, it seems. However, one step in a process of regulatory reform has been taken: Committee of European Securities Regulators recently released “consultation statement” on RM principles for Ucits, European retail fund structure. The next move would be to install the RM function into financial service industry. Neelie Kroes, former EU Commissioner for competition (presently, Commission's vice-president and in charge of Digital Agenda) once said that “in recent years, the banking system and financial investors wanted too much, too quickly. Too much risk was taken with other people's money, with dramatic systemic consequences: more than €3,000bn of other people's money – that of taxpayers – has now been used to pull banks out of the hole they dug for themselves” (5). Surveys in different countries and organisations have shown the RM's low priority despite the financial and economic crisis. The abovementioned “decision vacuum” in RM at present can be attributed to the fact that the main alerting body of risk advice comes from either national or/and international regulatory authorities.   Risk hazards: the European Union's role. Risk assessment has been an integral part of all the study programs in management courses. However, it did not prevent the financial sector from collapse. The main reason behind the problem was introduction of numerous financial instruments with all the complexities of their functioning. Investors could not figure out how these schemes were managed; and often the “operators” could not make it either. Huge liquidity inflow into banking sector made it questionable for the EU competition rules to deal with such state aid on a massive scale. Thus, in recent years the banking system and financial investors worked hard striving for quick profits. The EU Commissioner for competition met almost every European big bank chief executive since the financial crisis began. Quite remarkable fact, she argued, that most of them were in denial, considering that “their” bank had no problem – only others did. Such “denials” – not just from bankers' side – suggest we need only focus on stability, setting competition rules aside. European banks cannot set aside the Union rules, said Neelie Kroes, pointing out this was the “ muddled thinking”. Instead, stability should have come first in order to safeguard citizens' savings and proper financing the economy. Without taking into account control hazards, present stability has come at a very high price. No doubt therefore that the crisis has hit hard mostly the banking sector and construction industry in Europe (in the UK, as an example) and management/financial sector (e.g. in the US). The Commission has come with the suggestion in April 2009 for the member states when approving national aid to rescue banks and maintain lending to the real economy. The European Commission imposed conditions to ensure co-ordination between member states, to enforce the European Union's single-market rules and to preserve free competition among banks, both now and after the recovery. European and American responses. It is clearly seen that continental Europe was less exposed to financial crisis: it has been less dependent on mortgage-based securities. That gave the banks a vision that they could ride out of the crisis. Too many leaders in the EU thought that they did not need a Europe-wide solution to the crisis. However, the amounts involved in various rescue packages are enormous: IMF expects write-downs by banks in the eurozone only to reach $750 bln in the next two years, plus $200 bln in the UK alone (6). Europe's delayed involvement is explained by the fact that most of its financial intermediation is still done by banks, not by a shadow banking system. Securitised lending is a small part of total credit. But since recession hit the real economy, European banks suffered great losses and IMF's conventional loans were expected to cover most of these losses. Accounting rules also allow banks to avoid writing down losses on loans until they materialise. But that does not remove their incentive to de-leverage, if they expect those losses to come eventually. Policymakers are therefore right to worry that credit is being withheld from the wider economy. To prevent a credit contraction in a recession, banks must be forced to hold enough capital to sustain lending. Hence, the need for capital adequacy audits or “stress tests”, argued the Commission. In Europe's integrated banking market, such tests – and the consequences for banks that fail them – should be designed in common and applied consistently in different countries. A patchwork of national solutions inevitably distorts competition and ignores their negative effect on neighboring countries. Neelie Kroes, former EU competition commissioner, tried to enforce a level playing field; but subjecting national policies to state aid rules was not a substitute for a common policy. There will be political obstacles to a common approach in the EU as long as member states retain final responsibility for recapitalising insolvent banks. That does not alter the hard fact that only a common approach among all EU member states will work. Private equity response to systematic risk. Simon Walker, chief executive of the British Private Equity and Venture Capital Association warned that proposed EU directive on alternative investment fund managers published by the European Commission in April 2009 was absurd. “What is being suggested would bring a huge number of mid-market private equity houses into a new and onerous regulatory regime and in so doing would also capture many hundreds of portfolio companies”, - writes S. Walker (7). The justification for intervention is the “systemic risk” for which alternative investment fund managers are allegedly responsible. Some have indeed been accused of playing that role, such as the hedge funds. But private equity has not been charged with adding to system risks, either in this proposal or a series of other international reports. There is no rationale for the Commission to intervene against private equity. Yet, if the EU investment directive were to become law, it would have a dramatic and damaging impact on the industry. There is a deep irony in this: private equity is well positioned to assist Europe's economic recovery. It has more than €114bln ($150bln) in funds in Europe ready to deploy in acquisitions. It has already played an important role in rescuing ailing and failing companies in Britain, as well as in Germany and Sweden. It is a force for good which European political institutions should be encouraging rather than threatening with intense regulation, - argued S. Walker. There are a number of detailed provisions which will adversely affect the larger buy-out houses. The most striking feature of the EU proposal, nonetheless, is the effect it would have on the mid-market sector and pure venture capital companies which expand beyond a certain size. The direct UK additional expenditure would be in a range of ?25,000-?30,000 per company in the portfolio, with the sizable indirect additional costs. This measure would thus heap utterly unwarranted costs on parts of the economy, which should be left free to create real value and would do so at the worst possible time (8). The scheme seems unfair to some experts arguing that it will have a severely anti-competitive bias. A huge range of privately controlled companies will be excluded by these regulations, while those owned by private equity will be compelled to obey them. It will also create a vast and unwanted burden for the regulators and the FSA would be obliged to police a swathe of companies far smaller than its normal customers, for which it lacks the in-house expertise and in the knowledge that there is nothing to be won in terms of enhanced economic stability. The British interests often run across those on the continental countries: almost 60 per cent of the European private equity industry is located in the UK and about 40 per cent of European portfolio companies which are presently hit by the crisis are owned by private equity houses based in the UK. A “regular British response” is to resist the EU initiatives but such British government steps would be profoundly bad for British business. Some say that it is insane to imply that the financial crisis means thorough regulations for small and big - publicly quoted - companies. But this is precisely what will happen if ministers in sectoral economies would not find an adequate solution. Global risk assessor. As a radical solution to the global and national RM issues policymakers are increasingly calling for the creation of an early warning system to prevent future financial, economic and other kind of crisis. It is, in fact, unclear as to who would operate such a system and how it could work. However, some economists have made some suggestions: thus former chief economist of the EBRD and World Bank Nicholas Stern's comment deserves a special attention. Mr. Stern suggested a “global risk assessor” to detect and manage crisis promptly, authoritatively and independently of “big countries and important economies” (9). Unbiased assessment of global economic system's stability is based on two requirements - it must be independent of: a) existing international financial institutions (which is theoretically possible), and b) important economies (which is difficult to imagine). The European crisis: the need for global macroeconomics. Already at the September 2009 G-20 summit in the US, the world's leaders obsessed with the economy's financial sector and banking regulations suddenly turned to the global political economy. After more than two years in the crisis, the global leaders have been slowly moving to the official recognition that the crisis was not only about dealing with the financial regulation and supervision only; it has deeper roots in global macroeconomic policy. Some argued that the main problems lie in the global economic-financial imbalances and stem from the following premises. First, the evident lack of an appropriate “self-correction” mechanism for dealing with the global imbalances. The bi-polar world after the 2 nd WW managed to provide a “reasonable balance” for half a century Western democracies and the Soviet block. But then, during the last two decades, the US-only “guided adjustments” in current account surpluses and deficits have led to disastrous consequences. Hence, the need for macroeconomic policy agenda. Second, the decade influence of the euro, as the “global reserve currency”, on the economic development in the now 17-eurozone members, e.g. in Germany, France and Italy. The eurozone has been running a small though a constant deficit in comparison to other EU members (and there are large cross-country imbalances inside eurozone). Stronger rules for stable common currency have been voiced lately, which could keep euro's role as a stable and balancing factor. Third, the lack of macro-economic policy actions on a global level, does not serve the world stability either; besides, the national economies are becoming increasingly inter-connected. The problem to be resolved is that an optimal macroeconomic regulation policy shall be appropriate to the specific circumstances of most influential countries. So far, there are numerous inherent differences among the main sub-regions in the world, e.g. the US and the EU, BRIC and others. Fourth, there is a certain dichotomy between the two approaches to “capitalism”: a pure western-type (the US example) and so-called European “social market economy”. Some argue in this regard about the inherent “public vs. private” options for solution: e.g., caps on current account imbalances are doubtful, as soon as their major consequences are driven by the private sector. Besides, private interests still generally govern economic growth with public involvement being often criticized and deemed to failure. On the European level, these trends clashed during last decade at least twice while re-directing the Stability and Growth Pact of 1997. Recently, in the EU-2020 strategy (the Union's stability and growth pact for the next 10 years in 2000) the call for the member states to intensify public efforts has dominated (10). These “backgrounds” of the global economic-financial imbalances are difficult to overcome in a stroke; they need coherent and timely efforts. However, it is important that the global G-20 meetings have become a sign of necessity, though they do not have any legitimacy to impose decisions on the member states. Nevertheless, their efforts and opinion will definitely count; besides, the members of the G-20 account for the lion's share of global imbalances. Hence, they must find optimal solutions, as well as draw efforts, to eliminate such crises in future. Additional assistance through European Funds. Numerous EU Funds provide additional opportunity for increasing economic potentials and activating employment. One of these funds is the EU Globalization Adjustment Fund, EGF. Since its creation at the end of 2006, the EU's Adjustment Fund assisted declining industries in several EU member states. Thus, during three years of its existence, the Commission distributed € 365 mln through 64 projects and assisted about 70 thousand workers. Most certain, Member States can use the opportunities provided by EGF to assist redundant workers. Lithuania has been most active in the EGF; however, all other countries can participate: the EU makes available € 500 mln per year for the EU-27. The revised rules are applied from the end of 2009. EGF was created to support workers who lose their jobs as a result of changing global trade patterns so that they can find another job as quickly as possible. When a large enterprise shuts down or a factory is relocated to a country outside the EU, or a whole sector loses many jobs in a region, the EGF can help the redundant workers to find new jobs as quickly as possible. It forms part of Europe's response to the financial and economic crisis. The economic recession means that companies (e.g. in the engineering sector) have been hit hard by the sudden drop in demand for mechanical and electronic machinery. It is often hard for the redundant workers both to find new opportunities and occasionally move to other sectors. The Commission makes some moves to support and training, which EGF can provide, to facilitate the transition to new jobs. As one of the examples, the European Commission approved two applications from Denmark (Brussels, 02 August 2010) for assistance from it. More than € 10 mln is provided to assist Danish government to return 1,149 redundant workers back into employment. The workers lost their jobs in the engineering sector after the economic slowdown exacerbated an already difficult situation for two Danish companies, i.e. Linak A/S and the Danfoss Group. The applications will now go to the European Parliament and the EU Council of Ministers for the final approval. In total the two Danish applications relate to 1,641 redundancies, of which 1,443 were in three companies in the Danfoss Group and 198 in Linak A/S. The dismissals were a consequence of the rapid decline in demand for mechanical and electronic machinery and financial pressures that left some companies with no alternative but to let workers go and transfer production to places with lower costs. All the companies affected are located in Sonderborg, a municipality in a relatively isolated part of Denmark where the iron and metal industry represents around 25% of all employment and where the engineering sector was the largest single sector. The impact of these redundancies at local level is huge and will push up the unemployment rate in an area where it is already higher than the national average. It is expected that the EGF assistance may include training in tourism and energy technology, education and training in business management and remedial education; employment incentives (such as incentives for people who wish to change careers) and also several incentives for business start-ups.   Fund's last three years' account. There have been 64 applications to the EGF since the start of its operations in January 2007, for a total amount of about €365.3 million, helping more than 68,500 workers. EGF applications related to the following sectors: - automotive (France, Spain, Portugal, Austria, Germany, Sweden); - textiles (Italy, Malta, Lithuania, Portugal, Spain and Belgium); - mobile phones (Finland and Germany); - domestic appliances (Italy); - computers and electronic products (Ireland and Portugal); - mechanical/electronic (Denmark); - repair and maintenance of aircraft and spacecraft (Ireland); - crystal glass (Ireland); - ceramics and natural stone (Spain); - construction (Netherlands, Ireland and Lithuania); - carpentry and joinery (Spain); - electrical equipment and furniture (Lithuania); - publishing and printing industry (Netherlands and Germany), - retail trade (Czech Republic and Spain) and wholesale trade (Netherlands) (11). Final reports from the earlier cases supported by the EGF show strong results in helping workers stay in the labour market and find new jobs. The EGF can fund active labour market measures focused entirely on helping the workers made redundant as a result of globalization, for example through: - job-search assistance, occupational guidance, tailor-made training and re-training including IT skills and certification of acquired experience, outplacement assistance and entrepreneurship promotion or aid for self-employment, - special time-limited measures, such as job-search allowances, mobility allowances or allowances to individuals participating in lifelong learning and training activities. The EGF is not funding, so-called passive social protection measures, such as retirement pensions or unemployment benefits, which are the competence of the Member States.  Only the workers made redundant because of globalization may benefit. The EGF does not finance company costs for modernization or structural adjustment. The EGF is connected to other EU funds. For example, the EU Structural Funds, in particular the European Social Fund (ESF), support the anticipation and management of change with activities, such as life-long learning, with a strategic and long-term perspective. The EGF, on the other hand, provides one-off, time-limited individual support geared to helping workers who have suffered redundancies as a result of globalization (12). The risk management at the EU level is intervened into the so-called “annual EU work programs”, WPs. The European Commission adopted its first WP for 2010 on 31 March 2010. It reflects the Commission's determination to lead Europe out of the economic crisis and deliver policy that eliminates economic and financial risks to states, business and citizens. The Commission has agreed on a list of 34 strategic priorities to be implemented in 2010, with another 280 major proposals under consideration during later 2-3 years. Each year the Commission formulates the work program for the EU-27 members concentrating on the most vital actions and activities. However, the WP-2010 program is specific, i.e. it is made according to the new tasks accredited to the Commission in the Lisbon Treaty (art. 17, TEU). That means that the EU member states agreed on designed priorities with an indicative list of initiatives for the years to come. The work program is an ambitious but realistic agenda showing the necessity to act – business as usual is not an option any more (13). The risk assessment and management in financial sector is much more complicated and cumbersome. Governments and banks, seldom by companies, issue bonds; firms issue stocks/shares. Bonds and shares are issued with orientation for the potential investments with a view to profits; thus, bondholders and shareholders bear the investment risk. What kind of risks are there in financial markets? Buying risky assets is justified only by an additional reward: the risk of return is adjusted by a risk premium (higher return, higher risks). Financial market allows for an investor to find assets with a corresponding (affordable) risk level. Generally, markets balance demand and supply by setting risk premium (14). However, financial markets do not just “price the risk”; they allow for diversification. The problem with financial markets during last decade was the increasing variety of “risky assets”, i.e. possibilities for profitable investments. Thus, numerous risky financial portfolio appeared with higher risk premium, though initial emission has never been funded in solid assets (as it happened with sub-prime house mortgage and loans). Risk diversified assets are difficult to trace when there are thousands and even millions of “stakeholders” in different continents. The latter phenomenon is called “asymmetric financial account” and could be difficult to tackle at the national level. In this situation some international regulations would help, e.g. Basel I, II and III for interbank markets and assets.   Perspective risk elimination In the crisis almost-aftermath period, the EU states are facing numerous urgent and difficult problems to solve: making their economies progressive, finding better ways out of crisis, preventing future shocks and avoiding dangerous risks. Among several economic models existing in Europe, the EU has to find one or two most adequate to the European stability. At the same time, the member states have to agree on such models: a difficult task for some governments. It has been generally acknowledged by the European politicians, economists and academia that the Europe's most acute risk problem presently is connected to banking sector caused by mismanaged financial institutions coped with that of the critical sovereign debts. This is what Europe is facing in the prevention risk situation in the so-called post-crisis period. Probably, new guidelines for national economies would make certain push towards preventing future risks. However, for the member states the task of avoiding risks while making their “own economic policies” seems even more complicated as these policies shall be allied into a common “European economic model”. The idea is to avoid European risks through national efforts, the idea that nevertheless becoming very urgent at present, when the EU is trying to figure out the regions' greatest shortcomings and perspectives. Such “European model”, if at all be formulated, would fit into the EU-27 member states' economic and development priorities, which are so far extremely “individualistic”. However, the risks are both national and European! In early February 2011, the EU member states were given a Franco-German proposal for a competitiveness pact with the main idea of creating more efficient economic governance at the “Union's level” for the member states. The important side effect was naturally to avoid inherent risks. Competitiveness idea seems to be generally accepted by all EU members, though the means and instruments to reach such “governance” widely divided. It looks obvious that the main European problems are embedded first – in low and outdated productivity, and only secondly –in the lack of competitiveness. Some argue that the “single market” would resolve all problems. However, there is still room to work on the effective side of this market: dismantling barriers to trade, activating external export, creating common corporate tax base, etc. With this in mind, three prominent European politicians, i.e. former prime minister of Belgium (Guy Verhofstadt) and two former presidents of the European Commission (Jacques Delors and Romano Prodi) have come up with some proposals. No doubt, that these proposals would make their impetus into avoiding further risks in all EU-27 member states (15). It has to be noted that Franco-German proposal was not greeted by all the member states. Even in Germany it aroused a storm of skepticism: at the end of February 2011, about 200 German economists wrote a letter to Financial Times denouncing the European Stability Mechanism (ESM) deemed as the permanent EU anti-crisis body from 2013. This is why the British financial daily suggested that “competitiveness agendas” was a waste of time that should be instead devoted to solving debt crisis (16). Some experts argue that it is important for avoiding risks to elaborate a “clear and united path to convergence on an agreed set of policy measures”. That should be done after “a strengthened social dialogue” at the EU-27 level with trade unions and corporate/business organizations (17). The Commission's main role is to lay down the foundations of a “new economic model” for Europe that would give the EU a competitive edge in global competition. That is not an easy task, as its performance needs a strong consensus among all 27 EU members. Monitoring risks. Another urgent issue is a regular monitoring of existing and future risks (most probably by the Commission, with the necessary pressure tools and sanctions). The abovementioned three politicians, including two former Commission's presidents have recommended even a creation of a “cluster of commissioners” with economic governance and competitiveness' competences. It is clear that the member states are reluctant to sanction each other; instead the Commission would acquire the monitoring and controlling functions. The idea of elaborating perspective reforms for the EU is in line with the Union's efforts to avoid risks. One part of it is to make an urgent and elaborated analysis of the present and perspective moves towards greater competitiveness. The ministries and academia, with the help of another professional organizations and civil society must get together for a fruitful dialogue on the issue. That work could be a good impetus into the perspective elaboration of a due mechanism for avoiding risks in European future development. Risk management in eurozone. European stability is generally based on risk-free development in the eurozone states. The EU's eurozone “security cushion”, otherwise known as European Financial Stability Facility (EFSF) equals € 420,6 bln. More than half of the “stability bond” is coming from three biggest eurozone states – Germany, France and Italy. They are becoming the main EU governments' guarantees concerning temporary fiscal union. At the end of January 2011, the most important bond issue in 2011 is taking place performed by the new Financial Facility. The reason is that despite the known € 420,6 bln facility EFSF can only lend about € 255 bln; it has to be collateralized for rating purposes. Government guarantees are quite unequally provided: three biggest states, Germany, France and Italy provide some € 290 bln, other five (Spain, Netherlands, Belgium, Austria and Portugal) make for about € 115 bln, other 9 eurozone states – €16,7bln . The eurozone states, one can say, are really different in their economies and power. The EFSF, with headquarters in Luxembourg, has actually three options in issuing bonds and fund bailouts for eurozone states in crisis: Sell bonds to outside investors, e.g. Japan (or may be even to China) or/and sovereign wealth funds; Buy eurozone government bonds instead of ECB, or Perform as a precursor to common eurozone bond issuance (18). The bond issue will be managed by Citigroup, HSBC and Societe Generale ; the issue is expected to make € 3-5 bln of five-year bonds. The general opinion is that the issue will go well, in particular, after Japan pledged to buy more than 20 per cent of EFSF bond. The bond issue is important in quantity as well: it is designed to raise € 18 bln as part of the € 85 bln rescue for Ireland. The outside opinion from the Goldman Sachs' Asset Management was such that the Union needed more fiscal measures, as the main problem in the EU was that of governance and structural policies rather than debt crisis. The issue of fiscal union is becoming appealing for investors: fewer buyers of peripheral eurozone countries' debt make sense of eurozone bond issue and away from individual sovereign issuing. Avoiding risk in research. Investment in research, development and innovation (RDI) has been identified as a key factor to improve competitiveness and ensure long term economic growth and employment in Europe. But finding private funding sources for RDI projects can be difficult due to their nature: complex products and technologies unproven markets intangible assets information difficult to evaluate by the financial sector. For this reason, the European Commission and the European Investment Bank have joined forces to set up the Risk Sharing Finance Facility (RSFF). RSFF is an innovative scheme to improve access to debt financing for private companies or public institutions promoting activities in the field of RDI. RSFF is built on the principle of credit risk sharing between the European Community and the EIB and extends therefore the ability of the Bank to provide loans or guarantees for investment with a higher risk and reward profile. The RSFF has a € 2bn capital cushion, € 1bn from the EIB and the same amount from the Commission's 7 th Research Framework Programme (2007-2013), enabling the Bank to lend more than € 10bn for this kind of investment. By mid-2010 already € 6bln had been committed. RSFF financing is available for promoters and entities of all sizes and ownerships, including corporations, midcaps, small and medium-sized enterprises, special purpose companies, public-private partnerships and joint ventures, research institutes, universities and science and technology parks (19). Eugene ETERIS, European Correspondent References: 1. Special Report on RM // Financial Times. 01.05. 2007. 2. See: Gren S. Managers fail to control hazards // Financial Times, Weekly review of the fund management industry. 06.04. 2009. P. 15. 3. See, e.g. International Marketing: a global perspective, 3rd ed. (Muhhacher H., Leihs H., Dahringer L.) - Thomson Publ., UK. 2006. 4. See: Grene S. Op. cit. 5. See: Financial Times. 27.04. 2009. 6. Financial Times, Editorial, A single stress test. 27.04. 2009. 7. See: Europe's plan threatens private equity // Financial Times. 29.04. 2009. 8. See: Bank of England Report, September 2009. 9. Stern S. The world needs an unbiased global risk assessor // Financial Times. 25.03. 2009. P. 9. 10. See: Munchau W. A recognition of the deep roots of the crisis // Financial Times. 28.09. 2009. 10. See: Financial Times. 04.06. 2010. P. 9. 11. For further information, see: - EGF website: http://ec.europa.eu/egf, and - European Commission's newsletter on employment, social affairs and equal opportunities. In: http://ec.europa.eu/social/e-newsletter. 12. See additional information on the Fund in the EGF's Annual Report: the production of an annual report on the EGF is a requirement of the EGF Regulation (Regulation (EC) No. 1927/2006). The EGF annual report is also a key element in the renewed Social Agenda, as the Fund enables the Union to show its solidarity with those who are made redundant as result of globalization. 13. The Commission's WP for 2010, March 2010 can be seen at: http://ec.europa.eu/atwork/programmes/docs/cwp2010_en.pdf  14. See, e.g. The Economics of European Integration, 3rd ed. (Baldwin R. and Wyplosz Ch.) – McGraw Hill, 2009. P. 550-551. 15. See: Europe must make a plan for reform, not a pact // Financial Times. 03.03. 2011. P. 9. 16. See: Financial Times. 0 4.03. 2011. P. 10. 17. Opinion expressed in: Financial Times. 03.03. 2011. P. 9. 18. See: Financial Times, Markets & Investing section. 18.01. 2011. P. 27. 19. http://www.eib.org/products/loans/special/rsff/ №4(54), 2011

