Выпуск №6(34), 2009

Реванш оппозиции, прорыв маргиналов и апатия избирателей Выборы депутатов Европейского Парламента 4-7 июня превратились, фактически, в референдум по двум животрепещущим вопросам. Можно ли приложить к правящим партиям понятие «полное служебное соответствие» в условиях полноформатного экономического кризиса? И насколько привлекателен проект «Единая Европа» в формате 27 стран и в контексте лиссабонских решений о придании сообществу более жесткой структуры и усиления политико-дипломатическо-военной составляющей? Результаты волеизъявления привели в замешательство и изумление многих старожилов и бывалых аналитиков. Впрочем, предсказание, что верхам нечего ждать снисхождения от широких народных масс после их осознания – наступили «тощие годы» – оправдалось. С повышающим коэффициентом. Ведь призрак увольнений (к концу года работу могут потерять еще 8 миллионов человек) многих вводит либо в ступор, либо в неистовство. Стоит ли удивляться, что только в Германии, Италии и Франции партия власти получила неформальный вотум доверия. А оппозиция взяла верх в Великобритании, Болгарии, Венгрии, Греции, Дании, Ирландии, Испании, Латвии, Португалии, Словении, Швеции и Эстонии. Число депутатских мест в Европарламенте распределяется между странами пропорционально численности их населения. Больше всего мест (99 мандатов) зарезервировано за Германией. В совокупности четыре крупнейшие страны – Германия, Франция, Италия и Великобритания – контролируют 45% всего депутатского корпуса. Для сравнения: Литве отведено 13 мест, Латвии – девять, Эстонии – шесть, а Мальте – пять. Когда (и если) будет одобрен Лиссабонский договор, число депутатских мест вырастет до 751, при этом некоторые государства увеличат свое представительство, а Германия лишится трех мандатов. Каков нынешний расклад сил? Объединяющая консерваторов (48 политических групп внутри ЕС и еще 25 за ее пределами) Европейская народная партия (ЕНП) получила в Европарламенте 267 мандатов из 736, что на 12 меньше, чем пять лет назад. На левом фланге Партия европейских социалистов тоже недосчиталась мест. Лидер социалистов Мартин Шульц заявил, что проанализирует причины поражения своего блока: «Для социал-демократов Европы это печальный вечер. Мы особенно разочарованы, для нас это горький вечер». Скукожилось представительство либералов. Празднуют успех «зеленые» – они взяли 52 мандата, опираясь на 7%. Представим беглыми мазками поствыборный политландшафт, просканировав «знаковые» страны Евросоюза вне зависимости от весовой категории. Франция Президентская партия «Союз за народное движение» выиграла выборы в Европарламент, впервые опередив социалистов; она увеличила свое представительство почти вдвое – с 17 до 30 мест. Левые же потеряли половину своих мандатов. Балансируя на гребне эйфории, пиаровские службы Елисейского дворца комментируют этот маленький триумф таким образом: вопреки ворчливому критиканству в адрес Николя Саркози, его антикризисные меры воспринимаются как вполне адекватные. Изюминкой можно считать неожиданный взлет популярности организации «Европейская экология» – она всего на 1% уступила социалистам, а в Большом Париже и в юго-восточных департаментах их даже обставила. Во главе «зеленых» стоит колоритная фигура Даниеля Кон-Бендита, одного из духовных лидеров студенческой антибуржуазной революции в мае 1968 года, которого часто поминают, в том числе и за его парадоксальный лозунг: «Будьте реалистами – требуйте невозможного». Германия Нерушимый блок ХДС/ХСС доказал, что продолжает пользоваться доверием. За его кандидатов проголосовало 38% немцев, в то время как за социал-демократов – 20,8%. Бюргеры подтвердили, что верят в свою «железную леди», бундесканцлерин Ангелу Меркель. Италия Правящая правоцентристская партия «Народ свободы» во главе с эксцентриком, бонвиваном и миллиардером Сильвио Берлускони сохранила свои позиции. Не помешало даже то, что буквально накануне голосования прессу заполонили пикантные фото, сделанные на личной вилле премьера – правда, Берлускони был обряжен комильфо, чего нельзя было сказать о скудно одетых сексапильных манекенщицах. Не стал ему подножкой даже предстоящий вызов к следователю, которому Берлускони должен будет ответить на вопросы о нецелевом использовании бюджетных средств. Великобритания Однопартийцы «железной леди» Маргарет Тэтчер взяли полновесный реванш: у них будет 25 полпредов, в то время как правящие лейбористы сумели протолкнуть всего 13 (15% голосов – наихудший результат с 1918 года). На второе место в негласном зачете с 13 мандатами (по количеству поданных за них голосов) также с 13 мандатами выскочила, как черт из табакерки, Партия независимости Соединенного Королевства, которая занимает откровенно анти-интеграционную позицию – ратует за выход из Евросоюза. Рядом примостились два «засланных казачка» от ультраправой Британской национальной партии, в том числе их лидер Ник Гриффин, еще подростком записавшийся в неонацистскую Британскую национал-социалистскую партию, а также посланец уэльской партии «Плайд Камри», считающейся умеренно сепаратистской. Испания С небольшим перевесом победила правоцентристская Народная партия, за нее отдали свои голоса 42,23% избирателей, что позволит «народникам» занять 23 из 50 предназначающихся Испании депутатских кресел. В затылок ей вынуждена дышать правящая Испанская социалистическая рабочая партия – 38,51% голосов и 21 депутатский мандат. «Неявка избирателей сыграла на руку консервативным силам, чей электорат оказался более устойчивым», – говорит Николас Сарториус, испанский политолог, руководитель аналитического центра «Фонд Альтернативы». Польша Самая крупная восточноевропейская прото-держава пролила бальзам утешения в душу европоцентристов: в сравнении с предыдущим созывом, нынешний Европарламент лишился целых восьми депутатов-евроскептиков. Триумф выпал на долю поборников глубокой и широкой интеграции из либеральной партии «Гражданская платформа». Ее кандидаты взяли половину всех выделенных Польше мандатов: 25 из 50. Это крутой поворот для поляков. В 2004 году, когда Польша была кооптирована в Евросоюз, избиратели делегировали в Европарламент 23 политика, представлявших три националистические по духу и риторике, антиевропейские по ориентации партии, а именно – «Лигу польских семей», «Самооборону» и «Право и Справедливость», во главе которой стоял дуумвират братьев-близнецов Леха и Ярослава Качиньских. Чехия Самый большой урожай голосов собрала правоцентристская «Гражданско-демократическая партия» (девять мандатов), объявившая о готовности «стакнуться» и войти в коалицию с евроскептиками из числа польских панов и британских тори. Произойдет это или нет, сказать невозможно. Показательно, что ряды партии покинул главный критик Евросоюза – чешский президент Вацлав Клаус, который назвал сами выборы в Европарламент ненужной затеей, а его партия между тем поддержала ратификацию Лиссабонского договора. Австрия Партия Свободы, ранее возглавляемая почившим Йоргом Хайдером, восхищавшимся строительством автобанов при Гитлере, набрала 13,1% голосов, а порожденный этим enfant terrible австрийской политики не менее ультраправый «Альянс за Будущее» получил еще 4,7% голосов. В предвыборной агитации и пропаганде «свободников» доминировали два тезиса-лозунга: подлинное представительство Австрии в высших органах ЕС «вместо евро-обмана» и – «Наша страна в руках христиан». В общении Андреаса Мёлцера, кандидата от «свободников», с брюссельским корреспондентом Би-би-си Джони Даймондом выяснилось, что его партия с глубокой убежденностью в своей правоте выступает против ислама, но не по религиозным мотивам, а по причине культурологической несовместимости. Правда, одновременно партия резко выступила и против потенциального членства в ЕС государства Израиль. Во время мини-митинга со 150 пенсионерами Мёлцер откровенно призывал к решению проблемы мигрантов, правда, не употребляя выражение «полное и окончательное решение». Тем не менее, аудитория «завелась», и прозвучал вопрос, что делать с чрезмерной плодовитостью турецких женщин. В зале кто-то бросил реплику: стерилизовать. Раздался нервный смех. Мёлцер никак не отреагировал, даже не попытался осудить расистский выпад. Основные партии, ощущая внутреннюю неприязнь у многих австрийцев к ЕС, предпочитают отмалчиваться, чем пользуется Партия Свободы, заполняя вакуум в общенациональной дискуссии о месте и роли Евросоюза. «К сожалению, Австрия примкнула к Европейскому Союзу в тот момент, когда начали сказываться негативные последствия глобализации», – замечает независимый депутат Европарламента, австрийский исследователь Ганс-Петер Мартин. В итоге граждане напрямую увязывают всяческие неурядицы, вызванные глобализацией, с членством страны в ЕС. Литва Наследники княжества Литовского продемонстрировали предельное равнодушие к возможности реализовать свои права: в целом явка по стране не превысила 17,5%. Но вот в городке Висагинас, где свой последний год доживает Игналинская АЭС, приговоренная Еврокомиссией к закрытию, бросить бюллетень в прорезь ящика явились и вовсе лишь 7,65% избирателей. Воздадим должное находчивости премьер-министра Литвы Андрюса Кубилюса: он объяснил апатию граждан тем, что они-де «не держат зла на власть», в противном случае народ «повалил» бы на участки, чтобы прокатить правящих консерваторов и заменить их на оппозиционеров. Эстония Одна из карликовых (в хорошем смысле) стран ЕС явила пример ответственного отношения к выборам. Явка составила 43,2%, что соответствует среднему показателю по сообществу. Правда, профессор Тартуского университета Марью Лауристин сводит мотивы своих соотечественников не к желанию продемонстрировать сопричастность к ЕС и проблемам общеевропейского дома, а к стремлению выказать сдержанное недовольство собственными властями, тем, как они справляются с последствиями глобального спада. Латвия В сравнении с остальной Европой здесь имело место беспримерно высокое чувство гражданской ответственности и, если воспользоваться старорежимным термином, «активная жизненная позиция» избирателей. Местный политолог Айгар Фрейманис, пишет газета «Время новостей», убежден, что объяснение кроется в двух факторах: в традиционно политически мотивированной русской и русскоязычной диаспоре, а также в протестных настроениях тех, по которым паровым катком проехался кризис. В этой постсоветской республике, где правящие верхи вот уже почти два десятилетия с упоением «отрекаются от старого мира», русскоязычные партии «Гражданский союз» и «Центр согласия» провели четверых своих кандидатов на восемь вакансий. Сохранила свой прежний мандат депутат Европарламента Татьяна Жданок, представляющая русскоязычную партию «ЗаПЧЕЛ» – «За права человека в единой Латвии». Отныне правозащитники из Латвии могут, чисто теоретически, влиять на формирование повестки дня в Европарламенте. По мнению Николая Захарова, руководителя рижского отделения партии «Центр согласия», «теперь в Европарламенте нам будет значительно проще отстаивать свои идеи. Среди наших основных задач – добиться социальной защищенности граждан, защищать детей, пенсионеров, малый и средний бизнес». Захаров, процитированный газетой «Московский комсомолец», не отказывается и от сверхзадачи – «прекратить в Латвии дискриминацию по национальному признаку. Несмотря на то, что Европарламент относит межнациональные проблемы и вопросы гражданства к сугубо внутренним делам государств, все же там должны понимать, что Латвия – единственная страна, где существует такое понятие, как "паспорт негражданина"». Латвийские избиратели преподнесли еще один сюрприз. В числе новоизбранных европарламентариев оказался и бывший первый секретарь ЦК компартии Латвии Альфред Рубикс. Не поступившийся принципами политик родом из СССР был сделан реваншистски настроенными властями независимой Латвии «лишенцем» – после трехлетней отсидки Рубиксу специально принятым законом запретили избираться даже в местные органы власти. В толерантном и политкорректном Евросоюзе сочли, что люстрация им не ко двору (кстати, в переводе с латыни lustratio– очищение посредством жертвоприношений), и потому пустили Рубикса в большую политику, не допуская, видимо, и мысли, что через 18 лет после демонтажа советской системы у бывшего первого секретаря ЦК найдется электоральная база. Не исключено, что вскоре электорат Рубикса и его единомышленников может пополниться. Денег в государственной казне осталось до августа. Международные меценаты в лице Еврокомиссии и МВФ в обмен на займы требуют выполнить предварительное условие: урезать расходы бюджета и сократить его дефицит до 7% от ВВП (сейчас он достиг 9%). По прогнозам, в стране с населением 2 261 300 человек число безработных вот-вот доберется до 120 тысяч. Как выразился один из социологов, «осенью повестку дня в Латвии могут определять уже не депутаты, а улица». Нидерланды Антиисламская Партия свобод, ранее не представленная на панъевропейском уровне, получила сразу четыре мандата. Ведомые своим вожаком Гиртом Вилдерсом, голландские ультраправые, тыкая в спину лидерам – христианским демократам, взяли 17% голосов и конвертировали в четыре мандата из 25, отведенных «нижним землям». Вилдерсовцы не только угрюмо ненавидят иммигрантов («понаехали тут!»), но и называют европейскую интеграцию угрозой для национального суверенитета. Между тем сам Вилдерс находится под судом и следствием, его обвиняют в разжигании расовой ненависти. Нынешний взлет Вилдерса и иже с ним заставит задуматься многих: параллельно выборам в Европарламент были проведены «потешные» выборы в 140 школах среди 150 тысяч учащихся. Потеха вышла та еще: как сообщила британская газета «Гардиан», Вилдерс обошел всех остальных политиков, набрав 19% голосов молодых голландцев. И это при том, что в программных заявлениях «свободников» звучат такие требования: распустить Европарламент, выкинуть из ЕС Болгарию и Румынию, депортировать в массовом порядке иммигрантов из Голландии. Швеция Предсказуемые, как они видятся извне, шведы преподнесли сенсацию: делегировали в Страсбург активиста Партии пиратов, подкрепленную 7% голосов. Этот потомок флибустьерствовавших варягов выступает против соблюдения каких-либо авторских прав в виртуальном пространстве, за предоставление ничем не ограниченных прав доступа и пользования Интернетом, а вернее – за свободу «скачивания» всего и вся. В принципе, появление на авансцене «пиратской» партии неудивительно: ее пиаровская раскрутка вращалась вокруг судебных слушаний по иску против основателей и руководителей популярного файлообменного ресурса со звучным названием «Пиратская бухта». На сегодня в партии числится 50 тысяч активистов, что превращает ее в третью по величине силу в стране. На выборах за нее голосовало 214 тысяч шведов. Послесловие: правый марш Итак, все традиционные политические группировки, уже воспринимаемые как «мейнстрим», были потеснены – сделали это и прежде представленные в Европарламенте архиконсерваторы (к примеру, итальянская Лига Севера довела число своих посланцев с четырех до восьми), и бывшие аутсайдеры – на их долю в парламенте нового созыва придется 91 мандат. Вчерашние аутсайдеры представляют гремучий интернационал радикалов. Это и австрийская Партия свободы, и венгерская партия «Йоббик» (при ней созданы военизированные отряды «Мадьяр Гарда», что означает «Охрана Венгрии»), и датская антииммигрантская Народная партия. К ним примыкают группировка «Перуссуомалаисет» (или – «Истинные финны»), Партия великой Румынии и Британская национальная партия. Прорыв правых во многом обусловлен тем, что законопослушные и богобоязненные граждане не сочли нужным выразить свою волю. Средняя явка составила чуть более 43%. Выдающийся антирекорд, если отсчитывать от 1979 года, когда впервые были проведены прямые выборы в высший законодательный орган ЕС. Никакой обязательной нормы не установлено. Только в Бельгии и на Кипре грозит штраф за неявку. При этом самыми индифферентными оказались восточно- и южноевропейцы: в Чехии соблаговолили появиться на избирательных участках всего около 25%, в Словакии – 19,6%, в Словении – 27,4%. Отсюда растут ноги у главных итогов: проигрыш правящих партий и восхождение во власть представителей ультраправых и маргинальных сил, которые выдвинули своих эмиссаров в 23 из 27 стран Евросоюза. В десяти странах они добились успеха. Эксперт британского Королевского института международных отношений («Чэтэм хаус») Ричард Уитман видит основную причину в «разочаровании избирателей неэффективной борьбой властей с кризисом, что сыграло на руку разным крайним силам, особенно ультраправым… они отобрали голоса у традиционных партий». Иными словами, бойся равнодушных и апатичных, ибо с их молчаливого согласия в истории свершаются зигзаги, заносы и откаты назад. Владимир МИХЕЕВ См. также: комментарий по итогам выборов в Европарламент – «Маятник качнулся вправо. Обратного хода пока не предвидится».

Нынешний сложно композитный депутатский корпус, от которого будет зависеть одобрение двух третей всех законов, принимаемых в ЕС, создаст, мягко выражаясь, «определенные трудности» в отношениях сообщества с Россией. Ультраправые едва ли смогут навязать свою повестку дня, но будут при любой удобной возможности торпедировать не только дальнейшую централизацию внутри ЕС, но и налаживание осмысленного диалога с Москвой (что наглядно продемонстрировала польская фронда в ответ на российское эмбарго на поставки их сомнительной мясной продукции). А потому весомы прогнозы Евгения Минченко из Международного института политической экспертизы: для России головной боли прибавится. Основных аргументов у него два. Правоцентристы, в отличие от потерявших в весе социал-демократов, в большей мере ориентированы на трансатлантическую солидарность с США. Видимо, это надо понимать так, что они будут готовы содействовать выстраиванию «нового смелого мира», или миропорядка, по лекалам обамовской администрации. Второй аргумент, цитирую Евгения Минченко: «Главные евроскептики представляют страны, которые в наибольшей степени форсировали программу «Восточного партнерства» и в наименьшей степени хотят конструктивного сотрудничества с Москвой». По мнению политолога, возможен альянс между правоцентристами и либералами из ALDE, которые выступают в роли «одних из главных критиков российской внутренней и внешней политики, иногда прямо придерживаются взглядов: «все, что плохо для России, – хорошо для ЕС». Замечу: против такой логики можно представить доказательства того, как правоцентристы в последний момент оказываются прагматиками с непотеющими ладонями и холодными глазами. В разноголосице комментариев привлекает суждение главы думского комитета по международным делам Константина Косачева, не скрывавшего удовлетворения тем, что тамошние умеренные консерваторы, хотя и сдали позиции, но удержались в лидерах. Как и раньше, центрфорвардом останется ведущий правоцентристский альянс – Европейская народная партия. «Это хорошая новость, – отметил Косачев, – особенно для нашей «Единой России», которая наладила с этой партией партнерские отношения». Однако и в этом случае требуется оговорка. Вопреки расхожему постулату – и во времена СССР, и в постсоветской России нашим лидерам проще всего находить общий язык не с левыми, а с правыми – трансатлантическая солидарность остается одной из скреп, удерживающей вместе условный Запад. В конечном счете, не стоит сбрасывать со счетов и прямо противоположный сценарий: внутренние дрязги и препирательства в Европарламенте превратятся в нескончаемую мыльную оперу, которая начнет дискредитировать все смелые устремления архитекторов единой Европы в глазах как старожилов, так и новобранцев. Возникнет эффект итальянского танка, у которого одна гусеница тянет вперед, а три – назад. Что станет хомутом на шее у исполнительных органов ЕС. И еще более замедлит процесс выстраивания единой политики сообщества во многих сферах, в том числе в области дипломатии, особенно энергетической. На таком фоне сдержанная и доброжелательная политика Москвы в отношении наиболее значимых для нас стран Евросоюза – и сообщества в целом – позволит не растрачивать, а накапливать экономический и психологический потенциал содержательного партнерства. Владимир МИХЕЕВ

Обратного хода пока не предвидится Итоги выборов в высший законодательный орган Европейского Союза стали горчайшим разочарованием для всех сторонников дальнейшей интеграции. На всем пространстве от Атлантики до Бреста. Помимо беспрецедентной апатии, аукнувшей предельно низкой явкой – к урнам пришло не более 43% тех, кто имеет право голоса, депутатские мандаты впервые получили политики правого и даже ультраправого толка. А левые партии в полной мере ощутили холодное дыхание своих разочарованных последователей. И это заставляет тщательно перебрать все причины, по которым маятник качнулся вправо. Естественно, что причины восхождения во власть правых, радикалов и маргиналов настолько же многоплановы, насколько пестра и противоречива постмодернистская реальность строительства башни «Единой Европы». Первый и самый очевидный мотив, побудивший европейцев отвернуться от победителей прежних выборов – это шанс выразить протест. В своей массе избиратель наказал власти предержащие за неспособность сперва предотвратить кризис, ударивший по уровню и качеству жизни, а затем минимизировать его последствия. За исключением машинистов трех локомотивов европейской экономики – правящих партий в Италии, Франции и Германии, никому из тех, кто рулит в остальных странах, не удалось сохранить нетронутым свое представительство в Европарламенте. Второе и самое печальное для архитекторов «Большой Европы», – избиратель проголосовал ногами и бюллетенями за скептиков и противников интеграции. Проявилась подспудно накопившаяся психологическая усталость от «великой стройки», или «стройки века». Первые симптомы зарегистрировали еще во время провала референдумов по единой конституции во Франции, Голландии, а затем в Ирландии. И снова обеспокоенность тем, что придется и дальше делиться с новоприбывшими приемными родственниками из числа стран Восточной и Юго-Восточной Европы, вызвала тихий всплеск болезненного самолюбия. Третья причина поправения Старой Европы, и это самое тревожное, – расширение электоральной базы сверх-консервативных политиков. Эти ультра апеллируют к охранным инстинктам титульных наций ссылками на неспособность абсорбировать иммигрантов не только последней, но и предыдущей волны. Не удалось, рассуждают радикалы, добиться культурно-языковой ассимиляции даже в третьем поколении. Нужны примеры, спрашивают они? А взрывы в лондонской подземке? Их учинили британские подданные из иммигрантских семей, которые вопреки полученному ими образованию на английском языке и в британском духе, ощущают свою духовную связь не с новой, приютившей их, второй родиной, а с воинственными проповедниками фундаменталистских ценностей ислама. В каком-то смысле, победа кандидатов от Британской национальной партии (БНП) стала отложенным во времени эхом тех терактов в столице. Наконец, сыграла свою роль небезупречная репутация Европарламента как заповедника вечных неудачников, не имевших возможности пробиться наверх у себя дома, и политиков пенсионного возраста, списанных по причине того, что избыли свою полезность, но напоследок заслужили почетную синекуру. Мало кто из признанных тяжеловесов, котирующихся на внутриполитической бирже у себя в стране, захотел бы променять свой мандат «слуги народа» на маловлиятельный статус европарламентария. А потому градус конкуренции был невысок, что дало шанс выскочкам. Есть мнение, что не стоит придавать слишком большого значения этим выборам. И это мнение принадлежит уважаемому эксперту – Александру Рару, политологу из Германского совета по внешней политике, который считает: «Роль Европарламента не стоит преувеличивать – единая Европа как политический союз еще не состоялась». Европарламент даже в такой колоритной композиции, с вкраплением маргиналов, полагает Рар, на самом деле не станет сильно отличаться от предыдущего. «Очевидно, что Европарламент будет работать в том же направлении, что и до сих пор. В ходе нынешних выборов консерваторы получили чуть большую поддержку, чем социал-демократы. Это означает, что в большинстве стран Европы верят в возможность сохранения нынешней финансово-экономической системы, в ее «реставрацию», – рассуждает политолог. – Те, кто принимал участие в голосовании, считают, что пока не нужно предпринимать никаких радикальных шагов. Исходя из этого, они избирают консервативно настроенные партии, обещающие возврат к прежней комфортабельной жизни». Скорее всего, Александр Рар прав, и тон будут задавать прежние тяжеловесы. Однако, полагаю, Европарламент может превратиться и в ристалище, где регулярно будут происходить схватки и сшибки воистину непримиримых оппонентов. Это оживит в серьезных газетах разделы официозной информации, а в таблоидах – полосы сенсаций, скандалов и светской хроники. Возникнет, в лучшем случае, плотная среда интеллектуального дискурса. И вновь в центре дискуссий окажутся вопросы объединительной «национальной идеи» для 27 стран сообщества и идентичности ЕС. Это можно было приветствовать, если бы не одно «но». Главные последствия нынешнего судьбоносного волеизъявления, приведшие к торжеству, (полагаю, временному) евроскептицизма, связаны с перспективами проекта «Единая Европа». Торможение интеграционных процессов в ближайшей перспективе – неизбежно. Более того, новый расклад сил в Европарламенте может породить устойчивую тенденцию – при определенных условиях. О чем идет речь? Конечно, можно, как и прежде, легковесно прогнозировать: правые радикалы вряд ли сколотят фракцию, чтобы проталкивать свои законопрожекты, и смогут лишь рассчитывать на звонкое освещение в прессе своих телодвижений. Все, что они предложат, будет не эффективно, но зато эффектно, а грозный лозунг – «Кто там шагает левой? Правой, правой, правой» – станет аккомпанементом всех законотворческих инициатив. Такой сценарий развития ситуации нужно считать оптимистическим, поскольку вполне реален альтернативный ход событий. Затяжной спад в экономике периферийных стран-новобранцев и медленное восстановление былого потенциала в странах-старожилах приведет к тому, что возникнет хронический дефицит свободных средств. Как в национальных бюджетах, так и в казне ЕС. Пособия новичкам урежут. Что не помешает более зажиточным нациям переживать по поводу того, что происходит перераспределение богатства в пользу «братьев меньших» и что их благодеяния мало чем оправданны, поскольку, как любят выражаться французы, все равно «бифштекс дорожает». К ощущению неуверенности в завтрашнем социально-экономическом благополучии вполне может добавиться раздражение от все более напористой исламизации Европы и появления в наиболее иммигрантских странах иждивенческих диаспор и самопровозглашенных гетто. На таком предапокалитическом фоне радикалы, причем как с правой, так и с левой кромки политического спектра, будут стараться выглядеть спасителями отечества. Фрустрация буржуа и бюргеров притупит у них умственные способности, а значит, риторика ненависти, к которой привычно прибегнут ультра, в том числе и в Европарламенте, будет востребована улицей. И не только улицей, но и молчаливым большинством. Не нужно обольщаться по поводу «молчаливого большинства» в Европе. В момент кризисной истины, когда ни нефть, ни золото, ни швейцарский франк не смогут послужить гарантом сохранения накопленного, когда «бифштекс подорожает», а чернь, особенно если она темнокожая, станет бузить, как в парижских пригородах, многие будут готовы искать спасения в скорлупе этнического и национального эгоизма. Остается надеяться, не агрессивного, а пассивного. И тогда выборы в Европарламент будут считаться у историков точкой отсчета: первый камушек скользнул вниз с кручи в июне 2009 года. Владимир МИХЕЕВ

К почти полностью автономной политической системе 21 июня перешла Гренландия, которая находилась под управлением Дании три столетия. Переход свершился в строгом соответствии с волеизъявлением 75% избирателей этого крупнейшего в мире острова, которое было выражено в ноябре прошлого года. Очевидно, что немаловажную роль в этом порыве (население составляет всего около 60 тысяч человек, большинство которых – эскимосы) от датской короны сыграли природные богатства острова, прежде всего, потенциальные ресурсы нефти и газа. В будущем признание международным сообществом нового карликового государства вряд ли вызовет проблему. Напомним, что ровно 30 лет назад Копенгаген предоставил своему владению ограниченный суверенитет, однако в последние годы этот статус все меньше устраивал островитян. Впрочем, и после перехода к более широкой автономии Дания будет по-прежнему контролировать внешнюю и оборонную политику этой страны, а главой государства для гренландцев остается королева Дании.

Его кабинет пустеет на глазах: всего за одни сутки из правительства Гордона Брауна гордо удалились «по собственному желанию» четыре высокопоставленных сановника. Министр внутренних дел Джеки Смит, секретарь кабинета Том Уотсон, министр по делам детей Беверли Хьюз и министр муниципального управления Хейзел Блирз. Ранее сошли на берег глава ведомства труда и пенсионного обеспечения Джеймс Первелл и министр обороны Джон Хатон. Ничем иным, кроме как паническим бегством с накренившегося и, пожалуй, уже тонущего дредноута, это не назовешь. А если присовокупить накачиваемые под давлением в общественное мнение слухи о неизбежном уходе самого премьера? А если начать смаковать спекуляции на тему о бунте видных лейбористов, готовых отдать на заклание своего лидера, лишь бы спасти партию от унизительных насмешек? Поговаривают, что полным ходом идет сбор подписей под обращением к премьер-министру с просьбой – уйти самому, добровольно, по-хорошему. Главные заговорщики – это люди из команды предыдущего премьера, так называемые «блэриты» – Стивен Байерс и Алан Милберн. А еще недавно все было безоблачно. Браун, будучи канцлером казначейства, то есть министром финансов в кабинете Тони Блэра, пользовался заслуженной репутацией умелого управленца. Своего рода «крепкого хозяйственника». На вторых ролях у него был вполне приличный кредит доверия со стороны лояльных к лейбористам избирателей, что обеспечило ему сравнительно мягкую посадку в кресло главы правительства (если забыть о шпильках, подпущенных Чери Блэр, таившей на него обиды, скорее всего, за тихое и упрямое подсиживание ее супруга). Но стоило Брауну встать у руля на капитанском мостике, как грянула буря. Ипотечно-финансовый кризис, серия скандалов с однопартийцами и вот – проигрыш на выборах в местные муниципалитеты (потеряно более 270 мандатов) и в Европарламент (всего 15% – худший результат с 1918 года). Не много ли для одного уставшего от плохих новостей политика? Согласимся, много. А оппоненты вовсю прессингуют. Лидер тори Дэвид Камерон в ходе парламентских прений, должно быть, не без злорадства констатировал: лейбористская партия «рассыпается на глазах». Ему вторил лидер либерал-демократов Ник Клегг: «С лейбористами покончено». Даже собственные заднескамеечники (то есть рядовые парламентарии из числа лейбористов) втирают соль в раны: как выразился один из них, процитированный газетой «Файнэншл таймс», лично для Гордона Брауна отставки министров и ближайших помощников – это «начало эндшпиля». И все-таки премьер переиграл своих недоброжелателей. На закрытом собрании партии он припугнул мятежников тем, что в ответ объявит досрочные выборы, предположительно, на октябрь. Коль скоро рейтинг лейбористов в два раза ниже, чем у их соперников тори, то поражение неизбежно. Следовательно, огромная масса профессиональных «слуг народа» по спискам лейбористов может оказаться не у дел. Для закрепления тактического успеха и для острастки Браун отправил в отставку министра окружающей среды Джейн Кеннеди. И объявил свои резоны: Кеннеди-мол отказалась принести присягу на верность ему как премьеру. Заметим, что нравы в правящей верхушке остались неизменными. Что лейбористы, что тори – одна репрессивная стилистика. Когда-то еще Маргарет Тэтчер одним махом избавлялась от слабаков в своем кабинете, как их называли «wets», а вернее, от внутренних диссидентов. Браун маневрирует. Отказался от планов приватизации Королевской почты, вызывавших шок и ярость в рядах лейбористов. Стиснув зубы, согласился провести независимое парламентское расследование того, каким образом было получено согласие вестминстерских депутатов на войну в Ираке. Заодно дал указание приостановить мандат члена парламента и бывшего замминистра охраны окружающей среды Элиота Морли, который попался на том, что положил в карман 16 000 фунтов стерлингов в виде компенсаций за выплаты ипотечного кредита, полностью оплаченного 18 месяцами раньше. Сможет ли Браун подавить бунт, подтвердив свое прозвище «политического питбуля»? Хватит ли у его противников духа и пороха, чтобы вынудить Брауна выпустить из рук кормило власти? Интрига находится в развитии – продолжение следует. А тем временем безжалостная пресса, почуявшая кровь, привешивает на британскую политическую систему, считавшуюся «матерью всех парламентов», обидный ярлык: «мать всех скандалов». Владимир МИХЕЕВ