Завершившийся подсчет статистических данных за первые два месяца года принес для стран еврозоны долгожданную хорошую новость: уровень безработицы впервые с конца 2008 года опустился ниже символического рубежа в 10%. Если точнее, то сведения по 17 странам, присягнувшим на верность евро, указывают, что среди трудоспособного населения лишены работы 9,9% (в январе было десять). Увы, есть и оборотная сторона, сообщает английская «Файнэншл таймс». Ширится разрыв между государствами-старожилами, образующими условное «ядро» Евросоюза, и странами «на периферии». Самая высокая занятость сегодня в Германии – 93,7%, причем именно здесь в феврале появилось 50 тысяч из общего числа 77 тысяч новых рабочих мест. По контрасту, в Испании количество безработных выросло и достигло 20,5% самодеятельного населения, причём среди молодого поколения эта доля равна ошеломляющим 43,5%. Двузначные показатели характеризуют ситуацию с занятостью в Португалии и Греции, хотя и появились, пока еще слабые, симптомы оживления экономики. «В 2011 году продолжится сокращение рабочих мест в государственном секторе, поскольку это является частью мер финансового оздоровления», – поясняет Говард Арчер, экономист в IHS Global Insight. По его прогнозам, безработица будет незначительно колебаться вокруг отметки в 10%, и начнет постепенно снижаться только к концу года или уже в 2012-м. Отсутствие работы пагубно сказывается на настроениях потребителей, что заставит их и дальше придерживать свободные средства. Таким образом, говорят эксперты, слабый спрос будет тормозить выход из кризиса. С этим тезисом согласен и Говард Арчер: «Сохраняющаяся высокая безработица и скромный рост заработной платы будут сдерживать потребительские траты в большинстве стран еврозоны». Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

Экономическое оздоровление Германии, быстрее прочих государств ЕС оправившейся от последствий мирового финансового кризиса, поделило республику надвое или, точнее, превратило её в страну двух скоростей. Юго-запад уже встал на ноги и мощно идет вперёд, а северо-восток всё ещё растерянно озирается в ожидании того, когда дела пойдут на лад. Успешнее всего идут дела в экономике Баварии и Баден-Вюртемберга, а самая скверная ситуация сохраняется в Берлине и Мекленбурге–Передней Померании. Это, между прочим, не малообоснованные предположения, а результат исследования, регулярно проводимого кёльнским Институтом германской экономики по заказу Объединения баварской экономики. Так называемый индекс шансов – это не статистическое описание экономической ситуации в том или ином регионе, а, скорее, придирчивая оценка динамики экономического развития. Главными критериями в этом отношении служат изменение доли безработных, число людей, занятых неполный рабочий день и его изменение, а также число незанятых рабочих мест. Рассмотрение этих показателей позволяет исследователям сделать вывод о том, каковы перспективы национальной экономики. В среднем, как сообщают эксперты, отмечаются отчетливые признаки оздоровления. Но «средняя температура по больнице» – показатель не особенно надежный. А как обстоит дело в региональном разрезе? Кроме уже названных лидеров в верхней части списка стоят Саар, Северный Рейн – Вестфалия и Тюрингия. А в нижней – Шлезвиг-Гольштейн, Бранденбург и Бремен. О замыкающих речь тоже уже шла. Показательно, что по сравнению с предыдущим исследованием Гамбург стал выглядеть еще хуже прежнего, а Тюрингия, напротив, заметно поправила свои дела. Кроме того, видно, что понемногу стал сглаживаться разрыв между старыми и новыми федеральными землями. Та же Тюрингия уже перешла в другую лигу, уверенно чувствуя себя в компании с Гессеном и Северным Рейном – Вестфалией. Зато старая Нижняя Саксония выровнялась с новыми землями – Саксонией–Анхальтом и Саксонией. Причем, в этой связке есть и еще один старичок – Ренйланд–Пфальц. А старые земли – Бремен и Гамбург прозябают заодно с новой землей Мекленбург – Передняя Померания. Руководитель Объединения баварской экономики Бертрам Броссард не удивлен такими результатами. По его мнению, они отражают долгосрочные тенденции, в которых весьма отчетливо проявились всегдашние достоинства и слабости различных регионов. Тот, кто прочно стоял на ногах до кризиса, легче перенес его удары и активнее взялся за дело. Южная часть страны и Саар, где особенно хорошо развита промышленность, стали подтверждением этому. Их в полном смысле слова вытащило на поверхность машиностроение. Недаром в сильных регионах доля металлообрабатывающей и электротехнической отраслей составляет 27%, а в слабых – 8%. Стоит добавить, что исследование проводилось ещё до того, как случилась японская трагедия. Не будь её, перспективы регионов, в которых сосредоточена промышленность, производящая комплектующие для автомобилестроения, электротехнические изделия и высокотехнологичную продукцию, могла бы с уверенностью смотреть в завтрашний день. Теперь, по мнению Б.Броссарда, какие-либо выводы на сей счет делать рано: надо посмотреть, как будет развиваться ситуация. Анализ динамики занятости в процветающих регионах показывает, что экономическое развитие сопровождается самым высоким ростом социальных обязательств, в частности страховых. За последние два месяца он вырос там на 7,1%, что весьма весомо по сравнению со средним показателем по республике, составляющим 0,9%. Но именно на юге страны видна и оборотная сторона этой позитивной тенденции: там начинает сказываться нехватка квалифицированных работников, как инженеров, так и рабочих. Это может весьма негативно сказаться на процессе преодоления последствий кризиса. По подсчётам Объединения баварской экономики уже в 2015 году в Баварии будет ощущаться дефицит 520 тысяч квалифицированных рабочих. А места для 25 тысяч инженеров и естествоиспытателей есть уже сейчас, да занять их некому. Одна надежда на то, что людей удастся привлечь из-за рубежа, из других стран ЕС… Сергей ПЛЯСУНОВ №4(54), 2011

Вот скажите: будут ли разумные люди возражать против того, чтобы был построен мост, который свяжет два берега Мозеля, станет частью новой трассы В-50, позволит оптимизировать движение между бельгийскими и нидерландскими североморскими портами с одной стороны и рейнско-майнским регионом – с другой, освободит от грузового транзита мозельские деревни, сделает более доступным проезд до аэропорта Хан и так далее? Речь идет о мосте, строить который впервые собрались еще в 1968 году. Перекинуть через реку его должны были неподалеку от Юрцига, точнее, между Трабен-Трарбахом и Бернкастелем. Протяженность предполагается в 1,7 километра, высота – 160 метров, такая, что Кёльнский собор под ним уместится, считай, в полный рост. В годы «холодной войны» у этого сооружения было еще и военное значение: тогда тягачам, груженным натовскими танками, надо было как можно быстрее добраться от североморских портов до Фульдской бреши – просторной низины, через которую стратеги альянса ждали (но так и не дождались) из Тюрингии удара советской бронированной армады. Теперь все эти стратегические сценарии могут интересовать только историков, но потенциальные экономические выгоды от строительства нового моста меньше не стали. Так что решение о выделении на этот проект 250 миллионов евро, принятое в 2008 году, понять можно. Еще 20 миллионов должно было притечь из земельной кассы Рейнланд-Пфальца, а всё прочее – до общей суммы в 330 миллионов евро – надеялись привлечь с помощью частных инвесторов. До кризиса это сделать не удалось, а уж потом – тем более. И проект вновь завис, хотя все партии, входившие в земельный парламент, его поддерживали. А уж после последних выборов, когда на фоне антиядерной истерии, последовавшей за японской трагедией, резко взлетела вверх популярность «зелёных», мост этот и вовсе рискует надолго остаться элементом компьютерной графики. Но есть те, кто этому несказанно рад, поскольку, искренне считает, что тем самым удалось предотвратить «экологическую, экономическую и культурную катастрофу». И эти люди – виноделы и знатоки вин, причем даже не столько германские, сколько французские, итальянские, британские, американские и так далее. Дело в том, что именно в среднем течении Мозеля, неподалеку от места предполагаемого строительства моста, находится своего рода Святой Грааль рислинга – самого известного в мире из германских вин. Виноделы знают, что особенно хорошо это вино удается тогда, когда лозе приходится переживать изрядный стресс. Но в этом случае речь всё же идёт о засухе или холодах, а не о грохоте строительной техники, которой волей-неволей придётся курсировать в самой непосредственной близости от виноградников. А грохот, тряска, и пыль – это надолго, ведь строительство продлится лет семь, а то и все десять. Да и эстеты крайне недовольны тем, что идиллический пейзаж среднего течения Мозеля будет «банализован» каким-то там мостом, будь он даже трижды необходим. С этим не соглашаются сторонники моста, полагающие, что он станет дополнительной туристической достопримечательностью, способной привлечь многих визитёров. Мозельских виноделов, грезящих о временах до Первой мировой войны, когда авторитет немецких вин, а в особенности – рислинга, нисколько не уступал ни бордо, ни бургундскому, можно понять: сейчас их отрасль на подъёме, послевоенные ошибки массового производства, когда штамповались непритязательные изделия вроде «Крёвер нактарш», преодолены и лишние сложности им ни к чему. Непростую задачу получило новое пфальцское правительство в наследство от предшественников! Александр ВАРВАРИН №4(54), 2011

Полицейские силы ЕС, осуществляющие миссию в Косово, продолжат преследовать албанских военных преступников, несмотря ни на какие протесты. Об этом заявила официальный представитель Миссии EULEX (Юлекс - Миссия Европейского Союза по обеспечению законности и правопорядка в Косово) Кристина Херодз. «Наше предназначение состоит в том, чтобы утвердить закон, и мы будем выполнять свой мандат. У нас есть исполнительные полномочия для расследования военных преступлений. Это не конкурс красавиц. Мы здесь решаем серьезную задачу», – сказала она, добавив, что Юлекс уважает свободу высказываний и право людей на протест. Поводом для таких оценок стала вторая масштабная протестная акция в столице Косово, в которой приняло участие около 2 тысяч албанцев, несших лозунги вроде «Освободить борцов за свободу!» или «Юлекс, убирайся прочь!». Организатором протестов выступила Ассоциация ветеранов войны, представляющая интересы бывших боевиков Армии освобождения Косово (АОК). Акция стала реакцией на то, что девять из них были арестованы по обвинению в убийствах и пытках сербов. Надо добавить, что начато предварительное расследование обвинений, выдвинутых Советом Европы против премьер-министра Косово Хашима Тачи, который участвовал в 1990-х годах в преступной организации, занимавшейся контрабандой в страны Европы человеческих органов для последующей пересадки. С негативным отношением к себе Юлекс сталкивается и в северной части Косово, населенной преимущественно сербами. Правда, причина этого иная: сербы полагают, что ЕС способствует утверждению косовской государственности. Ещё один серьезный удар по доверию к западным державам был нанесён решением косовского Конституционного суда, признавшего незаконным избрание Беджета Паколли президентом. В ходе избрания были зафиксированы нарушения парламентской процедуры, что не помешало ЕС быстро признать победу Б.Паколли. Теперь Брюсселю придется искать выход из трудного положения. Сергей ПЛЯСУНОВ №4(54), 2011

Разговоры о необходимости отказа от атомной энергетики в Германии не утихают уже много лет, временами набирая силу и мобилизуя изрядное число сторонников. Целая политическая партия – «зелёные» – сделала борьбу с АЭС одним из своих профильных занятий. Нагнетание антиатомных настроений, временами переходящее все разумные пределы, свойственно тем моментам, когда происходят катастрофические аварии, вроде чернобыльской или фукусимской. А японская трагедия, как на грех, стряслась незадолго до важных земельных выборов в ФРГ, и «зелёные» использовали ситуацию на 200%, триумфально пройдя в земельное правительство. Легко догадаться, что антиатомную карту они сейчас примутся разыгрывать с утроенной силой. Но так ли уж здорово обстоят дела в германской энергетике, чтобы можно было без колебаний вывести из-под нагрузки все АЭС и не столкнуться с негативными последствиями этого решения? Не стоит ли повнимательнее прислушаться к профессионалам, в число которых входит и Фриц Варенхольт, исполнительный директор компании «РВЕ Инноджи» – дочернего предприятия эссенского энергетического концерна РВЕ? Тем более что ему, работавшему и в экологических ведомствах, и в подразделениях, занимавшихся возобновляемыми источниками энергии, в общем, чужд узко технократический подход. Зато присуще осознание того, что поспешность в таких вещах может привести к тяжелейшим последствиям. Вот что искушенный менеджер рассказал в беседе с корреспондентом берлинской «Вельт». С момента введения моратория в ФРГ отключены семь АЭС. Катастрофа не разразилась. Стало быть, в них и в самом деле нет нужды? А это как посмотреть, считает Ф.Фаренхольт. Далеко не все знают, что нехватка электроэнергии на юге страны серьёзно обострилась и отключений пока удаётся избежать только потому, что, начиная с 17 марта, день ото дня увеличивается импорт электроэнергии из Франции (до 3 тысяч мегаватт) и Чехии (до 2 тысяч мегаватт). Идущие оттуда линии электропередач загружены до предела. Причём, из сопредельных стран немцы импортируют энергию, произведённую на атомных электростанциях. По словам Ф.Фаренхольта, в этом легко может убедиться каждый, кто заглянет на сайт компании «Энтсо-Е», эксплуатирующей европейские энергосети. Не могут об этом не знать ни деятели федерального правительства, ни их коллеги, скажем, из земельного правительства Баварии. От себя хочется добавить, что если это не лицемерие, то тогда я уж и не знаю, что можно назвать лицемерием. Есть ли перспективы улучшения ситуации? Вряд ли. А вот для её дальнейшего обострения возможности полностью открыты: в мае из-под нагрузки выведут атомные и угольные генерирующие мощности в сумме 8 тысяч мегаватт. Причина серьёзная: надо провести тщательный осмотр систем безопасности и плановые ремонты. Можно ли в такой ситуации спешно отказываться от атомной энергетики? «Я уже многие годы поддерживаю развитие энергетики ветровой, в особенности на шельфе, – рассказывает Ф.Фаренхольт. – Но нам ничем не поможет то, что мы – в том числе и РВЕ – настроим на севере страны ветряков суммарной мощностью в десятки тысяч мегаватт, если потом не сможем транспортировать эту энергию на юг. Чтобы достичь целей, заложенных в концепции развития энергетики, нам надо проложить 3 400 километров сетей. И до 2020 года сделать это, по моему мнению, не удастся. Да при этом правительство хочет ещё ускорить развитие энергетики, основывающейся на возобновляемых источниках. А я не могу назвать ни одной большой линии электропередач, которую было бы запланировано построить в ближайшие двенадцать лет! ЛЭП Шверин-Гамбург или Веймар – Северная Бавария двадцать лет не могут сдвинуться с места». Он напомнил также, что главными противниками строительства передающих мощностей всегда были «зелёные». «Я не знаю ни одной трассы, которую они поддержали бы», – замечает он. Да и нужное количество ЛЭП – это тоже еще не всё. Электроэнергия нужна и тогда, когда не дует ветер и не светит солнце. Чтобы запасти впрок то, что в период пиковых нагрузок могут произвести ветряки и солнечные батареи, надо создавать специальные мощности. Так, как это предполагает сделать РВЕ и его партнёры на юге Шварцвальда, где планируется возвести гидроаккумулирующую электростанцию (ГАЭС) мощностью 1400 мегаватт. Только дело в том, что потребуется на это не меньше десяти лет. По мнению Ф.Фаренхольта, если на юге страны не будет построена ГАЭС и к ней не подведут линии электропередач, то после отказа от всех атомных электростанций в том регионе отключения подачи энергии неминуемы. Причём не только для промышленных предприятий, но и для целых городов. В конце концов, не избежать блэкаута, и солнечные батареи будут даже при ясной погоде так же бесполезны как простой лист бумаги: чтобы раскочегарить, их надо сначала подключить к электросети. Также очень неприятно и то, что нехватка ЛЭП может привести к разделу страны на две части – зона низких цен на севере и зона высоких цен на юге. Достаточно сказать, что земля Гессен после отключения АЭС «Библис-А» и «Библис-В» вынуждена импортировать две трети потребляемой электроэнергии. То же самое ожидает Баварию и Баден – Вюртемберг после отключения всех АЭС в стране. «Все государства после фукусимской трагедии решили провести обследование своих атомных электростанций. Но ни одна из них не сочла необходимым отключить их или тем более встать на путь отказа от них. То, что произошло в Фукусиме, нуждается в профессиональной оценке, а это приводит к выводу: применявшиеся там меры безопасности были недостаточны», – уверен Ф.Фаренхольт. Когда строились «Библис-А» и «Библис-В», то их прочность рассчитывалась исходя из удара землетрясения, равного которому не было последние 100 тысяч лет. Оборудование поднято там на высоту, которой не достигало ни одно наводнение в истории, да ещё защищено стенами. Все эти меры потребовали вложений в сотни миллионов евро. Дизельных генераторов там не два, как в Фукусиме, а шесть. Отвод тепла гарантирован даже в случае отключения энергоснабжения. От атаки с воздуха эта АЭС была защищена после 11 сентября 2001 года весьма эффективным способом: в случае опасности заработают генераторы искусственной облачности. «Но мы останавливаем станцию, а электричество импортируем из Франции, где оно производится тоже на АЭС, но в сотни раз менее сейсмоустойчивых», – говорит руководитель «РВЕ Инноджи». Ф.Фарнехольта очень огорчает, что в нынешних жарких дискуссиях не принято особенно прислушиваться к мнению профессионалов – деловых людей, инженеров-энергетиков, учёных. «Сейчас время политологов, епископов и бывших политиков, – сокрушается он. – А мне, к примеру, очень любопытно: с кого будут спрашивать, когда придется расхлёбывать последствия поспешных, конъюнктурно мотивированных решений?». Честно говоря, в такой ситуации вполне обоснованным шагом было бы свертывание концерном всех инвестиционных программ. Но РВЕ, тем не менее, продолжает вкладывать в развитие возобновляемой энергетики свыше миллиарда евро в год. Причём расходы эти не будут сокращены даже после введения нового налога на АЭС, уверен Ф.Фаренхольт. Этот сектор, равно как и разведка газовых месторождений, которую ведет «РВЕ ДЭА», не будет затронут режимом экономии. А всем остальным придётся ужаться. Но, может быть, отказ от атомной энергетики затронет только индустрию, а простому потребителю он ничем не грозит? Этой точки зрения глава «РВЕ Инноджи» не разделяет. «Господин Эздемир и госпожа Рот (лидеры партии «зелёных». – Прим. ред.) заявили, что цены не вырастут, если будут закрыты атомные электростанции, поскольку их нишу заполнит энергия, производимая из возобновляемых источников. Но электричество, созданное с помощью ветра, пока всё еще вдвое дороже обычного, а вырабатываемое в солнечных батареях – и вовсе в 500 раз дороже. Надо к этому добавить также стоимость аккумулирующих станций. А уж когда начнутся нехватки, цены пойдут вверх, как бы некоторые политики ни отказывались это признать», – говорит он. Вот почему Ф.Фаренхольт уверен: политики должны сказать народу правду о том, каковы будут последствия ускоренного отказа от ядерной энергетики. Иначе перспективы развития возобновляемой энергетики будут вызывать опасение, когда гражданам через несколько лет предстоит узнать о том, насколько вырастут цены и как повысится число отключений энергии. «А если в тот момент ещё и наступит пауза в глобальном потеплении, то настроения могут измениться радикально. Так, как сегодня никто себе и представить не может. Как тридцать лет назад никто не мог себе представить, что тогдашняя цель социал-демократов – производить 50% электричества с помощью угля, а 50 – с помощью АЭС – будет сегодня пользоваться у немецкого народа нулевой поддержкой», – говорит он. Очень удивлён Ф.Фаренхольт тем, что в дискуссии совершенно не слышен голос влиятельных германских промышленных профсоюзов. «Они же должны знать, что станет с рабочими местами в Германии, если мы не сможем больше производить алюминий, медь, сталь, кремний и хлор. Останутся ли тогда в стране следующие ступени цепочки добавленной стоимости – моторостроение, автомобилестроение, машиностроение?» Ответ на этот вопрос очевиден и он очень печальный… Александр ВАРВАРИН №4(54), 2011

У Ингрид Нойбер, руководящей бюро забытых вещей при Берлинских транспортных предприятиях, работы без конца прибавляется. Не иссякает поток потерянных кепок, платков и зонтов. За 2010 год, по данным госпожи Нойбер, в метро, автобусе и городской электричке было обнаружено на 5,5% больше всего того, что рассеянные люди оставляют, где попало. Причём, в итоге из камеры временного хранения, находящегося на центральной Потсдамер штрассе, они забирают не больше трети потерянного. Многие просто не верят в то, что кто-то сдаст находку в бюро. Однако целыми ящиками в Бюро находок сложены забытые сотовые телефоны, компьютеры-ноутбуки и кошельки – порой, с довольно значительными суммами. Госпожа Нойбер уверена, что, хотя ежедневно и приносят до 150 оставленных пассажирами предметов, составляют они лишь часть того, что находят. Просто далеко не все поступают по совести: кое-что сразу же присваивается нашедшим. За 2010 год, согласно документам, в Бюро находок оказалось 47 467 предметов, в 2009 – 44 985, а в 2008 – 39 886. Динамика очевидна: рассеянность в среде берлинских пассажиров общественного транспорта прогрессирует год от года. Так что всем девяти коллегам госпожи Нойбер работы хватает с лихвой. Причину того, что растерях в германской столице становится все больше, она, тем не менее, усматривает в увеличении туристического потока: люди не знают куда обратиться или не успевают этого сделать. Если за шесть недель потерянное не забирают, то вещь выставляется на продажу с молотка. Ношеная одежда передается в «Красный крест». Если предмет стоит больше 50 евро, то нашедший по закону имеет право претендовать на вознаграждение. Как правило, оно составляет порядка 2,5% стоимости. Для вещей, найденных на улице и в общественных местах, предусмотрена другая процедура: если их не забирают на протяжении 6 месяцев, они переходят в собственность нашедшего. Фаст-фуд – источник депрессии? Испанские исследователи из Наваррского университета пришли к неожиданному выводу: гамбургеры и картофель-фри – стандартный ассортимент большинства предприятий быстрого обслуживания – могут довести человека до депрессивного состояния. И все потому, что они содержат модифицированные жиры и насыщенные жирные кислоты. Справедливости ради добавим, что они же содержатся и в выпечке промышленного производства. В поспешности испанских ученых обвинить трудно: работали они над этой темой долгих шесть лет, подключив к своему исследованию свыше 12 тысяч добровольцев, готовых положить на алтарь науки свой образ жизни и питания. В начале эксперимента ни один из его участников депрессией не страдал, а в конце «грусть-тоска-печаль» охватила 657 человек. А среди людей, активно потреблявших модифицированные жиры, риск попасть в тиски этого заболевания был на 48% выше, чем у тех, кто ограничивался жирами ненасыщенными. Авторы подчеркивают, что объектом исследования стали преимущественно европейцы, точнее, те из них, кто потребляет сравнительно много оливкового масла и других растительных жиров, а также рыбу. В странах вроде США, где модифицированных жиров потребляется примерно в 6 раз больше, риск попасть во власть депрессии значительно больше. Вот почему исследователи проводят связь между постоянно растущим числом европейцев, подверженных депрессивным состояниям, и радикальным изменением их питания. Плантации на дому То, что многие европейцы любят возиться с растениями – не новость. Но в последнее время что-то очень много стало появляться «мичуринцев», интересующихся возделыванием одного-единственного дара природы – конопли. Недавно венская полиция нашла в квартире по адресу Урбан-Лориц-плац, что в районе Нойбау, настоящую плантацию – несколько сотен вызревших растений. Эксперты оценили урожай в 2 миллиона евро. Если учесть, что дело было поставлено на поток, и поспевала конопля волнами, с тщательно подобранным интервалом, то можно вышеназванную сумму увеличить в несколько раз. Бизнес, однако! Но даже богатый жулик всё равно остается жуликом. Не смогли победить свою натуру и венские плантаторы, несомненно, имевшие весьма внушительные доходы. И, тем не менее, электричество, которое постоянно требовалось для их занятий, они предпочли не оплачивать как положено, а тырить, пустив провод в обход счетчика. Криминальный дуэт, состоявший из двух мужчин, был задержан еще в декабре прошлого года. Взяли их изящно, как говорится, in flagranti, то бишь, в момент, когда они любовно поливали из леечки свои растения. Когда эксперты провели анализ ДНК подозреваемых, то выяснилось, что один из злоумышленников раньше трудился на другой квартирной плантации – на Ляйе штрассе, что в Бригиттенау. Полиция узнала о ней в 2009 году, когда из-за лопнувшей водопроводной трубы квартиру залило. Плантатор тогда успешно смылся от греха подальше. А вот жительнице берлинского района Фридрихсхайн спастись бегством не удалось: полиция взяла её буквально у дверей квартиры на Грюфиус штрасе. Там и была возделанная плантация конопли, хотя заметно скромнее, всего 80 растений. Зато кроме «марьиванны» у дамочки обнаружили в квартире кокаин, так что сидеть ей теперь не пересидеть. Полиция клянётся, что навел её на плантацию анонимный звонок: обычная отмазка оперативных сотрудников, не желающих раскрывать свои источники информации. Какая уж тут анонимность, когда сами же полицейские признались журналистам, что марихуаной на лестнице отчетливо тянуло чуть ли не до первого этажа. Покатался… Четырехлетний житель Лилиенталя, что под Бременом, предавался занятию, любимому многими мальчишками этого возраста: сидел за рулем папиной машины, стоявшей перед домом, и старательно повторял «др-др-др». И все бы ничего, да дитя оказалось очень наблюдательным, а папа – весьма непредусмотрительным. Поэтому ключ был оставлен в замке зажигания, машина поставлена на скорость, а ручник не затянут. Бойкий мальчик повернул ключ, как это всегда делал папа. Машина послушно завелась, прыгнула вперед, пробила соседский забор, пропахала сад и остановилась, только взяв на таран соседское авто. Юный автолюбитель донельзя перепугался, но этим и отделался. А забывчивому папе предстоит теперь выплатить несколько тысяч евро. Лиса и магнетизм Зоологи из германского Дуйсбургско-Эссенского университета в сотрудничестве с коллегами из Пражского агарного университета проработали вопрос об охотничьих повадках рыжей плутовки – лисицы. Они зафиксировали 600 прыжков на добычу, предпринятых в различное время 80 лисами. Результаты исследования опубликовал специальный журнал «Байолоджи леттерз». Оказывается, когда лиса находит добычу, к примеру – мышь-полевку, она резко подскакивает и обрушивается на неё сверху. Причем в высокой траве или под снегом жертву свою она не видит, а только слышит. Исследователи установили, что при этом охотница, готовясь к прыжку, стремится занять положение точно по направлению магнитного поля – вдоль оси север–юг. Никакого влияния на эти намерения не оказывает ни время года, ни погода, ни время дня. При этом успешными оказываются свыше 80% прыжков в северном направлении и около 60% – в южном. Все попытки, предпринятые в других направлениях, оканчиваются успехом менее чем в 15% случаев. Как трактовать эти результаты? Учёные считают, что получены первые эмпирические доказательства теоретического предположения о том, что звери могут пользоваться своим внутренним компасом для определения не только направления, но и расстояния до цели. Необъяснимая настойчивость Исполнительность, конечно, большое достоинство, в особенности для полицейского, но вот если она превращается в тупое усердие, то дело плохо. Примерно так и получилось с чинами бирмингемской полиции, взявшими в оборот Мэтта Джилларда, проживающего в этом городе на Рептон роуд. Проводя какую-то свою операцию, стражи порядка явились к нему в квартиру с обыском. Взглянули и извинились: виноваты, мол, адресом ошиблись. Хотели прийти на Рептон гроув, а пришли на Рептон роуд, с кем не бывает. И что же, инцидент исчерпан? Не тут-то было! Незваные гости, что называется, зачастили. У кого из них и что заклинило, сможет ответить только начальство, да и то после детального разбирательства. Но к Мэтту Джилларду люди в форме стали являться с завидной регулярностью. И ходили, между прочим, полтора года! Обитатель квартиры на Рептон роуд проявил выдержку и невозмутимость, свойственные истинному британцу, стоически перенося бессмысленные визиты. Но после сорокового посещения сломался и он. «Мне трижды обещали, что мой адрес будет изъят из всех баз, перечней и списков и ко мне полиция отныне больше ни ногой», – возмущается Мэтт Джиллард. Обещать-то обещали, а приходить с обысками так и не перестали. До тех пор, пока разъяренный бирмингемец не наябедничал на них в прессу. Тут уж полиции пришлось заверять журналистов, что сделано всё, чтобы усердные не по разуму столпы правопорядка, наконец, отстали от ни в чём не повинного человека. Пишите, и страх пройдет У большинства людей во время экзаменов невольно возникает волнение. Но у некоторых оно принимает масштабы паники, а в такой ситуации голова начисто выключается – какие уж тут экзамены. Однако британские ученые предложили способ, предназначенный для тех, кому не удается держать себя в руках. Оказывается, за несколько минут перед началом испытания надо взять чистый лист бумаги и записать на нём все свои страхи – дескать, ужас как боюсь этого экзамена и так далее. И что же? Да то, что в результате такие облегчившие душу испытуемые преодолели экзамены заметно успешнее, чем те, кто не решился доверить свои страхи бумаге. Однако, исследователи полагают, что этот метод может иметь довольно широкую сферу применения. Так же можно поступить и перед другим важным, но вызывающим опасения событием – ответственной презентацией, произнесением речи, беседой о приёме на работу. И все-таки он попался! Саксонская полиция может праздновать победу. Больше двух лет ей не удавалось поймать увертливого вора, питавшего страсть к дамскому «дессу». Да такую непреодолимую, что крал он это бельё отовсюду и при первой возможности. Во время обыска в его квартире украденное изымалось в полном смысле слова мешками. Белья у него дома было столько, что вполне хватило бы для открытия собственного специализированного магазина. Добывал он предметы своего вожделения с веревок во дворах, с чердаков, с балконов, из подвалов, где добропорядочные дамы имеют обыкновение сушить выстиранное. Чтобы не бросаться в глаза, обычно перед выходом на дело увенчивал свою голову женским париком. Теперь ограбленных жительниц маленького Гроссенхайма полиция просит о помощи. Понимая, что требовать назад предметы своего интимного туалета после того, как они побывали в руках у маньяка, мало кто захочет, стражи порядка просят дам хотя бы опознать своё «дессу», чтобы задокументировать кражи и отправить воришку на заслуженный отдых в места не столь отдаленные. Незваный гость Ситуация, достойная отображения в фильме ужасов: семилетняя девочка открывает дверь в уборную, а из унитаза на неё, не мигая, смотрят глаза удава. Мудрено ли, что ребенок смертельно перепугался! А чего вы еще хотите после всех гаррипоттеровских страстей с василиском, появляющимся в школьном туалете? Даже взрослый человек, знающий, что боа-констриктор для людей опасности не представляет, и тот невольно вздрогнет от такого нестандартного зрелища. Естественно, мать девочки – еще, слава богу, что она была дома! – подняла тревогу, оповестив полицию и зооспасателей, входящих в пожарную службу, не преминув, тем не менее, сделать фото незваного гостя. Поймать рептилию, неизвестно откуда взявшуюся в многоквартирном ганноверском доме, не удалось: она преспокойно просочилась обратно в канализацию. Эксперты из местной Высшей ветеринарной школы подозревают, что боа ускользнула из какого-то частного террариума, но пока хозяин не дал о себе знать. Возможность того, что она пролезла на волю через форточку или окно специалисты практически исключают: удавы слишком теплолюбивы, а до жары на улице еще далеко. А вот проникновение в канализацию через унитаз для такой рептилии – милое дело. Тем более, что, судя по фото, речь идет о молодом экземпляре, «толщиной с ручку швабры». №4(54), 2011