EXECUTIVE SUMMARY The Euro-Atlantic[1] security scene is characterized by a loss of mutual confidence, renewed tensions, and serious disagreements regarding not only practices but principles. Those trends, if not corrected, will produce negative strategic consequences for the security of Europe. New opportunities have emerged today for rethinking the security situation in the Euro-Atlantic region, for strengthening confidence, changing mutual relations, and, if need be, institutions. A basis for this can be found in the hopes for improved U.S.-Russian relations expressed by U.S. President Barack Obama, in the initiative by Russian President Dmitry Medvedev on reforming the European security architecture, as well as in the process of elaboration of the new NATO strategic concept. The EastWest Institute, responding to requests by American and Russian officials, assembled an Experts Group to discuss conceptual and practical recommendations that could facilitate a much needed "grand debate" over security issues in the Euro-Atlantic region. This report is the result of that process. As part of this process, the EastWest Institute will convene two seminars, one in Brussels in cooperation with the Egmont Institute, and one in Moscow, organized with the Institute for World Economy and International Relations (IMEMO), in order to provide an opportunity for external stakeholders to respond to the conclusions presented in our report and to lend additional insights. Because of differences of views among the group on a number of issues, the report is not a consensus document, but rather a presentation of possible courses of action designed to stimulate this debate. All members of the group did agree that despite such differences of opinion, states of the Euro-Atlantic region should embrace a common strategic vision of security issues. It should be based, inter alia, on the following principles: recognition of the pluralism of decision-making centers in the security sphere and the need for them to cooperate; preparedness to negotiate from a position of respect for the declared security interests of all states; the right of each state to determine its own security arrangements; striving to convert conflicts in the Euro-Atlantic security sphere into win-win situations; a commitment to confidence-building, especially to policies that would facilitate collective action for preventing, containing, or reversing unfolding crises. The report presents three possible paths (scenarios) towards strengthening security on a cooperative basis in the Euro-Atlantic region. These paths represent the three main strands of opinion among the experts and can be summarized as follows: Remedial Repair: institutional status quo; emphasis on removing mutual misperceptions and strengthening transparency and confidence; identifying and pursuing common interests in the Euro-Atlantic zone; Partial Reconstruction: identifying additional and creative political, legal, and military arrangements, possibly including overlapping security guarantees, that address potential security concerns of states in Central and Eastern Europe and the Black Sea region; pursuing common interests beyond the Euro-Atlantic zone; Fundamental Transformation: reforming the overall architecture of Euro-Atlantic security by signing and bringing into force a European Security Treaty; placing common security challenges as a higher priority than differences in the Euro-Atlantic zone. For each path, there is a set of concrete proposals for further consideration to advance the agreed overall vision. These proposals are not necessarily mutually exclusive, nor do they necessarily represent the view of the group as whole. Some of the more challenging proposals include: Russia, the European Union (EU), the Organization for Security and Cooperation in Europe (OSCE), and the United Nations (UN) should urgently negotiate coordinated measures to prevent another military crisis in or around Georgia. Finding some “quick fix” measures that might promote mutual confidence (such as a political commitment to joint ballistic missile launch monitoring or to extend the geographical scope of the Cooperative Airspace Initiative). NATO members and Russia should fully implement the Rome declaration of 2002 with its logic of joint decision-making on security matters of mutual concern. They need to make the NATO-Russia Council (NRC) a more productive forum by the time of the next NATO summit. All NRC participants should commit themselves to the principle that they will not block the functioning of its dialogue mechanisms during a crisis. As an earnest display of shared commitment to indivisible security, leaders of the OSCE, the North Atlantic Treaty Organization (NATO), the EU, and the Collective Security Treaty Organization (CSTO) should convene a summit on Afghanistan/Pakistan to agree on a common set of policies to combat arms smuggling, drug trafficking, recruitment of militants and violent extremism, and to assist in addressing the socio-economic problems of the two countries. The United States and Russia should accelerate bilateral consultations for solving problems related to implementation of the adapted CFE treaty. The format of the consultation should be extended to other interested countries. NATO, the EU, and Russia can together or in parallel provide mutual and overlapping security guarantees to countries who that seek those guarantees (Georgia and Ukraine may be among them). The leaders of Europe should convene a Group of Eminent Persons, composed of high ranking politicians, former diplomats, and military officials, to make recommendations on how to translate the new hopeful signs in United States-Russia relations to the Euro-Atlantic security scene, and to assess the Russian proposal for an EST and other similar initiatives. In the coming months, before the next OSCE Ministerial Council (December 2009) and the next NATO summit, political leaders must aim for a roadmap to a strengthened security regime in the Euro-Atlantic region. Equal and indivisible security of all states should be translated from an attractive slogan into hard reality. Strategic reassurances at the rhetorical level without action and reform at the operational level are not just hollow. They may in the light of the last decade prove dangerous. Foreword The Experts Group set up in Brussels by the EastWest Institute to prepare recommendations on strengthening political-military security in the Euro-Atlantic region revealed a troubling paradox: increased global cooperation and interaction in one sphere (global finance) coupled with decreased cooperation and rising tension in the large political, security, and military space that encompasses the Euro-Atlantic states. The global financial and economic crisis that broke out in the fall of 2008 became a powerful stimulus for developing unprecedented cooperation of leading states of the world, including those that belong to the Euro-Atlantic region. This cooperation in addressing reforms of the global financial architecture is moving forward both within the Group of 20 and through international financial institutions. The basis for such an interaction is the recognition of the fundamental fact of economic interdependence and to use this interdependence for promoting common interests. This pattern of cooperation and widespread sense of urgency stand in stark contrast to the current disruption of the fundamental confidence and rollback in dialogue on security issues in the Euro-Atlantic area, primarily between Russia and NATO members. Despite the imperative for ever closer cooperation for solving a multitude of problems (such as energy security, the economic crisis, illegal migration and transnational crime), an unhealthy geopolitical competition remains, local conflicts persist, and numerous multilateral mechanisms created to prevent or resolve such crises fail to function. As a result, strategic stability in the Euro-Atlantic region continues to erode. Any deepening of the geopolitical rivalry and mutual mistrust between Euro-Atlantic states may well derail the drive for economic interdependence, making economic power an instrument of blackmail and pressure by stronger states against weaker ones. The Euro-Atlantic region would then turn into an international problem zone, and its real contribution to finding solutions to global problems would be considerably less than the sum total of its potential. This report and the process that produced it were a response to several circumstances: Russia’s proposal for a new Euro-Atlantic security treaty; the preparations for a new NATO security concept; and the coming into office of the Obama administration. This report is meant to be a serious response to these opportunities. It looks seriously at President Medvedev’s treaty proposal and presents it as a policy option for serious discussion. Realizing that the proposal is not without its critics—including some within the group of experts that EWI convened—the report also lays out two additional options. The end solution may well be some sort of combination of two or more of these policy options. This report should help clarify the debate into a focused set of choices for the Euro-Atlantic community. Presidents Medvedev and Obama have embarked on a heady campaign to deal quickly with some of the fundamental roadblocks in the bilateral relationship, such as a START follow-on treaty and ballistic missile defense. Progress in these negotiations will create a new sense of confidence as to what is possible. The EastWest Institute is proud to contribute this report as a basis to ground the conversation. The opportunity is ripe. The EastWest Institute wishes to express its appreciation to all members of the Experts Group who gave their time so willingly. A number of other specialists and officials provided comment on various drafts or contributed ideas. This report is planned to be the first in a series of publications that will emerge from this process as we work towards achieving a consensus on building a common strategic vision for Euro-Atlantic security. John Edwin Mroz Founder and CEO EastWest Institute STATE OF PLAY The Euro-Atlantic security scene is characterized by a loss of mutual confidence, renewed tensions, and serious disagreements regarding not only practices but also principles. We see a troubling revival of the old East-West divide in strategic thinking. Those tensions are visible in the ongoing debate over NATO enlargement to countries in the post-Soviet space, the CFE Treaty crisis, the political conflict over possible deployment in Central Europe of elements of U.S. national anti-ballistic missile defense, and over the Georgian conflict and Russian support for Abkhazia and South Ossetia. The acute political crisis that erupted in August 2008 in relations between Russia on the one side and NATO and the European Union on the other showed in concentrated form the dangers of a continued erosion of mutual trust and respect for each other’s security interests. Numerous multilateral institutions that were created to prevent and resolve such crises – the UN Security Council, the OSCE, the NATO-Russia Council (NRC) – failed to function. Moreover, this stalemate has not been overcome less than one year after the war in the Caucasus. These trends have: undermined the functioning of pan-European institutions; discredited the notion of cooperation across the old East-West divide; fuelled a growth in geopolitical rivalry If not corrected, those trends will produce negative strategic consequences for the future stability of Europe as a whole. This may be playing out in Ukraine, which is experiencing high levels of internal political tension at a time of a profound economic crisis. The situation in the southern Caucasus is fraught with the danger of another military conflict. We see a growing desire in some quarters to punish or retaliate rather than to solve problems. In the meantime, new hard and soft security threats or challenges for the Euro-Atlantic region are emerging from areas like the Middle East, Central Asia, and northeast Asia: terrorism, cybercrime, sea piracy, organized crime, drug trafficking, and arms trafficking. Most of them cannot be dealt with unless the major powers in the Euro-Atlantic zone cooperate. New opportunities have emerged today for rethinking the security situation in the Euro-Atlantic region, for strengthening confidence, changing mutual relations, and, if need be, institutions. A basis for this can be found in the hopes for Russian-American relations expressed by U.S. President Barack Obama, in the initiative by Russian President Dmitry Medvedev on reforming the European security architecture, as well as in the process of elaboration of the new NATO strategic concept. The EastWest Institute, responding to requests by American and Russian officials, assembled an Experts Group to discuss conceptual and practical recommendations that could facilitate a much-needed "grand debate" over security issues in the Euro-Atlantic region. This report is the result of their discussions. Because of differences of views among the group on a number of issues, we agreed that the report would not be a consensus document but rather one to stimulate debate. SHARED VISION All members of the group did agree that despite such differences, states of the Euro-Atlantic region should make a renewed commitment to a common strategic vision of security based on established OSCE principles, but going much further in implementing the principles. It should be based, inter alia, on the following: Recognition of the pluralism of decision-making centers in the security sphere and the need for them to cooperate; Preparedness to negotiate from a position of respect for the declared security interests of all states; The right of each state to determine its own security arrangements. Striving to convert conflicts in the Euro-Atlantic security sphere into win-win situations; Commitment to confidence building, especially to policies that would facilitate collective action for preventing, containing, or reversing unfolding crises. Standards and Styles of Diplomacy In practical terms, we should: Hold states and political leaders accountable for more efficient and predictable forms of problem solving than we have seen; Turn away from the growing tendency to see retaliation as a legitimate first response without even entering into serious negotiations; Give priority to practical measures that are likely to restore confidence over hollow rhetorical reassurances of mutual trust. Many of the practical pillars of European security architecture were developed at a time when distrust was the rule. The lesson from this is that we need to build on the idea of common security through practical measures of cooperation and problem-solving; Provide for more shared decision-making across the old East-West divide as foreshadowed in the 1997 NATO-Russia Founding Act; Insist on reciprocal obligations for all parties. We need to ensure that we are simultaneously improving everyone’s security, not decreasing it. This must include the human dimension of security and a clear emphasis on values, not just classic inter-state and hard security concerns; Avoid three mistakes: benign neglect (“does this really matter”); a return to old mentalities, old solutions (“let’s go back to bloc-to-bloc logic”); going back to vassal geopolitics based on spheres of influence and the use of force; Not expect rapid change in political attitudes but work patiently towards such change. Set clear expectations on each side but not adopt take-it-or-leave-it positions; look forward, not back. We need to address any differences of values with a lot of patience (a long term perspective) because they will not change easily. Clarifying Security Concepts NATO and Russia have declared that they are no longer enemies. They need to agree just what that means in terms of a number of important military/political issues. The heated debates over NATO expansion and the political uncertainty about the terms of the adapted Treaty on Conventional Forces in Europe (CFE) provide the proof that the two sides have not yet made that fundamental settlement. Common security between Russia and NATO and Russia and the United States can be defined on the basis of these shared understandings: Collective (cooperative) action is required to effectively meet non-traditional security threats as well as to deal collectively with the protracted conflicts or potential sources of instability in Europe; Risk-sharing means shared responsibility, or the acceptance of a measure of interdependence; Attention to the sub-regional dimension of security as well as integration of this dimension into the overall relationship is a constitutive part of the global cooperative framework; Security is a comprehensive concept. It includes military, economic, and human dimensions and presupposes responsible behavior by each actor in these three domains. Policymakers would benefit from recalling some basic principles of strategic stability – a quality of relations that would prevent the renewal of an arms race, facilitate collective action for preventing conflicts, and help contain and reverse unfolding crises. Strategic stability cannot be the goal in itself. The Euro-Atlantic region is in dynamic evolution, as is the global security environment. In this situation, strategically stable relations in the hard security sphere lay the ground for more mutually beneficial economic and social development among Euro-Atlantic states. This consideration – finding the balance between strategic stability and dynamic evolution – highlights the need to have a highly versatile system of dispute resolution and adaptable institutions. THREE POSSIBLE PATHS The Experts Group identified three broad paths. Each contains elements that might be relevant to the others. The broad approaches have been labeled as follows: Remedial Repair: institutional status quo; an emphasis on removing mutual misperceptions and strengthening transparency and confidence; identifying and pursuing common interests in the Euro-Atlantic zone. Partial Reconstruction: identifying additional and creative political, legal, and military arrangements, possibly including overlapping security guarantees, that address potential security concerns of states in Central and Eastern Europe and the Black Sea region; pursuing common interests beyond the Euro-Atlantic zone. Fundamental Transformation: reforming the overall architecture of Euro-Atlantic security by signing and bringing into force a European Security Treaty; placing common security challenges as a higher priority than differences in the Euro-Atlantic zone. REMEDIAL REPAIR This first path (option) presumes that current problems can be resolved in existing institutions, primarily by political and diplomatic means that are designed to strengthen confidence, increase transparency of actions in the security sphere, bridge mutual misperceptions, and identify and promote common interests. The first option sees the main issues of security as those that lie primarily inside OSCE Eurasia (including Russia and its OSCE neighbors). Arguments for this approach: apparent absence of the threat of large-scale military conflict or of an arms race in Europe; existence of multiple institutions and mechanisms for dialogue and cooperation in the security sphere (the OSCE, NATO-Russia Council, EU-Russia Permanent Partnership Council, as well as the UN Security Council). NATO is the dominant reality of European collective security. Several NATO countries, particularly in Central Europe, are not currently willing to take any other approach. Some countries consider the current Russian desire to reform security institutions to be out of step with their own wish to modernize in closest possible cooperation with the EU and NATO, including possible membership in the future, however distant. Proposed concrete measures could include: Finding some “quick fix” measures that might promote new confidence (such as a political commitment to joint ballistic missile launch monitoring or to extend the geographical scope of the Cooperative Airspace Initiative);[2] Adopting a mutual obligation by OSCE member states and by NATO-Russia Council members that they will under no circumstances block the functioning of dialogue mechanisms in the security sphere (NRC, OSCE Forum for Security Cooperation), but, on the contrary, make their work more active in the periods of crises for exploring ways for their settlement; Resetting the NATO-Russia Council modus operandi by, where possible, moving beyond the “28 vs. one” model; focusing discussion in the Council on significant issues of European security such as the future of the CFE Treaty; Ratifying and bringing into force the Adapted CFE Treaty followed by negotiations on its further adaptation to a substantially changed security environment; Discussing in the NATO-Russia Council the security situations in the Black Sea and southern Caucasus, and considering joint security measures aimed at reassuring both NATO members and Russia, with full cooperation of countries of respective regions; Find a formula to resolve competing approaches to the recognition of territories that have declared themselves independent (such as South Ossetia and Abkhazia), especially by strengthening ideas of regional cooperation and integration, along with international assistance; Increase transparency and consultation in working out strategic concepts and military doctrines, primarily those of the United States, NATO, Russia, and CSTO; As an earnest display of shared commitment to indivisible security, leaders of the OSCE, NATO, the EU, and the CSTO should convene a summit on Afghanistan/Pakistan to agree on a common set of policies to combat arms smuggling, drug trafficking, recruitment of militants and violent extremism, and to assist in addressing the socio-economic problems of the two countries; Continue the current review of the cost-effectiveness and political repercussions of planned national ballistic missile defense deployments in Poland and Czech Republic; consider possible joint missile threat monitoring and, if the need arises, joint missile defense. If Iran acquires nuclear weapons leading to further weapon proliferation in the Middle East, the OSCE countries will probably be united in seeing this as a common threat justifying joint ballistic defense; OSCE states should elevate current national initiatives on cyber and energy security to a multi-national level, spurring far more cooperative ventures in both fields. PARTIAL RECONSTRUCTION This second option focuses on the mutual concerns of Russia, NATO, and EU member states, plus states of the respective sub-regions, regarding probable instability in the security sphere and a perceived deficit of reliable guarantees of national security. It holds that the situation in the southern Caucasus and Black Sea regions requires measured yet immediate attention, while a number of crises throughout Eurasia demand more urgent and more concerted action. Arguments for this approach: The status quo in Europe and unilateral attempts at changing it are generating tensions. Current policies are not sufficient to guarantee peace in the long term. Some multilateral institutions will need to be reformed in order for them to deal more effectively with controversy between Russia and NATO over possible further plans to enlarge the alliance, or strengthening security in the southern Caucasus after the August 2008 war. Here, the United States, NATO, the EU, and Russia need to partially reform existing institutions in order to establish real forms of power sharing and measures of “cooperative-collective security” in a great region stretching from the Baltic Sea to the Caucasus. Proposed concrete measures could include: Practical steps that will defuse the tensions in the southern Caucasus that have not dissipated after the August 2008 war. With all the profound differences of positions concerning the international status of Abkhazia and South Ossetia, Russia, the EU, the OSCE, and the UN -- working with the countries concerned -- should take immediate measures to conclude legally binding agreements on non-use of force between sides of the conflict; to exclude provocative military actions, and to resolve on a compromise basis the problem of monitoring the security and military situation; Further reduction of conventional forces in Europe; Joint security measures aimed at enhancing anti-terrorist protection of energy transit through the territory of interested countries; Press for immediate U.S.-Russian-European cooperation throughout Eurasia on Afghanistan, Pakistan, Iran, North Korea, and terrorism. Formation of a Contact Group to deal with the Afghanistan/ Pakistan crisis that would include Afghanistan, Iran, China, Pakistan, Tajikistan, Turkmenistan, and Uzbekistan, as well as Russia, the United States, NATO, and the UN; Joint U.S.-European-Russian cooperation on BMD defenses as a precaution against potential threats coming from outside the Euro-Atlantic region. Following a detailed examination of deployment options for its different components in various locations (Poland, the Czech Republic, Azerbaijan, Russia), a joint U.S.-EU-Russian ballistic missile defense coordination center could be set up; In the context of the START treaty, U.S. and Russian weaponry needs to be taken off hair trigger alert; The development of a system of cooperative collective security through sub-regional security communities and new variable military consultative structures would represent a win-win situation -- as opposed to trying to define spheres of influence between the United States/NATO and Russia/CSTO within the Black Sea and Caucasus regions; NATO, the EU, and Russia can together or in parallel provide mutual and overlapping security guarantees to countries that seek those guarantees (Georgia and Ukraine may be among them). Such guarantees might make it easier, at least for the foreseeable future, to defer consideration of the extremely sensitive issue of NATO membership of the aforementioned states. At the same time, an agreement on such overlapping guarantees could help create a basis for NATO and Russian constructive cooperation in the Black Sea and Caucasus regions; One way to accomplish this may be to establish operational measures in which various parties would collaborate. (Many forms of collective measures are possible, one model -- with modifications -- might be the joint U.S.-Russian-NATO peacekeeping command system set up in Bosnia after the Dayton accords in 1995.) Much will depend upon U.S. and Russian policy— whether leaders of both countries will agree to engage wholeheartedly in a reform of the status quo. Even if the political will exists to undertake such reform, the two countries will need to do so without undermining well-established institutions, such as NATO, and without ignoring new structures, such as the CSTO. FUNDAMENTAL TRANSFORMATION This approach envisages the conclusion of a new European Security Treaty (EST) that would create a set of binding rules for a comprehensive system of collective security in the OSCE area on the basis of principles of inclusion, polycentrism, and common (indivisible) security. Arguments for this approach: The existing legal framework of security relations in Europe does not meet the requirements of the 21st century, as evidenced by recent crises, by sharp divergences in interpretation of commitments in the security sphere, and by the absence of sufficient guarantees for safeguarding the equal and indivisible security of states of the Euro-Atlantic region, irrespective of their military-political status. The Treaty should translate political commitments in the security sphere taken by OSCE members at different times into legal obligations. The treaty should also provide mechanisms ensuring universal application of this principle. A variegated architecture must be found that can incorporate the interests of all states in the Euro-Atlantic and throughout Eurasia. Not only states but also organizations such as the OSCE, NATO, CSTO, and the EU must be involved in the elaboration of this new architecture of Euro-Atlantic security. Proposed Concrete Measures: It is necessary to lay down in the treaty appropriate procedures and mechanisms for the settlement of international disputes by peaceful means in accordance with the UN Charter in order not to endanger international peace, security, and justice: not to ensure one’s own security at the expense of security of others; not to commit any actions (within the frameworks of any military alliances and coalitions) that undermine the integrity of the common security area, including use of one’s own territory to undermine the security of other states, or the peace and stability of the Euro-Atlantic area as a whole; not to allow evolution of military alliances to the detriment of security of other parties to the treaty; Respect the right of any state to maintain neutrality or choose its own security arrangements; The treaty should envisage the development of coordinating mechanisms on the political and operational levels aimed at the prevention and settlement of conflicts in the Euro-Atlantic area, at assistance in the resolution of international problems, and at the development of friendly relations and cooperation between states; The treaty cannot under any circumstances replace the СSСЕ Final Act and the Paris Charter for a New Europe, and other relevant OSCE documents. It should, rather, propose a system of principles, standards, and guarantees of their implementation in the military-political sphere, ensuing from the UN Charter, the “decalogue” of principles of the СSCЕ Final Act, the Charter for a New Europe, as well as from documents jointly adopted by NATO and Russia (the Founding Act of 1997, the Rome Declaration of 2002). There already exist precedents of such implementation of general political principles and mutual obligations. The Energy Charter has separated out energy security from the whole body of interstate relations in Europe. There are also precedents for the development of regulatory documents establishing a number of principles for relations in the military security field in the OSCE area as well as in relations between Russia and NATO (the Code of Conduct on Politico-military Aspects of Security, the Russia-NATO Founding Act, the Rome Declaration). The principle of equal and indivisible security should occupy an important place in any future security system in the Euro-Atlantic area. However, members of the group diverged in their opinions as to the feasibility of finding a consensual, legally binding definition of this principle. This is a conceptual and diplomatic challenge that brings forward the following key questions: What would constitute concrete guarantees of equal and indivisible security of states? How to ensure equal and indivisible security of states having different military-political status (NATO and CSTO member states, neutral states, European Union member states not belonging to NATO but participating in the EU’s security and defense policy)? How to reconcile indivisible security with NATO’s “open doors” policy as well as the NATO declaration that Ukraine and Georgia might become members in the future? How to combine guarantees and obligations which can be taken by the states within the framework of such an international legal document, with their already existing obligations as to collective and individual self-defense (in accordance with the UN Charter, the Washington Treaty, the Collective Security Treaty)? How to define of notion of "equal and indivisible security" versus the concept of “overlapping security guarantees?” The viability of the idea of the EST itself greatly depends upon the nature of answers to the above questions. The following general approach to the principle of equal and indivisible security could be used as a starting point for discussion. In the Euro-Atlantic area, equal and indivisible security can be brought about by preventing a renewed arms race through arms control and disarmament measures, by establishing mechanisms for conflict and crisis prevention, and by reinforcing collective peacekeeping capacity. Equal and indivisible security of all countries in the area can be ensured by the following major institutional and legal guarantees: The adapted CFE Treaty, to be succeeded in the future by a new CFE Treaty; NATO-Russia agreement on cooperation in the field of peacekeeping (based on the concept of joint peacekeeping elaborated in the framework of the NRC). Such an agreement is to provide a basis for an ad hoc center for planning and executing peacekeeping operations; Joint control center/system of centers for European airspace (with a view to prevention/suppression of acts of air piracy and terrorism); Joint NATO-Russia counter-terrorist center; Improved "Code of Conduct on Politico-Military Aspects of Security" that would specify politico-military guarantees of equal and indivisible security. Some members of the Experts' Group are of the opinion that the idea of establishing a “steering committee” in the OSCE composed of Russia, the United States, and the EU (on the basis of collective representation) deserves attention. The task of such a committee could be to discuss key issues of security in Europe at high-level meetings held approximately twice a year. Another proposal would be the formation of a Trans-Atlantic or Euro-Atlantic Security Council designed to better coordinate both U.S./NATO and EU geostrategic and political economic relations in global terms as well as relations between the U.S./NATO, the EU, and Russia, focusing on Eurasia. Such a Transatlantic Security Council would work in close connection with the OSCE. It would consist of a Trans-Atlantic executive council of leaders that would convene on a regular basis and then meet with Russian leaders. An intensive intellectual and diplomatic effort is required to assess the viability and "added value" of the Russian proposal for an EST. Governments of the Euro-Atlantic area could consider the idea of holding, in a realistic timeframe, an OSCE summit meeting for discussion of conclusions and recommendations from this effort. Leaders of Europe should convene a Group of Eminent Persons, composed of high ranking politicians, former diplomats, and military officials, to make recommendations on how to translate the new hopeful signs in United States-Russia relations to the Euro-Atlantic security scene, and to assess the Russian proposal for an EST and other similar initiatives that may come up. The Russian proposal to elaborate an EST should be thoroughly examined and discussed at relevant forums – OSCE, NRC, EU-Russia Permanent Partnership Council. Nuclear aspect of European security: Security in the Euro-Atlantic area is inseparable from trends in strategic relations between the leading nuclear powers, taking into account the fact that countries of this region possess more than 90 percent of the world’s nuclear arsenal. The progress of the Russian-American talks over a new strategic nuclear armaments treaty will play a determining role in establishing mutual trust in the military and political sphere in the Euro-Atlantic area. International experts urge the Russian and American side to conduct intensive negotiations on this issue in order to ensure strategic stability at diminishing levels of nuclear armaments (under conditions that will not lead to a substitution of the strategic nuclear threat by a strategic conventional threat capable of destabilizing security relationship between the major powers). The problem of the objective link between offensive and defensive strategic armaments deserves thorough consideration, including its repercussions for security on the European continent. States and regional security organizations should consider the following specific measures: Conclusion of a treaty on reducing and finally eliminating tactical nuclear weapons in Europe; Conclusion of a treaty on cooperation in the field of anti-missile defense in the Euro-Atlantic area; Establishment of joint missile threat monitoring and analysis centers on the basis of such a treaty, including possible use of the Russian radars in Ghabala and Armavir. Qualitative strengthening of the nuclear nonproliferation regime meets the common interests of the countries of the Euro-Atlantic area. Russia and its Western partners should use the NRC and EU-Russia Permanent Partnership Council in order to bring as close together as possible positions on the eve of the NPT review conference in 2010. Eurasian dimension of security of the Euro-Atlantic area: Taking into account the number of threats and challenges for countries of the Euro-Atlantic area originating in the Near and Middle East and considering the growing role of the leading Asian states in regional and international security, it is proposed to hold a meeting of NATO, OSCE, EU, CSTO, and SCO secretaries general, as well as of speakers of the respective parliamentary assemblies. The purposes of the meeting could be to identify similar functions of the said structures in the spheres of hard and soft security and to discuss possible opportunities for cooperating in spheres and regions of common interest. Some of the Group’s experts view as a long-term objective the elaboration of a security concept that would identify and link up converging security interests of states in the Euro-Atlantic region and in Eurasia. To these ends, it is proposed to start an expert level exploratory dialogue between NATO, EU, SCO, and CSTO. It should be stressed that the majority of practical measures to strengthen confidence and security suggested in this report can be realized independently from any chosen specific security model for the Euro-Atlantic area. TRANSCENDING THE RECENT DIPLOMATIC RECORD: WHAT IS OUR BEACON? Looking forward, the principal requirement for Europe and for the world as a whole is to assure the productive performance of the global economy and sustainability of the human ecosystem that cannot be managed from within any sovereign jurisdiction. Security priorities derive from that central requirement. Civil violence generated by endemic austerity may be a greater threat to more societies than the classic forms of aggression, though the latter do remain prominent concerns. In the long term, the process of global warming may generate potential threats more substantial than any form of conventional warfare. Such threats create imperatives of adjustment that will necessitate far more substantial coordination among governments than has been their historical habit. In this emerging context, residual antagonisms and the policies of confrontation they inspire will have to be subordinated to the pursuit of common interest. Mutual reassurance will have to become the dominant operating principle of security policy. In Europe, there will be no reversal of the deteriorating trends in security relationships unless political leaders finding a way to move decisively toward the joint decision-making and joint problem-solving in this sphere that are foreshadowed in the NATO-Russia Founding Act. This will help to release the potentials of our societies to address the continental and global challenges that threaten all states of the Euro-Atlantic region. Attachment A: Discussion Note on the Treaty on Conventional Forces in Europe The current stalemate over implementation of the adapted Treaty on Conventional Forces in Europe (CFE) exacerbates tensions between Russia and Western participants in the Treaty. The treaty, however, remains a useful instrument for strengthening confidence in Europe. It is vitally necessary and beneficial to all parties involved to preserve the benefits of the CFE treaty. States will need to develop a road map for bringing the adapted CFE treaty into force. This will involve agreements on the sub-regional dimension of arms control regimes in Europe. For this concrete steps are needed, first to reduce residual tensions left from the Cold War era and second to create a military foundation to support political solutions to existing conflicts. Russia and the United States have been working for more than a year on a project of a "package deal" for solving problems related to revival of conventional arms control regime in Europe. This process should be radically accelerated. It may be useful to expand the ongoing Russian-American dialogue on the CFE treaty to include other member states of the Treaty. We lay out here two broad packages of action regarding the CFE treaty. The suggestions laid out are not mutually exclusive. The best way forward would likely include proposals from each. These views do not necessarily represent the views of the group as a whole. Indeed some of them are quite controversial. But they represent a useful tool to jumpstart discussions on the CFE. Some experts recommend a package solution providing reciprocal and sequenced moves on problems related to the treaty. Elements of such a package could include the following: Reaching an agreement on provisional application of the adapted CFE Treaty. An argument in favor of such a move is the fact that ratification belongs to the competence of parliaments/legislatures, and the executive authorities cannot guarantee this ratification in all member states of the CFE treaty; A stage-by-stage scheme could be applied; here. Initially member states could assume a political obligation to act in conformity with subject and purposes of the adapted CFE treaty, respecting its upper limits. After that, in six to twelve months, if the agreement on adaptation of the treaty does not enter into force, the treaty should be applied on a provisional basis. The Russian side will have to lift its moratorium on implementation of the treaty either from the moment of entering into force of the adaptation agreement or from the moment of its provisional application, as provided in the package deal; Lifting territorial sub-limits for the Russian Federation. They cannot be justified in the situation when several countries of the flank region joined NATO; such sub-limits impede the fight against terrorism. The possibility of introducing additional confidence measures on a reciprocal basis should be explored in the context of lifting sub-limits; Negotiating reduced levels of armaments for NATO members. Such levels should be applied since the moment of provisional application of the adapted Treaty, with respective parameters becoming a formal enclosure to the package; By the same token the package deal should describe specific conditions for new NATO members (Lithuania, Latvia, Estonia, Slovenia) to adhere to the treaty; Within the package, a decision should be passed that immediately after enforcement of the adapted treaty, member states will start negotiations on its further modernization; The package should include a draft decision supporting continuation of the current peacekeeping cooperation in Transnistria in conformity with the Russian-Moldovan agreement of 1992. The argument for such a political decision lies in the fact that in the absence of progress in talks between Cisinau and Tiraspol on the withdrawal of the Russian peacekeeping forces will destabilize the situation. This draft could then be presented by member states of the treaty for approval by the OSCE permanent council. The package deal could be approved at a new extraordinary conference of member states of the treaty as its concluding document. Other group members recommended a package of parallel actions, the point of departure being proposals put forward by NATO countries at the Bucharest summit (2008). This plan, which is seen by some as offering significant concessions to Russia by NATO states, lifts direct conditionality between ratification of the treaty by NATO members and the withdrawal of Russian military forces from Transnistra and Abkhazia. However, the plan would retain indirect linkage between these two processes. NATO attaches, without doubt, great significance to preservation and modernization of the Treaty, but not at the expense of a de jure rejection of its free right to expand the alliance. NATO is also not ready to accept a condition of non-deployment of military forces on the territory of new member states as this would be tantamount to their unequal status in the alliance. States would free to take a political decision not to deploy combat forces on the territories of other states (as was the case in Denmark, Norway, and France). In this case the Russian side and NATO should without any delay agree on a definition of “significant combat forces” that may be a source of concern for either side. All countries involved must be included in discussions since they treat very sensitively the issue of security guarantees that they have as members of the NATO. Other measures could include the following. NATO states must agree to ratify the adapted CFE within a reasonable timeframe of Russia completing its troop withdrawals—but both processes must begin in tandem. Additionally, given the length of time that both complete troop withdrawals and working CFE ratification through parliaments/legislatures will entail, there should be periodic review of progress on both fronts to ensure that all parties are confident that each side is working in good faith to meet their commitments; Secure commitments by Estonia, Latvia, Lithuania, and Slovenia to join the adapted CFE Treaty as soon as all the original signatories have ratified it. All four states have repeatedly signaled their willingness to join the adapted CFE when they are permitted to do so; To eliminate Russian concerns about their obligated troop withdrawals leading to further destabilization in Transnistra and Abkhazia and to further delink the conditionality between signing the adapted CFE and the withdrawal of Russian forces, provide a transition period for Russian forces to be replaced by joint OSCE-Russian peacekeepers or international peacekeepers under an OSCE mandate, in pressing Cisinau and Tiraspol for an agreement under OSCE auspices; This should be in the context of creating a larger “regional security community” for the Caucasus in particular, but also for Transnistra-Moldova, involving overlapping security guarantees that would in effect bring Transnistra and Abkhazia into political economic cooperation with both Moldova and Georgia respectively; Elevate counterterrorism as an area of cooperative efforts in the NRC and other appropriate bodies to address Russia’s concerns about CFE limits impeding its counter-terrorism efforts. In addition to achieving Russian compliance in its southern flank region, this could become a useful confidence-building tool with tangible security benefits throughout the CFE area; Additional efforts should be made to increase security and confidence building measures by, for example, engaging in joint peacekeeping operations and, as proposed above, anti-terrorist efforts; It is unlikely that NATO will accept specific conditions on the adhesion of new members, but NATO can establish an overall accord with Russia that would place verifiable limits on both sides. A third view sees that the CFE Treaty has outlived its usefulness and cannot be revived. This view necessarily downplays the positive role that CFE’s inspection regime in particular has had in confidence-building. In this option, a way forward for European security is that CFE Treaty member states, as well as members of the Russia-NATO council, would concentrate on modernization of the Vienna document on confidence building measures (1999) as well as on elaboration of bilateral arrangements on regimes of transparency and restraint. It would remain to be seen how such a minimalist version of an arms control and transparency regime in Europe could contribute to allaying both Russia's and NATO’s concerns and pave the way towards a healthy and stable relationship in the sphere of hard security. ATTACHMENT B: PARTICIPANTS IN THE EXPERTS GROUP In memoriam: Ambassador Pierre-Etienne Champenois Distinguished diplomat of Europe and Belgium Dr. Vladimir Baranovsky, Deputy Director, Institute of World Economy and International Relations (IMEMO). He also worked as Project Leader at the Stockholm International peace Research Institute (SIPRI) (1992-1997) and lectures at Moscow State Institute of International Relations (MGIMO-University) (since 1998). While holding degrees of doctor on history (1985) and professor (2002); he was elected in 2003 Corresponding member of the Russian Academy of Sciences. He participates in various professional associations—International Institute for Strategic Studies (London), European Security Forum (Brussels), Council for Foreign and Defence Policy (Moscow), Russian Academy of Military Sciences. He writes extensively on Soviet/Russian foreign policy, international security, European integration, and arms control. Dr. Evgeny P. Buzhinsky, Lieutenant General, head of the International Treaties Department of Ministry of Defense of Russian Federation; deputy head of Russian delegation of arms control negotiations in Vienna since 1996. His areas of experience include strategic and conventional arms control issues, non-proliferation, global and regional stability. Prof. Malcolm Chalmers, Professorial Fellow, Royal United Services Institute for Defense and Security Studies. Chalmers is Professor of International Politics at the University of Bradford, and was recently Special Adviser to Foreign Secretaries Jack Straw MP and Margaret Beckett MP. He has previously been a visiting researcher at Stanford University and IISS, and chair of SaferWorld. He has written widely on UK security policy, international burdensharing, arms control, and conflict prevention. Prof. Dr. Rik Coolsaet, Senior Associate Fellow at the Egmont Institute. Professor Coolsaet is a Professor of International Relations and Chair of the Department of Political Science at Ghent University (Belgium), as well as a European Commission Expert Group on Violent Radicalisation. He has held the position of deputy chief of the Cabinet of the Belgian Minister of Defence (1988–1992) and deputy chief of the Cabinet of the Minister of Foreign Affairs (1992–1995). Mr. William Drozdiak, President, American Council on Germany in New York City. Previously, Mr. Drozdiak was executive director of the Transatlantic Center of the German Marshall Fund of the United States. He worked for more than twenty years as an editor and foreign correspondent for The Washington Post. As chief European correspondent until 2001, he was responsible for coverage of major political, economic, and security issues in Europe, with special emphasis on NATO and the European Union. From 1990 to 2000, he served as the Post’s bureau chief in Paris and Berlin. He has worked as State Department correspondent for Time magazine. Prof. Hall Gardner, Professor of Political Science, International and Comparative Politics Department, The American University of Paris. Professor Gardner is a geostrategist with a comparative historical orientation. His focus is on the origins of war, yet more specifically on deliberating the phenomenon of war’s eruption and its regional and global ramifications, with an eye toward conflict resolution. His research blends a historical and theoretical approach with contemporary international affairs, concentrating on questions involving NATO and European Union enlargement, the collapse of the Soviet Union and its impact upon China and Eurasia in general, as well as the global ramifications of the “war on terrorism.” Mr. Camille Grand, Director, Fondation pour la recherche stratégique. Mr. Camille Grand was the deputy director for disarmament and multilateral affairs in the directorate for strategic, security and disarmament affairs of the French ministry of foreign affairs (2006-08). In charge of conventional arms control, small arms and light weapons, land mines and cluster munitions, OSCE and Council of Europe affairs, he has been directly involved in several arms control negotiations and was previously the deputy diplomatic adviser to the French Minister of Defence. H.E. Ambassador Ortwin Hennig, Vice President, Head of the Conflict Prevention Program, EastWest Institute. Ambassador Hennig is a distinguished alumnus of the Free University of Berlin and the London School of Economics where he concentrated on Political Science. As an alumnus of the NATO Defense College in Rome, he specialized in arms control and security policy matters. He held diplomatic posts in Afghanistan and Russia, and with the German Representation to the European Commission and the OSCE in Vienna. Ambassador Hennig served the Office of the German Federal President as a foreign policy advisor. He had been appointed as Commissioner for Civilian Crisis Prevention, Conflict Resolution and Post-Conflict Peace Building for the German Federal Foreign Office in Berlin. Ambassador Hennig has published extensively on the subjects of arms control, the OSCE and conflict prevention Dr. Vladimir Ivanov, Senior Associate, and Director of the Moscow Center, EastWest Institute. Dr Ivanov is involved in all EWI projects with a 'Russia dimension,' particularly Protection and Counter-terrorism and the U.S.-Russia Constructive Agenda Initiative. He was responsible for overseeing and managing EWI's Fiscal Transparency Program. He was also responsible for EWI's project on reforming regional finances in the Kaliningrad Region, as well as research and development activities in the area of public finance in Russia with a focus on its relationship with the developing private sector. He received a B.A. in International Journalism and a PhD in History from the Moscow State Institute of International Relations (MGIMO). Dr. Yevgeniy M. Kozhokin, Director, Institute for Strategic Studies, Russia. He is a Doctor of Sciences (History) and once was former Deputy Chairman of the State Committee on Nationalities and Federation Issues; former Chairman of the Subcommittee on International Security and Intelligence of the Committee of Defense and Security Issues; as well as a former member of the Permanent Delegation of the Supreme Soviet of the Russian Federation in the North Atlantic Assembly. His areas of expertise include history of Western Europe, international conflicts, the economic and political relations between Russia and EU-countries, Russia and India, Russia and China. Ambassador Vadim Lukov, Russian Ambassador to Belgium. He graduated from the International Relations Institute (MGIMO) of Moscow in 1975, and holds a PhD in History. In 1979, he started in the Ministry of Foreign Affairs of the USSR (since 1992 the MFA of the Russian Federation). Between 1995-1997, he was the head of the Russian Foreign Policy Planning Department. It was in the Republic of South Africa and the Kingdom of Lesotho that he started his function of Russian Ambassador. In 2001-2004, he served as Russian Sous-Sherpa in the G8. In 2001 he became Ambassador-at-large at the G8 summit and in 2004 took up his current post in Belgium. Ambassador Lukov is fluent in English, French, Dutch, and Swahili. He is the author of numerous books regarding international issues, including Russia in the Leaders’ Club (Moscow, 2002) and The G-8 (Moscow, 2004). Stefan Maschinski, PhD-candidate, Berghof Research Center for Constructive Conflict Management, Berlin. His research interests include the interaction between international regimes and local peace activists and its impact on domestic politics. Also, he provides a strong background in European foreign and security policies in the former CIS countries and the South Caucasus. Stefan Maschinski holds a MA in ‘International Conflict Analysis’ from the University of Kent in Brussels. Jacqueline McLaren Miller, Senior Associate, EastWest Institute. Previously, she served as Deputy Director of the Council on Foreign Relations’ Washington programs. An expert in Russia and the post-Soviet states, her main area of interest is Russia’s relations with its periphery. Jacqueline was assistant director of the Russia and Eurasia Program at the Center for Strategic and International Studies and assistant director of the Program on New Approaches to Russian Security (PONARS). She has also served as an adjunct faculty member at George Washington University. Mr. Andrew Nagorski, Vice President and Director of Public Policy, EastWest Institute. Nagorski served as Newsweek’s bureau chief in Hong Kong, Moscow, Rome, Bonn, Warsaw and Berlin. He also helped to launch several new magazines: Newsweek Arabic; Newsweek Polska; Newsweek Russia; and Newsweek Argentina. Dr. Koen J. L. Schoors, Professor, Centre for Russian International Socio-Political and Economic Studies (CERISE), Ghent University. Dr. Schoors’ areas of expertise include financial systems, banking and financial markets, especially in Eastern Europe and Russia. Eugeniusz Smolar, foreign policy analyst, Center for International Relations, Warsaw. In August of 1968 he was imprisoned for organizing prodemocracy protests and against the Warsaw Pact armies invasion of Czechoslovakia. Following his release from jail, in 1970 he emigrated to Sweden. In 1975, he joined the BBC World Service as a journalist working in the Polish Section, then in 1982 became its Deputy Director, and its Director (1988–97). Following his return to Poland, in 1997 he became Deputy Chairman of Polskie Radio S.A. with responsibility for programming, and later its Program Director. He previously served as president of the Center for International Relations before taking his current position there. Prof. John D. Steinbruner, Director, Center for International and Security Studies, University of Maryland. His work has focused on issues of international security and related problems of international policy. Steinbruner was Director of the Foreign Policy Studies Program at the Brookings Institution from 1978-1996. Prior to joining Brookings, he was an Associate Professor in the School of Organization and Management and in the Department of Political Science at Yale University from 1976 to 1978. From 1973 to 1976, he served as Associate Professor of Public Policy at the John F. Kennedy School of Government at Harvard University. He was Assistant Professor of Political Science at the Massachusetts Institute of Technology. Expertise: International security policy issues. Dmitry V. Suslov, Researcher, Institute of Europe, Russian Academy of Sciences; Deputy Director of Research programs of the Council on Foreign and Defense Policy. Graduated in 2001 from St. Petersburg State University. In 1998 he defended his candidate (Ph.D.) dissertation at the Institute of the United States and Canada. In 2002-2004 he worked as an international correspondent for Nezavisimaya Gazeta, published over 300 articles, comments, and interviews. Between 2003 and 2004 he was Russia-U.S. program coordinator at the Institute of Foreign and Defense Policy. Since 2004 he has worked as a deputy director of research of the Council on Foreign and Defense Policy. Since 2006 he has also served as a researcher at the Institute of Europe and deputy head of the Center of applied research (Russia-EU) of the Institute of Europe. Dr. Wolfgang Zellner, Head of the Centre for OSCE Research (CORE), Institute for Peace Research and Security Policy. Dr. Zellner is an expert in European Security Issues, OSCE, conventional arms control in Europe, ethnopolitical conflicts as well as transnational threats and risks. Dr. Greg Austin, Vice President, Program Development, East West Institute. Dr. Austin has a thirty year career in international affairs, including senior posts in academia and government. He has also held senior posts at the International Crisis Group and the Foreign Policy Centre London. He is the Founding Chair of the Asian Century Institute in London. In 2003-04, he led a major review for the United Kingdom Cabinet Office on UK conflict prevention policies. He has several post-graduate qualifications in international relations, including a Ph.D. OTHER PARTICIPATING EWI STAFF Mr. Danila Bochkarev, Associate and Project Manager for the energy security project Mr. Matthew King, Associate, Preventive Diplomacy Initiative Ms. Liza Kurukulasuriya, Project Coordinator, Worldwide Security Initiative Mr. Egan Reich, Research Assistant, Worldwide Security Initiative BRUSSELS – MOSCOW – NEW YORK Публикация в формате PDF * Печатается с любезного согласия Института Восток-Запад. Онлайновая версия доступна на сайте Института: www.ewi.info. [1] This term is understood in two dimensions: geographic (the OSCE area) and institutional (covering multilateral institutions/organizations active in the security sphere in the OSCE region). [2] The Cooperative Airspace Initiative “involves the creation of a system of air traffic information exchange along the borders of Russia and NATO member states. Presently the system consists of four units in Russia and four units in NATO states.” See NATO and Russian official websites (http://www.nato.int/cps/en/SID-D9C4BE7B-E43C9E3F/natolive/news_1729.htm?mode=news and http://natomission.ru/en/society/article/society/artbews/40/.)