В стенах МГИМО-Университета 28 марта 2011 года прошла междисциплинарная конференция аспирантов «Постлиссабонский этап в развитии права, экономики и политики Европейского Союза и его государств-членов и отношения Россия-ЕС», организованная Европейским учебным институтом совместно с Институтом европейского права и кафедрами европейского права и европейской интеграции. Слушания, посвященные актуальным вопросам политического и экономического развития ЕС, эволюции его нормативно-правовых основ и углублению партнерских отношений в масштабах Большой Европы, получились по-настоящему репрезентативными. В них приняла участие большая группа аспирантов и молодых преподавателей с самых разных факультетов МГИМО. К ним присоединились также молодые коллеги из МГУ, РУДН и других университетов России и стран СНГ. Председательство на форуме взяли на себя ведущие отечественные и зарубежные специалисты в области европейского права и европейской интеграции. Своего рода жюри конференции сформировали профессора Евгений Этерис из датского Института европейской интеграции, Алехандро Рибо Лабастида из Колледжа Европы (Бельгия) и Михаил Бирюков и Марк Энтин с кафедры европейского права МГИМО. Выступая на ее открытии, директор Еврейского учебного института М.Энтин еще раз напомнил докладчикам о заранее согласованных правилах игры: конференция проводится, чтобы дать оптимальную площадку для дискуссии, для приобретения навыков выступлений и дебатов в задиристой придирчивой аудитории, для обкатки того, что уже подготовлено ими в рамках работы над диссертационными исследованиями. Поэтому никаких шпаргалок. Долой заунывное чтение текстов. Да здравствует живое общение с залом, активное обсуждение поднятых проблем и нелицеприятная критика друг друга. Тем более что все они по праву являются экспертами в области знаний, выбранной организаторами для совместного анализа и осмысления. Главное – чтобы прозвучавшие замечания и несовпадающие мнения помогли молодым ученым в их дальнейших изысканиях. Работа конференции прошла в три этапа. Пальма первенства была отдана юристам (первая секция). Затем кафедру захватили экономисты (вторая). И лишь потом очередь дошла до политологов (третья). Всего с интересными, тщательно выверенными, глубокими научными сообщениями, каждое из которых стало основой оживленной дискуссии, выступили 32 аспиранта. На первой секции молодые ученые опробовали свои силы на разборе общих и специальных проблем права Европейского Союза, их новом прочтении с учетом опыта, накопленного за почти полтора года практического применения Лиссабонского договора, и интереса найденных ЕС решений для Российской Федерации. Докладчики посвятили свои выступления анализу перспектив дальнейшей унификации и гармонизации договорного права ЕС (А.Виноградов), регламентации лоббистской деятельности в ЕС и России (Д.Добросмыслов), еще большего ужесточения законодательства ЕС об энергетической эффективности и энергосбережении (Н.Аристова). С большим интересом были встречены комментарии последних судебных решений ЕС по некоторым пограничным проблемам права конкуренции и защиты интеллектуальной собственности (К.Энтин), сильных и слабых сторон учреждения и деятельности Европейской компании (Societas Europaea) по праву ЕС (Е.Наумова). Много нового участники дискуссии почерпнули из научных сообщений о нормативной основе организации совместных международных расследований уголовных дел и практике их проведения (Ф.Ализаде), об осуществлении уголовно-процессуальной юрисдикции консульскими должностными лицами на территории дипломатических представительств и консульских учреждений (П.Литвишко), правовом статусе и возможностях использования европейского ордера на представление доказательств (М.Морякова). Этот блок проблем касался различных аспектов европейского уголовного права и обеспечения общего пространства свободы, безопасности и законности. На второй секции также очень удачно получилось то, что, казалось бы, совсем разные доклады, тем не менее, гармонично дополняли друг друга. Так, одно из выступлений было специально посвящено исследованию проблем и перспектив европейского мультикультурализма, актуальность которых в современной Европе просто-таки зашкаливает (А.Веретевская). Фактически оно послужило введением для разбора его самых различных аспектов и проявлений. Свой весомый вклад в общую копилку обсуждения внесли все те, кто рассказывал о деятельности Совета Европы и о том, как себя чувствует в нем Россия (А.Данилюк), иммиграционной политике ЕС (Ю.Шмагина), новых мотивах, различимых в ней в постлиссабонский период и особенно в последнее время (Л.Пасякина). Много пересекающихся, смежных моментов было затронуто во вроде бы несхожих по тематике научных сообщениях о значении политики конкуренции (А.Зайцева), политических сетях в структуре ЕС (Е.Саворская), влиянии групповых интересов на процесс принятия наднациональных решений (В.Чернышева) и о европейской бюджетной политике ЕС (Е.Сидорова). По сути, все они касались всё тех же вопросов – лоббирования в Европейском Союзе, его специфики, отличии от того, что делается в этой области, например, в США или России. Последнее время Брюссель предпринял дополнительные усилия для того, чтобы навести в ней порядок. Как, зачем, какими методами, в чьих интересах – обо всем этом участники конференции подискутировали в свое удовольствие. Несколько выбился из общего, зачастую слишком эвристического контекста только доклад о месте Гибралтара в контексте европейской интеграции (М.Кузнецова), но только потому, что добавить к предложенному анализу никто ничего практически не мог. В рамках третьей секции основной упор был сделан на обсуждении динамики отношений между Россией и Европейским Союзом и некоторых основных направлений внешней политики и политики безопасности ЕС. Некоторым ключевым на сегодняшний день аспектам двустороннего взаимодействия посвятили свои выступления Л.Сутормина – «Постлиссабонский этап развития иммиграционной политики ЕС и отношения Россия-ЕС», Е.Игнатущенко – «Партнерство для модернизации» как элемент сотрудничества России и ЕС в целях формирования единого европейского научно-исследовательского пространства», А.Барышников – «Диалог по окружающей среде Россия – ЕС». Хорошее впечатление на всех произвело научное сообщение С.Апальновой «Сотрудничество России и ЕС в области торговли ядерными материалами на современном этапе». По акцентам в изложении материала, по структуре выступления – по всему чувствовалось, насколько глубоко ученый разобралась в проблематике, и представляет себе интересы взаимодействующих сторон. Рационально построенными выступлениями, конкретикой, включая обильное приведение иллюстративных данных, порадовали присутствующих Д.Турланов – «Правовые основы сотрудничества России и ЕС в таможенной сфере: состояние и перспективы развития», М.Цикун – «Правовое регулирование коммерциализации результатов интеллектуальной деятельности в России и опыт ЕС», Е.Олейник – «Россия-Украина-ЕС. Перспективы трансграничного сотрудничества на примере еврорегионов «Верхний Прут» и «Донбасс», М.Акулич – «Цены на газ по долгосрочным контрактам Газпрома VS цены на спотовых площадках ЕС», Л.Врбашки – «Основания и пределы ограничения доступа авиаперевозчиков ЕС на внутренние воздушные линии Союза». Несмотря на позднее время, столь же вдумчиво и внимательно молодые эксперты отнеслись к научным сообщениям, прозвучавшим в заключительной части конференции. Может быть, в том числе, потому, что в них затрагивались далеко неоднозначные и даже противоречивые моменты внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности ЕС. Они касались центрально-азиатской политики ЕС (Г.Акказиева), Восточного партнерства (Ф.Абу Бакр), перспективы членства Турции в ЕС и новых нюансов в проводимой Анкарой политике (Ю.Гайдаева), отношения к Лиссабонскому договору в Италии (Е.Маслова). По большому счету, конференция получилась. Многим ее участникам она позволила получить первый опыт публичного выступления. Они смогли озвучить результаты ведущихся ими научных исследований, апробировать некоторые из уже полученных выводов. Похоже, форум выполнил свою миссию: молодые ученые сумели отточить на нем столь нужные им навыки подготовки и представления научных сообщений, вежливой и в то же время нелицеприятной критики, взвешенной уважительной полемики. Этому председательствующие на нем были особенно рады. Конференция аспирантов и молодых преподавателей завершила свою работу, но ее участники продолжают свои научные исследования. Будем надеяться, что переработанные ими журнальные варианты подготовленных ранее выступлений в максимально короткие сроки – это, правда, зависит, прежде всего, от них самих – будут опубликованы. Как планируется, в случае соответствия установленному стандарту качества, они войдут в специальный выпуск одного из регулярных периодических изданий МГИМО. Надеемся, что подобные конференции станут традиционными. Начало положено. © Вера АЛИЗАДЕ, аспирантка кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики МГИМО, Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО №4(54), 2011

Трудно переоценить значение восприятия образа страны или интеграционного объединения, как, например, ЕС, в мировых делах. Этот образ оказывает влияние на текущие политические решения, на инвестиционную стратегию, на все аспекты международного сотрудничества, деловые и личные контакты. В конечном счете, речь идет об отношении к стране со стороны людей, не живущих в ней: нравится ли им она, уважают ли они ее, интересно ли туда поехать, можно ли там успешно вести бизнес. Образ страны может иметь значительные положительные или отрицательные последствия. Что формирует имиджевые и репутационные черты государств? Самые разные составляющие – известные исторические события, войны, торговля, путешествия, пропаганда, СМИ. Образ страны – не статичный продукт, он меняется с течением времени, находится в зависимости от социально-экономических и политических условий, а также определяется усилиями по его положительному формированию и продвижению, которые прилагают правительства. И Россия, и Испания имели и имеют яркие, сильные образы в глазах остальной Европы. Позитивные или негативные – это особый вопрос. Но образ, построенный на сложившихся стереотипах, узнаваемый во всем мире, безусловно, существует. Каковы стереотипы представлений об Испании? Если задать этот вопрос в разных аудиториях, то услышим вполне традиционный набор. В него войдут солнце, фиеста, сиеста, фламенко, коррида. Обязательно будут упомянуты вино, паэлья, симпатичные люди, футбол, «Реал Мадрид», оливки и т.д. Одним словом, tierra de siesta y fiesta (земля праздников и сиесты). В отношении России за рубежом возникают в настоящее время довольно банальные ассоциации. Расположим их в зависимости от того, как часто они повторяются. Это газ, водка, медведь, матрешка, балалайка, самовар, березка, КГБ. Сейчас стало модно ссылаться на «карту стереотипов», созданную болгарским художником и публицистом Янко Цветковым, где представлены разные страны Европы. Эта карта – условна, да и искусственна, хотя этот сайт посетили уже более 500 млн. пользователей. Так вот, Испания на этой карте – страна фламенко, а Россия – газовая кладовая Европы (1). Стереотипные обобщения часто используют политики и дипломаты, не говоря уже о журналистах. Жаль – страны сами по себе намного интереснее, богаче, ярче, чем их стереотипные обобщения. Тем не менее, в настоящее время и Россия, и Испания борются за свой новый имидж, новый бренд и старательно продвигают его на мировой арене. Обе страны интересны и необходимы друг другу в политической, экономической и культурной сферах. Они, несмотря на географическую удаленность, объединены особым пространством. Говорить о схожести поведения, характеров и исторической судьбы русского и испанского народов уже стало общим местом. И Россия, и Испания пережили господство и влияние чужой цивилизации (хотя и в разный исторический период). Обе страны смогли найти силы и испытать пассионарный толчок, чтобы сбросить чужеземное иго (татаро-монгольское иго и арабское владычество в случае с Испанией) и в то же время воспринять другую культуру и впитать в себя лучшее, что принесли им завоеватели. Обе страны создали новые цивилизации: испанцы – ибероамериканскую, начав экспансию на Запад, русские – евроазиатскую, продвигаясь на Восток до Тихого океана. В разные периоды исторического развития можно найти схожие параллели и в социально-политическом, и культурном развитии наших стран. Вот только некоторые из них: наполеоновские войны и героическое сопротивление захватчикам народов России и Испании, жесточайшие по накалу гражданские войны, тоталитарные диктатуры Франко и Сталина (при всем их различии), переход к либерализации и демократизации общества, существование национальной проблемы в настоящее время. Многие философы и мыслители отмечали общие психологические черты и духовные поиски, связывающие русский и испанский народы. Сравним высказывание испанского дипломата и историка Сальвадора де Мадариаги, долго жившего в США, о сущности испанского характера, со словами Николая Бердяева, который много размышлял о сути русского человека в годы эмиграции во Франции. «Испанский характер полон противоречий. К нему применимы такие прилагательные как жесткий и человечный, смиренный и бунтующий, энергичный и ленивый. Испанцы спонтанны и преисполнены достоинства, они демонстрируют все то, что мы можем называть человеческим микрокосмосом. Это люди страсти, они могут концентрировать силу воли перед лицом особых обстоятельств, они способны на сверхчеловеческие поступки», – пишет С. де Мадариага  (2, c. 66). Николай Бердяев, говоря о русских, подчеркивает такие черты как анархизм, спонтанность, неудовлетворенность. Русская душа, пишет он, представляет собой сочетание разнородных сущностных начал: «неисчислимого количества тезисов и антитезисов – свободы и порабощенности, революционности и консерватизма, новаторства и инертности, предприимчивости и лени» (3). А вот как подается русский характер в глазах современных испанских авторов: «бравада, сердечность, коммуникативность, гостеприимство, спонтанность, склонность к меланхолии, примат сердца над разумом, дух противоречия. Неприязнь к прагматизму»  (4). Нельзя отрицать, что русские и испанцы, в отличие от других европейских народов, живут больше чувством, чем головой. Они полагаются на интуицию. Для них традиции, в том числе религиозные, несмотря на секуляризацию (в России в годы советской власти, в Испании в настоящее время), значат больше, чем технологические инновации и материальные интересы. Трагическая фигура Дон Кихота, ставшая символом мира испанского языка, чуждая западному прагматизму, так хорошо была понята и прочувствованна именно в России. Об этом писал И.С. Тургенев (5, с.168). Вторя ему, позднее испанский философ Мигель де Унамуно утверждал, что в России лучше всего поняли сущность Дон Кихота. Ярко проявляется близость наших народов и в экспрессии чувств – любви, ненависти, дружбы, способности прийти на помощь, в страдании. «Наверно, нет никакой другой страны, которая могла бы выдержать столько страданий и лишений, как Россия, только наш несчастный народ Испании может с ней в этом сравниться», – писал испанский публицист, свидетель послереволюционных (1917г.) событий в России (6, c.71). На наш взгляд, говорить все же нужно не столько о схожести характеров и исторической судьбы двух стран, сколько об их совместном отличии от судьбы и истории общеевропейской, и даже об определенном комплексе неполноценности, который преследовал Россию и Испанию на протяжении долгого исторического периода, их ощущении «пребывания с края Европы». В 1916 году молодой русский музыкант Сергей Прокофьев по пути из Франции терпеливо дожидался на испанской границе, когда закончится подготовка поезда в связи с разницей в размерах железнодорожной колеи в Испании и остальной Европе. Он записал в своем дневнике, что чувствует так, будто возвращается к себе домой. Еще он записал, что в Испании все должно быть по-другому, не так, как в остальной Европе (7). Вот это – «не так, как в остальной Европе» продолжает сохраняться и в наши дни. Несомненно, это сближает наши народы. Россию западноевропейцы всегда обвиняли в отсутствии привычных для них черт цивилизации, системы ценностей. В глазах западноевропейцев тех давних времен, Россия – дикий, варварский, закрытый и огромный край, отступивший от истинной веры. Испанию, сформировавшуюся на крайнем западе европейского континента, начиная с VIII века, в Западной Европе вообще считали Востоком, причем периферией Востока, варварской, непонятной, архаичной, странной. По словам испанских историков, возникла «черная легенда» об Испании (8), появление которой было обусловлено долгим мусульманским присутствием, и это создало образ людей диких, нетипичных, крайне религиозных, агрессивных, воинственных. В конце XVIII века возникает другая легенда об Испании – «желтая» (9). Легенда о романтической Испании со всеми специфическими атрибутами: веера, мантильи, дуэньи, плащи, шпаги, серенады под балконом, страстная любовь и т.п. Она благодатно легла на русскую почву, что нашло отражение в многочисленных художественных произведениях с испанским «колоритом» на протяжении всего XIX века. Напомним в этом контексте пародийный образ «Желание быть испанцем», созданный Козьмой Прутковым: Тихо над Альямброй, Дремлет вся натура, Дремлет замок Памбра. Спит Эстремадура! Дайте мне мантилью, Дайте мне гитару, Дайте Инезилью, Кастаньетов пару (10, с.69). По причине закрытости страны и долгой изоляции в годы диктатуры Франко (своего рода «железный занавес») образ Испании, как отсталой страны «пиратов, цыган, тореро, Кармен», культивировался в Европе. Только когда Испания открыла свои границы для иностранных туристов – начиная с 60-х годов XX века, этот образ стал меняться. Лозунг «вернемся в Европу» сделался ключевым для тогдашнего испанского руководства. После 1975 года начался активный процесс демократизации страны, а вступление в Европейский Союз означало для Испании особый исторический этап включения в общеевропейский контекст. Поэтому можно сказать, что упомянутый комплекс неполноценности активно преодолевается. В настоящее время испанские правящие круги делают очень многое для создания привлекательного международного имиджа Испании. При этом широко задействована так называемая политика «мягкой силы» – potencia  blanda (11, c.258). Культурные, пропагандистские и прочие меры предназначены для позиционирования испанского государства как открытой миру, динамично развивающейся, демократической страны, располагающей огромным историко-культурным достоянием и уникальным туристическим потенциалом. Проект, получивший название marca-pais ставит целью формирование национального бренда, подобно тому, как промышленные компании в целях рекламы своей продукции создают собственные торговые марки. Для создания бренда необходимо время, гибкость и способность к адаптации в условиях перемен. В то же время бренд должен отражать «эмоциональные ценности» (valores emocionales). Желательно, чтобы в бренде присутствовала формула успеха и коммуникация. Также можно найти логотип по примеру, как это делают известные компании (identidad visual). И еще очень важно: создавая новый образ, бренд – нельзя лгать, это только повредит восприятию. В рамках этой кампании большое место уделяется продвижению испанского языка, его активному изучению за рубежом и на многочисленных курсах для туристов внутри страны. Большую роль в проекте marca-pais играет Институт Сервантеса, имеющий свои отделения более чем в 60 странах, в том числе и в России. Логотип этого Института, а также понятия «испанидад» (hispanidad) – буква N. Политика испанского бренда дает хорошие результаты и имеет большое будущее, несмотря на издержки от экономического и финансового кризиса, который ударил по экономике страны. В настоящее время Испания занимает второе место в мире (после Франции) по числу иностранных туристов – около 60 млн. ежегодно. На Всемирной выставке в Шанхае испанский павильон был в четверке наиболее посещаемых. Испания на этой выставке позиционировалась как «страна современная (moderno y plural), развивающаяся в духе сотрудничества, с уважением к окружающей среде, со способностью к инновациям, солидарной и равной, с одинаковыми условиями для развития мужчин и женщин (12). Интересно, что победа на чемпионате мира по футболу значительно повлияла на положительный образ страны за рубежом, подпорченный кризисом. Эта победа дала людям веру в себя, укрепила дух солидарности, даже на время стерла националистические проблемы, писали испанские газеты. Говорили даже о начале роста ВВП и изменении в лучшую сторону экономической ситуации, росте потребления (13). На протяжении истории в сознании испанцев, также как и в сознании россиян, существовали разные представления друг о друге, причем иногда прямо противоположные одновременно, как это было в годы гражданской войны в Испании. К сожалению, образ России в глазах испанцев в настоящее время, в силу множества объективных и субъективных причин, носит отрицательный характер. Россия для простого испанца ассоциируется с мафией, коррупцией, олигархами, авторитаризмом, цензурой, энергетическим шантажом, живучестью постимперского синдрома. Этот образ во многом формируется под влиянием СМИ. Большинство статей в главных газетах Испании – алармистские, присутствуют сенсационные разоблачения, жесткая критика без глубокого анализа событий. Активно используются журналистские приемы – авторская логика изложения, избранные лингвистические единицы, специально подобранный видеоряд. Освещаются практически только недостатки, присущие российскому обществу, и, как правило, пугающие обывателей. В то же время, справедливости ради, надо сказать, что в правящих, академических и кругах интеллектуальной элиты этот образ России менее критичен. Но не они формируют общественное мнение. Представления о России во многом также складываются под влиянием мнения испанских бизнесменов, работающих в нашей стране (В России присутствуют более 300 испанских компаний). Их озабоченность вызывают налоговые и таможенные процедуры, бюрократия и коррупция, хотя и признаются интеллектуальный багаж, личная культура и образованность российских партнеров. Простые испанцы, посетившие российские города в качестве туристов, не преминут заметить плохое обслуживание, пробки на дорогах, недружелюбие, грубость, отсутствие трудолюбия, низкие зарплаты большинства населения, резкое классовое расслоение. Отрицательное впечатление оставляют в Испании и многие из 500 тыс. российских туристов, посещающих ежегодно эту страну. Нельзя не отметить, что в Испании всегда ценили и ценят русскую культуру, восхищаются достижениями России в науке, искусстве, спорте, образовании. Признается, что современная Россия стала самостоятельным политическим, экономическим и военным игроком в отличие от 90-х годов прошлого века, что ее национальные интересы не должны обязательно совпадать с интересами западных держав, и что она имеет полное право эти свои интересы отстаивать (14). России есть чему поучиться у Испании в продвижении своего положительного образа. Прежде всего, нужно внимательно изучить и, возможно, использовать наработанный испанцами опыт формирования и функционирования государственных механизмов в создании национального бренда. Пора отказываться от известных шаблонных приемов в представлении нашей страны, пропагандировать ее современный облик: реформы, положительные изменения в обществе, курс на модернизацию и инновации, развитие предпринимательства, высокий уровень образования, достижения культуры. Словом, активно и творчески информировать о себе мировое сообщество, что будет способствовать укреплению российских геополитических интересов. Елена АСТАХОВА, к.и.н., доцент кафедры испанского языка МГИМО 1. Известия. 27.09. 2010. 2. Madariaga, Salvador de. Ingleses, Franceses, Espanoles. Madrid-Barcelona, 1931. 3. Бердяев Николай. Судьба России : Книга статей. М., 2008. 4. Del Rio Ruiz. Cuando miremos a Rusia // La Razon. 7.05. 2004. 5. Тургенев И. С. Собр. соч. в 12 томах. М.: «Художественная литература», 1956. Том 11. 6. De los Rios, Fernando. Mi viaje a Rusia sovietista. Madrid, 1970. 7. Алексеев М.П. Очерки истории испано-русских литературных отношений XVI – XIX вв. Л., 1964. 8. Zea Leopoldo. Discurso desde la marginacion y la barbarie. Madrid, 1988. 9. Ibid. 10. Сочинения Козьмы Пруткова. М.: «Художественная литература», 1976. 11. Noya Javier. Potencias blandas. Diplomacia publica, imagen exterior y marca-pais en EEUU y Espana. – Perspectivas exteriores 2004. Madrid, 2004. 12. El Pais. 30. 0 8. 20 10. 13. Ciudadania Exterior. 11.08. 2010. 14. ABC. 02.04. 2009. №4(54), 2011

Наверное, у большинства любителей попутешествовать Средиземноморье ассоциируется, прежде всего, с летом и солнцем. Однако, как выясняется, зимой, при довольно прохладной погоде и под дождем, здесь тоже здорово. Моё первое знакомство со средиземноморскими курортами зимой состоялось на Кипре, а точнее – в горной системе Троодос. Сначала всё походило на подготовку космонавтов к первому полёту – микроавтобус по мокрой дороге и на не такой уж маленькой скорости поднимается всё выше по крайне извилистой дороге. Если предварительно плотно не позавтракать, а во время пути – закрыть глаза, укачает основательно. За бортом – сильнейший туман (и как это водитель ориентируется, может, помнит дорогу наизусть?), загадочные очертания горных вершин и, само собой, пропасти, в опасной близости от которых приходится проезжать на поворотах. Но не успеешь начать жалеть, что ввязался в эту экспедицию, как становится понятно: не все так плохо. Микроавтобус останавливается на перекур на участке, где туман заметно менее непрогляден, и помимо глотков свежего воздуха, получаем несколько хороших кадров в фотоаппарате. В какой-то момент даже не верится, что всего через три-четыре месяца толпы загоревших иностранцев будут останавливаться в этом же месте, чтобы, рассуждая о том, что здесь, намного выше уровня моря, не так сильно страдаешь от жары, полюбоваться на то, как солнышко освещает расположенные между горами деревушки. Но главная цель путешествия впереди. Это – основанный еще в XI веке византийским императором Алексеем Комнином монастырь Киккос. В нём, как выяснилось, есть чем полюбоваться верующим, и не только. В тёплое время года всё, видимо, выглядит иначе, но зимой и под дождём, а ещё и с туманом, это здание производит своеобразное впечатление. Если бы в этот момент близ него оказался кинорежиссёр, он наверняка решил бы снять тут фильм о чём-то таинственном, даже леденящем кровь. Иначе быть не может – коричневатые объятые туманом древние стены стали бы отличной декорацией. Мозг уже вовсю генерирует разные варианты сценария для такой картины. Так и хочется поверить, что в этом монастыре, к примеру, ещё с византийских времен хранят какую-нибудь страшноватую тайну. И если она перестанет быть таковой, то человечеству несдобровать! Однако всё меняется, когда заходишь внутрь. Тут можно встретить вполне милых и дружелюбных монахов, которые явно никаких ужасных тайн не скрывают. Им тоже не нравится сырость, но они на этом не зацикливаются: скоро весна. Кассир продает билеты. А десятки туристов, решивших именно зимой посетить Киккос, одну из главных достопримечательностей Кипра, осматривают местные красоты, стоят в очередь в музей, покупают сувениры, бродят вдоль келий, расположенных под навесом вокруг внутреннего двора. Наконец, пристальное внимание гостей монастыря привлекает икона Богородицы. И самое интересное – внутри нет даже тени внешней унылой, даже зловещей суровости, которую изобразила для нас в этот день стихия. При желании Киккос можно посетить за каких-нибудь 15 минут: быстро, опередив конкурентов, пройти к кассе в музей, осмотреть церковь с иконой, немного оглядеться по сторонам, и всё – можно ехать дальше. А можно минут 40 прогуливаться по монастырю, вдыхать свежий горный воздух, прислушиваться к дождю и думать о том, что страшный фильм здесь снять все-таки не получится – угрюмое внешне здание внутри оказалось добрым и тёплым! Увы, приходится уезжать. Впереди красивая, но опасная туманами дорога, которая, в конце концов, уйдёт из гор и приведёт нас в Никосию. Мы оставляем Киккос. Но, кто знает, может быть стоит туда вернуться летом, Хотя бы для того, чтобы окончательно отогнать от себя мысли о съёмках там кинофильма в стиле Хичкока… Владимир ЕРМАКОВ Никосия – Москва №4(54), 2011

Ну да, есть в Австрии деревушка с таким названием, и что с того? Уютное такое поселение, 32 дома, число постоянных жителей 104 человека. Практически рай земной! И существует, ни много, ни мало, а, согласно легенде, с VI века, когда его основал некий Фоко. Первое письменное упоминание о Фукинге относится к 1070 году*1, написание его за прошедшие века не раз менялось, но с XVIII века оно устоялось в нынешнем виде, не таящем для немца никаких подводных смыслов. Старогерманский суффикс -ing обозначает здесь принадлежность, а сам Фукинг, таким образом, всего лишь «место, где живут люди Фоко». Нарушали безмятежную жизнь обитателей Фукинга только злоумышленники, частенько воровавшие дорожные указатели, как и положено, стоявшие на въезде в деревню и выезде из неё. Но и с этим можно было мириться, тем более что кражи сих жестянок были единственным преступлением закона, когда-либо регистрировавшимся в законопослушном Фукинге. К тому же таблички терпеливо восстанавливали. А когда надоело каждый раз выкладывать за них по 300 евро, то в 2005 году и вовсе заменили обычные на «противоугонный» вариант. Но вот два немецких предпринимателя – Штефан Фелленберг и Флориан Краузе – сумели повернуть дело так, что известность Фукинга взлетела на общеевропейский уровень. Ушлые баварцы решили варить пиво, в название которого упоминалось бы имя австрийской деревеньки. И Европейское ведомство по гармонизации единого внутреннего рынка это бестрепетно разрешило, обосновав тем, что никаких отрицательных коннотаций новый брэнд не вызовет. У немцев, разумеется, не вызовет. Но вот у англоязычных, да и просто «англознающих» – еще как! Ведь пиво-то бизнесмены варят светлое, что по-немецки обозначается словом «хэлль». А по-английски пишется как «Hell». Осталось только сложить нехитрый паззл, чтобы получилось словосочетание «Fucking Hell», понятное даже тем, кто не искушен в тонкостях английской обсценной лексики. Есть основания предполагать, что новый брэнд в определенных кругах может стать бесспорным хитом, даже вне зависимости от его вкусовых достоинств. Тем более, что откровенно скверное пиво в Германии – немалая редкость. Ведь варится-то «Fucking Hell» не в Австрии, а в ФРГ, точнее в Шварцвальде, в пивоварне «Вальдхаус». А у дуэта Фелленберга и Краузе, между прочим, есть отличные шансы расширить палитру своих брэндов: в ФРГ есть как минимум еще два подходящих города с названиями Киссинг и Петтинг.*2 Андрей ГОРЮХИН *1 Деревня Фукинг располагается в земле Верхняя Австрия, в 4 километрах от границы с Германией и в 33 километрах от Зальцбурга. Основана неким знатным баварцем по имени Фоко. В разное время название её писалось как Vucchingen, Fukching, Fugkhing, пока не пришло к устоявшемуся ныне варианту. Автобус в это богоспасаемое место заходит всего однажды в день, зато делает целых две остановки – в Верхнем Фукинге и в Нижнем Фукинге. Знай наших! Местные жители рассказывают, что британские туристы обожают фотографироваться на фоне таблички с названием их деревни. Такое вот тонкое чувство юмора. Почтовых открыток в стиле «Привет из Фукинга» австрийцы почему-то не напечатали, а могли бы, поскольку тянущиеся к прекрасному британцы, говорят, частенько спрашивают их в окрестных отелях. Большинство «фукингеров», как следует именовать по-немецки местных жителей, решительно не согласно с тем, чтобы поменять название деревни, сохраняющееся уже несколько веков. Если кому-то что-то не нравится, то это его дело, а нас все устраивает, вполне логично замечают они. Местный житель Йозеф Винклер попытался даже заработать на названии своей деревни, основав сайт www.fucking.at, через который он продавал футболки с изображением деревенской дорожной таблички и фразой "I like Fucking in Austria". Его соседи недвусмысленно дали понять, что не в восторге от этой затеи и, хотя товар расходился отлично, бизнес пришлось прикрыть. «Всё же люди здесь очень привержены традициям», – сокрушается господин Винклер. *2 А вот Киссинг, находящийся в баварской Швабии, в 10 километрах от Аугсбурга, это уже целый городок с населением в 11 253 человека. Петтинг – тоже городок в Баварии, но только впятеро меньше. В нем живет 2309 человек. Зато в Петтинге, лежащем неподалеку от альпийских предгорий, есть достопримечательность – озеро Вагингер зее, привлекающее туда отдыхающих, пресытившихся курортами в теплых краях. №4(54), 2011

Юридический вакуум способен создавать проблемы на ровном месте. С этим столкнулись сейчас европейские эксперты, изучая, какое именно мясо и молоко попадает в их тарелки, да и в тарелки остальных жителей стран ЕС. Оказывается, туда могут попасть вырезки и ребрышки, рульки и антрекоты потомков клонированных животных. Непосредственно клонированная овца или свинья на мясопереработку однозначно не попадет. Зато относительно их потомства такого запрета нет, хотя нет и уверенности в том, что это мясо не представляет угрозу здоровью человека. Просто пока проблема еще не изучена, и ученые не пришли к тому или иному выводу. Тем не менее, потомство клонов уже поступает в продовольственную цепочку со всеми вытекающими последствиями. Проблема возникла летом 2010 года, когда в Шотландии были выявлены такие случаи. Европейский Парламент занялся проблемой, но пока конкретного результата не добился, и она осталась юридически не урегулированной. Запрещено использование в пищу клонированного скота, но про его потомство ничего не говорится. Поэтому на прилавки и столы поступают мясные и молочные продукты соответствующего происхождения, причем, его невозможно отследить даже при желании. О каких объемах идет речь? Ответа на этот вопрос тоже нет. В Америке клонирование не запрещено. Итальянская газета «Стампа» приводит данные, согласно которым в конце 2008 года в США работали три компании, занимавшиеся клонированием быков, изготовив таким образом 600 голов. Вряд ли эти экземпляры попали в пищу: с учетом их себестоимости отбивные получились бы золотыми. Зато использование их материала для искусственного осеменения – выгодное занятие, а себестоимость их потомков уже нормальная. Издание отмечает, что в ЕС 2,5% семенного материала крупного рогатого скота импортируется, в основном из США и Канады, только в 2010 году было ввезено около миллиона доз. Но и прямой импорт мяса тоже велик. Только в Италию было ввезено 18 миллионов тонн свежего и мороженого мяса из Бразилии, 9,3 миллиона из Аргентины, 1,3 миллиона из США. Сколько из него получено от потомков клонов? Опросы населения показали, что 63% жителей стран ЕС не хотели бы есть такие мясные и молочные продукты, а 83% хотели бы иметь возможность узнать из этикеток происхождение продукта. Но пока им с этим придется подождать. Светлана ФИРСОВА №4(54), 2011

Печатание книг постепенно дополняется изданием их электронных версий, что открывает новое измерение для этого бизнеса, по крайней мере, в Испании. Молодые энергичные предприниматели, занявшиеся благородным еще со времен Гуттенберга ремеслом, придали импульс этому сектору экономики, который, худо-бедно, предоставляет работу 30 тысячам испанцев и выдает на-гора 1% ВВП. Уже в следующем году каждое четвертое книгоиздательство будет предлагать читателям цифровую версию своей продукции. Цифровая революция шагает широко и размашисто. Книги здесь выходят сразу на четырех основных языках: испанском (кастильском), каталанском, галисийском и баскском, называющемся эускера (его происхождение – лингвистическая загадка). Результаты продвижения печатного слова в массы под негласным лозунгом «читающая Испания», впечатляют: в 2009 году издано 76213 произведений (включая повторные издания); с конвейера сошло 330 миллионов экземпляров (в среднем по 4328 на каждого автора); за это время продано 236 миллионов книг. Вместе с тем, только 57% испанцев старше 14 лет обращаются к книге в свободное время. Как итог, в среднем испанцы прочитывают по 9,8 книги за год. Почти по одной книге в месяц. Но если сравнить… можно и обзавидоваться. Владимир МИХЕЕВ №4(54), 2011