Международный политический сезон весны-лета 2009 года завершается серьёзной активизацией диалога по вопросам совершенствования архитектуры безопасности в евро-атлантическом регионе, старт которому дала инициатива президента РФ Дмитрия Медведева. 23 июня в Вене открылась Ежегодная конференция ОБСЕ по обзору проблем в области безопасности. Через несколько дней – неформальная встреча ОБСЕ на греческом острове Корфу. Но, что, пожалуй, не менее показательно, начали появляться первые солидные доклады, подготовленные международными коллективами экспертов, с обоснованием того, что реально нужно и можно было бы сделать в плане укрепления безопасности. К их числу относится доклад Института Восток-Запад (EastWest Institute - EWI) «Euro-Atlantic Security: One Vision, Three Paths». Документ датирован 23 июня. Он был выпущен одновременно в Брюсселе, Москве и Нью-Йорке. То, что EWI оказался в числе лидеров, вполне естественно. В прошлом, в годы «холодной войны», он выполнял очень важную функцию, содействуя взаимопониманию между Востоком и Западом. После ее окончания взял на себя новую миссию объективного представления взглядов и позиций бывших противников в рамках международной полемики по ключевым международным проблемам*1. В числе последних подготовленных им работ следует назвать, в первую очередь, совместную оценку российскими и американскими специалистами иранского ракетно-ядерного потенциала*2. О докладе Суть подхода, использованного авторами, отражена в заголовке доклада. Они стремились снабдить политиков, государственных деятелей, переговорщиков конкретными содержательными предложениями, вокруг которых было бы целесообразно сосредоточить обсуждение, а не к нахождению консенсуса между собой в их отношении. Поэтому документ состоит фактически из трех частей, в которых приводятся три группы мер, рекомендуемых к практической реализации, и даётся их концептуальное обоснование. Излагаемые меры не носят взаимообусловленный характер. Они не связаны между собой. Отражена лишь их корреляция с внутренними убеждениями экспертов. Часть из них придерживается мнения, что добиться существенного улучшения положения с обеспечением безопасности в евро-атлантическом регионе можно, по большому счету ничего не меняя в её архитектуре. Другие исходят из того, что следовало бы слегка модернизировать институциональную систему безопасности. Третьи убеждены в необходимости её серьёзной перестройки. Но всех их объединяет общее понимание того, что ситуацию с безопасностью в евро-атлантическом регионе нужно менять и в этом плане действительно многое должно быть сделано. Может быть и это, в том числе, дало повод министру иностранных дел России в своем выступлении на открытии упомянутой Ежегодной конференции подчеркнуть: « Мы удовлетворены тем, что диалог активно набирает обороты на политическом уровне, по дипломатическим каналам, по линии контактов экспертов и политологов. Эта тема заняла одно из приоритетных мест в евро-атлантической повестке дня. Она обсуждается в структурах ОБСЕ, которые были созданы для рассмотрения проблем военно-политической безопасности. По ней идут дискуссии в рамках Совета Россия-НАТО, в диалоге России и Европейского Союза, а также в двусторонних форматах. Отмечаем конкретную реакцию на нашу инициативу со стороны целого ряда стран, в частности, Германии, Франции, Финляндии. Начавшаяся дискуссия, в том числе в экспертном сообществе, показывает, что мало кто удовлетворен нынешним положением дел. Отсюда востребованность серьезного разговора, который мы предлагаем»*3. Насколько востребованным окажется подход, использованный группой экспертов, работавших над докладом под эгидой Института Восток-Запад, покажет практика, а пока, суть да дело, его включили в материалы неформальной встречи ОБСЕ на Корфу. Но то, что он окажет несомненное влияние на дальнейшую разработку проблем безопасности экспертным сообществом, не вызывает сомнений. Поэтому, максимально коротко и, скорее, в постановочном ключе, хотелось бы дать ему общую оценку и сопроводить ее некоторым набором замечаний, ориентированных на подготовку в будущем обновлённой версии документа. Позитив То, что у Института Восток-Запад получилось подготовить доклад – уже большой успех. Вне зависимости от того, какие идеи, концепции и предложения в него вошли. Всё-таки в его написании приняли участие учёные, придерживающиеся разных взглядов, эксперты, ориентирующиеся на продвижение различных интересов, люди с несопоставимым жизненным опытом. Тем не менее, в довольно короткие сроки они смогли подготовить совместный документ. Это просто здорово. То, что им удалось представить на суд общественности и политического руководства столь умную, тонкую, глубокую и прагматичную работу, – успех вдвойне. Для развертывания дальнейшей дискуссии по проблематике совершенствования архитектуры безопасности в евро-атлантическом регионе совершенно необходимо было от общих оценок рисков и разговоров о намерениях переходить к обсуждению конкретных предложений. На острейшую потребность в формулировании таких предложений и откликается документ. Он даёт конкретный набор программ, по которым сразу можно работать. Причем, ещё одной сильной его стороной является акцент не на разъяснении того, почему сложился и существует некоторый вакуум безопасности, а на указании того, что и как следовало бы делать, если государствам удастся преодолеть разделяющие их разногласия и проявить политическую волю. К несомненным достоинствам доклада следует отнести также его лаконичность. Документ вышел предельно сжатым и энергичным. Результаты раздумий и обсуждений, проводившихся под эгидой Института, изложены в нём в концентрированном виде. Никакого сюсюканья. Ничего лишнего. Предложения понятны. Сформулированы четко и грамотно. Все они заслуживают поддержки. Всех их хотелось бы увидеть воплощенными в жизнь. И то, что они разбросаны по разным спискам, имеющим несовпадающее идеологическое обоснование, как представляется, этому не помеха. Поэтому какие-либо претензии к авторам доклада некорректны. Им удалось сделать то, что было реально, найти такой алгоритм работы над документом, благодаря которому он только и мог появиться на свет. Вместе с тем, дать несколько советов, которые заслуживают дополнительного осмысления, вполне уместно. Замечания по концепции При знакомстве с текстом доклада возникает подспудное ощущение, будто бы всё затеяно, всё нужно, всё делается только с одной целью - для включения России в более общую систему безопасности, поскольку сложившаяся Москву не устраивает. Понятно, что это всего лишь субъективное ощущение. Наверняка оно не имеет под собой оснований. Ведь в документе вполне осязаемо показано, что укрепление безопасности является общим императивом. Оно в интересах всех. Но, может быть, всё же в подобном документе при подготовке его обновлённой версии стоит более четко расставить все точки над «i». Да, участие России в общей системе безопасности, отвечающее весу и влиянию нашей страны, совершенно необходимо для обеспечения состоятельности всей системы. Исправление возникших перекосов давно назрело. В этом состоит одна из задач, ради решения которых развёртывается диалог по вопросам совершенствования архитектуры безопасности в евро-атлантическом регионе. Она очень важная. Но далеко не единственная. Главное в том, что система безопасности в её нынешней конфигурации, как она сложилась за последние два десятилетия, недостаточно работоспособна. Её эффективность далека от оптимальной. Она даёт сбои. Причём, слишком часто. И слишком на многих направлениях. Её провал в предотвращении и пресечении конфликта в Закавказье – лишь один из примеров в череде других. Как выясняется, она не в состоянии гарантировать мирную жизнь и купировать угрозы, исходящие не только отсюда, но и с Ближнего Востока и ряда других прилежащих к Европе регионов. Не способна предложить справедливое урегулирование ни на Балканах, ни в отношении разделённого Кипра и т.д. Не смогла предотвратить расползание оружия массового поражения и ракетных технологий. Частично рассыпалась в том, что касается контроля над вооружениями. Плохо приспособлена к борьбе с международным терроризмом, организованной преступностью, незаконным оборотом наркотиков, незаконной миграцией. Таким образом, она не решает практически ничего, кроме обеспечения безопасности группы стейкхолдеров. Это ненормально. И конечно, желательно посмотреть на потребности укрепления безопасности именно под этим углом. При том понимании, конечно, что стремление к удовлетворению российских озабоченностей останется и должно служить локомотивом будущего переговорного процесса. Может быть, стоило бы разъяснить также, в чём кроются причины дисфункции системы – в презумпции того, что односторонними действиями удастся якобы решить проблемы безопасности. Односторонние действия порождают ответные односторонние действия. В результате, чем больше делается в одностороннем плане по треку безопасности, тем меньше этой безопасности становится. О логике построения доклада Работа построена очень умело и умно. Эксперты, принявшие участие в её подготовке, как бы сгруппированы по их отношению к институциональным вопросам. Разъяснена их позиция. Даны предложения по конкретным мерам в области укрепления безопасности, которые исходят от каждой из групп. Эти предложения объединены в несколько программ действий. Причём, элементы программ не носят взаимоисключающий характер. В принципе они могут тасоваться. Благодаря этому в какой-то степени созданы хорошие предпосылки для обсуждения отдельных мер и совокупности мер по существу, без постоянного соотнесения с тем, от кого именно они исходят. Вместе с тем, есть и определённые «но». Не очень понятно, есть ли и каким является общий знаменатель для всех экспертов, оказавшихся в разных группах. Убеждённость в том, что надо что-то делать, и перечисление нескольких расплывчатых принципов его заменить не могут. На этапе выдвижения списка мер и программы действий эту проблему удалось обойти. Но она обязательно всплывёт в дальнейшем при попытке их конкретизации. Поэтому задачу нахождения общего знаменателя, от которого готовы были бы в концептуальном плане отталкиваться специалисты, которые будут работать на данном направлении, в дальнейшем придётся решать. От этого не уйти. Как представляется, им могло бы стать понимание того, что деструктивные формы конкуренции между Западом и Востоком, между государствами и группами государств, должны быть исключены из практики строительства кооперативной безопасности и в более широком плане – из сферы международных отношений. К таким формам относятся любые действия, при которых одни государства или группы государств получают выигрыш или преимущества, подрывающие общую систему безопасности или ослабляющие общую конкурентоспособность совокупности стран, сотрудничающих и соответственно конкурирующих между собой. Иначе говоря, усиление безопасности и рост благополучия одних – в рамках партнерских отношений – не могут, не должны достигаться за счёт ослабления или ущемления безопасности других и их разграбления. Условно секторальные вопросы Понятно, что предложенные перечни конкретных мер не носят исчерпывающий характер. Работа предстоит ещё очень долгая и большая. Сформулированные предложения важны, прежде всего, для насыщения разворачивающейся сейчас дискуссии столь недостающей ей конкретикой. Тем не менее, уже на данном этапе при подготовке следующей версии доклада все программы действий стоило бы несколько расширить и скорректировать за счет некоторого набора самоочевидных вещей, которые, тем не менее, в документе оказались упущенными. В качестве общего подхода, разделяемого всеми экспертами, в нём даётся отсылка к концепции всеобъемлющей безопасности. Но если так, в нём должны фигурировать и меры, направленные на обеспечение экономической безопасности, предотвращение деструктивных последствий торговых войн и т.д. Как сейчас принято, много внимания уделяется в докладе энергетической безопасности. Но ведь энергоносители являются всего лишь одним из ресурсов, вокруг которых или за преимущественное обладание которыми на планете разворачивается борьба. Соответственно столь же важное место следовало бы отвести вопросам обеспечения продовольственной безопасности, совместного пользования интеллектуальной собственностью, доступа к современным технологиям, доступа на рынки сбыта товаров и услуг и т.п. Здесь очень важен сбалансированный подход. В целом, если мы затрагиваем проблему обеспечения безопасности в одних секторах экономики, выпячивая тем самым их важность, то мы не должны забывать и обо всех других секторах, имеющих ничуть не меньшее значение для нормальной жизнедеятельности человечества и решения задач развития, преодоления бедности и многих других, нерешенность которых чревата самыми разными конфликтами и перманентной нестабильностью. В разряд безусловных приоритетов нужно вынести подтверждение центральной роли Организация Объединенных Наций в обеспечении международного мира и безопасности и требование строгого соблюдения Устава ООН всеми государствами, группами государств и любыми международными структурами, в том числе, действующими в области безопасности. Это безусловный императив. Без признания центральной роли ООН и святости её Устава все рассыпается. Если мы согласимся с тем, что ставка на односторонние действия и обращение к ним подрывают международную стабильность и безопасность, следующим логическим шагом могло бы стать включение в список мер, необходимых для их укрепления, отказа от односторонних действий и создания механизмов и процедур контроля над соблюдением соответствующих обязательств. Большое внимание в докладе уделено самоопределению наций и народов, которое взрывает безопасность в евро-атлантическом регионе. Но, видимо, настала пора идти дальше. Прямого упоминания и серьёзного обсуждения заслуживает постановка вопроса о том, чтобы перевернуть страничку истории и отказаться от любой поддержки движений, делающих ставку на силу для решения проблем обретения самостоятельной государственности. Одним из вариантов, прорабатываемых сейчас на концептуальном уровне, является включение в тот или иной обязывающий международный документ четкой формулировки о том, что достижение самоопределения вплоть до отделения с использованием вооруженных методов в нынешнем более широком евро-атлантическом регионе недопустимо. Кстати, наработки на этот счёт уже имеются. Ещё в конце 1990-х годов Венецианской комиссии за демократию через право было поручено обобщить имеющийся опыт самоопределения. Авторитетная международная организация-сателлит Совета Европы проанализировала десятки способов реализации права на самоопределение, но не стала включать в их число создание независимого суверенного государства. В том, что касается архитектуры безопасности в евро-атлантическом регионе, при разработке любой программы действий, начинать бы следовало, видимо, с обсуждения идей создания совместного Центра по оценке рисков безопасности и осуществлению мер по их снижению. Кроме того, важно отдавать себе отчёт, что в отсутствие механизма принятия обязательных решений кооперативной безопасности не получится. Соответствующие шаги тоже нужно предусматривать. Далее. Одна из основных проблем, с которой мы, увы, сталкиваемся в области безопасности, состоит в том, что заново создан или возродился образ врага. Казалось бы, он давно должен был уйти в прошлое. Но, как это ни прискорбно, не ушёл. Для ЕС, Соединенных Штатов Америки и их общественного мнения на освободившееся ненадолго место вернулась демонизируемая ими Россия. Для значительной части населения России пьедестал соответственно занимает НАТО. Достаточно поехать в глубинку и пообщаться с представителями силовых ведомств, и сомнений на этот счет не останется. Поэтому приоритет номер один - предпринять совместные действия для улучшения имиджа друг друга и отхода от давно устаревших пещерных стереотипов в общественном сознании. И, конечно, то, без чего вообще бессмысленно серьёзное обсуждение проблематики безопасности, – это разработка системы мер, направленных на признание господства права в международных отношениях и обеспечение безопасности именно правовыми средствами. Предпочтительность Договора о безопасности Но если делать ставку на международно-правовое регулирование сферы безопасности, к чему человечество стремилось на протяжении всей своей истории, оптимальным будет именно заключение Договора. Предложение о разработке такого Договора (только я не стал бы ограничивать сферу его действия европейской безопасностью – но это отдельный вопрос) образует сердцевину инициативы Дмитрия Медведева. В этом её особая сила и притягательность. Лишь таким образом любые взаимные обещания и возможные договоренности удастся поставить на твёрдое правовое основание и обеспечить их имплементацию. Поэтому договорное оформление результатов переговоров целесообразно при любом из трех сценариев, рассмотренных в докладе. В зависимости от минималистского, центристского или максималистского подхода конфигурация Договора будет меняться. Но преимущества, свойственные договорному оформлению взаимных обязательств, при любом из них всё равно будут работать. Главным из них является формирование не только определённого международного, но и не противоречащего ему внутригосударственного правопорядка, диктующего конкретные нормы поведения как абстрактному государству, так и всем субъектам внутреннего права – юридическим и физическим лицам, административным органам, силовым ведомствам и чиновничеству. Предпочтительность стратегической ориентации на заключение Договора состоит также в том, что благодаря ей появляется возможность увязать между собой различные переговорные треки и получить от продвижения по любому из них синергетический эффект. Перспектива работы над Договором будет неизменно задавать некоторый вектор всем усилиям, будь то в секторальном, предметном или институциональном разрезе. Двигаясь по любому из направлений, мы одновременно двигались бы к достижению большой общей цели. Дополнительная пища для размышлений В преамбуле доклада провозглашается некоторый набор принципов, который подаётся, в отличие от списка мер и программ действий, как разделяемый всеми экспертами. Если это так, то над формулировкой каждого из них надо будет в дальнейшем поработать особенно дотошно. Достаточно над ними поразмыслить несколько подольше, как возникают непростые вопросы. Возьмём, казалось бы, само собой разумеющийся тезис о плюрализме центров принятия решений. Вроде бы, подобный тезис не должен содержать никаких каверз. Но он отнюдь не так прост и очевиден, как может показаться на первый взгляд. Ведь в основе современного миропорядка лежит ООН. Только её Совет Безопасности вправе принимать решения о правомерном применении силы. Значит, положение о центрах принятия решений надо привести в соответствие с главенствующей ролью, признаваемой за ООН, в поддержании международного мира и безопасности. Должен быть один центр – Организация Объединенных Наций. Все остальные могут выступать в качестве центров только в той степени, в какой это не противоречит Уставу ООН, а принимаемые ими решения – соответствовать его предначертаниям. Иными словами, исключительно в рамках Устава, и с учетом полномочий Совета Безопасности ООН. Столь же вдумчивого отношения заслуживает тезис о самостоятельности государств и групп государств в обеспечении своей безопасности. Он также нуждается в оговорках и ограничениях. Иначе под угрозу ставятся все договоренности о разоружении. Они-то исходят из прямо противоположного – запрета на абсолютизацию произвола суверенов и отказа от того, чтобы поступать по своему собственному усмотрению. К свободе на вхождение в военные союзы тоже не стоило бы относиться как к догме. Участие в системе коллективной безопасности – это одно, а в военных блоках – совсем другое. Ведь последние всегда направлены против потенциального внешнего противника. А это отнюдь не одно и то же… И, пожалуй, последний момент. Предложение о созыве «комитета мудрецов» в составе бывших высших государственных сановников для подготовки доклада о совершенствовании архитектуры безопасности в евро-атлантическом регионе готов был бы поддержать обеими руками. Только давайте одновременно создадим комитет молодых – из тех, кому строить новый мир на планете, кто не отягощен тяжелейшим незабываемым опытом противостояния и «холодной воны», и мог бы посмотреть на проблематику безопасности свежим незамутнённым взглядом. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект 09-03-00513а «Совершенствование правовой системы Российской Федерации и опыт Европейского Союза, создание благоприятного политического и информационного имиджа в целях партнерства и сотрудничества» *1 Подробнее см., в частности: John Edwin Mroz (EWI President and CEO). Letter from the President // EastWest Institute. Forging Collective Action for a Safer and Better World. Annual Report 2007-2008. – Brussels, Moscow, New York, 2009. – P. 2-3. *2 Iran's Nuclear and Missile Potential. A Joint Threat assessment by U.S. and Russian Technical Experts // EastWest Institute. Forging Collective Action for a Safer and Better World. – Brussels, Moscow, New York, May 2009, 18 p. *3 Вызовы жёсткой безопасности в Евро-Атлантике. Роль ОБСЕ в создании устойчивой и эффективной системы безопасности. – Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на открытии Ежегодной конференции ОБСЕ по обзору проблем в области безопасности, Вена, 23 июня 2009 года. – http://www.mid.ru/brp_4.nsf/0/ADED9C34EE795D2BC32575DE003DECD1

Европейская Комиссия представила новую схему надзора над финансами «двадцати семи». Главная цель – усилить систему национальной инспекции в отношении банков, страховых компаний и рынков ценных бумаг. С какой целью? Во избежание нового финансового кризиса. Одновременно брюссельские чиновники предложили создать «Европейский совет по систематическим рискам» для раннего обнаружения пресловутых финансовых «пузырей» и прочих опасностей в тех или иных отраслях экономики. Вызвано это тем, что нынешний кризис выявил серьезные недостатки в системах надзора многих стран ЕС. Предусмотрено, что этот контроль по-прежнему будет осуществляться национальными органами каждой страны, однако они должны действовать в этой сфере по общеевропейским правилам. Такое решение вызывает противодействие в ряде стран, прежде всего, в Великобритании и Германии, власти которых не желают поступиться суверенитетом в этой области. Предложение Брюсселя исходит из рекомендаций «Группы экспертов высокого уровня» во главе с бывшим управляющим Банка Франции Жаком де Ларозьером. Это новшество может вступить в силу уже со следующего года.

На бельгийско-голландской границе набирает обороты необычный туризм – «фармацевтический». В Нидерландах поселок Ульвенхоут охотно посещают все больше жителей соседней страны. Их привлекают вовсе не достопримечательности, а… обычные аптеки. Дело в том, что местные аптекари с июля прошлого года применяют в торговле лекарствами так называемую «модель киви», изобретенную в Новой Зеландии. Это новшество позволяет покупать медикаменты со значительными скидками. Импортированная система проста: она предусматривает введение на определенный период времени преференциального возмещения платы за самый дешевый вид лекарства в ряду ему подобных. Это влечет за собой снижение цен и на другие фармацевтические средства, чем пользуются не только голландские, но и бельгийские покупатели. В Нидерландах новозеландская модель распространяется примерно на 30 наиболее популярных медикаментов. Это, кстати, позволяет частным страховым компаниям страны экономить примерно 750 миллионов евро в год. Почему же Бельгия не позаимствует опыт соседней страны? Парадоксальный факт: бельгийское правительство одним из первых рассматривало такую возможность, однако это вызвало мощное противодействие влиятельных политиков, защищающих интересы профсоюзов врачей и бизнесменов из фармацевтической промышленности.

Над старинным особняком из красного кирпича в центре Хельсинки развевается флаг ЕС. В столице Финляндии ровно два года назад разместилась штаб-квартира «Европейского агентства по контролю химических продуктов». Задача сотрудников новой структуры ЕС – разработать нормы производства и использования химических веществ. В течение десяти лет предстоит зарегистрировать не менее 30 тысяч из них. Это особенно важно, поскольку современным специалистам мало известно о свойствах различных химических продуктов, поступивших в продажу до 1981 года. То есть, о большинстве, находящихся и сегодня на потребительском рынке. Теперь европейцы решили получить исчерпывающую информацию о влиянии этих веществ на здоровье людей и окружающую среду. С 1 июня текущего года производители и торговцы химическими веществами получили возможность предварительно зарегистрировать их в агентстве. Разумеется, химические вещества и раньше проходили проверку. Но тогда об этом заботились государственные органы отдельных стран. А теперь, как подчеркивает исполнительный директор агентства бельгиец Геерт Дансе, «сами производители должны доказать, что их продукция не является вредной». Такой поворот не нравится владельцам компаний, которые обвиняют Брюссель в насаждении бюрократизма и подталкивании к дополнительным расходам. Однако им придется выполнять новые требования в интересах европейских потребителей.

Вольно или невольно вопрос о том, следует ли принимать Турцию в Европейский Союз, в принципе остается одним из самых важных для «двадцати семи»: речь идет о будущем этого объединения. В этом плане особое значение имеют позиции Германии и Франции – двух крупнейших официальных оппозиционеров расширения Союза за счет этой большой евроазиатской страны. На берегах Шпрее в последнее время произошло некоторое смещение акцентов. Христианские демократы канцлера Ангелы Меркель смягчили антитурецкую риторику. Особенно это было заметно в ходе кампании перед выборами в Европейский Парламент, которую ХДС начал с использованием тематики негативных последствий расширения ЕС и возражений против приема в него Турции. Затем это полностью ушло. Почему? Выборы в Европейский Парламент, как оказалось, не в счет. Главное – парламентские выборы в самой Германии в сентябре, где христианские демократы и их основные соперники социал-демократы (в настоящее время они вынужденно управляют страной вместе в рамках большой коалиции) идут, как говорится, ноздря в ноздрю. Каждый голос осенью будет на счету, включая почти 700 тысяч германских избирателей турецкого происхождения. Газета «Интернэшнл геральд трибюн» приводит данные опроса населения, согласно которым 55% германских турок собираются голосовать за социал-демократов, еще 23% – за «зеленых» и лишь 10% – за консерваторов из ХДС. При этом идеологически и политически эти люди ближе сторонникам партии канцлера, однако, их отпугивает ее курс на то, чтобы не пускать Турцию в ЕС. Таким образом, погоня за голосами этой части электората ФРГ побудила А.Меркель и ее сторонников умерить критику такой перспективы расширения ЕС. Надолго ли? Только до парламентских выборов? Во Франции все обстоит проще. Там 65% опрошенных французов не хотят видеть в Союзе 80-миллионную мусульманскую Турцию. Противники, если верить публичным заявлениям, придерживаются этой точки зрения по экономическим и политическим причинам, а не по религиозно-культурным. В частности, в случае экономических неурядиц ЕС не сможет вытянуть такую крупную страну, как он делает это сейчас по отношению к некоторым восточноевропейским странам, и не только. Иными словами, Союз просто не сможет переварить и интегрировать Турцию. Кроме того, политически прием Турции отодвигает границы ЕС, делая теоретически допустимым прием Израиля (с палестинскими территориями?), Марокко, некоторых постсоветских стран. Это, как считают сторонники такой точки зрения, лишит ЕС всех его особенностей и окончательно размоет контуры его интересов. Сторонники приема уверяют, что Турция в ЕС станет стратегической победой для Старого Cвета, поскольку даст дополнительное стратегическое пространство, не оттолкнет турецкое население от Европы, облегчит сложный диалог с мусульманским миром. С политической точки зрения, особых рисков нет, поскольку идея федеральной Европы, которая грела душу отцов-основателей нынешнего ЕС, окончательно похоронена. В такой конфигурации, представляющей собой союз национальных государств, Турции достойное место найдется. Андрей СЕМИРЕНКО

Нынешний глобальный финансово-экономический кризис необычен во всех своих проявлениях. В области политики и политической идеологии не срабатывает ни одна закономерность, проявлявшаяся в прошлые десятилетия. Ухудшение экономического положения значительной части населения не приводит к распространению левых симпатий, росту популярности соответствующих партий, как это происходило раньше. Не обязательно показывать пальцем на результаты состоявшихся в начале июня 2009 года выборов в Европейский Парламент, ставшие неудачными для европейских умеренных левых сил социал-демократического толка. Это же заметно и на национальном уровне: все меньше стран ЕС управляются левыми силами. Там, где еще находятся у власти, они рискуют потерять ее в ходе следующих выборов. Правящим же консервативным силам, как представляется, соперники слева не угрожают. Это справедливо для столь разных стран, как Великобритания и Болгария, Венгрия и Испания, не говоря о колыбели европейской социал-демократии – Скандинавии, где эта политическая семья уже отступила. Разве что та часть левого блока, которая окрашена в зеленые тона, спасает положение. Однако эта часть экологически ориентированных избирателей обречена оставаться маргинальной и принципиально картину не меняет. Примечательно, что в словах и делах европейских левых не видно никаких признаков того, что они знают, как преодолеть эту тенденцию. Ни ярких лидеров, ни ярких идей – ничего, чем можно было бы воспользоваться в политически благоприятных для себя условиях глобального кризиса. Если добавить, что кое-что из их традиционного социального арсенала успешно взято на вооружение их политическими оппонентами, то картина получается полная. Самый изящный пример этого – Франция, где социалисты обыграны правыми силами на их собственном поле умеренного реформизма. Даже в Италии, где глава правительства Сильвио Берлускони не вылезает из скандальных историй, его левые оппоненты не могут набрать очки. Отдельного разговора заслуживает Германия. Умеренные социал-демократы там радикализируют свои позиции, а крайне левые, опирающиеся, в том числе, на прочные позиции в восточных землях, топчутся на месте. При отсутствии сотрудничества между ними общая конфигурация германских левых сил представляется раздробленной и бесперспективной. В результате на осенних парламентских выборах христианские демократы под предводительством канцлера Ангелы Меркель, судя по всему, победят… Итак, первый вывод – европейские левые силы не укрепляют свои позиции на фоне кризисных явлений. Второй вывод состоит в том, что националистические радикалы также не набирают тех баллов, которые могли бы. Конечно, от Нидерландов до Венгрии, от Италии до Ирландии политический цирк пестрит множеством лидеров и движений, которые можно назвать национал-радикалами, вне зависимости от того, кто или что является их главным пугалом – мусульмане или европейская интеграция, иммигранты или коренные жители другой народности, как валлоны – для фламандских экстремистов. Разнятся и степень радикализма, и программы. Для полноты образа можно добавить и распространение гламурных претендентов в политики, но это уже явление противоположного плана, хотя социальная природа одинакова: кризис. Национал-радикалы добиваются отдельных тактических успехов, но никакого крупного прироста популярности этой идеологии не заметно. Крайние точки зрения остаются маргинальными, в отличие от кризисного периода между двумя мировыми войнами, когда порожденными экономическими трудностями воспользовались представители этих сил, которые, по правде говоря, были более решительными и последовательными. В конце концов, нацисты пришли к власти в Германии на свободных выборах… Но были тогда и многие популярные у своего населения диктаторские режимы в разных европейских странах, и гражданская война в Испании, в конце концов. Третий вывод состоит в том, что европейцы хотят в первую очередь стабильности. Она представляется им в виде просвещенных консерваторов в союзе с прирученными и ослабленными социал-демократами и с присмиревшими либералами, которые, видимо, больше других должны будут политически заплатить за нынешние экономические безобразия. А сколько все это может продлиться? Сломается ли обезличенный, скучный политический консенсус, политкорректность и однообразие, к которым в последние годы приучила нас Европа? Каким будет там политический ландшафт через 2-3 года, когда кризис закончится? Мне кажется, нынешнее положение вряд ли законсервируется надолго: социальная составляющая политической мысли должна будет предложить ответ последствиям торжествующего либерализма последней пары десятилетий, приведшего к тому, что расхлебывает сегодня весь мир. Но это – только предположение. Андрей СЕМИРЕНКО

Бразды правления Европейским Союзом с 1 июля на ближайшие полгода получила Швеция. Эту роль с явным облегчением Стокгольму передала Чехия. При этом вздохнули не только в Праге, но и во всех 26 ее партнерах по интеграционному объединению. Действительно, трудно себе представить более бурное, сумбурное и противоречивое председательство, чем чешское в минувшее полугодие. Этот период совпал для неопытной на столь ответственном посту, небольшой страны из бывшего социалистического лагеря с тяжелейшими событиями: апогеем глобального экономического кризиса, газовым конфликтом между Россией и Украиной и временной блокадой в январе украинской стороной поставок российского газа европейцам… К тому же досиживать чехам в кресле председателя ЕС пришлось в условиях, когда их премьер-министр ушел в отставку по внутриполитическим причинам, что стало беспрецедентным случаем в истории европейского объединения. А если вспомнить, что президент Чехии - «главный евроскептик» среди руководителей ЕС, то написать картину председательства более мрачными красками вряд ли удалось бы и художнику-пессимисту. Итак, Прага отмучалась. Каковы приоритеты Стокгольма? Прежде всего, надо признать, что и шведам предстоит очень нелегкая работа на капитанском мостике гигантского корабля под названием Евросоюз. Приоритетами Швеции объявлены борьба с экономическим кризисом и эффективное противодействие изменениям глобального климата. К этому добавляются предстоящее формирование новых составов Европейской Комиссии и Европейского Парламента, а также запланированный на осень исключительно важный для Союза повторный референдум в Ирландии по вопросу принятия Лиссабонского договора. Европейские аналитики не исключают и того, что Стокгольму придется играть посредническую роль в очередном газовом кризисе между Москвой и Киевом. Трудно будет новому председателю решать и еще одну намеченную им задачу – активно поддерживать программу «Восточное партнерство», прежде всего, достичь уже к концу года договоренности с Украиной относительно ее ассоциации с ЕС. Ожидается, что в случае успеха это приведет к соглашению о создании между ними зоны свободной торговли. Наконец, намечено продолжить переговоры с Россией о заключении нового соглашения о стратегическом партнерстве. Итак, цели шведского председательства весьма амбициозны. Уже ближайшее время покажет, смогут ли политики и дипломаты скандинавской страны решить провозглашенные задачи. Сергей ВЕТРОВ

В июне Братислава утопает в цветущих липах. От их запаха голова идет кругом. По улицам исторического центра за экскурсоводами, как утята за мамой-уткой, тянутся туристы. Кафе и ресторанчики переполнены посетителями – кто потягивает местное пивко, кто кофе, кто уплетает словацкие галушки или иные разносолы, кто предпочитает интернациональную пиццу или везде одинаковый «фаст-фуд». Утром на основных магистралях вытягиваются автомобильные заторы – люди торопятся на работу, зато после 9-ти часов улицы практически свободны от машин. Внешних проявлений глобального кризиса в столице Словакии, как и в других европейских городах, не видно. Кажется, что продолжается обычная размеренная и благополучная жизнь. Тем не менее, за первый квартал 2009 года ВВП страны снизился на 6% по сравнению с тем же периодом прошлого года и составил в абсолютных цифрах 14,7 миллиарда евро. При этом по итогам 2008 года экономика Словакии выросла на 2,5%, несмотря на уже начавшийся кризис. За первый квартал 2009 года словацкий экспорт сократился на 25%, импорт – на 22%, инвестиции – на 4%. Если посмотреть на данные по безработице, то эта страна наряду с Испанией и Грецией оказалась в еврогруппе рекордсменов по темпам сокращения рабочих мест. В Испании их число уменьшилось за первый квартал на 3,1%, в Словакии – на 1,9%, в Греции – на 1,8%. При этом в среднем среди стран, перешедших на единую европейскую валюту, этот показатель составляет 0,8%. В условиях глобального кризиса лучше ли Словакии быть в составе ЕС или ей было бы легче выжить, находясь в самостоятельном плавании? Этот вопрос, конечно же, относится к разряду риторических: участие страны в Союзе является данностью и именно оно определяет реальное положение дел. Как бы то ни было, словацкие собеседники признают, что, по крайней мере, с финансовой точки зрения, участие в зоне евро придало больше стабильности национальным финансам. Поглядывая на валютные невзгоды соседней Венгрии, являющейся членом ЕС, но не единой европейской валюты, словаки рады нынешнему положению. Участие в более широком валютном ансамбле позволяет распределить бремя на многих, в том числе на экономически более сильных партнеров. Словакия вовремя успела вскочить в состав по имени евро – это случилось 1 января 2009 года. Примечательно, что до сих пор ценники в братиславских магазинах указаны в двух денежных единицах – евро и в уже ушедших в историю словацких кронах. Сам момент перехода на единую валюту не особо отразился на повседневной жизни словаков: роста цен не было отмечено. Зато местные собеседники обращают внимание на некоторое лукавство: эти процессы уже произошли задолго до появления в их кошельках евро, выравнивание цен случилось на подготовительных этапах. Братиславец Йозеф рассказывает свою историю: «Теперь мы с женой ездим раз в неделю за покупками в соседнюю Австрию – уходит четверть часа на автомашине. Там в супермаркете закупаем все на несколько дней, включая минеральную воду. Заодно я заливаю полный бак бензина, поскольку в Австрии он немного дешевле, чем у нас. А еще несколько лет назад все было наоборот, цены на многие продовольственные продукты и товары повседневного спроса были ниже у нас, австрийцы ездили за покупками к нам. Заметь, что зарплаты у нас остаются ниже, чем у австрийцев»… Итак, у присутствия евро в Словакии есть и плюсы (валютная стабильность в период кризиса), и минусы (выравнивание цен по среднеевропейским при сохранении более низких зарплат). А в более широком плане, выиграла ли Словакия от участия в ЕС или проиграла? Простого ответа получить не удается. Обобщая услышанное, можно представить следующую картину. Старым участникам Союза, географически расположенным на Западе континента, присутствие в нем Словакии, равно как и других восточноевропейских стран, было не особенно и нужно. Расширение за счет этой группы государств, скорее, ослабило объединение, затруднило принятие решений, выработку единой политики, поиск общего знаменателя. Они нужны были более богатым западноевропейцам в большей степени как рынок и как источник квалифицированной рабочей силы. Не последнюю роль сыграло (хотя вслух говорить об этом не политкорректно) то обстоятельство, что население этого региона – европейское, а не африканское или азиатское… В условиях растущих трудностей в Западной Европе религиозного и межэтнического плана, связанных с последствиями иммиграции, этот фактор весьма существенен. Итак, в Словакию и другие новые страны ЕС хлынули инвестиции, появились западноевропейские компании. Экономика, безусловно, стала эффективнее, темпы ее роста год за годом демонстрировали стабильно высокие показатели. Это – со знаком плюс. А что со знаком минус? Возьмем сельское хозяйство. Даже в социалистические времена, когда в Советском Союзе самой острой проблемой повседневной жизни была продовольственная, словацкий аграрный сектор (тогда была единая Чехословакия) производил достаточно продукции не только для собственного потребления, но и для экспорта! Словаки, которые помнят то время, уверяют: никогда не было проблем со снабжением продовольствием. С приходом западных капиталов эта отрасль оказалась под их контролем. Сейчас до 40% продовольственных товаров в словацких магазинах – импортные. Сильный удар нанесен по молочной и мясной промышленности, словакам больше предлагают, например, французских сыров, чем собственных. Понятное дело: эта отрасль контролируется французским капиталом… На плодородных землях, где раньше выращивались обильные урожаи зерновых, выстроены цеха по изготовлению резиновых ковриков для автомобилей. На самых лучших полях, где селекционеры выводили более продуктивные сорта картофеля, желтеют посадки рапса. Эта культура идет на производство биотоплива, что поощряется Брюсселем. Но никто не думает о том, что оно больше загрязняет воздух, чем дизельное топливо, зато за эту культуру получают налоговые преимущества. Таким образом, картина двойственная. Сами словаки, как представляется, мало задумываются, выгодно ли им участие в ЕС или нет. Взять того же Йозефа: он не рад, что за более дешевыми продуктами надо ехать в Австрию, но вряд ли задумывается о том, что такая поездка стала возможна именно благодаря участию его страны в ЕС, где отменены внутренние границы. И, конечно, он вряд ли захочет вернуться к границам на замке. Однако на прошедших в начале июня выборах в Европейский Парламент словаки оказались одними из наименее активных. Всего 19% имевших право голоса избирателей потрудились опустить в урну заполненный бюллетень. Это – тоже свидетельство определенного отношения граждан к Европейскому Союзу. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ Братислава – Москва