Человечество задает себе не так много вопросов. Главных. Коренных. От которых зависят все и вся. Один из них – почему люди рождаются добрыми или злыми. Возвышенными или низкими. Благородными или подлыми. Яркими или серенькими. Честными или омерзительными. Или становятся ими. Поиск ответа на него пронизывает всю историю культуры. Всю историю философии. Древнекитайской. Европейской. Арабской. Потом снова европейской. Наконец, всеобщей. Но ответа нет. А ведь над ними бились лучшие умы. Они что-то придумывали. Объясняли. Растолковывали. Строили какие-то архетипы. Выводили закономерности. Писали об ответственности семьи. Родителей. Учителей. Общества. Выдавали рецепты. Религиозные. Светские. Социальные. Асоциальные. Призывали перекроить себя. Переделать. Переплавить. Подразумевая под собой человека. Или перестроить общество. И даже во имя высказанных ими идей поднимали толпы. Вели на баррикады. Шли под пули. Рубили головы. Но люди как были гадкими или славными, человечными или жестокими, заботливыми или равнодушными и еще много-много подобных «или», так ими и остаются. Весь прогресс человеческого духа, искусств, словесности и ремесел, все знания и умения, все социальное экспериментирование, включая слом и восстановление политических режимов, в этом отношении ничего не изменили. Люди как рождались обращенными к свету или к тьме, так ими и рождаются. Или становятся. Как, почему, отчего – приоткрыть тайну, найти разгадку, столь важную для сохранения человеческой цивилизации, для того, чтобы всем нам жилось хоть чуточку лучше, так и не удалось. И не потому, что плохо старались. Отнюдь. Старались изо всех сил. Жизнь на это положили. И не одну. Всю мировую литературу поискам разгадки посвятили. Поэтому она, кстати, так для нас ценна, и всеми нами так бесконечно любима. А, может быть, мы что-то проглядели. Может, знание было, но мы его то ли забыли, то ли утратили. Не исключено. Во всяком случае, недавно найденные за Уралом – между Екатеринбургом и Нижним Тагилом – останки какой-то древней, ранее неизвестной культуры, на которую совершенно случайно натолкнулись археологи, на это указывает. На том месте, где, как все были уверены, никогда ничего не было, где простиралась культурологическая пустыня, где якобы никогда ничего не происходило, отыскали памятники древней цивилизации. Углеродный анализ показал, что им более пяти или даже семи тысяч лет, – точнее сказать не берусь. Те места романтично назвали «долиной городов». Вот одна из легенд, дошедших с той эпохи. Она рассказывает о еще более стародавних временах. Тогда Земля была еще совсем юной. Солнце – ясным. Климат – ласковым. Горы – высокими. Водоемы – безбрежными. Леса – бескрайними. Нивы – обильными. А что все может заполонить тундра и вечная мерзлота, никто даже не подозревал. Землю тогда населяли удивительные люди. Высокие. Статные. Красивые. Гордые. Благородные. Чувственные. Страстные. Умеющие любить и дарить любовь. Стремящиеся не к знаниям, но к мудрости и пониманию. Среди них не было ни одного уродца. Ни одного приспешника тьмы. Все они принадлежали свету. Все они жили на светлой стороне. Вполне естественно, что ни войн, ни голода, ни предательства, ни подлости они не знали. Все эти «чудища» были бесконечно чужды их обществу. Они были просто невозможны. Будучи людьми, оставаясь людьми, они были в то же время не совсем ими. Они были иными. Они были магами. Все. Абсолютно все. Только подавляющее большинство из них были просто магами. Обычными магами. Как любой из них. И лишь небольшая горстка составляла касту высших магов. Они тщательнейшим образом отбирались. А потом долго-долго, год за годом учились. Их натаскивали, их обучали только одному. Но главному для тогдашних людей Земли, для всего живущего на ней. Со временем, пройдя посвящение, они вливались в когорту тех, кто обеспечивал, чтобы люди рождались только на светлой стороне. Дело в том, что Земля, – утверждает легенда, – была и остается средоточием силы. Внутри Земли сила находится в сбалансированном состоянии. Наружу же она выходит либо в виде силы зла, либо силы добра. Представления о том, что человек рождается добрым или злым, подлым или благородным и т.д., – это все сказки. Как и то, что он становится тем или другим. Человек рождается полым сосудом – вместилищем силы. И его может заполнить любая из них. Предназначение высших магов как раз в том и состояло, чтобы при рождении ребенка, при появлении на свет любого живого существа, подавлять силы зла. Чтобы все сущее рождалось только и исключительно на светлой стороне. И справлялись они со своей миссией безукоризненно. Ведь они составляли как бы единое целое. Личного интереса, личных амбиций для них не существовало. Они подчинялись высшему предназначению – они служили другим. И дар, полученный ими от природы, дар подавлять, удерживать, отводить зло, не давая ему заполнить человеческий сосуд, на протяжении всей своей жизни целенаправленно совершенствовали и развивали. Золотой век продолжался бесконечно. Тысячелетие за тысячелетием. В мире царствовала гармония. Ничто не предвещало беду. И все же случилось непредвиденное. Внутри Земли баланс почему-то нарушился. Как, из-за чего, неизвестно. Но нарушился. Наружу начало выходить все больше и больше зла. Сдерживать его становилось сложнее и сложнее. Высшие были на пределе. В сложившейся ситуации у них было два пути. Они могли попробовать организовать экспедицию в недра Земли, чтобы попытаться поправить положение. Или приступить к массовому набору в «школы» высших магов. У каждого из вариантов были свои плюсы и минусы. Преимуществом первого варианта было то, что предлагалось бороться с причинами происходящего, а не следствием. Недостатком – что экспедиция могла просто сгинуть. Преимуществом второго варианта было то, что он выглядел осуществимым и действительно мог дать результат, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Но у него, как казалось, были даже еще более серьезные недостатки. Надо было резко снижать планку требований. Каста высших магов размывалась. Значительная часть из них отвлекалась от выполнения основной миссии, что могло иметь непросчитываемые последствия. И, пожалуй, главное – он очень походил на паллиативное решение. Ведь предлагалось противостоять следствию, а не причинам. К тому же ничего не гарантировало, что в случае дальнейшего изменения баланса внутри Земли с задачей удастся справиться. Как часто или почти всегда бывает в критических ситуациях, общество раскололось. То есть каста высших магов раскололась на две части. Во главе каждой из них встал наиболее влиятельный, наиболее авторитетный высший маг. И тот, и другой искренне верил, что только он является мессией. Только он принесет спасение. Только он знает, что правильно. Что и как надо делать. Раскол стал страшной, трагической, непоправимой ошибкой. Наскоро сбитая экспедиция высших магов двинулась в недра Земли и сгинула. Может быть, если бы за ними стояла вся магическая сила всех высших магов, получилось бы иначе. Но частью высших магов им в поддержке было отказано. Партия высших магов, выступившая за экспедицию, не могла бросить своих товарищей в беде. Это противоречило бы всей их сути, всей их сущности. Ведь они были светлыми магами. На помощь первой экспедиции отправилась вторая. Потом третья. Но связь и с ними вскоре была потеряна. Другая же партия, чтобы доказать верность своего выбора, бросилась судорожно готовить новое поколение высших магов. Дабы преуспеть, она отвлекла от выполнения основной миссии – подавления зла – слишком много, критически много светлых. Катастрофа не заставила себя ждать – при очередных рождениях оставшимся «на вахте» не удалось удержать под контролем ментальное поле Земли, и в полый сосуд, который представляли собой в первый момент новорожденные, вселилось зло. Тут бы высшим магам одуматься, собраться вместе, консолидировать свои силы и договориться, как им быть дальше, как поступить теперь. Вместо этого они вновь раскололись на две непримиримые группировки. Одни выступили за то, чтобы найти какое-то светлое решение. Другие – за то, чтобы уничтожить прорвавшееся зло. Жизнью новорожденных они предлагали пожертвовать. И понятно: лес рубят, щепки летят. «Калэтарал дэмидж» – на англо-саксонской мове. Никакого примирения, никакой совместной дискуссии среди высших магов не получилось. Нетерпимость, радикализация высших магов зашли слишком далеко. И, без оглядки на оппонентов, глава одной из фракций высших магов уничтожил слегка окрепших и подросших новорожденных. Уничтожил, не предупредив остальных. Уничтожил, воспользовавшись, в том числе, магической силой своих приспешников. Это стало концом. Ужасным. Чудовищным. Рукотворным. Концом цивилизации магов. Убийцы не могли оставаться светлыми. Совершенное ими страшное, противоестественное деяние – злодейство против зла – навсегда пометило их. Мгновенная трансформация превратила их в темных. Дальше все развивалось по до боли знакомому сценарию. Между темными и светлыми магами началась война на уничтожение. Страшная. Беспощадная. Непримиримая. Она завершилась полным, тотальным самоуничтожением всех магов. Всех – и высших, и просто магов. Потому что такова логика войны. Особенно когда во главе двух противоборствующих лагерей стоят существа, обладающие колоссальной созидательной и разрушительной силой, которую они используют для взаимной аннигиляции. Цивилизация магов исчезла. От нее ничего не осталось. Или почти ничего. Была ли она на Земле, мы вообще сейчас с полной уверенностью сказать не можем. Оставшихся от нее предметов материальной культуры мы до последнего времени не встречали. Хотя преданий, древних и нынешних, по планете бродит немало. И с годами становится все больше. Земля же, как и тогда – много лет назад, продолжает выбрасывать вовне добро и зло. Она, как и прежде, заполняет ими полые сосуды нарождающейся новой жизни. Только подавлять зло на Земле теперь больше некому. Вот и расселились по Земле мерзкие, гадкие, подлые, низменные существа, с полным правом претендующие на то, чтобы называться людьми. За ними или с ними пришли болезни, голод, предательство и неблагодарность как норма поведения, нетерпимость, войны, геноцид, Холокост. В таком мире мы с вами теперь живем. А все почему – потому что когда-то в далекой-далекой древности, когда золотой век сохранить еще было реально, амбиции высших магов, вставших во главе касты, расколовшейся надвое, выступивших в поддержку двух непримиримых вариантов развития, взяли вверх. © Н.И. ТНЭЛМ №4(54), 2011

Человек так устроен: он ко всему быстро привыкает. Очень. Может быть, даже слишком. И не отдает себе отчет в том, что жизнь вокруг меняется. Порой самым неожиданным образом. Без знака плюс или минус. Просто меняется. В том числе, у нас здесь, в Европе. Одной из узнаваемых черт перемен стал тотальный переход на конкурсную систему отбора всего и всех. Мы и глубоко нами любимые родители сталкиваемся с суровой действительностью с младенческого возраста. С ясельного, если быть точнее. Хотя, куда, почем и на каких условиях идти, решается еще при определении подходящего роддома (а также города и страны, в которых он располагается). Потом конкурс приходится проходить буквально на каждом шагу. И повсеместно. При поступлении в начальную, среднюю школу и старшие классы. При зачислении в бакалавриат и магистратуру. Затем, расталкивая локтями конкурентов, чтобы получить хорошую работу. Непыльную, престижную и высокооплачиваемую. Не говоря уж про движение по карьерной лестнице. Точно также – чтобы добыть себе приглянувшуюся вторую половину. Не уточняю какую, поскольку этот вопрос в последние годы становится все более болезненным. Чтобы отвоевать себе место под солнцем. И если бы только это. Без конкурса теперь и не туда, и не сюда. И не вздохнуть, и руки не повернуть. В переносном смысле, конечно. Хочется тебе картину красивую приобрести, дабы ее на стену повесить и ею любоваться, изволь пожаловать на аукцион. Нужно тебе что-то заказать, построить, приобрести, если тебя угораздило в госструктурах или на госпредприятии работать, тем более что-то возглавлять, – туда же. На тендер, аукцион, конкурс. На что угодно, чтобы тебе все душу вымотали. Чтобы из тебя все соки выпили. А потом еще все не так сделали. Скоро и в прямом смысле точно также будет. Захотел глоток чистой воды испить – конкурс. Глоток свежего воздуха вздохнуть – конкурс. На пляже в полный рост вытянуться или, скажем, снедь какую не генномодифицированную съесть или выпить – что нужно сделать, вам уже заранее известно. И это отнюдь не только индивидов там всяких, то бишь, отдельных личностей касается. Нет, все теперь по одним правилам конкурсно ориентированной жизни играют. Будь то социальные группы или группки, государства, бизнес любого размера и прыткости и супранациональные объединения. Единственно называться это будет по-разному. Когда откровенно конкуренцией. А когда и более тонко, иносказательно – трудным сотрудничеством, партнерством или даже союзническими отношениями. Похоже, однако, не только одно человечество перешло на эти рельсы тотального увлечения конкурсами красоты, песен, фильмов и всего прочего, включая подлости и глупости. Дурные привычки настолько заразительны, что перед ними никто устоять не может. Даже высшие силы. Вот и Высший Управитель, поддавшись общему увлечению, решил свой конкурс среди землян провести. На предмет того, кто, какой народ или этнос самый-самый. Зачем ему это понадобилось, только он сам ведает. Поелику он сам себе судья. Ну, может, для чего-то потребовалось. Или просто так, что, наверное, ближе к истине. Ведь и когда люди их устраивают или придумывают (особенно, чтобы себе и окружающим жизнь вконец испортить), тоже не всегда понять можно, зачем они это делают. Ну, сначала, как положено, Высший Управитель региональные конкурсы провел. Предварительный отбор сделал. Использовал для этого самые простенькие испытания. А когда четверка победителей осталась, поставил перед ними проблемку посложнее. Ударил посохом о землю один раз – забил ключ с мертвой водой. Ударил второй – забил ключ с живой водой. Ну-ка, покажите, что вы с этим сделаете, – сказал, – и скрылся в своей тайной и таинственной обители. Первым исполнять поручение самый настырный и предприимчивый бросился – который всегда впереди всех. Все всегда и так знает. Всех всему учит. Всем всегда руководит. И считает, что только так и должно быть. Вы, наверняка, уже угадали, как он полученным даром распорядился. Точно. Именно так. Быстренько производство тары организовал – пластика, бутылок разнокалиберных, канистрочек всяких и т.д. Сбыт наладил. И стал мертвой и живой водой торговать. Естественно, на широкую ногу. Хочешь, чтобы все кусочки искромсанного тела срослись, – плати. Хочешь, кого к жизни вернуть, – плати. Кто, что, как – неважно. Плати – и все будет крутиться и вертеться в лучшем виде. Следующий на эту вакханалию, на это безобразие потребления посмотрел и решил совершенно иным образом поступить. Ведь не в том служение высшим силам и преданность заповедям, чтобы карманы набивать, а в том, чтобы заведенный порядок вещей сохранить. Сказано – сделано. Прикинул следующий, как правильно поступить, … и закопал источники. И один. И второй. Как будто их и не было. Да, жалко. Обидно. Сколько людей достойных к жизни вернуть можно было бы. Зато все как надо. Все как завещано. Третий посчитал предыдущего ненормальным. Элементарно ненормальным. Ненормальным и все. Точка. Объяснений не требуется. Жить с таким рядом не очень хотелось бы. Лучше подальше. Чтобы где-нибудь там, вдалеке. Но и копировать первого было не с руки. Лет так 30-40 тому назад, может быть. Но не сейчас. Нынче-то зачем. Примитив и есть примитив. Гораздо тоньше, выгоднее и перспективнее, на его взгляд, было заняться переработкой мертвой и живой воды. Получением сыворотки. Экстракта. Концентрата. Сверхмощных препаратов нового (постволшебного) поколения. Чтобы достаточно было мельчайшей бусинки. Чтобы действовало на молекулярном уровне. Чтобы опережало все имеющиеся нанотехнологии. И только последний оказался бессребреником. Настоящим. Чистым. Незапятнанным. Делать из добра бизнес – ни за что. Он обратился ко всем: Дети Земли. Все. Белые. Черные. Желтые. Любые. Без разницы. Все можно поменять. Все можно исправить. Любовь не бывает выборочной. Она не знает границ. Доброта Высшего Управителя безмерна. Ее невозможно купить. Ее нельзя заслужить. Это дар. Божественный. Незаслуженный. Ни с чем не связанный. Это дар всем нам – чтобы не отчаивались, чтобы были лучше. Честнее. Преданнее. Это символ веры. Ведь вера заменяет все. Она дает такие силы, которым даже смерть и разрушение не в состоянии противостоять. Пользуйтесь же этими волшебными источниками. Свободно, не думая о деньгах, выкинув из головы все гешефты. Пусть источники будут доступны всем. Везде. И в любое время. Только так мы сможем оставаться людьми. Только так мы останемся верны себе и ему. Только так встанем вровень с ним. В отношении того, кому отдать пальму первенства по итогам устроенного им конкурса, у Высшего Управителя не было и тени сомнений. Своего избранника он с радостью бы облобызал. Он готов был носить его на руках. Но на следующее утро он нашел победителя мертвым. С серебристым ножом, торчащим из самого сердца. И с традиционной деревянной табличкой на груди. Хорошо знакомой по хроникам не такого отдаленного прошлого. На ней было намалевано: «Вы, поколение, родившееся в Советском Союзе! Ваше время ушло. Вам нет места среди нас. И мы позаботимся о том, чтобы оно больше не вернулось…» © Н.И. ТНЭЛМ №4(54), 2011

Всё более широкое использование Интернета и популярность виртуальных социальных сетей в Турции помогает местным мужчинам успешно искать вторую жену за границей. Открытие интернет-кафе в сельской местности позволяет склонным к полигамии туркам экономить много денег, времени и нервов: теперь они всё чаще отказываются от поездок за невестами в Марокко, Сирию или Тунис и знакомятся с будущими супругами «номер два» через «глобальную паутину». В результате только в одной из деревень с начала года не менее десятерых жителей обзавелись вторыми жёнами. Невесты приехали из Марокко, с которым у Турции нет визового режима. Хотя полигамия в этой стране запрещена с 1926 года, она практикуется с благословения ислама, когда первая жена у мужчины бесплодна или не может родить наследника мужского пола. Сейчас, по данным турецкой прессы, около 200 тысяч турчанок «делят» своих мужей со вторыми жёнами. При этом около 90% турецких женщин, как показывают опросы общественного мнения, выступают против полигамии. Зато многие представительницы прекрасного пола из ближневосточных стран охотно соглашаются на роль даже второй жены в Турции. Социологи объясняют это популярностью турецких «мыльных опер» в регионе. По телевизору крутят фильмы, герои которых – элегантные, обходительные турецкие кавалеры, красиво ухаживающие и покоряющие сердца своих избранниц. Не случайно комнаты девушек в арабских странах увешаны фотографиями и постерами любимых киноактёров из Турции. №4(54), 2011