Европейский Союз – совершенно неожиданный, принципиально новый игрок на международной арене. Второго такого нет, и на протяжении всей истории человечества не было. Подходить к нему с обычными мерками некорректно и бессмысленно. Это мало что дает для понимания его роли в международных делах и поведения на международной арене. Однако подавляющее большинство представителей политического и экспертного сообщества до последнего времени именно так и поступали. Результат известен. Мировой фольклор и серьёзные исследовательские работы обогатились несколькими крылатыми выражениями и побасенками, отражающими полное непонимание сути явления и нежелание в нем разбираться. Чаще всего из выступления в выступление, из доклада в доклад кочуют две наиболее популярные шутки. Одна приписывается Генри Киссинджеру. Как принято считать, именно он, в бытность госсекретарем США, настаивал на том, чтобы ему дали один какой-либо номер телефона, по которому он мог бы, в случае кризиса или какой-то иной срочной необходимости, связываться с Европейским сообществом (Европейским Союзом). Другая - является в большей степени плодом коллективного творчества. В соответствии с ней вполне серьёзно, хоть и с некоторой издевкой, утверждается, что ЕС, давно уже став мировым экономическим гигантом, по-прежнему остаётся, мол, политическим карликом. А проводимая им общая внешняя политика и политика безопасности, дескать, не является ни общей, ни внешней и вообще не политикой. Во всех крупнейших событиях, имевших для мира критически большое значение, он оставался на вторых ролях и проявлял бросающуюся в глаза неспособность к действию. Всегда, от Суэцкого кризиса – и вплоть до недавних войн на Балканах и Большом Ближнем Востоке. Всё это давно уже не так. Но желания расставаться с приставшими к ЕС уничижающими характеристиками никто не проявляет. На самом деле странная ситуация, в которой сейчас находится ЕС, скорее описывается такой незамысловатой историей. Представьте себе велосипедные гонки, Тур де Франс, Джирга де Италия – не важно. Любой из этапов. От пелотона отрывается несколько наиболее сильных и выносливых гонщиков. До финиша не так далеко. И вдруг один из них (с майкой ЕС) чувствует, что конец. Сил не осталось. Дыхание сбивается. Ноги ватные. Еще чуть-чуть и он рухнет на дороге. А велосипедист уверен – толи видел, толи знает – что остальные втихаря вытаскивают из карманов и принимают «биостимуляторы». Он их просит, мужики, помогите, очень прошу, дайте наркотик. Те, не заставляя себя упрашивать, протягивают ему таблетку. Он ее проглатывает и - о чудо! – через мгновение оживает, начинает крутить педали с удвоенной силой, вырывается вперед и приходит к финишу первым. После награждения сразу же бежит к ним и умоляет дать ему несколько доз прозапас. Однако те смеются и говорят: всё дело в психике. Мы тебе «пустышку» дали – плацебо. Она не на мускулы твои подействовала, с ними-то всё в порядке, а на мозги. Пустышкой, которую Брюссель сам для себя придумал на пороге нового тысячелетия, в преддверии плохо подготовленного и поспешного расширения, стал зачем-то ему понадобившийся конституционный процесс. Старожилы ЕС сделали ставку на разработку и принятие Договора, учреждающего Конституцию для Европы (т.е., конечно, для Европейского Союза). И просчитались. Он был отвергнут на референдумах во Франции и в Нидерландах. Договор о реформе стал вторым заходом, по необходимости более скромным и заземлённым. Да, реформы ЕС были крайне необходимы. Чтобы адаптировать институты к работе в новых условиях. Чтобы учесть новые реалии. Чтобы переналадить весь механизм интеграционного объединения. Но Брюссель возжелал большего. Он  уверовал в то, что сможет решить все проблемы одним махом (как в 1950-х, когда бросился создавать на песке провалившийся оборонительный и политический союз). Он захотел учинить конституционную революцию. Он надумал провозгласить себя постмодернистским супергосударством со всей соответствующей атрибутикой. Вместо того чтобы действовать не так броско, зато эффективнее. Вместо того чтобы сделать стандартный для себя выбор в пользу политики малых дел. Вместо того чтобы пойти по пути мелких последовательных взаимосвязанных изменений, как это у него получается неизмеримо лучше. Ведь ни в какой глубинной трансформации Европейскому Союзу нет необходимости. Он не нуждается ни в перестройке своих основ, ни в изобретении новой философии интеграции, ни в изменении принципов своего функционирования. Что ему нужно, так это поменять приоритеты, модернизировать проводимые политики, приспособиться к более жестким и беспощадным правилам глобализации. Иначе говоря, ему пора отставить в сторону демагогию. То, что требуется, так это научиться лучше понимать и защищать свои интересы, а, значит, эффективнее пользоваться тем колоссальным потенциалом, который у него уже имеется, и своими естественными, созданными им самим преимуществами. Европейский Союз в реальности уже давно превратился в сверхмощное  целостное образование. Попытки называть его или сравнивать с супергосударством или империей только запутывают дело. В стремлении конституироваться в них у него также нет никакой нужды. К тому же оно не имеет будущего. ЕС совсем другой. У него нет аналогов. Но слабее, аморфнее или  беспомощнее он от этого не становится. А вот до самоидентификации ему еще далеко. И до осознания ответственности за выражение общего, глобального, а не своего частного и порой шкурного интереса. До них Брюссель пока ещё не дорос. Да и гарантий того, что ему удастся преодолеть заложенные в нем очень сложные внутренние противоречия, что у него получится выстоять в борьбе за глобальную конкурентоспособность, ему никто не даст. Набор проблем, которые ему предстоит решать, у ЕС совсем другой, по сравнению со всеми остальными ведущими мировыми игроками. И видится он Брюсселю зачастую в искажённом свете. Смотреть же на себя со стороны у него тоже пока не получается. Однако такой взгляд со стороны на Европейский Союз в качестве одного из ведущих международных игроков сейчас особенно нужен. Поэтому необходимо шаг за шагом, не спеша, проанализировать, в чём заключается специфика ЕС, разобраться в том, каковы юридические основы его функционирования во внешнеэкономической и внешнеполитической сфере, пройтись по основным направлениям его внешней деятельности и внешней политики и заглянуть в завтрашний день этого удивительного интеграционного образования. Отличительные особенности и специфика ЕС Подчеркнем еще раз: Европейский Союз – очень странное, непонятное политическое существо. Так он определяет себя сам. Европейский Союз соткан из сотен и тысяч противоречий. Ни одну характеристику ЕС нельзя оценивать однозначно негативно или однозначно позитивно. Нужно просто эти черты точно диагностировать. Одновременно, следует учитывать, что ЕС имеет очень сложное внутреннее строение. Процесс генерации идей, подготовки, принятия и реализации решений и их пересмотра идет в нем иначе, чем у других ведущих международных игроков, будь то государства или международные организации. Рациональное и иррациональное проявляются по-другому. Многие процессы скрыты от внешнего наблюдения, идут не на тех уровнях управления, где их принято отслеживать, или обуславливаются неочевидными факторами. Это создает проблемы для самого Европейского Союза. Но ничуть не меньшие проблемы, возникают у большинства его партнеров. Полной определенности в том, с кем взаимодействуешь, с кем и о чем договорился, кто и за что несет ответственность, чего можно ожидать в дальнейшем, у них нет. В результате непременным фактором поведения ЕС на международной арене, особенностью построения его связей с внешним миром и отношений других международных игроков с ЕС становится их вариативность. Действия ЕС и то, как будут строиться отношения с ЕС, предсказывать всегда особенно трудно. В них всегда много странного. Последовательность поведения ЕС на международной арене, не настырность в продвижении своих интересов, а именно последовательность, редко кто может отнести к его достоинствам. ЕС без границ Странности начинаются с самого начала, с того, что для всех остальных ведущих международных игроков является совершенно четко заданной константой, - определенностью границ и базовым значением, придаваемым государственному суверенитету. Формально Европейский Союз состоит из 27 суверенных  государств. Все они являются равноправными членами объединения. Их совокупная территория образует единую территорию ЕС. Лица, состоящие в гражданстве государств-членов, являются гражданами ЕС и обладают дополнительными правами, проистекающими из союзного гражданства. Внешние границы государств-членов образуют общую границу ЕС с остальными миром. Внутренние границы по большей части ликвидированы. Однако не все так просто. Политические и географические границы ЕС нестабильны. В любой момент они могут измениться. С ареалом своего жизненного пространства ЕС так до сих пор и не определился. Куда его может завести внешняя экспансия, остается только гадать. Решение о внешних границах расширения ни Брюсселем, ни столицами «двадцати семи» окончательно не принято. Одни государства хотели бы его продолжить, другие предпочли бы в какой-то момент остановиться. Одни исходят из того, что Союз слишком далеко зашел с интеграцией. Другим хочется ещё большего. Сигналы, подаваемые разными силами внутри ЕС, противоречивы. Так, политика в отношении Балкан давно уже отнесена к разряду внутренней. Поглощение субрегиона является лишь вопросом времени. Оно начнется с Хорватии и не остановится, пока все балканские страны не окажутся внутри объединения. В апреле 2009 г., окончательно закрепляя указанный тренд, заявку на вступление подала Албания. Но и на Молдавию, Украину, Белоруссию и даже Закавказье ЕС имеет свои виды. Во всяком случае, заигрыванием с политическими элитами этих стран Брюссель интенсивно занимается. Мечты о перспективе членства искусно подпитывает. По Лиссабонскому договору любая из них может на него претендовать в случае, если будет удовлетворять политическим и экономическим критериям членства. Забота о достижении этих критериев прописана в политике соседства ЕС и восточного партнерства. Юридико-географическим критериям, будучи европейскими странами, они изначально соответствуют. В отношении Турции Рубикон вроде бы перейден. Статус кандидата в члены ей предоставлен. Тем не менее, нынешними темпами переговоры о вступлении могут продолжаться ещё целую вечность. Казалось бы, с южным подбрюшием ЕС все ясно. Израилю подавать заявку на вступление отсоветовали. Наиболее развитым странам Северной Африки, рискнувшим на такой шаг или готовившимся к нему, предложили либо отозвать заявку, либо поостыть. Но и здесь не все так просто. Имеются нюансы. ЕС очень старается привязать к себе все Средиземноморье, включая бассейн Черного моря, и навязать ему свои стандарты и ценности. Исторически входящие в ЕС бывшие колониальные страны здесь господствовали. Их культурное и политическое влияние очень велико. Регион рассматривается ЕС в качестве своего естественного союзника. Он является его сырьевой базой. С его помощью ЕС омолаживается. Отсюда он насыщается дешевой рабочей силой. Стабильность и ускоренное развитие Средиземноморья ЕС жизненно необходимы. Всеми этим соображениями проникнуты мотивы последних инициатив ЕС о создании Средиземноморского союза. В принципе, намечаемые ими планы можно оценить, конечно, как утопические. Вместе с тем, нельзя не видеть их пока еще нереализованный потенциал. Ведь ЕС может использовать свои естественные преимущества, которых нет у других ведущих международных игроков. Они заключаются в том, что ему гораздо проще и сподручнее пользоваться широчайшим набором мер интеграционного характера, имеющихся в его распоряжении. А это не мало. Но и кольцом стабильности и добрососедства, которым ЕС усиленно себя окружает, сфера интеграционного объединения не исчерпывается. ЕС усиленно пытается себя проецировать повсюду, куда он только может дотянуться. И отдельным странам, и группам тяготеющих друг к другу государств, находящимся далеко за его пределами, он предлагает одежды государственно-правового строительства, сшитые по его лекалам, и следование выпестованной им модели социально-экономического развития. После того, как альтернативы, предлагавшейся Советским Союзом, не стало, а Соединенные Штаты своё мессианство чрезмерным использованием силы серьёзно дискредитировали, могло показаться, что за миром по европейски будущее. Однако сравнительно недавно у ЕС появился неожиданный и очень прозорливый соперник в соревновании за то, чтобы служить образцом для подражания, а соответственно и в борьбе за рынки, а равно за экономическое и политическое влияние. В мягкой силе ЕС стал уступать не Вашингтонскому, с чем он готов был бы примириться, а Шанхайскому консенсусу. Внутренняя неоднородность По окончании холодной войны ЕС сделал трудный политический выбор в пользу внешней экспансии. Тем самым он фактически на время распростился с надеждами на углубление интеграции. Брюссель от них не отказывался. Но у него просто не вышло. Он вынужденно пошёл по пути экстенсивного развития, отложив более дерзкие планы на потом. Расширение ему многое дало. Но и потерял он порядком. ЕС получил ни с чем не сравнимые политические дивиденды и завоевал благодарность народов, осуществив миссию объединения Европы. Он распространил на Центральную, Восточную и Юго-Восточную Европу пространство индивидуальной свободы, стабильности и процветания. Взамен он получил доступ к колоссальным недооцененным активам (т.е. скупил по дешевке), новое бескрайнее поле безопасного приложения капитала и дешевую, культурно близкую ему, квалифицированную рабочую силу. Общий рынок сделался намного более ёмким. Народонаселение ЕС подскочило до 450 млн. человек. Брюссель сорвал огромный призовой куш. Но интеграционное объединение лишилось одного из главных своих достоинств. Оно утратило сплоченность и однородность. Оно вобрало в себя народы с несопоставимым историческим прошлым. Оно объединяет теперь людей с непохожими ценностными ориентирами и разными поведенческими установками. Двадцать семь сейчас - это не те первоначальные шестерка, двенадцать или пятнадцать, какими ЕС была когда-то. Это совершенно иное политическое и экономическое пространство. Его неизмеримо сложнее обустроить. Им тяжко управлять. Государств-членов стало слишком много. Казалось бы, все страны должны быть похожими, ведь  они принадлежат к единой Европейской цивилизации, к единой Европейской культуре. Но даже в рамках одной и той же культуры специфика очень большая. В интеграционное объединение теперь входят скандинавы со своим северным менталитетом. К нему присоединилась Юго-Восточная Европа с совершенно иными представлениями. Оплот ЕС, как и раньше, образует Германия, которая во главу угла всего неизменно ставит порядок. Она предпочитает более упорядоченные и предсказуемые отношения. Яркость букета обеспечивают страны Средиземноморья со своей легендарной экзальтированностью и многовековой – многотысячелетней историей. Букет действительно пестрый. В нём есть всё – и бросающиеся в глаза диссонансы, и столь важное для развития – богатство и разнообразие культур. Но это не только разные страны и разные нации. Это и далеко отстоящие друг от друга уровни исторического, экономического и политического развития. Потому что разрыв в уровнях доходов между наиболее богатыми странами Европейского Союза и наиболее бедными достигает 35 раз. Разрыв слишком большой.  Такой разброс является  несомненной сложностью для Европейского Союза – как согласовать все разнонаправленные интересы, как выстроить экономические отношения, для того чтобы не ломать экономику отдельных стран и одновременно осваивать все экономическое пространство, откуда взять столько денег. Хотя, с другой стороны, его можно рассматривать и как преимущество, поскольку в рамках огромного общего рынка, ёмкость которого определяется миллионами индивидуальных и коллективных потребителей, регионы с разным уровнем развития, ресурсным обеспечением и специализацией могут взаимно дополнять друг друга. Умелое использование указанных преимуществ, в принципе, позволяет заниматься делокализацией производства, перенаправлением финансовых потоков и поощрением трудовой миграции, не выводя их за пределы общего экономического пространства. Возможным становится и поиск в рамках этого пространства наиболее оптимальных экономических решений. Это очевидное неудобство, если выразиться максимально дипломатично, и во внешней сфере. У каждого государства, каждой группы государств в ЕС свои, если и не диаметрально противоположные, как в случае с вторжением в Ирак, то, во всяком случае, разнонаправленные интересы. Их далеко не всегда удается или вообще можно свести к общему знаменателю. Так, Испания стремится к тому, чтобы привлекать к сотрудничеству все в большей и большей степени страны Латинской Америки. Финляндии, скажем, ближе северное измерение. Греция погружена в Балканы. У стран этого субрегиона своя повестка дня. Бывшие метрополии навязывают всем остальным государствам-членам приоритетное внимание ЕС к делам своих бывших колоний и т.д. Входящие в состав ЕС великие державы имеют глобальные амбиции. Они стремятся обеспечить присутствие ЕС повсюду на планете. Они вовлечены в личном качестве во все важнейшие международные процессы. Некоторые из них заседают в Совете Безопасности ООН. Другие рвутся туда. Без их участия не обходятся ни наиболее значимые международные форматы сотрудничества и взаимодействия ограниченного состава (как, например, Г-8 и Г-20), ни особые структуры по урегулированию наиболее острых международных конфликтов и проблем. Достаточно в этой связи вспомнить об инициативе ведущей «тройки» ЕС по Ирану и созданном ими специфическом переговорном формате. Напротив, для основной массы государств-членов и, прежде всего стран ЦВЕ и Балтии, безусловным приоритетом является позиционирование ЕС как региональной державы. Они ратуют за более активное вовлечение своих непосредственных или опосредованных соседей в деятельность ЕС, их «подтягивание» к интеграционному объединению. Размежеваний в ЕС по группам интересов – великое множество. Старая Европа готова критиковать США и конкурировать с ними за влияние в мире. Новая Европа выступает энергичным проводником влияния США, что приносит им вполне ощутимые дивиденды: опора на США помогает обеспечить больший вес и самостоятельность в делах ЕС. Государства-учредители хотели бы наращивать самостоятельный военный потенциал ЕС и развивать командные структуры. Новички видят в этом, скорее, угрозу. Крупнейшие континентальные державы борются, чтобы сохранить за своими транснациональными компаниями в сфере энергетики привилегированное положение и подтвердить их лидирующие позиции в мировой экономике и не утратить свободу рук. Государства, зависящие от внешних поставок, при поддержке Европейской комиссии упорно навязывают остальным передачу компетенции в области энергетики на наднациональный уровень. Члены ЕС, модернизировавшие структуру своего хозяйственного комплекса и сделавшие ставку на новую экономику и дерегулирование рынка труда, отстаивают идеи дальнейшей глобализации и либерализации международной торговли. Тех, у кого значительная часть населения занята в традиционных и классических секторах промышленного производства, не против того, чтобы сбалансировать свободу торговли продуманными протекционистскими мерам. Разные страны неодинаково затрагивают проблемы легальной и нелегальной миграции, сепаратизма, международного терроризма, организованной преступности и т.п. За примерами далеко ходить не надо. Их можно было бы приводить до бесконечности. А ведь есть еще традиционное размежевание на «евроэнтузиастов» и «евроскептиков», сторонников союза народов и приспешников союза государств и проч. Как можно констатировать, и этот разброс - разброс интересов и позиций внутри ЕС чрезвычайно велик. Поэтому по многим внешнеполитическим и внешнеэкономическим вопросам ЕС не в состоянии добиться консенсуса. Он зачастую запаздывает с принятием важных решений или вообще оказывается парализованным. Его позиция плохо артикулирована или носит невнятный характер. Нередко случается так, что караван, состоящий из государств-членов, тащится со скоростью медленнее всех бредущего верблюда. Вместо единого голоса раздается ставящий в тупик разнобой голосов. По некоторым пунктам мировой повестки другие ведущие международные игроки мнением ЕС сознательно пренебрегают. Но есть и оборотная сторона медали. Разброс интересов приводит к тому, что ЕС интересуется очень широким спектром проблем и регионов. Он готов проводить активную внешнеполитическую и внешнеэкономическую линию по всем азимутам. Отстаивая и продвигая свои частные приоритеты, отдельные страны ЕС могут опираться на консолидированную мощь всего интеграционного объединения и часто этим пользуются (или даже злоупотребляют). Если же ЕС удается выйти на решение, устраивающее все государства-члены, и выработать единый план действий, он, как правило, осуществляет их очень последовательно, бескомпромиссно, не считаясь ни с чем, ставя во главу угла только и исключительно свою собственную выгоду. А добиваться своего ЕС может и числом, и умением, образуя в отношениях с третьими странами и организациями мощнейший кулак, которому мало кто в состоянии противостоять. Да и координацию действий, и распределение ролей в таких случаях ЕС демонстрирует феноменальную. Неоднородность ЕС, все многообразие и острота пропитывающих его противоречий порождают и другой феномен, который в исследованиях европейского проекта обычно предпочитают замалчивать. Европейская интеграция состоялась во многом только потому, что Западной Европе нужно было противостоять общему врагу. Сталин (от обратного) стал крёстным отцом интеграционных процессов на противоположной стороне континента не в меньшей степени, нежели Робер Шуман и Жан Моне. И сейчас идеальным для сплочения ЕС остается поиск внешнего врага. На эту роль Брюссель по очереди пробует то враждебные Европе международные процессы и явления, то отдельные страны, религии и культуры (хотя и утверждает, что ничего подобного). Одновременно с этим жесткостью и бескомпромиссностью своей линии на международной арене Брюссель стремится компенсировать свою внутреннюю рыхлость и аморфность. Вместе с тем, приём, при котором все государства-члены становятся заложниками общей согласованной ими линии на международной арене или частных интересов одного из них или небольшой группы стран, является лишь одним из второстепенных в палитре фундаментальных методов и инструментов консолидации ЕС. Вне связи с ними ЕС в настоящее время невозможно себе даже представить. Факторы сплоченности В то или иной степени факторами сплоченности государств-членов ЕС выступают принадлежность к одному географическому району, совместное историческое  прошлое, общее культурное наследие, единые разделяемые ими политические ценности, близость интересов, расчет на то, что объединение нейтрализует противоречия и усилит международную конкурентоспособность. Вместе с тем, сами по себе все они не объясняют, почему у стран Западной Европы, к которым сейчас присоединилось большинство остальных европейских народов, получился интеграционный проект. Они вполне могли бы жить в мире, достатке и согласии, не беря на вооружение новые формы организации совместного существования, чреватые отказом от независимости и самостоятельности и подчинением друг другу. Ведь нигде больше опробованные ими организационные решения не прижились. Определяющими факторами необратимости интеграционного проекта стали сформированный ими особый, ни на что не похожий правовой порядок, качественно новая политическая культура совместного принятия решений и их реализации, совместное управление суверенитетом. Господство правовых установлений Европейский Союз является одновременно и экстравертом, и интровертом. Что имеется ввиду. ЕС очень чётко и совершенно целенаправленно отгораживается от всего остального мира, выстраивая внешние границы по периметру всего объединения и создавая такое правовое пространство, которое регулируется только своими собственными внутренними инструментами, отличными от международно-правовых. Соответственно отношения как между государствами-членами, так и с участием субъектов внутреннего права государств-членов регулируются правом ЕС. Причём всё в большей и большей степени. В случае коллизии национального законодательства и права ЕС применяется только и исключительно последнее.  Всеми – национальными административными и судебными органами. Частные лица, физические и юридические, непосредственно на нем сроят свои правоотношения. Разрешение споров по вопросам, отнесенным к компетенции ЕС, структурами, созданными на основе общего международного права, не допускается. Какие международные соглашения имеют на территории ЕС прямое действие и прямое применение, решает сам ЕС. Как государства-члены будут исполнять свои международные обязательства, отнесенные к ведению интеграционного объединения, также определяет оно само. Вместе с тем ЕС стремится к тому, чтобы предложить нормативную базу существования всем своим партнерам, всему остальному миру. Это особенно отчетливо проявилось в 2008 – 2009 годах, в условиях мирового финансово-экономического кризиса, когда за усиление регулятивной роли права и конвенционных механизмов в мировой экономике, за наведение порядка в деятельности всех и любых финансовых структур выступили, прежде всего, его государства-члены. Причем они не просто высказались за распространение начал господства права на регулирование финансовых рынков, предполагающее контроль, транспарентность, ответственность и жесткое следование определенным правилам, но и запустили вполне конкретную работу по согласованию соответствующих документов. Брюссель уверен: как раз сейчас и именно на данном направлении надо перехватывать инициативу. Тогда подготовленные им проекты национального, наднационального и международного законодательства лягут на стол переговоров, и от них никто не сможет отмахнуться. Практически по всему миру ЕС установил сеть, систему взаимоотношений, которые поддерживаются на нормативном уровне. Они описываются соглашениями о таможенном союзе, о зонах свободной торговли, европейскими соглашениями, соглашениями об ассоциации, о стабилизации, о партнерстве и сотрудничестве, об общих и единых пространствах и т.д. Сотрудничество и взаимодействие, осуществляемые на их основе, носят обусловленный характер. Это означает, что получение третьей стороной выгод от сотрудничества и взаимодействия обставляется рядом условий. Суть условий – согласие с теми правилами игры, которые устанавливаются Брюсселем, включая рецепцию утверждаемых им правовых предписаний. Единственной страной, которая не согласилась на обусловленность отношений с Европейским Союзом, стала Австралия. Она отказалась включать в соглашение с ЕС стандартную клаузулу, которую Европейский Союз тиражирует в своих двусторонних отношениях. Как выяснилось, на Канберру у Брюсселя рычагов давления оказалось недостаточно. Все остальные взяли на себя обязательства ориентироваться на гармонизацию своего национального законодательства, в той или иной степени, с правом ЕС. Требуется пояснить, почему для ЕС именно нормативные моменты являются столь важными. Потому что своеобразие интеграционного объединения  заключается в его нормативном характере и нормативной природе. ЕС - это не просто экономическое или социально-экономическое сообщество, не просто экономический и валютный союз. ЕС функционирует через право, на основе права, с использованием правовых инструментов. Все политические, экономические и любые другие решения облекаются в нормы права ЕС и реализуются не в силу целесообразности и/или как политические установки, а как нормы права. Т.е. они наделяются силой закона, и на их обеспечение бросается вся мощь правоприменительного аппарата, которым располагают национальные государства. Через общее право, благодаря нему всё разнообразие стран, всё столь несхожее географическое, экономическое и политическое пространство стягиваются между собой. С особым рвением ЕС заботится о его единообразном применении. Никакого разброда и шатания, присущего международному праву, ЕС себе не позволяет. Для этого он достаточно хорошо оснащен. У него имеются прекрасно зарекомендовавшие себя структуры, процедуры и механизмы. Но главное – наднациональное и национальное право образуют единое целое. Вследствие этого на защите нормы права ЕС стоят национальные субъекты права, интересы которых интеграционное право обслуживает лучше и эффективнее, чем национальное. Интересы же состоят в повседневном пользовании преимуществами общего рынка и всеми теми свободами, на базе которых он создан и функционирует. Таким образом, ЕС обеспечивает, чтобы все те обещания, которые даются на наднациональном уровне, и договоренности, которые на нём достигаются, реализовывались во внутреннем праве государств-членов. Без этого оно существовать не может и не собирается. Причём реализовывались во внутреннем праве государств-членов либо совершенно единообразно – этому служит унификация законодательства, либо сходным и сопоставимым образом – в этом состоит смысл его гармонизации. Общее право, разветвленное, эшелонированное, охватывающее все области деятельности, переданные в ведение интеграционного объединения, вполне современное и эффективное, позволяет ЕС решать поставленную перед ним сверхзадачу. С его помощью общий рынок становится действенным и дает колоссальную отдачу. Он приносит вполне ощутимые плоды бизнесу, гражданам ЕС и государствам-членам. Что важно также, накопленный опыт построения общего рынка правовыми методами активно привлекается для формирования аналогов общего рынка в самых разнообразных и перспективных сферах деятельности, от образования до взаимного признания и исполнения судебных решений и всего того, что покрывается понятием пространства свободы, безопасности и законности. Политическая культура солидарности Для объяснения того, каким образом интеграционному объединению удается ослаблять разрывающие его центробежные силы, справляться с неоднородностью, сглаживать внутреннюю конфликтность и столкновения интересов, одной лишь его квалификации в качестве правового сообщества, вместе с тем, явно недостаточно. Другим слагаемым успеха является выпестованная им специфическая политическая и правовая культура. Мало иметь хорошие передовые законы. Важно сделать так, чтобы они соблюдались. Недостаточно сформировать объективные предпосылки для единства действий. Нужно, чтобы единство действий превратилось в повседневную практику. Заложить основы для координации внешнеэкономической деятельности и внешней политики и создать для объединения усилий на данном направлении подходящие организационные рамки хорошо. Но требуется нечто большее. Это большее – готовность идти на уступки, политическая воля приносить в жертву чему-то большему индивидуальные амбиции и интересы, настрой на то, чтобы неизменно добиваться результата. Одним словом – соответствующая политическая культура. Такая культура необходима для того, чтобы государства-члены и все системы, которые функционируют в рамках ЕС, исходили из вполне определённого общего набора установок. Этот общий набор установок сводится как минимум к тому, что государства-члены не дают своему частному национальному интересу задавить общий интерес всех остальных стран, подчиняют его общему интересу, работают на то, чтобы выявить этот общий интерес, артикулировать его и последовательно отстаивать и продвигать. Одновременно они стараются использовать преимущества, которые есть у отдельных стран и группировок для того, чтобы поставить их на службу общему интересу. Образцом того, какой эффект может давать в условиях интеграции сочетание высокой индивидуальной и коллективной политической культуры, служит то, как вписались в ЕС начиная с 1995 года Швеция, Финляндия и Австрия. До этого Европейское сообщество несколько раз подряд пополнялось экономически более отсталыми странами, только что освободившимися от пут авторитаризма. Северные страны и Австрия были вполне сопоставимы с наиболее передовыми членами интеграционного объединения. По тем ценностям, которые ими исповедовались, они от них ничем не отличались. Кроме того, они внесли солидный вклад в экономический потенциал ЕС. Не только не повредили его гомогенности, но и придали интеграционного объединению еще большую устойчивость. И, тем не менее, аутсайдеры есть аутсайдеры. У них всегда уходит много времени на освоение традиций ядра государств, восприятие общих императивов, следование первоначально чуждой им правовой практике. Поэтому, несмотря на высокий стандарт, которому отвечали новобранцы, можно было ожидать, что их приход скажется на дисциплине принятия решений и их качественных характеристиках. Этого не произошло. ЕС тогда удалось избежать традиционного «нырка», когда на период акклиматизации общий знаменатель, к которому приходят государства-члены в результате согласования занимаемых ими позиций, несколько понижается.   Северные страны сразу же привнесли добавленную стоимость в проводимые ЕС внутренние политики и его деятельность на международной арене. Они дали ЕС и миру экологическую повестку, обогатили европейскую модель социально-экономического развития новыми элементами, ввели в мировой оборот понятие устойчивого развития. У остальных членов ЕС были иные предпочтения. Предлагавшееся скандинавами многие первоначально посчитали ненужной дополнительной обузой для национальных производителей. Однако в конечном итоге северяне на своём настояли. Все остальные государства-члены приняли отстаивавшиеся ими подходы. Защита окружающей среды сделалась горизонтальным требованием, предъявляемым к любого рода деятельности, осуществляемой ЕС, и его важнейшим внешнеполитическим приоритетом.  Согласование общего экономического и внешнеполитического курса ЕС было осуществлено не по нижней отметке, а по максимально высоко задранной планке. Политическая культура взаимных уступок и компромиссов, при которой за ориентир берется верхняя планка, а не некоторый общий знаменатель, долгое время считалась «фирменным блюдом» ЕС, выгодно отличающим его, в том числе, от топтания на месте, столь характерного для классических международных организаций. Одним из её ингредиентов является формула, согласно которой, если государства-члены заинтересованы в сотрудничестве, они работают вместе, если нет, они не мешают остальным. Механизмов многоскоростной интеграции в учредительных договорах ЕС предусмотрено достаточно. Они активно используются. Правда, с сожалением приходится констатировать, что за последние годы политическая культура, складывавшаяся в ЕС на протяжении десятилетий, серьёзно деградировала. На этапе переговоров о вступлении Новая Европа безоговорочно поддерживала Старую во всех начинаниях. Та уверовала, что так будет всегда. Однако по обретении членства в ЕС у Новой Европы прорезался голос. И вдруг выяснилось, что новые члены не со всем согласны в практике интеграционного объединения. Представление о том, что чем-то надо жертвовать ради других, не является для них аксиоматическим. У них есть свое видение того, как и для чего следовало бы использовать интеграционное объединение. Они не для того сдерживали себя столько лет, чтобы отказываться от своих индивидуалистических планов и поползновений. Вспомним, насколько более проблематичными стали переговоры о вступлении между ЕС и Турцией после того, как ЕС пополнился Кипром. Не перестает лихорадить отношения между двадцатью семью и Россией. А история с принятием Конституционного договора, а затем Договора о реформе вообще надолго запомнится Старой Европе.  В обоих случаях Варшава требовала сохранения за собой привилегий, доставшихся ей по Ниццскому договору, бесцеремонно обещая блокировать утверждение документов и идя даже на то, чтобы сломать складывавшийся консенсус. К концу 2009 года в рамках ЕС сложилась, похоже, принципиально новая ситуация, когда инициатива в формулировании идеологических и внешнеполитических установок частично отошла к странам Балтии и Польше и поддерживающим их государствам-членам, которые предложили остальным своё прочтение принципа солидарности и определение того, как подсчитывать складывающийся между странами ЕС баланс интересов. И всё же воинственный индивидуализм, методы шантажа и обструкционизма, подчинение большинства мнению меньшинства, принуждение к отказу от разумных и рациональных шагов под предлогом превратно понимаемого лозунга солидарности следует признать временным сбоем в эволюции общей политической культуры ЕС. Интеграционное объединение всегда было сильно своей позитивной программой. На негативной далеко не уедешь. С ней можно только ещё в большей степени подрастерять мягкую силу и ослабить свою международную конкурентоспособность. Чем быстрее Брюссель откажется двигаться со скоростью медленнее всех бредущего верблюда, тем лучше будет и ЕС, и симпатизирующим ему третьим государствам, пытающимся строить с ним партнёрские отношения. Совместное управление суверенитетом Ещё одним обручем, как бочку стягивающим гетерогенное пространство Европейского Союза, служит передача государствами-членами части своих суверенных полномочий на наднациональный уровень. По логике вещей, уступка суверенитета должна была бы означать, что допускающие её государства становятся в какой-то степени ущербными. Они перестают быть в полной степени дееспособными на международной арене. Лишаются самостоятельности. До определенных пределов утрачивают контроль над своей внутренней и внешней политикой. В отношении Европейского Союза такая логика не срабатывает. Передача части суверенных полномочий на наднациональный уровень не обедняет, а обогащает государства-члены. Они уступают частицу суверенитета, а взамен получают десятки частиц, которыми делятся с ними партнёры по интеграционному объединению. В результате получается, что они занимаются совместным управлением множества суверенитетов, что усиливает каждое из государств-членов, открывает перед ним принципиально новые возможности, позволяет использовать для достижения общих и частных целей совокупный потенциал всей интеграционной группировки. Под этим углом зрения, главные органы ЕС, называемые его институтами, выступают в качестве менеджеров по управлению делегированными им суверенными полномочиями. От их профессионализма, продуманной и выверенной организации, лидерских качеств, умения формулировать тактические и стратегические цели, способности заменять собой или координировать усилия государств-членов зависят сегодняшний и завтрашний день интеграционного объединения. Их переналадка с учетом потребностей функционирования ЕС в формате трех десятков государств-членов и адаптация к новой, более конкурентной международной среде находятся в фокусе внимания Брюсселя и остальных столиц уже достаточно давно. Они будут завершены после вступления в силу Лиссабонского договора. Пока используются более фрагментированные паллиативные методы. Они состоят в проведении постепенных, не всегда различимых, точечных реформ с использованием рецептов, опробованных Конституционным и Лиссабонским договорами, и восстановлении/формировании адекватных возросшим потребностям политической и правовой культуры и культуры управления. В результате передачи государствами-членами суверенных полномочий на наднациональный уровень, формирования наднациональных структур управления ими, освоения полученных полномочий и наработки соответствующей практики между разными уровнями управления возникли очень сложные, а порой даже запутанные, вертикальные и горизонтальные симбиотические связи. Поэтому ЕС воспринимается всеми – и внутри, и снаружи – как чрезвычайно сложное образование. Однако именно иерархичность, множественность, прочность и в то же время гибкость  связей, то, что они взаимно поддерживают и дополняют друг друга, придают интеграционному объединению повышенную устойчивость и достаточный динамизм, а европейскому проекту – необратимый характер. Одновременно бесконечное многообразие связей, стягивающих интеграционное объединение в тугой клубок, обладает большой внутренней логикой. ЕС наделен четырьмя видами компетенции. Иначе говоря, система взаимоотношений между государствами-членами, государствами-членами и институтами ЕС и собственно между институтами ЕС складывается из нескольких модельных рядов. В тех областях деятельности, где у ЕС исключительная компетенция, государства не осуществляют больше регулятивных функций. Они полностью переданы на наднациональный уровень. В тех областях, где он обладает смешанной компетенцией, государства и ЕС действуют совместно. У государств остаются регулятивные функции. Но они могут ими пользоваться самостоятельно лишь до той поры, пока не договорятся о едином законодательстве. С введением в силу такого законодательства государства утрачивают регулятивные функции и превращаются в своего рода агентов по исполнению общего законодательства. В тех областях, где за ЕС признаётся всего лишь поддерживающая компетенция, роль Союза сводится к тому, что он помогает государствам-членам в организации многостороннего сотрудничества, оказывает им содействие, но не вмешивается в отправление регулятивных функций. Наконец, если ЕС доверена параллельная компетенция, он может во всем подменять государства-члены, ни в коей мере не препятствуя им в то же время играть самостоятельную роль и действовать индивидуально. Законодательные механизмы в этом случае не используются. Роль Европейской комиссии оказывается ослабленной. Контроль со стороны Суда ЕС не предусмотрен. Фактор политической воли приобретает критический характер – когда у ЕС исключительная компетенция, негативные последствия конфликта интересов фактически купированы. Значение политической культуры принятия и исполнения решений неизмеримо возрастает. Параллельная компетенция используется для организации связей в области внешней политики и политики безопасности и обороны. Исключительной, смешанной и поддерживающей наделено Европейское сообщество. Сотрудничество полицейских и судебных органов в уголовно-правовой сфере строится с использованием инструментария межгосударственного сотрудничества и наднационального управления. С вступлением в силу Лиссабонского договора горизонтальная структура ЕС, состоящая из трёх столь разных опор, уйдёт в прошлое. Сотрудничество полицейских и судебных органов утратит свою самобытность. В его отношении будут применяться те же самые регулятивные методы, которые используются для управлением общим рынком. А вот особый характер внешней политики и политики безопасности и обороны в основном сохранится. И это несмотря на то, что Европейское сообщество поглотит две остальные опоры, будет переименовано в Европейский Союз и осуществит правопреемство в отношении самого себя. Так произойдет по существу. По форме всё будет выглядеть до наоборот: Сообщество прекратит своё существование, останется только Союз. Но важно не это, а то, что наднациональная природа интеграционного объединения усилится. Набор связей наднационального характера станет ещё более разнообразным. Их удельный вес в общем балансе связей внутри ЕС возрастёт. Соответствующим образом будут перестроены и система институтов ЕС, и то, как они работают. Как следствие всех этих целенаправленно реализуемых изменений, факторы, выполняющие функции стяжек по отношению к рыхлому гетерогенному пространству ЕС, станут более действенными. ЕС в большей степени сможет выступать в качестве единого целого. В том числе на международной арене. Правовые и институциональные перекосы в организации внешней деятельности Основной слабостью Европейского Союза на международной арене, которая всеми ему ставится в упрёк, считается разобщённость осуществляемой им внешнеэкономической и внешнеполитической деятельности. В научной литературе о ЕС такая разобщенность рассматривается как некоторая данность, которая даже не нуждается в подтверждении. Да и политическая элита ЕС видит в ней безусловный минус. На деле никакой китайской стены между тем, что делает ЕС на международной арене во внешнеэкономической и внешнеполитической сфере, нет и быть не может. И эксперты, и политики невольно или намеренно впадают в преувеличение. Суждение о разобщенности является устоявшимся. Никто его под сомнение не ставит. Исследователи привыкли изучать внешнюю деятельность ЕС и его общую внешнюю политику и политику безопасности по отдельности. Две эти сферы отнесены даже к разным специализациям. Политикам, государственным деятелям разных уровней управления и руководству ЕС удобно списывать на разобщенность свое бездействие и провалы на международной арене. Мол, так сложилось исторически. Государства-члены не были готовы в большей степени поступиться своим суверенитетом. Поэтому в прошлом были приняты половинчатые решения. Европейскому Союзу отказали в международной правосубъектности. Создавая его, к Европейскому сообществу добавили лишь новые сферы и направления политики. Но Сообщество и ОВПБ объединили лишь формально. По существу ни их сращивания, ни объединения не произошло. Нонсенс. Сообщество и Союз имеют единую институциональную структуру. Маастрихтским договором Совету ЕС и Европейской комиссии прямо поручено обеспечивать координацию деятельности вне зависимости от того, в какой сфере она осуществляется. Совет по общим вопросам и внешней политике в том же формате, только меняя таблички и каскетки, рассматривает вопросы внешнеэкономической и внешнеполитической деятельности. На практике отделить их друг от друга просто невозможно. Буквально несколько примеров. ЕС поднял на щит экологическую проблематику. Она является его визитной карточкой во внешних делах. Он продвигает ее чисто политическим методами. Через политические диалоги с третьими странами. В международных организациях. Но основа у экологической внешней политики ЕС сугубо экономическая. Под нее написан Киотский протокол. Под неё сформирован принципиально новый глобальный рынок торговли квотами на выбросы. Или внешняя энергетическая стратегия ЕС. Она носит чрезвычайно политизированный характер. Как и вся отстаиваемая ЕС концепция энергетической безопасности. Во имя энергетической безопасности ЕС принимает экономически необоснованные и чрезвычайно затратные решения о диверсификации поставщиков углеводородов и источников энергии, строительстве обходных и альтернативных трансконтинентальных трубопроводов и т.д. Руководствуется он при этом преимущественно глобальными и политико-стратегическими соображениями. Вместе с тем, состоятельность продавливаемым им энергетическим планам придает только то, что под них ЕС пишет новые правила игры (третий газовый пакет), создает общий рынок импорта, производства, транспортировки и сбыта электроэнергии и углеводородов. Пример из несколько другой области. Перед ЕС очень остро стоит проблема борьбы с организованной преступностью, незаконным оборотом наркотиков и незаконной иммиграцией, а равно регулирования миграционных потоков. Она может быть хотя бы частично решена только при условии налаживания широкого и эффективного международного сотрудничества. К такому сотрудничеству ЕС подталкивает все страны, с которыми он развивает взаимодействие в торгово-экономической области и которым оказывает техническое содействие. Только на своих условиях. И увязка прослеживается со всей очевидностью. Более того, она непосредственно прописывается в новом поколении соглашений, заключаемых ЕС с третьими странами. Оказание содействия и предоставление выгод от доступа на ёмкий и чрезвычайно привлекательный рынок ЕС обуславливается соблюдением требований по ограничению эмиграции в ЕС, изменению законодательства и правоприменительной практики и т.д. И, тем не менее, сетования по поводу того, что внешняя политика и внешнеэкономическая деятельность ЕС могут осуществляться гораздо лучше, что им не хватает координации, что нужно что-то менять, что потребность в реформах давно назрела, не лишены оснований. Они связаны с тем, что в области экономики ЕС – это что-то одно, а в области внешней политики – что-то совсем другое. В одной ЕС выступает в качестве Сообщества, в другой – в ипостаси Союза. И пропасть между двумя очень трудно преодолеть. Трудно, но возможно. И соответствующие процедуры в ЕС давно и надежно отработаны. Эта пропасть обусловлена тем, что внешняя политика и внешнеэкономическая деятельность реализуются с использованием принципиально различных методов, процедур и систем управления. Проводя свой внешнеэкономический курс, ЕС прибегает к коммунитарному инструментарию. Юридической базой его действий служит наднациональное, интеграционное право. Все действия облекаются в форму права. Сам ЕС выступает в качестве интеграционного объединения. Соответственно субъектами права, в котором закрепляется внешнеэкономическая деятельность, наряду с государствами-членами, становятся частные физические и юридические лица. Разница между внешними и внутренними обязательствами стирается. В том что касается общей внешней политики и политики безопасности, ситуация другая. Общие принципы, ориентиры, стратегии, позиции, принимаемые ЕС, связывают только государства-члены. Внутригосударственного измерения они не имеют. Правом не являются. Частных лиц ни к чему не обязывают. В области ОВПБ приоритет отдан вертикали управления. Главенствуют Европейский Совет и Совет ЕС. Европейской комиссии отведена подчиненная роль. Европарламент имеет совещательный голос. Суд ЕС выведен из игры. Представительство интересов ЕС возложено на председательствующее государство. Ему в помощь придан Высокий представитель по общей внешней политике и политике безопасности. По всем основным вопросам, за исключением конкретизации того, о чем уже договорились ранее, решения принимаются в соответствии с принципом единогласия. Во внешнеэкономической сфере вертикали нет. Решения, как общее правило, принимаются квалифицированным большинством голосов. Движущей силой всего того, что делается, выступает Европейская комиссия. Позиции Европарламента достаточно сильны. Их укрепление идёт стремительными темпами. Для контроля за законностью любых действия и соглашений может привлекаться Суд ЕС. Разница разительная. Но принципиальным моментом, объясняющим её, остаётся всё же то, что по вопросам внешнеэкономической и, прежде всего внешнеторговой деятельности, государства-члены отдали значительную, хотя и ограниченную, часть своих суверенных полномочий в общее пользование. При этом регулятивные функции они утратили. В той или иной степени. В определенных случаях – полностью. Механизм здесь такой. Согласно юридической концепции сопровождения, ЕС обладает вовне всей той компетенцией, которой он обладает внутри и которая ему необходима для  достижения поставленных перед ним целей, в частности связанных с созданием и обеспечением функционирования общего рынка. В областях, отнесенных к сфере исключительной компетенции ЕС, и тогда, когда по вопросам, покрываемым смешанной компетенцией, уже введено в действие общее наднациональное законодательство, оно обладает преимущественной силой и запрещает государствам-членам по отдельности принимать конкурирующие регулятивные акты. Во всех тех случаях, когда это уже произошло, ЕС получает возможность не просто действовать и действовать наряду с государствами-членами, но и заменять их и отставлять в сторону. В области внешней политики такое никогда не происходит. Здесь исключительной компетенции нет и быть не может. В сфере ОВПБ государства наделили ЕС чуть ли не ничем не ограниченными полномочиями. Но при этом своих не утратили. Отдавать их не стали. На международной арене они по-прежнему играют вполне самостоятельную роль и действуют параллельно и наряду с ЕС. Поэтому получается, что государства-члены сохраняют все свои полномочия, и одновременно этими полномочиями обладают и институты ЕС. Императивом и для государств-членов, и для институтов ЕС становится объединение усилий. ОВПБ осуществляется методом координации, который в принципе исключает подчинение одних государств другим или  наднациональному уровню управления. Отличия в регулировании и организации внешнеэкономической и внешнеполитической деятельностью создают для ЕС и государств-членов массу сложностей. На каждом шагу они сталкиваются с проблемой выбора оптимального решения. В чём она заключается, можно проиллюстрировать на таком незатейливом примере. Предположим, ЕС вырабатывает политику в отношении страны «Х». Она расположена где-то в Тропической Африке. Страна только что-то пережила гражданскую или межэтническую войну. В результате она вся напичкана оружием. Чтобы вернуть её к мирной жизни, ЕС планирует скупить оружие у частных лиц и уничтожить его. Подобный метод доказал свою состоятельность. С большим или меньшим успехом он уже опробовался в других местах. С соответствующими инициативами выступают Европейская комиссия и группа государств-членов. Только Европейская комиссия предлагает сделать это в рамках программы оказания технической помощи. Группа государств настаивает на том, чтобы акция проводилась под эгидой ОВПБ. Разница в следующем. Если выбор делается в пользу оказания технической помощи, деньги расходуются из регулярного бюджета ЕС. Решение принимается большинством голосов. Все функции по его исполнению концентрируются в руках наднациональных институтов. Если группе государств-членов удаётся навязать остальным свой подход, решение принимается (или не принимается) в соответствии с требованием единогласия. Деньги на его реализацию приходится искать. Полный контроль над всем происходящим остается за Советом ЕС и заинтересованными государствами. Таким образом, получается, что речь идет не о том, что делать, и даже не о том, как делать, а о распределении влияния внутри ЕС. Казалось бы, чисто технические моменты. Но для ЕС они чрезвычайно важны. От них зависят внутренняя состоятельность интеграционного объединения, его способность сглаживать конфликты интересов и превращать извечную проблему примирения суверенитетов из фактора слабости в фактор силы. Позиционирование ЕС на международной арене За теми или иными политическими и внешнеэкономическими решениями, за тактическими ходами и выбором стратегии всегда стоят определенные политические силы. ЕС их микширует. Он претендует на безымянность и анонимность. Он выдает свою позицию за отражающую общий интерес. На деле всегда есть те, причем чаще всего негосударственные игроки, которым позиция, отстаиваемая Брюсселем, или предпринимаемые им действия более выгодны. Иногда их легче угадать. Иногда сложнее. Однако они всегда есть. Вместе с тем, определенный набор внешнеэкономических и внешнеполитических приоритетов ЕС имеют статутный характер. Они прямо записаны в его учредительных договорах. К их числу относятся, конечно же, защита и продвижение интересов ЕС как единого целого, распространение общих ценностей ЕС по всему миру и достижение некоторого стандартного перечня целей, начиная от утверждения мирных отношений в соответствии с уставными принципами ООН и вплоть до всеобщего процветания и справедливого международного порядка. В предметном плане во главу угла своей внешней деятельности ЕС ранее всегда ставил снятие всех и всяческих барьеров, препятствующих свободной международной торговле, и свободу конкуренции. На практике ЕС неизменно проводил достаточно нюансированную и прагматическую политику. Он активно субсидировал своих товаропроизводителей, особенно в сфере сельского хозяйства. Пытался привязать к себе развивающиеся страны внеэкономическими методами. Когда считал это целесообразным, не гнушался закрывать свой внутренний рынок. Последнее время поддержал систему мер, ставящих внешние инвестиции в стратегические отрасли под жесткий национальный контроль. В Лиссабонском договоре, по инициативе Президента Франции Николя Саркози, вообще убрал свободу конкуренции из перечня преследуемых им целей. Тем самым акцент им делается в основном на том, чтобы иметь свободный доступ на рынки третьих стран, сохраняя за собой свободу рук в деле защиты своего собственного рынка от нежелательных конкурентов. В 1990-х годах главным внешнеэкономическим лозунгом ЕС было провозглашено устойчивое развитие.  Брюссель сделал всё от него зависящее для того, чтобы оно прочно вписалось в мировую повестку и нашло отражение в наиболее важных документах универсальных международных форумов и организаций. Под знаменем устойчивого развития ЕС сумел занять лидирующие позиции на всех международных переговорах по экономической проблематике. Избранная им модель социально-экономического развития была дополнена стандартами качества экономического роста, подразумевающими одновременное ослабление нагрузки на окружающую среду. И в тактическом, и в стратегическом плане устойчивое развитие рассматривается Брюсселем как одно из важнейших своих конкурентных преимуществ. В последние годы экология стала трактоваться ЕС расширительно. Все имеющиеся в наличии силы Брюссель бросил на организацию максимально широкого международного фронта борьбы с потеплением климата. Ещё одно направление, на котором ЕС позиционирует себя в качестве мирового лидера, является помощь развитию. ЕС относится к числу крупнейших мировых доноров. Он выделяет на эти цели до 20% от совокупного вклада своих государств-членов в программы помощи развитию. Но на практике играемая им роль ещё больше, поскольку он в большинстве случаев выступает не индивидуально, а в качестве координатора. Предоставляемая им помощь и оказываемое техническое содействие носят обусловленный характер. В последние годы условия, выставляемые получателям помощи, начали меняться. Брюссель исходит из того, что внешнее содействие в состоянии помочь только тогда, когда ее получатели сами стремятся себе помочь. Но насколько эффективно расходуются получаемые средства, судить трудно. Разброс мнений на этот счёт очень большой. Единственно, в чём можно быть уверенным, так это в том, что Брюссель с растущей ревностью и негодованием следит за тем, насколько мощно продвигает свои интересы в развивающихся странах с опорой на помощь развитию Китай. В том, что касается политической повестки, повышенное внимание ЕС уделяет, в первую очередь, нераспространению оружия массового поражения и урегулированию локальных и региональных конфликтов. Индию и Пакистан ЕС упустил точно также как и Соединённые Штаты Америки. Правда, в отличие от последних, европейцы были просто не в состоянии пресечь ядерные амбиции азиатских гигантов. Сейчас Брюссель наращивает усилия с тем, чтобы не допустить дальнейшего расползания ОМП и ракетных технологий. Он входит во все основные переговорные форматы. Он активно работает с Ираном. Внимательно следит за происходящим в Северной Корее. Подготовил эшелонированные предложения по совершенствованию режима ДНЯО. Однако в области ядерного оружия игроком первой величины ЕС не является. Да и входящие в его состав члены ядерного клуба не чураются действовать в обход ЕС. Гораздо лучше получается у ЕС гасить локальные конфликты. Им проведено уже больше дюжины гражданско-военных операций на разных континентах. Все они, несмотря на то, что задействовались весьма ограниченные силы, увенчались успехом. В результате ЕС и государствами-членами накоплен уникальный опыт. Отработаны процедуры, схемы взаимодействия, логистика и программно-целевые методы. Особенно хорошо получается у ЕС проводить в пострадавших странах постконфликтную реабилитацию. И дело не только в том, что Брюссель выделяет на это внушительные суммы. Он достаточно четко себе представляет, что нужно делать для того, чтобы власти в центре и на местах заработали в нормальном, приемлемом для Запада ключе. Очень бы хотелось ЕС перенести свой опыт на постсоветское пространство. Не без влияния стран Новой Европы, Брюссель всё настойчивее ставит вопрос о своем подключении к действующим форматам урегулирования. В Грузию он уже пришел. Скорее всего, он останется там надолго. Хуже у ЕС выходит с крупными региональными конфликтами. В экономическом плане он делает на Ближнем Востоке очень много. Он входит в «ближневосточный квартет». Имеет привилегированные отношения и с Израилем, и с арабскими странами. Выдвигает внешнеполитические инициативы. Ведёт секретные переговоры. И, тем не менее, признав безоговорочное лидерство США, вынужденно остаётся повсюду на вторых ролях. Более того, за произошедшее в Ираке ЕС несёт вместе с США солидарную ответственность. В тяжелейшее испытание и для него, и для НАТО превращается обеспечение мирной жизни в Афганистане. От того, как он справится с этой задачей, во многом будет зависеть и имидж ЕС как ведущего международного игрока, и его авторитет в мировых делах. Достаточно кратко можно остановиться на географическом срезе внешнеэкономической и внешнеполитической иерархии приоритетов в деятельности ЕС, с учётом того, что о значении Средиземноморского измерения, восточном партнёрстве и политике соседства уже упоминалось ранее. Основным партнером Европейского Союза являются, конечно же, Соединенные Штаты. Для ЕС это приоритет номер один. Для него США не только стратегический партнер, но и единственный по-настоящему надежный реальный союзник. Формально союзнические отношения скреплены Североатлантическим договором. Из двусторонних документов можно упомянуть Трансатлантическую хартию. Но по большому счету в договорном закреплении своих особых отношений ни ЕС, ни США не нуждаются. Его заменяют массированные взаимные инвестиции, сращивание хозяйственных комплексов, гигантские объемы взаимной торговли, общие интересы, военное присутствие США в Европе, гомологический характер правовых порядков. Тем не менее, когда последний раз Германия была на капитанском мостике, ЕС выдвинул инициативу создания общего североатлантического рынка. Были модернизированы структуры, обслуживающие процедуры взаимных консультаций, запущены секторальные диалоги. После прихода в Белый дом в 2009 году Барака Обамы в ЕС заговорили о целесообразности разработки и заключения с США широкоформатного договора и создании разветвленного институализированного механизма управления взаимодействием. В то, что подобные идеи будут реализованы, верится с трудом. США считают для себя невыгодным выстраивать отношения со странами ЕС как с единым блоком. Их вполне устраивает то, как они всё организовали в НАТО. Там все страны ЕС представлены в индивидуальном качестве. ЕС как группа государств не конституирована. США имеют возможность работать с каждым из государств-членов по отдельности. И это у него, принимая во внимание разные весовые категории, к которым они принадлежат, получается вполне эффективно. Отношения между ЕС и США, конечно же, далеки от безоблачных. О регулярных торговых войнах можно даже не упоминать. Это так – семечки. По большому счёту Европейский Союз не устраивает финансовая политика, проводившаяся США все последние десятилетия. Брюссель крайне недоволен склонностью Вашингтона к неоправданному применению военной силы в международных делах. Ему претит односторонний подход, регулярно демонстрируемый США, к решению самых разнообразных вопросов и нежелание с ним советоваться. У него к Вашингтону длинный список весомых претензий. Он хотел бы, чтобы США присоединились к Киотскому протоколу, ратифицировали Римский статут Международного уголовного суда, отменили смертную казнь и т.д. и т.п. Двусторонний договор нужен ЕС для того, чтобы ввести отношения в нормативное поле, в котором он гораздо лучше ориентируется, наложить на самоволие США многочисленные ограничения и придать двусторонним экономическим связям большую эффективность. Но и у США к ЕС масса претензий. Главное - американцы считают европейцев неженками и белоручками, чурающимися грязной работы по наведению в мире должного порядка и стремящимися отсидеться за их спиной. Однако каким бы ни был психологический фон, у самого тесного союза между ЕС и США нет альтернативы. Этим, в том числе, объясняется экзальтированная «обамания», охватившая граждан ЕС после смены в США президентской администрации. На втором месте в системе отношений между Европейским Союзом  и внешним миром с недавних пор уверенно обосновался Китай. Товарооборот между ЕС и Китаем в докризисный период вырос до 400 млрд. евро. Правда он складывается очень неравномерно. Дефицит платежного баланса ЕС в торговле с Китаем удерживается на уровне в 150 млрд. евро. Но в ЕС уверены: Китай – это необыкновенные возможности, Китай – чрезвычайно перспективный рынок, с ними надо выстраивать прочное и долговременное сотрудничество. Но Китай для ЕС – очень непростой партнер. Какую в его отношении проводить политику, в ЕС не знают. Единства между государствами-членами на этот счёт нет. Более того, часть из них фактически отстранена от участия в её формировании. Политическую повестку дня определяют тяжеловесы ЕС. Под эту повестку вынуждены подстраиваться остальные. Экономическая заинтересованность в расширении связей с Китаем у них уж очень разная. Но различия в позициях этим не исчерпываются. Китай по существу бросает вызов европейской модели социально-экономического развития. Он вынуждает государства-члены быстрее адаптироваться к меняющимся условиям конкуренции на международной арене. Однако получается это у них далеко не одинаково. При этом одна группа государств-членов (во главе с Великобританией) предлагает закрывать устаревшие производства, ориентироваться исключительно на высокие технологии и не бояться китайского экспорта. Мол, надо бежать по технологической лестнице всё дальше вверх, чтобы Китай не догнал и не перегнал и, не останавливаясь на достигнутом, всемерно форсировать технологическое развитие. А об отказе от либерализации международной торговли не может быть и речи. Других (например, Италию и Германию) страшит массовая безработица в традиционных секторах экономики. Они объясняют остальным, что структура хозяйственного комплекса будет достаточно рациональной и устойчивой, только если сохранять и поддерживать все отрасли – не только высокие технологии, но и трудоемкие производства и производства с относительно низкой и средней добавленной стоимостью. Нельзя превращать Китай в единственную мировую фабрику. Такой фабрикой должен оставаться и ЕС. Довольно странное впечатление складывается, если посмотреть, насколько рьяно ЕС обхаживает Китай, и как тот реагирует в ответ. По поводу политики на китайском направлении Европейская комиссия за последние двадцать лет выпустила чуть ли не десяток сообщений. Она без устали предлагала государствам-членам и институтам ЕС вносить в свой курс на китайском направлении новые и новые уточнения, диверсифицировать и углублять связи, разнообразить используемый инструментарий взаимоотношений. Китай снизошел до официального формулирования своей политики в отношении ЕС с большим опозданием. Да и на предложение Брюсселя подвести под стремительно расширяющиеся связи большой базовый договор Пекин откликнулся далеко не сразу. Выходит, что именно ЕС добивался от Китая установления тесных политических связей и институционализации двусторонних отношений, особенно после того, как Соединенные Штаты нормализовали отношения с Пекином и договорились о регулярных политических консультациях. Общая канва межгосударственного взаимодействия сейчас следующая. Есть иерархия контактов, политический диалог на всех уровнях, порядка 20 секторальных групп, которыми охватываются все основные области экономического и политического сотрудничества, начиная от защиты индустриальной собственности и заканчивая вопросами прав человека. ЕС и Китай работают над базовым соглашением о стратегическом партнерстве. Согласование идёт уже несколько лет. Этот документ должен прийти на смену традиционному соглашению о сотрудничестве и товарообороте. Но тональность общения между ЕС и Китаем стремительно меняется. В экономических вопросах, особенно связанных с защитой интеллектуальной собственности и доступом на рынки, Брюссель пытается занимать всё более жесткие позиции. Ощутимых результатов это ему не приносит. Чтобы хоть как-то обосновать сохранение эмбарго на поставки военной техники, введенное уже очень давно и в совершенно других условиях, он упорно продвигает в повестку вопросы автономии Тибета и проблематику прав человека. Таким образом, получается, что ЕС больше всего дорожит отношениями именно с этими двумя державами – США и Китаем. В официальных документах Брюссель причисляет к своим стратегическим партнерам также и Японию, Индию и Россию. Но объем отношений с ними у него намного меньше. Очень широкая повестка взаимодействия у ЕС со странами Азии, Африки и Карибского бассейна. ЕС стремится привязать их к себе политически и экономически и внедрить в них свою модель социально-экономического развития и государственно-правового строительства. ЕС на регулярной основе обновляет с ними соглашения об ассоциации, делая их все более насыщенными и всеобъемлющими. Соглашения ассиметричны. Они дают развивающимся странам преференциальный режим, доступ на общий рынок интеграционного объединения, статус получателя технического содействия, возможности подключения к осуществляемым ЕС политикам, программам и проектам. Но не в меньшей степени они выгодны самому ЕС и его государствам-членам. В них закрепляется ситуация, при которой Брюссель как бы помогает всему остальному миру. Он берёт на себя «тяжёлую миссию» по включению развивающихся стран в мировую экономику и обучению их азам демократии и правого государства. Он работает вместе с ними над преодолением бедности, совершенствованием государственного управления, модернизацией законодательства и правоприменительной практики, искоренением коррупции и т.д. и т.п. Данное направление внешней политики и внешнеэкономической деятельности и приведённые установки появились не на пустом месте. Они являются трансформированным ЕС колониальным наследием создавших его или вошедших в него бывших метрополий – Бельгии, Великобритании, Испании, Италии, Нидерландов, Португалии,  Франции – большого числа ведущих стран ЕС. Для них было крайне важно, вливаясь в ЕС, не растерять своё влияние в бывших колониях и одновременно переложить на ЕС ответственность за их развитие. Удивительно, насколько удачно у ЕС это получилось. Все в мире убеждены, что вина за политику колониализма и неоколониализма лежит исключительно на бывших метрополиях. ЕС к ней никакого отношения не имеет. А поскольку в большинстве случаев бывшие метрополии сейчас действуют не самостоятельно, а через ЕС, тяжелый груз прошлого в их взаимоотношениях с бывшими колониями, включая противоречия, связанные с экономическими претензиями за разграбление богатств и уничтожение туземного населения, снимается. Легитимность же их присутствия в них и влияния сохраняется. Политические диалоги, экономическое взаимодействие и институализированное сотрудничество с развивающимся миром превращают ЕС в полной мере в глобальную державу. Но внешнюю экспансию он осуществляет сугубо на региональной основе, по географическому признаку, а не по зонам или интересам. Прежде всего, его заботит обустройство окружающих его территорий и установление над ними эффективного контроля. Или создание пояса добрососедства и распространение на него выгод и преимуществ интеграции, если пользоваться политически корректным языком ЕС. До недавнего времени безусловным приоритетом в этом отношении у Брюсселя пользовался Средиземноморский бассейн, Северная Африка и Ближний Восток. После расширения растущее внимание уделяется восточноевропейским странам СНГ, Закавказским государствам и даже Средней Азии. С чем связаны подобные тенденции в эволюции внешней политики и внешнеэкономической деятельности ЕС, вполне понятно. С передвижением границ ЕС на восток его ядро задумалось о новых векторах экспансии. У него появились для её проведения новые возможности. Но этим дело не ограничивается. Её стали лоббировать оказавшиеся в ЕС страны ЦВЕ и ЮВЕ. Причём всё более и более настойчиво и безапелляционно. Они крайне заинтересованы в том, чтобы поставить себе на службу в отношениях с третьими странами, с которыми у них есть общие границы, экономическое и политическое могущество интеграционного объединения. И в этом плане солидарность, возведённая на пьедестал всем предыдущим развитием ЕС, начинает играть неожиданными гранями. В результате восточная политика ЕС неминуемо вступает в противоречие с интересами России. За период с 2003 по 2009 год двусторонние противоречия достигли максимума. Брокерская роль, сыгранная Парижем и Брюсселем в августе – сентябре 2008 г. в согласовании условий прекращения огня после нападения вооружённых сил Грузии на Южную Осетию и российских миротворцев, их ничуть не ослабила. Она лишь обнажило то, что ощущалось на интуитивном уровне уже давно: созданные сторонами механизмы управления партнёрством и сотрудничеством не работают. Они вертятся вхолостую. Они постоянно дают сбой. Их надо заменять или переналаживать. Вести дела как в прошлом, не получится. Да и не надо. И бесперспективно. Вряд ли возможно, подрывая позиции партнёра всюду, где это только получается, и всячески демонизируя страну, свято верить в то, что проводишь в её отношении дружественную политику и убеждать в это её политическую элиту. От подобного политического курса, не важно, артикулирован он или нет, давно пора было отказаться. Как и от запущенной в конце 1980-х годов концепции концентрических кругов Жака Делора – ущерб, который она нанесла отношениям между ЕС и Россией, трудно переоценить. В соответствии с ней в центр мирового порядка ставится ядро Европейского Союза. Все остальные страны воспринимаются, как опоясывающие ЕС концентрические круги и ранжируются в зависимости от своего местоположения в них. За ядром следует периферия ЕС, какой она была до недавнего скачкообразного расширения интеграционного объединения. Затем – кольцо соседних стран по внешней границе ЕС. Далее – все остальные. Подобный подход на протяжении почти двух десятилетий предопределял то, что политика в отношении России формулировалась ЕС и его государствами-членами и проводилась по остаточному принципу. В настоящее время Брюссель и Москва пожинают её плоды. От изменения такой парадигмы выиграют обе стороны. Не могут не выиграть. Ведь потенциал партнёрства и сотрудничества между ЕС и Россией практически безбрежен. Остаётся надеяться на то, что ведущиеся переговоры по новому базовому соглашению между ними договору проложат путь к его реализации. Взгляд в будущее Уже сейчас Европейский Союз оказывает огромное влияние на формирование глобальной повестки дня, глобальное развитие и решение текущих международных проблем. Это видно на примере экологической проблематики, выдвижения в разряд мировых приоритетов устойчивого развития и борьбы с потеплением климата. Однако целый ряд внешнеполитических провалов Брюсселя (война на Балканах, неспособность предотвратить системные случаи геноцида в Африке, внутренний кризис по поводу Ирака) оставили очень тяжело переживаемую им психологическую травму. Политическая элита ЕС и государств-членов убеждена в том, что деятельность ЕС на международной арене могла бы быть намного более наступательной и эффективной. Вину за то, что политический вес ЕС в международных делах намного меньше, нежели его совокупная экономическая мощь, возлагается ею на плохое управление внешними делами ЕС, разобщенность структур, волотильность, недостаточную преемственность и чрезмерную децентрализацию. На самом деле, это не так или не совсем так. Причины кроются не в технике формирования и управления внешними делами. Они проистекают из объективного столкновения интересов между государствами-членами в столь деликатной области, как внешняя политика. Они связаны с параллелизмом деятельности ЕС и государств-членов в области внешней политики и неопределенностью ситуации с передачей на наднациональный уровень суверенных полномочий в данной сфере. В обозримой перспективе эта неопределенность снята быть не может. Противоречия останутся. Но устранять недостатки в формировании и осуществлении внешнеполитического и внешнеэкономического курса Брюссель намерен за счет совершенствования технологии ведения внешних дел. Все продуманные ЕС рецепты повышения своей международной конкурентоспособности и усиления позиций на международной арене были подробно прописаны в Конституционном договоре.  После того, как затея с его принятием окончательно провалилась,  все они благополучно перекочевали в Договор о реформе. В своих основных чертах они сводятся к следующему. Европейский Союз получает постоянное председательство. Сейчас оно меняется каждые полгода на ротационной основе. В результате, считают в Брюсселе, интеграционное объединение бросает то вверх, то вниз. Одни государства справляются с председательством блестяще, другие терпят фиаско. Одни котируются на международной арене, другие действительно превращают ЕС в политического карлика. Причем это не связано с величиной или мощью председательствующего государства. Так, образцом для подражания признано недавнее председательство Франции. При президенте Николя Саркози Парижу и Брюсселю удалось захватить лидерство в урегулировании конфликта в Закавказье в августе-сентябре 2008 года, уверенно противостоять первой волне мирового финансового и экономического кризиса, провести в жизнь много важных далеко идущих инициатив. По своему влиянию в мире Италия ненамного уступает Франции. Однако итальянское председательство было расценено большинством наблюдателей как крайне неудачное и непродуктивное. Но это только одна сторона проблемы, по мнению Брюсселя. Другая - заключается в том, что у всех стран ЕС различное видение того внешнеэкономического и внешнеполитического курса, который должен осуществлять Европейский Союз. У них разные амбиции и разные приоритеты. Поэтому ЕС качает из стороны в сторону. Он принимается за решение то одних проблем, то других. За каждые полгода (сейчас за полтора года в связи с введением практики согласования приоритетов тремя последующими председательствами) в разряд краеугольных выдвигаются такие проблемы, которые в последующий период оказываются без должного внимания или вообще отодвигаются на периферию деятельности ЕС. Иногда вообще возникает ситуация, когда ЕС не знает, как  быть с поддержанными ранее инициативами. Предполагается, что постоянное председательство обеспечит преемственность внешнеполитического и внешнеэкономического курса. Оно избавит ЕС от выдвижения скоропалительных необдуманных инициатив, позволит придать внешней деятельности ЕС большую респектабельность. Может быть, именно постоянному председателю доверят говорить от имени всего интеграционного объединения. Так это или не так покажет практика. Потому что у постоянного председателя будет чрезвычайно сильный конкурент. Таким конкурентом вольно или невольно станет министр иностранных дел Европейского Союза. Для того, чтобы не возбуждать дополнительные страсти, эта должность названа в Договоре о реформе как бы по-старому. Вместо министра иностранных дел в нем фигурирует Высокий представитель. Но сути дела это не меняет. В его руках концентрируются огромные полномочия. Сохраняя статус высшего должностного лица ЕС по формированию и осуществлению внешней политики, он становится одновременно заместителем председателя Европейской комиссии, принимая на себя функции нынешнего Комиссара ЕС по внешним делам. По замыслу авторов Конституционного договора и Договора о реформе концентрация полномочий в его руках позволит снять проблему разобщенности в осуществлении внешней политики и внешнеэкономической деятельности. И тем, и другим Высокий представитель будет заниматься одновременно. В результате, международная деятельность ЕС, как предполагается, наконец-то обретет требуемую цельность.  Достижение политических целей будет обеспечиваться экономическими рычагами. В свою очередь, экономические интересы ЕС будут продвигаться с использованием всей совокупности политических методов. Еще одно преимущество такого решения заключается в том, что Высокий представитель, в отличие от того, что есть сейчас, превратится в реальный мостик между двумя ведущими институтами Европейского Союза, между Советом ЕС и Европейской комиссией. На внешнем направлении они заработают гораздо более продуманно и слаженно. Плюс к этому планирование и осуществление внешней политики сможет опереться на колоссальный экспертный потенциал, которым обладает Европейская комиссия и который используется только на внешнеэкономическом направлении деятельности ЕС. Одно только то, что все делегации Европейской комиссии будут поставлены под начало Высокого представителя, дает представление о том качественном скачке, который теоретически может произойти в организации деятельности ЕС на международном направлении. Вступление в силу Лиссабонского договора откроет перед ЕС также принципиально новые возможности в усилении внешней политики и внешнеэкономической деятельности силовым компонентом. Создание европейской армии он, правда, не предусматривает, но формировать на его базе современные мобильные военные формирования, прекрасно подготовленные и оснащенные военной техникой, для использования в любых регионах планеты станет намного проще. К тому же у государств-членов появится возможность продвигать в рамках ЕС структурированное сотрудничество. Это означает, что те из них, которые могут и желают идти по пути военной интеграции гораздо дальше, чем сейчас, смогут это делать беспрепятственно. Изменений, предусматриваемых Лиссабонским договором, много. Они чрезвычайно существенны. Однозначную оценку им пока давать рано. Как они повлияют на позиционирование ЕС на международной арене, говорить сложно. Вместе с тем, не возникает сомнений в том, что в области внешней политики ЕС станет во многом другим образованием – гораздо более уверенным в себе, жестким и амбициозным. Вслед за переналадкой отношений между ЕС и государствами-членами и внутри ЕС на этом направлении, придет время переосмысливать всю внешнюю деятельность интеграционного объединения, переписывать ее под существенно возрастающие возможности Европейского Союза. © М.Л. Энтин, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Оригинальный вариант статьи, подготовленной для Института международных организаций и международного сотрудничества Государственного университета – высшей школы экономики (Москва). Первоначально опубликован в журнале «Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика» №2(24), 2009 (Тема номера: Роль ЕС в глобальном управлении), с. 29 – 47. Печатается с любезного согласия главного редактора М.В.Ларионовой. Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект 09-03-00513а «Совершенствование правовой системы Российской Федерации и опыт Европейского Союза, создание благоприятного политического и информационного имиджа в целях партнерства и сотрудничества».