Большая Европа, объединяющая Россию, государства Европейского Союза и все другие европейские страны, обязательно состоится. Пусть не сегодня-завтра. Но Большая Европа обязательно станет реальностью. Через 5 лет, 10, 15, 20 – не так важно. Важно то, что тогда наша общая история найдет продолжение в нашем общем будущем. И в учебниках, которые появятся через несколько десятилетий и придут на смену нынешним, будет подробно разбираться вклад всех наших стран в исторический процесс. Но учебник истории не мыслим без упоминания тех людей, которые повлияли на ее ход, которые остались в памяти поколений. К их числу относится Иван Ефимович Клименко: 28 февраля 2011 года ему бы исполнилось 90 лет. Хорошим, добрым подарком для него могло бы стать только одно – возрождение экономики России, улучшение качества жизни простого человека, которые немыслимы без широкого международного сотрудничества. Такое сотрудничество не в состоянии появиться на пустом месте. Ему нужно помогать. Его надо пестовать. Для него следует создавать условия. Одним из примеров того, как из маленького дела может вырасти большое перспективное начинание, служит многосторонний проект Белосток-Гродно-Минск-Смоленск-Москва.   Настоящий хозяйственник Когда И.Е.Клименко пришел в Смоленскую область, за его плечами лежал большой жизненный путь. После окончания Ростовского института железнодорожного транспорта в 1942 году ему пришлось поработать в самых разных местах. Он начинал на железнодорожном транспорте в Ярославле. Был помощником машиниста, инженером депо, начальником учебной части Школы паровозных машинистов, начальником Отдела кадров Управления Северной железной дороги*2. Его сердце билось в унисон с тем, как жила страна, и что в ней происходило. В 1945 году он вступил в КПСС. С 1949 года на советской и партийной работе. В 1954 году заочно окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС. В 1958 году – аспирантуру Академии Общественных наук при ЦК КПСС. Он работал за десятерых. Он вкалывал по-настоящему. Не жалея ни себя, ни других, как тогда было принято. И ступенька за ступенькой поднимался в государственной иерархии. В Ярославской области с 1949 по 1965 год он работал на всех ключевых постах – общественных, партийных, государственных: от заведующего Транспортным отделом Ярославского обкома и председателя Исполнительного комитета Ярославского городского Совета до председателя исполкома Ярославского промышленного облсовета и секретаря Ярославского обкома КПСС. А вот Смоленскую область, в которую его направили в 1965 году, к сожалению, такой взлет обошел стороной. Область лежала в развалинах. Почти в буквальном смысле этого слова. Как будто Отечественная война только что закончилась. Перед будущим лидером региона стояла неимоверно сложная задача. Ему нужно было решать, что делать. Он должен был найти ресурсы и возможности, необходимые для того, чтобы поднять область. Для того чтобы обустроить ее. Для того чтобы втащить ее в индустриальный век. Для того чтобы создать обычному человеку нормальные условия для существования. И это ему во многом удалось. Очень помог накопленный им к тому времени опыт работы в промышленности и высших управленческих структурах. Помогли, оказались востребованными его человеческие качества. Полученные им тогда результаты не могут не вдохновлять. За годы его руководства экономический потенциал области увеличился в 5 раз. Чуть ли не на пустом месте были возведены крупные промышленные объекты. В области стали производиться самолеты, холодильное оборудование и многое другое. Было развернуто массовое строительство. На карте страны появились новые города – такие, как Десногорск и Озерный. Заново был отстроен Гагарин. Прогресс пришел и в сельскохозяйственное производство.   Рецепты решения новых старых задач Причин успеха, который сопутствовал И.Е.Клименко, достаточно много. Некоторые из них были уже упомянуты выше. Это колоссальная работоспособность и огромный профессиональный опыт. Но им еще надо было уметь распорядиться. Ему не просто повезло. Он сделал правильный выбор и сумел этот выбор отстоять. Инерционное развитие, по которому сейчас движется Российская Федерация, не имело будущего. Сейчас не имеет, и тогда не имело. Чтобы это понять, нужно было иметь панорамное государственное видение проблемы. Чтобы заставить всех и, прежде всего, руководство страны – неудержимую веру, готовность рисковать, даже своей собственной головой, ясные, выверенные, убедительные расчеты. Тогда область удалось перевести на то, что сейчас назвали бы инновационным путем развития. Однако переход к модернизации был обеспечен единственно тогда возможным способом. Была задействована модель мобилизационного развития сверху. Колоссальный ресурсный потенциал великой страны был брошен на решение конкретной задачи. Были найдены и деньги и люди. Были использованы новейшие на то время технологии. О том чтобы мешать или препятствовать, не могло быть и речи. Естественно, что за мобилизационной моделью стоял лоббистский потенциал – опять-таки термин из лексикона нашего времени – кандидата в члены, а затем члена в ЦК КПСС, депутата Верховного Совета СССР нескольких созывов. Сейчас использование мобилизационной модели в современной Российской Федерации больше невозможно. Нет великой страны. Утеряны навыки концентрации ресурсов на решении конкретных задач и их эффективного использования. Да и региональные лидеры нынешнего поколения вряд ли обладают тем лоббистским потенциалом, который был продемонстрирован тогда при индустриализации Смоленской области. Но делать что-то надо. Задачи сейчас и тогда – совершенно однотипные. Область лежит в развалинах. Предприятия встали. Дороги как после бомбежки. Сельское хозяйство дышит на ладан. Несколько сот километров по железной дороге от Москвы до Смоленска и обратно нужно ехать целую ночь. В странах Евросоюза и Юго-Восточной Азии на это бы ушло полтора-два часа максимум. Техническое отставание превысило, как минимум, пару десятилетий. Область снова нужно возрождать. Только методы ее возрождения по необходимости будут совсем другие. Здорово, что 90-летие стало поводом не только для экскурсов в историю или обмена воспоминаниями. Не только для сетований по поводу безумно и бездарно утерянного. Развернулся серьезный предметный разговор по поводу того, какой должна быть новая экономическая стратегия. В том числе, и на страницах «Смоленской газеты». На них можно познакомиться и с мнением губернатора Сергея Антуфьева, и с размышлениями соратников И.Е.Клименко, и с соображениями представителей экспертного сообщества*3. Понятно, что ингредиентов должно быть несколько. Первое. Консенсус властных элит. Суть – поднимать страну, а не набивать собственный карман. Второе. Обоснованный выбор оптимальных направлений развития. Взвешенный. Выверенный. Правильный. Третье. Обеспечение поддержки со стороны населения. Опора на использование и подготовку тех кадров, которые и будут реализовывать новую стратегию экономического развития. Четвертое. Инвестиции. Предоставление доступа к длинным деньгам. Государственные гарантии. Пятое. Создание предпосылок для того, чтобы деньги пошли. Ставка в этих целях на преимущества, объективные и субъективные, которые есть и которые могут появиться у региона. Шестое. Обязательное использование программно-целевых, проектных методов деятельности. Огромное преимущество области – выгодное географическое положение. Основной товарооборот у России – со странами Европейского Союза. Главная транспортная магистраль, ведущая с запада на восток Европы, проходит через Смоленск. Город лежит также на перекрестье дорог, связывающих Санкт-Петербург с югом России и с Украиной. Логично было бы, чтобы и туристический поток шел через Смоленск. Принимался им. Активно подпитывался. Таким образом, область является естественными западными воротами России. Она могла бы получать от этого, зарабатывать огромные средства, которые затем направляла бы на развитие. В результате транзитных поступлений, таможенной очистки товаров, превращения в туристический и транспортный хаб, из которого потоки дальше перераспределялись по стране, и т.д. Другое несомненное преимущество области, с точки зрения ее географического положения, – приближенность к рынкам сбыта. С учетом возможностей снижения транспортных расходов (в случае создания нормальной транспортной инфраструктуры), производить здесь, перерабатывать, получать добавленную стоимость, осуществлять сборку или переработку выгоднее, чем в других регионах. Значит, если создать такой налоговый и инвестиционный климат, который будет (по крайней мере) не хуже, чем в других регионах, предпринимательский капитал пойдет сюда. Ему это будет выгодно. Другое естественное преимущество Смоленщины – богатейшая история. Возьмем хотя бы сегодняшний 2011 год. Это год Гагарина и 70-летия Смоленского сражения. А до этого были сражения с Наполеоном и многие-многие другие. Это и год 900-летия обретения из рук Владимира Мономаха чудотворной иконы Пресвятой Богородицы Одигитрии, имевшей статус великокняжеской семейной реликвии. В российскую историю и культуру она вошла под именем Смоленская. И это только текущий год. В 2013 году Смоленск и вместе с ним вся страна будут праздновать 1150-летие основание города. С древних времен здесь сохранились остатки мощной крепостной стены и очаровательные маленькие церквушки удивительной красоты и колоссальной исторической ценности. Сейчас они стоят как молчаливый укор горожанам за то состояние, в котором все находится. А могли бы стать центром притяжения для туристов всех мастей от Лондона до Пекина. Для христианских паломников. Для всех тех, кто умеет сочетать профессиональные интересы с уважением к культурному наследию. Для бизнесменов, которые бы вели дела в Смоленске и из Смоленска. Однако чтобы это не походило на очередное издание Нью-Васюков, необходимы колоссальные капиталовложения в инфраструктуру и туристическую индустрию и разработка тщательно проработанных, умных программ их освоения. Какими должны быть эти программы, представителям Смоленска хорошо известно. Это могут быть самые разнообразные туристические программы по древней истории Руси. У патриотически-настроенных кругов большим спросом будут пользоваться маршруты по местам боевой славы. Кроме того, только Смоленщина в современной России располагается на берегах крестильной купели Руси – Днепра и его почти семи сотен притоков. Различных вариантов программ, маршрутов и т. д. можно приводить очень много. Осуществление каждого из них будет вносить свой маленький вклад в благосостояние региона и повышение качества жизни. Не нужно также забывать, что Смоленщина к тому же имеет самые тесные исторические связи с соседними европейскими регионами, прежде всего, с Белоруссией и Польшей. А это дорогого стоит. К преимуществам области созданный здесь образовательный потенциал, вроде бы, отнести сложно. Но это только на первый взгляд. В действительности у города есть целый ряд сильных учебных заведений. Да, они не занимают высоких мест в рейтингах. Однако ситуация может измениться. Условия – те же самые: повышение качества жизни и создание современной инфраструктуры, включающей гостиничный, жилой, культурный и туристический комплекс вкупе с транспортной приближенностью к другим регионам. Если эти и другие перечисленные выше условия будут выполнены, тогда пойдут и программы двойных дипломов, студенческий и преподавательский обмен и все остальное.   Описание проекта Но с чего-то всегда надо начинать. Конечно, какие-то гигантские проекты были бы очень кстати. Однако будем реалистами. И большое дело может вырасти из вначале скромных, но амбициозных проектов, имеющих большое будущее. Хорошо бы, чтобы таких проектов были десятки или даже сотни. Предлагаем осуществить один из них. Его преимущество в том, что он реализуем. Для его запуска не нужны чрезмерные капиталовложения. Их заменят энтузиазм сотрудничающих сторон. Его первоначальная проработка уже сделана. Это проект Белосток-Гродно-Минск-Смоленск-Москва. Его инициаторами выступили вузы Москвы и Белостока. Между ними уже налажены хорошие связи. Толчком к появлению идеи послужили встречи в Белостоке. Спустя какое-то время провели учредительное заседание проекта в Европейском учебном институте с участием представителей воеводства, белорусской общественности и принимающей стороны. Очень сильно прозвучали на заседании посланцы администрации Смоленской области. Они даль красочную презентацию потенциальных возможностей осуществления экономической деятельности на Смоленщине. Следующую встречу организовал Белосток. Интерес к ней проявили руководство воеводства и местный бизнес. Тем самым Белосток доказал: он активно поддержит развертывание совместной деятельности. Следующее заседание – за Смоленском. Суть проекта – конвертировать профессиональные межвузовские связи в создание платформы для партнерства государственных органов, местной администрации и бизнеса в интересах как сотрудничающих регионов, так и России, Польши и Европейского Союза в целом. Организационно речь идет о том, чтобы вузовская профессура дала импульс становлению дружеских связей на уровне государственных структур, администрации и помогла бы бизнесу разобраться в открывающихся возможностях. Дальше контакты и коммерческие контракты осуществлялись бы сами собой. Порукой этому будет служить объективная заинтересованность сторон. Университеты, вузы Белостока, Белоруссии, Москвы и Смоленска продолжат обычное межуниверситетское сотрудничество, вместе с тем поддерживая ростки нового и перспективного, помогая с координацией. Важно только, чтобы встреча в Смоленске удалась, чтобы сразу за ней последовала ярмарка технологий, промышленности и бизнеса (промышленная ярмарка). Ведь, что нужно бизнесу – четкое знание правил игры и уверенность в поддержке политического истеблишмента. И то, и другое призваны дать планируемые мероприятия. В пользу проекта Белосток-Гродно-Минск-Смоленск-Москва говорит целый набор факторов. Все то, что касается географии, потенциала и т. д., подробно разбиралось выше. Еще буквально несколько штрихов. Белосток и Смоленск расположены все-таки не так далеко друг от друга. Разделяющую их дистанцию можно быстро преодолеть и на автомашине, и на автобусе. Мы близки друг к другу культурой и историей. Это проявляется во всем: в природе, архитектуре, внешнем облике. Для нас характерно уважительное отношение к обычаям друг друга. Так, под Белостоком располагается один из самых красивых и трепетных специализированных музеев икон. Заново, с нуля восстановлен впечатляющий православный храм. Нашли даже мастеров, которые сумели на старый лад сделать роспись стен. Мы принадлежим к одной языковой общности. Даже по своему менталитету мы в чем-то похожи. Когда, будучи в Белостоке, заикнулся о сложности прохождения границы (должен был возвращаться в Москву на служебной автомашине), хозяева вызвались позвонить тамошнему пограничному начальству. С большим трудом удалось отговорить их от этого. Еще один аргумент «за». Местный университет пользуется непререкаемым авторитетом. Он поставляет кадры для местной элиты. Соответственно поддержка университета – это больше, чем общественная поддержка. Это прямой выход на лиц, принимающих решение. И, конечно, два наиглавнейших фактора. За последнее время отношения между Россией и Польшей существенно улучшились. Исходим из того, что процесс дальнейшего сближения России и Польши, России и Европейского Союза будет набирать обороты. Бизнес это очень тонко чувствует. К тому же он хотел бы вкладывать деньги на Смоленщине. Здесь есть, куда ему идти. Но и в воеводстве возможностей для регионального бизнеса не меньше. В посткризисный период на продажу за вполне приемлемые суммы выставляются предприятия в самых разных областях производства и предоставления услуг. Считаем, что время для запуска реализации проекта выбрано правильно. С июля Варшава встает на капитанский мостик в Европейском Союзе. Успех проекта станет лучшим способом почтить память одного из выдающихся деятелей нашей страны, почетного гражданина города Смоленска Ивана Ефимовича Клименко. Давайте же вместе его добиваться, на него работать. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России *1 Журнальная версия выступления на Общественно-научных чтениях «И.Е. Клименко – вся жизнь Смоленщине…», организованных Администрацией Смоленской области, Общественным организационным комитетом, Смоленским филиалом Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Смоленск. 15 марта 2011 г. *2 Все основные даты см. Ими годится Смоленщина. Юбилеи февраля // Смоленск. Областной ежемесячный журнал. № 2 (126), февраль 2011 г. С. 33. *3 Антуфьев С. Неоценимый вклад настоящего лидера // Смоленская газета. № 19-20 (747-748), 26 февраля 2011 года. С. 6; Орлов А. Слово о Созидателе. Там же; Атрощенков В. Лучшая дань памяти – дело! Там же – www.smolgazeta.ru №4(54), 2011

Одна из древнейших стран и одновременно одно из самых молодых государств Европы – Италия – весьма скромно отметила свое 150-летие. Годовщина прошла почти незаметно – не было ни парадов, ни торжественных собраний, не появилось дополнительных флагов на улицах городов. Даже национальный герой-объединитель Джузеппе Гарибальди, монументы которому можно встретить едва ли не в каждом посёлке, упоминался в эти дни ненамного чаще, чем обычно. Почему? Этот вопрос французская газета «Монд» задала одному из самых знаменитых итальянцев и, пожалуй, наиболее эрудированному из всех живущих ныне европейцев, учёному и писателю Умберто Эко. Вот что, в частности, ответил мудрец. По его мнению, полтора века спустя после создания единого государства Италия во многом остаётся разрозненной, особенно её северная и южная части. Страна сохраняет большие различия, причем не только природные и экономические, но и культурные, от области к области и даже от провинции к провинции. В этих условиях, по мнению У.Эко, «главную объединяющую роль играет итальянский язык, который, в отличие от французского, испанского или английского, мало изменился за последнее тысячелетие; правда, близкий к современному вариант использовался в прошлом лишь немногочисленной просвещённой элитой». В доказательство он приводит такой пример. Если сегодня француз попытается прочесть книги Рабле в оригинале, он столкнётся с огромными трудностями в понимании текста. Так же тяжело будет современному англичанину, читающему Чосера. А вот итальянский водитель такси прекрасно поймёт «Божественную комедию» Данте, написанную в эпоху Возрождения. «Итальянский язык сделал итальянцев итальянцами», – убежден У.Эко. Важную объединительную роль, считает он, сыграли также деятели культуры и искусства. Произведения великих художников и зодчих, живших и творивших в обособленных княжествах будущей Италии в ту же эпоху Возрождения, удивительно схожи по стилю и по духу. Кстати, еще Данте призывал к созданию единой страны, а чуть позднее – Петрарка. В начале XIX века за это же ратовал поэт Джакомо Леопарди… Дальнейшему распространению языка элиты на весь Апеннинский полуостров и Сицилию, вытеснению им местных диалектов, по словам У.Эко, способствовали несколько факторов: обучение в школах, обязательная военная служба и участие около 5 миллионов жителей из разных уголков страны в Первой мировой войне. Позднее, в 50-е годы прошлого века, происходила массовая иммиграция безработных жителей Юга страны на Север. И, наконец, очень важный вклад внесло распространение телевидения, несмотря на все его огромные недостатки, считает он. №4(54), 2011

Туристическая отрасль ФРГ переживает бум. После Испании страна между Одером и Рейном стала вторым полюсом притяжения во всем Старом Свете. Прирост составил за год – с 2009 по 2010 год – весомые 10%. Золотой призер добился всего-навсего 2-процентной прибавки. Под германской крышей в 2020 году переночевало 60,3 миллиона иностранцев. Что же привлекает туристов? Каковы их, так сказать, национальные предпочтения? Скажем, британцы предпочитают Баварию, где есть в основном отсутствующие на их островах горы. Бельгийцы любят Рейнланд-Пфальц, почти граничащий с их собственным королевством. Датчане стремятся в германскую столицу: за год их туда приезжает по полмиллиона. Еще Берлин любят шведы, хотя остаются они там, как правило, ненадолго – в среднем на четыре дня. А вот поляки из всех федеральных земель облюбовали Баварию и Северный Рейн – Вестфалию. У немецкоязычных швейцарцев свои предпочтения – Баден–Вюртемберг: как иронизируют в таких случаях, алеманнам надо держаться вместе, да и хох-дойч (литературный немецкий язык. – Прим. ред.) в этих краях знать необязательно, поскольку его и местные тоже не знают. Австрийцы, итальянцы и венгры из всех 16 земель ФРГ выбирают Баварию. А голландцы? Может быть, соседняя Германия их мало интересует, разве что как транзитный коридор на пути к теплым морям? А вот и нет! За прошлый год в ФРГ побывало 3,9 миллиона голландцев (прирост на 6,1%). Следом за ними идут 2,2 миллиона американцев (прирост на 13,8%), 2 миллиона швейцарцев (прирост на 9,2%), 1,9 миллиона британцев (прирост на 13,5%), 1,5 миллиона итальянцев (прирост на 5,5%) и 1,3 миллиона австрийцев (прирост на 10,8%). Берлин бьет один туристический рекорд за другим. В 2010 году в нем переночевало 20 миллионов приезжих. Это третий результат в Европе – после Лондона и Парижа. И голландцы посильно способствовали установлению этого берлинского рекорда. Но жители страны тюльпанов и ветряных мельниц кроме германской столицы любят также деревню Медебах в Северном Рейне – Вестфалии (260 тысяч визитеров за прошлый год), Зонненберг в Рейнланд – Пфальце (175 тысяч) и Виллинген (150 тысяч) в Гессене. Во все три этих места голландцев привлекают ландшафтные парки. А на берега Мозеля и в Саар их манит возможность снять недорогое бунгало или вовсе провести отпуск в кемпинге, оборудованном в сельском стиле. Сергей ПЛЯСУНОВ №4(54), 2011

Таково название исследования, проведенного под руководством Роберта Ютте в Штутгартском институте истории медицины при фонде Роберта Боша. Причем, авторы уверяют, что сделали в этом направлении только первые шаги, и в этом обширном вопросе многим еще найдётся, чем заняться. Так какова же была роль, отведённая медикам национал-социалистскими властителями? Грубо говоря, их главной задачей было «улучшение породы» немцев, то есть то, что скорее относится к сфере деятельности животноводов. Освобождение нации от физически и умственно «неполноценных» – это не пропагандистская выдумка, а повседневность, даже не вызывавшая у многих медиков чувства протеста. «При национал-социализме врачи сами несли людям смерть и мучения, отдавали соответствующие распоряжения или безжалостно управляли этим процессом. И подавляющее большинство врачей молчало», – пишут авторы. По данным Р.Ютте, членами Национал-социалистской рабочей партии было тогда 45% германских медиков – самый высокий показатель среди всех профессиональных групп. В те годы было умерщвлено 300 тысяч психически больных и умственно отсталых. И врачи, презрев клятву Гиппократа, принимали в этом участие, вместо того, чтобы попытаться кого-то спасти. Около 400 тысяч человек подверглось принудительной стерилизации в соответствии с действовавшим тогда «Законом о предохранении от появления потомства, страдающего наследственными заболеваниями». Одно это стало для германских эскулапов моральной катастрофой, уверен историк медицины Рихард Тёльнер. «Для врачей, послушных национал-социалистской диктатуре, излечивать и убивать было двумя непосредственно и нераздельно связанными стратегиями поведения», – утверждается в книге. И врачи, занимавшиеся бесчеловечными экспериментами в концентрационных лагерях, были самым известным, но далеко не единственным примером. Просто после войны всем было удобно сделать вид, что освенцимский людоед Йозеф Менгеле или Зигмунд Рашер из Дахау, бестрепетно убивавший военнопленных, чтобы точно установить, сколько сможет продержаться в холодной воде сбитый пилот Люфтваффе, это всего лишь «паршивые овцы» и тягостные исключения. Да, в Бухенвальде погибли сотни человек, которых намеренно заразили пятнистой лихорадкой Скалистых гор. Но ведь финансировало эти – как и многие другие – затеи вполне респектабельное Германское сообщество исследователей, в частности оплатившее исследование малярии в тюрингских лагерях Дахау, Бухенвальд и Пфаффенроде. В 1933 году из 53 тысяч германских медиков 8 тысяч были евреями. Буквально сразу же после прихода нацистов к власти у 3 тысяч из них отняли практику. Но и остальные продержались недолго: довольно скоро так же обошлись и с ними. По мнению историков медицины, многие врачи, принимавшие участие в проведении в жизнь диких нацистских затей, руководствовались банально меркантильными интересами. За годы веймарской республики вузы подготовили слишком много врачей: чистая и доходная профессия привлекала немало желающих. И поэтому изгнание из неё «расово неполноценных» многие коллеги восприняли с молчаливым одобрением: открываются новые возможности, а как же! И то же самое примитивное желание заработать, считают исследователи, побуждало поборников «расовой чистоты» во время войны преспокойно лечить евреев и восточных рабочих: принципы принципами, а деньги, как известно, не пахнут. Андрей ГОРЮХИН №4(54), 2011