Делать огромные деньги из мусора почти в буквальном смысле слова научились мафиозные кланы Италии, орудующие во многих районах страны, но особенно – в южных. Как свидетельствует доклад объединения защитников природы «Легамбиенте», в 2008 году доходы итальянской «экомафии» достигли 20,5 миллиарда евро. На Апеннинском полуострове в минувшем году совершено около 26 тысяч преступлений экологического характера. В частности, в нарушение природоохранного законодательства, в землю было зарыто не менее 31 миллиона тонн отходов, в том числе, промышленных, значительная часть которых была токсичной. По словам главы «Легамбиенте» Витторио Кольяти, «известно, откуда поступают эти отходы, но неясно, где их хоронят». Он подчеркнул, что «экомафия» в последнее время простирает свои щупальца с юга на север страны. Полиция уверена, что в сверхвыгодном подпольном бизнесе активно участвуют не только уголовники, но и многочисленные коррумпированные «белые воротнички», выступающие в качестве посредников. В 2002 году был одобрен закон, предусматривающий наказание за нелегальную торговлю мусором и промышленными отходами. Однако с тех пор удалось привлечь к судебной ответственности лишь 123 человека, тогда как в Италии, по данным защитников природы, действуют сотни мафиозных кланов, наживающихся на этом подпольном бизнесе. Национальный прокурор по борьбе с мафией Пьетро Грассо жалуется на нехватку ресурсов и добивается от правительства разрешения на прослушку телефонов подозреваемых людей... Тем временем экологи бьют тревогу: мафия, активно действующая и в строительной отрасли Италии, сооружает дома с широким применением переработанных отходов, в том числе, токсичных – опасных для здоровья владельцев квартир. Александр СОКОЛОВ

На европейском космодроме Куру (Французская Гвиана) слышится русская речь. Здесь, недалеко от экватора, работают около 130 российских специалистов, которые совместно с примерно такой же по численности интернациональной командой европейцев осуществляют важный коммерческий проект. С базы Куру Европейское космическое агентство (ЕКА) обычно выводит на орбиту спутники с помощью ракет серии «Ариан». Но теперь решено произвести совместный запуск, используя исключительно надежные – более 1600 успешных стартов! – российские ракеты «Союз». Тем более, что эти носители весьма привлекательны по цене, а по техническим характеристикам «Союзы» и «Арианы» гармонично дополняют друг друга. Стоимость проекта оценивается почти в 410 миллионов евро. Основную долю финансирования берут на себя семь стран, в первую очередь, Франция, а также консорциум «Арианспейс». Эта компания намерена предлагать своим клиентам запуск спутников различными ракетами, в зависимости от веса полезного груза и требуемой высоты орбиты. Первый в истории запуск российской ракеты в Западном полушарии запланирован на конец этого – начало будущего года. Любопытно, что коммерческим грузом «Союза» станет немецкий военный спутник связи. Можно ли было вообразить такое сотрудничество России и Европы каких-то 20 лет назад? Монтаж ракеты, строительство необходимой инфраструктуры и зданий идет высокими темпами на участке площадью 20 гектаров, окруженном тропическим лесом. Стартовая площадка «Ариан-5» находится на расстоянии 11 километров. Российские специалисты впервые прибыли на космодром примерно год назад, и, несмотря на трудности общения (в основном, с помощью переводчиков), взаимопонимание с европейскими коллегами было найдено быстро. Но дружба-дружбой, а и в европейской, и в российской зоне есть помещения с документами, куда партнерам доступ запрещен: ведь надо охранять некоторые технические секреты… Тем более, что на этом космодроме нередкие гости – американские делегации и специалисты, которые привыкли работать в условиях более жесткой, чем европейцы, конфиденциальности. Однако необходимые меры безопасности не вредят общему делу. Все говорит о том, что российская 47-метровая ракета впервые произведет успешный старт с американского континента. И это станет сенсацией, хотя человечество успело привыкнуть к потрясающим новостям из космоса со времен запуска первого искусственного спутника Земли и полета Юрия Гагарина над нашей планетой. Игорь ЧЕРНЫШОВ

Благополучно завершилась эпопея, за которой внимательно следили производители автомобилей во всем мире и правительства многих стран: в первой половине июня корпорации ФИАТ (Италия) и «Крайслер» (США) объявили о завершении трудной сделки. Итальянцы стали обладателями 20% акций этого обанкротившегося американского и мирового гиганта, с возможностью увеличить свою долю до 35%. Еще недавно итальянский концерн и сам терпел одно бедствие за другим. Однако новая команда управленцев во главе с исполнительным директором Серджо Маркионне вновь поставила на ноги этого известного европейского автопроизводителя. И вот теперь пробил звездный час ФИАТа: за какие-то 2 миллиарда долларов он приобрел столь большой пакет акций компании, имеющей 27 заводов в США и Канаде. Правда, итальянцы пошли на серьезный риск, совершая эту сделку в разгар финансово-экономического кризиса, от которого едва ли не сильнее других, если не считать торговцев недвижимостью, страдают производители и продавцы автомашин. Впрочем, бизнесмены с Апеннин славятся своей отвагой: достаточно вспомнить, что они первыми рискнули приступить к освоению гигантского российского рынка в конце бурных 1980-х – начале 1990-х годов… Синьор Маркионне, уместно напомнить, замахивался одновременно и на «Опель», подразделение крупнейшей в мире автомобилестроительной корпорации «Дженерал Моторс». Поглощение «Крайслера» и «Опеля» превратило бы сравнительно небольшой ФИАТ (его продажи в прошлом году не превзошли 2,15 миллиона авто) в гиганта, сопоставимого с японской «Тойотой». Мечта С.Маркионне – достичь сбыта в объеме 5,5 миллиона машин, чтобы уверенно конкурировать на международном рынке. В случае поглощения обеих компаний итальянским производителем объем продаж нового конгломерата мог бы достичь 100 миллиардов долларов в год. Но с «Опелем» не сложилось. Однако и покупка «Крайслера», как отмечают аналитики, открывает неплохие перспективы для итальянско-американского концерна. ФИАТ будет поставлять «Крайслеру» платформы для малолитражных и средней величины автомобилей, а также экономичные двигатели. Американцы, в свою очередь, помогут наладить производство некоторых моделей автомашин «Фиат» и «Альфа-Ромео» в США, а также предоставят свою обширную дилерскую сеть в этой стране и соседней Канаде. Остается подождать первых результатов трансатлантического партнерства, которое стартует в очень трудных условиях затяжного глобального кризиса. Евгений КОРСАКОВ «Времена не выбирают», – видимо, решило руководство производителя самых роскошных седанов – знаменитых британских «Роллс-Ройсов». И объявило о решении начать выпуск новых моделей легендарной марки, несмотря на колоссальный спад в автомобилестроении повсюду в мире. Впрочем, представители компании тут же признали, что речь идет о более дешевой модели, которая получила название Ghost («Призрак»). Если популярный среди толстосумов всего мира «Фантом» ручной сборки обходится им в 300 тысяч фунтов стерлингов (450 тысяч долларов), то новинка будет стоить «всего» около 170 тысяч фунтов стерлингов. В прошлом году компания «Роллс-Ройс», основанная в 1904 году и уже 11 лет принадлежащая германскому концерну «Фольксваген», достигла прекрасного результата. Было продано, главным образом в США, более 1200 лимузинов. Потенциальным покупателям приходилось ждать заказа около полугода. Менее дорогой автомобиль может пользоваться гораздо большим спросом, полагают маркетологи. По их мнению, часть потенциальных покупателей может сдерживать лишь желание не кичиться своим богатством во времена «тощих коров».

Предлагаем вашему вниманию очередной выпуск бюллетеня CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 49 www.ceps.eu/files/NW/NWatch49.pdf Editorial by Michael Emerson: «Do we detect a neo-Finlandisation in the Eastern neighbourhood?» The term Finlandisation has dropped out of current diplomatic usage, since Finland has long since quit this state of affairs and Russia is not the Soviet Union. But still the term has stuck in the terminology of international relations texts with a distinct meaning: generically, a small state that acquiesces in the hard security sphere of influence of an authoritarian and hegemonic neighbour, while belonging at the same time to the liberal democratic and economic regime of the West. For me the term sprung to life again when talking to a civil society leader from Belarus in Prague in the margins of the Eastern Partnership summit of 7 May. I asked him what he made of Belarus joining the Eastern Partnership, with Moscow's apparent non-objection. His reply was "we have the impression that Moscow has come to see a certain Finlandisation of Belarus as unavoidable and even useful". Belarus's neo-Finlandisation means remaining in Moscow's orbit for strategic security affairs (strategic military installations, 50% ownership of the gas pipeline, no question of NATO aspirations), but becoming more open to its EU neighbours for personal contacts and eventual political liberalisation and for modernizing its economy. All this has the ring of plausibility to it. How does this syndrome look further to the East? And is it likely to be a sustainable and stable formula? For example in Moldova (Transnistria) and Armenia the Russian military is present alongside its energy networks, neither have NATO membership aspirations, while both countries seek at the same time to Europeanise gradually. Ukraine hosts the Russian Black Sea fleet, due to be evacuated in 2017, but Foreign Minister Lavrov says that Russia wants to extend its lease there. Overall the strategic landscape becomes clearer: none of the six Eastern partners have credible membership prospects for either the EU or NATO on the political horizon, the Russian strategic presence is sustained or growing throughout the region, and all countries seek political and economic 'Europeanisation' in varying degrees. Is this a recipe for the stability of the wider Europe, or a recipe for a remake of the notorious instability of the buffer zones of European history? The Eastern Partnership was discussed explicitly at the EU-Russia summit in Khabarovsk on 22 May. The EU side argued that the Eastern Partnership was positive all round, and against no-one, although it was evidently spurred on by the August war in Georgia. President Medvedev said "They did try to convince me, but they did not completely succeed" (see text below). Russki realpolitik and hard power sits alongside EU soft power and liberal democratic values. It is one thing for these two very different animals to be realistic, responsible and mutually interdependent neighbours bilaterally – a plausibly stable proposition. But what happens when they co-habit with their presences in this buffer zone, whose states seem condemned to manage constant ambiguities in their political stances and face constantly contradictory pressures? The Finnish Finlandisation was stable and mutually beneficial for some decades, and then dissolved itself quietly and completely. But can the Eastern neighbours manage their affairs as smoothly? Only a naive optimist could assume this. There are not only risks of miscalculation and misunderstanding attached to the ambiguities and contradictions of such regimes. We saw these risks actually mutate into a short but dreadful war in Georgia last August. Today the risks inherent in the confusions and ambiguities of Ukraine's relations with the EU and Russia are still just risks. But the political symbolism on display in Prague and Khabarovsk this month was not reassuring. What is clear is that neither the EU nor Russia are going to quit their overlapping neighbourhood, the EU gently encouraging political and economic Europeanisation, Russia seeking to consolidate its strategic security interests. Are our leaderships capable of achieving some more sincere convergence on some common European space, house, home, order, architecture? They seem already to have used every conceivable image as labels for a box that remains largely empty. For example the EU finds President Medvedev?s pleas for a new security architecture to be lacking in conceptual coherence and operational content. Russia dismisses the European Energy Charter, etc. What should they do? The Eastern Partnership offers some ad hoc participation maybe by third parties such as Russia and Turkey, but this is marginal tokenism. Something more substantial and balanced between all major parties is needed. Last month we published ideas for some major projects that could bring together the EU, Russia, the Eastern partners and Central Asia. Let us add now another idea. Why not initiate a triangular EU-Russian-Ukrainian political dialogue, with all three as equal partners? Let it begin with an open search for confidence building measures between the parties, together with discussion of urgent topics such as gas supply security.