Положительно, это уже похоже на фарс! Представьте себе: 2010 год опять не ознаменовался победой добра и справедливости – в плане выравнивания заработков германских мужчин и германских же женщин. По-прежнему разрыв этот составляет примерно всё те же 23%, что и прежде: не иначе как из-за происков возмутительно свинских мужиков-шовинистов. Никуда не делся и разрыв, существующий в этом отношении между Западной и Восточной Германиями. В старых землях он всё ещё 25%, а в новых – всё ещё 6%. Не иначе как сказывается мрачное наследие тоталитарной диктатуры. А что по этому поводу думает хорошо информированная социологическая наука? Она выводит эти различия из принципиального решения: женщины с самого начала избирают для себя хуже оплачиваемые профессии. К тому же продвижению по службе и повышению квалификации мешают семейные обязанности, по-прежнему тяжелым грузом ложащиеся на хрупкие женские плечи. Александр ВАРВАРИН №4(54), 2011

Трудно переоценить значение восприятия образа страны или интеграционного объединения, как, например, ЕС, в мировых делах. Этот образ оказывает влияние на текущие политические решения, на инвестиционную стратегию, на все аспекты международного сотрудничества, деловые и личные контакты. В конечном счете, речь идет об отношении к стране со стороны людей, не живущих в ней: нравится ли им она, уважают ли они ее, интересно ли туда поехать, можно ли там успешно вести бизнес. Образ страны может иметь значительные положительные или отрицательные последствия. Что формирует имиджевые и репутационные черты государств? Самые разные составляющие – известные исторические события, войны, торговля, путешествия, пропаганда, СМИ. Образ страны – не статичный продукт, он меняется с течением времени, находится в зависимости от социально-экономических и политических условий, а также определяется усилиями по его положительному формированию и продвижению, которые прилагают правительства. И Россия, и Испания имели и имеют яркие, сильные образы в глазах остальной Европы. Позитивные или негативные – это особый вопрос. Но образ, построенный на сложившихся стереотипах, узнаваемый во всем мире, безусловно, существует. Каковы стереотипы представлений об Испании? Если задать этот вопрос в разных аудиториях, то услышим вполне традиционный набор. В него войдут солнце, фиеста, сиеста, фламенко, коррида. Обязательно будут упомянуты вино, паэлья, симпатичные люди, футбол, «Реал Мадрид», оливки и т.д. Одним словом, tierra de siesta y fiesta (земля праздников и сиесты). В отношении России за рубежом возникают в настоящее время довольно банальные ассоциации. Расположим их в зависимости от того, как часто они повторяются. Это газ, водка, медведь, матрешка, балалайка, самовар, березка, КГБ. Сейчас стало модно ссылаться на «карту стереотипов», созданную болгарским художником и публицистом Янко Цветковым, где представлены разные страны Европы. Эта карта – условна, да и искусственна, хотя этот сайт посетили уже более 500 млн. пользователей. Так вот, Испания на этой карте – страна фламенко, а Россия – газовая кладовая Европы (1). Стереотипные обобщения часто используют политики и дипломаты, не говоря уже о журналистах. Жаль – страны сами по себе намного интереснее, богаче, ярче, чем их стереотипные обобщения. Тем не менее, в настоящее время и Россия, и Испания борются за свой новый имидж, новый бренд и старательно продвигают его на мировой арене. Обе страны интересны и необходимы друг другу в политической, экономической и культурной сферах. Они, несмотря на географическую удаленность, объединены особым пространством. Говорить о схожести поведения, характеров и исторической судьбы русского и испанского народов уже стало общим местом. И Россия, и Испания пережили господство и влияние чужой цивилизации (хотя и в разный исторический период). Обе страны смогли найти силы и испытать пассионарный толчок, чтобы сбросить чужеземное иго (татаро-монгольское иго и арабское владычество в случае с Испанией) и в то же время воспринять другую культуру и впитать в себя лучшее, что принесли им завоеватели. Обе страны создали новые цивилизации: испанцы – ибероамериканскую, начав экспансию на Запад, русские – евроазиатскую, продвигаясь на Восток до Тихого океана. В разные периоды исторического развития можно найти схожие параллели и в социально-политическом, и культурном развитии наших стран. Вот только некоторые из них: наполеоновские войны и героическое сопротивление захватчикам народов России и Испании, жесточайшие по накалу гражданские войны, тоталитарные диктатуры Франко и Сталина (при всем их различии), переход к либерализации и демократизации общества, существование национальной проблемы в настоящее время. Многие философы и мыслители отмечали общие психологические черты и духовные поиски, связывающие русский и испанский народы. Сравним высказывание испанского дипломата и историка Сальвадора де Мадариаги, долго жившего в США, о сущности испанского характера, со словами Николая Бердяева, который много размышлял о сути русского человека в годы эмиграции во Франции. «Испанский характер полон противоречий. К нему применимы такие прилагательные как жесткий и человечный, смиренный и бунтующий, энергичный и ленивый. Испанцы спонтанны и преисполнены достоинства, они демонстрируют все то, что мы можем называть человеческим микрокосмосом. Это люди страсти, они могут концентрировать силу воли перед лицом особых обстоятельств, они способны на сверхчеловеческие поступки», – пишет С. де Мадариага  (2, c. 66). Николай Бердяев, говоря о русских, подчеркивает такие черты как анархизм, спонтанность, неудовлетворенность. Русская душа, пишет он, представляет собой сочетание разнородных сущностных начал: «неисчислимого количества тезисов и антитезисов – свободы и порабощенности, революционности и консерватизма, новаторства и инертности, предприимчивости и лени» (3). А вот как подается русский характер в глазах современных испанских авторов: «бравада, сердечность, коммуникативность, гостеприимство, спонтанность, склонность к меланхолии, примат сердца над разумом, дух противоречия. Неприязнь к прагматизму»  (4). Нельзя отрицать, что русские и испанцы, в отличие от других европейских народов, живут больше чувством, чем головой. Они полагаются на интуицию. Для них традиции, в том числе религиозные, несмотря на секуляризацию (в России в годы советской власти, в Испании в настоящее время), значат больше, чем технологические инновации и материальные интересы. Трагическая фигура Дон Кихота, ставшая символом мира испанского языка, чуждая западному прагматизму, так хорошо была понята и прочувствованна именно в России. Об этом писал И.С. Тургенев (5, с.168). Вторя ему, позднее испанский философ Мигель де Унамуно утверждал, что в России лучше всего поняли сущность Дон Кихота. Ярко проявляется близость наших народов и в экспрессии чувств – любви, ненависти, дружбы, способности прийти на помощь, в страдании. «Наверно, нет никакой другой страны, которая могла бы выдержать столько страданий и лишений, как Россия, только наш несчастный народ Испании может с ней в этом сравниться», – писал испанский публицист, свидетель послереволюционных (1917г.) событий в России (6, c.71). На наш взгляд, говорить все же нужно не столько о схожести характеров и исторической судьбы двух стран, сколько об их совместном отличии от судьбы и истории общеевропейской, и даже об определенном комплексе неполноценности, который преследовал Россию и Испанию на протяжении долгого исторического периода, их ощущении «пребывания с края Европы». В 1916 году молодой русский музыкант Сергей Прокофьев по пути из Франции терпеливо дожидался на испанской границе, когда закончится подготовка поезда в связи с разницей в размерах железнодорожной колеи в Испании и остальной Европе. Он записал в своем дневнике, что чувствует так, будто возвращается к себе домой. Еще он записал, что в Испании все должно быть по-другому, не так, как в остальной Европе (7). Вот это – «не так, как в остальной Европе» продолжает сохраняться и в наши дни. Несомненно, это сближает наши народы. Россию западноевропейцы всегда обвиняли в отсутствии привычных для них черт цивилизации, системы ценностей. В глазах западноевропейцев тех давних времен, Россия – дикий, варварский, закрытый и огромный край, отступивший от истинной веры. Испанию, сформировавшуюся на крайнем западе европейского континента, начиная с VIII века, в Западной Европе вообще считали Востоком, причем периферией Востока, варварской, непонятной, архаичной, странной. По словам испанских историков, возникла «черная легенда» об Испании (8), появление которой было обусловлено долгим мусульманским присутствием, и это создало образ людей диких, нетипичных, крайне религиозных, агрессивных, воинственных. В конце XVIII века возникает другая легенда об Испании – «желтая» (9). Легенда о романтической Испании со всеми специфическими атрибутами: веера, мантильи, дуэньи, плащи, шпаги, серенады под балконом, страстная любовь и т.п. Она благодатно легла на русскую почву, что нашло отражение в многочисленных художественных произведениях с испанским «колоритом» на протяжении всего XIX века. Напомним в этом контексте пародийный образ «Желание быть испанцем», созданный Козьмой Прутковым: Тихо над Альямброй, Дремлет вся натура, Дремлет замок Памбра. Спит Эстремадура! Дайте мне мантилью, Дайте мне гитару, Дайте Инезилью, Кастаньетов пару (10, с.69). По причине закрытости страны и долгой изоляции в годы диктатуры Франко (своего рода «железный занавес») образ Испании, как отсталой страны «пиратов, цыган, тореро, Кармен», культивировался в Европе. Только когда Испания открыла свои границы для иностранных туристов – начиная с 60-х годов XX века, этот образ стал меняться. Лозунг «вернемся в Европу» сделался ключевым для тогдашнего испанского руководства. После 1975 года начался активный процесс демократизации страны, а вступление в Европейский Союз означало для Испании особый исторический этап включения в общеевропейский контекст. Поэтому можно сказать, что упомянутый комплекс неполноценности активно преодолевается. В настоящее время испанские правящие круги делают очень многое для создания привлекательного международного имиджа Испании. При этом широко задействована так называемая политика «мягкой силы» – potencia  blanda (11, c.258). Культурные, пропагандистские и прочие меры предназначены для позиционирования испанского государства как открытой миру, динамично развивающейся, демократической страны, располагающей огромным историко-культурным достоянием и уникальным туристическим потенциалом. Проект, получивший название marca-pais ставит целью формирование национального бренда, подобно тому, как промышленные компании в целях рекламы своей продукции создают собственные торговые марки. Для создания бренда необходимо время, гибкость и способность к адаптации в условиях перемен. В то же время бренд должен отражать «эмоциональные ценности» (valores emocionales). Желательно, чтобы в бренде присутствовала формула успеха и коммуникация. Также можно найти логотип по примеру, как это делают известные компании (identidad visual). И еще очень важно: создавая новый образ, бренд – нельзя лгать, это только повредит восприятию. В рамках этой кампании большое место уделяется продвижению испанского языка, его активному изучению за рубежом и на многочисленных курсах для туристов внутри страны. Большую роль в проекте marca-pais играет Институт Сервантеса, имеющий свои отделения более чем в 60 странах, в том числе и в России. Логотип этого Института, а также понятия «испанидад» (hispanidad) – буква N. Политика испанского бренда дает хорошие результаты и имеет большое будущее, несмотря на издержки от экономического и финансового кризиса, который ударил по экономике страны. В настоящее время Испания занимает второе место в мире (после Франции) по числу иностранных туристов – около 60 млн. ежегодно. На Всемирной выставке в Шанхае испанский павильон был в четверке наиболее посещаемых. Испания на этой выставке позиционировалась как «страна современная (moderno y plural), развивающаяся в духе сотрудничества, с уважением к окружающей среде, со способностью к инновациям, солидарной и равной, с одинаковыми условиями для развития мужчин и женщин (12). Интересно, что победа на чемпионате мира по футболу значительно повлияла на положительный образ страны за рубежом, подпорченный кризисом. Эта победа дала людям веру в себя, укрепила дух солидарности, даже на время стерла националистические проблемы, писали испанские газеты. Говорили даже о начале роста ВВП и изменении в лучшую сторону экономической ситуации, росте потребления (13). На протяжении истории в сознании испанцев, также как и в сознании россиян, существовали разные представления друг о друге, причем иногда прямо противоположные одновременно, как это было в годы гражданской войны в Испании. К сожалению, образ России в глазах испанцев в настоящее время, в силу множества объективных и субъективных причин, носит отрицательный характер. Россия для простого испанца ассоциируется с мафией, коррупцией, олигархами, авторитаризмом, цензурой, энергетическим шантажом, живучестью постимперского синдрома. Этот образ во многом формируется под влиянием СМИ. Большинство статей в главных газетах Испании – алармистские, присутствуют сенсационные разоблачения, жесткая критика без глубокого анализа событий. Активно используются журналистские приемы – авторская логика изложения, избранные лингвистические единицы, специально подобранный видеоряд. Освещаются практически только недостатки, присущие российскому обществу, и, как правило, пугающие обывателей. В то же время, справедливости ради, надо сказать, что в правящих, академических и кругах интеллектуальной элиты этот образ России менее критичен. Но не они формируют общественное мнение. Представления о России во многом также складываются под влиянием мнения испанских бизнесменов, работающих в нашей стране (В России присутствуют более 300 испанских компаний). Их озабоченность вызывают налоговые и таможенные процедуры, бюрократия и коррупция, хотя и признаются интеллектуальный багаж, личная культура и образованность российских партнеров. Простые испанцы, посетившие российские города в качестве туристов, не преминут заметить плохое обслуживание, пробки на дорогах, недружелюбие, грубость, отсутствие трудолюбия, низкие зарплаты большинства населения, резкое классовое расслоение. Отрицательное впечатление оставляют в Испании и многие из 500 тыс. российских туристов, посещающих ежегодно эту страну. Нельзя не отметить, что в Испании всегда ценили и ценят русскую культуру, восхищаются достижениями России в науке, искусстве, спорте, образовании. Признается, что современная Россия стала самостоятельным политическим, экономическим и военным игроком в отличие от 90-х годов прошлого века, что ее национальные интересы не должны обязательно совпадать с интересами западных держав, и что она имеет полное право эти свои интересы отстаивать (14). России есть чему поучиться у Испании в продвижении своего положительного образа. Прежде всего, нужно внимательно изучить и, возможно, использовать наработанный испанцами опыт формирования и функционирования государственных механизмов в создании национального бренда. Пора отказываться от известных шаблонных приемов в представлении нашей страны, пропагандировать ее современный облик: реформы, положительные изменения в обществе, курс на модернизацию и инновации, развитие предпринимательства, высокий уровень образования, достижения культуры. Словом, активно и творчески информировать о себе мировое сообщество, что будет способствовать укреплению российских геополитических интересов. Елена АСТАХОВА, к.и.н., доцент кафедры испанского языка МГИМО 1. Известия. 27.09. 2010. 2. Madariaga, Salvador de. Ingleses, Franceses, Espanoles. Madrid-Barcelona, 1931. 3. Бердяев Николай. Судьба России : Книга статей. М., 2008. 4. Del Rio Ruiz. Cuando miremos a Rusia // La Razon. 7.05. 2004. 5. Тургенев И. С. Собр. соч. в 12 томах. М.: «Художественная литература», 1956. Том 11. 6. De los Rios, Fernando. Mi viaje a Rusia sovietista. Madrid, 1970. 7. Алексеев М.П. Очерки истории испано-русских литературных отношений XVI – XIX вв. Л., 1964. 8. Zea Leopoldo. Discurso desde la marginacion y la barbarie. Madrid, 1988. 9. Ibid. 10. Сочинения Козьмы Пруткова. М.: «Художественная литература», 1976. 11. Noya Javier. Potencias blandas. Diplomacia publica, imagen exterior y marca-pais en EEUU y Espana. – Perspectivas exteriores 2004. Madrid, 2004. 12. El Pais. 30. 0 8. 20 10. 13. Ciudadania Exterior. 11.08. 2010. 14. ABC. 02.04. 2009. №4(54), 2011

Мы уже рассказывали о том, что германским пчелиным семьям живётся всё тяжелее («Пчёлам не хватает пропитания в Германии» – №5(44), 2010). Однако среди главных напастей, подстерегающих трудолюбивых и чрезвычайно полезных насекомых, вклад которых в ВВП оценивается внушительной цифрой в 2 миллиарда евро, там назывался клещ варроа, паразит, свирепо уничтожающий пчёл, особенно их приплод. Теперь его вина однозначно доказана многолетним исследованием, проводившимся под эгидой Института исследования пчёл. Оказывается, завезли это крошечное, но зловредное насекомое в 1977 году вместе с азиатскими пчёлами. Но если хлопотливых насекомых привезли для научных целей, то клеща, не достигающего размера в 2 миллиметра – в качестве бесплатного, но очень опасного приложения. Расплодился он на немецких харчах до такой степени, что губит пчелиные семьи многими сотнями тысяч. Особенно это проявляется зимой, после которой пчеловоды не досчитываются от 5 до 14% семей. Катастрофические данные о 30-процентных потерях все же оказались преувеличенными, во всяком случае, целиком на счёт варроа их отнести нельзя. Свою лепту в это вносят и вирусные заболевания. Еще один важный результат: применявшийся доселе способ профилактики варрооза – обработка ульев муравьиной кислотой – признан недостаточным для того, чтобы предотвратить массовую гибель полезных насекомых. Дополнительным фактором риска становятся семьи, в которых царит старая пчелиная матка. «Впервые удалось доказать, что семьи с молодой маткой имеют гораздо больше шансов на удачную зимовку, чем те, в которых она старая», – говорится в отчете. Удовлетворительного объяснения этому феномену ученые пока дать не смогли. Андрей ГОРЮХИН №4(54), 2011