Призрак бродит по Европе – призрак английского языка. Он все более серьезно угрожает лингвистической политике Европейской Комиссии, которая сводится к формуле «Родной язык плюс еще два». Это предполагает овладение каждым жителем Старого Света минимум двумя иностранными языками. По данным статистического ведомства «Евробарометр», сегодня среди молодежи 27 стран Европейского Союза в возрасте 15-24 лет английским как иностранным владеют в пять раз больше юношей и девушек, нежели немецким и французским. В целом, около 60% молодых европейцев говорят на языке Шекспира «хорошо» или «очень хорошо». Чем объясняется такая популярность английского? Ведь нельзя же считать его распространенность заслугой только Интернета! Важную роль, по мнению лингвистов, играют и другие факторы. Прежде всего, пресса многих стран ЕС, которая в борьбе за международных и иностранных рекламодателей и читателей не только публикует коммерческие объявления на английском языке, но и выпускает англоязычные версии печатных и интернет-изданий. Это стало особенно очевидно после очередного расширения ЕС. А вот британцы, отметим, не отвечают остальным европейцам взаимностью: изучение иностранных зыков в последние годы на островах становится все менее популярным. Достаточно сказать, что с 2003 года в Англии и Уэльсе овладение иностранным языком объявлено факультативным для школьников старше 14 лет. Между тем, интеграционное объединение 27 государств вполне можно сравнить с Вавилонской башней: официальными в ЕС объявлены 23 языка (еще около 60 считаются региональными). Это требует непрерывной работы целой армии высококвалифицированных толмачей. Только в Европейской Комиссии и других структурах ЕС трудятся около тысячи устных и почти 2400 письменных переводчиков. Но профессионалов все равно не хватает. Наш великий современник, итальянский ученый и писатель Умберто Эко однажды изрек: «Подлинный язык Европы – это перевод». Из его сентенции следует, что гегемонии какого-то одного языка на этом континенте быть не должно. Об этом, в частности, шла речь в Брюсселе на недавнем конгрессе переводчиков, издателей и деятелей культуры из стран ЕС. Участники встречи не только просили европейские власти оказать поддержку их деятельности, направленной на сохранение лингвистического разнообразия и культурного богатства Старого Света. Они решили добиваться улучшения положения переводчиков литературы (которые стремятся к тому, чтобы их считали «вторыми авторами» произведений) и оказания помощи тем издателям, которые не забывают публиковать книги на менее популярных, чем английский, немецкий, французский, испанский и итальянский языки. Увы, сегодня около половины всех книг, издаваемых в странах ЕС, – это переводы с английского, и 80% всех выходящих в Союзе книг переводятся на этот язык, а также на французский и немецкий. На конференции прозвучали призывы улучшить преподавание иностранных языков в школах, стимулировать переводы классических литературных произведений на все официальные языки Европы. Участники встречи одобрили предложение создать в Испании при Толедской школе перевода, основанной еще в средние века, общеевропейскую организацию для поддержки этой сферы деятельности в ЕС. Андрей МИЛОВ

Каковы последствия? Если подойти к делу формально, то последняя встреча глав государств и правительств стран Европейского Союза, проходившая в Брюсселе 18-19 июня, должна быть признана завершившейся успешно. И в самом деле, все важнейшие вопросы повестка дня рассмотрены, по всем из них удалось договориться. Конечно, не без труда, но ведь удалось же. Так что, можно трубить победу? Можно-то можно, но что-то все-таки мешает расценить случившееся как очередной триумф европейской интеграции. Попробуем разобраться, что же именно. Самый важный вопрос, который решали политические лидеры – это судьба Лиссабонского договора. Его будущее напрямую зависело от итогов второго референдума в Ирландии, назначенного на осень этого года. Первый, как вы, конечно, помните, дал отрицательный результат, что вызвало самые тяжелые последствия. Прекрасно понимая всю значимость происходящего, ирландский премьер Брайан Коуэн в канун саммита обратился к своим европейским коллегам с письмом, в котором попросил их дать те гарантии, которых требует Дублин, предупредив, что в противном случае и второй референдум будет провален. Что это было – завуалированный шантаж или отчаянный крик о помощи – судить не берусь. Но письмо было разослано буквально за день до встречи в верхах и произведенный эффект был достаточно силен. Ирландцы просили уступить им и учесть их пожелания в дополнительном протоколе к Лиссабонскому договору. Речь шла об усилении суверенитета Ирландии в трех сферах – обороны, налогов и этических проблем, под которыми скрывается стойкое неприятие абортов, на чем упорно настаивает католическое островное государство. В итоге удалось сломить сопротивление Британии и Нидерландов, мотивировавших свою позицию тем, что уступка Ирландии приведет к возобновлению обсуждения Лиссабонского договора по всей Европе и кто знает, чем оно может завершиться. Для этого, помимо общих обсуждений, Брайану Коуэну пришлось провести две личные встречи с британским премьером Гордоном Брауном, который, как и положено британцу, видимо, считает, что исключения ЕС может делать только для Лондона (см. «Британия верна себе»). Саммит принял соломоново решение, поддержав требования Дублина, но подчеркнув при этом, что гарантии эти «полностью совместимы с Лиссабонским договором и не влекут за собой необходимости вновь ратифицировать этот договор». В общем, ирландский демарш увенчался стопроцентным успехом и маленькое государство смогло довольно легко «построить» европейских грандов, хотя все опросы общественного мнения сейчас показывают, что, на сей раз, результаты референдума будут благоприятны для Брюсселя. Не в последнюю очередь из-за того, что сокрушительный удар кризиса, который еле выдержала ирландская экономика, сделал граждан этой страны куда менее самоуверенными, приведя к осознанию, насколько опасно такое бузотерство, способное всерьез раскачать, а то и перевернуть общеевропейскую лодку. Что самое парадоксальное, ирландское «Да» вовсе не гарантирует вступление Лиссабонского договора в законную силу. Нельзя сбрасывать со счетов позицию президента Чехии Вацлава Клауса, который в канун саммита уже заявлял, что дополнительный протокол все же будет нуждаться в ратификации чешским парламентом. Серьезные уступки, сделанные Ирландии, в долгосрочном плане, несомненно, не останутся без последствий. Уж слишком соблазнителен этот пример, чтобы ему не последовали и другие страны, которые тоже будут стремиться в ходе нахождения взаимоприемлемых компромиссов добиваться для себя максимальных выгод. Раздражителем станет не то, что компромисс можно выторговать: в этом как раз нет ничего необычного для европейской «коровьей ярмарки». Скверно то, что однажды достигнутая договоренность была фактически пересмотрена, пусть и частично, но по инициативе одной страны, а не по общему согласию. Ну, в самом деле, почему нужно предоставлять больше суверенитета Ирландии, хотя бы и в ограниченном круге вопросов, но нельзя идти навстречу другим государствам, требования которых могут быть ничуть не менее обоснованны? Только потому, что ирландцы выбрали весьма благоприятный момент для того, чтобы эти требования предъявить? Так почему бы и прочим не последовать такому примеру? Думается, удобный случай не заставит себя ждать. Вспомним хотя бы ту же Чехию. А ведь есть еще и записной европейский «анфан террибль» – Польша, большая мастерица выдвигать требования даже тогда, когда для этого нет никаких оснований. Еще один вопрос, который можно считать успешно решенным – создание новых общеевропейских надзорных инстанций в финансовой сфере. Целью их работы должны стать усиление контроля за деятельностью транснациональных банков и финансовых групп, содействие унификации национального законодательства, регулирующего финансовые рынки. Это будет вестись по трем направлениям – банковский сектор, страховой сектор и сектор безопасности функционирования рынков. Основная ответственность по-прежнему останется на плечах национальных органов, но общеевропейские инстанции будут разрабатывать единые стандарты, определять, какие из них будут носить обязательный и всеобщий характер, а какие – разовый, а то и рекомендательный. Им также предстоит анализировать риски, выискивать «щели» в национальных финансовых законодательствах, содействовать обучению персонала национальных надзорных органов. Всё это – наработки группы из семи опытнейших экономистов, которую возглавлял бывший министр финансов Франции и бывший директор-распорядитель МВФ Жак де Ларозьер. Хотя некоторые эксперты и считают, что политические лидеры их изрядно выхолостили и стараниями отдельных государств путь к созданию единого общеевропейского надзорного органа, способного принимать обязывающие решения в своей сфере ответственности, будет и длительным, и тернистым. Теперь Европейской Комиссии предстоит до осени разработать детальный проект и провести его через горнила национальных правительств и Европейского Парламента. Заработать надзорная система должна в следующем году. Еще одна непростая задача, которую решали в эти два дня ведущие европейские политики, была связана с тем, кому предстоит в ближайшие годы стоять у кормила Европейской Комиссии. Собственно, кандидат был один-единственный – нынешний председатель европейского исполнительного органа Жозе Мануэл Дуран Баррозу. Его же, в конце концов, и поддержали, причем единогласно. По окончании заседания было видно, что председатель выглядит заметно расслабившимся, хотя ему еще предстоят серьезные схватки в Европейском Парламенте (см. «Кандидат, который устраивает не всех»). Обсуждался на Европейском Совете еще один кадровый вопрос. Речь шла о том, кому предстоит занять место главы Европейского Парламента нового состава. Кандидатов два – экс-премьер Польши Ежи Бузек и итальянец Марио Мауро. Пока значительно предпочтительнее шансы первого из них. Хотя бы потому, что его поддерживают Германия, Франция и Британия и еще целый ряд стран, а за Мауро стоит только один тяжеловес – Сильвио Берлускони. И, наконец, внешне благостную картину заметно испортило то, что европейские лидеры – в который уже раз! – оказались неспособны принять решение о выделении развивающимся странам средств на модернизацию промышленной базы для сокращения выбросов двуокиси углерода в атмосферу (см. «Ждали долго? Еще подождите»). Нет, конечно, их можно понять: спад, кризис и все такое. Но, согласитесь, на фоне возвышенной экологической риторики, которую так широко практикуют европейские чиновники и политики, это выглядит не особенно красиво. Тяжеловато после такого требовать от развивающихся стран, чтобы они «увеличили свой вклад в борьбу с глобальными изменениями климата, которую уже ведут развитые страны». Андрей ГОРЮХИН

Европейские главы государств и правительств опять отложили принятие решения о выделении средств развивающимся странам на то, чтобы они уменьшили вредные выбросы в атмосферу. К этому вопросу решено вернуться в октябре, чтобы успеть сделать это до копенгагенской встречи по изменению климата, проводимой ООН. Без этого сделка между развитыми и развивающимися странами, которой планируется достичь в датской столице, едва ли состоится. Но пока Брюссель всячески увиливает от того, чтобы назвать хоть какие-то конкретные цифры, считая, видимо, что это ослабит его переговорные позиции. Это продолжается уже примерно полгода. 18 июня европейские политические лидеры опять ограничились благозвучными нравоучениями: дескать, все страны, кроме самых малоразвитых, должны вносить свой вклад в борьбу с изменениями климата, которую ведут развитые державы. Вот почему «зеленые» политики и различные экологические организации считают, что Европа утрачивает свою ведущую роль в борьбе с изменениями климата, и это может превратить копенгагенскую встречу в заурядную говорильню. А с другой стороны, есть и иные государства, которые готовы взять на себя лидерство – скажем, США или Австралия. Александр ВАРВАРИН

Итак, не только сам Жозе Мануэл Дуран Баррозу проявил готовность остаться на посту председателя Европейской Комиссии еще на пять лет, но и главы государств и правительств единодушно одобрили его кандидатуру, хотя и подчеркнули, что формальное утверждение его в должности произойдет «позднее». Дело в том, что в Европейском Парламенте Баррозу пользуется единодушной нелюбовью левых депутатов, которые не упустят возможности устроить шум на тему, что главу европейской исполнительной власти назначили без предварительных консультаций с ними. А двусторонние встречи представителя страны-председателя ЕС – Чехии – с главами парламентских фракций намечены на конец июня. Решение же о том, вносить ли вопрос об утверждении Баррозу в повестку дня первой сессии новоизбранного парламента будет принято и вовсе лишь 9 июля. Таким образом, чтобы провернуть утверждение Баррозу главами государств и правительств еще в июле, предстоит отыскать решение процедурного вопроса: то ли делать это путем письменной процедуры, запустив по кругу опросный лист, то ли собрать европейских лидеров на внеочередной саммит, что, несомненно, добавит авторитета Баррозу. Неясно пока и то, будет ли нужно председателю Европейской Комиссии пройти через процедуру повторного голосования когда (и если) Лиссабонский договор вступит в силу. Но окончательное утверждение всего состава новой команды Баррозу произойдет только поздней осенью. Почему же европейские левые депутаты не согласны провести утверждение Баррозу, так сказать, по ускоренной программе? Неужели он им настолько немил? Разумеется, присутствует здесь и элемент партийной неприязни к правому политику, хотя и усиленно соблюдающему необходимый декорум и повторяющему при всех удобных случаях, что единая Европа – проект надпартийный. Но все же главное, думается, в том, что депутаты хотят выиграть время, чтобы добиться от председателя заверений, по возможности – письменных, что созидаемая Европа будет иметь более сильную социальную и экологическую ориентацию. А может быть, затяжка приведет к тому, что появятся и другие кандидаты кроме Баррозу? – полагают некоторые левые. Хотя надежды эти и не выглядят особенно обоснованными. У парламента просто слишком мало времени, чтобы всерьез консолидироваться и остановить продвижение Баррозу к победе. Уж если действительно есть намерения добиться чего-либо в этом роде, то начинать антикампанию надо было давно, до выборов в Европейский Парламент, которые левые, в общем-то, печально проиграли. А ведь явно надеялись на то, что благодаря финансовому обвалу и промышленному кризису победят и сумеют продвинуть во главу Европейской Комиссии своего кандидата. Без всякого перетягивания каната и межфракционной борьбы. Не вышло … Так что теперь явно есть смысл вести речь только о том, какую удастся выговорить цену за то, чтобы смириться с неизбежным – назначением Баррозу. Андрей ГОРЮХИН

За несколько недель до встречи в верхах Лондон изо всех сил принялся лоббировать против намерений Европейской Комиссии наделить общеевропейские органы финансового надзора такими правами, которые смогли бы поставить их выше национальных финансовых институтов. Причина достаточно очевидна: британцы всеми силами хотят сохранить значение лондонского Сити как финансовой площадки мирового масштаба и отвергают любые покушения на это. Также Лондон рьяно отстаивает свое право самому распоряжаться деньгами налогоплательщиков и отбивает все попытки «европейского диктата» в этом отношении. Очень не хотелось Британии допускать и то, чтобы президент Европейского центрального банка автоматически становился председателем Европейского совета по системным рискам. Она опасалась, что таким образом в этих вопросах слишком большое влияние могут получить страны зоны евро. Однако тут островитянам пришлось отступить. Словом, политика Британии на европейском направлении остается прежней. С удовольствием пользуясь преимуществами европейской интеграции, Лондон всеми правдами и неправдами отстаивает свои полномочия и интересы, не желая поступаться даже самой малостью, не говоря уже о чем-то принципиальном. И заставить его отказаться от излюбленной манеры выковыривать изюм из булки бывает невероятно трудно. Даже если это идет во вред интересам единой Европы. Александр ВАРВАРИН

Валовой внутренний продукт стран зоны евро в первом квартале 2009 года сократился на 2,5% по сравнению с предыдущим кварталом, сообщает статистическое ведомство ЕС – «Евростат». По сравнению с тем же периодом 2008 года падение составило 4,8%. В целом по ЕС за квартал ВВП сократился на 2,4%. В красный цвет окрасились некоторые другие ключевые статистические показатели. Так, в 1 квартале 2009 года по сравнению с 4-м кварталом 2008 года инвестиции упали на 4,2% в зоне евро (на 4,4% в целом по ЕС), экспорт – на 8,1% в зоне евро (на 7,8% в целом в ЕС), потребление – на 0,5% в зоне евро (на 1% в ЕС в целом). Наименее радужные результаты отмечены в Германии (сокращение ВВП на 3,8%), Австрии и Нидерландах (по -2,8%), Италии (-2,4%). За пределами зоны евро отрицательные рекорды поставили Латвия (-11,2%) и Литва (-10,5%). Только Польша не вписывается в эту общую тенденцию: там ВВП за первый квартал вырос на 0,4% по сравнению с предыдущим кварталом, а в годовом исчислении возрос на 1,9%! Со своей стороны Европейский центральный банк (ЕЦБ) выпустил собственный прогноз на 2009 год в целом для еврозоны. Его председатель Жан-Клод Трише сообщил, что это ведомство ожидает сокращение ВВП в размере 4,6% против прежних 2,7%. На 2010 год прогноз также ухудшен. Вместо нулевого роста теперь ЕЦБ полагает, что ВВП сократится на 0,3%. Тревожными остаются официальные показатели безработицы в ЕС. По состоянию на конец апреля 2009 года, она составляла в зоне евро 9,2% самодеятельного населения. Это – худший показатель с сентября 1999 года. Для сравнения: в марте 2009 года безработица охватывала 8,9% самодеятельного населения, а в апреле 2008 года – 7,3%. В целом по ЕС эти цифры соответственно 8,6%, 8,4% и 6,8%. Спад в ЕС и еврозоне замедляется по сравнению с показателями конца прошлого года. Однако эксперты отмечают, что занятость обычно сокращается быстрее после этапа замедления экономической активности. Наихудшие показатели отмечены в Испании (18,1% самодеятельного населения) и Латвии (17,4%), наилучшие – в Нидерландах (3%) и Австрии (4,2%). Светлана ФИРСОВА

«Старые» земли ФРГ сильнее пострадали от нынешнего экономического кризиса, чем бывшая ГДР. Такой вывод содержится в ежегодном докладе, который представил кабинету министров Вольфганг Тифензее, уполномоченный по делам восточных земель и федеральный министр транспорта. Оказывается, дело в том, что в шести «новых» землях больше мелких и средних предприятий, чем на западе. И они ориентированы почти исключительно на внутренний рынок, а не на экспорт, как в старой ФРГ. К тому же на востоке быстрее развиваются такие перспективные отрасли, как солнечная и биоэнергетика и нанотехнологии. Однако поводов для большой радости пока все же маловато: по уровню экономического развития бывшая ГДР еще заметно отстает от западных земель. И только к 2019 году, когда завершится выполнение программы «Пакт солидарности II», в соответствии с которым отстающим оказывается значительная финансовая помощь, можно рассчитывать, что восток достигнет уровня таких земель, как Нижняя Саксония или Рейнланд-Пфальц, которые в ФРГ считаются «структурно слабыми». Стоит добавить, что к тому времени с момента воссоединения Германии пройдет ни много, ни мало тридцать лет… Но даже тогда, по мнению многих экспертов, будет преждевременно говорить, что в ФРГ называют «внутренним единством». Уж слишком различен жизненный и политический опыт многих обитателей двух частей Германии, на протяжении сорока лет существовавших раздельно. Такое быстро не забывается.

The global financial crisis that originated in the financial sector of developed economies and then hurt the real sector of those countries has now gradually spread to emerging and developing countries via several transmission channels with negative spillovers. Although it was initially the core of the financial sector that was the eye of the hurricane, in the case of a great many emerging and developing economies it has been the fall in global world trade rather than a shock to their domestic financial sector that has pushed them into downturn. The sharp drop in world trade at the end of 2008 has led to a fall in their exports, which has directly slowed down their economic growth. The macroeconomic policy responses to this negative external shock have depended, among other things, on whether the financial sector or the real economy has been affected first. Timing has also proved crucial to the effectiveness of the policy response. While some emerging and developing countries have reacted rapidly to the new situation, easing monetary and fiscal policies in order to stimulate their domestic economies, others have been more cautious. The emerging, and in particular the developing economies, display a number of characteristics which make them particularly vulnerable to the difficult economic circumstances: a risk of fiscal unsustainability, relatively weak private sectors, high unemployment rates and weak automatic stabilisers, a shallow financial sector which hampered the rise of economic activity and thus welfare levels in the past, and a lack of buffers. It will be as difficult for them as for the developed economies to mitigate or even reverse the impact of the global crisis on their economies, and though they have a similar set of policy instruments at their disposal the challenges will be quite different. This Occasional Paper reviews recent developments in the countries neighbouring the EU, in particular in the financial and monetary sector and in public finances. It contains three main parts. The first part analyses the financial cross-border exposure of the EU's neighbours and reflects on the vulnerabilities of and risks to their economies in view of the financial crisis and global economic slowdown. It uses a broad range of financial indicators for this comparison and also describes recently announced and/or implemented policies and other crisis response options. The second part is divided into two regional sections, dealing with the EU's southern and eastern neighbours respectively. Both sections look at the main areas of reform, such as macroeconomic developments, trade liberalisation and economic opening, business environment, governance, social development and poverty. They also compare the monetary, fiscal and financial measures taken by countries within each region in more depth. The third part contains country chapters, each of which gives an overview of the economy of one country. In addition to fiscal, financial and monetary issues, these chapters also contain countryspecific information on labour market developments and social indicators. The main focus of this publication is on countries that are part of the European Neighbourhood Policy (ENP) framework. The ENP encompasses the EU’s immediate neighbours by land or sea, along the southern rim of the Mediterranean – Algeria, Egypt, Israel, Jordan, Lebanon, Libya, occupied Palestinian territory, Morocco, Syria and Tunisia – and the countries to the east of the EU which form the Commonwealth of Independent States – Armenia, Azerbaijan, Belarus, Georgia, Moldova and Ukraine. Other countries analysed are Russia and the Gulf Cooperation Council (GCC) countries – Saudi Arabia, the United Arab Emirates, Bahrain, Kuwait, Oman and Qatar. Relations between the EU and Russia are governed by a strategic partnership and those with the GCC countries by a cooperation agreement. Полная публикация в формате PDF

Подтверждая свою репутацию всезнаек, германские социологи выяснили, в какой европейской стране живут самые, по мнению немецких женщин, привлекательные мужчины. Оказалось: в Италии! За это отдала свой голос каждая третья немка – 34%. Французы, пользующиеся репутацией признанных дамских угодников, отстали от жителей Апеннин. Хотя и ненамного – всего на один процент. Замыкают тройку лидеров шведы и датчане с их 27%. Социологи, разумеется, признают, что такие оценки представительниц прекрасного пола основываются не столько на собственном опыте, сколько на типичных клише и предрассудках. «Огненный темперамент итальянцев, изысканная греховность французов – все это не более, чем укоренившаяся в общественном сознании репутация, – уверяет психолог Лиза Фишбах, руководившая этим опросом, в котором приняли участие 4000 немок со всей страны. – Но эти клише настолько въелись, что любой частный случай воспринимается как неопровержимое доказательство, лишь подтверждающее устоявшиеся представления. А все факты, им противоречащие, сколь бы много их не было, отметаются как несущественный частный случай. И невозможно никого разубедить в том, что далеко не все француженки неотразимо сексуальны, и отнюдь не все итальянцы – немыслимо пылкие любовники».   Как выиграть пари у смерти Джону Мэтьюзу, жителю британского графства Букингемшир, врачи поставили неутештельный диагноз: неоперабельная злокачественная опухоль. Было это в апреле 2006 года, и медики тогда утверждали, что осталось ему не больше нескольких месяцев. Однако Мэтьюз с такой перспективой был совершенно не согласен и даже отправился в букмекерскую контору, чтобы заключить там пари, поставив на то, что проживет дольше 1 июня 2008 года. Что с успехом и осуществил, став после этого на 5 тысяч фунтов (5 700 евро) богаче. Неплохой выигрыш на сотню фунтов, не так ли? Тогда воодушевленный победой британец поставил еще сотню на то, что переживет и 1 июня 2009 года. И опять оказался прав! И прибавил к своему выигрышу еще пять тысяч фунтов. После этого просто невозможно было не предпринять третью попытку, причем, на этот раз с перспективой выиграть 10 тысяч фунтов. «Врачи из клиники, где я лечился, вынесли мне смертный приговор и уверяли меня, что ни один человек с моим диагнозом не прожил еще дольше 25 месяцев. А я протянул уже 38!», – хвастается счастливчик Мэтьюз. Весь свой выигрыш он потратил на благотворительные цели и так же собирается поступать и впредь. «Помереть-то, в конце концов, все равно придется, так зачем мне одинокому эти деньги?», – говорит он. Грэм Шарп, представитель букмекерской сети «Уильям Хилл», искренне рад победе Джона Мэтьюза. «За 30 лет работы я никогда не был доволен так, как в те дни, когда выплачивал Джону его законный выигрыш. Прежде мы никогда не заключали таких пари, но пошли на это, согласившись, что такое сможет прибавить Мэтьюзу сил в борьбе с болезнью».   Быстрее, еще быстрее, взлет… Об этом необычном случае нарушения правил дорожного движения, приключившемся в саксонском городке Лимбах-Оберфрона, мы уже рассказывали (№3(31) за 2009 год): 23-летний лихач мчался с такой скоростью, что в полном смысле слова воспарил, и остановить его полет смогло только столкновение с крышей церкви. Теперь данные технической экспертизы неопровержимо установили все подробности учиненного зарвавшимся водителем. Начать с того, что он выпил лишнего: в крови у него обнаружили 0,45 промилле алкоголя. Затем он разогнался так, что потерял контроль над автомобилем, не сумел перестроиться и уйти в поворот, вылетел на откос и… Дальше вы уже знаете. Теперь о параметрах полета. По горизонтали он преодолел 35 метров, по вертикали – 7. Разогнаться этому везунчику удалось до 139 километров в час, хотя двигаться на этой улице разрешено в куда более скромном темпе – 50 километров в час. Машина восстановлению не подлежит, но водитель серьезно не пострадал. Прихожане главной городской церкви объясняют это исключительно тем, что Господь в неизреченной милости своей решил пощадить неразумное чадо.   Обезьяны и зоологов не щадят! Едва ли кто-то может заподозрить директора берлинского зоопарка Бернхарда Бласкевица в том, что он не разбирается в повадках животных. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Во всяком случае, администратор, в принципе призванный следить за тем, как выполняют правила ухода за животными его подчиненные, сам совершил непростительную для профессионала ошибку. Решив покормить самца шимпанзе по имени Педро, директор принялся делать это прямо через прутья вольера. А зверь укусил его за кисть с такой силой, что указательный палец правой руки повис буквально на волоске, точнее, на нервных волокнах. Бласкевица срочно доставили в больницу скорой помощи, где хирурги успешно пришили откушенный палец. Но на этом злоключения зоолога, увы, не закончились. У него начало быстро развиваться воспаление и возникла угроза сепсиса. Консилиум, увидев в происходящем угрозу для жизни пациента, принял решение об ампутации пальца, что и было сделано.   Для стирки хватит и литра воды Обычная стиральная машина расходует сейчас примерно 35 литров воды на одну стирку. Да еще довольно большое количество электроэнергии, ведь воду надо подогревать, а выстиранное белье – отжимать. А вот исследователи из университета британского города Лидса предложили новую модель, которая обходится всего … одним литром. Фантастика? Ничуть не бывало, уверяет журнал «Текнолоджи ривью». Дело в том, что вместе с бельем в барабане крутится множество мелких пластиковых шариков, которые прямо из барабана всасывают загрязненную мыльную воду, а поэтому ни в полоскании, ни в отжиме нужды больше нет. Мало того, белье извлекается из барабана практически сухим, а потому нет необходимости его сушить. Качество стирки при этом нисколько не страдает. Примерно 20 килограммов таких влагоемких шариков хранится в контейнере позади машины, после стирки собирается внизу барабана и используется повторно. Этого количества, по утверждению создателей, хватает на 100 стирок. Для выпуска и сбыта таких необычных стиральных машин уже создана фирма «Ксерос», которая обещает, что ее продукция появится на британском рынке уже в следующем году. А в скором будущем – и во всем мире, причем по цене, которую будет готов заплатить «любой нормальный гражданин». Создатель новой технологии стирки, профессор Лидского университета Стив Бэркиншоу уверен, что его метод позволит сэкономить миру миллиарды литров воды, уходящей на стирку, а кроме того – избежать использования различных химикатов, некоторые из которых вызывают аллергии, а подчас и более серьезные заболевания, вплоть до онкологических.   Компьютер как причина несчастных случаев Представьте себе, оказывается обычный персональный компьютер можно рассматривать как причину бытовых травм и несчастных случаев. Во всяком случае, если подходить к вопросу статистически. Чаще всего «жертвами» компьютеров становятся дети младше 5 лет и пожилые люди старше 60. Они запинаются за провода, обрушивают на себя мониторы, даже умудряются пораниться, ударившись об углы системных блоков. Число подобных случаев выросло с 1994 года в семь раз, утверждает медицинская статистика, приводимая германской газетой «Вельт». Разумеется, подавляющее число подобных оказий – 93% – случается в домашних условиях. Но вот что показательно. За последние 13 лет число компьютеров в частном пользовании выросло на 309%, а число несчастных случаев, порой приводивших к врачебному вмешательству, росло в два с лишним раза быстрее – на 732%. А если еще вспомнить, что от долгого сидения за компьютером вас постигнут такие напасти как остеохондроз, снижение остроты зрения, судороги мышц рук и тому подобное, то станет понятно: от этого шедевра технической мысли только вред!   Неожиданная находка Когда словацкий домовладелец, живущий неподалеку от города Нитра, решил несколько осовременить принадлежащую ему собственность, то под снос первым делом попал «туалет типа сортир», явно не соответствующий нынешним веяниям санитарно-технической моды. Каково же было его удивление, когда под отслужившим свое строением оказался зарыт… клад. В старом глиняном горшке хранилось 1700 золотых монет, отчеканенных между 1704 и 1707 годами. Именно в тот период в окрестностях Нитры бушевало восстание против Габсбургов под предводительством Ференца Ракоши. А в смутные времена нажитое богатство и в самом деле стоит держать подальше от глаз людских. Ценная находка тут же была препровождена в музей. А вот разбогатеть счастливчику все равно не удастся: по словацким законам он может оставить себе не более пяти процентов найденных им монет.   На газонокосилке по автобану И кто только говорит, что у дорожной полиции скучная и монотонная служба? Специально для таких наивных людей можно привести несколько невыдуманных историй, рассказанных германской прессой. …Неподалеку от Брауншвейга 42-летний водитель не нашел ничего лучше, как выехать на автобан А-392 на зерноуборочном комбайне. Восемнадцатитонный монстр, по определению лишенный способности двигаться быстрее 20 километров в час, производил, надо думать, на скоростной автомобильной дороге незабываемое впечатление. Полицейскому патрулю не оставалось ничего иного, кроме как сопроводить тихохода до ближайшего съезда. Но самое интересное произошло после того, как началось разбирательство. Оказалось, что деятельный аграрий приобрел комбайн в Польше и, чтобы сэкономить на перевозке, погнал его за несколько сотен километров своим ходом. Да вот на четвертый день пути заблудился и по оплошности выехал на автобан. Видимо, раскаяние комбайнера было настолько искренним, что полицейские не только решили ограничиться устным внушением, но и проводили его до дороги на родной Нинбург. …А вблизи автобана А-1 разыгралась еще одна комедия с участием полиции. В дежурную службу поступил звонок от водительницы, которая заметила на лесной опушке привязанную к дереву обнаженную женщину с завязанными глазами, а рядом с ней – автомобиль. Тут же по тревоге в небо взвился вертолет с группой быстрого реагирования, а еще несколько авто с полицейскими, ревя сиренами, помчались к месту предполагаемого преступления. На краю леса они обнаружили парочку молодых олухов из Дюссельдорфа, которые занимались тем, что делали «снимки для личного потребления». Эротической фотосессии не помешала даже близость одного из главных автобанов республики. Однако грубые и бесчувственные полицейские предложили молодым эстетам перебраться подальше от дороги и тогда уже продолжить прерванное ими занятие. …В полицейский участок примчался 27-летний пострадавший с окровавленными руками и сообщил, что некий незнакомец выстрелил ему в ту важную деталь мужского организма, которую немцы деликатно именуют «дас бесте штюк» («лучший кусок»). Однако быстрое разбирательство привело полицейских к совсем иным выводам. Прежде всего, визитер был банально пьян, и потому к его словам следовало относиться с понятной осторожностью. Кроме того, нательное белье было прострелено, но джинсы, в которых он явился в участок, оказались целехоньки. Когда стали разбираться в этих противоречиях, горемыка сознался, что покалечил себя сам. Оказывается, он пытался засунуть за пояс штанов свой пугач, да по оплошности выстрелил себе, ну, в общем, в это самое место. Объяснить, зачем явился в полицию, он так и не сумел… Все, что могли для него сделать стражи порядка, это доставить его на патрульной машине в больницу. Так сказать, из чувства мужской солидарности. №6(34), 2009

Согласно нормативам, принятым в Европейском Союзе, человеком, которому угрожает нищета, может считаться тот, чей доход составляет меньше 60% среднего для этого государства. Подсчет показателя, который называется труднопроизносимым для непривычного человека немецким словом «армутсгефердунгсквоте», то бишь – «угроза впадения в нищету» – был проведен и в Германии. В целом, это статистическое исследование сделало такой вывод, к которому можно прийти и на основании умозрительных заключений: жителям Восточной Германии, точнее, шести землям, составлявшим бывшую Германскую Демократическую Республику, печальная перспектива обнищания угрожает сильнее, чем жителям «старой» ФРГ. Причем, значительно сильнее, почти вдвое. В Восточной Германии (включая Берлин) эта квота составляет 19,5%, а в Западной – 12,9. Если взглянуть на отдельные федеральные земли, то различия будут еще разительнее. Скажем, в Мекленбурге – Передней Померании «угроза впадения в нищету» весьма высока – 24,3%, а в Баден–Вюртемберге или Баварии находится в интервале 10-11%. В целом по стране это опасный показатель статистики исчисляют в 14,3%. При рассмотрении различных социальных категорий тоже не произошло особенных открытий: в группу повышенного риска входят безработные и семьи, в которых есть только один из родителей.

Бельгия незаслуженно обойдена лучами славы. В этой стране делают лучший в мире шоколад (простите, швейцарцы), варят лучшее в мире пиво (простите, немцы и чехи), именно там придумали жарить картофель во фритюре, который англосаксы зачем-то прозвали «французским», наверно, по причине традиционно плохого знания географии. Родом из Бельгии и реальный мастер детективного жанра (и не только) Жорж Сименон, и выдуманный мастер-детектив Эркюль Пуаро. Оттуда происходят многие выдающиеся представители французской песни – от популярных Адамо и Джонни Алидея до классика жанра Жака Бреля (блажен, кто понимает…). Список можно продолжать, но наверняка мало кто будет ассоциировать этих людей или явления с бельгийским народом, который и сам не слишком популяризировал их. Недавно двое из числа самых выдающихся бельгийцев получили на родине свои музеи. Это – выдающийся художник-сюрреалист Рене Магритт и герой неизменно популярного комикса репортер Тентен, созданный в 1929 году фантазией Жоржа Реми, известного под творческим псевдонимом Эрже. Музей Магритта в июне открылся в Брюсселе. Там выставлены 250 работ мастера. Бесчисленные поклонники этого удивительного художника найдут изображения зеленых яблок, шляп типа котелок, пушистые облака и курительные трубки. Под сводами дворца XIX века на Королевской площади объединена самая крупная в мире коллекция его полотен. Можно ожидать, что этот музей станет одним из самых привлекательных мест в бельгийской столице для туристов, которые там особенно не избалованы достопримечательностями. Поблуждаешь по залам и коридорам этого дворца и, глядишь, начнешь понимать, почему окружающий нас мир действительно сюрреалистичен. Музей Тентена находится в нескольких десятках километров южнее Брюсселя – в университетском городе Лувене. Хотя приключения юного журналиста со светлым хохолком, протекавшие в Конго и Советской России, Перу и Америке, Тибете и даже на Луне изданы общим тиражом 230 миллионов экземпляров и переведены на 80 языков, блистательная графика Эрже показывалась до сих пор только в отдельных выставках. Теперь на деньги его второй жены все собрано в здании, специально построенным знаменитым французским архитектором Кристианом де Портзампарком. Посмотреть любопытно даже тем, кто не знаком с этим персонажем, кто не слишком увлекается комиксами и не знает, что бельгийские – из числа лучших образцов… Светлана ФИРСОВА

Европейский Союз – совершенно неожиданный, принципиально новый игрок на международной арене. Второго такого нет, и на протяжении всей истории человечества не было. Подходить к нему с обычными мерками некорректно и бессмысленно. Это мало что дает для понимания его роли в международных делах и поведения на международной арене. Однако подавляющее большинство представителей политического и экспертного сообщества до последнего времени именно так и поступали. Результат известен. Мировой фольклор и серьёзные исследовательские работы обогатились несколькими крылатыми выражениями и побасенками, отражающими полное непонимание сути явления и нежелание в нем разбираться. Чаще всего из выступления в выступление, из доклада в доклад кочуют две наиболее популярные шутки. Одна приписывается Генри Киссинджеру. Как принято считать, именно он, в бытность госсекретарем США, настаивал на том, чтобы ему дали один какой-либо номер телефона, по которому он мог бы, в случае кризиса или какой-то иной срочной необходимости, связываться с Европейским сообществом (Европейским Союзом). Другая - является в большей степени плодом коллективного творчества. В соответствии с ней вполне серьёзно, хоть и с некоторой издевкой, утверждается, что ЕС, давно уже став мировым экономическим гигантом, по-прежнему остаётся, мол, политическим карликом. А проводимая им общая внешняя политика и политика безопасности, дескать, не является ни общей, ни внешней и вообще не политикой. Во всех крупнейших событиях, имевших для мира критически большое значение, он оставался на вторых ролях и проявлял бросающуюся в глаза неспособность к действию. Всегда, от Суэцкого кризиса – и вплоть до недавних войн на Балканах и Большом Ближнем Востоке. Всё это давно уже не так. Но желания расставаться с приставшими к ЕС уничижающими характеристиками никто не проявляет. На самом деле странная ситуация, в которой сейчас находится ЕС, скорее описывается такой незамысловатой историей. Представьте себе велосипедные гонки, Тур де Франс, Джирга де Италия – не важно. Любой из этапов. От пелотона отрывается несколько наиболее сильных и выносливых гонщиков. До финиша не так далеко. И вдруг один из них (с майкой ЕС) чувствует, что конец. Сил не осталось. Дыхание сбивается. Ноги ватные. Еще чуть-чуть и он рухнет на дороге. А велосипедист уверен – толи видел, толи знает – что остальные втихаря вытаскивают из карманов и принимают «биостимуляторы». Он их просит, мужики, помогите, очень прошу, дайте наркотик. Те, не заставляя себя упрашивать, протягивают ему таблетку. Он ее проглатывает и - о чудо! – через мгновение оживает, начинает крутить педали с удвоенной силой, вырывается вперед и приходит к финишу первым. После награждения сразу же бежит к ним и умоляет дать ему несколько доз прозапас. Однако те смеются и говорят: всё дело в психике. Мы тебе «пустышку» дали – плацебо. Она не на мускулы твои подействовала, с ними-то всё в порядке, а на мозги. Пустышкой, которую Брюссель сам для себя придумал на пороге нового тысячелетия, в преддверии плохо подготовленного и поспешного расширения, стал зачем-то ему понадобившийся конституционный процесс. Старожилы ЕС сделали ставку на разработку и принятие Договора, учреждающего Конституцию для Европы (т.е., конечно, для Европейского Союза). И просчитались. Он был отвергнут на референдумах во Франции и в Нидерландах. Договор о реформе стал вторым заходом, по необходимости более скромным и заземлённым. Да, реформы ЕС были крайне необходимы. Чтобы адаптировать институты к работе в новых условиях. Чтобы учесть новые реалии. Чтобы переналадить весь механизм интеграционного объединения. Но Брюссель возжелал большего. Он  уверовал в то, что сможет решить все проблемы одним махом (как в 1950-х, когда бросился создавать на песке провалившийся оборонительный и политический союз). Он захотел учинить конституционную революцию. Он надумал провозгласить себя постмодернистским супергосударством со всей соответствующей атрибутикой. Вместо того чтобы действовать не так броско, зато эффективнее. Вместо того чтобы сделать стандартный для себя выбор в пользу политики малых дел. Вместо того чтобы пойти по пути мелких последовательных взаимосвязанных изменений, как это у него получается неизмеримо лучше. Ведь ни в какой глубинной трансформации Европейскому Союзу нет необходимости. Он не нуждается ни в перестройке своих основ, ни в изобретении новой философии интеграции, ни в изменении принципов своего функционирования. Что ему нужно, так это поменять приоритеты, модернизировать проводимые политики, приспособиться к более жестким и беспощадным правилам глобализации. Иначе говоря, ему пора отставить в сторону демагогию. То, что требуется, так это научиться лучше понимать и защищать свои интересы, а, значит, эффективнее пользоваться тем колоссальным потенциалом, который у него уже имеется, и своими естественными, созданными им самим преимуществами. Европейский Союз в реальности уже давно превратился в сверхмощное  целостное образование. Попытки называть его или сравнивать с супергосударством или империей только запутывают дело. В стремлении конституироваться в них у него также нет никакой нужды. К тому же оно не имеет будущего. ЕС совсем другой. У него нет аналогов. Но слабее, аморфнее или  беспомощнее он от этого не становится. А вот до самоидентификации ему еще далеко. И до осознания ответственности за выражение общего, глобального, а не своего частного и порой шкурного интереса. До них Брюссель пока ещё не дорос. Да и гарантий того, что ему удастся преодолеть заложенные в нем очень сложные внутренние противоречия, что у него получится выстоять в борьбе за глобальную конкурентоспособность, ему никто не даст. Набор проблем, которые ему предстоит решать, у ЕС совсем другой, по сравнению со всеми остальными ведущими мировыми игроками. И видится он Брюсселю зачастую в искажённом свете. Смотреть же на себя со стороны у него тоже пока не получается. Однако такой взгляд со стороны на Европейский Союз в качестве одного из ведущих международных игроков сейчас особенно нужен. Поэтому необходимо шаг за шагом, не спеша, проанализировать, в чём заключается специфика ЕС, разобраться в том, каковы юридические основы его функционирования во внешнеэкономической и внешнеполитической сфере, пройтись по основным направлениям его внешней деятельности и внешней политики и заглянуть в завтрашний день этого удивительного интеграционного образования. Отличительные особенности и специфика ЕС Подчеркнем еще раз: Европейский Союз – очень странное, непонятное политическое существо. Так он определяет себя сам. Европейский Союз соткан из сотен и тысяч противоречий. Ни одну характеристику ЕС нельзя оценивать однозначно негативно или однозначно позитивно. Нужно просто эти черты точно диагностировать. Одновременно, следует учитывать, что ЕС имеет очень сложное внутреннее строение. Процесс генерации идей, подготовки, принятия и реализации решений и их пересмотра идет в нем иначе, чем у других ведущих международных игроков, будь то государства или международные организации. Рациональное и иррациональное проявляются по-другому. Многие процессы скрыты от внешнего наблюдения, идут не на тех уровнях управления, где их принято отслеживать, или обуславливаются неочевидными факторами. Это создает проблемы для самого Европейского Союза. Но ничуть не меньшие проблемы, возникают у большинства его партнеров. Полной определенности в том, с кем взаимодействуешь, с кем и о чем договорился, кто и за что несет ответственность, чего можно ожидать в дальнейшем, у них нет. В результате непременным фактором поведения ЕС на международной арене, особенностью построения его связей с внешним миром и отношений других международных игроков с ЕС становится их вариативность. Действия ЕС и то, как будут строиться отношения с ЕС, предсказывать всегда особенно трудно. В них всегда много странного. Последовательность поведения ЕС на международной арене, не настырность в продвижении своих интересов, а именно последовательность, редко кто может отнести к его достоинствам. ЕС без границ Странности начинаются с самого начала, с того, что для всех остальных ведущих международных игроков является совершенно четко заданной константой, - определенностью границ и базовым значением, придаваемым государственному суверенитету. Формально Европейский Союз состоит из 27 суверенных  государств. Все они являются равноправными членами объединения. Их совокупная территория образует единую территорию ЕС. Лица, состоящие в гражданстве государств-членов, являются гражданами ЕС и обладают дополнительными правами, проистекающими из союзного гражданства. Внешние границы государств-членов образуют общую границу ЕС с остальными миром. Внутренние границы по большей части ликвидированы. Однако не все так просто. Политические и географические границы ЕС нестабильны. В любой момент они могут измениться. С ареалом своего жизненного пространства ЕС так до сих пор и не определился. Куда его может завести внешняя экспансия, остается только гадать. Решение о внешних границах расширения ни Брюсселем, ни столицами «двадцати семи» окончательно не принято. Одни государства хотели бы его продолжить, другие предпочли бы в какой-то момент остановиться. Одни исходят из того, что Союз слишком далеко зашел с интеграцией. Другим хочется ещё большего. Сигналы, подаваемые разными силами внутри ЕС, противоречивы. Так, политика в отношении Балкан давно уже отнесена к разряду внутренней. Поглощение субрегиона является лишь вопросом времени. Оно начнется с Хорватии и не остановится, пока все балканские страны не окажутся внутри объединения. В апреле 2009 г., окончательно закрепляя указанный тренд, заявку на вступление подала Албания. Но и на Молдавию, Украину, Белоруссию и даже Закавказье ЕС имеет свои виды. Во всяком случае, заигрыванием с политическими элитами этих стран Брюссель интенсивно занимается. Мечты о перспективе членства искусно подпитывает. По Лиссабонскому договору любая из них может на него претендовать в случае, если будет удовлетворять политическим и экономическим критериям членства. Забота о достижении этих критериев прописана в политике соседства ЕС и восточного партнерства. Юридико-географическим критериям, будучи европейскими странами, они изначально соответствуют. В отношении Турции Рубикон вроде бы перейден. Статус кандидата в члены ей предоставлен. Тем не менее, нынешними темпами переговоры о вступлении могут продолжаться ещё целую вечность. Казалось бы, с южным подбрюшием ЕС все ясно. Израилю подавать заявку на вступление отсоветовали. Наиболее развитым странам Северной Африки, рискнувшим на такой шаг или готовившимся к нему, предложили либо отозвать заявку, либо поостыть. Но и здесь не все так просто. Имеются нюансы. ЕС очень старается привязать к себе все Средиземноморье, включая бассейн Черного моря, и навязать ему свои стандарты и ценности. Исторически входящие в ЕС бывшие колониальные страны здесь господствовали. Их культурное и политическое влияние очень велико. Регион рассматривается ЕС в качестве своего естественного союзника. Он является его сырьевой базой. С его помощью ЕС омолаживается. Отсюда он насыщается дешевой рабочей силой. Стабильность и ускоренное развитие Средиземноморья ЕС жизненно необходимы. Всеми этим соображениями проникнуты мотивы последних инициатив ЕС о создании Средиземноморского союза. В принципе, намечаемые ими планы можно оценить, конечно, как утопические. Вместе с тем, нельзя не видеть их пока еще нереализованный потенциал. Ведь ЕС может использовать свои естественные преимущества, которых нет у других ведущих международных игроков. Они заключаются в том, что ему гораздо проще и сподручнее пользоваться широчайшим набором мер интеграционного характера, имеющихся в его распоряжении. А это не мало. Но и кольцом стабильности и добрососедства, которым ЕС усиленно себя окружает, сфера интеграционного объединения не исчерпывается. ЕС усиленно пытается себя проецировать повсюду, куда он только может дотянуться. И отдельным странам, и группам тяготеющих друг к другу государств, находящимся далеко за его пределами, он предлагает одежды государственно-правового строительства, сшитые по его лекалам, и следование выпестованной им модели социально-экономического развития. После того, как альтернативы, предлагавшейся Советским Союзом, не стало, а Соединенные Штаты своё мессианство чрезмерным использованием силы серьёзно дискредитировали, могло показаться, что за миром по европейски будущее. Однако сравнительно недавно у ЕС появился неожиданный и очень прозорливый соперник в соревновании за то, чтобы служить образцом для подражания, а соответственно и в борьбе за рынки, а равно за экономическое и политическое влияние. В мягкой силе ЕС стал уступать не Вашингтонскому, с чем он готов был бы примириться, а Шанхайскому консенсусу. Внутренняя неоднородность По окончании холодной войны ЕС сделал трудный политический выбор в пользу внешней экспансии. Тем самым он фактически на время распростился с надеждами на углубление интеграции. Брюссель от них не отказывался. Но у него просто не вышло. Он вынужденно пошёл по пути экстенсивного развития, отложив более дерзкие планы на потом. Расширение ему многое дало. Но и потерял он порядком. ЕС получил ни с чем не сравнимые политические дивиденды и завоевал благодарность народов, осуществив миссию объединения Европы. Он распространил на Центральную, Восточную и Юго-Восточную Европу пространство индивидуальной свободы, стабильности и процветания. Взамен он получил доступ к колоссальным недооцененным активам (т.е. скупил по дешевке), новое бескрайнее поле безопасного приложения капитала и дешевую, культурно близкую ему, квалифицированную рабочую силу. Общий рынок сделался намного более ёмким. Народонаселение ЕС подскочило до 450 млн. человек. Брюссель сорвал огромный призовой куш. Но интеграционное объединение лишилось одного из главных своих достоинств. Оно утратило сплоченность и однородность. Оно вобрало в себя народы с несопоставимым историческим прошлым. Оно объединяет теперь людей с непохожими ценностными ориентирами и разными поведенческими установками. Двадцать семь сейчас - это не те первоначальные шестерка, двенадцать или пятнадцать, какими ЕС была когда-то. Это совершенно иное политическое и экономическое пространство. Его неизмеримо сложнее обустроить. Им тяжко управлять. Государств-членов стало слишком много. Казалось бы, все страны должны быть похожими, ведь  они принадлежат к единой Европейской цивилизации, к единой Европейской культуре. Но даже в рамках одной и той же культуры специфика очень большая. В интеграционное объединение теперь входят скандинавы со своим северным менталитетом. К нему присоединилась Юго-Восточная Европа с совершенно иными представлениями. Оплот ЕС, как и раньше, образует Германия, которая во главу угла всего неизменно ставит порядок. Она предпочитает более упорядоченные и предсказуемые отношения. Яркость букета обеспечивают страны Средиземноморья со своей легендарной экзальтированностью и многовековой – многотысячелетней историей. Букет действительно пестрый. В нём есть всё – и бросающиеся в глаза диссонансы, и столь важное для развития – богатство и разнообразие культур. Но это не только разные страны и разные нации. Это и далеко отстоящие друг от друга уровни исторического, экономического и политического развития. Потому что разрыв в уровнях доходов между наиболее богатыми странами Европейского Союза и наиболее бедными достигает 35 раз. Разрыв слишком большой.  Такой разброс является  несомненной сложностью для Европейского Союза – как согласовать все разнонаправленные интересы, как выстроить экономические отношения, для того чтобы не ломать экономику отдельных стран и одновременно осваивать все экономическое пространство, откуда взять столько денег. Хотя, с другой стороны, его можно рассматривать и как преимущество, поскольку в рамках огромного общего рынка, ёмкость которого определяется миллионами индивидуальных и коллективных потребителей, регионы с разным уровнем развития, ресурсным обеспечением и специализацией могут взаимно дополнять друг друга. Умелое использование указанных преимуществ, в принципе, позволяет заниматься делокализацией производства, перенаправлением финансовых потоков и поощрением трудовой миграции, не выводя их за пределы общего экономического пространства. Возможным становится и поиск в рамках этого пространства наиболее оптимальных экономических решений. Это очевидное неудобство, если выразиться максимально дипломатично, и во внешней сфере. У каждого государства, каждой группы государств в ЕС свои, если и не диаметрально противоположные, как в случае с вторжением в Ирак, то, во всяком случае, разнонаправленные интересы. Их далеко не всегда удается или вообще можно свести к общему знаменателю. Так, Испания стремится к тому, чтобы привлекать к сотрудничеству все в большей и большей степени страны Латинской Америки. Финляндии, скажем, ближе северное измерение. Греция погружена в Балканы. У стран этого субрегиона своя повестка дня. Бывшие метрополии навязывают всем остальным государствам-членам приоритетное внимание ЕС к делам своих бывших колоний и т.д. Входящие в состав ЕС великие державы имеют глобальные амбиции. Они стремятся обеспечить присутствие ЕС повсюду на планете. Они вовлечены в личном качестве во все важнейшие международные процессы. Некоторые из них заседают в Совете Безопасности ООН. Другие рвутся туда. Без их участия не обходятся ни наиболее значимые международные форматы сотрудничества и взаимодействия ограниченного состава (как, например, Г-8 и Г-20), ни особые структуры по урегулированию наиболее острых международных конфликтов и проблем. Достаточно в этой связи вспомнить об инициативе ведущей «тройки» ЕС по Ирану и созданном ими специфическом переговорном формате. Напротив, для основной массы государств-членов и, прежде всего стран ЦВЕ и Балтии, безусловным приоритетом является позиционирование ЕС как региональной державы. Они ратуют за более активное вовлечение своих непосредственных или опосредованных соседей в деятельность ЕС, их «подтягивание» к интеграционному объединению. Размежеваний в ЕС по группам интересов – великое множество. Старая Европа готова критиковать США и конкурировать с ними за влияние в мире. Новая Европа выступает энергичным проводником влияния США, что приносит им вполне ощутимые дивиденды: опора на США помогает обеспечить больший вес и самостоятельность в делах ЕС. Государства-учредители хотели бы наращивать самостоятельный военный потенциал ЕС и развивать командные структуры. Новички видят в этом, скорее, угрозу. Крупнейшие континентальные державы борются, чтобы сохранить за своими транснациональными компаниями в сфере энергетики привилегированное положение и подтвердить их лидирующие позиции в мировой экономике и не утратить свободу рук. Государства, зависящие от внешних поставок, при поддержке Европейской комиссии упорно навязывают остальным передачу компетенции в области энергетики на наднациональный уровень. Члены ЕС, модернизировавшие структуру своего хозяйственного комплекса и сделавшие ставку на новую экономику и дерегулирование рынка труда, отстаивают идеи дальнейшей глобализации и либерализации международной торговли. Тех, у кого значительная часть населения занята в традиционных и классических секторах промышленного производства, не против того, чтобы сбалансировать свободу торговли продуманными протекционистскими мерам. Разные страны неодинаково затрагивают проблемы легальной и нелегальной миграции, сепаратизма, международного терроризма, организованной преступности и т.п. За примерами далеко ходить не надо. Их можно было бы приводить до бесконечности. А ведь есть еще традиционное размежевание на «евроэнтузиастов» и «евроскептиков», сторонников союза народов и приспешников союза государств и проч. Как можно констатировать, и этот разброс - разброс интересов и позиций внутри ЕС чрезвычайно велик. Поэтому по многим внешнеполитическим и внешнеэкономическим вопросам ЕС не в состоянии добиться консенсуса. Он зачастую запаздывает с принятием важных решений или вообще оказывается парализованным. Его позиция плохо артикулирована или носит невнятный характер. Нередко случается так, что караван, состоящий из государств-членов, тащится со скоростью медленнее всех бредущего верблюда. Вместо единого голоса раздается ставящий в тупик разнобой голосов. По некоторым пунктам мировой повестки другие ведущие международные игроки мнением ЕС сознательно пренебрегают. Но есть и оборотная сторона медали. Разброс интересов приводит к тому, что ЕС интересуется очень широким спектром проблем и регионов. Он готов проводить активную внешнеполитическую и внешнеэкономическую линию по всем азимутам. Отстаивая и продвигая свои частные приоритеты, отдельные страны ЕС могут опираться на консолидированную мощь всего интеграционного объединения и часто этим пользуются (или даже злоупотребляют). Если же ЕС удается выйти на решение, устраивающее все государства-члены, и выработать единый план действий, он, как правило, осуществляет их очень последовательно, бескомпромиссно, не считаясь ни с чем, ставя во главу угла только и исключительно свою собственную выгоду. А добиваться своего ЕС может и числом, и умением, образуя в отношениях с третьими странами и организациями мощнейший кулак, которому мало кто в состоянии противостоять. Да и координацию действий, и распределение ролей в таких случаях ЕС демонстрирует феноменальную. Неоднородность ЕС, все многообразие и острота пропитывающих его противоречий порождают и другой феномен, который в исследованиях европейского проекта обычно предпочитают замалчивать. Европейская интеграция состоялась во многом только потому, что Западной Европе нужно было противостоять общему врагу. Сталин (от обратного) стал крёстным отцом интеграционных процессов на противоположной стороне континента не в меньшей степени, нежели Робер Шуман и Жан Моне. И сейчас идеальным для сплочения ЕС остается поиск внешнего врага. На эту роль Брюссель по очереди пробует то враждебные Европе международные процессы и явления, то отдельные страны, религии и культуры (хотя и утверждает, что ничего подобного). Одновременно с этим жесткостью и бескомпромиссностью своей линии на международной арене Брюссель стремится компенсировать свою внутреннюю рыхлость и аморфность. Вместе с тем, приём, при котором все государства-члены становятся заложниками общей согласованной ими линии на международной арене или частных интересов одного из них или небольшой группы стран, является лишь одним из второстепенных в палитре фундаментальных методов и инструментов консолидации ЕС. Вне связи с ними ЕС в настоящее время невозможно себе даже представить. Факторы сплоченности В то или иной степени факторами сплоченности государств-членов ЕС выступают принадлежность к одному географическому району, совместное историческое  прошлое, общее культурное наследие, единые разделяемые ими политические ценности, близость интересов, расчет на то, что объединение нейтрализует противоречия и усилит международную конкурентоспособность. Вместе с тем, сами по себе все они не объясняют, почему у стран Западной Европы, к которым сейчас присоединилось большинство остальных европейских народов, получился интеграционный проект. Они вполне могли бы жить в мире, достатке и согласии, не беря на вооружение новые формы организации совместного существования, чреватые отказом от независимости и самостоятельности и подчинением друг другу. Ведь нигде больше опробованные ими организационные решения не прижились. Определяющими факторами необратимости интеграционного проекта стали сформированный ими особый, ни на что не похожий правовой порядок, качественно новая политическая культура совместного принятия решений и их реализации, совместное управление суверенитетом. Господство правовых установлений Европейский Союз является одновременно и экстравертом, и интровертом. Что имеется ввиду. ЕС очень чётко и совершенно целенаправленно отгораживается от всего остального мира, выстраивая внешние границы по периметру всего объединения и создавая такое правовое пространство, которое регулируется только своими собственными внутренними инструментами, отличными от международно-правовых. Соответственно отношения как между государствами-членами, так и с участием субъектов внутреннего права государств-членов регулируются правом ЕС. Причём всё в большей и большей степени. В случае коллизии национального законодательства и права ЕС применяется только и исключительно последнее.  Всеми – национальными административными и судебными органами. Частные лица, физические и юридические, непосредственно на нем сроят свои правоотношения. Разрешение споров по вопросам, отнесенным к компетенции ЕС, структурами, созданными на основе общего международного права, не допускается. Какие международные соглашения имеют на территории ЕС прямое действие и прямое применение, решает сам ЕС. Как государства-члены будут исполнять свои международные обязательства, отнесенные к ведению интеграционного объединения, также определяет оно само. Вместе с тем ЕС стремится к тому, чтобы предложить нормативную базу существования всем своим партнерам, всему остальному миру. Это особенно отчетливо проявилось в 2008 – 2009 годах, в условиях мирового финансово-экономического кризиса, когда за усиление регулятивной роли права и конвенционных механизмов в мировой экономике, за наведение порядка в деятельности всех и любых финансовых структур выступили, прежде всего, его государства-члены. Причем они не просто высказались за распространение начал господства права на регулирование финансовых рынков, предполагающее контроль, транспарентность, ответственность и жесткое следование определенным правилам, но и запустили вполне конкретную работу по согласованию соответствующих документов. Брюссель уверен: как раз сейчас и именно на данном направлении надо перехватывать инициативу. Тогда подготовленные им проекты национального, наднационального и международного законодательства лягут на стол переговоров, и от них никто не сможет отмахнуться. Практически по всему миру ЕС установил сеть, систему взаимоотношений, которые поддерживаются на нормативном уровне. Они описываются соглашениями о таможенном союзе, о зонах свободной торговли, европейскими соглашениями, соглашениями об ассоциации, о стабилизации, о партнерстве и сотрудничестве, об общих и единых пространствах и т.д. Сотрудничество и взаимодействие, осуществляемые на их основе, носят обусловленный характер. Это означает, что получение третьей стороной выгод от сотрудничества и взаимодействия обставляется рядом условий. Суть условий – согласие с теми правилами игры, которые устанавливаются Брюсселем, включая рецепцию утверждаемых им правовых предписаний. Единственной страной, которая не согласилась на обусловленность отношений с Европейским Союзом, стала Австралия. Она отказалась включать в соглашение с ЕС стандартную клаузулу, которую Европейский Союз тиражирует в своих двусторонних отношениях. Как выяснилось, на Канберру у Брюсселя рычагов давления оказалось недостаточно. Все остальные взяли на себя обязательства ориентироваться на гармонизацию своего национального законодательства, в той или иной степени, с правом ЕС. Требуется пояснить, почему для ЕС именно нормативные моменты являются столь важными. Потому что своеобразие интеграционного объединения  заключается в его нормативном характере и нормативной природе. ЕС - это не просто экономическое или социально-экономическое сообщество, не просто экономический и валютный союз. ЕС функционирует через право, на основе права, с использованием правовых инструментов. Все политические, экономические и любые другие решения облекаются в нормы права ЕС и реализуются не в силу целесообразности и/или как политические установки, а как нормы права. Т.е. они наделяются силой закона, и на их обеспечение бросается вся мощь правоприменительного аппарата, которым располагают национальные государства. Через общее право, благодаря нему всё разнообразие стран, всё столь несхожее географическое, экономическое и политическое пространство стягиваются между собой. С особым рвением ЕС заботится о его единообразном применении. Никакого разброда и шатания, присущего международному праву, ЕС себе не позволяет. Для этого он достаточно хорошо оснащен. У него имеются прекрасно зарекомендовавшие себя структуры, процедуры и механизмы. Но главное – наднациональное и национальное право образуют единое целое. Вследствие этого на защите нормы права ЕС стоят национальные субъекты права, интересы которых интеграционное право обслуживает лучше и эффективнее, чем национальное. Интересы же состоят в повседневном пользовании преимуществами общего рынка и всеми теми свободами, на базе которых он создан и функционирует. Таким образом, ЕС обеспечивает, чтобы все те обещания, которые даются на наднациональном уровне, и договоренности, которые на нём достигаются, реализовывались во внутреннем праве государств-членов. Без этого оно существовать не может и не собирается. Причём реализовывались во внутреннем праве государств-членов либо совершенно единообразно – этому служит унификация законодательства, либо сходным и сопоставимым образом – в этом состоит смысл его гармонизации. Общее право, разветвленное, эшелонированное, охватывающее все области деятельности, переданные в ведение интеграционного объединения, вполне современное и эффективное, позволяет ЕС решать поставленную перед ним сверхзадачу. С его помощью общий рынок становится действенным и дает колоссальную отдачу. Он приносит вполне ощутимые плоды бизнесу, гражданам ЕС и государствам-членам. Что важно также, накопленный опыт построения общего рынка правовыми методами активно привлекается для формирования аналогов общего рынка в самых разнообразных и перспективных сферах деятельности, от образования до взаимного признания и исполнения судебных решений и всего того, что покрывается понятием пространства свободы, безопасности и законности. Политическая культура солидарности Для объяснения того, каким образом интеграционному объединению удается ослаблять разрывающие его центробежные силы, справляться с неоднородностью, сглаживать внутреннюю конфликтность и столкновения интересов, одной лишь его квалификации в качестве правового сообщества, вместе с тем, явно недостаточно. Другим слагаемым успеха является выпестованная им специфическая политическая и правовая культура. Мало иметь хорошие передовые законы. Важно сделать так, чтобы они соблюдались. Недостаточно сформировать объективные предпосылки для единства действий. Нужно, чтобы единство действий превратилось в повседневную практику. Заложить основы для координации внешнеэкономической деятельности и внешней политики и создать для объединения усилий на данном направлении подходящие организационные рамки хорошо. Но требуется нечто большее. Это большее – готовность идти на уступки, политическая воля приносить в жертву чему-то большему индивидуальные амбиции и интересы, настрой на то, чтобы неизменно добиваться результата. Одним словом – соответствующая политическая культура. Такая культура необходима для того, чтобы государства-члены и все системы, которые функционируют в рамках ЕС, исходили из вполне определённого общего набора установок. Этот общий набор установок сводится как минимум к тому, что государства-члены не дают своему частному национальному интересу задавить общий интерес всех остальных стран, подчиняют его общему интересу, работают на то, чтобы выявить этот общий интерес, артикулировать его и последовательно отстаивать и продвигать. Одновременно они стараются использовать преимущества, которые есть у отдельных стран и группировок для того, чтобы поставить их на службу общему интересу. Образцом того, какой эффект может давать в условиях интеграции сочетание высокой индивидуальной и коллективной политической культуры, служит то, как вписались в ЕС начиная с 1995 года Швеция, Финляндия и Австрия. До этого Европейское сообщество несколько раз подряд пополнялось экономически более отсталыми странами, только что освободившимися от пут авторитаризма. Северные страны и Австрия были вполне сопоставимы с наиболее передовыми членами интеграционного объединения. По тем ценностям, которые ими исповедовались, они от них ничем не отличались. Кроме того, они внесли солидный вклад в экономический потенциал ЕС. Не только не повредили его гомогенности, но и придали интеграционного объединению еще большую устойчивость. И, тем не менее, аутсайдеры есть аутсайдеры. У них всегда уходит много времени на освоение традиций ядра государств, восприятие общих императивов, следование первоначально чуждой им правовой практике. Поэтому, несмотря на высокий стандарт, которому отвечали новобранцы, можно было ожидать, что их приход скажется на дисциплине принятия решений и их качественных характеристиках. Этого не произошло. ЕС тогда удалось избежать традиционного «нырка», когда на период акклиматизации общий знаменатель, к которому приходят государства-члены в результате согласования занимаемых ими позиций, несколько понижается.   Северные страны сразу же привнесли добавленную стоимость в проводимые ЕС внутренние политики и его деятельность на международной арене. Они дали ЕС и миру экологическую повестку, обогатили европейскую модель социально-экономического развития новыми элементами, ввели в мировой оборот понятие устойчивого развития. У остальных членов ЕС были иные предпочтения. Предлагавшееся скандинавами многие первоначально посчитали ненужной дополнительной обузой для национальных производителей. Однако в конечном итоге северяне на своём настояли. Все остальные государства-члены приняли отстаивавшиеся ими подходы. Защита окружающей среды сделалась горизонтальным требованием, предъявляемым к любого рода деятельности, осуществляемой ЕС, и его важнейшим внешнеполитическим приоритетом.  Согласование общего экономического и внешнеполитического курса ЕС было осуществлено не по нижней отметке, а по максимально высоко задранной планке. Политическая культура взаимных уступок и компромиссов, при которой за ориентир берется верхняя планка, а не некоторый общий знаменатель, долгое время считалась «фирменным блюдом» ЕС, выгодно отличающим его, в том числе, от топтания на месте, столь характерного для классических международных организаций. Одним из её ингредиентов является формула, согласно которой, если государства-члены заинтересованы в сотрудничестве, они работают вместе, если нет, они не мешают остальным. Механизмов многоскоростной интеграции в учредительных договорах ЕС предусмотрено достаточно. Они активно используются. Правда, с сожалением приходится констатировать, что за последние годы политическая культура, складывавшаяся в ЕС на протяжении десятилетий, серьёзно деградировала. На этапе переговоров о вступлении Новая Европа безоговорочно поддерживала Старую во всех начинаниях. Та уверовала, что так будет всегда. Однако по обретении членства в ЕС у Новой Европы прорезался голос. И вдруг выяснилось, что новые члены не со всем согласны в практике интеграционного объединения. Представление о том, что чем-то надо жертвовать ради других, не является для них аксиоматическим. У них есть свое видение того, как и для чего следовало бы использовать интеграционное объединение. Они не для того сдерживали себя столько лет, чтобы отказываться от своих индивидуалистических планов и поползновений. Вспомним, насколько более проблематичными стали переговоры о вступлении между ЕС и Турцией после того, как ЕС пополнился Кипром. Не перестает лихорадить отношения между двадцатью семью и Россией. А история с принятием Конституционного договора, а затем Договора о реформе вообще надолго запомнится Старой Европе.  В обоих случаях Варшава требовала сохранения за собой привилегий, доставшихся ей по Ниццскому договору, бесцеремонно обещая блокировать утверждение документов и идя даже на то, чтобы сломать складывавшийся консенсус. К концу 2009 года в рамках ЕС сложилась, похоже, принципиально новая ситуация, когда инициатива в формулировании идеологических и внешнеполитических установок частично отошла к странам Балтии и Польше и поддерживающим их государствам-членам, которые предложили остальным своё прочтение принципа солидарности и определение того, как подсчитывать складывающийся между странами ЕС баланс интересов. И всё же воинственный индивидуализм, методы шантажа и обструкционизма, подчинение большинства мнению меньшинства, принуждение к отказу от разумных и рациональных шагов под предлогом превратно понимаемого лозунга солидарности следует признать временным сбоем в эволюции общей политической культуры ЕС. Интеграционное объединение всегда было сильно своей позитивной программой. На негативной далеко не уедешь. С ней можно только ещё в большей степени подрастерять мягкую силу и ослабить свою международную конкурентоспособность. Чем быстрее Брюссель откажется двигаться со скоростью медленнее всех бредущего верблюда, тем лучше будет и ЕС, и симпатизирующим ему третьим государствам, пытающимся строить с ним партнёрские отношения. Совместное управление суверенитетом Ещё одним обручем, как бочку стягивающим гетерогенное пространство Европейского Союза, служит передача государствами-членами части своих суверенных полномочий на наднациональный уровень. По логике вещей, уступка суверенитета должна была бы означать, что допускающие её государства становятся в какой-то степени ущербными. Они перестают быть в полной степени дееспособными на международной арене. Лишаются самостоятельности. До определенных пределов утрачивают контроль над своей внутренней и внешней политикой. В отношении Европейского Союза такая логика не срабатывает. Передача части суверенных полномочий на наднациональный уровень не обедняет, а обогащает государства-члены. Они уступают частицу суверенитета, а взамен получают десятки частиц, которыми делятся с ними партнёры по интеграционному объединению. В результате получается, что они занимаются совместным управлением множества суверенитетов, что усиливает каждое из государств-членов, открывает перед ним принципиально новые возможности, позволяет использовать для достижения общих и частных целей совокупный потенциал всей интеграционной группировки. Под этим углом зрения, главные органы ЕС, называемые его институтами, выступают в качестве менеджеров по управлению делегированными им суверенными полномочиями. От их профессионализма, продуманной и выверенной организации, лидерских качеств, умения формулировать тактические и стратегические цели, способности заменять собой или координировать усилия государств-членов зависят сегодняшний и завтрашний день интеграционного объединения. Их переналадка с учетом потребностей функционирования ЕС в формате трех десятков государств-членов и адаптация к новой, более конкурентной международной среде находятся в фокусе внимания Брюсселя и остальных столиц уже достаточно давно. Они будут завершены после вступления в силу Лиссабонского договора. Пока используются более фрагментированные паллиативные методы. Они состоят в проведении постепенных, не всегда различимых, точечных реформ с использованием рецептов, опробованных Конституционным и Лиссабонским договорами, и восстановлении/формировании адекватных возросшим потребностям политической и правовой культуры и культуры управления. В результате передачи государствами-членами суверенных полномочий на наднациональный уровень, формирования наднациональных структур управления ими, освоения полученных полномочий и наработки соответствующей практики между разными уровнями управления возникли очень сложные, а порой даже запутанные, вертикальные и горизонтальные симбиотические связи. Поэтому ЕС воспринимается всеми – и внутри, и снаружи – как чрезвычайно сложное образование. Однако именно иерархичность, множественность, прочность и в то же время гибкость  связей, то, что они взаимно поддерживают и дополняют друг друга, придают интеграционному объединению повышенную устойчивость и достаточный динамизм, а европейскому проекту – необратимый характер. Одновременно бесконечное многообразие связей, стягивающих интеграционное объединение в тугой клубок, обладает большой внутренней логикой. ЕС наделен четырьмя видами компетенции. Иначе говоря, система взаимоотношений между государствами-членами, государствами-членами и институтами ЕС и собственно между институтами ЕС складывается из нескольких модельных рядов. В тех областях деятельности, где у ЕС исключительная компетенция, государства не осуществляют больше регулятивных функций. Они полностью переданы на наднациональный уровень. В тех областях, где он обладает смешанной компетенцией, государства и ЕС действуют совместно. У государств остаются регулятивные функции. Но они могут ими пользоваться самостоятельно лишь до той поры, пока не договорятся о едином законодательстве. С введением в силу такого законодательства государства утрачивают регулятивные функции и превращаются в своего рода агентов по исполнению общего законодательства. В тех областях, где за ЕС признаётся всего лишь поддерживающая компетенция, роль Союза сводится к тому, что он помогает государствам-членам в организации многостороннего сотрудничества, оказывает им содействие, но не вмешивается в отправление регулятивных функций. Наконец, если ЕС доверена параллельная компетенция, он может во всем подменять государства-члены, ни в коей мере не препятствуя им в то же время играть самостоятельную роль и действовать индивидуально. Законодательные механизмы в этом случае не используются. Роль Европейской комиссии оказывается ослабленной. Контроль со стороны Суда ЕС не предусмотрен. Фактор политической воли приобретает критический характер – когда у ЕС исключительная компетенция, негативные последствия конфликта интересов фактически купированы. Значение политической культуры принятия и исполнения решений неизмеримо возрастает. Параллельная компетенция используется для организации связей в области внешней политики и политики безопасности и обороны. Исключительной, смешанной и поддерживающей наделено Европейское сообщество. Сотрудничество полицейских и судебных органов в уголовно-правовой сфере строится с использованием инструментария межгосударственного сотрудничества и наднационального управления. С вступлением в силу Лиссабонского договора горизонтальная структура ЕС, состоящая из трёх столь разных опор, уйдёт в прошлое. Сотрудничество полицейских и судебных органов утратит свою самобытность. В его отношении будут применяться те же самые регулятивные методы, которые используются для управлением общим рынком. А вот особый характер внешней политики и политики безопасности и обороны в основном сохранится. И это несмотря на то, что Европейское сообщество поглотит две остальные опоры, будет переименовано в Европейский Союз и осуществит правопреемство в отношении самого себя. Так произойдет по существу. По форме всё будет выглядеть до наоборот: Сообщество прекратит своё существование, останется только Союз. Но важно не это, а то, что наднациональная природа интеграционного объединения усилится. Набор связей наднационального характера станет ещё более разнообразным. Их удельный вес в общем балансе связей внутри ЕС возрастёт. Соответствующим образом будут перестроены и система институтов ЕС, и то, как они работают. Как следствие всех этих целенаправленно реализуемых изменений, факторы, выполняющие функции стяжек по отношению к рыхлому гетерогенному пространству ЕС, станут более действенными. ЕС в большей степени сможет выступать в качестве единого целого. В том числе на международной арене. Правовые и институциональные перекосы в организации внешней деятельности Основной слабостью Европейского Союза на международной арене, которая всеми ему ставится в упрёк, считается разобщённость осуществляемой им внешнеэкономической и внешнеполитической деятельности. В научной литературе о ЕС такая разобщенность рассматривается как некоторая данность, которая даже не нуждается в подтверждении. Да и политическая элита ЕС видит в ней безусловный минус. На деле никакой китайской стены между тем, что делает ЕС на международной арене во внешнеэкономической и внешнеполитической сфере, нет и быть не может. И эксперты, и политики невольно или намеренно впадают в преувеличение. Суждение о разобщенности является устоявшимся. Никто его под сомнение не ставит. Исследователи привыкли изучать внешнюю деятельность ЕС и его общую внешнюю политику и политику безопасности по отдельности. Две эти сферы отнесены даже к разным специализациям. Политикам, государственным деятелям разных уровней управления и руководству ЕС удобно списывать на разобщенность свое бездействие и провалы на международной арене. Мол, так сложилось исторически. Государства-члены не были готовы в большей степени поступиться своим суверенитетом. Поэтому в прошлом были приняты половинчатые решения. Европейскому Союзу отказали в международной правосубъектности. Создавая его, к Европейскому сообществу добавили лишь новые сферы и направления политики. Но Сообщество и ОВПБ объединили лишь формально. По существу ни их сращивания, ни объединения не произошло. Нонсенс. Сообщество и Союз имеют единую институциональную структуру. Маастрихтским договором Совету ЕС и Европейской комиссии прямо поручено обеспечивать координацию деятельности вне зависимости от того, в какой сфере она осуществляется. Совет по общим вопросам и внешней политике в том же формате, только меняя таблички и каскетки, рассматривает вопросы внешнеэкономической и внешнеполитической деятельности. На практике отделить их друг от друга просто невозможно. Буквально несколько примеров. ЕС поднял на щит экологическую проблематику. Она является его визитной карточкой во внешних делах. Он продвигает ее чисто политическим методами. Через политические диалоги с третьими странами. В международных организациях. Но основа у экологической внешней политики ЕС сугубо экономическая. Под нее написан Киотский протокол. Под неё сформирован принципиально новый глобальный рынок торговли квотами на выбросы. Или внешняя энергетическая стратегия ЕС. Она носит чрезвычайно политизированный характер. Как и вся отстаиваемая ЕС концепция энергетической безопасности. Во имя энергетической безопасности ЕС принимает экономически необоснованные и чрезвычайно затратные решения о диверсификации поставщиков углеводородов и источников энергии, строительстве обходных и альтернативных трансконтинентальных трубопроводов и т.д. Руководствуется он при этом преимущественно глобальными и политико-стратегическими соображениями. Вместе с тем, состоятельность продавливаемым им энергетическим планам придает только то, что под них ЕС пишет новые правила игры (третий газовый пакет), создает общий рынок импорта, производства, транспортировки и сбыта электроэнергии и углеводородов. Пример из несколько другой области. Перед ЕС очень остро стоит проблема борьбы с организованной преступностью, незаконным оборотом наркотиков и незаконной иммиграцией, а равно регулирования миграционных потоков. Она может быть хотя бы частично решена только при условии налаживания широкого и эффективного международного сотрудничества. К такому сотрудничеству ЕС подталкивает все страны, с которыми он развивает взаимодействие в торгово-экономической области и которым оказывает техническое содействие. Только на своих условиях. И увязка прослеживается со всей очевидностью. Более того, она непосредственно прописывается в новом поколении соглашений, заключаемых ЕС с третьими странами. Оказание содействия и предоставление выгод от доступа на ёмкий и чрезвычайно привлекательный рынок ЕС обуславливается соблюдением требований по ограничению эмиграции в ЕС, изменению законодательства и правоприменительной практики и т.д. И, тем не менее, сетования по поводу того, что внешняя политика и внешнеэкономическая деятельность ЕС могут осуществляться гораздо лучше, что им не хватает координации, что нужно что-то менять, что потребность в реформах давно назрела, не лишены оснований. Они связаны с тем, что в области экономики ЕС – это что-то одно, а в области внешней политики – что-то совсем другое. В одной ЕС выступает в качестве Сообщества, в другой – в ипостаси Союза. И пропасть между двумя очень трудно преодолеть. Трудно, но возможно. И соответствующие процедуры в ЕС давно и надежно отработаны. Эта пропасть обусловлена тем, что внешняя политика и внешнеэкономическая деятельность реализуются с использованием принципиально различных методов, процедур и систем управления. Проводя свой внешнеэкономический курс, ЕС прибегает к коммунитарному инструментарию. Юридической базой его действий служит наднациональное, интеграционное право. Все действия облекаются в форму права. Сам ЕС выступает в качестве интеграционного объединения. Соответственно субъектами права, в котором закрепляется внешнеэкономическая деятельность, наряду с государствами-членами, становятся частные физические и юридические лица. Разница между внешними и внутренними обязательствами стирается. В том что касается общей внешней политики и политики безопасности, ситуация другая. Общие принципы, ориентиры, стратегии, позиции, принимаемые ЕС, связывают только государства-члены. Внутригосударственного измерения они не имеют. Правом не являются. Частных лиц ни к чему не обязывают. В области ОВПБ приоритет отдан вертикали управления. Главенствуют Европейский Совет и Совет ЕС. Европейской комиссии отведена подчиненная роль. Европарламент имеет совещательный голос. Суд ЕС выведен из игры. Представительство интересов ЕС возложено на председательствующее государство. Ему в помощь придан Высокий представитель по общей внешней политике и политике безопасности. По всем основным вопросам, за исключением конкретизации того, о чем уже договорились ранее, решения принимаются в соответствии с принципом единогласия. Во внешнеэкономической сфере вертикали нет. Решения, как общее правило, принимаются квалифицированным большинством голосов. Движущей силой всего того, что делается, выступает Европейская комиссия. Позиции Европарламента достаточно сильны. Их укрепление идёт стремительными темпами. Для контроля за законностью любых действия и соглашений может привлекаться Суд ЕС. Разница разительная. Но принципиальным моментом, объясняющим её, остаётся всё же то, что по вопросам внешнеэкономической и, прежде всего внешнеторговой деятельности, государства-члены отдали значительную, хотя и ограниченную, часть своих суверенных полномочий в общее пользование. При этом регулятивные функции они утратили. В той или иной степени. В определенных случаях – полностью. Механизм здесь такой. Согласно юридической концепции сопровождения, ЕС обладает вовне всей той компетенцией, которой он обладает внутри и которая ему необходима для  достижения поставленных перед ним целей, в частности связанных с созданием и обеспечением функционирования общего рынка. В областях, отнесенных к сфере исключительной компетенции ЕС, и тогда, когда по вопросам, покрываемым смешанной компетенцией, уже введено в действие общее наднациональное законодательство, оно обладает преимущественной силой и запрещает государствам-членам по отдельности принимать конкурирующие регулятивные акты. Во всех тех случаях, когда это уже произошло, ЕС получает возможность не просто действовать и действовать наряду с государствами-членами, но и заменять их и отставлять в сторону. В области внешней политики такое никогда не происходит. Здесь исключительной компетенции нет и быть не может. В сфере ОВПБ государства наделили ЕС чуть ли не ничем не ограниченными полномочиями. Но при этом своих не утратили. Отдавать их не стали. На международной арене они по-прежнему играют вполне самостоятельную роль и действуют параллельно и наряду с ЕС. Поэтому получается, что государства-члены сохраняют все свои полномочия, и одновременно этими полномочиями обладают и институты ЕС. Императивом и для государств-членов, и для институтов ЕС становится объединение усилий. ОВПБ осуществляется методом координации, который в принципе исключает подчинение одних государств другим или  наднациональному уровню управления. Отличия в регулировании и организации внешнеэкономической и внешнеполитической деятельностью создают для ЕС и государств-членов массу сложностей. На каждом шагу они сталкиваются с проблемой выбора оптимального решения. В чём она заключается, можно проиллюстрировать на таком незатейливом примере. Предположим, ЕС вырабатывает политику в отношении страны «Х». Она расположена где-то в Тропической Африке. Страна только что-то пережила гражданскую или межэтническую войну. В результате она вся напичкана оружием. Чтобы вернуть её к мирной жизни, ЕС планирует скупить оружие у частных лиц и уничтожить его. Подобный метод доказал свою состоятельность. С большим или меньшим успехом он уже опробовался в других местах. С соответствующими инициативами выступают Европейская комиссия и группа государств-членов. Только Европейская комиссия предлагает сделать это в рамках программы оказания технической помощи. Группа государств настаивает на том, чтобы акция проводилась под эгидой ОВПБ. Разница в следующем. Если выбор делается в пользу оказания технической помощи, деньги расходуются из регулярного бюджета ЕС. Решение принимается большинством голосов. Все функции по его исполнению концентрируются в руках наднациональных институтов. Если группе государств-членов удаётся навязать остальным свой подход, решение принимается (или не принимается) в соответствии с требованием единогласия. Деньги на его реализацию приходится искать. Полный контроль над всем происходящим остается за Советом ЕС и заинтересованными государствами. Таким образом, получается, что речь идет не о том, что делать, и даже не о том, как делать, а о распределении влияния внутри ЕС. Казалось бы, чисто технические моменты. Но для ЕС они чрезвычайно важны. От них зависят внутренняя состоятельность интеграционного объединения, его способность сглаживать конфликты интересов и превращать извечную проблему примирения суверенитетов из фактора слабости в фактор силы. Позиционирование ЕС на международной арене За теми или иными политическими и внешнеэкономическими решениями, за тактическими ходами и выбором стратегии всегда стоят определенные политические силы. ЕС их микширует. Он претендует на безымянность и анонимность. Он выдает свою позицию за отражающую общий интерес. На деле всегда есть те, причем чаще всего негосударственные игроки, которым позиция, отстаиваемая Брюсселем, или предпринимаемые им действия более выгодны. Иногда их легче угадать. Иногда сложнее. Однако они всегда есть. Вместе с тем, определенный набор внешнеэкономических и внешнеполитических приоритетов ЕС имеют статутный характер. Они прямо записаны в его учредительных договорах. К их числу относятся, конечно же, защита и продвижение интересов ЕС как единого целого, распространение общих ценностей ЕС по всему миру и достижение некоторого стандартного перечня целей, начиная от утверждения мирных отношений в соответствии с уставными принципами ООН и вплоть до всеобщего процветания и справедливого международного порядка. В предметном плане во главу угла своей внешней деятельности ЕС ранее всегда ставил снятие всех и всяческих барьеров, препятствующих свободной международной торговле, и свободу конкуренции. На практике ЕС неизменно проводил достаточно нюансированную и прагматическую политику. Он активно субсидировал своих товаропроизводителей, особенно в сфере сельского хозяйства. Пытался привязать к себе развивающиеся страны внеэкономическими методами. Когда считал это целесообразным, не гнушался закрывать свой внутренний рынок. Последнее время поддержал систему мер, ставящих внешние инвестиции в стратегические отрасли под жесткий национальный контроль. В Лиссабонском договоре, по инициативе Президента Франции Николя Саркози, вообще убрал свободу конкуренции из перечня преследуемых им целей. Тем самым акцент им делается в основном на том, чтобы иметь свободный доступ на рынки третьих стран, сохраняя за собой свободу рук в деле защиты своего собственного рынка от нежелательных конкурентов. В 1990-х годах главным внешнеэкономическим лозунгом ЕС было провозглашено устойчивое развитие.  Брюссель сделал всё от него зависящее для того, чтобы оно прочно вписалось в мировую повестку и нашло отражение в наиболее важных документах универсальных международных форумов и организаций. Под знаменем устойчивого развития ЕС сумел занять лидирующие позиции на всех международных переговорах по экономической проблематике. Избранная им модель социально-экономического развития была дополнена стандартами качества экономического роста, подразумевающими одновременное ослабление нагрузки на окружающую среду. И в тактическом, и в стратегическом плане устойчивое развитие рассматривается Брюсселем как одно из важнейших своих конкурентных преимуществ. В последние годы экология стала трактоваться ЕС расширительно. Все имеющиеся в наличии силы Брюссель бросил на организацию максимально широкого международного фронта борьбы с потеплением климата. Ещё одно направление, на котором ЕС позиционирует себя в качестве мирового лидера, является помощь развитию. ЕС относится к числу крупнейших мировых доноров. Он выделяет на эти цели до 20% от совокупного вклада своих государств-членов в программы помощи развитию. Но на практике играемая им роль ещё больше, поскольку он в большинстве случаев выступает не индивидуально, а в качестве координатора. Предоставляемая им помощь и оказываемое техническое содействие носят обусловленный характер. В последние годы условия, выставляемые получателям помощи, начали меняться. Брюссель исходит из того, что внешнее содействие в состоянии помочь только тогда, когда ее получатели сами стремятся себе помочь. Но насколько эффективно расходуются получаемые средства, судить трудно. Разброс мнений на этот счёт очень большой. Единственно, в чём можно быть уверенным, так это в том, что Брюссель с растущей ревностью и негодованием следит за тем, насколько мощно продвигает свои интересы в развивающихся странах с опорой на помощь развитию Китай. В том, что касается политической повестки, повышенное внимание ЕС уделяет, в первую очередь, нераспространению оружия массового поражения и урегулированию локальных и региональных конфликтов. Индию и Пакистан ЕС упустил точно также как и Соединённые Штаты Америки. Правда, в отличие от последних, европейцы были просто не в состоянии пресечь ядерные амбиции азиатских гигантов. Сейчас Брюссель наращивает усилия с тем, чтобы не допустить дальнейшего расползания ОМП и ракетных технологий. Он входит во все основные переговорные форматы. Он активно работает с Ираном. Внимательно следит за происходящим в Северной Корее. Подготовил эшелонированные предложения по совершенствованию режима ДНЯО. Однако в области ядерного оружия игроком первой величины ЕС не является. Да и входящие в его состав члены ядерного клуба не чураются действовать в обход ЕС. Гораздо лучше получается у ЕС гасить локальные конфликты. Им проведено уже больше дюжины гражданско-военных операций на разных континентах. Все они, несмотря на то, что задействовались весьма ограниченные силы, увенчались успехом. В результате ЕС и государствами-членами накоплен уникальный опыт. Отработаны процедуры, схемы взаимодействия, логистика и программно-целевые методы. Особенно хорошо получается у ЕС проводить в пострадавших странах постконфликтную реабилитацию. И дело не только в том, что Брюссель выделяет на это внушительные суммы. Он достаточно четко себе представляет, что нужно делать для того, чтобы власти в центре и на местах заработали в нормальном, приемлемом для Запада ключе. Очень бы хотелось ЕС перенести свой опыт на постсоветское пространство. Не без влияния стран Новой Европы, Брюссель всё настойчивее ставит вопрос о своем подключении к действующим форматам урегулирования. В Грузию он уже пришел. Скорее всего, он останется там надолго. Хуже у ЕС выходит с крупными региональными конфликтами. В экономическом плане он делает на Ближнем Востоке очень много. Он входит в «ближневосточный квартет». Имеет привилегированные отношения и с Израилем, и с арабскими странами. Выдвигает внешнеполитические инициативы. Ведёт секретные переговоры. И, тем не менее, признав безоговорочное лидерство США, вынужденно остаётся повсюду на вторых ролях. Более того, за произошедшее в Ираке ЕС несёт вместе с США солидарную ответственность. В тяжелейшее испытание и для него, и для НАТО превращается обеспечение мирной жизни в Афганистане. От того, как он справится с этой задачей, во многом будет зависеть и имидж ЕС как ведущего международного игрока, и его авторитет в мировых делах. Достаточно кратко можно остановиться на географическом срезе внешнеэкономической и внешнеполитической иерархии приоритетов в деятельности ЕС, с учётом того, что о значении Средиземноморского измерения, восточном партнёрстве и политике соседства уже упоминалось ранее. Основным партнером Европейского Союза являются, конечно же, Соединенные Штаты. Для ЕС это приоритет номер один. Для него США не только стратегический партнер, но и единственный по-настоящему надежный реальный союзник. Формально союзнические отношения скреплены Североатлантическим договором. Из двусторонних документов можно упомянуть Трансатлантическую хартию. Но по большому счету в договорном закреплении своих особых отношений ни ЕС, ни США не нуждаются. Его заменяют массированные взаимные инвестиции, сращивание хозяйственных комплексов, гигантские объемы взаимной торговли, общие интересы, военное присутствие США в Европе, гомологический характер правовых порядков. Тем не менее, когда последний раз Германия была на капитанском мостике, ЕС выдвинул инициативу создания общего североатлантического рынка. Были модернизированы структуры, обслуживающие процедуры взаимных консультаций, запущены секторальные диалоги. После прихода в Белый дом в 2009 году Барака Обамы в ЕС заговорили о целесообразности разработки и заключения с США широкоформатного договора и создании разветвленного институализированного механизма управления взаимодействием. В то, что подобные идеи будут реализованы, верится с трудом. США считают для себя невыгодным выстраивать отношения со странами ЕС как с единым блоком. Их вполне устраивает то, как они всё организовали в НАТО. Там все страны ЕС представлены в индивидуальном качестве. ЕС как группа государств не конституирована. США имеют возможность работать с каждым из государств-членов по отдельности. И это у него, принимая во внимание разные весовые категории, к которым они принадлежат, получается вполне эффективно. Отношения между ЕС и США, конечно же, далеки от безоблачных. О регулярных торговых войнах можно даже не упоминать. Это так – семечки. По большому счёту Европейский Союз не устраивает финансовая политика, проводившаяся США все последние десятилетия. Брюссель крайне недоволен склонностью Вашингтона к неоправданному применению военной силы в международных делах. Ему претит односторонний подход, регулярно демонстрируемый США, к решению самых разнообразных вопросов и нежелание с ним советоваться. У него к Вашингтону длинный список весомых претензий. Он хотел бы, чтобы США присоединились к Киотскому протоколу, ратифицировали Римский статут Международного уголовного суда, отменили смертную казнь и т.д. и т.п. Двусторонний договор нужен ЕС для того, чтобы ввести отношения в нормативное поле, в котором он гораздо лучше ориентируется, наложить на самоволие США многочисленные ограничения и придать двусторонним экономическим связям большую эффективность. Но и у США к ЕС масса претензий. Главное - американцы считают европейцев неженками и белоручками, чурающимися грязной работы по наведению в мире должного порядка и стремящимися отсидеться за их спиной. Однако каким бы ни был психологический фон, у самого тесного союза между ЕС и США нет альтернативы. Этим, в том числе, объясняется экзальтированная «обамания», охватившая граждан ЕС после смены в США президентской администрации. На втором месте в системе отношений между Европейским Союзом  и внешним миром с недавних пор уверенно обосновался Китай. Товарооборот между ЕС и Китаем в докризисный период вырос до 400 млрд. евро. Правда он складывается очень неравномерно. Дефицит платежного баланса ЕС в торговле с Китаем удерживается на уровне в 150 млрд. евро. Но в ЕС уверены: Китай – это необыкновенные возможности, Китай – чрезвычайно перспективный рынок, с ними надо выстраивать прочное и долговременное сотрудничество. Но Китай для ЕС – очень непростой партнер. Какую в его отношении проводить политику, в ЕС не знают. Единства между государствами-членами на этот счёт нет. Более того, часть из них фактически отстранена от участия в её формировании. Политическую повестку дня определяют тяжеловесы ЕС. Под эту повестку вынуждены подстраиваться остальные. Экономическая заинтересованность в расширении связей с Китаем у них уж очень разная. Но различия в позициях этим не исчерпываются. Китай по существу бросает вызов европейской модели социально-экономического развития. Он вынуждает государства-члены быстрее адаптироваться к меняющимся условиям конкуренции на международной арене. Однако получается это у них далеко не одинаково. При этом одна группа государств-членов (во главе с Великобританией) предлагает закрывать устаревшие производства, ориентироваться исключительно на высокие технологии и не бояться китайского экспорта. Мол, надо бежать по технологической лестнице всё дальше вверх, чтобы Китай не догнал и не перегнал и, не останавливаясь на достигнутом, всемерно форсировать технологическое развитие. А об отказе от либерализации международной торговли не может быть и речи. Других (например, Италию и Германию) страшит массовая безработица в традиционных секторах экономики. Они объясняют остальным, что структура хозяйственного комплекса будет достаточно рациональной и устойчивой, только если сохранять и поддерживать все отрасли – не только высокие технологии, но и трудоемкие производства и производства с относительно низкой и средней добавленной стоимостью. Нельзя превращать Китай в единственную мировую фабрику. Такой фабрикой должен оставаться и ЕС. Довольно странное впечатление складывается, если посмотреть, насколько рьяно ЕС обхаживает Китай, и как тот реагирует в ответ. По поводу политики на китайском направлении Европейская комиссия за последние двадцать лет выпустила чуть ли не десяток сообщений. Она без устали предлагала государствам-членам и институтам ЕС вносить в свой курс на китайском направлении новые и новые уточнения, диверсифицировать и углублять связи, разнообразить используемый инструментарий взаимоотношений. Китай снизошел до официального формулирования своей политики в отношении ЕС с большим опозданием. Да и на предложение Брюсселя подвести под стремительно расширяющиеся связи большой базовый договор Пекин откликнулся далеко не сразу. Выходит, что именно ЕС добивался от Китая установления тесных политических связей и институционализации двусторонних отношений, особенно после того, как Соединенные Штаты нормализовали отношения с Пекином и договорились о регулярных политических консультациях. Общая канва межгосударственного взаимодействия сейчас следующая. Есть иерархия контактов, политический диалог на всех уровнях, порядка 20 секторальных групп, которыми охватываются все основные области экономического и политического сотрудничества, начиная от защиты индустриальной собственности и заканчивая вопросами прав человека. ЕС и Китай работают над базовым соглашением о стратегическом партнерстве. Согласование идёт уже несколько лет. Этот документ должен прийти на смену традиционному соглашению о сотрудничестве и товарообороте. Но тональность общения между ЕС и Китаем стремительно меняется. В экономических вопросах, особенно связанных с защитой интеллектуальной собственности и доступом на рынки, Брюссель пытается занимать всё более жесткие позиции. Ощутимых результатов это ему не приносит. Чтобы хоть как-то обосновать сохранение эмбарго на поставки военной техники, введенное уже очень давно и в совершенно других условиях, он упорно продвигает в повестку вопросы автономии Тибета и проблематику прав человека. Таким образом, получается, что ЕС больше всего дорожит отношениями именно с этими двумя державами – США и Китаем. В официальных документах Брюссель причисляет к своим стратегическим партнерам также и Японию, Индию и Россию. Но объем отношений с ними у него намного меньше. Очень широкая повестка взаимодействия у ЕС со странами Азии, Африки и Карибского бассейна. ЕС стремится привязать их к себе политически и экономически и внедрить в них свою модель социально-экономического развития и государственно-правового строительства. ЕС на регулярной основе обновляет с ними соглашения об ассоциации, делая их все более насыщенными и всеобъемлющими. Соглашения ассиметричны. Они дают развивающимся странам преференциальный режим, доступ на общий рынок интеграционного объединения, статус получателя технического содействия, возможности подключения к осуществляемым ЕС политикам, программам и проектам. Но не в меньшей степени они выгодны самому ЕС и его государствам-членам. В них закрепляется ситуация, при которой Брюссель как бы помогает всему остальному миру. Он берёт на себя «тяжёлую миссию» по включению развивающихся стран в мировую экономику и обучению их азам демократии и правого государства. Он работает вместе с ними над преодолением бедности, совершенствованием государственного управления, модернизацией законодательства и правоприменительной практики, искоренением коррупции и т.д. и т.п. Данное направление внешней политики и внешнеэкономической деятельности и приведённые установки появились не на пустом месте. Они являются трансформированным ЕС колониальным наследием создавших его или вошедших в него бывших метрополий – Бельгии, Великобритании, Испании, Италии, Нидерландов, Португалии,  Франции – большого числа ведущих стран ЕС. Для них было крайне важно, вливаясь в ЕС, не растерять своё влияние в бывших колониях и одновременно переложить на ЕС ответственность за их развитие. Удивительно, насколько удачно у ЕС это получилось. Все в мире убеждены, что вина за политику колониализма и неоколониализма лежит исключительно на бывших метрополиях. ЕС к ней никакого отношения не имеет. А поскольку в большинстве случаев бывшие метрополии сейчас действуют не самостоятельно, а через ЕС, тяжелый груз прошлого в их взаимоотношениях с бывшими колониями, включая противоречия, связанные с экономическими претензиями за разграбление богатств и уничтожение туземного населения, снимается. Легитимность же их присутствия в них и влияния сохраняется. Политические диалоги, экономическое взаимодействие и институализированное сотрудничество с развивающимся миром превращают ЕС в полной мере в глобальную державу. Но внешнюю экспансию он осуществляет сугубо на региональной основе, по географическому признаку, а не по зонам или интересам. Прежде всего, его заботит обустройство окружающих его территорий и установление над ними эффективного контроля. Или создание пояса добрососедства и распространение на него выгод и преимуществ интеграции, если пользоваться политически корректным языком ЕС. До недавнего времени безусловным приоритетом в этом отношении у Брюсселя пользовался Средиземноморский бассейн, Северная Африка и Ближний Восток. После расширения растущее внимание уделяется восточноевропейским странам СНГ, Закавказским государствам и даже Средней Азии. С чем связаны подобные тенденции в эволюции внешней политики и внешнеэкономической деятельности ЕС, вполне понятно. С передвижением границ ЕС на восток его ядро задумалось о новых векторах экспансии. У него появились для её проведения новые возможности. Но этим дело не ограничивается. Её стали лоббировать оказавшиеся в ЕС страны ЦВЕ и ЮВЕ. Причём всё более и более настойчиво и безапелляционно. Они крайне заинтересованы в том, чтобы поставить себе на службу в отношениях с третьими странами, с которыми у них есть общие границы, экономическое и политическое могущество интеграционного объединения. И в этом плане солидарность, возведённая на пьедестал всем предыдущим развитием ЕС, начинает играть неожиданными гранями. В результате восточная политика ЕС неминуемо вступает в противоречие с интересами России. За период с 2003 по 2009 год двусторонние противоречия достигли максимума. Брокерская роль, сыгранная Парижем и Брюсселем в августе – сентябре 2008 г. в согласовании условий прекращения огня после нападения вооружённых сил Грузии на Южную Осетию и российских миротворцев, их ничуть не ослабила. Она лишь обнажило то, что ощущалось на интуитивном уровне уже давно: созданные сторонами механизмы управления партнёрством и сотрудничеством не работают. Они вертятся вхолостую. Они постоянно дают сбой. Их надо заменять или переналаживать. Вести дела как в прошлом, не получится. Да и не надо. И бесперспективно. Вряд ли возможно, подрывая позиции партнёра всюду, где это только получается, и всячески демонизируя страну, свято верить в то, что проводишь в её отношении дружественную политику и убеждать в это её политическую элиту. От подобного политического курса, не важно, артикулирован он или нет, давно пора было отказаться. Как и от запущенной в конце 1980-х годов концепции концентрических кругов Жака Делора – ущерб, который она нанесла отношениям между ЕС и Россией, трудно переоценить. В соответствии с ней в центр мирового порядка ставится ядро Европейского Союза. Все остальные страны воспринимаются, как опоясывающие ЕС концентрические круги и ранжируются в зависимости от своего местоположения в них. За ядром следует периферия ЕС, какой она была до недавнего скачкообразного расширения интеграционного объединения. Затем – кольцо соседних стран по внешней границе ЕС. Далее – все остальные. Подобный подход на протяжении почти двух десятилетий предопределял то, что политика в отношении России формулировалась ЕС и его государствами-членами и проводилась по остаточному принципу. В настоящее время Брюссель и Москва пожинают её плоды. От изменения такой парадигмы выиграют обе стороны. Не могут не выиграть. Ведь потенциал партнёрства и сотрудничества между ЕС и Россией практически безбрежен. Остаётся надеяться на то, что ведущиеся переговоры по новому базовому соглашению между ними договору проложат путь к его реализации. Взгляд в будущее Уже сейчас Европейский Союз оказывает огромное влияние на формирование глобальной повестки дня, глобальное развитие и решение текущих международных проблем. Это видно на примере экологической проблематики, выдвижения в разряд мировых приоритетов устойчивого развития и борьбы с потеплением климата. Однако целый ряд внешнеполитических провалов Брюсселя (война на Балканах, неспособность предотвратить системные случаи геноцида в Африке, внутренний кризис по поводу Ирака) оставили очень тяжело переживаемую им психологическую травму. Политическая элита ЕС и государств-членов убеждена в том, что деятельность ЕС на международной арене могла бы быть намного более наступательной и эффективной. Вину за то, что политический вес ЕС в международных делах намного меньше, нежели его совокупная экономическая мощь, возлагается ею на плохое управление внешними делами ЕС, разобщенность структур, волотильность, недостаточную преемственность и чрезмерную децентрализацию. На самом деле, это не так или не совсем так. Причины кроются не в технике формирования и управления внешними делами. Они проистекают из объективного столкновения интересов между государствами-членами в столь деликатной области, как внешняя политика. Они связаны с параллелизмом деятельности ЕС и государств-членов в области внешней политики и неопределенностью ситуации с передачей на наднациональный уровень суверенных полномочий в данной сфере. В обозримой перспективе эта неопределенность снята быть не может. Противоречия останутся. Но устранять недостатки в формировании и осуществлении внешнеполитического и внешнеэкономического курса Брюссель намерен за счет совершенствования технологии ведения внешних дел. Все продуманные ЕС рецепты повышения своей международной конкурентоспособности и усиления позиций на международной арене были подробно прописаны в Конституционном договоре.  После того, как затея с его принятием окончательно провалилась,  все они благополучно перекочевали в Договор о реформе. В своих основных чертах они сводятся к следующему. Европейский Союз получает постоянное председательство. Сейчас оно меняется каждые полгода на ротационной основе. В результате, считают в Брюсселе, интеграционное объединение бросает то вверх, то вниз. Одни государства справляются с председательством блестяще, другие терпят фиаско. Одни котируются на международной арене, другие действительно превращают ЕС в политического карлика. Причем это не связано с величиной или мощью председательствующего государства. Так, образцом для подражания признано недавнее председательство Франции. При президенте Николя Саркози Парижу и Брюсселю удалось захватить лидерство в урегулировании конфликта в Закавказье в августе-сентябре 2008 года, уверенно противостоять первой волне мирового финансового и экономического кризиса, провести в жизнь много важных далеко идущих инициатив. По своему влиянию в мире Италия ненамного уступает Франции. Однако итальянское председательство было расценено большинством наблюдателей как крайне неудачное и непродуктивное. Но это только одна сторона проблемы, по мнению Брюсселя. Другая - заключается в том, что у всех стран ЕС различное видение того внешнеэкономического и внешнеполитического курса, который должен осуществлять Европейский Союз. У них разные амбиции и разные приоритеты. Поэтому ЕС качает из стороны в сторону. Он принимается за решение то одних проблем, то других. За каждые полгода (сейчас за полтора года в связи с введением практики согласования приоритетов тремя последующими председательствами) в разряд краеугольных выдвигаются такие проблемы, которые в последующий период оказываются без должного внимания или вообще отодвигаются на периферию деятельности ЕС. Иногда вообще возникает ситуация, когда ЕС не знает, как  быть с поддержанными ранее инициативами. Предполагается, что постоянное председательство обеспечит преемственность внешнеполитического и внешнеэкономического курса. Оно избавит ЕС от выдвижения скоропалительных необдуманных инициатив, позволит придать внешней деятельности ЕС большую респектабельность. Может быть, именно постоянному председателю доверят говорить от имени всего интеграционного объединения. Так это или не так покажет практика. Потому что у постоянного председателя будет чрезвычайно сильный конкурент. Таким конкурентом вольно или невольно станет министр иностранных дел Европейского Союза. Для того, чтобы не возбуждать дополнительные страсти, эта должность названа в Договоре о реформе как бы по-старому. Вместо министра иностранных дел в нем фигурирует Высокий представитель. Но сути дела это не меняет. В его руках концентрируются огромные полномочия. Сохраняя статус высшего должностного лица ЕС по формированию и осуществлению внешней политики, он становится одновременно заместителем председателя Европейской комиссии, принимая на себя функции нынешнего Комиссара ЕС по внешним делам. По замыслу авторов Конституционного договора и Договора о реформе концентрация полномочий в его руках позволит снять проблему разобщенности в осуществлении внешней политики и внешнеэкономической деятельности. И тем, и другим Высокий представитель будет заниматься одновременно. В результате, международная деятельность ЕС, как предполагается, наконец-то обретет требуемую цельность.  Достижение политических целей будет обеспечиваться экономическими рычагами. В свою очередь, экономические интересы ЕС будут продвигаться с использованием всей совокупности политических методов. Еще одно преимущество такого решения заключается в том, что Высокий представитель, в отличие от того, что есть сейчас, превратится в реальный мостик между двумя ведущими институтами Европейского Союза, между Советом ЕС и Европейской комиссией. На внешнем направлении они заработают гораздо более продуманно и слаженно. Плюс к этому планирование и осуществление внешней политики сможет опереться на колоссальный экспертный потенциал, которым обладает Европейская комиссия и который используется только на внешнеэкономическом направлении деятельности ЕС. Одно только то, что все делегации Европейской комиссии будут поставлены под начало Высокого представителя, дает представление о том качественном скачке, который теоретически может произойти в организации деятельности ЕС на международном направлении. Вступление в силу Лиссабонского договора откроет перед ЕС также принципиально новые возможности в усилении внешней политики и внешнеэкономической деятельности силовым компонентом. Создание европейской армии он, правда, не предусматривает, но формировать на его базе современные мобильные военные формирования, прекрасно подготовленные и оснащенные военной техникой, для использования в любых регионах планеты станет намного проще. К тому же у государств-членов появится возможность продвигать в рамках ЕС структурированное сотрудничество. Это означает, что те из них, которые могут и желают идти по пути военной интеграции гораздо дальше, чем сейчас, смогут это делать беспрепятственно. Изменений, предусматриваемых Лиссабонским договором, много. Они чрезвычайно существенны. Однозначную оценку им пока давать рано. Как они повлияют на позиционирование ЕС на международной арене, говорить сложно. Вместе с тем, не возникает сомнений в том, что в области внешней политики ЕС станет во многом другим образованием – гораздо более уверенным в себе, жестким и амбициозным. Вслед за переналадкой отношений между ЕС и государствами-членами и внутри ЕС на этом направлении, придет время переосмысливать всю внешнюю деятельность интеграционного объединения, переписывать ее под существенно возрастающие возможности Европейского Союза. © М.Л. Энтин, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Оригинальный вариант статьи, подготовленной для Института международных организаций и международного сотрудничества Государственного университета – высшей школы экономики (Москва). Первоначально опубликован в журнале «Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика» №2(24), 2009 (Тема номера: Роль ЕС в глобальном управлении), с. 29 – 47. Печатается с любезного согласия главного редактора М.В.Ларионовой. Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект 09-03-00513а «Совершенствование правовой системы Российской Федерации и опыт Европейского Союза, создание благоприятного политического и информационного имиджа в целях партнерства и сотрудничества».

На европейском космодроме Куру (Французская Гвиана) слышится русская речь. Здесь, недалеко от экватора, работают около 130 российских специалистов, которые совместно с примерно такой же по численности интернациональной командой европейцев осуществляют важный коммерческий проект. С базы Куру Европейское космическое агентство (ЕКА) обычно выводит на орбиту спутники с помощью ракет серии «Ариан». Но теперь решено произвести совместный запуск, используя исключительно надежные – более 1600 успешных стартов! – российские ракеты «Союз». Тем более, что эти носители весьма привлекательны по цене, а по техническим характеристикам «Союзы» и «Арианы» гармонично дополняют друг друга. Стоимость проекта оценивается почти в 410 миллионов евро. Основную долю финансирования берут на себя семь стран, в первую очередь, Франция, а также консорциум «Арианспейс». Эта компания намерена предлагать своим клиентам запуск спутников различными ракетами, в зависимости от веса полезного груза и требуемой высоты орбиты. Первый в истории запуск российской ракеты в Западном полушарии запланирован на конец этого – начало будущего года. Любопытно, что коммерческим грузом «Союза» станет немецкий военный спутник связи. Можно ли было вообразить такое сотрудничество России и Европы каких-то 20 лет назад? Монтаж ракеты, строительство необходимой инфраструктуры и зданий идет высокими темпами на участке площадью 20 гектаров, окруженном тропическим лесом. Стартовая площадка «Ариан-5» находится на расстоянии 11 километров. Российские специалисты впервые прибыли на космодром примерно год назад, и, несмотря на трудности общения (в основном, с помощью переводчиков), взаимопонимание с европейскими коллегами было найдено быстро. Но дружба-дружбой, а и в европейской, и в российской зоне есть помещения с документами, куда партнерам доступ запрещен: ведь надо охранять некоторые технические секреты… Тем более, что на этом космодроме нередкие гости – американские делегации и специалисты, которые привыкли работать в условиях более жесткой, чем европейцы, конфиденциальности. Однако необходимые меры безопасности не вредят общему делу. Все говорит о том, что российская 47-метровая ракета впервые произведет успешный старт с американского континента. И это станет сенсацией, хотя человечество успело привыкнуть к потрясающим новостям из космоса со времен запуска первого искусственного спутника Земли и полета Юрия Гагарина над нашей планетой. Игорь ЧЕРНЫШОВ

Благополучно завершилась эпопея, за которой внимательно следили производители автомобилей во всем мире и правительства многих стран: в первой половине июня корпорации ФИАТ (Италия) и «Крайслер» (США) объявили о завершении трудной сделки. Итальянцы стали обладателями 20% акций этого обанкротившегося американского и мирового гиганта, с возможностью увеличить свою долю до 35%. Еще недавно итальянский концерн и сам терпел одно бедствие за другим. Однако новая команда управленцев во главе с исполнительным директором Серджо Маркионне вновь поставила на ноги этого известного европейского автопроизводителя. И вот теперь пробил звездный час ФИАТа: за какие-то 2 миллиарда долларов он приобрел столь большой пакет акций компании, имеющей 27 заводов в США и Канаде. Правда, итальянцы пошли на серьезный риск, совершая эту сделку в разгар финансово-экономического кризиса, от которого едва ли не сильнее других, если не считать торговцев недвижимостью, страдают производители и продавцы автомашин. Впрочем, бизнесмены с Апеннин славятся своей отвагой: достаточно вспомнить, что они первыми рискнули приступить к освоению гигантского российского рынка в конце бурных 1980-х – начале 1990-х годов… Синьор Маркионне, уместно напомнить, замахивался одновременно и на «Опель», подразделение крупнейшей в мире автомобилестроительной корпорации «Дженерал Моторс». Поглощение «Крайслера» и «Опеля» превратило бы сравнительно небольшой ФИАТ (его продажи в прошлом году не превзошли 2,15 миллиона авто) в гиганта, сопоставимого с японской «Тойотой». Мечта С.Маркионне – достичь сбыта в объеме 5,5 миллиона машин, чтобы уверенно конкурировать на международном рынке. В случае поглощения обеих компаний итальянским производителем объем продаж нового конгломерата мог бы достичь 100 миллиардов долларов в год. Но с «Опелем» не сложилось. Однако и покупка «Крайслера», как отмечают аналитики, открывает неплохие перспективы для итальянско-американского концерна. ФИАТ будет поставлять «Крайслеру» платформы для малолитражных и средней величины автомобилей, а также экономичные двигатели. Американцы, в свою очередь, помогут наладить производство некоторых моделей автомашин «Фиат» и «Альфа-Ромео» в США, а также предоставят свою обширную дилерскую сеть в этой стране и соседней Канаде. Остается подождать первых результатов трансатлантического партнерства, которое стартует в очень трудных условиях затяжного глобального кризиса. Евгений КОРСАКОВ «Времена не выбирают», – видимо, решило руководство производителя самых роскошных седанов – знаменитых британских «Роллс-Ройсов». И объявило о решении начать выпуск новых моделей легендарной марки, несмотря на колоссальный спад в автомобилестроении повсюду в мире. Впрочем, представители компании тут же признали, что речь идет о более дешевой модели, которая получила название Ghost («Призрак»). Если популярный среди толстосумов всего мира «Фантом» ручной сборки обходится им в 300 тысяч фунтов стерлингов (450 тысяч долларов), то новинка будет стоить «всего» около 170 тысяч фунтов стерлингов. В прошлом году компания «Роллс-Ройс», основанная в 1904 году и уже 11 лет принадлежащая германскому концерну «Фольксваген», достигла прекрасного результата. Было продано, главным образом в США, более 1200 лимузинов. Потенциальным покупателям приходилось ждать заказа около полугода. Менее дорогой автомобиль может пользоваться гораздо большим спросом, полагают маркетологи. По их мнению, часть потенциальных покупателей может сдерживать лишь желание не кичиться своим богатством во времена «тощих коров».

Вольно или невольно вопрос о том, следует ли принимать Турцию в Европейский Союз, в принципе остается одним из самых важных для «двадцати семи»: речь идет о будущем этого объединения. В этом плане особое значение имеют позиции Германии и Франции – двух крупнейших официальных оппозиционеров расширения Союза за счет этой большой евроазиатской страны. На берегах Шпрее в последнее время произошло некоторое смещение акцентов. Христианские демократы канцлера Ангелы Меркель смягчили антитурецкую риторику. Особенно это было заметно в ходе кампании перед выборами в Европейский Парламент, которую ХДС начал с использованием тематики негативных последствий расширения ЕС и возражений против приема в него Турции. Затем это полностью ушло. Почему? Выборы в Европейский Парламент, как оказалось, не в счет. Главное – парламентские выборы в самой Германии в сентябре, где христианские демократы и их основные соперники социал-демократы (в настоящее время они вынужденно управляют страной вместе в рамках большой коалиции) идут, как говорится, ноздря в ноздрю. Каждый голос осенью будет на счету, включая почти 700 тысяч германских избирателей турецкого происхождения. Газета «Интернэшнл геральд трибюн» приводит данные опроса населения, согласно которым 55% германских турок собираются голосовать за социал-демократов, еще 23% – за «зеленых» и лишь 10% – за консерваторов из ХДС. При этом идеологически и политически эти люди ближе сторонникам партии канцлера, однако, их отпугивает ее курс на то, чтобы не пускать Турцию в ЕС. Таким образом, погоня за голосами этой части электората ФРГ побудила А.Меркель и ее сторонников умерить критику такой перспективы расширения ЕС. Надолго ли? Только до парламентских выборов? Во Франции все обстоит проще. Там 65% опрошенных французов не хотят видеть в Союзе 80-миллионную мусульманскую Турцию. Противники, если верить публичным заявлениям, придерживаются этой точки зрения по экономическим и политическим причинам, а не по религиозно-культурным. В частности, в случае экономических неурядиц ЕС не сможет вытянуть такую крупную страну, как он делает это сейчас по отношению к некоторым восточноевропейским странам, и не только. Иными словами, Союз просто не сможет переварить и интегрировать Турцию. Кроме того, политически прием Турции отодвигает границы ЕС, делая теоретически допустимым прием Израиля (с палестинскими территориями?), Марокко, некоторых постсоветских стран. Это, как считают сторонники такой точки зрения, лишит ЕС всех его особенностей и окончательно размоет контуры его интересов. Сторонники приема уверяют, что Турция в ЕС станет стратегической победой для Старого Cвета, поскольку даст дополнительное стратегическое пространство, не оттолкнет турецкое население от Европы, облегчит сложный диалог с мусульманским миром. С политической точки зрения, особых рисков нет, поскольку идея федеральной Европы, которая грела душу отцов-основателей нынешнего ЕС, окончательно похоронена. В такой конфигурации, представляющей собой союз национальных государств, Турции достойное место найдется. Андрей СЕМИРЕНКО